Екатерина Медичи. Любовница собственного мужа Павлищева Наталья
Подумала она другое: трахнул в зад, что ли?
Диана вдруг почти горько рассмеялась:
– Он предложил мне… стать нянькой герцога Орлеанского!
Честно говоря, Аннет даже не сразу сообразила, о ком идет речь.
– Герцог Орлеанский… это же сын короля?!
– Вот именно! Я должна привить этому дикарю придворный лоск, словно его можно научить быть галантным!
– Научить можно…
– Научить-то да, но он никогда не станет таким, как его папаша!
– А ему и не нужно.
– Какая разница! Как он все себе представляет?! Как я буду воспитывать принца?!
И тут до Аннет дошло, почему, собственно, бесится Диана: она так рассчитывала на альковные похождения с королем, надеясь занять место фаворитки, а ей предлагают вытирать сопли угрюмому подростку!
В тот день Диана никуда не показывалась до самого вечера, размышляя, как быть. Конечно, можно сказаться больной и уехать в собственное имение Анэ, но она уже не мыслила себе жизни без блеска двора и развлечений. Не станут же придворные приезжать к ней, чтобы поболтать. Оставалось подчиниться требованию короля в надежде, что это ненадолго.
Приняв ванну, красотка долго любовалась своим отражением в большом зеркале. Конечно, она не так стройна, как была до рождения дочерей, но ее грудь ничуть не увеличилась (хвала кормилицам, позволившим не использовать грудь по прямому назначению!), грудь по-прежнему была маленькой и крепкой, как у юной девушки! Как у Агнесс Сорель на ее портретах! – подумала Диана, но эта мысль вызвала только вздох, ведь такая прелесть никому не нужна.
Это стало бедой красавицы, едва не став любовницей короля, она теперь не могла себе представить в качестве любовника никого другого. Но Диана слишком заигралась в добродетель и траур по супругу, никто и не помышлял атаковать ее бастионы. А кому нужна добродетель, на которую не покушаются? Кому нужна красота, которой предпочитают любоваться издали?
И вдруг она вскинула головку: мне нужна! Вы желаете, чтобы я стала воспитательницей вашего отпрыска? Стану и перевоспитаю угрюмого мальчишку в обаятельного светского кавалера! Где-то глубоко в душе шевельнулись еще две мысли, которые Диана поторопилась загнать подальше, чтобы до времени не появлялись. Первая была о том, что новое положение позволит ей всегда быть в узком кругу подле короля, куда допускаются только особо избранные, а она сама стараниями фаворитки вообще могла потерять возможность там появляться. Быть рядом – значит постоянно демонстрировать свои прелести и преимущества перед той же Анной д’Этамп, Франциск просто не сможет не соблазниться.
Вторая мысль была куда страшней: Генрих не дофин, у него есть старший брат Франциск, но ведь дофин не вечен, с людьми всякое случается…
Диана была разумной женщиной, она сумела несвоевременные мысли спрятать подальше и с воодушевлением принялась придумывать, как займется перевоспитанием маленького дикаря. Это позволит ей самой продемонстрировать все свои достоинства и таланты! К тому времени, когда ее переодели и заново причесали, красотка была уже почти благодарна королю за такое поручение.
Диана немедленно отправила камеристку за Антуаном. Этот человек знал все и обо всех. Откуда у него иногда совершенно скрытые знания, не мог понять никто, Антуан не раскрывал своих секретов. Крайне редко оказывалось, что он в чем-то не уверен, тогда осведомитель просил пару дней и по истечении срока, а то и раньше, излагал сведения даже в более полном виде, чем требовалось. Антуан не называл цену своих услуг, но он и не общался со случайными людьми, войти в число его клиентов крайне сложно, Диане когда-то показал этого осведомителя супруг, каждый, к кому приходил Антуан, сам оплачивал его слова, и обычно это были солидные суммы. Если задавались вопросы просто ради проверки или не стоящие особых усилий, осведомитель отвечал с таким видом, словно его отрывали от важных дел, либо отговаривался ничего не значащими фразами, отказываясь от оплаты, и к нему обращались только в случае крайней нужды.
Сейчас у Дианы был именно такой случай.
Незаметный человек в незаметном костюме, таких тысячи крутятся каждый день среди слуг, поставщиков, торговцев… Поклонился, пробормотав что-то невразумительное, и замер в ожидании. Диане вдруг стало интересно, насколько он осведомлен о ее собственных делах.
– Догадываешься, зачем я тебя позвала?
Конечно, осведомлен, и куда лучше даже Аннет!
– Мадам желает получить сведения о герцоге Орлеанском.
Голос, как и весь вид, ничего не выражал, Антуан бесстрастен во всем, иначе и быть не могло.
– Ну, и что ты скажешь?
– Герцог действительно сильно изменился после пребывания в испанской тюрьме, стал замкнутым, нелюдимым. Любит лошадей, увлекается рыцарскими романами и вооружением, но мадам это ни к чему.
– И на что я должна обратить внимание при перевоспитании этого королевского отпрыска?
– На его любовь к лошадям и страх перед придворными.
– Почему страх?
– Он неловок, а потому боится оказаться смешным. Вместо того чтобы учить герцога галантности, на него просто махнули рукой. Если ребенка несколько лет сначала держать под охраной, запрещая разговаривать на родном языке, словно бросив, а потом выставить посмешищем из-за того, что он язык забыл, то он обязательно замкнется в себе. Мадам должна помнить маленького принца, которого отправляли вместе с братом в плен вместо отца. Мадам тогда погладила ребенка по щеке и успокоила, сказав, что еще обязательно встретится с ним…
Диана даже замерла. Как же она могла забыть такое?! Конечно, когда принцы уезжали вместо короля Франциска в тюрьму к Карлу, чтобы там дожидаться, когда их выкупят, ее действительно тронул несчастный вид мальчика, и она, не задумываясь, просто погладила его по щеке, сказав какие-то ласковые слова…
– Кто мог это запомнить?!
