Рукопашная с купидоном Куликова Галина

Он хотел сказать «секта», но в последнюю секунду перефразировал.

– «Оставшиеся».

– Оставшиеся от чего? – Хомяков решил добраться до самой сути.

– Речь о будущем. Мы – те, кто выживет после ядерной катастрофы.

«Вы, значит, выживете, а мы, значит, сдохнем, – вознегодовал про себя Хомяков. – Свиньи какие».

– Чего вы хотите от меня? – Хомяков решил расставить точки над «и».

– Проследите за тем, чтобы в Москве с нашим лидером не произошло никаких неприятностей, – ответил блондин, сидевший слева. – Он должен выполнить свою миссию и благополучно возвратиться в Дели.

А тот, что сидел справа, добавил:

– Женщина, которая взяла на себя всю организационную сторону дела здесь, в Москве, несколько дней назад трагически погибла. Ее звали Ольгой Удальцовой. Можно воспользоваться этим обстоятельством, чтобы под видом Ольги приставить к нашему лидеру своего человека.

Они обговорили детали и разошлись, довольные друг другом. «Отлично, – думал Хомяков по дороге домой. – Еще один самозванец, который собирается выколачивать бабки из русского народа. Новый мессия, автор божественных откровений, сеющий разумное, доброе и вечное через идиотские платные курсы и сомнительный – и тоже, естественно, платный! – университет. Впрочем, ему-то что? Если находятся дураки, желающие поклоняться другим дуракам, пусть поклоняются. На этом можно хорошо заработать – вот что главное.

К слову сказать, недавно зародившееся в стране движение неоатеистов беспокоило руководство. Но до сих пор не было никакой информации о том, что его деятели готовы перейти к открытой агрессии. Однако выгода от их активизации была налицо. По крайней мере для Хомякова лично. И он ее не упустит.

Лайма отлично знала, где живет Сергей Возницын. Некоторое время назад Соня собиралась за него замуж и жила в его квартире. Они с Любой Жуковой не раз ходили к парочке в гости с цветами и тортиками. Но союз двух сердец был недолгим: потенциальный муж страшно разочаровал подругу. По ее словам, он оказался ленивым, грубым и ограниченным типом. Соня выкладывала одну за другой ужасные подробности их совместного существования, и стало непонятно, как она вообще могла увлечься такой скотиной.

Лайма возвратилась к зданию Центра культуры за своей машиной и отправилась к дому бывшей Сониной любви. Не успела она зарулить во двор, как увидела, что Возницын собственной персоной выходит из подъезда и тяжкой поступью конкистадора направляется к своему красному автомобилю. Автомобиль смахивал на загнанного коня – пыльный, с помятым бампером и треснувшей фарой, он понуро дожидался хозяина.

Сам Возницын, в противоположность машине, выглядел чистым и свежим, словно хирург, подготовившийся к операции. Брюки разрубали воздух острыми стрелками, а пуговицы на отглаженной рубашке блестели, точно золотые монеты. Светлая челка, которой Возницын занавешивал левый глаз, имела здоровый блеск и шелковистость – вероятно, он только что вымыл голову.

Лайма подъехала вплотную к нему и, выбравшись из машины, торопливо окликнула:

– Сереж, подожди!

Возницын так резко замер, будто налетел на невидимое препятствие. Потом медленно развернулся и уставился на Лайму безумными глазами. Вытянул вперед руку, словно хотел остановить Лайму, и помотал головой. От удивления она и в самом деле остановилась, тогда он совершил обманный маневр, как лис, драпающий от собак, бросился к своей машине и нырнул за руль.

– Сергей! – завопила во все горло возмущенная Лайма. – Какого черта?!

Взревел мотор, и красный автомобиль, взбрыкнув, задом выпрыгнул со стоянки. Развернулся и, проигогокав, помчался прочь. «Ничего себе, – ахнула Лайма. – Он удирает!» Ей потребовались доли секунды на то, чтобы принять решение. Добежав до своей «девятки», она завела мотор и рванула следом. Чтобы не упустить Возницына, ей пришлось изрядно напрячься и пару раз нарушить правила, чего при других обстоятельствах она бы себе ни за что не позволила.

