Мария Стюарт. Королева, несущая гибель Павлищева Наталья

Сетон пожала плечами:

– Павану уже даже скучно танцевать.

Подругу поддержала живая Мэри Ливингстон, ставшая Сэмпилл:

– Говорят, королева Елизавета танцует вольту!

Разгорелся спор, прилично ли королеве танцевать вольту. Кто-то морщился:

– Фи! Королеве подскакивать, как козе…

Кто-то возражал:

– Если красивые ножки и надеть калесоне, как для верховой езды, то вполне прилично!

Марию коробило от разговоров о сопернице, но что она могла поделать, не затыкать же рот всем дамам сразу. Приглядевшись к слегка нахмуренному лицу своей королевы, Риччи мгновенно понял, в чем дело, и перевел разговор на другое:

– Я мог бы показать движения другого танца – «Биззариа д’аморе», но для этого мне нужно, чтобы кто-то изобразил еще одного кавалера, танцуют по две пары сразу.

Мэри Сетон под общий хохот предложила:

– Я буду кавалером!

Действительно, самая высокая и солидная из собравшихся женщин, она вполне могла сойти за кавалера любой.

И снова Риччи переговаривался с оркестрантами, что-то напевая им, звуки сначала слышались вразнобой, но постепенно стала проявляться приятная мелодия. Она очень походила на мелодию «Квадратной паваны», только быстрее. Началось обучение. Движения и легкие подскоки дамам очень понравились, все были в восторге!

– Этот танец непременно нужно танцевать каждый вечер, только где найти кавалеров для каждой из нас?

– Приводить с собой!

– Но получится не узкий кружок, а огромный, шумный круг!

Как в ту минуту Мария жалела, что в Холируде нет Данвилля! Вот кто выплясывал бы этот танец с удовольствием! Да и казненный Шателяр тоже…

Глаза королевы против ее воли наполнились слезами.

– Что случилось, мадам? – Давид, как всегда, внимателен.

– Я грущу, что в моем маленьком мирке даже нет достаточного количества мужчин для танцев…

И верно, мужья у подруг солидные, степенные, они не то что вольту и павану танцевать не станут! Да и остальные тоже. Мария могла сколько угодно приглашать для развлечения людей из Франции, общаться в этом кругу было интересно, но не более. Ни выйти замуж, ни вот даже потанцевать, не вызвав ненужных слухов, ни с кем она не могла! Если во Франции ее близость с Данвиллем наделала столько шума, то что было бы в Шотландии, сохрани они отношения?!

Впервые у Марии мелькнула мысль о том, что Джеймс, пожалуй, был прав, посоветовав Данвиллю вернуться домой. Но понимание правоты брата проблемы не решало. Марии было откровенно скучно не потому, что не с кем распевать по вечерам, для этого вполне годился и Риччи, но и потому, что ей просто хотелось замуж! А если не считать оскорбительного предложения Елизаветы, других попросту не было. Что же теперь, оставаться вечной вдовой? Но ей нет и двадцати двух, уже не только душа требовала чьего-то внимания, но и тело тоже. Мужчина может завести себе подружку на стороне или просто завести, не будучи женатым, даже королю простительны такие связи, а вот королеве нет. Во Франции она давно нашла бы выход, соблюдая приличия, там вполне можно давать выход чувствам, а здесь? В Шотландии, где за каждым ее шагом следило множество настороженных глаз, только и ожидая ошибки, оплошности, малейшего проступка, чтобы опорочить, очернить, даже оболгать, если найдется хоть малейшая зацепка… Выход был один – выйти замуж! Она устала ждать предложений от царственных особ, тем более они оказались трусами, испугавшимися угрозы английской королевы! Пора замуж за кого угодно, только, конечно, не за подержанного любовника Елизаветы Дадли, даже если дорогая родственница сделает его трижды лордом или герцогом!

Тогда за кого?

Ответ пришел неожиданно, как происходит в нашей жизни все важное.

С этой минуты в жизни Марии Стюарт фарс и комедия окончательно уступают свое место трагедии.

Конечно, от Елизаветы не укрылся интерес Марии к ее родственнику. Во время обряда посвящения в рыцари не понравившегося Марии Роберта Дадли английская королева держала шотландского посла подле себя. Когда на правах принца крови с традиционным королевским мечом вперед выступил рослый розовощекий Генри Дарнлей, она едва заметно улыбнулась и кивнула на крепыша, затянутого в богато расшитый наряд:

– Вам больше приглянулся этот молодой повеса? Не наплачьтесь…

Мелвилл и глазом не моргнул, сказалась многолетняя привычка мгновенно реагировать на любые повороты беседы:

– Ни одна умная женщина не изберет в мужья человека с такой тонкой талией и розовыми щеками…

Реакция Елизаветы оказалась еще более яркой, она тоже чуть усмехнулась:

– А дура изберет?

Сказала и направилась к посвящаемому, оставив Мелвилла соображать, о ком она сейчас – о Марии или… о себе?! На мгновение послу стало не по себе, Елизавете ничего не стоит расстроить все их старания, попросту предложив леди Леннокс себя в качестве альтернативы Марии Стюарт! Конечно, английская корона куда более заманчива, чем шотландская, и Маргарита Леннокс с восторгом согласилась бы. А потом хитрой рыжей бестии ничего не стоит под каким-нибудь предлогом разорвать помолвку и оставить в дураках и Марию, и Ленноксов тоже.

Сразу после посвящения Мелвилл направился не к Маргарите Леннокс, а к своему приятелю канцлеру Уильяму Сесилу. Удивительное дело, они умудрялись даже дружить и помогать друг дружке, однако ни на йоту не поступаясь каждый интересами своей королевы. И сколько же этим двум умникам пришлось поломать головы, чтобы хоть как-то сгладить противостояние двух упрямиц на престолах!

У Сесила великолепные дома за городом, где безвыездно жила его супруга с сыном-калекой. Это было трагедией всей жизни Уильяма Сесила – его сын с детства ущербен телом, но не умом, и отец с матерью сделали все, чтобы он сумел встать на ноги и добиться больших успехов, со временем заменив отца. В Лондоне же Сесил довольствовался небольшими комнатами, ему достаточно места для сна, еды и работы.

Мелвилл очень любил кабинет Сесила со множеством огромных шкафов, набитых книгами, красивыми канделябрами, множеством хорошо очиненных перьев в бронзовой подставке (зная эту любовь, Сесил всегда давал их запас с собой), красивыми часами и резным камином с двумя креслами перед ним. Одно – неизменно хозяина, а во втором располагался гость, с которым Сесил решил поговорить. В тот кабинет попадали далеко не все. Убедившись, что в нем ничего не изменилось со времени последнего посещения, Мелвилл усмехнулся.

– Что? – вскинул на него умные, чуть грустные глаза канцлер.

Его глаза были уникальны, но не своими размерами, цветом или формой, а выражением. Сесил словно чуть укоризненно о чем-то вопрошал собеседника. Причем смотрел так доброжелательно, что хотелось немедленно в чем-то покаяться. Канцлер умел подолгу не отводить глаз, и собеседник начинал искать свою вину, рассказывая то, чего не следовало бы говорить. Мелвилл знал, что Елизавета однажды посмеялась, мол, если бы Сесил допрашивал преступников, то они сами безо всякого следствия уже через день рассказали бы и о том, чего никогда не совершали.

Мелвиллу удавалось выдерживать этот взгляд, не каясь и не болтая лишнего, канцлер знал об этом, и их дружба становилась только крепче.

Жестом предложив гостю садиться на привычное место, Сесил также кивком дал знать старому слуге, чтобы тот принес вино и бокалы. Сам разлив искрившуюся на свету жидкость, он протянул напиток Мелвиллу и с удовольствием сделал первый глоток из своего бокала. Вино действительно оказалось вкусным, потекла неспешная беседа двух умных, умудренных жизненным и служебным опытом людей, точно знающих, что ни один не скажет лишнего и не использует случайно услышанное во вред другому. Договорись эти двое меж собой, и можно было бы объединить оба государства безо всяких войн, но тогда один из них оказывался бы ненужным, и они продолжали попытки перехитрить друг дружку, играя открытыми картами. Такая игра была тем более заманчива, что каждый точно предвидел поведение другого на два хода вперед.

– Испанец не собирается женить своего сына на Марии Стюарт.

– Я знаю, разговаривал сегодня с их послом.

Мелвилл прекрасно знал, что Сесил знает и о разговоре, и даже все, что произносилось, один из слуг испанского посольства давным-давно работал на Сесила и главу английской разведки Уолсингема. А Сесил знал, что Мелвилл знает о его знании.

– Не связывайтесь с Ленноксами, наплачетесь.

– Почему? Маргарита?

– Нет, сам Генри…

– Почему?

– Да хлыщ же!

Мелвилл, смеясь, развел руками:

– Остается надеяться, что королева разглядит это с первого взгляда. Елизавета случайно не собирается прибрать его к рукам?

Ответом был откровенно недоуменный взгляд Сесила:

– Королева никогда не страдала слабоумием… Корона у нее уже есть, а сажать себе на шею эту пустышку можно только от большого нетерпения. Вашей-то зачем? В пику Елизавете, что ли?

– Замуж хочется… – вздохнул Мелвилл.

– Не берут? – посочувствовал англичанин.

– А Елизавету? – вместо ответа спросил шотландец.

– К ней сватаются, да только сама не идет. Если бы разрешили выйти за Дадли…

Еще на первом приеме у Елизаветы Мелвилл сказал, что она никогда не выйдет замуж не из-за недостатка в женихах, а из-за того, что желает сама быть и королевой, и королем одновременно. Мария Стюарт этого явно не желала, красивая шотландская королева сама искала женихов, в то время как у не столь красивой английской они не переводились. Видимо, чтобы на тебе желали жениться, одной красоты мало, нужно иметь еще что-то. Что? Трон был и у той, и у другой…

Вернувшись в Эдинбург, Мелвилл отправился к Марии в Холируд. Но несмотря на то что солнце уже стояло в зените, королева еще не вставала!

– Ее Величество плохо себя чувствует? – забеспокоился Мелвилл.

– Нет, – удивленно пожала плечами камеристка Бетси.

– А почему она в постели в середине дня?

– Ее Величество встает очень поздно, особенно если предыдущий вечер затянулся до утра…

Как же они не похожи с Елизаветой! Живя в Лондоне, Мелвилл отвык от такого распорядка, к английской королеве следовало приходить рано поутру, она вставала с рассветом, умывалась, молилась, одевалась и два часа занималась делами, чтобы потом, легко позавтракав, отправиться на прогулку. Впервые услышав, что аудиенция назначена на восемь, Мелвилл недоуменно пожал плечами:

– Меня будут принимать во время бала?

– Какого бала?

– Но вечером бал…

– Вам назначено на восемь утра!

Видя недоверчивое удивление посла, чиновник хмыкнул:

– Ее Величество в это время будет гулять в парке. Вы просили встречу наедине…

Мелвилл действительно застал королеву в парке бодрой, свежей и деловитой. Именно поэтому он и в Холируд приехал утром, конечно, не в восемь, но в одиннадцать. А королева в постели и вставать пока не собиралась.

Сочувствующе посмотрев на посла, камеристка посоветовала:

– Вы подождите. Если Ее Величество проснется, я сообщу о вашем приходе, может, изволит принять в спальне…

– Бетси, расскажите о распорядке дня королевы.

И снова девушка пожала плечами:

– Все обычно, вечером будет встреча друзей и допоздна веселье. Если понадобится, то напишут несколько писем. А потом танцы и пение. Вот и все. Да, еще, конечно, служба… Но это больше по праздникам, ведь здесь нет таких красивых месс, как в Париже…

Пришлось ждать до обеда. Он был принят только в четыре. Несмотря на поздний час и ночное бдение. Мария выглядела прекрасно, запас здоровья, заложенный в ней с детства, оказался столь внушительным, что королеву не брало ночное бдение и веселье до утра.

Она приняла Мелвилла ласково, поблагодарила за услугу (он чувствовал, что это от души), внимательно выслушала доклад о разговоре с испанским послом, потом о встрече с Маргаритой Леннокс. Было заметно, что у Марии на языке вертелся вопрос о самом Генри Дарнлее, но она неглупа и уже поняла, что там ничего страшного, иначе Мелвилл просто не стал бы разговаривать с его матушкой. Но женщина есть женщина, не утерпела:

– Каков вам показался сам Генри Дарнлей?

– Красивый, крепкий физически, обученный поведению в обществе пустозвон.

– Кто? – Брови Марии изумленно поднялись.

– Никто. Он просто никто, Ваше Величество.

– Излишне глуп?

– Нет, но и не умен.

– Вы сказали, красив…

– Не то чтобы красавец, но румян, хорош женственной красотой… Высок, строен, крепок, хорошо держится в седле, танцует, прекрасно воспитан, умеет угодить дамам, музицирует, декламирует, даже сочиняет немного…

– Ну вот, – кажется, с облегчением вздохнула королева, – а вы говорите – никто. В Шотландии не так много красивых, здоровых, молодых людей, умеющих вести себя и сочинять поэтические строчки. Благодарю вас за полный доклад. Вы свободны.

– Ваше Величество намерены все же пригласить в Эдинбург семью Леннокс?

– Да, но сначала только самого Мэтью Леннокса. Я сегодня же распоряжусь, чтобы такое письмо было написано, завтра вы отправите его в Лондон.

– Тайно?

– Нет, дорогая тетушка Елизавета (когда Мария хотела подчеркнуть разницу в возрасте, она неизменно называла Елизавету не сестрицей, как в письмах, а тетушкой) наверняка уже догадалась, ни к чему скрывать… Посмотрим, каков отец.

Мелвилл вздохнул, из этой семейки он как раз воспринимал только Мэтью Леннокса, потому что сын оставлял желать лучшего, а мамаша интриганка, каких еще поискать…

Пока шотландская королева придумывала, за кого бы ей выйти замуж, английская с успехом использовала свое девичество как действенное средство в большой политической игре. Ее сватали, и она практически никому не отказывала, делая вид, что всей душой за, но никак не может решиться. Держа всю Европу в напряжении по поводу своего замужества, без конца сталкивая между собой претендентов на ее руку и этим мешая им объединиться против Англии, Елизавета оказывала неоценимую услугу тому же Сесилу в иностранных делах. Стоило забрезжить договору Испании с Францией, как королева становилась благосклонной к испанскому послу, всячески намекая, что не забыла его короля Филиппа и его сына Карлоса. Если угроза исходила с другой стороны, фаворитом становился Эрих Шведский… или эрцгерцог австрийский… или еще кто-нибудь… Как при этом ей удавалось не перессориться окончательно со всеми сразу, оставалось для мужчин-дипломатов непостижимым. Получалось, что своим женским непостоянством и капризами королева не только развлекалась, временами просто издеваясь над представителями женихов, но и творила международную политику. Не единожды Сесил в беседе с Уолсингемом вздыхал, говоря, что Елизавета дамскими глупостями временами добивается куда большего, чем они долгими усилиями многих агентов.

На деле же Елизавета вовсе не собиралась выходить замуж, а на вопросы о своем наследнике или наследнице отвечала, что пока не решила и в случае чего таковые быстро найдутся. Сесил мысленно ворчал:

– В случае чего тебе-то что… а вот остальным каково будет, если начнется драка за власть?

Все хорошо помнили, что творилось, когда Елизавета едва не погибла от оспы. Она переболела сильно, но всем на удивление изуродована следами оспы не была!

Вообще, главной головной болью Сесила были два качества Елизаветы – ее нерешительность, умение оттягивать и оттягивать решение какого-нибудь вопроса и ее непредсказуемость. Он даже уже разучился удивляться, осознав, что своей женской логикой королева все равно поставит его в тупик, к чему тогда и ломать голову из-за ее придумок?

Так и на сей раз Елизавета вдруг объявила, что просто жаждет, чтобы все семейство Леннокс поскорее поехало в Эдинбург на смотрины! Сесил, уже понявший, что это новый виток какого-то издевательского плана, только вздыхал. Десятку изощренных в лукавстве мужчин и за год не придумать столько пакостей, сколько способна изобрести всего за день одна-единственная женщина, тем более если она королева, и королева неглупая! Канцлер смирился, в остальном Елизавета была настоящей умницей. Послы ее откровенно побаивались за острый язычок и нежелание щадить их самолюбие. В то же время Елизавета умудрялась выглядеть самой любезностью, если было нужно.

Сесил возражать не стал и просить объяснений тоже. Елизавета сказала сама:

– Она хотела лорда Дарнлея? Она его получит! Надеюсь, у моей шотландской родственницы хватит ума раскусить его достаточно быстро? С удовольствием полюбуюсь на лицо дорогой кузины Маргариты, когда вернется из Шотландии ни с чем!

Канцлер только вздохнул, вспомнив, как в предыдущий вечер Елизавета спровоцировала Маргариту Леннокс на целую тираду по поводу того, что ее дорогой мальчик вот-вот станет королем Шотландии!

– Королева Мария влюблена в Генри заочно!

Мало кто услышал, как Елизавета тихонько фыркнула:

– Ничего, увидит – разлюбит…

Но все пошло не так, как ожидали…

Король ее сердца…

Женское сердце всегда загадка, а сердце женщины красивой и умной – тем более. Стоило этому цветущего вида верзиле появиться в Холируде, как сердце Марии Стюарт начало биться с перебоями! Красивый, упитанный восемнадцатилетний оболтус настолько очаровал свою кузину, что она перестала критически относиться ко всему, что его касалось.

В Холируде закружилась сумасшедшая карусель: днем бешеные скачки по окрестностям (королева с удовольствием показывала своему жениху открытые ею красивые виды), вечером приятные беседы, музыка, танцы до упаду… Из окон Холирудского замка снова до самого рассвета доносился веселый смех.

Еще и еще раз едва державшийся на ногах маленький оркестрик наигрывал мелодию танца. Оказалось, что Дарнлей прекрасно знал все па полюбившегося королеве танца, теперь отпала надобность Мэри Сетон изображать второго кавалера, им стал Генри, и всю ночь напролет счастливая Мария Стюарт легко подскакивала, поворачивалась, подступала и отступала согласно правилам танца.

– Ах, поиграть бы в «Неверных любовников», но для этого нужна куда большая компания. Ничего, будет и у нас такая. И маскарад хочется организовать! Вы помните маскарады во Франции, Генри?

Щеки Дарнлея становились пунцовыми, хотя казалось, куда уж больше, он сокрушался:

– Нет, Ваше Величество, я был во Франции в минуты Вашей скорби…

Мария заметила блеск слез в его глазах. Он так ей сочувствовал, что даже сейчас, через столько времени, не может об этом вспоминать без волнений?! Ее рука сжала пальцы молодого человека:

– Генри, у вас прекрасная душа!

Леди Маргарита Леннокс тоже была в восторге, она столько дней внушала и внушала своему оболтусу, что от его поведения в Эдинбурге зависит вся его дальнейшая жизнь, что он должен быть скромным, приветливым, заботливым, постараться понравиться всем!

Дарнлей постарался, он произвел прекрасное впечатление на многих не только в Холируде. Но людям все равно, с кем будет спать их королева, лишь бы им самим не мешала и не вела себя вызывающе.

Совсем недавно Мария тосковала, сама себе не сознаваясь в причине этой тоски: она боялась быть ненужной! Не шотландцам, о них королева задумывалась меньше всего, – ненужной мужчинам. Совсем недавно ее мучил вопрос: почему у подножья трона не стоит очередь из желающих заключить ее в объятья? Временами она стояла у зеркала, разглядывая свое отражение и пытаясь понять, не постарела ли, словно дальние женихи могли увидеть ее и сравнить с прошлой Марией.

Для молодой, красивой женщины, привыкшей ко всеобщему вниманию, восхищению, похвалам, комплиментам, узкий круг одних и тех же лиц, в котором к тому же мало мужчин, а те, что есть, не слишком любили и умели говорить женщине вслух приятные вещи, недостаточен, стал сковывать, казаться скучным и убогим. Отправив дочь во Францию, Мария де Гиз, с одной стороны, когда-то оказала ей неоценимую услугу, познакомив с совсем иным миром, Европой эпохи Возрождения, прекрасной Францией, а с другой – этим же отравила ей нынешнюю жизнь.

Останься Мария во Франции, все было бы замечательно, она продолжала бы блистать, собирать восхищенные взоры и комплименты… Но в Шотландии от королевы требовалось совсем другое – она должна была либо действительно править, занимаясь делами, либо просто выйти замуж, отдав власть в руки мужа. Однако замуж в Европу не брали, английская королева, издеваясь, предложила в качестве супруга своего подержанного любовника… И все вокруг стало казаться Марии мрачным и гибнущим, а положение с каждым днем все хуже…

И вдруг появился красивый мальчик, пусть не слишком умный, но хоть отчасти равный ей по крови, умеющий хорошо держаться в седле, читать сонеты, танцевать и желающий на ней жениться. Сердце Марии не просто встрепенулось, Дарнлей вдохнул в тоскующую королеву новую жизнь. Где уж тут заметить его пустоту и никчемность! И тем более его несколько странные наклонности…

Дарнлей быстро подружился с секретарем королевы Давидом Риччи, успевшим прекрасно изучить вкусы и желания своей хозяйки. Приятели стали неразлейвода, они даже спали в одной постели. Неиспорченному Эдинбургу такое не показалось странным… Зато опытный Риччи во многом помог новому другу обаять королеву. Мария потеряла голову, она смотрела на Дарнлея влюбленными глазами, засыпала его дорогими подарками, ежеминутно желала видеть рядом. Граф Леннокс, Риччи и сам Генри Дарнлей не могли нарадоваться.

Английский посол в Шотландии докладывал своей королеве сначала о приезде «милорды Дарнлеи», как прозвали красавчика между собой более прозорливые люди, видевшие не только то, что хотелось бы видеть, но и то, что есть на самом деле. Потом Рэндолф почти с горечью писал, что Мария Стюарт словно потеряла свой острый ум и способность критически оценивать окружающее, превратившись в заурядную женщину, которой уж очень хочется замуж.

Елизавета читала, смеясь, и мысленно примеряла написанное на себя. Временами мысленно произносилось: «Ой-ой…» Иногда полезно посмотреть на собственное поведение через призму чужого. Отношения между королевой Елизаветой и ее многолетней любовью Робертом Дадли за время истории со вторым замужеством Марии Стюарт сильно изменились, Елизавета словно взглянула на своего собственного любовника другими глазами.

Но смеяться над шотландской королевой, влюбившейся, как кошка, пришлось недолго! Скрывать свою влюбленность в изумительного, как ей казалось, молодого человека и свои намерения относительно их будущего Мария Стюарт не собиралась. Единственным препятствием могло стать только кровное родство жениха и невесты, ведь мать ее драгоценного Генри Маргарита Леннокс доводилась Марии родной теткой (сестрой отца). Требовалось разрешение на брак папы римского (Дарнлей, к счастью Марии, был католиком). Среди королевских дворов Европы все давным-давно приходились друг дружке родственниками, часто довольно близкими, и браки между кузенами и кузинами хотя и не были разрешены, но совершались с разрешения понтифика. Такие разрешения давались легко после уплаты определенной суммы. Исключения бывали только в тех случаях, когда кто-то из родственников был почему-либо неугоден лично папе либо брак наносил ущерб его собственным интересам.

Здесь не происходило ничего подобного, потому рассчитывать на благополучный ответ можно было твердо. Неожиданную помощь Мария и Генри получили от Давида Риччи, все же зря злые языки твердили, что он папский агент! У Давида нашлись те, кто помог просьбе добраться на подпись к папе поскорее, чтобы не затягивать.

Но, судя по всему, Марии было настолько невтерпеж, что она стала сначала любовницей, чтобы потом стать супругой. Счастью Генри Дарнлея и его матери не было предела!

Конечно, Сесил ожидал возмущения, но не такого же… Получив очередное послание от Рэндолфа, он не стал ничего пересказывать, а понес Елизавете само письмо. Королева сидела в кабинете, разбирая бумаги. Вот тут она действовала решительно, часть листов с силой рвалась на части и летела на пол, часть отбрасывалась в кресло, а часть бережно откладывалась в сторону. Очевидно, последние были ценны… Вот бы во всем так, мысленно вздохнул канцлер. Королева была не в духе, ее камеристка успела шепнуть, что ночью снова болел зуб…

Увидев сообщение Рэндолфа об отправленной в Рим просьбе и приготовлениях к свадьбе, Елизавета взвыла так, словно ее укусили:

– Я никогда не сомневалась, что она похотливая дура, но не ожидала, что до такой степени! Если у нее совсем нет головы на плечах, то где же Джеймс Стюарт?! О господи! – Елизавета прижала пальцы к вискам, видно, пытаясь унять сильную головную боль.

Сесил приподнялся, чтобы кликнуть кого-то из придворных дам, королеве нужна нюхательная соль, но она остановила жестом.

– Сесил, неужели Мария не понимает, что невоздержанность тела приведет ее к гибели?! Дарнлей не из тех, кого можно допускать в свою спальню на правах супруга и тем более на трон! Как она может так унижаться перед этим ничтожеством?! Она, королева, превратилась в тряпку, о которую смазливый шалопай вытирает ноги!

Сесил смотрел на бушующую королеву и не мог понять, чего она так бесится. Не сама ли отправила смазливого мальчишку покорять сердце Марии Стюарт, а теперь, когда тот преуспел и даже залез к шотландской королеве под юбку, злится. Поистине, невозможно понять этих женщин, даже таких разумных, как Елизавета!

Он не понимал Марию Стюарт в ее скороспелом увлечении смазливым глупцом и поспешном решении отдаться ему не только душой, но и плотью (или, наоборот, – прежде телом, а потом душой?). Трудно ожидать, что королеву можно заполучить в постель так же быстро, как простую прачку, тем не менее пустому мальчишке понадобилось всего несколько сонетов, прочитанных с придыханием, томных взглядов, и королева запустила его под юбку, напрочь забыв о своем достоинстве.

Но еще меньше Сесил понимал Елизавету. Неужели приревновала? А ведь казалось, королева давно поняла, что это смазливое, хотя, надо отдать должное его матушке, великолепно натасканное и вышколенное в придворном этикете ничтожество не стоит и мизинца ее прекрасной руки. Как Сесил радовался, когда заметил во взгляде Елизаветы, брошенном на этого рослого хлыща, насмешку. Почему она ревнует красавчика? Мария Шотландская вольна спать с кем угодно, обидно за свою королеву.

– Но, Ваше Величество, Вы жалеете королеву Марию? Если ее постигнут неприятности после такого замужества либо романа, то это будут ее неприятности…

– Сесил! – завопила в ответ Елизавета. – Если ее постигнут неприятности, то расхлебывать их придется мне! Скажут, что это я подсунула королеве Дарнлея! Господи, ну кто же мог ожидать, что у нее не хватит ума разглядеть, что он из себя представляет?!

– Возможно, королева просто влюблена… – мягко осадил бушующую Елизавету Сесил.

Но та взвилась еще сильнее:

– Возможно?! Да она втюрилась по уши хуже моей прачки или швеи! Вцепилась в него, как кошка в кусок мяса! Готова на все, лишь бы заполучить этого красавчика к себе в постель. Мария отдаст кому попало корону, только бы ее трахали по ночам!

У Сесила под париком зашевелились волосы. Елизавета разговаривала, как уличная торговка. И эта женщина читает Цицерона на латыни?! Сейчас ей оставалось только упереть руки в бока. Он смотрел на шагающую широким шагом из угла в угол (верный признак злости) королеву и думал, как быть дальше.

– Рэнфолд сообщает, что, будь в тронном зале альков, из него то и дело торчали бы две пары ног – королевы и Дарнлея. – Елизавета повернулась к Сесилу. – Мне плевать на ее альковные похождения! Пусть милуется хоть с последним нищим в любой придорожной канаве, но тогда не претендует на право наследовать МОЮ корону! Свою я завещать женщине, которая в угоду похоти отдаст ее кому попало, НЕ МОГУ!

Ого! А ведь она права, как можно завещать престол той, что так легко разбрасывается даже своим собственным?

– Я запрещу ей вступать в брак с Дарнлеем под угрозой лишения прав наследования!

– Вас никто не поймет. Разве не Вы позволили Дарнлею отбыть к шотландскому двору?

– Кто же мог ожидать, что у королевы так взыграет кровь, что она лишится разума и спутает страсть с делом?

Почему-то Сесилу показалось, что в голосе Елизаветы мелькнула горькая нотка. Жалеет, что сама не может вот так безрассудно отдаться страсти, наплевав на осуждение со стороны, не может позволить себе выйти замуж за любимого человека? Для рассудочной Елизаветы это немыслимо, ведь даже за своего Дадли не вышла, чтобы не давать малейшего повода для сплетен. Хотя сплетен было предостаточно.

Но, к изумлению Сесила, гнева Елизаветы хватило только до следующего дня.

– Как вы думаете, Мария не может передумать? Вдруг она решит не выходить замуж за это ничтожество?

– Ваше Величество, я Вас не понимаю. Вчера Вы горевали по поводу того, что Ваша кузина сделала неудачный выбор, а сегодня переживаете, что она может передумать?

– Что же тут непонятного? Я подумала, что это ее выбор, но если я не изображу сопротивление, то именно меня обвинят в этом замужестве, скажут, я подстроила и не предупредила.

– Да пусть винят!

– Э, нет! Я посоветовала выбрать будущего мужа из английских джентльменов, обещав сделать ее наследницей. Она подчинилась, что же теперь, завещать корону этому хлыщу с его мамашей Леннокс?!

– Вы можете сами выйти замуж и родить наследника, тогда не придется никому ничего завещать!

Ответом был только бешеный взгляд.

– Надо подумать, как я могу изъявить свой протест, не расстроив, однако, свадьбу.

– Если Вы не желаете, чтобы Мария Стюарт выходила замуж за лорда Дарнлея, то почему бы свадьбу не расстроить?

– Сесил, а еще твердят, что мужчины куда умнее женщин! Я очень желаю, чтобы эта свадьба состоялась, но хочу, чтобы это выглядело словно против моей воли! Неужели не ясно?!

И снова канцлер лишь качал головой. Ай да Елизавета! Замужество против ее воли означало, что она может не завещать Марии Стюарт свой престол.

Но уж о чем меньше всего думала счастливая Мария, так это о намерениях своей двоюродной английской тетки! Она спешно готовилась к своей второй свадьбе. Первая, с Франциском, была великолепной, праздновал, кажется, не просто весь Париж, но и вся Европа! Екатерина Медичи постаралась ради своего сына и тогда еще любимой невестки! Но то, что было после свадьбы, осталось в памяти и на сердце столь тяжким грузом, что повторения не хотелось ни в каком виде. Нет, теперь у нее будет сильный, здоровый супруг, с которым незазорно выехать на прогулку, показаться перед толпами народа, с которым она будет жить полноценной жизнью, родит детей, станет настоящей матерью семейства, оставшись правительницей, конечно, разумной, милосердной, справедливой…

В Шотландии они с мужем будут хозяевами, и она никогда не допустит никакого Амбуаза, никаких волнений, по ее вине не прольется кровь, ее имя останется в памяти людей как образец доброй королевы.

Какие были мечты… Марии так хотелось все это исполнить, дав измученной многими годами неурядиц и войн Шотландии красивого, доброго, умного короля, а себе супруга. Ее ли вина, что вышло все точно наоборот: ни умного короля, ни спокойствия, ни доброй памяти… Конечно, Марию Стюарт помнят, но вовсе не за заслуги перед шотландским народом (сдался он ей!), а жалея из-за неудавшейся судьбы и трагической смерти.

И вдруг, к великому сожалению Маргариты Леннокс, Мария решила, что венчание будет очень скромным в капелле Холируда. Возразить не посмели, все же воля королевы – закон.

В июне 1565 года шотландская королева Мария сообщила своей кузине, английской королеве Елизавете, что, отвергнув все другие предложения, она решила поступить согласно ее совету, то есть выйти замуж за английского лорда Дарнлея.

Ответ, который передал влюбленной королеве посол Рэндолф, шокировал всех. Елизавета требовала… немедленной высылки всей семейки Леннокс обратно в Англию! Рэндолф с жалостью смотрел на молодую королеву. Он не очень понимал игру своей собственной, но прекрасно видел, что Мария влюблена в Дарнлея без памяти, хотя тот не стоит и ее мизинца. Королева разрыдалась, граф Леннокс замер, словно пораженный молнией, а сам виновник беспокойства, подбоченясь, объявил, что никуда не поедет, поскольку намерен вскоре жениться на королеве Шотландии Марии Стюарт и стать королем этой страны.

– Пока, милорд, вы подданный Англии и должны подчиняться требованиям своей королевы. А если это не будет сделано, то у нее достаточно силы, чтобы привести вас в чувство.

Мария снова залилась слезами, она поняла, что запахло войной, но отказаться от Дарнлея была уже не в силах. Да и выглядело бы это слишком позорно: объявить на весь мир, что выходит замуж, а потом вдруг отдать жениха в Тауэр на расправу Елизавете. Но, главное, она не понимала, что за игру ведет английская кузина. Если была против такого брака, то к чему отпускать Дарнлея из страны?

Активно против ее брака выступал и Меррей. Понятно, ему-то лучше, чтобы сестра вышла замуж куда-нибудь подальше от Шотландии, оставив его регентом, как было раньше. Мария разозлилась: а не его ли это придумка с возвратом Дарнлея в Англию? Идею быстро подхватили Давид Риччи и сам Дарнлей. Конечно, главный враг граф Меррей, ему не жить! К счастью, у Меррея хватило ума не испытывать судьбу, и он бежал.

В Шотландии заваривалась новая каша…

Вот уж кому, а Меррею глупый Дарнлей на троне был совсем ни к чему, все, чего удалось добиться с таким трудом после заключения Эдинбургского мира, когда понадобились многочисленные жертвы и траты, чтобы войска двух стран убрались наконец из Шотландии, катилось в пропасть! Джеймс хорошо понимал, что он фактически правит страной, пока Мария не замужем, как только она сунет голову в эту петлю под названием Дарнлей, она начнет действовать самостоятельно и как попало, а если еще привлечет к управлению своего упитанного бычка…

И ведь не возразишь, королеве, имеющей короля, не нужны помощники, она сама все может. Вопрос только в том, что сможет… Нет, Джеймс не был против участия даже Дарнлея в управлении Шотландией, но он помнил эти полные ненависти глаза сестры после казни Шателяра и ее слова, произнесенные сквозь зубы:

– Ваша власть, Меррей, только пока я не замужем. И жизнь тоже!

И Джеймс хорошо понимал, что пощады не будет, та, которая, не дрогнув, смотрела, как отрубили голову ее любовнику, брата-соперника не пожалеет тем более. В случае замужества Марии с Дарнлеем получить от него согласие на казнь своего противника будет нетрудно. Над Джеймсом Стюартом графом Мерреем нависла смертельная угроза… Он не стал испытывать судьбу, и в то время, когда проходил обряд венчания Марии Стюарт и Генри Дарнлея, лошади уносили ее сводного брата и тех, кто пожелал присоединиться, прочь от Холируда, где проходила свадьба с невестой в траурном наряде, и вместо праздничного веселья замершего в ожидании неприятностей Эдинбурга.

Но Меррей просчитался в одном – он удалился в свое имение, а не за границу, рассчитывая, что у сестры все же хватит ума остановиться и она не зайдет слишком далеко. К тому же он убеждал своих сторонников, что ненависть королевы касается только его и имеет личные причины, потому остальным беспокоиться не стоит, и лучше вернуться на свои места. Потому что их могут занять совсем не подходящие для этого люди вроде нового короля.

– Нельзя допустить, чтобы этот красавчик успел развалить страну раньше, чем королева поймет, чего он стоит!

Угроза была нешуточной, и многие вернулись.

Это была странная, очень странная свадьба. Венчание проходило в скромной домашней церкви Холируда. Но всех потрясло не это, а то, что невеста выбрала для столь радостного и торжественного мероприятия… черный траурный наряд! Да, да, Мария Стюарт во второй раз шла к алтарю в черном платье под черной вуалью.

И как только не пытались истолковать ее более чем странный выбор! Твердили, что она отдавала дань памяти первому мужу, что просто не было другого достойного наряда, поскольку не успели саботажники портные…

Но при чем здесь траур по первому супругу? Как же надо не уважать второго, чтобы в день венчания с ним облечься в траур по предыдущему, которого Мария, по всеобщему убеждению, слишком мало любила. Настолько мало, что, едва сняв настоящий траур там, во Франции, тут же начала вести весьма фривольную жизнь в Реймсе, вызвав множество сплетен и ускорив этим собственное возвращение в Шотландию. Даже если в разговорах о ее поведения в Реймсе на грани приличия больше выдумки, чем правды, приходится признать, что Мария дала повод для таких разговоров, к тому же Генри Данвилль, с которым молва связывала юную вдовствующую королеву в Реймсе, последовал за ней в Шотландию, оставив дома семью. И Шателяр тоже.

И портные едва ли виноваты, ведь позже Дарнлей якобы уговорил супругу сменить черные одеяния на яркие, и таковые у нее немедленно нашлись!

Скорее если здесь и был траур, то по самой себе. Мария умна, и, как она ни была влюблена, за время, потребовавшееся на получение разрешения от папы римского и подготовку к свадьбе (в чем она выражалась?), она могла разглядеть своего супруга и понять, с кем связывает свою жизнь. По всеобщему признанию, его таланты дальше умения танцевать, гарцевать на лошади и томно с придыханием читать стихи не шли. Он не умел ничего и ничего из себя не представлял. Маргарита Леннокс сумела вышколить своего сынулю так, чтобы он был способен держать внешний вид, но не позаботилась о внутреннем наполнении. В Лондоне ходила шуточка, что если по Дарнлею постучать, то звук будет как от пустой бочки.

Вот это Мария должна была разглядеть, даже если была влюблена в оболочку без памяти. Если не она сама, то подруги-то видели! Тем более последующие события показали, что и сам Дарнлей пуст, действительно, как использованная бочка, и супруга охладела к нему необычайно быстро.

Почему же красавица и умница вышла замуж за этого хлыща? Неужели до такой степени было невтерпеж? Моментально поползли слухи, что Марии «уже пора»… Это не причина, ее сын Яков родился через одиннадцать месяцев после свадьбы, то есть никаких «пора» не было. Остается одна причина – назло двум протестующим, Елизавете и Меррею! Вероятно, даже сознавая, что Дарнлей пустышка, Мария делала этот шаг, только чтобы стать самостоятельной и именно потому, что два человека, эту самостоятельность ограничивающие, были против Дарнлея.

Но Генри Дарнлей не Франциск, он был крепок и силен как бык, никакой надежды второй раз стать вдовой (и все же она стала!) быть не могло, может, отсюда траурный цвет. Траур по самой себе… это вполне достойно такой своеобразной строптивой женщины! Лучше связать свою жизнь с дуралеем Генри, чем зависеть от брата и английской тетки!

Знать бы только ей, чем обернется такое решение.

Что случилось, то случилось, красавица Мария Стюарт, королева Шотландии, сочеталась браком с Генри Дарнлеем, предварительно даровав ему множество разных шотландских титулов. Сам Генри от этого если и изменился, то в худшую сторону, решив, что теперь ему все можно. Это было именно то, о чем Марию предупреждали Джеймс Меррей, множество знавших, что из себя представляет Дарнлей, и даже ненавистная ей Елизавета! Но Мария предпочла сунуть голову в петлю и с упорством, достойным лучшего применения, всю оставшуюся жизнь эту петлю затягивала.

Твердят, что ей снесли голову три короны… Нет, голову Марии Стюарт снесли собственное упрямство и нежелание признать кого-то если не выше себя, то хотя бы равным. Ошибку за ошибкой она нанизывала на нить своей судьбы, пока их не оказалось так много, что нить оборвалась.

Первой нелепой ошибкой было включение в свой герб короны Англии. Раздразнив и навсегда заронив сомнения в Елизавете, Мария получила сильнейшего врага, правда, умудрившись отравить и ей большую часть жизни! Оскорбив Екатерину Медичи, отрезала от себя возможность жить во Франции, ведь даже переступив через свои чувства и решив сватать бывшую невестку за другого сына, Екатерина особой настойчивости не проявила. Но и за Марию стеной не встала, когда той была очень нужна ее помощь. Хочешь, чтобы тебе помогали, – не превращай тех, кто может помочь, во врагов. Мария превращала.

Следующие несомненные ошибки – замужество с Генри Дарнлеем и попытка сделать из него короля. Можно ли превратить осла в лошадь? Едва ли, даже если его подковать золотыми подковами, накинуть красивую попону и заплести гриву, он все равно останется ослом!

И непримиримое противостояние с братом Джеймсом Стюартом графом Мерреем – тоже ошибка…

А дальше они росли уже, как снежный ком на хорошей горке.

– Мадам, – у Генри, конечно, еще не получалось называть королеву Мэри, но хотя бы перестал говорить «Ваше Величество», – умоляю, смените наряд! Столько косых взглядов я не видел за всю жизнь. Поговаривают, что у меня праздник, а у вас похороны.

– Поменьше обращайте внимания на разговоры вокруг вас! – неожиданно огрызнулась Мария.

Супруг замер, но решил, что, видно, чем-то расстроил королеву, и принялся уговаривать ее снова. Наконец Мария согласилась сменить наряд и переоделась в великолепное платье, сплошь расшитое мелким жемчугом, с красивым воротником и шлейфом. Генри невольно ахнул:

– Почему же Вы на венчание в таком не пошли?!

Никто не понял странного каприза королевы, но то, что она чем-то недовольна, заметили все.

Марии стоило больших усилий взять себя в руки, она злилась оттого, что не видела своего брата Джеймса, а ведь так хотелось бросить ему в лицо:

– Я свободна, сир?!

Его не было ни на венчании, ни позже, когда собравшимся у стен замка принялись раздавать, вернее, раскидывать деньги и приглашать к накрытым прямо на улице столам, чтобы шотландцы надолго запомнили свадьбу своей королевы. Подданным совершенно все равно, за кого королева выходит замуж, главное, чтобы был не урод и не злодей. Но новый король явно хорош собой, он высок, крепок и румян, значит, здоров. Что еще нужно, когда столы ломятся от еды, а бочки полны эля и пива? Гуляй, славя королеву и нового короля!

И гуляли четыре дня и четыре ночи, пока не выпили все вино и все пиво…

А вот первая брачная ночь у молодых не получилась…

Мария подозвала к себе Мейтленда:

Страницы: «« 4567891011 »»

Читать бесплатно другие книги:

Необычная по жанру и композиции, «Анатомия финансового пузыря» детально рассказывает о многих извест...
Приступать к реализации любого более-менее значимого проекта можно только после составления и утверж...
Лирический сюжет анарративен, иррационален, благодаря чему его описание и формализация крайне затруд...
Александр Казарновский родился в Москве. Переводил стихи Роберта Фроста, Джеймса Джойса, Г.Честертон...
Многие эссе и очерки, составившие книгу, публиковались в периодической печати, вызывая колоссальный ...
Антология «Поэтический форум», объединившая произведения 101 поэта, является самостоятельным издание...