К барьеру! Беседы с Юрием Мухиным Мухин Юрий

Моя «кредитная история»

— Юрий Игнатьевич, у вас есть своя философия?

— Давайте лучше без этого иностранного слова.

— Почему? — Чтобы объяснить значение этого слова, придется залезть в словарь. К слову, в нашем языке завелось много непонятных иностранных слов, употребление которых прямо-таки вытолкнуло из нашей речи простые и понятные русские слова. А нередко и исказило их первоначальное значение.

— Вы имеете в виду, что многим читателям нужно искать в словаре смысл слова «философия»?

— Вот именно.

Уже несколько веков часть нашей, так сказать, интеллигенции стремится придать своей болтовне некую глубину и настырно тащит в русский язык иностранные вроде бы аналоги русских слов. Открывая для себя новые понятия и явления, наша интеллигенция, законодательница языковых мод, сплошь и рядом неспособна образно представить суть этих новых явлений и дать описание этой сути понятиями русского языка. Посему идет бездумное подражательство и повторение иноязычных слов там, где нам нечего сказать первыми. Скажем, с XIX века, со времен гениальных физиков-электротехников Александра Лодыгина и Павла Яблочкова, в нашем языке появились понятные русскому человеку термины «ток», «напряжение» «сопротивление». А вот, скажем, термодинамика (она же — «физика теплоты») в нашей холодной стране не имела своих первооткрывателей, и теперь, начиная со школьных учебников, нам приходится ломать голову над ее иностранными терминами — разными «энтропиями» и «энтальпиями».

Но если применение иностранных названий для каких-то новых предметов в науке и технике еще как-то можно понять, то зачем, например, русское слово «народовластие» подменили словом «демократия»? А затем, чтобы убедить нас, что в нашей действительности «народовластие» — это когда большинство навязывает свою волю меньшинству тайным голосованием. Ведь именно это на практике и имеют в виду под «демократией». А если точнее перевести это навязанное нам понятие, как «большинствовластие», то сразу же возникнет вопрос: а народовластие когда будет? Ведь любому, для кого родной язык — русский, без словаря понятно, что большинствовластие и народовластие — далеко не одно и то же. Большинство — это еще не весь народ, и выборы органов власти большинством — это не власть всего народа. Так после введения иностранного слова «демократия» поиски настоящей власти народа подменяются болтовней о «необходимости и величии демократии».

Зачем нам в русском языке греческие слова «экономика» и «экономист», если у нас есть свои слова «хозяйство» и «хозяин»? А затем, что хозяйство немыслимо без хозяина, и когда в хозяйстве возникает бардак, то сразу же возникает вопрос: а куда смотрит хозяин? А если в экономике бардак, то тогда кто виноват? А кто ж его знает? Люди у власти — исключительные молодцы, академики-экономисты — умнее не придумаешь. Разве они виноваты? Народ виноват, пьяницы, паньмаш, ну и так далее.

Зачем нам слово «план»? У нас что, не было русского слова «замысел»? Что, «Госплан» звучало умно, а «Государственный комитет по хозяйственным замыслам» («Госзамысел») — глупо? Нет, не глупо. Просто использование этого русского слова могло натолкнуть на мысль: кто же это у нас хозяин и каких это он мыслителей набрал себе в свой штаб, успехи народного хозяйства замысливать?

Бывает и так, что охотно используем мы простые и понятные русские слова, да только смысл их воспринимаем по-разному. Взять, к примеру, слово «писатель». А кто у нас в эпоху всеобщей грамотности не писатель? И сортирных стен маратель — тоже писатель. Было же точное по смыслу слово «сказочник». Но для тех, кто с потугами на свою особость, на возвышенность, сказочник — это что-то «с низов», из самой гущи народа, не белая кость и не власть над думами. Ну, польстили строчкогонам, но смысл-то профессии утерян!

Или взять слово «ученый». А кто у нас не ученый? Скажете: «наука»! Тогда давайте задумаемся: а что нам от науки нужно? Знания? Знания и по телевизору непрерывным потоком идут: тот артист марихуаны накурился, та артистка на прием без трусов пришла. Недавно завтракаю, а по радио меня грузят знаниями: в Австралии один чудак на букву «м» решил сделать на спине татуировку, но обидел мастера тату. А тот наколол ему на спине вместо заказанной картинки красивый… мужской орган. Как потом замерили — 47 сантиметров длиной. Чудаку пришлось заплатить 2 тысячи долларов, чтобы такое украшение свести. Это что — не знания? Знания и радио меня ими обогатило, видите, я даже числа запомнил без репетитора.

Так что, когда речь о науке идет, слово «знания» всегда надо ставить рядом со словом «польза». А ученый, как я считаю, это тот, кто пользу ищет и находит. Иначе он не наукой занимается, а из пустого в порожнее переливает.

Так и слово «философ». Это же человек, осмысливающий явления природы и жизни и находящий связи между ними. Ну почему бы не назвать его по-русски «осмысливатель»?

— Я не против подобного предложения, но вряд ли научное сообщество осыплет вас аплодисментами. Ю.И., наверное, имеет смысл нашу беседу начать с вашей «кредитной истории» — кто вы, чем занимались… — …откуда взялся и как докатился до жизни такой?

— Примерно.

Вообще-то я очень много написал о себе в книге «Три еврея, или Как хорошо быть инженером» и в повести о моем отце. Вкратце мою историю можно изложить так.

Родился я в 1949 году в Днепропетровске. В 1973 году окончил Днепропетровский металлургический институт, между прочим, с «красным дипломом», и нас, таких умников, на сотню человек с потока было всего трое. По окончании института должен был остаться там же на научной работе, но полез бороться «за правду» — вступил в конфликт с тогдашней номенклатурой КПСС. Понятное дело, потерпел поражение и поехал по распределению в Казахстан, в городок Ермак. В нем прожил 22 года.

Работать начал на Ермаковском заводе ферросплавов инженером-исследователем, и эту профессию считаю своим призванием. Освоил ее быстро и успешно, имею несколько десятков изобретений и публикаций в научно-технических журналах.

Когда мне предложили вступить в КПСС — потому что «без этого не сделать карьеру», отказался. Между прочим, получил предупреждение от местного КГБ «за ведение антисоветской пропаганды» и считался в городе диссидентом. Тем не менее на мою заводскую карьеру это никак не повлияло — я делал ее быстрее, чем хотел, а в 1982 году стал руководить всеми научными исследованиями на заводе. Думаю, что именно оттуда — от того, что насмотрелся тогда на ученых в разных видах, — у меня нет ни малейшего трепета перед отечественной наукой. В СССР это было прибежище для здоровенной армии паразитов!

— Защитили диссертацию?

— И в мыслях не было! Я ведь не собирался увольняться с завода. Если бы собрался, то защитил бы кандидатскую и насобирал бы материалов на докторскую. А на заводе на кой овощ эти диссертации мне были нужны? Я бываю груб, некоторые утверждают, что даже чаще, чем надо, но на самом деле я очень подвержен влиянию «того, что люди скажут». А на заводе мне было очень важно, что скажут обо мне мои товарищи. Они горбатятся в цехах, чтобы вытащить завод из ямы, а я вместо того, чтобы впрячься вместе с ними, диссертацией буду заниматься?

В середине 1980-х наш завод работал очень плохо. Новый директор Семен Аронович Донской, выдающийся руководитель, в 1987 году предложил мне стать своим заместителем по коммерческой части, а я в этом ни бельмеса не соображал! Ничего, мало того, что освоил, так еще и появилась уверенность, что во всем сумею разобраться! Затем Донской сделал меня своим первым заместителем. Я, наверное, во всем Казахстане был единственным беспартийным руководителем такого ранга. Конечно, Донской за мною присматривал, но давал полнейшую свободу действий во всех одобренных им проектах. Чего я только не творил: одним из первых в СССР взял валютный кредит, одним из первых создал совместное предприятие, одним из первых начал бартерные операции, ввел заводские деньги и первым в СНГ перевел расчеты работников завода на кредитные карточки. По делам объездил полмира: покупал технологию производства видеоплееров в Японии, добывал технологию переработки шлаков в Германии, технологию получения синтетического бензина в ЮАР, торговых партнеров имел во всей Европе. Помимо дел, участвовал в сафари по Южной Африке, играл на рулетке в Монте-Карло, обедал в самых знаменитых ресторанах мира… и сегодня, попробовав все это, понимаю, что все эти развлечения — глупость. Формально есть что вспомнить, да только жаль тратить время на воспоминания.