Закусив губу и стиснув руки на руле, Лайма мчалась по городу вслед за безумным красным автомобилем, который показывал на дороге настоящие чудеса. Вот уже они выехали за Кольцевую и понеслись в сторону Клина. В какой-то момент Лайме удалось нагнать беглеца, она посигналила, но тот раздраженно рявкнул и принялся вилять то вправо, то влево и едва не столкнул Лайму с дороги. Она почувствовала такую ярость, что, позабыв обо всем на свете, наподдала ему в зад своим бампером. Потом добавила еще раз, посильнее, и ей это так понравилось, что она даже расхохоталась вслух.

В ту же минуту рядом с ее машиной нарисовался автомобиль с синими номерами и проблесковым маячком и, гуднув, приказал ей прижаться к обочине. Когда милиционер с выкаченными от гнева глазами возник возле опущенного окна, Лайма все еще хохотала.

– Вы тут что?! – заорал милиционер. – В Техасе, блин? Устроили боевик, блин! Права!

Лайма все никак не могла справиться со смехом, но хохотать при милиционере было стыдно, и в попытке сдержаться она несколько раз громко булькнула. С таким точно звуком из пустой бутылки под водой выходит воздух. Потом подхватила с соседнего сиденья сумочку, но вместо прав достала оттуда пудреницу и несколько раз обмахнула пуховкой лицо.

– Лейтенант! – наконец сказала она почти нормальным голосом, положив подбородок на тыльную сторону ладони так томно, точно они сидели в беседке, увитой плющом, на берегу синего озера, а вокруг благоухали розы, и проклятые соловьи надрывались так, будто их обещали ощипать на рассвете. – Не знаю, что вы подумали, но я всего лишь пыталась выяснить отношения со своим мужем.

Когда надо, Лайма умела пускать в ход женские уловки, которыми никогда не пользовалась для обольщения или «подогрева» верного Болотова.

– Так это ваш му-у-уж! – разочарованно протянул лейтенант и присвистнул: – Здорово же он вам насолил, как я погляжу.

– Он просто негодяй.

– Что, зарплату не принес? – Страж порядка неожиданно пришел в хорошее расположение духа.

– Блудил, – коротко ответила Лайма. – И должен понести за это наказание. Можно, я поеду? А то он ускользнет.

– Вы бы лучше дома с ним разобрались, – посоветовал лейтенант и махнул рукой: – Так и быть, поезжайте.

Лайма вздохнула и отвалилась от обочины. Пожалуй, Возницына ей теперь уже не догнать. Однако сдаваться не хотелось. Первая же развилка поставила ее перед нелегким выбором – направо или налево? Пришлось целиком положиться на интуицию. Разумнее, конечно, было бросить преследование, но азарт гнал Лайму вперед. С чего бы Возницыну убегать от нее? Почему он испугался? Он что-то знает о Соне? Вдруг он ее убил? Она рассказала ему о ребенке и потребовала помощи, а новоявленный папаша взбеленился и принялся буйствовать? Что, если он бросил в Соню графин или разбил о ее голову тяжеленное хрустальное блюдо, стоявшее на его журнальном столике в гостиной, такое огромное, что килограмм апельсинов выглядел в нем, как горстка леденцов.

Через пару километров Лайма увидела знакомый красный автомобиль. Он стоял на обочине перед въездом на мост, под которым крутилась темно-коричневая вода с островками грязной пены. Лайма не поняла – река это или запруда, однако мост был высоким, с металлическими заграждениями по обеим сторонам. Машины дружно бежали мимо, подпрыгивая на стыках, и сигналили Лайме, которая сбросила скорость и еле-еле ползла, затрудняя движение.

Возницына за рулем не оказалось. Впрочем, долго искать его не пришлось – он стоял на середине моста, на самом его краю и держался руками за перекладины. Роскошную челку мутузил ветер, и она перелетала с левого глаза на правый, а то и вовсе поднималась вверх, как хохол на голове какаду. Вся поза Возницына выражала глубокое отчаяние, его корпус устремился вперед, и Лайма ни на секунду не усомнилась, что Сергей вознамерился броситься в воду вниз головой.

