Загадка Александра Македонского Гульчук Неля
Входили персы и выходили…
Только глубокие сумерки заставляли прекратить счет войску…
Неисчислимые костры военного лагеря горели на равнине, увеличиваясь с каждым днем.
Над шатром царя царей возвышалось изображение солнца, светлый лик Ахурамазды – бога, которому молились персы.
Первые лучи солнца зажгли ослепительным сиянием золотой диск, осветили первыми лучами шатер властелина мира.
Дарий открыл глаза. Он не спал всю ночь, бессонница давно мучила его. Мать и дети по-прежнему в плену… Статира умерла… Одни несчастья, одни поражения…
Он с трудом поднялся с мягких подушек… Несмотря на раннее утро, глубокая усталость сковывала его тело.
Царь вышел из шатра.
И тут же у подножия холма увидел Бесса, низко до земли кланяющегося своему повелителю. Бесс стал подниматься на холм, приближаться к нему.
Стояла весна. Начинающийся день обещал быть ярким, солнечным, жарким.
Отсюда, с высокого холма, на котором стоял пурпурный шатер персидского царя, перед ним предстал неоглядный лагерь – палатки, шатры военачальников, пасущиеся табуны коней… И в стане индов – огромные боевые слоны!.. Их колышущиеся серые глыбы хорошо были видны издалека.
Войско просторно расположилось на равнине. Около сорока тысяч всадников, сотни тысяч пехотинцев… Двести колесниц стояли готовыми к бою, сверкая на солнце прикрепленными к колесам острыми серпами.
В сердце Дария забрезжила уверенность в победе.
На Гранике действия персидской армии были ограничены рекой с отвесным берегом, а при Иссе море и предгорья препятствовали развертыванию конницы, поэтому и были проиграны эти сражения. На этот раз Александр будет лишен возможности обойти их с флангов: персы сами выбрали это место на равнине, около местечка Гавгамелы, как будто созданное для молниеносной атаки многотысячной конницы. Персидское командование на этот раз провело военные реформы: теперь у всадников были копья, а не дротики, а кони их защищены латами.
Самое же главное, на что особенно рассчитывал Дарий, это были боевые колесницы, вооруженные острыми серпами. Колесницы должны были произвести страшные опустошения в сомкнутых рядах македонской фаланги.
Царя вывел из раздумий голос подошедшего к нему Бесса.
– Можно ли сокрушить такое войско? – дерзко спросил Бесс царя.
Дарий резко приказал:
– Срочно собери военачальников. Прежде всего нужно составить план ведения сражения, который обеспечит нашему войску возможность действовать всей тяжестью своей неисчислимой пехоты и всей силой своей громадной конницы.
Дарий вернулся в шатер.
Вскоре в царском шатре начался военный совет.
Первым решили выслушать Мазея, срочно прискакавшего с берегов Евфрата. Мазей был измучен долгой дорогой и, когда заговорил, с трудом переводил дыхание.
– Царь царей. Владыка мира, выслушай меня!
Дарий знаком разрешил ему говорить.
Присутствующие в крайнем нетерпении ждали окончания полагающихся по этикету формальностей.
Наконец Мазей заговорил:
– Войско Александра стоит у берегов Евфрата в полной боевой готовности в районе города Фалсака. Отряд персов отступил, чтобы не задерживать наступления врагов, что, с моей точки зрения, для персидской армии в данной ситуации крайне невыгодно.
Дарий коротко бросил:
– Смерть нечестивым македонцам!
Все молчали, будто лишились языка, никто не смел заговорить.
Первое слово принадлежало царю, но тот безмолвствовал, пристально наблюдая, как колеблется золотая бахрома, окаймляющая тяжелый занавес у входа в шатер.
После царя обычно высказывался Бесс, поэтому он и взял слово:
– Из сообщения тайной службы следует, что персидское царство – в опасности. Но тревожиться рано. Неприкосновенность Вавилонии хранит Тигр, а у этой реки стремительное течение, и нет мостов. Пока македонцы на том берегу, мы можем спокойно готовиться к встрече с ними. А у переправы через Тигр их ждут наши меткие стрелы…
Дарий согласно кивнул.