Короче, в 1995 году правительство Казахстана передает Ермаковский завод ферросплавов иностранцам. Я препятствую разграблению завода, меня тут же увольняют, прокурор отменяет увольнение, новые хозяева, чтобы от меня избавиться, идут на компромисс: покупают мне в Москве двухкомнатную квартиру, и я уезжаю в Москву с компенсацией зарплаты за два года. А в Москве я сразу же создаю газету «Дуэль» — уникальное издание без профессиональных журналистов. В газете сами читатели ведут полемику с определенной целью — найти истину. Одновременно создаю организацию — АВН…

— О ней, с вашего разрешения, попозже.

На наш взгляд, сейчас в России и мире вас больше знают как историка, выдвигающего новые объяснения исторических событий нашей Родины. Скажите, как у вас родилось желание заниматься историей, ведь по образованию и по опыту работы вы металлург и, как мы понимаем, успешный руководитель?

— В сутках есть рабочее время. Даже если работать не только ради дохода, но с увлечением, думая о работе, как в моем случае, и после окончания рабочего дня, то все равно в сутках бывает и время, свободное от работы и мыслей о ней. Кроме того, нельзя все время думать об одном и том же, это утомляет, нужно менять тему, чтобы отдохнуть.

Отдыхать можно по-разному. Скажем, Сталин, чтобы отдохнуть, выращивал розы и играл в бильярд. Есть одно свидетельство, что он коллекционировал часы и любил их разбирать. В любом случае, у человека с такой умственной нагрузкой, как у Сталина, чтобы не сойти с ума, должны были быть развлечения, начисто переключавшие мозг с решения государственных проблем на что-то иное.

Меня развлекают с самого детства фантазии, но для этих фантазий нужно горючее, материалы. Скажем, если ты фантазируешь, что ты французский мушкетер, то желательно знать о той эпохе как можно больше, иначе фантазии будут убогими — тебе же неинтересными. Чтение было моим самым любимым увлечением, и, надо сказать, что читал я очень много, и любимыми книгами были не романы (хотя и они тоже), а книги о том, как люди что-то делали, как и почему у них это получалось.

Думаю, что такие вот увлечения выработали у меня любовь к исследованиям — я получал удовольствие, если сам мог прийти к каким-то новым выводам. Исследованиями по своей профессии я занялся еще в институте, а у всех исследований есть общие принципы. Одно дополняло другое — исследования в области истории помогали исследованиям в инженерном деле, а навыки исследований в инженерном деле уже явственно подсобляли в исследованиях общества и его истории.

После института я занялся исследованиями на производстве, заработал в этой области неплохой авторитет, но, главное, опыт, о необходимости которого даже не подозревал. Дело в том, что масса ученых в конце своих исследований получают новый результат, запечатленный лишь в их отчете или диссертации. Я был заводским исследователем, и всем моим начальникам и товарищам по работе было наплевать, получу ли я «новый» или «оригинальный» результат. Им нужен был от меня правильный результат, а его правильность определялась не в ходе «научных дискуссий», а на практике. Если я в ходе исследований нашел, что напряжение на печи должно быть 182 вольта, а мои товарищи тут же его установили и печь дала дополнительный металл, то я полезный человек на заводе, я настоящий ученый. Если дополнительного металла нет либо печь ухудшила работу, то никому мои умствования, мое «личное мнение» не требуется: у людей при деле нет времени слушать твои глупости, даже если ты называешь их «наукой».

Вот это настолько вошло в меня, что мне глубоко плевать на «научные» и любые другие авторитеты, в том числе и на мнение толпы («все это знают, это общеизвестно»). Предъявит этот ученый авторитет результат, значит, он ученый, нет — свободен! И мне плевать на то, как его зовут — Карл Маркс или Альберт Эйнштейн. Нет результата, значит, нет толку от твоих теорий.

Далее дело развивалось так. Я занялся исследованиями бюрократизма, открыл для себя законы поведения людей и законы, по которым людьми надо управлять, чтобы избавиться от бюрократии. Нужны были конкретные примеры, чтобы показать правильность моей теории. Я стал довольно большим начальником, но свои примеры — это свои примеры, а нужны и объективные. А их негде взять, кроме как в истории.

Так что ваш вопрос, как возникло желание заниматься историей, для меня равносилен вопросу, как возникло желание дышать, — да нет у меня такого желания, просто дышу я и дышу.

— Что вы считаете своей сильной стороной как историка?

— Полагаю, что способность представлять ситуацию образно, способность разобраться в подробностях любого дела, способность исследовать любое дело, понимание законов управления людьми и личный управленческий опыт. Этим я существенно отличаюсь от огромного большинства историков. Я, к примеру, никогда сам не был в архивах, хотя по моей просьбе и там проводился поиск фактов. Я просто читаю то, что насобирали в архивах «профессиональные историки», исследую собранные ими факты и делаю свой вывод, в ряде случаев резко расходящийся с выводом того историка, кто «открыл» эти новые факты. Это для историков, даже для умных, очень обидно. Поэтому их реакция на меня предсказуема. А если добавить, что я исследую добытые ими документы и могу определить, какие из них заведомо фальшивы, то их обида возрастает в геометрической прогрессии. Я, к примеру, очень уважаю одного нашего профессионального историка — специалиста по истории СССР. Именно поэтому фамилию его называть не буду. Недавно он выступал по радио в прямом эфире, и слушатели его спросили обо мне. А он начал рассуждать на тему, что настоящие историки глотают пыль в архивах, а вот есть некоторые пенкосниматели, которые…

Вот в этом мое преимущество перед другими историками. Когда речь идет о какой-то властной личности, то я ставлю себя на ее место (правда, это делают и остальные историки). Но смотрю не на то, как я удержался бы в конкретных обстоятельствах на месте этой конкретной личности у так любимой остальными историками «власти», а как решал бы конкретные задачи, стоявшие в тот момент передо мной и моей страной, государством. Ставлю себя на место Сталина, представляю себе задачи и возможности развития экономики СССР до уровня, необходимого в неминуемой войне чуть ли не со всем миром. И мне становится не до «борьбы за власть», не до расстрела конкурентов. К слову, Сталин до 1927 года трижды просил освободить его от должности генерального секретаря ЦК ВКП(б).

Для меня на месте Сталина становится жизненно важным каждый способный и деятельный министр, директор завода, генерал, секретарь обкома и т. д. У меня и мысли бы не пришло отдать их под суд, даже если бы они совершили какое-то преступление, которое можно было бы простить. Такой пример: ставший впоследствии маршалом Кирилл Мерецков, до войны бывший начальником Генштаба, по-моему, фактически предал Родину, заложив в мобилизационный план параметры, которые должны были привести к поражению СССР в войне с немцами. Но ведь его за это простили! Так что большинство из тех деятелей (ошибки, скорее всего, тоже были), которые были расстреляны, свое наказание заработали.

А профессиональный историк ставит себя на место Сталина: вспоминает, как сам он в своем институте писал доносы и интриговал, чтобы сместить с должности коллегу и занять его место (т. е. его кормушку). И начинает выдумывать, как бы он дрался за свою кормушку, если бы был на месте Сталина. А о том, что Сталину нужно было организовать великие и жизненно важные для СССР дела, такой историк и не думает — ведь он никогда не организовывал даже мелких, но общественно значимых и обязательных для исполнения дел. Поэтому в описании такого историка Сталин — прямо-таки вурдалак, который только и думал о том, какого еще невиновного гения расстрелять, — точь-в-точь как сам этот историк.

— Как вы относитесь к критике в ваш адрес?

— А я уже почти 20 лет постоянно веду с кем-нибудь споры. И боюсь, что если меня перестанут критиковать, то я быстро отупею и стану как журналисты нынешних СМИ. Поэтому критику я слышу постоянно и сам на нее напрашиваюсь. Критика — это благо, она не только делает тебя умнее, но и делает более знающим, так как критики поставляют тебе ранее неизвестную информацию точно по теме. Полезные люди эти критики, и я им благодарен.