Она остановилась поодаль, торопливо выбралась из машины и, встав от напряжения на цыпочки, двинулась к предполагаемому самоубийце. Когда она была уже совсем рядом, тот неожиданно оглянулся и, увидев свою преследовательницу, пронзительно закричал:

– Стой! Не подходи ко мне!

– Ты сошел с ума? – воскликнула Лайма, перекрикивая рев грузовика, протащившегося мимо. – Ты что это задумал?

– Отстань от меня! – голос Возницына сделался тонким-тонким, как у впавшего в истерику ребенка. – Уезжай отсюда. Дай мне умереть!

– Ну, здравствуйте. – Лайме показалось, что по ее спине вместо пота побежал сироп – так было горячо и липко. Легкие туфли стали весить пуд, и ноги немедленно вросли в асфальт. – Рано тебе умирать, парень!

– В самый раз, – выкрикнул Возницын, развернувшись к ней всем корпусом.

Она увидела, что в руке он держит желтую сетку с большим булыжником, просвечивающим сквозь ячейки. Ручки сетки были связаны веревкой. На конце веревка закручивалась в петлю. Вероятно, Возницын собирался надеть петлю на шею, чтобы сподручнее было идти ко дну.

– Прощай, Лайма, не поминай лихом!

Он поставил ногу на парапет и рывком поднял тело вверх. В одну секунду перед мысленным взором Лаймы пронеслось все, что должно последовать за его поступком. Спасатели, выловленный труп, допрос в милиции… И оставшаяся невыясненной правда о судьбе подруги.

– Что ты сделал с Соней? – крикнула Лайма и наставила на Возницына указательный палец. – Говори сейчас же!

– Какая Соня? – тусклым голосом просипел тот и подтянул поджарый зад повыше. – О чем ты вообще?

– Нет, голубчик, ты не прыгнешь! – прошипела Лайма и мощным прыжком добермана преодолела разделявшее их расстояние.

Возницын рванулся вперед, но она не дала ему ни одного шанса. Подскочила высоко вверх и схватила его одной рукой за воротник рубашки, а второй обняла за живот и дернула на себя. Он потерял равновесие, завалился назад и едва не грохнулся на землю вместе со своей авоськой. Однако не сдался и, как только обрел равновесие, попытался вырваться.

– Ах, так! – заревела Лайма, которую его громадный булыжник здорово стукнул по локтю. – Ты все равно останешься тут и поговоришь со мной!

Она отвела назад руку, сжала пальцы в жесткий кулачок, а потом резко распрямила локоть. Кулачок полетел Возницыну прямо в глаз. Возницын ухнул и откинулся назад, замахав руками. Авоська выпала из его руки и загрохотала по асфальту.

В этот момент возле них остановился заезженный вдрызг милицейский «газик», и из него полезли милиционеры.

– Все в порядке, лейтенант! – крикнула Лайма себе за спину, не удосужившись даже посмотреть, есть ли среди стражей порядка хоть один в указанном звании. – Это мой муж, мы с ним, видите ли, немного повздорили.

– Тьфу, – с чувством сказал у нее за спиной натруженный голос. – Поехали, ребята. Семейная ссора. – И немного громче: – Надеюсь, вы обойдетесь без кровопролития.

Милиционеры исчезли в «газике», который сначала угрожающе рявкнул, потом простуженно чихнул и покатил восвояси.

– Ничего себе! – возмутился Возницын, всплеснув руками. – Это что же получается? Жена с мужем делай все, что пожелаешь?!

– Да, – подтвердила Лайма, которая и сама поразилась легкости, с которой удалось избежать второго подряд разбирательства. – Никто тебя не защитит, Возницын. Так что даже не пытайся скрыться от меня в реке. Ты не умрешь, пока не скажешь, где Соня.

– Откуда я могу знать, где твоя Соня? – обозлился Возницын, пытаясь подобрать сетку с камнем.

Лайма наступила ногой на веревку и прикрикнула:

– А зачем ты пошел топиться, если не из-за Сони?

