Загадка Александра Македонского Гульчук Неля

По улицам Вавилона царь царей ехал в сопровождении телохранителей и небольшого отряда воинов.

Царь уже поравнялся с воротами богини Иштар, на которых луна освещала отливающие голубизной изображения пантер, как неожиданно перед ним возникла всадница на белоснежной лошади.

Телохранители выхватили мечи.

– Остановись, кто ты?

Вопрос прозвучал с такой повелительной силой, что всадница вместе с лошадью замерли.

– Что ты молчишь?

Александр пристально вгляделся в изящную женскую фигуру. Глаза царя мгновенно озарились – не может быть.

– Ты ли это, Таида?

У Таиды вырвалось:

– О боги!

– Одна, ночью, в незнакомом городе… Что ты делаешь?

– То же, что и ты, царь. Любуюсь ночным Вавилоном.

Царь жестом приказал телохранителям удалиться, протянул руку и дотронулся до плеча гетеры:

– Похоже, Вавилон действительно город волшебства.

Повинуясь внезапному порыву, они взялись за руки, и лошади закружили их.

Гетера подняла на молодого царя полные мольбы глаза:

– Позабудь обо всем, царь!

– Снова с тобой?

Она решительно ответила:

– Снова, и только со мной!

Не сговариваясь, забыв о телохранителях, они поскакали по ночному городу к дому гетеры.

Отряд воинов, соблюдая приличное расстояние, все же незаметно следовал за ними.

Неяркий свет, льющийся из бронзового светильника, освещал комнату Таиды. Темные материи тяжелыми складками закрывали стены. Разноцветные ковры, вытканные на берегах Евфрата, покрывали мозаичные полы.

Между двумя колоннами стоял домашний жертвенник, на котором тлели угольки благовоний, наполнявшие покои гетеры изысканными ароматами.

В полированном зеркале отражалась стоящая на небольшом столике из эбенового дерева мраморная статуэтка Афродиты.

Несколько ступенек из мрамора вели к широкому ложу.

На краю ложа сидел Александр. Он заметно нервничал, сожалея о том, что поддался внезапно вспыхнувшему чувству. На утро было назначено несколько военных советов, к которым он теперь не успеет подготовиться. Кроме того, он вспомнил, что Таида приехала к Птолемею. Правда, Птолемей покинул ее. Но все же…

Таида сидела напротив. Мерцающий свет падал на волосы и надетые на ней драгоценности, сверкающие разноцветными огнями. Ее красота притягивала, и у него невольно вырвалось:

– Как ты красива, Таида!

Она села на ложе, и пламя светильника озарило ее всю.

На ней был полупрозрачный ионийский хитон. Густая копна распущенных волос оттеняла лицо, ярко-синие глаза сверкали.

– Это все для тебя одного… потому что я… я люблю тебя, мой царь…

Таида грациозным движением обвила его шею руками. Их лица приблизились, и губы слились.

Неожиданно царь отодвинулся от гетеры. Лицо его приняло непроницаемое выражение.

– Твоя красота превосходит красоту всех других женщин, но…

Наступила тишина. Гетера слышала стук собственного сердца. Удивленная, она спросила:

– Но что? Что останавливает тебя?

Александр резко ответил:

– Аристотель учит нас, что менее важное надлежит приносить в жертву более важному. Я должен, я обязан уйти. Важные дела вынуждают меня уйти немедленно.

Таида вскочила с ложа, воскликнула:

– Подожди немного!

Она должна победить!.. Обязана!.. Это ее долг перед Афинами… И подумала: «О Эрот, неужели у тебя нет стрелы для этого человека?»

Александр не терпел, когда ему прекословили. Огромным усилием воли сдерживая свои чувства, он резким тоном ответил:

– Нет!.. Я ухожу!..

– Но почему? Почему?

– Просто у меня другие ценности. И мне, сыну бога, царю четырех стран света, не пристало говорить о них в доме гетеры.