– Сам герцог. Ему нужно помочь почувствовать, что о нем заботятся, что он нужен, поверить, что ловок и умеет себя держать среди придворных. А еще исправить варварское произношение, которое появилось после общения с испанскими солдатами, охранявшими принцев.
– Интересно, почему у Франциска не появились эти проблемы, ведь они были вместе?
– Не все люди одинаковы, мадам…
– Благодарю. – Диана протянула толстенький кошелек Антуану, тот ловко принял оплату, так же ловко спрятал, но у самой двери вдруг обернулся:
– Мадам должна быть осторожной с герцогом. Такие люди влюбляются один раз на всю жизнь. К тому же возраст юноши…
– Что?! – расхохоталась красавица, но за всезнающим Антуаном уже закрылась дверь, он умел исчезать так же, как кошельки в его руках – быстро и незаметно.
Диана прикинула, сколько лет Генриху, получалось не больше тринадцати, значит, она на двадцать лет старше! Мальчик может в нее влюбиться?! Это смешно! Но в глубине души Диана вдруг почувствовала, что сама эта мысль ей льстит, красавице не хотелось чувствовать свой возраст, а потому поклонение юноши будет весьма кстати.
Что ж, Ваше Величество, вы сделали мне прекрасное предложение! Я стану наставницей для ненужного вам Генриха и превращу его в одного из самых галантных кавалеров двора, а там посмотрим, не позавидуете ли вы собственному сыну!
Позже она еще раз позвала Антуана спросить, на ком собирается женить Генриха король Франциск. Ответ был весьма странным: на флорентийке, наследнице рода Медичи.
– Но ведь Медичи – купцы?!
– Не совсем так, к тому же ее мать французская принцесса крови. И еще девушка – племянница папы Климента, и за ней дают кроме большого приданого целых три города – Милан, Геную и Неаполь. В нынешнем положении это стоит родословной.
– Она стара, некрасива?
– Нет, она юна, как и сам герцог, но красотой и впрямь не блещет. Однако умна и приветлива.
Диана с изумлением почувствовала укол ревности, но тут же осадила сама себя: она что, собирается ревновать дурнушку из купеческого рода к своему мальчику?!
К этому времени Генрих уже был «ее мальчиком».
Мать юный герцог Орлеанский просто не помнил. Зато время в плену снилось ему и по ночам, иногда он просыпался в холодном поту от страха перед охранниками. Когда король Франциск уезжал на войну с Карлом V, претендовавшим на честь называться императором, никто и подозревать не мог, чем все закончится. Французский король Франциск сам называл себя королем-рыцарем и был таковым, его вызов на личный поединок испанский король Карл, которому кроме самой Испании принадлежали по наследству земли Нидерландов и еще много чего, самого противника только насмешил. Карл нанес Франциску сокрушительное поражение, но не на рыцарском турнире, а в бою. Мало того, французский король был ранен и попал в плен.
По всем правилам Франциск мог быть выкуплен, а на то время, пока собирался выкуп за короля, его могли заменить сыновья, Карл потребовал обоих мальчиков, чтобы привязать французского короля наверняка. Мальчиков действительно отправили к Карлу V, который сначала определил их под опеку своей сестры Элеоноры, вдовы португальского короля. Помимо договоренности о замене короля на его сыновей по подписанному позорному Мадридскому договору Франциск обязался еще и жениться на Элеоноре. Никто не спрашивал согласия самой вдовы, но, увидев бледных маленьких принцев, страшно перепуганных необходимостью жить вне привычного окружения, Элеонора немедленно согласилась на этот брак и первое время опекала мальчиков от души, видя в них своих будущих пасынков.
Поначалу в плену проблемой было только незнание испанского, но когда выяснилось, что король Франциск не очень торопится выполнять обещанное, прежде всего выплачивать огромный выкуп, Карл взъярился, и условия содержания принцев резко изменились. Никакие уговоры будущей французской королевы Элеоноры не помогли. Теперь дети содержались не в замке под ее опекой и приглядом, а под охраной попросту в тюремных условиях! Охрана совсем не говорила по-французски (либо не находила нужным этого делать), и принцы вынуждены были спешно осваивать испанский. Старшему Франциску, способному к языкам, это давалось легко, а вот младший Генрих страшно страдал, а выучив наконец проклятый для него испанский, просто забыл свой собственный.
В памяти бедолаги Генриха навсегда остался тот пасмурный день 17 марта 1726 года, когда их обменивали на отца. Никому из собравшихся на берегу реки Бидассон придворных не пришло в голову пожалеть маленького Генриха, если и качали головами сокрушенно, то по поводу старшего – дофина Франциска. Только одна дама, заметив несчастного мальчика, которому шел всего-то шестой год, подошла и ласково погладила малыша по щеке, успокаивая. Это так врезалось в память Генриха, что эта дама – Диана де Пуатье мадам де Брезе – навсегда осталась для него самой прекрасной.
Король-отец не торопился выплачивать долг за сыновей не потому, что не любил их, у него просто не было средств, и мальчики вернулись домой только через пять лет. В плену старший из братьев Франциск часто болел, и маленький Генрих страшно боялся остаться в случае его смерти в одиночестве.
Не легче оказалось и возвращение: мальчик просто не понял слов отца при встрече – и потому, что забыл язык, и потому, что разволновался. Франциск обиделся на сыновей, хотя обижаться бы должны они… Старший постарался выправиться, а вот у младшего так и остались проблемы и с общением, и с поведением на людях. Это не слишком беспокоило короля, ему достаточно было дофина Франциска, младший Генрих герцог Орлеанский, «запасной» для французской короны, особым вниманием великолепного короля Франциска избалован не был.
Но пришло время и второму сыну выходить из тени, и теперь его понадобилось перевоспитывать. Вот для этого и привлек прекрасную Диану король Франциск. Он схитрил, на поручении этой хитрой миссии даме настояли две другие женщины – сестра короля Маргарита Наваррская, жившая после смерти супруга вместе со своей дочерью при дворе, и его фаворитка Анна д’Этамп. Выбрать именно Диану королю посоветовал всезнающий Антуан!