– Я не собираюсь перед тобой исповедоваться! – фыркнул он, и его мясистый беспородный нос задрожал от избытка чувств. – Мои глубоко личные неприятности тебя совершенно не касаются! Ты мне никто, ясно?

– Я подруга твоей гражданской супруги, – немедленно возразила Лайма.

– Ха-ха-ха! – раздельно и с изрядной долей горечи прокричал Возницын. – Никому не нужен такой муж, как я. Я инвалид, Лайма. Настоящий инвалид!

– А выглядишь чудовищно резвым, – возразила та.

Вокруг них тем временем стали собираться люди. Откуда-то из соседнего перелеска вышли парень и девушка, супружеская пара выбралась из остановившегося автомобиля, да какой-то усатый дядька, кативший на велосипеде, прибился к бортику и теперь, громко сопя, слушал завязавшуюся перебранку. Как выяснилось через несколько минут, именно он вызвал по сотовому телефону спасателей, которые приехали в самый ответственный момент.

Возницын удрал-таки от Лаймы и, словно возбужденная обезьяна, взобрался на ограждение в обнимку со своей авоськой. Лайма пыталась схватить его за ботинок, но он лягался и громко выл. Спасатели, именно в эту минуту прибывшие на место происшествия, на секунду замерли, чтобы оценить обстановку.

– Сергей, прекрати паясничать! – дрожащим голосом уговаривала Лайма. – У тебя нет ни одного серьезного повода, чтобы кончать с собой.

– Откуда тебе знать? – провыл Возницын. – Я попал в аварию! Я больше не мужчина, у-у-у!

– Ты преувеличиваешь, – горячо возразила Лайма и уцепилась пальцами за резинку его носка.

Возницын художественно дрыгнул ногой:

– Я все равно, что кочан без кочерыжки! У меня никогда не будет детей, Лайма. Жизнь кончилась, у-у-у!

– О, господи! – подскочила та. – Ты беспокоишься о детях?! Возницын, слезай сейчас же! Будет тебе ребенок, обещаю! Уж с чем, с чем, а с ребенком я могу тебе помочь!

Тут к ним подошли спасатели, и один из них положил большую мозолистую руку Лайме на плечо.

– Спасибо, девушка, – проникновенно сказал он, – но не думаю, что сейчас подходящее время делать детей. Займетесь этим потом, когда он успокоится.

– Вы ничего не понимаете! – воскликнула Лайма и тут же ойкнула, потому что узнала этого типа.

– Вы?! – воскликнул спасатель, который тоже ее узнал.

Это был тот самый мощный детина по фамилии Пупырников, с которым они не далее, как сегодня утром, столкнулись в Центре культуры, когда упертый Яков Семенович вознамерился совершить полет с крыши.

– Я, – подтвердила Лайма. – А что?

– Как что? – возмутился тот. – Это, выходит, вы во всем виноваты. Вы их провоцируете, да? Они теряют из-за вас голову, да? То-то вы так взволнованы. Наверное, приятно, когда из-за вас кончают с собой?

– Мне никогда не хотелось, чтобы из-за меня кто-нибудь утопился. Чем говорить глупости, – потребовала она, – лучше сделайте что-нибудь.

Но никто ничего сделать не успел, потому что Возницын неожиданно издал короткий гортанный крик, оттолкнулся от опоры и, трепыхаясь в воздухе, словно жаба, схваченная за лапу, полетел вниз. Авоську с камнем он крепко сжимал в руке. Лайма тихонько взвизгнула и бросилась к парапету, чтобы увидеть своими глазами, как произойдет приводнение. В этот момент она так рассердилась на Возницына, что погрозила ему вслед кулаком и крикнула:

– Вот попробуй только утонуть! Утонешь, я тебя просто удушу!

Впрочем, если Возницын и в самом деле потерял мужскую силу, то неудивительно, что он решил утопиться. Дело в том, что его мать, которую Лайма видела всего один раз в жизни, гордилась своими корнями, переписывалась с архивами на всей территории бывшего Советского Союза в поисках ближних и дальних родственников и была форменным образом помешана на продолжении рода. Возницын волею судьбы оказался ее единственным ребенком, и она ждала от него наследников с таким нетерпением, точно ему выпала честь править каким-нибудь королевством. Вероятно, Возницын решил, что проще утопиться, чем пережить крушение мамашиных надежд. Так и так она сживет его со свету.