Правда, не все критики одинаковы, бывают и такие, у которых вместо ума одни амбиции и претензии. Они обычно покритикуют меня, а потом жалуются, что я неинтеллигентный грубиян. Бывает.

— Кстати, как вы относитесь к такому сегодняшнему явлению, как «альтернативная» история?

— Считаю этот термин неудачным и даже вредным. Что значит в истории альтернатива? Другая история? Такого не бывает! Скажем, Иванов женился. Задача историков: выяснить, на ком? И вариант, когда один историк утверждает, что на Гале, а второй, что на Свете, и при этом оба («как интеллигентные люди») соглашаются с таким «альтернативным» положением, — это глупость. А причиной такой глупости является непонимание этими историками того, как все это было на самом деле, — ни один из них на самом деле не уверен, на ком же был женат Иванов. Поэтому альтернативной истории быть не может — история одна. И либо ты согласись со мною, либо я соглашусь с твоими доводами, а серединка на половинку — это не история.

К сожалению, рынок исторической литературы забит книжным мусором, в котором любителю истории невозможно разобраться, и вызвано это низкой квалификацией издательств и их желанием заработать. Ради этого заработка они штампуют и штампуют все новые книги бесчисленных «историков», которые поражены стукнувшей им в голову идеей и спешат изложить ее в виде книги. По сути, это страшный мусор, из-за которого читатель не может пробиться к произведению действительно стоящему. Это издатели выдумали термин «альтернативная история», чтобы оправдать издаваемую ими глупость.

Но сегодня не знаешь, что и предложить. По уму, этот поток мусора должны были бы пресечь редакторы издательств, но у них самих такая низкая культура, что страшно им это предлагать — они «зарубят» и действительно стоящих историков. Приходится терпеть эту «альтернативную историю» в надежде, что читатель по мере приобретения опыта научится сам отбирать себе книги для чтения.

— Получается, что вы, приехав в Москву, в очередной раз сменили профессию?

— Мне как-то рассказывали историю приезда в СССР известного физика Нильса Бора. В то время в СССР физику окружал ореол романтики, быть физиком считалось очень престижно, кипели споры между «физиками» и «лириками» с явным преимуществом «физиков». Бора пригласили на встречу со студентами МГУ, и глупцы с физического факультета при выходе Бора начали скандировать речевку: «Физики — соль, химики — ноль!» Бор попросил перевести ему, а поняв, что именно студенты кричат, развернулся и ушел со словами: «Я всегда считал себя химиком!»

Так вот, я всю жизнь считал себя инженером-исследователем. Думаю, что я им и остаюсь.

— Но главный редактор общеполитической газеты — это далеко не инженер. — Формально — да, а по сути — не очень сильно. Дело в том, что я и по своей прежней профессии много писал — и отчеты о научно-исследовательских работах, и статьи в научно-технические журналы. Кроме того, напомню, что в середине 1980-х годов я заинтересовался вопросом основ бюрократизма и через несколько лет исследований пришел к открытию объективности законов поведения людей. Надо было популяризировать открытие, потому я уже публиковался в «Правде», «Огоньке», журнале «ЭКО». А в 1990-х годах уже вышли мои книги по этой теме: «Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно» (1993 г.) и «Наука управления людьми в изложении для каждого» (1995 г.). Тогда же я между делом написал небольшую книгу «Катынский детектив», где разоблачил так называемое «Катынское дело» — геббельсовско-горбачевскую фальшивку. Так что организация производства газеты поначалу мне была незнакома, но я к тому времени уже столько организовал производств, что никакой «трудности» я просто не заметил, а в публицистике у меня уже был опыт.

«Одинокий Бизон»

— И как вас встретила Москва?

— Как самородка с деньгами, приехавшего из захолустья, которого каждый в Москве обязан научить жизни. Когда выяснилось, что это я учу их жизни, а денег у меня мало, то меня просто стали замалчивать…

— Это утверждение непонятно. Вы единственный известный писатель и журналист, который в наше время осужден судом за экстремизм, и считаете, что на вас не обращают внимания?

— Я далеко не единственный осужденный. Нас довольно много, причем довольно много журналистов были осуждены до меня и продолжают осуждаться сегодня: скажем, Борис Миронов, Александр Аратов, Константин Душенов — это только те, кого я знаю и кто был осужден. Но я не это имел в виду в данном случае.

Да, разумеется, я тот, кто ненавидит правящий режим во всех его проявлениях, и естественно, что режим платит мне той же монетой и тихо меня давит. Кстати, в данном случае обеспечила мое осуждение даже не явная, а тайная власть России — израильское или еврейское лобби — политическая организация части российских евреев. Они через своих клевретов в судах и прокуратуре организовали мое осуждение. Но, с другой стороны, для меня это осуждение как медаль: признание того, что я реально дерусь с этой бандой мерзавцев, а не отворачиваю рыло от этой проблемы в страхе, что меня эта банда назовет антисемитом. Тут все ясно и понятно.

Но я начал говорить о другом замалчивании. Ведь даже если не упоминать моих политических противников, то у меня много коллег-журналистов, писателей, историков, которые стараются держаться подальше от режима и в какой-то степени являются моими союзниками. Я говорю о молчании этих ягнят. Ведь что возмущает — меня два года судят по совершенно вздорному делу, между прочим, такое же дело без проблем может быть возбуждено и против них. Казалось бы, они должны были поддержать меня хотя бы из чувства самосохранения, но… промолчали.

— Дело только в страхе этой оппозиционной элиты?

— Разумеется, нет. Полагаю, что у «нелюбви» ко мне московского политического и научного истеблишмента есть множество причин. К примеру, причиной может быть моя открытая ненависть к пустопорожней болтовне, моя решительность в выдвижении версий и идей тогда, когда этот истеблишмент еще и вякнуть не решается.

Образно говоря, истеблишмент годами обсуждает, какую позицию нужно занять читателю в том или ином вопросе. Прихожу я, исследую проблему и определяю, что эта позиция должна быть в 100 километрах к северу. Они не решаются сказать такого определенно, а я — говорю! И начинаются попреки в моей «неграмотности»: типа, на самом деле не просто в 100 километрах к северу, а еще и на два метра к востоку. И поскольку я про эти два метра не знаю, то и мои рекомендации про 100 километров «грамотный ученый» принять не может.

Вот, скажем, в Катынском деле претендующие на объективизм историки ставят себя мне в пример: «И постепенно, шаг за шагом, идем к своей цели». На практике это означает: балаболим, балаболим и детям оставляем балаболить. А результат этой болтовни? Кто же все-таки убил 12 тысяч польских офицеров — наши или немцы?

Должна ли любая болтовня о проблеме иметь предел или нет? Должна ли она устанавливать истину и воплощаться в практику? Если этот словесный понос не устанавливает истину, то чем он отличается от информационного мусора? Если мы вместо истин, на которые можем опереться в практических жизненных решениях, тратим годы на потребление совершенно ненужного нам словесного поноса, который мы никак не можем применить в нашей жизни, то ведь мы эти годы не прожили — мы сами сунули их псу под хвост! И эти балабольщики убивают нашу жизнь тем, что ты читаешь их книги и статьи в надежде узнать или понять что-либо полезное, а они подсовывают тебе дерьмо своего убогого умствования без выводов и без единой оригинальной или просто свежей мысли. Согласен, что чтение их опусов — это лучше, чем водку пить, но намного ли? Ведь еще неизвестно, что хуже: промытые водкой мозги или мозги, загаженные словесным поносом.

Потом, у инженера на заводе нет времени на всеохватный объем исследований. Любая проблема имеет сотни нюансов, каждый из которых имеет значение, — и, вполне возможно, определяющее значение. Но пока ты их все рассмотришь, плавильная печь вместо 100 плановых тонн металла в сутки будет давать 90 тонн с понятными последствиями для меня и моих товарищей. Посему решение приходится принимать, опираясь лишь на некоторые параметры, по которым судишь обо всем деле. Однако если ты знаешь свое дело, а через него и жизнь, то этого вполне достаточно, чтобы правильно определиться с «выдвижением определенной версии» .

Так было с Катынским делом, в котором я очень долго придерживался версии геббельсовцев о том, что поляков расстрелял НКВД. Но как только я узнал, что они расстреляны и похоронены на территории действующего пионерского лагеря, то сколько еще можно было сомневаться, если ты не подонок из «Мемориала» и не кретин от рождения? Стало совершенно ясно для любого мало-мальски умного человека, что все доказанные по Катыни факты ложатся в версию расстрела поляков немцами, а все фальшивки всплывают на поверхность по причине допущенных там недоработок.