Конечно, фаворитка ни в малейшей степени не подозревала, кому именно поручит столь странное для блестящей дамы занятие король, но тот сумел убедить строптивую Анну, что как раз опека над Генрихом свяжет Диану по рукам и ногам, а потому, даже оставшись при дворе, сенешальша ни для кого не будет опасна. Фаворитка согласилась, ей даже не терпелось узнать, как ко всему отнеслась сама Диана. Анна подслушивала разговор короля с будущей наставницей его сына под дверью, но ничего не смогла разобрать.
– Ваше Величество, я надеюсь, вдова не была слишком строптивой? Она примчалась столь разряженной и надушенной… явно ожидала кое-чего другого. Обморока не было?
Франциск мысленно обругал любовницу стервой, но улыбнулся:
– Мадам, мне кажется, вы прекрасно осведомлены, что обморока не было. Мадам де Брезе весьма разумна и предпочтет заниматься Генрихом при дворе, нежели цветочками в своем имении Анэ.
Фаворитке весьма понравился итог разговора, Диане показано ее место – гувернантки герцога. Этого мрачного малого, столь непохожего на отца, Анна д’Этамп откровенно недолюбливала, и понимание, что сопернице придется возиться с хмурым, нелюдимым молодым человеком, грело ей душу.
Однако все получилось несколько иначе: во-первых, Диане стало жаль юного герцога, лучшие детские годы которого прошли в заключении без материнской ласки и отцовской заботы, во-вторых, сам Генрих влюбился в наставницу! Скорее всего, это произошло не столько из-за красоты Дианы, все же та была уже тридцатитрехлетней женщиной, а просто потому, что она была первой, кто обратил на нелюдимого юношу внимание. Умница Диана сумела сделать это так, чтобы сам герцог не догадался, что все происходит по поручению его отца. Между взрослой женщиной, у которой дочь была старше ее воспитанника, и сыном короля установилось доверие, которое привело со стороны Генриха к обожанию. Теперь для него кроме Дианы де Пуатье других женщин просто не существовало!
Это был худший подарок, который мог сделать сыну отец перед женитьбой. Лучше бы Генрих до свадьбы оставался замкнутым и нелюдимым, по крайней мере, его семейная жизнь могла сложиться гораздо счастливей. К тому же не была бы испорчена и другая – его будущей супруги, герцогини Флорентийской Екатерины Медичи.
Генриху было все равно, на ком жениться, и все же, когда он услышал о предполагаемой невесте, едва не впал в отчаянье. Отец не нашел для второго сына никого лучше купеческой наследницы! Никого не волновало, что древностью рода Медичи могли поспорить с Валуа, одно то, что предки невесты были банкирами и своим трудом добывали средства к существованию, причем немалые, сводило на нет всю родословную. Король откровенно недолюбливал своего второго сына, а потому легко пошел на соглашение с папой Климентом о женитьбе Генриха на племяннице папы римского. Генриху не править, он второй сын, а потому его супругой может быть и флорентийка с купеческими корнями.
Бедный подросток откровенно страдал, ему казалось, что придворные перешептываются, кивая друг дружке, мол, смотри, принца женят на купчихе! И было наплевать на большое, если не сказать огромное, приданое, которое приносила невеста основательно потрепанной войной Франции. Плевать на отзывы о ней как о разумной, прекрасно воспитанной и образованной девушке. Король словно не замечал отчаянья сына, напротив, старался, чтобы встреча папы Климента с его племянницей и придворным штатом была организована как можно помпезней.
Но чем больше старался отец, тем тоскливее становилось сыну. Генрих начинал ненавидеть будущую жену, еще не увидев ее воочию. Ну почему, почему он должен соединять свою судьбу с какой-то итальянкой, если на свете есть Диана де Пуатье?! Генрих не был глуп и прекрасно понимал, что король никогда не позволит ему жениться на вдове, которая годилась ему в матери. Но никакая другая для принца не существовала.
И вот теперь эта флорентийка прибыла в Марсель. Вернее, прибыл, прежде всего, папа Климент с огромной, не меньше королевской, свитой. Двор папы Климента не уступал по пышности королевскому, многочисленные кардиналы также имели собственные свиты, потому большущей флотилии едва хватило, чтобы разместить все сопровождение.
Увидев такое количество разодетых итальянцев, коннетабль Анн де Монморанси, организовывавший прием по поручению короля, схватился за сердце, ведь всех предстояло разместить, накормить и ублажить. Надеюсь, хоть ненадолго… – вздохнул бедолага. Он сильно ошибся, потому что папа Климент не упустил возможность показать себя во всей красе перед французами и задержался на целых три недели!
Первым вошел в гавань Марселя корабль «Герцогиня», на которой везли Святое причастие. Вторым «Капитанесса» с самим папой на борту. Екатерина, ради замужества которой и была затеяна вся эта суматоха, затерялась среди придворных. Но пока от нее большего не требовалось, Его Святейшеству и Его Величеству еще предстояло кое о чем договориться тайно, без лишних ушей, и судьба юной герцогини напрямую зависела от результатов этих переговоров, потому привлекать к ней особое внимание сейчас, когда они еще не прошли, было просто неразумно. На случай, если договориться не удастся, у папы Климента по поводу Екатерины имелись запасные варианты. Но он надеялся, что удастся, девушка уже подписала отказ от наследственных прав на то, что принадлежало Медичи, в пользу своего кузена Алессандро, незаконного сына самого папы, и Клименту, конечно, не хотелось отнимать у «мальчика» эти богатства обратно.
Екатерине такое положение было на руку, она пока приглядывалась к французскому двору, где ей, возможно, предстояло жить. За время, прошедшее с демонстрации ее приданого, девочка окончательно повзрослела, закончилось детство, и наступила юность. Она оказалась для Екатерины такой мимолетной, всего пару месяцев, потому что, выйдя замуж, герцогиня становилась не просто дамой, а снохой самого французского короля Франциска.