У военачальников отлегло от сердца, и они вздохнули, словно ослабла затянувшаяся было на горле петля.
Постепенно пришел в себя и Дарий:
– Твоя правда, Бесс.
Царь замолчал, вглядываясь в лица военачальников, затем неожиданно спросил:
– Кто победит – Александр или Дарий?
И услышал единодушный ответ:
– Победит Дарий, царь царей. Владыка мира!..
В упор глядя в глаза Бессу, царь проговорил:
– Повелеваю: все подступы к персидским позициям разорить, пробраться к житницам, виноградникам и подвалам с припасами. И да гласит мой девиз – жечь, жечь, жечь!.. Отравить питьевую воду, уничтожить все, чем нечестивые македонцы могут кормиться на своем пути к Тигру. Тогда Александр приползет к нам на коленях и будет лизать пыль с наших башмаков и молить о пощаде. Или отступит и вернется в свою Македонию. Ты понял меня, Бесс?
Хотя Дарий произносил фразу за фразой с самоуверенным видом, в голосе его сквозила горечь, и тень омрачала его чело.
– Да, – уверенно ответил Бесс.
– Да! – из груди могущественного царя вырвался хриплый, воющий стон. – Выскочка! Его полководческое искусство – лишь удача и везение, наглец, который напал на страну, и не думавшую воевать. Неужто персидский царь слабее? Не верю я этому, не верю. Наш бог, всесильный Ахурамазда, не даст свой народ в обиду чужим богам.
Склонив голову, Бесс осторожно предложил:
– Благоразумие требует выставить главные силы армии за Тигром, так как, с одной стороны, переход через него труден, а с другой – позиция за Тигром прикрывает Вавилон.
Дарий мгновенно вспомнил проигранную битву при Иссе, вспомнил советы льстивых военачальников уйти с широкой Ассирийской равнины через горные ущелья и узкие долины к роковому для него городу. И на слова Бесса царь категорически ответил:
– Мы отсюда и только отсюда подступим к берегу Тигра, едва подойдут вражеские войска, и лишим их всякой возможности переправиться.
Военачальник Бупал, которому царь легким движением руки дал слово, предложил:
– О, великий царь, о свет Ахурамазды, равнину необходимо срочно очистить от колючего кустарника и камней, даже небольшие песчаные холмы необходимо срыть для более удобного продвижения конницы и боевых колесниц.
Все единодушно согласились с предложением Бупала.
Царь обвел всех взглядом, приказывающим снова выслушать его:
– Я, Дарий, царь царей, царь Персии, царь всего, повелеваю: поставить дозоры у дальних холмов, срочно сообщить, где сейчас находится армия македонцев.
Тем временем Александр, царь Македонский, готовил армию к переправе через Евфрат. Лагерь македонцев напоминал пчелиный рой. Все пребывало в непрерывном движении: военачальники появлялись в шатре царя для отдачи донесений, ежедневно собирался военный совет, воины совершенствовали свое боевое искусство, ведавшие финансами представляли свои отчеты, а также устраивались аудиенции для тех, кого следовало незамедлительно принять.
Но с самым большим нетерпением ждали здесь тех, кто в сумерки спрыгивал с лошадей и тотчас же требовал доложить о себе в царскую палатку. Это был конный передовой дозор.
– Дарий собирает войско недалеко от города Арбелы около селения Гавгамелы. Персы готовятся к решающему сражению.
– Я тоже, но лишь тогда, когда персы призовут в свою армию всех до последнего. На этот раз их нужно разбить окончательно, чтобы уже не было больше необходимости в дальнейших сражениях. Несмотря на то, что любое промедление опасно, на этот раз мы пока подождем. – В ответ на донесение разведки сказал царь на одном из ежедневно собираемых военных советов. И, подумав, добавил: – Теперь мы будем сражаться не из-за Ионии, Финикии, Сирии или Египта. Теперь идет борьба за власть над всей Азией!..
В роскошном шатре, который великий царь Дарий оставил после своего бегства при Иссе и который захватили македонцы, Александр и его свита развлекались перед предстоящим походом. Каждый вечер собиралось здесь общество друзей и единомышленников.