Можно ли при таком методе выдвижения версий ошибиться? Естественно. Но любое дело имеет начало и продолжение, в ходе которого ты можешь исправить ошибки и подкорректировать версию. Не ошибается тот, кто не работает, и для того мы на работу и ходим, чтобы исправлять ошибки. Выдвинув версию, ты начнешь дело, пусть ты и не получишь сразу из своей печи 105 тонн металла, но будет, по крайней мере, 95, а это уже лучше, чем 90. А вот если ты только балаболишь, то, значит, не начинаешь дело, значит, по-прежнему несешь убытки. И кому польза от твоего умного вида «специалиста»? Этот вид может произвести впечатление только на таких же умственных и моральных импотентов, как и ты сам.

А как быть, если вследствие допущенной тобой ошибки печь даст не 95 тонн, а 80? Но ты ведь тут, ты это видишь и немедленно возвращаешь печь в исходное состояние. Потеряешь 5—10 тонн, но это ничто по сравнению с потерями 10 тонн ежедневно.

Претендующие на объективизм историки меня попрекают, что если бы я был таким же, как они, то написал бы книгу, на «которую сочувствующие не постесняются ссылаться». А представим, что эти непрерывно «сочувствующие» своей Родине историки на время бросили бы балаболить и дружно поддержали меня в 1995 году? Что бы тогда лепетали прокуратура и поляки? Ну а если бы вдруг оказалось, что моя версия неверна? Ну и что? Тогда бы мы признали нашу ошибку и извинились — только и проблем. Но ведь «объективные» наши никак меня не поддержали, а балаболили и продолжают балаболить, чем действительно сильно отличаются от меня.

— Вас это сильно напрягает? — Да не то чтобы сильно, но порою устаешь быть одиноким Бизоном в окружении только своих читателей.

Подтверждение идей

— Вы хотите сказать, что ваши идеи до сих пор замалчиваются и не претворяются в жизнь .

Замалчиваться-то они замалчиваются, но остановить их невозможно, поскольку они правильны. Получается как у не признанного при жизни «отца современного акушерства» венгра Игнаца Земмельвейса, который еще в середине XIX века первым ввел практику тщательнейшей дезинфекции при родах: идеи мои используют, но если есть возможность смолчать об их авторе, то молчат!

— А какие идеи вам уже удалось протолкнуть в жизнь?

— Скажем, после фальсификации «Катынского дела» Главной военной прокуратурой СССР, а затем и ГВП России я был первым, кто разобрался в этом деле и заявил сначала в своих статьях, а в 1995 году и в монографии, что пленных поляков убили немцы. Сейчас уже объявился и человек, который по заданию фальсификаторов фабриковал фальшивые документы. Но дело даже не в этом. Оказывается, уже довольно давно студенты-историки даже в Московском университете пишут об этом дипломные работы и успешно их защищают. Начинал я это дело один, а сейчас у меня в единомышленниках масса историков, причем достаточно именитых, скажем, Юрий Жуков.

В конце 1980-х годов я встал на защиту Сталина как выдающегося руководителя, в 1993 году в своей книге ему посвятил целую главу. В то время в России Сталина считали героем немногие, а сегодня чуть ли не две трети населения. Я первый, кто выдвинул версию того, что Сталин отравлен. Сегодня у меня полно единомышленников, и не только среди студентов. Я первым совершенно определенно заявил, что суда над Берией не было, и его убили подло и коварно, после убийства сфабриковав дело о его как бы «заговоре». Сегодня брехню о суде над Берией позволяют себе распространять только журналисты, историки на это уже не решаются.

Я первый начал утверждать, что был приказ Москвы о приведении войск в боевую готовность до 22 июня 1941 года, теперь об этом начинает говорить все больше и больше специалистов. Я первый заявил, что с технической точки зрения слабость Красной Армии накануне и в первые годы войны выражалась в крайне низкой степени использования радиосвязи, несколько лет назад это был вынужден публично озвучить Генштаб Российской Армии.

Еще один интересный пример. Я первым начал утверждать, что огромную роль в победе под Курском сыграли бомбы ПТАБ («противотанковые авиабомбы»). Есть такой современный историк Алексей Исаев, так он поначалу чуть ли не роман по объему написал, доказывая, какой же я дурак, утверждая это. А к последнему юбилею Победы он же написал сценарий документального телесериала о войне и в серии о Курской дуге посвятил значению и важности этих бомб целый эпизод.

— То есть ваши исторические идеи со временем все же находят подтверждение? — Не только они. Не так давно узнал, что мои идеи «делократии», о которой речь пойдет ниже, на практике применяются как в России, так и за рубежом. Экономические идеи подтверждаются с неумолимостью. Однако меня совсем поразило, что была внедрена моя техническая идея, которую я выдал как бы мимоходом.

— Расскажите, о чем речь?

— Когда НАТО стало бомбить Сербию, то меня, как, наверное, любого русского человека, взяла злость и одолели мысли о том, как бы сербам помочь. Я поставил себя на место командующего сербской армией и стал думать, что бы я сделал, если натовский сброд решится вторгнуться в Косово сухопутными силами. У сербов было около 2000 танков Т-62 и экипажи к ним. Но пускать их на силы НАТО было бессмысленно: эти силы были мощно вооружены кумулятивными противотанковыми средствами — гранатометами, управляемыми и неуправляемыми ракетами. Пехота НАТО и вертолеты сожгли бы сербские танки, даже если бы те уклонились от прямого боя с танками НАТО.

А местность в Сербии довольно пересеченная при хорошо развитой дорожной сети. Есть где танкам укрыться в засаде, и есть возможность сделать бросок на 100–200 километров к тому участку фронта, где нет танков НАТО, либо выйти им во фланг в тыл и атаковать натовцев на марше. Но… Это было возможно лишь в том случае, если бы сербские танки были защищены от кумулятивных боеприпасов.

Следовательно, их надо было защитить, но никакие высокие технологии не годились — Сербия была в блокаде. Оставалось одно — навесить на танки экраны. Сама по себе эта идея не нова: еще в 1945 году наши танкисты спасались от немецких «фаустпатронов», т. е. тех же гранатометов с кумулятивным зарядом, обвешивая свои бронированные машины проволочными каркасами кроватей. Но современные кумулятивные боеприпасы, состоящие на вооружении НАТО, помощнее «фаустпатронов» — и защиту от них в виде решеток надо было делать из более мощных стальных полос. Но имелось ли в Сербии подходящее сырье? Я узнал, что в Сербии на складах строительных фирм до начала конфликта с Западом хватало арматуры для бетона. Это, конечно, не совсем то, но эта сталь уже относится к классу легированных — она очень прочная. И главное, эта сталь легко сваривается. Следовательно, экраны на танки можно было изготовить и навесить в любой мастерской, в которой есть сварочный аппарат, а они есть везде.

— И вы сообщили об этом сербам?

— Да, я сделал эскиз экрана — он у меня до сих пор сохранился, написал пояснительную записку и через нашего автора (ныне покойного) Предрага Миличевича связался с военным атташе посольства Югославии полковником Петровичем. Мы с ним договорились встретиться в воскресенье, я, конечно, не говорил, зачем. А уже в посольстве, в его кабинете, я передал ему документы, эскиз и растолковал, как мог, что к чему, поскольку полковник был авиатором. Я ничего не просил у него, даже не просил сообщать мне решение, которое примут по моему предложению генералы в Югославии. Полковник пообещал отправить документы в Белград немедленно, на том мы и расстались. Я не знаю, был ли толк от моего предложения или не был, ведь когда посмотришь на наших генералов, то склоняешься к мысли, что генерал — это уже не звание, это диагноз. Кто сказал, что в Сербии они должны быть другими?

НАТО побоялось начать вторжение сухопутными силами, я не увидел сербские танки в бою и так и не узнал, какое решение принято по моему изобретению.