Умница Мария Сальвиати в первый же день разыскала среди придворных свою соотечественницу Жанну де Виньон и попросила как можно подробней рассказать обо всех, кто крутится вокруг короля и его сына. О… чего они только не наслушались за те несколько дней, пока готовились свадебные торжества! Двор короля Франциска не был ни в малейшей степени похож на двор папы Климента, если не считать, конечно, роскоши. Франциск звался королем-рыцарем и вел себя соответственно. При его дворе большую роль стали играть дамы, чего, конечно, не было у папы.
– Королева?
Жанна, рассказывавшая будущей герцогине Орлеанской о дворе Его Величества, едва заметно улыбнулась: какое же она еще дитя, эта Екатерина Медичи.
– Нет, что вы! Королева Элеонора не играет при дворе вообще никакой роли! Она живет тихо своей жизнью и появляется рядом с Его Величеством в исключительных случаях, подобных вашей свадьбе.
– А кто же? На кого из женщин мне следует обратить внимание в первую очередь и у кого поучиться?
Вот этот вопрос произвел на мадам де Виньон огромное впечатление. Только большая умница могла поинтересоваться именно так.
– Прежде всего на сестру короля Маргариту Наваррскую. Эта дама не просто умна, она во многом наставница своего брата, и надо заметить, прекрасная наставница. Благодаря мадам Маргарите нравы двора во многом смягчились, и он стал столь блестящим. Во-вторых, на королевскую фаворитку Анну д’Этамп. Мадам весьма образованна, хитра, изящна, она законодательница мод и поведения при дворе. Они с Маргаритой Наваррской весьма дружны. Король обожает свою фаворитку и часто слушается именно ее. И третья дама, от которой будет зависеть ваша жизнь, – наставница вашего будущего супруга Диана де Пуатье мадам де Брезе, сенешальша. Красавица, которой невесть как удается не стареть. Совершенные черты лица, умение держаться, королевская осанка и манеры.
Что-то было в голосе Жанны де Виньон такое, что подсказало Екатерине: мадам не слишком жалует наставницу ее супруга.
– Вы не очень любите мадам де Брезе?
Так и есть, Жанна вздохнула:
– Все твердят о ее неземной красоте, о ее совершенстве. Я тоже восхищаюсь правильными чертами лица мадам де Брезе и ее умением держаться с королевским достоинством, но…
– Что «но», Жанна? Вы можете говорить без утайки. Во-первых, я никогда и никому не расскажу то, что услышу от вас, а во-вторых, мне нужно знать ее недостатки сразу, чтобы не увлечься, как все остальные.
– Мне кажется, что мадам де Брезе бездушная. И очень злая.
– Почему?
– Понаблюдайте за ней исподтишка, особенно когда прекрасная Диана не подозревает, что ее разглядывают. У нее злые глаза, очень злые. И лицо словно маска. С приветливым выражением, величественным спокойствием, но бездушная. Герцог Орлеанский этого не видит, он влюблен… Ой, простите, мадам, я думаю, это только до тех пор, пока он не познакомился с вами…
– Расскажите-ка подробней об этой Диане, как она оказалась наставницей моего супруга? Моего будущего супруга, – рассмеялась Екатерина.
– Главное, что вы должны запомнить, – Диана не прощает обид и ненавидит фаворитку короля. Это две змеи в одной банке, двор каждый день наблюдает их взаимные укусы, но обе знают противоядие. Из-за двух красоток двор поделился пополам. Диана, став наставницей герцога Орлеанского, постепенно набирает силу, я думаю, король, поручив ей такую роль, не ожидал столь резкого противостояния, а теперь просто не знает, что делать. Он тоже благоволит к Диане де Пуатье, но любит все же свою Анну д’Этамп.
– При дворе ведутся войны между женщинами? – рассмеялась Екатерина.
– О, мадам, еще какие! Воюют все – придворные, врачи, поэты, даже шуты и камеристки. Будьте осторожны, чтобы не стать жертвой этой войны. Вам, несомненно, надо встать на сторону фаворитки короля мадам д’Этамп!
Екатерина задумчиво покусывала губу…
– Нет, думаю, мне нужно суметь удержаться в дружеских отношениях с обеими. Хотя бы до тех пор, пока я не наберу собственную силу, чтобы изгнать обеих!
Ого! – восхитилась Жанна де Виньон, вот тебе и флорентийское дитя.
Позже они с Марией Сальвиати наедине обсуждали эту проблему, и Жанна снова качала головой:
– Ох и трудно будет нашей Екатерине…
Молодожены
Король и папа нашли общий язык против императора Карла, было подписано тайное соглашение, по которому оба обязались выступить против императорских войск, чтобы отвоевать для герцога и герцогини Орлеанских Милан и еще несколько территорий Италии. Приданое Екатерины король Франциск согласился получать частями, в чем была его огромная ошибка.
Саму свадьбу Екатерина помнила плохо, потому что была страшно взволнована. Не упала со своих высоких каблуков, даже танцевала на них с дофином, не перепутала слова, не запнулась, не грохнулась в обморок… и то хорошо. А потом было самое страшное – когда нужно оставаться наедине с мужем, вчера еще совершенно чужим человеком, который должен стать самым близким, дорогим и понятным. А как этого добиться?
Короли и члены их семей не вольны во многом, казалось бы, первая брачная ночь – это таинство для двоих, от нее во многом зависит, как сложатся дальше отношения супругов. Кто посмел бы покуситься на тайну первых объятий и альковных ласк молодых? Посмели и покусились. Вслед за молодыми в спальню отправилась целая толпа придворных, выражения их лиц не оставляли сомнений в намерениях – они собирались наблюдать за первой близостью новых супругов!
Екатерина была в ужасе, она понимала, что не сможет пошевелиться под этими нескромными взглядами! Мелькнула мысль, что, знай она о таком обычае при дворе французского короля, ни за что не вышла бы замуж за Генриха, лучше в монастырь! Сам Генрих, видно, переживал нечто похожее. Девушка почему-то чувствовала себя перед мужем виноватой, словно это она пригласила толпу разряженных дам и кавалеров любоваться на их действия в постели. Юный супруг понимал, что жена находится в еще худшем положении, но ему и в голову не пришло как-то успокоить беднягу, ободрить, поддержать, напротив, появилась злость, будто из-за нее приходится терпеть унижение.