Лагерь македонского царя был блестящим, но это касалось не роскоши, а того круга лиц, которые здесь собрались: художник Апеллес, скульптор Лисипп, архитектор Динократ, философы-киники Анаксимен и Онексирит, последователи Диогена, представитель школы Демокрита Анаксарх, охваченный жаждой познания и безропотно переносивший все тяготы военного похода; историк и племянник Аристотеля Каллисфен, задачей которого было передать потомкам сведения о военных подвигах своего повелителя.
«Слава Александра, – говорил Каллисфен самонадеянно, – всецело зависит от меня и моих трудов».
Поэты Атис, Хоирил, Аэсхрион, которые в это время были в моде, но которых Александр презирал, так как они не могли сравниться с Гомером, который «лишь один был бы в состоянии воспеть мои деяния»; актеры Ликон и Тимофей; великие сподвижники Александра – Пердикка, Парменион, Птолемей, Неарх, Гефестион, Селевк, Леоннат, Кратер, Клит, Филота, Певкест, Лисимах, Евмен.
Вечернее застолье началось, как всегда, с жертвоприношения богам, после которого из рук в руки стала переходить чаша с вином.
Вино в походе смешивалось с водой в пропорции один к одному. Виночерпии проверяли данное соотношение, прежде чем наполнить волшебным напитком чаши.
Высоко подняв чашу, актер Ликон торжественно произнес:
– Сам Гиппократ утверждал о здоровом воздействии вина на организм человека.
И, отпив глоток, передал чашу своему соседу философу Анаксарху, который уточнил:
– Вы забываете о других его словах: при условии, если вино будет потребляться разумно и в нормальном количестве, в соответствии с физическими возможностями каждого.
Слуги накрывали стол к ужину:
Обмазанные медом пирожки, овечий сыр с маслинами, инжир и груши уже стояли на столах. В больших ивовых корзинах красовались свежие яблоки.
На вертеле жарился жирный осел, посыпанный обильно мукой.
Александр, только что вернувшийся с охоты вместе с Птолемеем и Клитом, принес к столу дичь.
Приглашенные чувствовали себя осчастливленными. Задавали друг другу вопросы, тысячи вопросов.
Зачем существует мир? Зачем живет человек? Рассуждали о том, что жизнь без цели, без надежды бессмысленна. Много говорили о влиянии богов на смерть человека, о радостях и невзгодах, которые сопровождают человека на земле.
– Мудрый правитель, великое государство, счастливый народ, – воскликнул Анаксарх, решивший идти в поход вместе с Александром до края земли, и заплакал.
– О чем ты плачешь, Анаксарх? – спросил Онексирит.
– Поход долог, ему нет конца. Никогда, никогда я больше не увижу Эллады. Потому и плачу.
Услышав слова философа, Александр невольно вздрогнул. Удастся ли ему снова вернуться в Македонию, увидеть мать?
Все много пили. Слуги вносили все новые и новые яства. Веселье разгоралось.
Как и большинство великих людей, Александр охотнее говорил сам. Гости знали, что царь очень любил декламировать из произведений эллинских драматургов.
Ликон стал упрашивать Александра украсить застолье своим чтением. Его поддержал хор голосов, однако царь отнекивался. Нынче он в самом деле устал.
Ликону эхом вторил его товарищ по профессии актер Тимофей, умоляя царя прочесть что-нибудь ради искусства и человечества.
Александр развел руками, показывая, что вынужден уступить. Тотчас же на всех лицах изобразилась благодарность и взоры всех обратились к царю.
Наблюдавший за происходящим в шатре философ Онексирит, ненавидевший лесть, вспомнил слова афинского оратора Демосфена о том, что царь Македонии Александр – не эллин, а варвар, что с его приходом к власти над Элладой нависла угроза порабощения.
А Каллисфен мысленно вернулся к разговору с Аристотелем, своим дядей, накануне похода.
«Тебя Александр избрал своим историографом, и, значит, отныне твоя судьба, дорогой Каллисфен, хочешь ты или нет, навсегда будет связана с судьбой Александра».
«Я счастлив, дядя».
«Погоди. Я хочу предупредить тебя».
«Слушаю, дядя».