– Этому парню повезет, если там глубоко, – донесся до нее чей-то голос. – А если мелко, то все – размажет о дно.

Лайма охнула и крепко зажмурилась, чтобы не видеть самого страшного. В этот миг внизу раздался громкий «плюх», и спасатели забегали по мосту, словно муравьи, узревшие тлю. Оказывается, кто-то из них заранее спустился к воде и теперь плыл, мощно выбрасывая над водой крепкие, словно весла, руки.

Через четверть часа жалкий, облепленный сырой одеждой Возницын был извлечен из реки и препровожден к машине. Его шикарные волосы прилипли к щекам и лезли в нос, мешая дышать. Он шел, волоча за собой пустую авоську, и был удивительно похож на мокрую собаку.

– Возницын! – сказала Лайма, подобравшись к нему поближе. – Насколько я понимаю, ты не виделся с Соней в пятницу.

– Я не виделся с ней уже год, – плаксивым голосом ответил тот и хлюпнул носом. – Зачем я Соне теперь? У-у-у!

Спасатели громко переговаривались, сматывали какие-то веревки и крюки, которых Лайма раньше просто не замечала, и пытались оттереть ее от пострадавшего. Однако сделать это было не так-то просто: она продолжала трусить рядом и вытягивать шею, чтобы лучше видеть его.

– Я знаю, что сейчас не время говорить о важном, – крикнула она, когда на Возницына накинули сухое покрывало. – Но ты должен кое-что знать. Это кое-что я расскажу тебе в ближайшее время. Давай встретимся где-нибудь за чашечкой кофе.

– Ну, девушка, вы даете! – возмутился Пупырников, который, помогая Возницыну влезть в автомобиль, взял его за шкирку. – Нашли момент, чтобы назначить свидание. Человек, можно сказать, с того света вернулся, а вы тут со своими шурами-мурами!

– Вам не понять. – Лайма воинственно выпрямилась. – Вы даже не представляете, как важно мне остаться с этим человеком наедине.

– Во какая страсть, – пробормотал тот. – Даже завидно.

Лайма забралась в свою «девятку» и сердито хлопнула дверцей. Да уж, Возницына ей сегодня не достать. Спасатели зачем-то забрали его с собой, хотя купание, кажется, особо ему не повредило. Кроме того, жара на улице стояла неистовая, и ангина этому типу не грозила. Возможно, команде спасателей нужно выполнить некие формальности? Или со всеми несостоявшимися самоубийцами проводят беседу многомудрые психологи?

Красный автомобиль так и остался стоять на обочине. Издали его кривой бампер был похож на сардоническую усмешку. Возницын сказал, что не виделся с Соней год. Если это правда, то она так и не встретилась с ним в пятницу. Почему? Да, скорее всего, не встретилась. Ведь Сергей собирался топиться из-за того, что потерял мужскую силу и не сможет заиметь собственного ребенка. Значит, про Петьку он ничего не знает.

Перед тем, как ехать к Возницыну, Соня планировала увидеться с приятелем, чтобы передать ему фотоальбом. Да не просто с приятелем – со школьным другом. Это тоже зацепка! Пожалуй, стоит возвратиться в Сонину квартиру и вместе с Любой обыскать ее снизу доверху. Ненайденная нянькой записная книжка должна же где-нибудь лежать! Вдруг случится чудо, и Соня обнаружится у какого-нибудь воздыхателя? Может быть, она влюбилась и потеряла голову? Тогда почему сказала, что едет к Возницыну? Возможно, по дороге она встретила кого-то, кто изменил ее планы? Если это и есть тот самый одноклассник, его обязательно нужно найти. И как можно скорее.