Состояние молодых лучше всего поняла королева. Элизабет вдруг ободряюще улыбнулась невесте и строгим тоном предложила всем выйти вон, чтобы молодые могли остаться наедине и в полной мере отдаться страсти, которой пылают. Многие усмехнулись: какая уж тут страсть, если жених за весь день едва взглянул на невесту! Но требованию королевы подчинились.
Екатерина вдруг подумала, что никогда, ни за что не допустит такого унижения для своих будущих детей! Даже если это будет нарушением всех возможных обычаев и правил!
Они с Генрихом вздохнули с облегчением, видя, что любопытные придворные отправились прочь из спальни, сокрушенно вздыхая, полюбоваться на пикантную сцену не удалось. Но король остался! Тогда Элизабет подошла к супругу и, взяв его под локоть, потянула за собой:
– Сир, думаю, и нам следует удалиться. Если вашему сыну понадобится ваш совет, вы сможете дать его утром…
Нет, Франциск вовсе не собирался наслаждаться пикантными деталями, он действительно переживал из-за неопытности Генриха. Конечно, следовало бы позволить Диане де Пуатье уже стать его любовницей и обучить мальчика кое-чему! Король корил себя из-за того, что подобная мысль не пришла ему в голову еще вчера, он действительно боялся, что в первый раз Генрих может сплоховать ко всеобщему позору… А все этот папа Климент! – досадовал Франциск. – Не настои он на немедленном венчании и первой ночи, мальчика можно было бы успеть подготовить!
– Пойдемте, пойдемте! Не думаю, чтобы вам кто-то подсказывал, что делать, когда вы впервые попробовали женщину, – убеждала его королева. Король фыркнул:
– Это я! А Генрих может и не справиться!
– Мы придем к ним рано утром, и если что-то получится не так, будет время исправить… К тому же у двери останется моя доверенная горничная, я приказала разбудить, если будет слышно, что там проблемы…
Все разумно, оставалось подчиниться.
А в спальне разыгрывалась своя трагедия. Генрих не только не стал накидываться на свою супругу, душа ту в объятьях, он вообще не проявил к ней никакого интереса даже в постели. Принц не чувствовал приятного аромата, которым была надушена новобрачная, не замечал роскошной волны волос, окутавшей ее головку на подушке, не слышал биения ее сердца, не видел вздымающейся красивой груди…. Ему была не нужна Екатерина!
Они оказались на расстоянии вытянутой руки, каждый на своем краю огромной роскошной постели. Некоторое время Екатерина лежала почти не дыша, боясь громким вздохом спугнуть мужа. А он притворился, что спит! Шли минута за минутой, было понятно, что Генрих просто старательно изображает спящего, видимо пытаясь избежать близости.
Сначала горло у Екатерины перехватило от обиды. Конечно, она не первая красавица, но ведь не уродина или калека, чтобы быть настолько нежеланной! Девушка ожидала чего угодно, только не вот такого пренебрежения собой в первую ночь. На глаза навернулись слезы, но она тут же постаралась прогнать их. За столько лет Екатерина научилась сдерживаться.
Потом ей вдруг пришла мысль, что Генрих просто боится сделать первый шаг, так в любом трудном деле – страшно вначале… И девушка решила помочь, она протянула руку и робко погладила супруга по плечу, скорее просто коснулась. Хотелось дать понять, что она тоже боится, но вдвоем легче. Екатерина ожидала, что Генрих обернется и хотя бы подвинется ближе, а уж там можно признаться, что тоже неопытна и надо вместе преодолеть эту неопытность…. Что ж, если он не может сделать первый шаг, она сама сделает его…
Но Генрих шарахнулся от этого прикосновения, словно его коснулось нечто противное! Екатерина отдернула руку и замерла. Все совсем не так, как она думала, он не боится, а просто не желает! Горло снова перехватило от обиды. Утром в спальню явится не только добрая королева, но и папа Климент. Он обязательно проверит подтверждение ее девственности, ведь потребовал же клятвы, что между ней и Ипполитом ничего не было! Но если Генрих будет до утра лежать, отвернувшись в сторону, то никакого подтверждения не получится.
– Сир, если вы не сделаете ЭТО, я буду вынуждена утром объявить, что моя девственность попросту не нарушена!
Сказала тихо и твердо, но в голосе прозвучало столько горечи и обиды, что не будь Генрих так зол на все происходившее, он наверняка попросил бы прощения. Должен бы попросить… Но не попросил, несколько мгновений он сердито сопел, а потом вдруг резко повернулся и набросился на жену, взяв ее силой!
Екатерина не сопротивлялась, но от ужаса не могла даже пошевелиться… Такой ли виделась первая брачная ночь, таких ли любовных объятий хотелось? Все случилось быстро, грубо, больно.
Выполнив обязанность, Генрих почти с ненавистью поинтересовался:
– Вы довольны? Что еще от меня требуется?
– Зачем вы так? Разве я виновата, что нас поженили? – горько прошептала Екатерина, но супруг уже в отчаянье уткнулся в подушку, снова постаравшись отодвинуться подальше.
В ту ночь она плакала. Зная, что нельзя тереть глаза, чтобы не покраснели, нельзя всхлипывать, чтобы не услышал муж, нельзя даже уткнуться, как он, в подушку, чтобы та не была мокрой, Екатерина плакала молча, беззвучно, горькие слезы катились по щекам, стекая на разметавшиеся по подушке волосы.
Наконец Генрих уснул по-настоящему, он повернулся на спину, и теперь юная супруга смогла разглядеть своего суженого ближе. Нет, он совсем не был похож на Ипполита, но Екатерина старательно гнала от себя мысли о сравнении. Ипполит остался в прошлой жизни, отныне ей предстояло жить рядом с вот этим молодым человеком, с ним спать каждую ночь и от него рожать детей. Значит, она должна найти в Генрихе черты, за которые сможет полюбить, нельзя же каждую ночь вот так требовать близости!