«Ты смотришь на Александра влюбленными глазами и, значит, от тебя многое может ускользнуть. Ты должен смотреть на него хладнокровными глазами историка. И вот мой совет: не слишком приближайся к нему… Запомни: кровь тысяч людей, победы и, главное, неограниченная власть меняют человека к худшему».
Мощный, красивый голос царя вернул Каллисфена к происходящему в шатре.
Александр начал ритмично декламировать из Софокла:
- – Несчастные вы дети! Знаю, знаю,
- Что надо вам. Я вижу ясно: все
- Страдаете. Но ни один из вас
- Все ж не страдает так, как я страдаю:
- У вас печаль лишь о самих себе,
- Не более, – а я душой болею
- За город мой, за вас и за себя.
- Меня будить не надо, я не сплю.
- Но знайте: горьких слез я много пролил,
- Дорог немало думой исходил.
Царь в лавровом венке и с возведенным кверху взором закончил чтение. Лик Александра был мужественен и великолепен.
Раздался гром одобрений.
До конца застолья было еще далеко. Слуги продолжали вносить новые блюда. Виночерпии наполняли кубки вином.
Птолемей, глядя на пирующих мужчин, думал о Таиде. И боги, и люди ищут любви. Кроме нее, нет на свете ничего.
В центре шатра перед пирующими появились два атлета.
Началось состязание.
Один атлет выступал в роли Александра, другой Дария.
Могучие, блестящие от масла тела сплетались в единый узел, хрустели кости в железных объятиях, стиснутые челюсти зловеще скрежетали. Временами слышались быстрые, глухие удары ног о пол, а то оба вдруг застывали в неподвижности, и перед зрителями была словно бы высеченная из камня скульптура. Глаза гостей напряженно следили за игрою набухших в страшном напряжении мышц на спинах, бедрах, руках.
Борьба была недолгой.
В жестокой схватке победил «Александр».
«Александр», поставив ногу на спину поверженному «Дарию» и скрестив на груди могучие руки, обвел шатер торжествующим взглядом.
Македонская армия благополучно переправилась через Евфрат.
Вниз по реке можно было доплыть до Вавилона, но разведчики сообщили, что все поселения на этом пути подожжены персидскими всадниками под командованием Мазея.
Персы использовали тактику «выжженной земли», чтобы заставить Александра пойти туда, куда считали нужным.
На этот раз место сражения выбрал Дарий!..
Шел второй месяц с начала похода.
Александр решил свернуть на северо-восток, чтобы по старой караванной дороге пересечь пустыню на севере Месопотамии. У подножия гор было достаточно питьевой воды для его воинов, для тысяч лошадей, верблюдов, ослов и множества голов скота.
Но самым страшным препятствием, возникшим на пути армии, был смертоносный метагейтнион.
Воздух все накалялся и накалялся. Наконец, свирепая жара стала просто нестерпимой.
Пустыня, раскинувшаяся в междуречье Тигра и Евфрата, сверкала в колебавшемся знойном воздухе. Тени практически не было. Поднятая смерчем пыль часто закрывала небо.
Мириады мух лезли в рот и уши, попадали в легкие вместе с вдыхаемым воздухом.
Не случайно месопотамский бог Неград изображался в образе насекомого.
Больше всего страдала тяжелая пехота, с ее более чем пятиметровыми копьями, шлемами, ножными латами. Двигаться вперед можно было только после захода солнца, в сумерки.
Воинов начал терзать страх – что если закончатся запасы воды, источники пересохнут, а до новых – армия не сможет дойти.
Каждый день уносил в царство Аида несколько воинов, становившихся жертвой палящего солнца. Яростные лучи безжалостно высасывали из людей последние жизненные соки и доводили до помешательства. Воины с нетерпением ждали конца жары, а она только еще начиналась.
Однажды поздно вечером в шатер к царю доставили схваченных неприятельских всадников, разведчиков из отряда сатрапа Мазея. Они рассказали, что Дарий решил уничтожить македонцев при переходе через Тигр.
– Мы были посланы на разведку, чтобы персидское войско в надлежащее время и в надлежащем месте могло встретить македонцев у Тигра.
Другой персидский разведчик поведал:
– Персидская армия стоит на левом берегу Тигра, чтобы воспрепятствовать противнику перейти через реку.