Прошло полтора года, и вот в журнале «Солдат удачи» № 8 за 2000 год я читаю репортаж Дмитрия Ширяева из Чечни под названием «Путевые заметки эксперта-оружейника»:

«Лейтенант показывает нам свой танк — это Т-62 с пулеметом ДШК на башне. Я немного разочарован — предпочел бы пообщаться с более современной техникой, например Т-72. Но, вероятно, для здешних задач и Т-62 хорош. Танк имеет интересную, ранее мною невиданную противокумулятивную защиту: это металлическая решетка, прикрывающая башню и борта. По словам командира, эта защита разработана с учетом того, что с бандитской стороны широко используются гранатометы РПГ-7 с гранатами ПГ-7Л. Он уже на практике убедился, что эта защита весьма эффективна: граната разрушается, не успев взорваться».

Дано фото этого Т-62 с противокумулятивной решеткой, но, на мой взгляд, мое решение было лучше. Моя конструкция прикрывала танк еще и сверху — от вертолетов и ракет, атакующих танк по крутой траектории. А вот «Солдат удачи» № 7 за 2001 год. В статье о показе боевой техники на выставке в Кубинке такая строчка: «Т-72, оснащенный противокумулятивной решеткой, стоял к гранатомету самой слабой своей частью — бортом — и поражен не был».

А потом из Интернета мне вытащили фото американской боевой машины пехоты «Страйкер» из состава американских оккупационных сил в Ираке. И, как видно на фото, эти БМП защищены предлагавшимся мною сербам экраном. Удивляться нечему — хорошая идея, она и в Африке идея.

Путь АВН

— Раз уж мы заговорили о внедрении ваших идей в жизнь, расскажите об идее «Армии Воли Народа», лидером которой вы являетесь. В чем ее суть и задачи?

— Идея АВН имеет теоретическое обоснование в общеизвестных законах власти и управления людьми, но я не буду забивать вам голову теорией. Давайте просто порассуждаем. Члены сегодняшней власти и их приспешники творят, пребывая во власти, что угодно, но никак за это не отвечают и не наказываются за вред, нанесенный народу. Но если их не наказывают, то почему бы им и не быть ворами или тупыми бездельниками? Ведь вора делает вором случай, а безответственная власть — это просто рай для воров. Ну, в какой еще области человеческой деятельности такое может быть?! Вот вы садитесь в автобус, платите водителю деньги, и он обещает довести вас в целости и сохранности до места назначения. А если он, даже по ошибке, не говоря уже о разгильдяйстве, учинит аварию и вы пострадаете в ней, то что — водитель просто помашет вам ручкой и скажет: «Вы тут кровью истекайте, а я пошел на заслуженный выходной»? Нет, если его сразу не прибьют разгневанные пассажиры, то его отдадут под суд, где 12 простых граждан, присяжных заседателей, решат, виновен он или нет. А власти, взявшие у вас деньги в виде налогов и пообещавшие довезти вас в светлое будущее? А они уже чуть ли не 20 лет машут нам всем ручкой и говорят: «Вы, лохи, голосовавшие за нас, тут в России кувыркайтесь, а мы поехали отдыхать к наворованным миллионам». Неужели так и должно быть?

Нет, конечно, и есть простой и абсолютно законный путь расставить все по своим местам и указать власти, кто в России хозяин.

— Так путь законный или экстремистский?

— Разумеется, законный! По нынешней Конституции (и по любой другой) сувереном (высшей властью) является народ, а депутаты и президент — только слуги народа, которым властвовать разрешено народом и от имени народа. Причем народ и без них может принять любой действительно нужный народу закон, проголосовав за него на референдуме.

Но если народ — это хозяин, а депутаты и президент — слуги народа, то у народа (у каждого избирателя, а не только у 12, как в судах) есть право и обязанность перед своими детьми судить своих слуг, поощряя хороших и наказывая нерадивых. И делать это, чтобы и самому жить достойно, и своим детям оставить достойное государство. У народа есть право Хозяина! И если вы снимете шоры с глаз и подумаете, то увидите, что реально осуществить это свое право очень просто!

Нужен закон, по которому на каждых выборах каждый избиратель, помимо бюллетеней с новыми кандидатами во власть, получит бюллетень, где сможет оценить предыдущий, завершающий свои полномочия состав власти. В этот бюллетень достаточно внести три графы: «Достойна поощрения», «Достойна наказания» и «Без последствий». Если большинство избирателей решит отпустить старый состав власти без последствий, то власть оставит свои полномочия как сейчас — без каких-либо негативных последствий для себя. Если большинство избирателей решит поощрить власть, то пусть руководители уходящей власти в обязательном порядке получат государственные награды сообразно их должностям — от скромной медали до звания «Герой России». Но если избиратели решат «Власть достойна наказания», то президент и каждый член нашего парламента, Федерального собрания должны будут сразу после сложения полномочий сесть в тюрьму на срок своего пребывания у власти. Причем судить власть каждый избиратель будет исключительно из собственного убеждения о ее грехах и заслугах. И никто не должен мешать избирателю вынести этот вердикт хозяина своим слугам.

— У многих активных, думающих людей, включая нынешнюю оппозицию, наверняка возникает неприятие ряда положений разработанного вами закона. Скажем, положения его статей, согласно которым каждому будет разрешено убить бывших президента и депутатов, если те попытаются скрыться от суда народа либо от назначенного народом наказания. Многие считают это просто беспределом, похожим на провокацию. И после этого вы удивляетесь, что вас осудили за экстремизм?

— Да я ничему не удивляюсь. Даже тому, что умники это беспределом считают. У нас в России среди интеллигенции советников много, да вот работников мало.

Вот скажите: если преступника «крышуют» прокурор и милиционер, т. е. не дают его наказать, то удержит ли преступника это «крышевание» от преступления даже при наличии закона о наказании за это преступление? Нет!

Удерживает от преступления только неотвратимость наказания!

И глава 7-я закона АВН называется «Неотвратимость наказания».

— А может, вам стоить убрать эти положения из текста закона, чтобы самому не подвергаться преследованию?

— Я, конечно, благодарен тем, кто пытается помочь мне предложениями, как изменить закон, чтобы дураки и подонки правоохранительных органов и лобби не могли под него подкопаться.

Но разве я этот закон написал для дураков и подонков? Нет, закон написан для всего народа, я ему должен показать, что имеется реальный способ поощрять и наказывать власть так, что ни одна хитрая задница не увернется от наказания.

Да, от дураков и подонков будут неприятности. Но что важнее — эти неприятности или возможность показать народу путь реального обретения ответственной власти? Я понимаю, что вы хотите показать мне путь, при котором бы я лично пострадал минимально. Да я сам такой путь ищу! Но это война, это бой, ну, нельзя идти в бой с единственной целью — не пострадать. У боя другая цель — победа. Пусть и ценою своей жизни.

— Но почему не судить власть обычным судом? — Вы реальных следователей, прокуроров и судей видели? Ваша наивность даже не умиляет…

— Но разве 100 миллионов смогут оценить реальные критерии правильности действий власти? На основе чего избиратели будут оценивать власть? — На основе того самого, на основе чего 12 присяжных заседателей принимают решение, виновен подсудимый или нет. Только в данном случае будет 100 миллионов присяжных заседателей.

— Не находите ли вы, что вас не поддерживают умные именно потому, что не видят в вашем законе четкого механизма оценки, поощрения или наказания власти.

— Вы умных путаете с умничающими, произносящими умные слова типа «четкие критерии».

Мы постоянно опрашиваем людей. Во время замены Путина на Медведева предложили оценить Путина по условиям нашего закона более 21 тысяче человек. Лишь процентов 5 «умных» перепугались и отказались участвовать в оценке Путина, а остальные поняли, подумали, проголосовали.

Такой случай: на заседания Мосгорсуда, рассматривающего мое дело, включая судебную оценку АВН, был вызван отряд ОМОНа для защиты судьи. В перерывах суда активисты АВН говорили с омоновцами, о чем мой единомышленник потом написал стихи:

— Но ведь и 100 миллионов дураков могут ошибаться. — А не надо лезть в руководители, тем более в идейные, к тем, кого считаешь дураками. В отношении тех, кто их считает дураками, эти дураки не ошибутся.

— У меня нет сомнений в полезности участия народа в управлении страной…

— Не так. Народ реально не может участвовать в управлении страной — он это не умеет делать. Народ обязан быть хозяином — иметь возможность наказать своих слуг за плохое управление. Как управлять страной — рядовой человек не знает, но как он живет — знает!

Закон именно и исходит из возможностей рядового человека.

— Короче, вас можно так понять: ты, избиратель, — хозяин, они, президент и депутаты, — твои наемные рабочие. Раз ты их нанял — тебе придется их оценивать, невзирая на недостаток твоих собственных знаний.

— В принципе все правильно, но с одной поправкой… Не специалистов оценивать — их народ не способен оценить. Оценивать народ будет свою жизнь, а уж из этой оценки суммой голосов будет выведена оценка специалистам. Часто приводят пример о ремонте телевизора и хозяине, который лезет монтеру советы давать. Не надо. Просто умный хозяин говорит: будет работать телевизор — будут деньги, не будет — не будут. А отверткой можешь вертеть хоть в телевизоре, хоть у себя в…, хоть вообще не вертеть — мне все равно.

Вот я и хочу предоставить народу возможность быть именно таким хозяином. Это сегодня народ нагибают и требуют оценивать специалистов: вот Медведев, вот Жириновский — выбери, который из них лучше. А ошибся — ты сам, народ, виноват, ты сам выбрал.

Не можешь отремонтировать — не берись, я вызову того, кто может, не можешь сделать жизнь народа лучше — не лезь во власть!

— Не является ли ваш закон чисто популистским приемом?

— Это слово использовалось и используется в некоем негативном смысле, чтобы не служить народу, не делать то, что ему надо. Что бы ты ни предложил для народа, тут же вылезут умники и авторитетно заявят: «Это — популизм!»

На самом деле наш закон не для того, чтобы удовлетворить народ в его желании отомстить власти или в зависти к власти. Он — для самой власти, для головы, чтобы на место головы в России не попадала бестолочь и проходимцы. Если они уже натворили дел, то что толку в мести, даже если предусмотреть в законе их расстрел?

— Сейчас многие, включая либералов, поддерживают идею наказания депутатов, но только не через всенародное голосование, а через суд. — Суд — это наивность. Эти люди уподобляются человеку, которому стало плохо от того, что он дерьма нажрался, но для лечения просит еще больше дерьма, причем не себе, а всем, причем не за свой счет, а за счет всех.

— Но почему вы думаете, что народ будет судить лучше? Манипуляция общественным мнением и даже сознанием сейчас находится на небывалом уровне. Что помешает потенциальным подсудимым использовать ее?

— Страх, что народ добавит еще и за использование манипуляции.

Присмотритесь, избирателям и так предлагают судить власть на каждых выборах, требуя, чтобы они выбрали достойного депутата или президента из нескольких котов в мешке (раньше) или нескольких негодяев (сегодня). И никто не возмущается и не кричит: «Давайте поручим суду выбирать!»

А тут речь идет об уже понятном — лучше тебе лично стало жить или хуже. Причем не о барахле речь, а обо всем — о том, к примеру, уважают ли в стране данного человека. Так почему это должен оценивать какой-то суд, пусть даже непродажный, а не каждый из нас?

Разумеется, власть будет делать все, чтобы доказать, что она справилась с обязанностями, но ведь болтать мало. Есть болтовня, а есть реальная жизнь. Где гарантия, что в вопросе приговора власти человек будет ориентироваться на болтовню, а не на жизнь? Это в вопросе, за какого из двух подонков проголосовать, СМИ что-то раньше могли сделать, а в вопросе оценки заслуг власти болтовня СМИ будет вызывать смех.

Скажем, власть из шкуры вылезает, чтобы показать, что она занимается вопросами защиты народа. А по опросу общественного мнения правоохранительным органам в Москве доверяют менее 1 процента. И только в населенных пунктах с населением менее 10 тысяч человек среди молодых людей в возрасте до 24 лет, не имеющих среднего образования, число доверяющих возрастает до 33 процентов.

СМИ уже давно не всесильны, если бы они были всесильны, то незачем было бы фальсифицировать выборы.

Но, главное, речь не об этом — не о возможности наказания. Речь о том, чтобы этот закон отпугнул от власти подонков и дураков.

— У нас уже второе десятилетие так называемые «демократические выборы». С чего вы взяли, что во время референдума люди будут голосовать не так, как им годами говорят по телевизору? — Как это — так, как им годами говорят? Да в 1991 году на выборы приходило 98 процентов избирателей, а сейчас сколько осталось? А представьте, что наш закон завтра будет принят, сколько придет президенту Медведеву вердикт вынести?

— Конечно, логика в ваших положениях присутствует. Если люди считают, что власть действительно принадлежит им, а не является лишь формальным положением Конституции. Тогда получается, что каждый гражданин наделен всеми правами государственных органов, в том числе и карательными. Просто, на мой взгляд, люди даже теоретически не могут себе представить, что можно жить как-то по-другому — не как сейчас или раньше. — Да, вы все правильно понимаете. Убить в себе раба власти, понять, что ты хозяин страны — для власти это самый страшный экстремизм.

— Я не совсем согласен с вами, я понимаю, что вы подробности объясняете в своих книгах, но ведь бывают совершенно очевидные случаи, когда избранная народом власть не будет виновата в ухудшении жизни, а жизнь все равно ухудшается. — Вы имеете в виду войну?

— Необязательно. Возьмите, к примеру, хотя бы нынешний экономический кризис. Разве, скажем, президент Медведев был в нем виноват? — Между прочим, в 2008 году о полном отсутствии вины российского правительства за кризис в России в своем блоге высказал и Дмитрий Медведев: «Хотел бы поговорить о том, что волнует сейчас весь мир — о глобальном финансовом кризисе. Большинство стран столкнулись с тем, что грубые ошибки — ошибки, совершенные рядом государств (и прежде всего Америкой), — привели к серьезным проблемам». То есть получается как в фильме «Бриллиантовая рука»: «Не виноватая я — он сам ко мне пришел!»

— Знаете, тогда в Интернете гуляла примитивная листовка для «чайников». Явно сделанная в США. В этой листовке причина кризиса самими американцами объяснялась так:

«Чтобы купить дом, американец взял в кредит у банка № 1 100 долларов. Банк № 1 решил дополнительно подзаработать. Он выпустил закладную ценную бумагу на этот дом и продал ее банку № 2. Банк № 2, скупивший кучу таких закладных у других банков, выпустил на них т. н. «дериватив» — ценную бумагу, обеспеченную уже не домом, а этими закладными — только бумагой. Банк № 2 исходит из ожидания: умные аналитики считают, что недвижимость вот-вот подорожает и дом, отданный американцем в заклад банку № 1, будет стоить 200 долларов, а это повышение цены обеспечит закладные — и выпущенные банком № 1, и банком № 2. Инвестиционные фонды в США и Европе покупают у банка № 2 эти деривативы, в результате этих хитроумных комбинаций выпускается долговых обязательств уже на 300 долларов. В этот момент падают цены на недвижимость — домов построили слишком много. Заложенный дом американца теперь стоит не 100, а 50 долларов. Если теперь заемщик не вернет кредит и банки продадут его дом, то в обеспечение своих долговых обязательств перед инвестфондами банки получат всего 50 долларов, и их долги этим фондам составят 250 долларов. Банки не могут расплатиться по выданным обязательствам — они банкроты. Начинается цепная реакция — они не могут выдать новых кредитов и обеспечить реальными деньгами уже выданные кредиты предприятиям…»

Если американцы сами признают свою вину, то при чем тут Правительство России?

— Хорошо, давайте обратим внимание на безусловные факты. В листовке вина за кризис возлагается на спекулянтов-банкиров, и против этого нечего возразить — это так. Уж очень хотелось этим людям не в первом классе летать, а на персональных самолетах. Но надо копнуть глубже: под открытые у этих банкиров кредитные линии было начато производство и велось строительство предприятий, а теперь, когда выяснилось, что у банков нет реальных денег, то эти производство и строительство прекращены. Катастрофическое прекращение строительства и сокращение производства шло и в России, сотни тысяч рабочих и инженеров были выброшены на улицу, а уже вложенные деньги оказались «замороженными» и ни банкам (в виде возврата кредитов), ни акционерам (в виде дивидендов) их невозможно вернуть.

Почему до кризиса так бодро росли акции российских компаний? Потому что владельцы акций российских компаний надеялись на резкий рост дивидендов после того, как эти компании введут в строй новые, строящиеся предприятия и производственные мощности, которые и дадут добавочную прибыльную продукцию. А теперь, когда выяснилось, что строительство прекращено, новой продукции не будет, а на оставшуюся продукцию падет бремя выплат убытков по незавершенному строительству, стало ясно, что глупо ожидать роста дивидендов, и соответственно акции российских компаний обесценились.

Совершенно не собираюсь оправдывать банкирских спекулянтов. Да, и я тоже считаю их паразитами в нашей жизни, но, правда, я не считаю их идиотами. Они ведь того, что получилось, искренне не хотели.

— Тогда в чем первопричина кризиса?

— Это видно из приведенной вами листовки: банкиры ожидали, что дома будут стоить 200 долларов, и если бы их ожидания сбылись, то и кризиса бы не было. Но дома стали стоить 50 долларов. Почему? В листовке эта причина указана, но безо всякого осуждения, как само собой разумеющаяся — «домов построили слишком много». Так вот — это ключевая фраза и ключевая причина кризиса. Все валят все на банкиров, и у меня по ним вопросов тоже нет — если их надо пересадить с кресла на стул, я не против, на электрический стул — тоже хорошо.

Но почему никто не спрашивает: а какого хрена строили дома, если они не нужны? Или если у людей нет денег на их покупку? Кто сказал, что нужна та продукция строившихся российских предприятий, в ожидании которой росли котировки российских акций? Кто это в России считал?

Не умеете это подсчитать? Так какого хрена вы сидите в Думе и Правительстве?

Таким образом, если говорить о кризисе, то начинать надо не со спекулянтов.

Есть у нас в России одна маленькая должность, называется «Президент Российской Федерации». Интересна она тем, что никаким здравым смыслом нельзя объяснить, на кой черт эта должность нужна России. Но, предположим, что на этом месте у России появится хозяин… Поскольку русский язык сейчас мало кто знает, особенно в интеллигентных кругах, то, чтобы было понятнее, напишу по-иностранному — предположим, что на этом месте у России появится «экономист».

Чтобы понять, нужен ли России на месте президента хозяин, зачем он нужен и мог бы хозяин предотвратить сегодняшний кризис, приведу пример: давайте мысленно уменьшим Россию до размеров старозаветного средневекового крестьянского двора. Тогда на этом дворе много чего не было, что есть сегодня, но, безусловно, был хозяин. Причем не то что не кандидат экономических наук, но даже и не выпускник школы менеджеров. И, прямо скажем, совсем не интеллигент.

Представим себе: конец зимы, долгий вечер, хозяин на своем подворье сидит и думает: «Детей у меня пока четверо, жена, да я сам — шестой. Чтобы не голодать, надо в год 20 пудов хлеба на рот, итого 120 пудов. Да на одежду, инвентарь, то, другое потребуется рублей 60. Если Бог даст, то цена на хлеб не упадет ниже 1,5 рубля за пуд, а значит, чтобы выручить 60 рублей, надо еще 40 пудов, да на еду 120, итого 160 пудов. Если Бог дождичка пошлет (а судя по зиме, то может и послать, наверное, пошлет), то урожай надо ожидать, пожалуй, «сам-десять», т. е. по 60 пудов с десятины. На семена 6 пудов, тогда на еду и товарное зерно на продажу с десятины останется 54 пуда, а мне надо 160. Это значит, что три десятины под хлебом надо иметь. Да, пожалуй, хоть половину десятины, а овсом надо засеять. Будет овес, следующей зимой схожу с лошадью в извоз, все лишняя копейка… Зима снежная, пожалуй, луга хорошо зальет, сена пудов 300 возьму, да солома будет, телку, видимо, резать не придется, пусть на следующий год простоит, корова старая, менять надо… Три с половиной десятины я и сам вспашу и засею за две недели, старшому 12, пособит. Так что людей в помощь нанимать не придется…» И так далее и тому подобное.

Как назвать то, чем занимается этот крестьянин? Что он делает? Думает? Мечтает? Фантазирует?

— Я понял — он планирует!

— Правда, если уж быть точным, то по-русски планирование называлось «замыслом». Никакое хозяйство невозможно без планирования, если во главе хозяйства не стоит идиот!

Тогда в чем же был смысл тех «рыночных отношений», которые у нас сегодня? В безмозглости — в ликвидации планирования! В тупой, административной, насильственной ликвидации осмысленности народного хозяйства! Если продолжить приведенное мною сравнение, то нынешняя хозяйственная ситуация в России будет иметь такой вид.

Хозяин умер, и бедная вдова крестьянина, которую уже некому и кнутом отстегать, сварила себе порцию щей, сидит и ожидает «спроса на рынке». Прибегает один ребенок: «Мама, кушать хочу». «Ага, — размышляет вдова крестьянина, — появился спрос на рынке. Надо еще порцию варить». А потом следующий ребенок бежит, потом еще один. Жена каждый раз радуется: спрос на «свободном рынке растет»! Естественен вопрос: что, эта вдова баллотируется в академики РАН или у нее от горя «крыша поехала»? Почему она не пересчитает свою семью и сразу не сварит пять порций? Кому в данном случае нужны этот «спрос на рынке» и эти «свободные рыночные отношения»?

У нас непопулярен Ли Якокка — у нас сейчас совсем другие герои.

— Да он и в США, по-моему, уже непопулярен.

— А между тем в 1986 году он по опросам общественного мнения занимал в США второе место по популярности после президента Рональда Рейгана и был его яростным критиком. Это, впрочем, никак не помешало Якокке и в 1987 году опять войти вместе с Папой Римским в десятку самых почитаемых в Америке людей. Ли Якокка — реальный хозяин реальной экономики — автомобилестроения. Сначала он возглавлял «Форд Моторз Компани», а затем поставил на ноги обанкротившуюся корпорацию «Крайслер». Это человек, который не учил других, как управлять экономикой, а сам успешно управлял промышленными империями, от благосостояния которых зависела жизнь нескольких миллионов граждан США.

Сам себя он считает убежденным капиталистом и принципиальным поборником свободного предпринимательства. «И я вовсе не хочу, чтобы правительство вмешивалось в деятельность моей компании, а если на то пошло, и всякой другой компании , — писал он. Но тут же добавлял: — Почти все восхищаются японцами, их ясным видением будущего, налаженным у них сотрудничеством между правительством, банками и профсоюзами, их способностью использовать свои преимущества для неуклонного движения вперед. Но как только кто-нибудь предлагает следовать их примеру, в воображении возникает образ Советского Союза с его пятилетними планами.

Между тем государственное планирование отнюдь не должно означать социализм. Оно означает лишь наличие продуманной стратегии, сформулированных целей. Оно означает согласование всех аспектов экономической политики вместо разрозненного их выдвижения по частям вместо их негласной разработки людьми, преследующими лишь свои узкогрупповые интересы.

Можно ли считать планирование антиамериканским понятием? Мы у себя в корпорации «Крайслер» ведем большую плановую работу. И так же действует любая другая преуспевающая корпорация. Футбольные команды планируют. Университеты планируют. Банки планируют. Правительства во всем мире планируют. Исключение составляет лишь правительство США.

У нас не будет прогресса, если мы не откажемся от нелепой идеи, будто всякое планирование в масштабе страны представляет собой наступление на капиталистическую систему. Эта идея внушает нам такой страх, что мы остаемся единственной развитой страной в мире, не имеющей своей промышленной политики».

— И ведь о планировании говорил не он один.

— Вот именно! Осенью 1991 года в Москве, в Академии труда и социальных отношений, состоялся советско-американский симпозиум, на котором были и японцы. Японский миллиардер Хероси Теравама в ответ на разглагольствования о тогдашнем «японском чуде» сказал: «Вы не говорите об основном. О вашей первенствующей роли в мире. В 1939 году вы, русские, были умными, а мы, японцы, дураками, а в 1955 году мы поумнели, и вы превратились в пятилетних детей. Вся наша экономическая система практически полностью скопирована с вашей, с той лишь разницей, что у нас капитализм, частные производители, и мы более 15 процентов роста никогда не достигали, вы же, при общественной собственности на средства производства достигали 30 процентов и более. Во всех наших фирмах висят лозунги сталинской поры».

А вот интересный пример для меня. В условиях кризисной экономики Бразилии производство компании «Semco», принадлежащей Рикардо Семлеру, выросло с 4 до 35 миллионов долларов без единого цента кредитов! Производительность труда на фирме по общей выручке подскочила почти в 9 раз, а по добавленной стоимости — в 6,5 раза. Впечатляет? В 1990 году Рикардо Семлер был дважды назван «бразильским бизнесменом года». Сейчас он переехал в США и преподает в Гарвардском университете, читает лекции в бизнес-школах мастер-класса, а его фирма «Semco» за это время увеличила свой доход до 160 миллионов долларов! Неплохо? В своей книге он пишет:

«Нет, я не выпускник Российского университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы… но что касается планирования, мы в конечном счете оставили лишь два документа: полугодовой и пятилетний планы. Да, я помню доводы против пятилетних планов: Советский Союз использовал их, и посмотрите, чем это закончилось. Но когда мы смотрим на пять лет вперед, у нас есть возможность спросить себя, хотим ли мы присутствовать на конкретном рынке, должны ли мы отказаться от какой-то продукции, нужен ли нам новый завод, и прочие подобные вопросы. Поэтому пятилетний прогноз жизненно важен».

Заметьте, о необходимости планирования пишут не замшелые марксисты или неудачники-предприниматели, а успешные капиталисты! Почему? Причина аж кричит: любой руководитель, который принимает на себя всю ответственность за порученное ему дело: а) оценивает это дело, б) решает, как его лучше и с наименьшими затратами исполнить и в) делит дело между своими структурными подразделениями (министерствами). Это и есть планирование! И это везде, в любом хозяйстве, на любой фирме. У американцев даже поговорка есть: «If you fail to plan, you plan to fail — Если у вас провал с планированием, то вы планируете провал».

Эти капиталисты не социализма хотят, они хотят, чтобы правительства РУКОВОДИЛИ страной! Чтобы ИСПОЛНЯЛИ СВОЙ ДОЛГ руководителей!

Люди у власти у нас и в США учредили БЕЗМОЗГЛУЮ ЭКОНОМИКУ. Они не понимают этого? Не могут не понимать! Тогда почему они не руководят хозяйствами (экономикой) своих стран? Ответ один: чтобы не нести ответственность за последствия своего руководства! У вас есть еще какой-нибудь вариант ответа?

— Вы хотите сказать, что если этих руководителей страны наказывать, то они начнут планировать? — А куда они денутся? Тут же все просто. Продолжу развивать озвученный мной пример. Представьте, что вы едете в автобусе и случилась авария. Кто виноват? Правильно — тот, кто рулил, шофер. А если вы, пассажиры автобуса, такие умные, что решили «сделать реформы необратимыми», а для этого рулить автобусом разрешаете автопилоту, что тогда? Тогда шоферу остается во время рейса или на горных лыжах кататься, или на тигров охотиться. А что же еще? Делать-то ему нечего! Не может же он вмешиваться в действия любимого вами автопилота? (Или применительно к теме «свободы предпринимательства».) И кто будет виноват в том, что автобус потерпел аварию? Правильно: автопилот! И вы всегда будете со своим автобусом сидеть в болоте, а шофер у вас будет считаться замечательным профессионалом.

— Но правительство ведь вмешалось в кризис своими рыночными методами.

— Да, наш дорогой президент прямо писал, что он контролирует ситуацию, руководит, вмешивается в кризис: «Золотовалютные резервы и Стабилизационный фонд создавались именно для таких сложных периодов. И у нас есть возможность избежать валютного, банковского или долгового кризиса… за счет консолидации активов в различных секторах экономики (включая банковский сектор, розничную торговлю, строительство). Мы будем готовы принять необходимые меры и предоставить дополнительное финансирование на эти цели… Это повысит устойчивость нашего банковского сектора в целом, сделает его более привлекательным для инвесторов и вкладчиков».

Стабилизационный фонд — это деньги всего народа, а Медведев отдал их тем самым спекулянтам, которые и вызвали этот финансовый кризис, чтобы они, бедные, и дальше продолжали летать не в первом классе «Боингов», а на персональных самолетах.

— А как же в Америке?

— А что «в Америке»? Там такие же «руководители страны», как и у нас. Только надо напрячь немного извилины и видеть то, что есть, а не то, что вам хотят «впарить». Вот и старый Ли Якокка опять видит не то, что мы все:

«Буш поставил рекорд американских президентов всех времен по количеству дней отпуска — четыреста, и это еще не конец. Он предпочитает чистить конюшни на своем ранчо, лишь бы не заниматься правительственными делами. В одном интервью он даже сказал, что самым главным его достижением за период президентства стала поимка окуня на три с половиной килограмма в искусственном пруду на ранчо.

Не лучше обстоит дело и на Капитолийском холме. В 2006 году конгресс заседал всего девяносто семь дней. Это на одиннадцать дней меньше, чем в рекордном 1948 году, когда президент Гарри Трумэн изобрел термин «конгресс бездельников». Всех нас просто выгнали бы с работы, если бы мы работали так мало и так безрезультативно. Однако члены конгресса умудрились найти время, чтобы проголосовать за прибавку себе зарплаты».

В чем причина такого наглого, циничного отказа власти наших стран исполнять свои обязанности — руководить хозяйством? Причина теперь уже в нашей безмозглости — в том, что мы до сих пор не установили никакой ответственности за последствия «правления» избираемых нами во власть деятелей!

А вот если бы закон об ответственности власти, принятие которого поставила себе целью АВН, был принят хотя бы за год до настигшего нас кризиса, то и кризиса не было бы, по крайней мере в России, — не рискнули бы президент и Дума оставить экономику России без планирования, т. е. без управления.

— Вы полагаете, что если президент и депутаты будут бояться народа, то это все решит?

— Если каждый гражданин России получит реальный кнут и пряник для власти и этими кнутом и пряником заставит президента и каждого депутата служить себе, а не их счетам в заграничных банках, то это — да, это все решит!

Что в этом законе сложного и что в этом законе непонятного?

Вот принятие этого закона является целью «Армии воли народа» («воли» в смысле выражения своего властного мнения). Армия (АВН) провела опрос нескольких десятков тысяч человек. И 9 из 10 живущих своим трудом граждан (от ученых до милиционеров, от бизнесменов до рабочих) немедленно соглашаются, что такой закон нам необходим. Но тут же заявляют, что власть такой закон никогда не примет. Это горе от ума. Разумеется, власть, прекрасно знающая и о законе, и об АВН, такой закон никогда не примет. Но народ может принять этот закон сам на референдуме. Для его организации нужно иметь от 20 до 50 тысяч человек, чтобы они могли собрать необходимые 2 миллиона подписей в поддержку этого референдума. И цель АВН в этом — в сборе подписей для этого референдума. Как только в АВН вступят необходимое количество бойцов и референдум по принятию закона о суде народа над властью будет объявлен, сторонниками АВН немедленно станут 95 процентов избирателей. Люди прекрасно понимают необходимость этого закона, но не верят в свой ум и привыкли поступать «как все». И увидев, что поддерживают закон миллионы, они немедленно примкнут к нам. Но это будет потом.

А сейчас народу России нужен именно этот закон, а для принятия закона нужны 50 тысяч человек для сбора подписей — бойцы АВН. Бойцы АВН — это образец служения народу. Ведь они сами не претендуют ни на какие должности в России — они работают, тратят личные деньги только для того, чтобы сделать свой народ хозяином в своей стране.

Вот что такое АВН.

— Все-таки тюремное наказание лидеров, да еще и народом, больно необычно. Неужели не хватит брезгливого презрения народа?

— Во-первых, надо сказать, что, несмотря на стояние в церквях со свечкой, нынешнюю «элиту» не пугает не то что презрение, а и гнев самих Господа Бога, Девы Марии, Ее Сына и всей архангельской и ангельской части божественного сообщества, а не только людей на земле.

Десятки миллионов мыслящих людей как в России, так и за рубежом, презирают сегодняшнюю российскую «элиту» у власти за алчность, за подлость, за тупость, за животное состояние либеральной совести. Вы можете назвать хотя бы одного из бывших или стремящихся к власти либералов, кто бы от этого презрения не то что прекратил воровать и предавать Россию, а хотя бы поморщился? Единственное, на что они идут, — это не делают презирающим их людям пиар. Это у них не отнимешь, это у них на уровне подсознания.