Минута за минутой в полумраке спальни она старалась внушить себе любовь к супругу, разглядывала и разглядывала его лицо. К утру Екатерина была просто влюблена в своего мужа и совершено уверена, что сумеет завоевать ответную любовь. Она приложит все силы, чтобы лаской и терпением (а уж этого ей не занимать) убедить Генриха, что лучшей жены ему не найти. У Екатерины не было другого выхода, кроме как понравиться всему двору и влюбить в себя мужа. Юная женщина решила, что сумеет этого добиться, что с утра все переменится и жизнь наладится.
Лучше бы она не внушала себе любовь к Генриху, потому что его сердце навсегда осталось глухо к ее стараниям, и он так и не ответил на ее любовь. Это несовпадение стало для Екатерины Медичи самой большой трагедией ее жизни. Вернее, одной из самых больших…
Утром Генрих был смущен, а папа Климент вполне доволен. Теперь обратного пути у короля Франциска не было, с выплатой приданого Екатерины можно не спешить… И все же Климент решил подождать немного, чтобы убедиться, что брак его племянницы скреплен беременностью.
Взяв с Марии Сальвиати слово обязательно сообщить о результатах, папа занялся отпущением грехов местным грешникам. В собор к Святому причастию потянулись желающие бесплатно освободиться от прежних грехов, чтобы начать набирать новые…
– Где живет король? А принц?
Эти вопросы поставили в тупик всезнающую Марию Сальвиати.
– Много где… У короля Франциска привычка разъезжать по замкам, он подолгу ни в одном не бывает. Замков много, и все строятся и строятся новые, потому за год не удается посетить даже половину…
– А принц? – Если честно, то Екатерине очень не хотелось услышать, что Генрих живет где-то в одном месте и далеко от короля, зато рядом с Дианой де Пуатье.
– Принц когда как, и королева тоже. У короля есть свой ближний круг, в который входят очень немногие, только те, кого он сам отбирает, с этой компанией король разъезжает по замкам, охотится, развлекается, между делом управляя страной.
– Вот бы попасть в этот круг…
– Я вижу, вам понравился король?
– Конечно, он такой веселый, такой галантный! Вот бы Генрих был таким же…
Вот уж кто меньше всего похож на короля Франциска, так это его младший сын Генрих! Он тоже рослый, физически крепкий, старается быть галантным с дамами, но как это старание шито белыми нитками! Второй сын есть второй… Наблюдая за мужем исподтишка, Екатерина мысленно пообещала себе, что станет любить всех детей одинаково! Нельзя, чтобы старший рос вот таким ловким, уверенным в себе, как дофин Франсуа, а младший был неуверен во всем. Она вдруг поняла: конечно, поэтому Генрих столь неласков с ней – боится проявить чувства. Чтобы не быть осмеянным! Конечно! О, если это так, то все поправимо, она будет любить его сильно-сильно и давать это понять на каждом шагу, чтобы Генрих почувствовал уверенность!
Наивная девочка, она полагала, что принцу нужна ее любовь! Генриху была нужна любовь, но только не юной супруги, а опытной Дианы де Пуатье. Поняла это Екатерина довольно быстро, а вот поверила в такое не сразу, чем сильно осложнила себе жизнь.
Французский двор не просто удивлял, он потрясал любого, кто туда попадал. Франциск действительно был самым галантным и веселым королем в Европе, неистощимым на выдумки, сам не зная ни минуты покоя, не давал такового окружающим. Королевские забавы далеко не всегда разделяла королева Элеонора, но Франциска это нимало не огорчало, и без королевы находилось множество дам, готовых скрасить досуг монарха. Главной среди них была мадам Анна д’Этамп. Любовница короля открыто управляла страной, диктуя свою волю во всем. Главное, за что ценил ее Франциск, была неистощимость на выдумки, двор не знал ни минуты покоя, скуке было просто не место там, где пребывала Анна д’Этамп!
Екатерина была потрясена столь откровенными отношениями и спокойствием королевы, Элеонора не просто терпела любовницу мужа, но и относилась к ней весьма благосклонно! Мария Сальвиати усмехнулась, услышав такие сомнения девушки:
– А что ей еще остается делать? Не выцарапывать же фаворитке глаза из-за того, что муж больше любит ее, чем супругу?
У Екатерины похолодело внутри, а что, если и у Генриха тоже будет любовница?! Неужели она должна терпеть присутствие другой?! А что, если эта красивая величавая женщина мадам де Брезе… Нет, нет, Генрих так не может, нет! И потом, Диана де Пуатье годится Генриху в матери, таких старых любовниц не бывает! Она просто его наставница, как вон у самой Екатерины Мария Сальвиати… Конечно, странно, что у юноши наставница женщина, но в этой Франции много странного. И все же, как ни гнала Екатерина от себя мысль о Диане де Пуатье, та упорно возвращалась. Любящее сердце почувствовало то, что от него хотели скрыть в первые дни. Немного позже Екатерина поняла, что так и есть, ее супруг давно и безнадежно влюблен в Диану де Пуатье мадам де Брезе, которая действительно была на двадцать лет старше!
Мария Сальвиати оказалась права, король не был намерен возвращаться в Париж, но пребывание в Марселе несколько затянулось. Нет, для короля Франциска мало интересного в этом обычном для него городе, хотя Его Величество жил в специально построенном дворце, предавался почти привычным увеселениям и расточал любезности налево и направо, и все же Франциска ограничивало присутствие папы Климента. Его Святейшество ни в малейшей степени не собирался укорять «наихристианнейшего короля», как называли французских королей, в нарушении супружеского долга или даже излишнем увлечении дамами. Папа Климент прекрасно знал, что Франциск уже был болен дурной болезнью и теперь, похоже, подцепил таковую еще раз, знал, что они с Элеонорой заключили своеобразный союз: королева закрывает глаза на многочисленные увлечения короля в обмен на его отсутствие в постели. Видно, королева тоже была хорошо осведомлена об альковных недугах мужа и больше всего боялась подцепить их и себе. Это Франциска вполне устраивало. Нет, воспитывать короля или взывать к соблюдению христианских заповедей папа Климент не собирался, его интересовала Екатерина, вернее, ее чрево.