Александр не собирался начинать переправу через широкую и быструю реку под стрелами противника. Необходимо было переправиться незаметно, и как можно быстрее оказаться на одной стороне с вражеской армией.
Македонцам снова улыбнулась удача: сведения персидских разведчиков оказались ложными. Когда армия Александра, изменив маршрут, вышла к берегам Тигра в районе Ниневии, персов не было видно.
Течение реки было необычайно стремительным, что соответствовало ее названию. «Тигр» – означает «стрела».
Войска с величайшим трудом начали переходить вброд реку. Сорока тысячам пехотинцев и семи тысячам всадников понадобилось несколько дней, чтобы без потерь достичь восточного берега Тигра.
Переправа армии Александра могла стать для персов единственным шансом уничтожения неприятеля. Дарий свой шанс не использовал и на этот раз.
Александр решил дать один день отдыха изнуренным переправой войскам.
Вдоль гористого берега реки был разбит военный лагерь. Ночь была тиха и безветренна. Крупные звезды и яркая луна светили на черном небе Востока.
Царь в сопровождении Гефестиона, Птолемея и Клита вышел из шатра. Он решил лично ободрить измотанных до предела воинов. Лагерь мерцал огнями костров и факелов, которые перемещались от костра к костру.
Гефестион тихо сказал:
– Воины не спят. Устали. Многие подавлены, охвачены тоской по родине.
Голос Александра звучал жестко:
– Утром, измученные бессонной ночью, они будут плохими воинами. Надо их успокоить, чтобы они хорошо выспались. Надо дать им отдохнуть, набраться сил.
Клит первым заметил панику среди часовых, которые подняли боевую тревогу.
– Узнай, что случилось? – приказал Александр.
Часовые указывали на небо.
Полная луна на глазах начала блекнуть, хотя на небе по-прежнему ярко светили звезды.
Луна темнела, зловещая тень наползала на нее.
Постепенно молочно-белый диск полностью исчез в темноте.
Испуганная свита окружила царя. Клит тихо прошептал:
– Луна погасла!
Ужас охватил весь лагерь. Все смотрели на исчезнувшее светило. Тревожные голоса звучали то тут, то там.
– Это гнев богов!
– Боги готовят нам гибель!
Взбудораженные, охваченные паникой воины в отчаянии кричали:
– Мы идем на край света против воли богов!
– Зачем привели нас сюда?
– Светила гаснут в небе, реки коварны, кругом выжженная персами пустыня!
Гул голосов нарастал.
– Кровь тысяч людей льется по воле одного человека.
– Случайные победы сбили Александра с толку.
– Он погубит все войско.
Филота, сын Пармениона, стоящий за спиной царя, подумал про себя: «Александр считает себя сыном Зевса, но вряд ли поумнел от этого».
– Давно пора вернуться домой, в Македонию!..
Александр взбесился:
– Войска пойдут туда, куда прикажу я!..
Птолемей попытался успокоить царя:
– Помнишь, Аристотель рассказывал нам об этом. Он сам видел однажды, как луна погрузилась во тьму. Это затмение.
Александр приказал:
– Где прорицатель? Позовите Аристандра!..
Как из-под земли появился прорицатель Аристандр.
Воины с горящими факелами вплотную окружили прорицателя и царскую свиту.
Все мгновенно смолкли.
В полной тишине царь обратил вопрошающий взгляд к прорицателю.
Речь Аристандра звучала вкрадчиво и убедительно:
– Луна – светило персов, а светило эллинов – Солнце. Теперь боги скрывают светило персов в знак их скорой гибели.
Луна снова показала свой светлый край. Осветила успокоенные лица.
– Небо дарует нам победу!
– Прорицатель мудр!
– Войско Александра непобедимо!
Александр в задумчивости тихо сказал Гефестиону:
– Ничто так не воздействует на толпу, как суеверие. Они скорее последуют за прорицателями, чем за своими командирами, и предпочтут безумство благоразумию.
Царь повернулся к воинам, громко и уверенно произнес:
– Войско Александра непобедимо!
Гефестион широко улыбнулся, повторил:
– Войско Александра Великого непобедимо!