Подполковник Дубняк смотрел на Андрона Игнатьевича глазами приговоренного к повешению. До сих пор он никогда не общался с ним лично – слишком разные у них были «весовые категории». И никаких точек соприкосновения. И вдруг Барс захотел с ним поговорить. О неоатеистах. Хуже темы для Дубняка не было. Дело в том, что один из его покровителей, Миловидов, принадлежавший к высшим политическим кругам, финансировал это новое и весьма перспективное движение. Не далее, как вчера, Дубняк встречался с его доверенным лицом. Миловидов с помощью неоатеистов был намерен ослабить или вовсе уничтожить уже существующие на территории страны секты, а также не допустить внедрения новых.

До него дошли сведения о том, что на днях в Москву под вымышленным именем прилетает Нанак Бондопаддхай – духовный лидер «Оставшихся». Эти «Оставшиеся» уже капитально окопались в Канаде, Южной Америке и в некоторых странах Европы. По оценкам экспертов, их доходы достигли астрономических сумм. Одни только курсы личностного роста множились, словно лабораторные мыши, и приносили колоссальные деньги. Неоатеисты готовы были приложить все силы, чтобы не допустить сектантов на территорию страны. Надо поспешить, пока кто-нибудь из отечественных охотников за легкой наживой не обеспечил «Оставшимся» серьезную крышу.

Дубняк должен был выяснить, когда и каким образом Бондопаддхай пересечет границу, или дать иную наводку, которая позволит людям Миловидова с ним расправиться. В России Бондопаддхай еще не успел развернуться и как раз ехал завоевывать сердца верующих. Хотя группа сторонников была уже сформирована и ждала его с распростертыми объятиями.

И вот теперь Дубняк получает личное указание от Барса держать Бондопаддхая под присмотром. Опекать его. Проследить, чтобы этот тип живым и невредимым уехал из страны. Как он может это сделать, не предав интересы Миловидова?! Миловидов просит – помоги уничтожить, а Барс приказывает – проследи, чтобы ничего не случилось!

– Это ведь вы комплектовали спецгруппу, которая предотвратила покушение на лауреата Нобелевской премии? – уточнил Хомяков, и его непроницаемые глаза на секунду хищно сверкнули.

– Я, – обреченно согласился Дубняк, не зная, куда деть руки. Если бы не выучка, его пальцы бегали бы по коленям, словно пауки, выпущенные из банки.

– Вы отлично справились. И запомните: это спецоперация. Секретный счет, особые полномочия. Указания будете получать лично от меня. Докладывать тоже лично мне. Сразу же сообщите о людях, которых подберете. И приступайте к делу немедленно. Связываться со мной будете вот по этому номеру.

Он показал Дубняку бумажку, подержал ее несколько секунд в воздухе, потом спрятал в карман.

– Никаких личных контактов. Надеюсь, два раза вам повторять не надо? Операция строго засекречена. – Дубняк позволил себе едва заметно двинуть бровью. – Есть сведения, что «Оставшиеся» связаны с ЦРУ. Нам не нужны неприятности. Мы не станем разбираться с Бондопаддхаем на нашей территории, и нео-атеистам не позволим. Вам все ясно?

Дубняку было ясно, что он попал в переплет. С одной стороны, он должен сделать все, чтобы покушение на Бондопаддхая удалось и Миловидов остался им доволен. С другой – своими руками сформировать спецгруппу, которая защитит Бондопаддхая от смерти. Так приказал Барс, а с ним не шутят. Пропади все пропадом! Допоздна просидел он в своем кабинете, размышляя: стоит ли сообщать покровителю о возникших затруднениях или нет. И решил, что не стоит. Барс гораздо страшнее Миловидова.

По дороге домой, трясясь в старенькой «Волге» с широким сплюснутым носом, похожим на теннисный стол, он неожиданно родил потрясающую идею. А что, если создать плохую спецгруппу? Никуда не годную? Он ас в деле подбора кадров и уж как-нибудь сообразит, как соединить в одно целое людей, которые никогда не сработаются друг с другом. Нужно сколотить такую команду, которую с самого начала начнут распирать противоречия. Он назовет ее «Группа „У“. Якобы – ударная группа. Или убойная. А на самом деле – убогая. Группа, которая провалит задание.

Дубняк воспрянул духом. Боже мой, да он гений! Осталось решить, как уйти от ответственности после того, как произойдет трагедия. Начнется «разбор полетов», и его запросто могут припереть к стене. Впрочем, если в ходе спецоперации главные действующие лица погибнут, все обойдется. Когда неоатеисты расправятся с Бондопаддхаем, а заодно и с группой «У», он, Дубняк, окажется в стороне. О его хитром маневре никогда не узнают.

«Итак, группа „У“. Пожалуй, в деле должны участвовать три человека, – азартно размышлял он. – Два – слишком мало, Барс останется недоволен. А четыре – слишком много, это определенный риск. Четыре болвана в состоянии наломать дров. Значит, собираем тройку. Одним из трех человек станет женщина. Она заменит Ольгу Удальцову».

Назавтра с раннего утра Дубняк занялся делом, велев помощникам прогнать через внутренние поисковые системы заданные параметры. И ему повезло. Среди прочих личных дел, которые в результате оказались у него, затесалось такое, о котором Дубняк мог только мечтать. Женщина не являлась сотрудницей спецслужб, но однажды участвовала в спецакции. В спецакции, а не в спецоперации! Тогда им потребовался человек, говоривший на одном из диалектов языка хинди – аваджи. Дама, к которой они обратились, преподавала в задрипанном коммерческом институте английский язык. И вдобавок свободно говорила на аваджи. Сотрудники спецслужб связались с деканом, тот попросил преподавательшу прокатиться с ним в машине, куда подсадили индуса. Преподавательша только и сделала, что перевела несколько фраз.

И вот теперь ее досье попало на стол к Дубняку. Если что, он все свалит на помощников. Девица – дилетантка. Конечно, она станет отказываться от предложенной работы. Нужно прошерстить как следует личное дело, чтобы понять, чем можно ее зацепить. В этом деле Дубняку не было равных.

Он открыл компьютерный файл и уставился на фотографию. С экрана на него серьезно смотрела блондинка с забранными вверх волосами. Крутые скулы, маленький твердый подбородок и сдвинутые брови делали лицо по-мужски упрямым, а крупные, ярко-серые глаза и пухлые губы – обольстительным. Сочетание получалось взрывоопасным: от нее трудно было отвести взгляд.

– О-ля-ля! – пробормотал Дубняк себе под нос. – Девка из умненьких, с характером, с ней еще придется пободаться.

Он усмехнулся, представив себе, как она примется командовать мужчинами, которые окажутся у нее в подчинении. Как начнет разрабатывать стратегию своими заскорузлыми преподавательскими мозгами. И отдавать приказания, разрубая воздух белой ручкой с перламутровыми коготками на пальцах. Размышляя таким образом, Дубняк представлял свою жену, которая каждый вечер кричала из спальни: «Борик, дружок, принеси-ка мне чаю! И быстренько, быстренько!» В такие моменты он страстно ненавидел ее и даже пару раз представлял, как задушит завязками от пеньюара.

Вторым членом команды «У» должен стать увалень с завитушкой вместо мозгов. Кто-нибудь исполнительный и безынициативный. Но очень сильный. Эдакий танк, которым девица начнет управлять по своему разумению.

А вот третий… Третий, напротив, будет парнем непростым. И обязательно экспрессивным. Таким, который в любой момент может выйти из-под контроля. Который способен принимать нестандартные решения и идти наперекор указаниям руководства. Тут надо хорошенько подумать…

Дубняк с головой погрузился в личные дела и так увлекся, что даже забыл пообедать. Только когда голод закорябался в желудке, словно еж в коробке, он всполохнулся и, вытянув короткие ручки над головой, хрустнул суставами. Голосисто зевнул, промокнул мутные слезинки, выступившие в уголках глаз, и улыбнулся мухе, которая весело разгуливала по секретным бумагам. Кажется, он нашел тех, кого надо. Вот они у него все тут, голубчики!

Гипотетически группа сформирована. Остался сущий пустяк: воплотить замысел в реальность. А потом выдернуть чеку и отшвырнуть эту «гранату» как можно дальше от себя.