Таида гордо вскинула голову:

– Гетера!.. Да, я гетера! Но вспомни, царь! Гетера Аспазия определяла судьбы афинского народа. И я в состоянии сделать то же самое, что и она! Посмотри на меня! Ты, Александр, сын Зевса, сын бога! Я тоже выбрана из тысячи смертных самой Афродитой!..

После короткого молчания Александр сказал:

– Прощай, Таида!..

Гетера опустила голову. Длинные ресницы, на которых блестели слезы, опущенные руки, – она была трогательна, как обиженный ребенок:

– Не уходи… Если ты бросишь меня теперь, мне останется только умереть.

Царь невольно улыбнулся:

– Нет, Таида, не надо умирать. Что будет с Элладой без живой богини?

Но вдруг Таида внутренне собралась, наполнила вином кубок Исиды и протянула его Александру:

– Выпей со мной вина, царь!

Александр взял протянутый ему кубок и осушил до дна.

Таида, пристально глядя в глаза Александра, расстегнула золотые фибулы, которые поддерживали вышитый хитон. Тонкая ткань соскользнула и упала к ее ногам.

Гетера медленно приближалась к царю, не отрываясь смотрела ему в глаза и, уверенная в своей красоте, улыбалась…

Сжимая ее в объятиях, Александр, сдаваясь, пробормотал:

– Так угодно богам, которые создали тебя столь совершенной…

Они опустились на ложе, и отблески светильников озарили их тела…

Таида проснулась внезапно. Она была одна на ложе. Приподнявшись, она увидела Александра.

Царь держал в руках меч. Глядя на отточенное лезвие, поворачивая его в разные стороны, он гладил острие и сосредоточенно думал, не замечая ее.

Она забеспокоилась:

– Какие думы тревожат тебя? Могу ли я облегчить?..

Александр нервно засмеялся:

– Ты опасна, богиня. Знаешь, я почувствовал, как легко умереть в твоих объятиях. А я… еще не все совершил…

Раздражение его нарастало:

– Ты отняла у меня целую ночь! Лучше б я никогда не видел тебя.

Она подошла к нему, поцеловала его руку, прижалась к ней щекой. Услышала почти умоляющий шепот:

– Не стой на моем пути!

Таида с грустью прошептала:

– Я… Я более не потревожу тебя, хоть и буду рядом…

Царь обратился к ней с таким львиным рыком, что она вздрогнула:

– Рядом?! Что же ты хочешь на этот раз, афинянка?

Сняв висевшее у нее на шее ожерелье, она показала ему бронзовый наконечник стрелы в центре украшения:

– Видишь это?

Александр взял его в руку.

– Это персидская стрела… Но персы уже давно такими не пользуются…

Таида была взволнована.

– Да, эта стрела была выпущена из персидского лука четыре поколения назад. Но рана, причиненная ею, до сих пор сжигает мое сердце.

Он налил ей в чашу вина. Она, едва пригубив, поставила чашу на место, не заметив, что это был кубок Исиды. Ее руки заметно дрожали.

– Мой разум, о Таида, не постигает смысл твоих слов. Объясни…

Александр обнял ее за плечи, подвел к ложу, усадил рядом.

– В год семьдесят четвертой Олимпиады полчища персов осадили мой город…

– Поход нечестивого Ксеркса, – резко бросил Александр и замолчал. Он был весь внимание…

– По предсказанию оракула, спасение Афин было в деревянных стенах. Большинство афинян поняли, что речь идет о бортах кораблей, и ушли на кораблях к Саламину. А мой прапрапрадед, в числе меньшинства, занял Акрополь, перегородив доступ к нему деревянными стенами.