V
Таида дала согласие посланцу Персея посетить вместе с Иолой пир. Об этом ее настоятельно просил и молодой аристократ Менандр, заинтриговав тем, что она увидит в доме Персея коллекцию уникальных произведений искусства, собранную из разных стран. Кроме того, продолжал уговаривать гетеру Менандр, молодежь жаждет увидеть истинные сокровища Афин на этом пиру.
Таида сама решила нарядить Иолу к пиру. Ее эллинская душа любила наслаждаться созерцанием совершенного человеческого тела больше, чем всем иным на земле. При виде гибкого тела Иолы, словно изваянного из жемчужно-белой массы, Таида не могла скрыть восхищенного возгласа и, отойдя на несколько шагов, стада любоваться этой несравненной, полной весеннего очарования красотой.
– Иола, – воскликнула Таида, – ты прекрасна, как Персефона.
Иола стояла неподвижно, исполненная гармонии, как творение Праксителя. Она подняла руки, выдернула заколки, и в одно мгновение, слегка тряхнув головой, прикрылась волосами, как плащом.
Подойдя к ней и касаясь ее золотистых локонов, Таида сказала:
– Я не стану посыпать их золотой пудрой, они сами светятся золотом. Разве кое-где добавлю золотистого блеска, но слегка, чуть-чуть, как если бы их озарял луч солнца.
Таида увлажнила волосы подруги вербеновым настоем, затем принялась умащивать ее тело благовонными аравийскими маслами, после чего надела на нее хитон из белоснежной ткани с золотым шитьем. Вокруг талии Таида завязала пояс, сплетенный из золотых нитей.
Лишь только прическа была готова, рабыни уложили хитон на Иоле красивыми легкими складками, после чего Таида сама застегнула на ее шее золотое ожерелье, украшенное цветной эмалью и, слегка тронув белокурые локоны подруги золотой пудрой, приказала наряжать себя.
Едва Таида была одета и причесана, перед воротами дома появились великолепные носилки.
Пир в доме Персея должен был начаться сразу после захода солнца.
Носилки доставили гетер в один из самых дорогих районов Афин. Здесь царила благопристойность. Дома были повернуты к улице спиной и смотрели внутрь; им нечего было рассказать случайному путнику, их тайная жизнь открывалась лишь тому, кто был сюда вхож.
У входа в дом было светло и шумно. Горели факелы, которые держали в руках рабы. Гостей встречали музыканты, игравшие на авлоях, сирингах и лирах. В большинстве своем гости прибывали на роскошных носилках, которые втаскивали на холм запыхавшиеся рабы. Едва хозяева опускались на землю, носильщики бежали за угол, в заднюю часть дома, где собирались и коротали часы ожидания рабы, пока развлекались хозяева.
Вечер был теплым; многие из гостей задерживались на пороге послушать музыкантов. Сладкая, как пение птиц, мелодия парила в сумеречном воздухе. По всему было видно, что Персей мог себе позволить покупать лучшее.
В закрытом паланкине, несомые двенадцатью рабами, к дому были доставлены Таида и Иола. На пороге тут же появился хозяин, одетый в бледно-желтый хитон, украшенный вышивкой из золотых нитей. Он был хорош собой: высокий и крепко сбитый, с волевым подбородком и сверкающими черными глазами. Увидев Таиду, он сделал едва уловимый жест рукой. Музыканты тут же заиграли громче и воодушевленнее.
Рабы опустили свою ношу. Таида и Иола ступили на землю, и свет факелов осветил улыбки на их лицах.
Персей выступил вперед, приветствуя юных гетер:
– Приветствую вас, прекраснейшие из гетер на земле, как звезды на небе! Приветствую тебя, божественная Таида! Приветствую тебя, прелестная Иола!
Таида ответила:
– Приветствую тебя, Персей!..
Обняв гетер за плечи. Персей ввел их в дом.
Музыканты, не переставая играть, двинулись следом за хозяином. Последними покинули свой пост факельщики, двое из которых были оставлены у дверей, чтобы светить приветным светом запоздавшим гостям.
Изнутри доносились восхищенные возгласы. Душа пира наконец почтила всех своим присутствием. Вскоре раздались взрывы хохота и восклицания.