Его Святейшество со свитой задержался в Марселе на целых три недели, что было совсем ни к чему ни французскому королю, ни ему самому. Наконец он получил нужные сведения от Марии Сальвиати и вызвал к себе Екатерину:
– Дитя мое, вы счастливы в браке?
– Да, Ваше Святейшество.
– Но вам нечем меня порадовать?
Екатерина только молча помотала головой, не рассказывать же папе, что их с Генрихом близость похожа на отбывание им наказания!
– Хорошо ли вы стараетесь, чтобы брак не был бесплодным?
Лицо юной женщины залила краска стыда, она коротко вскинула глаза на Климента и сразу опустила, тот, видно, сам почувствовал, что перестарался, и быстро добавил:
– Молитесь ли об этом пред Господом?
– О да, конечно!
Екатерина шла от Его Святейшества в легком замешательстве, последний совет, который он дал своей духовной дочери, попахивал нарушением супружеской клятвы:
– Умная женщина всегда сумеет завести детей, не будьте глупой…
Она даже Марии Сальвиати не сразу открылась, та чуть улыбнулась:
– Ваше Высочество, Его Святейшество имел в виду, что вы должны суметь расшевелить, влюбить в себя супруга. Но если уж не удастся… Вы знаете, то, что долго не удается с одним мужчиной, очень легко получается с другим, а потом и с мужем пойдет как по маслу…
Видя, как залилась краской подопечная, наставница успокоила:
– Прошло еще слишком мало времени, вы слишком стеснены и робки, все получится. А пока послушайте-ка мой совет. Обратите больше внимания на себя, чем на Генриха, мужчины перестают ценить тех, кто их слишком любит. Зато обожают тех, кто любит самих себя.
Вот это у Екатерины не получалось категорически! С ней сыграло злую шутку собственное старание влюбиться в мужа. Сначала юная жена старательно разглядывала спящего супруга, чтобы убедить себя, что он самый красивый, потом внушала, что он самый лучший, а потом добавились чисто женская жалость к человеку, которому недодали любви, собственное желание эту любовь дарить и горячая южная кровь. Получилось то, что заставило Екатерину на всю жизнь отдать сердце и саму себя Генриху без остатка. К сожалению, не взаимно…
Ну посмотри же на меня! За что ты так со мной? Я ведь так тебя люблю, куда сильнее твоей Дианы! Более ласковой, послушной и любящей жены тебе не сыскать!
Но взгляд Генриха только скользил по жене, и в те мгновения, когда случайно задерживался на ее лице, Екатерина расцветала. Это стало одним из развлечений придворных дам, они с интересом наблюдали за изменением выражения лица герцогини Флорентийской. Правда, большинство осуждало «купчиху» за такую влюбленность в собственного супруга. Любить собственного мужа, да еще и видя, что он не отвечает взаимностью? Фи! Она глупа!
– А чего вы ожидали от купчихи?
– Ах, неужели они во Флоренции все так влюбчивы?!
– Даже если нет, то нам достался, несомненно, презабавный экземпляр!
– Вы только посмотрите, посмотрите! Бедный принц, если раньше его можно было жалеть из-за любви к мадам де Брезе, то теперь добавилась страсть этой флорентийки! Конечно, Диана тоже… м-м… в возрасте, но все время чувствовать на себе взгляд этой стрекозы… Несчастный Генрих!
– Как вы сказали? Стрекозы? А ведь верно, глаза выпуклые, наряды зеленые… И впрямь стрекоза!
Екатерина все понимала и замечала, она видела насмешливые взгляды, слышала смешки, но ничего не могла с собой поделать. Приласкай ее Генрих хоть немного, она бы стала самой счастливой женщиной во всей Франции, но супруг оставался холоден. Бедолага могла по пальцам пересчитать ночи, когда муж вообще бывал в ее спальне, а уж когда не оставался равнодушным… Бедная женщина подозревала, что на общее ложе Генриха приводит только физиологическая необходимость, но исполнив свой супружеский долг, он норовил либо повернуться спиной, либо и вовсе покинуть спальню!
Екатерина понимала, что ей надо как можно скорее забеременеть, об этом в каждом письме напоминал и папа Климент. Мария Сальвиати вообще дошла до откровенного совета: забеременеть от кого-либо другого, а там пусть разбираются… Герцогиня ужаснулась даже самой такой мысли:
– Что вы! Как можно!
– Дорогая моя, при дворе Франциска это в порядке вещей.
– Нет, нет, я люблю мужа! И обязательно рожу много детей именно от него!
– Дай бог!
Нечто подобное Екатерине посоветовала и… королева! Однажды она постаралась, чтобы рядом не оказалось ничьих любопытных ушей, и, наклонившись к невестке, доверительно посоветовала:
– Голубушка, вам пора завести любовника. С таким супругом, как ваш Генрих, можно умереть со скуки!
Екатерина даже не успела ответить, королева Элеонора усмехнулась:
– Я, как и вы, иностранка, и нежелательная иностранка, при французском дворе, короля Франциска вынудил жениться на мне мой брат император Карл. Как вы понимаете, ожидать особой любви к себе я просто не могла. А сама сразу же оказалась без ума от своего супруга. В короля невозможно не влюбиться. Не ожидая взаимности, я могла превратиться в посмешище всего двора, но разум взял верх. Король Франциск влюбчив и имеет кроме фаворитки немало любовниц. Вы могли заметить, что я благоволю его фаворитке мадам Анне д’Этамп. Воспользуйтесь моим опытом, дитя мое, с фаворитками нужно дружить, но жить при этом своей собственной жизнью. И не глазеть на супруга, если он при этом смотрит на другую.
Екатерина сидела, опустив голову, она понимала, как права королева Элеонора, как смешно выглядит сама, но ничего с собой поделать не могла. Элеонора поняла, что девочка безнадежно влюблена, и решила зайти с другого края, она поговорила с супругом, посоветовав тому побеседовать с сыном по-мужски. Король удивился:
– Что я должен сказать Генриху? В первую ночь вы меня к ним не допустили, что же теперь?