Порывисто встав, она вынула из ларца кожаный мешочек и, развязав его, высыпала на ладонь содержимое:

– Это угли сожженных персами святынь Акрополя. Это прах моих предков. Эти страшные реликвии передавались в нашем роду из поколения в поколение. Теперь их храню я…

Она снова взяла в руку наконечник стрелы, еле слышно, глухим голосом сказала:

– А это жало извлечено из тела славной Эринны, моей прапрапрабабки, которая доблестно сражалась в числе немногих защитников Акрополя. А когда я была еще совсем маленькой, персы на моих глазах убили мою мать…

Таида подняла на царя свои потемневшие от скорби глаза, в которых играли огненные отсветы:

– О Александр, ты моя единственная надежда. Я не стану больше молить тебя о любви. Я умоляю тебя разрешить мне утолить мою ненависть – вступить вместе с воинами в Персеполь!..

– Зачем ты хочешь пуститься в столь трудный и опасный путь?

Сжав кулаки, Таида встала и произнесла как заклятие:

– Персеполь – сердце и душа Персии. Я хочу своими ногами попрать эти проклятые камни. Я хочу, чтобы эта стрела вернулась туда, откуда она начала свой полет… И потом, согласно твоему ранее высказанному желанию, я хочу быть украшением самого грандиозного пира победы! Пира Александра Великого, сына Зевса-Амона!..

Александр долгим немигающим взглядом посмотрел на гетеру. Она действительно, как говорил Птолемей, была достойна царя.

– Хорошо! Я разрешаю тебе исполнить то, о чем ты меня просишь!

Он резко встал и стремительно вышел.

Глаза Таиды сверкали. Она тихо промолвила ему вслед:

– Да хранят тебя богини мщения.

Занимался рассвет.

После военных учений на равнине близ крепостных стен Вавилона друзья собрались в шатре Птолемея. Поужинали, но не поднимались из-за стола, расходиться не торопились. За последнее время накопилось много невысказанных мыслей, хотелось поделиться ими друг с другом. Ведь впереди снова поход!..

Птолемей был задумчив, одну за другой брал из чаши виноградины.

Гефестион и Клит, напротив, были веселы, много шутили. Но от внимательных и зорких глаз Клита не укрылась надломленность в поведении красавца Гефестиона после тяжелого ранения.

Неожиданно в шатер заглянул Филота.

Гефестион сразу замкнулся. Он никогда не скрывал своей неприязни к этому высокомерному щеголю, да и вообще считал, что Филота не подходит для их сплоченного союза друзей Александра.

Филота, человек тщеславный и легкомысленный, время от времени бахвалился, что все победы одержаны македонцами благодаря его отцу Пармениону. Гефестион ждал удобного случая, чтобы разоблачить Филоту.

Клит, в отличие от друга, ценил Филоту за храбрость и удачи в боях. Тот часто одерживал победы в казалось бы безнадежных ситуациях.

Обычно вспыльчивый, Клит в этот вечер был настроен дружелюбно.

– Говорят, что ты подковываешь салаги серебряными гвоздями? – поинтересовался Клит у вошедшего.

– А разве мы этого не заслужили? – в свою очередь спросил Филота у Клита.

Птолемей приказал мальчику-виночерпию налить гостю вина.

– Зевсу, – выплеснул вино из кубка на пол Филота и воскликнул: – Вавилон! Город, разбивающий сердца. Здесь столько красивых женщин в квартале Терпимости!

Гефестион язвительно заметил:

– И ради этого ты готов отложить покорение целого мира.

Филота, осушив кубок и дерзко глядя на Гефестиона, спросил:

– Разве нам не хватает уже захваченных богатств?

Птолемей покачал головой и поспешил погасить начинающийся спор, который принимал агрессивный характер:

– Священный долг правителей не останавливаться на достигнутом, когда есть возможность расширить владения государства, во главе которого они поставлены.

Но Филота не желал замечать деликатного предупреждения Птолемея:

– Все так. Но давайте не путать грезы с реалиями. Край Ойкумены, которого Александр хочет достичь, пока не более чем мечта.

– Не так давно мечтой казалось и покорение Вавилона, – напомнил Филоте Гефестион.

И снова мудрый Птолемей попытался предупредить начинающийся скандал:

– Есть другие глаза – глаза души. Наш Александр видит земли Инда так ясно, как мы сейчас Вавилон.

– Здесь так славно! – воскликнул Филота и удобно возлег за столом. – Недаром Александр решил сделать Вавилон столицей своего государства.

– Он не прав!.. Столица у нас Пелла, и не надо никогда забывать об этом, – напомнил Клит. – Мы – македонцы!..

– Клит прав! – согласился Филота. – Тем более, стоит ли нам, македонцам, рисковать людскими жизнями и богатством, кровью и добытым золотом, чтобы доказывать, что видения Александра не миф?

– Кто не рискует, тот не побеждает, – Гефестион снова резко оборвал Филоту.

– А должны ли мы рисковать? – не унимался Филота. – Война может затянуться еще на долгие годы. Каждый македонский воин на счету.

Клит сам разлил вино и, подняв кубок, широко улыбнулся всем присутствующим в шатре:

– Успокойтесь. Задержка будет недолгой.

Гефестион уже завелся и не желал останавливаться:

– Александр не поймет тебя, Филота, никогда.

Филота, насмешливо и свысока глядя на любимца царя, поинтересовался:

– Кстати, где он сейчас? Почему Александр не с нами?

Все замолчали. Действительно, после военных учений все собирались в шатре Александра или Птолемея, чтобы обсудить текущие дела и наметить план дальнейших действий.

Довольный произведенным эффектом, Филота сам дал ответ на свой вопрос:

– Я слышал, у Таиды…

Птолемей вздрогнул. Он не хотел и не мог примириться с таким поворотом судьбы – ведь никогда в своей жизни он никого так страстно не желал, как Таиду. Без нее он не мыслил себе существования. Ему немедленно захотелось видеть ее тут, рядом. Его вдруг пронзила невыносимая тоска по ее голосу, ее телу, ее глазам. Он изо всех сил старался успокоиться и обдумать, как ее найти и помириться.

Но если действительно Таида в объятиях Александра, его сводного брата, его младшего любимого брата?! От этой мысли у Птолемея потемнело в глазах. Если так, Таида потеряна навсегда. Из рук любого другого человека ее можно было бы вырвать, но не из царских рук.

Впервые в жизни Птолемею захотелось быть царем.

Душевное состояние Птолемея не укрылось от его наблюдательных друзей.

– Он специально злит тебя! – в ярости вскочил с ложа Гефестион, забыв о своей неприязни к гетере, но затем взял себя в руки и успокоил друга: – Зря ревнуешь. Гетера не нужна Александру. Ему нужен весь мир.

Филота, не замечая раскаленной вокруг него обстановки, как ни в чем не бывало высокопарно продолжал:

– Женщина способна на самое вероломное, самое коварное предательство. Мужчина изменяет хладнокровно, а женщина предает с пламенем в сердце. Никогда не угадаешь, в какую минуту ее любовь обернется укусом змеи.

Птолемей был задет за живое, но молчал. Клит пришел ему на помощь, заступившись за Таиду:

– Я думаю, ты преувеличиваешь, Филота. Таиде в высшей степени присуще чувство достоинства, честность и великодушие. Измена гнездится в душе труса, тропой вероломства идут лишь низменные натуры.

– Ты хочешь меня уверить в том, что гетера не может стать предательницей? – Филота многозначительно усмехнулся.

Клит помолчал, затем ответил:

– Если бы меня любила такая женщина, как Таида, я бы не отдал ее никому. Птолемей, поезжай к ней. Отбрось все сомнения. Она будет рада тебе. Вот увидишь. И еще… Таида нуждается в понимании и добром отношении.

Птолемей задумался. Он чувствовал, что с ним творится неладное. Он вдруг усомнился в своей воле, в собственных силах. Тем не менее он противился мысли, что его сомнения связаны с Таидой, видя в ней скорее дар, ниспосланный судьбой.

Когда Александр покинул дом Таиды в сопровождении телохранителей и отряда воинов, ждавших своего царя всю ночь в парке около дома гетеры, солнечные лучи уже начали золотить улицы, и первые прохожие спешили по своим делам мимо многочисленных массивных ворот, охраняемых непременными стражами – крылатыми быками. Их каменные лики бесстрастно внимали шуму фонтанов в причудливых бассейнах, украшавших центр города.

Чем выше поднималось солнце, тем больше пешеходов появлялось на улицах. И наконец наступил час, когда начали пробуждаться избранные жители Вавилона в богатых кварталах. Откидывались тяжелые занавесы на дверях, впуская в роскошные покои потоки утренней недолгой прохлады. В струях проникшего света оживали мраморные стены просторных залов, где почивали и благоденствовали их ненасытные обитатели. Пьяные от выпитого накануне вина, одурманенные ароматами дорогих благовоний, отягощенные пышными нарядами и редчайшими драгоценностями, изнуренные чувственной музыкой и плясками, они с трудом освобождались от власти сна, встречая наступающий день ленивой снисходительной улыбкой.

В этот час пробуждения избранных судьбой проснулась и Таида. Она заснула сразу же после ухода Александра.

Встретив улыбкой солнечные лучи, осветившие ее спальню, торопливо накинув легкую накидку, Таида поспешила в комнату Иолы, которая до приезда Неарха поселилась у нее в доме. Иола уже спала, когда Александр посетил Таиду, и ничего не знала об их внезапной встрече.

Иола с распущенными золотистыми волосами сидела на ложе и играла на флейте. Она не услышала шагов подруги, так как целиком находилась во власти красивой мелодии.

Испытывая одновременно и очарование, и восторг, и благоговение, Таида, не смея шелохнуться, стояла на пороге и слушала знакомую греческую мелодию. Лицо Иолы было озарено каким-то внутренним светом и покоем. Таида невольно позавидовала такому душевному состоянию подруги, так как ее собственная душа находилась в смятении, разрываемая противоречивыми чувствами.

Внезапно Иола обернулась и, увидев Таиду, бросилась ей навстречу.

– Как я рада тебе! Однако ты сегодня проспала прекрасное утро. Присаживайся.

Они удобно расположились на ложе, и Таида рассказала Иоле о своей встрече с Александром.

Иола внимательно слушала, потом задумалась. Прежде чем ответить, вздохнула.

– Не думай о царях. Они очень жестоки, даже лучшие из них.

– Разве у меня нет на это причины? – возразила Таида.

– Я понимаю. Но… – Иола заколебалась, погладила подругу по руке, потом взволнованно проговорила: – Но ведь все рассказанное тобой означает, что ты сделала месть целью своей жизни! Поверь, это слишком черное чувство, чтобы носить его в сердце. Месть разъедает душу.

Страстный тон Иолы, которую Таида считала воплощением нежности и покоя, взволновал ее. Однако она лишь вздохнула и задумчиво ответила:

– Это мой долг, Иола. Долг перед моим родом, перед моей убитой персами матерью.

– Неужели примирение между людьми невозможно?

– Примирение? – Таида почувствовала, как к лицу приливает кровь, но сдержала себя и только покачала головой. – Сначала необходимо искупление.

Иола посмотрела на подругу и увидела, как серьезно ее прекрасное лицо, как печальны глаза.

После легкого завтрака Таида предложила Иоле посмотреть моления в святилище богини Иштар.

Когда они подошли к храму, там уже собралась большая толпа. Люди принесли сюда цветы, благовония, мази в золотых ларцах, душистые масла в изящных амфорах, драгоценные вазы, роскошные чаши, дорогие украшения. Они с нетерпением ждали того священного мгновения, когда им позволят принести жертву на алтарь богини.

Таида прошептала Иоле:

– Посмотри, здесь так высоко ценят любовь, что многие готовы пожертвовать богине все свое состояние, лишь бы завоевать благосклонность своей возлюбленной.

– Или своего избранника, – задумчиво сказала Иола. – И они правы, ведь жить стоит только во имя любви.

Подруги неспешно расхаживали по нарядным, украшенным гирляндами из цветов улочкам вокруг храма, с любопытством рассматривали совсем юных девушек, которые безропотно приняли выпавший на их долю жребий и готовились принести жертву очищения. У многих девушек груди были обнажены и даже не раскрашены. Гетеры были поражены этой выставкой разнообразных сосков, едва зарождающихся и развитых, крепких и вызывающе торчащих.

– Все девушки Вавилонии должны принести свою невинность на алтарь божественной Иштар, – рассказывала Таида, невольно вспоминая жреца Иерона. – За горстку золота их может выбрать любой незнакомец. Каждая отдает полученное золото на алтарь богини в дар за счастье первого познания любви.

– И как велика плата? – поинтересовалась Иола.

– Она может быть любой. Отказаться даже от очень малых денег нельзя, так как деньги эти священные. Девушка обязана немедленно следовать за первым, предложившим ей деньги. Исполнив священный долг богине, лишившись невинности, они уходят домой.

– Вероятно, некрасивым приходится долго ждать?

– Я слышала, что некоторые ждут по три, а то и по четыре года. Смотри, смотри.

К одной из девушек подошел пожилой чужеземец и бросил ей в подол деньги. Девушка, на взгляд Таиды, одна из самых привлекательных и юных, беспрекословно последовала за незнакомцем.

Иола с нежностью вспомнила свою первую встречу с Неархом и пожелала всем девушкам счастья. Она заметила, что у одних на лицах был страх, у других, постарше, вожделение, у третьих – сияющая призывная улыбка. Выстроившись одна около другой, стояли они в ожидании, кто возьмет их в обмен на горсть золота для алтаря великой богини. Поодаль, на специально отведенном месте, стояли колесницы и паланкины дочерей знатных вельмож. Лица богатых и знатных женщин были закрыты кисеей.

Наконец Таида и Иола пробрались сквозь плотную толпу к самому входу в святилище.

В святилище перед огромной золотой статуей богини Иштар извивались в танце гибкие тела жриц, прикрытые лишь тонкой прозрачной тканью. Жрицы плясали и пели, славя великую богиню.

Святилище было заполнено богатыми горожанами. Перед главным алтарем мужчины срывали с груди золотые цепи, снимали тяжелые перстни и возлагали их к подножию богини плодородия, молодости и любви.

Женщины извлекали из причесок булавки, золотые и серебряные гребни, нити жемчуга. Стоящие позади них рабыни держали корзины цветов, чаши с маслами и амфоры, наполненные вином.

Под звуки свирелей, арф и флейт вавилоняне молились той, что была покровительницей материнства, жизни и любви.

В повозке, везущей гетер обратно к дому, Таида обратила внимание, что Иола грустна.

– Что с тобой?

– Почему до сих пор нет Неарха?

– Он же сообщил, что скоро будет. Уверяю тебя, Неарх сам с нетерпением ждет встречи с тобой.

– Как с тобой Птолемей.

– Ты думаешь? Если так, то почему же его нет до сих пор рядом?

– Думаю, от ревности. Но он обязательно придет к тебе. Вот увидишь. А ты ждешь его?

Таида задумалась. Она не знала, что ответить подруге.

– В отличие от тебя, Иола, я еще не испытала всей силы любви. Меня сейчас тревожит другое.

– Уверена, что ты обязательно влюбишься.

– Я тоже мечтаю о любви. Мечтаю и боюсь одновременно. Но многое в этой жизни зависит не от нас.