– Ваше Величество, герцог Орлеанский просто сторонится Катрин, так никаких детей не дождемся. Принц почти не бывает в супружеской спальне, скоро об этом начнут болтать слуги, а потом и все остальные. – Она предупреждающе подняла руку, поняв, чем собирается возразить Франциск. Глаза королевы насмешливо блеснули. – Вы тоже не жалуете наше супружеское ложе. Если бы у Генриха была любовница… но ее нет, и такое поведение просто вызовет пересуды.
Чуть смущенный откровенными словами жены, Франциск, чтобы скрыть это смущение, усмехнулся:
– Вы думаете, чтобы при дворе не болтали, посоветовать сыну завести любовницу?
– Вы прекрасно понимаете, о чем я! Посоветуйте лучше внимательней посмотреть на свою жену.
Королева была права, самому Франциску пришлась весьма по душе веселая, приветливая Екатерина, конечно, не красавица, но ведь в постели это не главное, сложена прекрасно, к тому же явно видна горячая южная кровь, не может быть, чтобы она не была хорошей любовницей.
– Генрих, я хотел бы поговорить с вами.
И хотя тон отца был доброжелательным, принц весь сжался внутри, он прекрасно понимал, о чем, вернее, о ком пойдет речь. Конечно, Франциск хотел как лучше, он старался показать сыну, что его супруга достойна любви и уважения, но, по сути, делал только хуже. Генрих чувствовал себя не просто вторым, он сознавал, что второй и нелюбимый, и любое вмешательство в свои чувства воспринимал как насилие. Как бы ни старался отец, оттенок легкого презрения в его общении с Генрихом был всегда, король посмеивался над его влюбленностью в Диану де Пуатье, над тем, что у него нет любовницы, над его преданностью… Поэтому и женитьбу на Екатерине Генрих тоже воспринял как насилие, тем более что она не была ровней по происхождению, флорентийка – не дочь короля, не принцесса крови, а просто сирота, пусть и очень богатых родителей, иностранка, «купчиха»…
Принц покорно проследовал за отцом, покорно сел в кресло, повинуясь его жесту, но все это не глядя в лицо королю, словно лишь терпел очередную воспитательную беседу, на которые изредка снисходил отец. Франциск понял, что толку от разговора не будет, но решил довести начатое дело до конца.
– Генрих, ты прожил с супругой уже почти полгода, но результатов не видно. – Он заметил, как вздрогнул сын, и подумал, что слишком прямо начал разговор, но умевший вести беседы с дамами, Франциск совершенно не умел разговаривать с сыном. – Тебя чем-то не устраивает супруга?
Генрих только отрицательно помотал головой.
– Она холодна? Неласкова? Катрин имеет неприятные физические недостатки?
– Нет, нет!
– Тогда в чем дело? Конечно, девочка не жалуется, но больно смотреть, как ты даже отворачиваешься от нее вместо того, чтобы оказывать всяческие знаки внимания.
– Я люблю другую…
– Любовь? Кто говорит о любви?! Да люби кого угодно, но есть супружеский долг, который ты просто обязан выполнять! Ты один из наследников престола, и если станет известно, что ты попросту не посещаешь спальню супруги, то пойдут сплетни о твоей неспособности к… Нужны наследники, ты должен доказать, что ты мужчина, понимаешь?
И снова в ответ был только кивок. Король уже понял, что разговаривать дальше в таком тоне бесполезно, тоже кивнул и с чувством выполненного долга отпустил сына. Выходя из комнаты, Генрих поклялся, что немедленно обрюхатит Екатерину и больше не подойдет к ней целый год! Мысль ему даже понравилась, как же он раньше не догадался?! Достаточно сделать супруге дитя – и о ней можно забыть на длительное время, беременная Екатерина будет тихо сидеть в своих комнатах и не мозолить глаза двору и ему тоже.
Генрих ненавидел отцовский двор, хотя вынужден был признать, что столь блестящего во всей Европе не найти. Скорее он ненавидел двух женщин – королевскую фаворитку Анну д’Этамп и саму королеву Элеонору. Вторую за то, что заняла место умершей матери (хотя и не по своей воле) и попустительствовала увлечению Франциска фавориткой, а саму Анну д’Этамп потому, что ее терпеть не могла Диана де Пуатье. Он и к Екатерине отнесся с неприязнью, еще не видя девушку, потому что ему посочувствовала Диана. Красавица бросила одну-единственную фразу: мол, неужели король не мог выбрать кого-то поприличней флорентийской купчихи, воспитанной в монастыре и насквозь пропахшей ладаном? Екатерина очень вкусно пахла прекрасными духами, изготавливать которые итальянцы большие мастера, но Генрих уже не воспринимал жену!
Блестящий двор короля Франциска
Папа Климент отбыл в Рим, весьма недовольный тем, что Екатерина не забеременела. Он решил пока не торопиться с выплатой большей части приданого: мало ли что может случиться…
Двор, освобожденный от пастырской опеки, почувствовал особенную тягу к развлечениям и спешно перебрался в Блуа.
Екатерина впервые путешествовала в таком многочисленном сопровождении. И дело было не только в количестве придворных и слуг короля, у самой супруги принца оказалось так много обслуживающих лиц, что, когда всех представляли, Екатерина, с невольным ужасом оглядев толпу, тихо попросила Марию Сальвиати:
– Вы поможете мне всех запомнить?!
– Это совсем необязательно, Ваше Высочество, главное – знать цвета формы, в которую одеты те, кто вас обслуживает. Они всегда будут рады выполнить ваши распоряжения.
– Но обязанности среди них распределены?
– Конечно, и не переживайте, каждый держится за свои так, что никто другой не посмеет их выполнить. Камеристка никогда не позволит истопнику подать вам воды.
– Вы меня успокоили! – рассмеялась Екатерина. – Теперь я точно знаю, что если рядом не окажется камеристки, то пить не дадут, как бы ни умоляла!
– Я рада, что вызвала у вас улыбку. Камеристка всегда будет рядом, даже тогда, когда ее не просят. – Чуть в сторону и потише она добавила: – Даже слишком…
Читать бесплатно другие книги:
