Богиня роз Каст Филис Кристина

Глава 28

От мощи его голоса огни факелов заметались, но Микки даже не съежилась и не вздрогнула от испуга. Она медленно подняла голову, оторвав взгляд от рисунка. И тут внутри у нее все сжалось. Астерий стоял в арочном проеме, выводившем в другую комнату, в глубине пещеры, и был почти обнажен. На нем не было ни кожаной кирасы, ни туники. Всю его одежду составляло нечто вроде небольшого льняного полотенца, обернутого вокруг бедер. Микки облизнула губы и напомнила себе, что, если она сейчас же не заговорит, Астерий может подумать, что ее парализовало страхом.

— Ты не захотел прийти ко мне, и потому я здесь.

Микки увидела, как дрогнуло гневное лицо, а когда она улыбнулась, он, похоже, совершенно растерялся и не знал, что сказать. Микки постаралась не обращать внимания на его почти полную наготу и кивком указала На стены пещеры.

— Прекрасные картины. Это Крит?

— Да.

— Ты очень талантлив. Стоило мне посмотреть на все это — и сразу захотелось устроить долгий отпуск на Средиземном море.

Прежде чем Астерий сумел что-либо возразить, Микки показала на собственное изображение:

— А это просто мне льстит. и не подозревала, что ты был там тем вечером.

— Я не собирался тебе льстить.

— Я сказала не в дурном смысле. Я имела в виду, что ты изобразил меня хорошенькой и могучей, и это мне льстит.

— Такой я тебя увидел.

— Правда?

— Я никогда тебе не солгу.

— Иной раз люди считают ложью уклончивость и недомолвки, — напрямик заявила Микки.

— Микадо, если богиня приказывает мне что-то сделать или чего-то не делать… или говорить либо не говорить о чем-то, я должен повиноваться ей. Я поклялся.

— Ладно, это я понимаю. Извини. Просто меня очень раздражает, что я не могу узнать все.

— Если бы я мог ответить на все твои вопросы, клянусь, я бы сделал это, — сказал Астерий.

— Ну, я нечто в этом роде и предполагала. — Микки вздохнула и снова посмотрела на стены пещеры. — Не хочешь показать мне все тут? Это просто невероятное место!

Он не шелохнулся, продолжая все так же стоять в дверном проеме.

— Так ты именно за этим сюда пришла, Микадо? Чтобы заставить меня показать тебе мою берлогу?

— Нет. Я пришла потому, что хотела тебя видеть.

— Почему?

— Потому что ты не пришел сегодня. Я по тебе скучала, особенно после того, как навела чары, дозволяющие мужчинам явиться в этот мир.

— Я не… — начал было он, но Микки его перебила:

— Ох, боже ты мой, хватит! Разве мы не разобрались с этим вчера? Я знаю, что ты не человек, но человек ты или нет, я думала именно о тебе, когда наводила чары.

Астерий отвел взгляд, и она увидела, как его ладони сжались в кулаки.

— Я знаю. Я чувствовал эти чары, и чувствовал, что ты думала обо мне. Лучше бы ты этого не делала.

Теперь уже Микки спросила:

— Почему?

— Потому что мне этого не вынести!

Микки подумала, что его слова прозвучали так, словно он с трудом протолкнул их сквозь зубы.

— Я совсем не испугалась тебя вчера, — внезапно сказала она.

— Я видел страх и отвращение в твоих глазах, но Я совсем тебя не виню. Я только хотел обнять тебя и поцеловать, но даже на такую малость я оказался неспособен… во мне сразу проснулся зверь.

— Ты хотел только поцеловать меня, и ничего больше? — спросила Микки, кокетливо улыбаясь ему.

Астерий прищурил глаза.

— Если я покажу тебе мою берлогу, ты оставишь меня в покое, Эмпуза?

— Пожалуй, нет.

— Я не ожидал от тебя никакой злонамеренности; вижу теперь, что ошибался.

— Я вовсе не злонамеренна!

Микки захотелось повертеть что-нибудь в руках или начать ходить с места на место, но она заставила себя стоять спокойно и посмотрела ему в глаза.

— Я просто отчаянно пытаюсь объяснить тебе, что со мной происходит. Я волнуюсь и просто не представляю, как выразить в словах то, что я чувствую. Ты не причинил мне боли, и я тебя не боялась. Я желала тебя и от той небольшой… резкости, что случилась между нами, желала еще сильнее. Мне это понравилось, Астерий. Твоя мощь… та сила в твоем теле, которую ты с трудом можешь обуздать… в тебе больше страсти, чем я вообще видела за всю свою жизнь. Пока я не встретила тебя, мужчины ничего для меня не значили. И теперь, кажется, я знаю почему. Они всегда казались слабыми, особенно когда я сравнивала их с женщинами, воспитавшими меня. Видишь ли, Астерий, мне нужен кто-то такой, кто больше, чем просто человек. Вчера вечером я это поняла, и сила моей собственной страсти меня испугала. И мои страхи обрели голоса, которые я слышала всю жизнь, — голоса земного мира; если бы кто-то там узнал, что я чувствую к тебе, их бы это потрясло.

Астерий очень долго молчал; он просто смотрел на Микки, пытаясь осмыслить, что именно она сказала, — это как будто было очень важным для него, вот только произнесено на языке, которого он почти не понимал. Наконец он заговорил:

— Ты все еще хочешь осмотреть мою берлогу?

— Хотелось бы.

Он отступил на шаг, освобождая дверной проем.

— Здесь я сплю.

Он жестом предложил пройти в комнату.

Микки прошла под аркой и вошла в спальню Астерия. Она чувствовала, что Страж идет следом за ней. Все ее тело отзывалось на его присутствие, как будто он был коброй, а Микки пыталась заворожить его. А потом она наконец заметила красоту комнаты. Это помещение было меньше, чем прихожая; здесь тоже горели бездымные факелы. Только их было меньше, и в комнате царил полумрак. Пол устилали толстые шкуры, а в центре лежал огромный тюфяк, тоже покрытый шкурами. «Вот здесь он и спит…» От этой мысли по телу Микки промчалась волна влажного жара. Она поспешно отвела взгляд от постели, посмотрела на стены — и снова застыла в изумлении. На стенах были изображены розовые сады — уровень за уровнем заполняли ослепительно цветущие розы. Каждый уровень имел свой водный элемент, а на центральном стояла большая статуя…

— Это же розовые сады Талсы! — воскликнула Микки. — Как же ты успел изобразить все это после возвращения?

Она подошла к гладкой стене и осторожно прикоснулась к ней. Краски были совершенно сухими.

— Здесь так много всего… на такое должны уйти месяцы, если не годы!

— Так и есть, — ответил Астерий. Микки оглянулась на него через плечо, не уверенная, что правильно поняла его слова.

— Как это может быть?

— Я писал то, что видел во снах.

Микки провела ладонью по стене, едва касаясь росписи.

— Это безупречно. Ты правильно изобразил все подробности.

— Картина не вызывает у тебя желания вернуться домой?

Микки почувствовала, что он подошел ближе, но не стала поворачиваться, боясь, что тогда он снова отойдет.

— Нет. Теперь мой дом — Царство роз. Я не хочу быть нигде, кроме как здесь, с тобой.

— Я очень хотел прийти к тебе сегодня, — сказал он.

— А я не переставала думать о тебе.

Рука Микки дрогнула, и она быстро опустила ее.

Он стоял уже так близко к ней, что она спиной ощущала тепло его тела. А потом его руки легли ей на плечи, а губы приблизились к уху.

— Когда ты наводила чары, допускающие мужчин в наш мир, я чувствовал, что ты зовешь меня… манишь… просишь… — Он говорил низко, негромко, и в душе Микки все затрепетало. — Я подумал, что сойду с ума, если буду вдалеке от тебя…

— Так не будь вдалеке. Я не хочу, чтобы ты оставался вдалеке, — едва дыша, проговорила Микки и прижалась к нему спиной.

Горячие губы Астерия коснулись ее шеи, и Микки почувствовала, как скользнули по коже острые клыки. Когда его руки с плеч опустились к груди, Микки выгнулась им навстречу. И вскинула руки, чтобы притянуть к себе его голову, и как в давнем теперь сне ощутила в гуще волос острые рога… а его зубы остановились на изгибе ее шеи и осторожно прикусили кожу… Микки застонала и крепче прижалась к Астерию.

И вдруг он застыл.

— Нет, не останавливайся, — умоляюще пробормотала Микки.

— Это… это прошло!

При этих словах он всхлипнул, и Микки почувствовала, как внезапно все его тело сотряслось от яростной дрожи. Встревожившись, она развернулась в кольце его рук. Он смотрел на нее восторженно и потрясенно.

— Что случилось? Что прошло?

Астерий обхватил ладонями ее лицо.

— Ты любишь меня…

Его голос надломился на этих словах, а по щекам потекли слезы.

Микки улыбнулась.

— Да, я люблю тебя. Но что прошло?

Астерий закрыл глаза, пытаясь сдержать неимоверный всплеск радости.

— Исчезли остатки чар, моя Микадо, исчезла преграда между нами. Неважно теперь, что принесут мне богини судьбы, я буду любить тебя до скончания времен.

Он наклонился и нежно поцеловал ее. Микки, запустив пальцы в его густые волосы, страстно ответила на поцелуй. Его стон прозвучал для ее возбужденных чувств как особая ласка. Астерий поднял голову и открыл глаза. Они были невероятно темными, их наполняло бешеное желание. Бронзовая кожа Минотавра покрылась потом. Микки провела ладонью по его телу, от плеча к груди, потом погладила мощные мышцы живота, содрогнувшиеся под ее пальцами. Когда она начала ласкать его, Астерий отвел руки от ее лица и оперся о стену, так что теперь Микки стояла как бы в надежной ограде.

— Не шевелись. Позволь мне погладить тебя, — хрипло прошептала она.

— Не знаю, сколько я смогу удержаться.

Грудь Астерия тяжело вздымалась, голос звенел от страсти.

— Я недолго… — Микки погладила его щеки, потом провела по губам большим пальцем. — Я просто сначала хочу тебя увидеть… всего тебя.

Она заметила, как в его взгляде мелькнуло привычное сомнение, но он все же кивнул, неохотно уступая ее просьбе. Руки Микки снова скользнули вниз по его телу и на этот раз не остановились, пока не нащупали льняную повязку на бедрах. Микки потянула ткань, и та легко соскользнула. Микки уставилась на обнаженное тело Астерия.

— Жена твоего отца хотела проклясть тебя, но на самом деле она сотворила существо невообразимой красоты, — прошептала наконец она. — Ты вовсе не отвратителен; ты — истинное чудо!

Да, он представлял собой воплощение чистой мужской силы, так безупречно соединенной со зверем, что трудно было сказать, где, собственно, кончается человек и где начинается зверь. Талия Астерия была узкой, а бедра покрывал густой мех. Микки, зачарованная, погладила то место, где человеческая кожа начинала обрастать звериным мехом. Астерий наклонил голову и застонал. Микки посмотрела ему в лицо. Глаза Астерия были плотно закрыты, он тяжело дышал, стараясь совладать со своим животным началом. Заметив шевеление зверя, Микки вспыхнула горячим желанием. И снова посмотрела на тело Астерия. Его мужская плоть была именно мужской, и она уже была наготове… Вокруг нее тело покрывала та же бронзовая кожа, что и на груди. Микки прикоснулась к тяжелому сокровищу, одной рукой гладя его, а другой слегка сжимая. Глаза Астерия открылись — и он увидел, что Микки наблюдает за ним.

— Тебе незачем постоянно держать зверя на привязи, Астерий, — прошептала она.

Погладив его плоть, она потянулась к груди Астерия и коснулась кончиком языка его соска.

— Отпусти его, любовь моя. Я его не боюсь.

Она сжала зубами его твердый сосок и слегка потянула.

Рык Астерия прозвучал как раскат грома. Он подхватил Микки на руки. Копыта тяжело простучали по укрытому шкурами полу, он стремительно рванулся к постели. Он положил Микки на шкуры, но не успел накрыть ее своим телом. Она встала — и он опять резко отшатнулся. По выражению его лица Микки без труда поняла, о чем он подумал.

— Перестань ты считать, что я тебя боюсь! Я не боюсь! Я уже не смогу жить без тебя. Я просто подумала, что ты предпочел бы обойтись без этого…

Она начала отстегивать брошь в виде серебряной розы, которая красовалась на ее правом плече, удерживая на месте хитон, но пальцы у нее дрожали, и ей никак не удавалось справиться с булавкой. Рассердившись, Микки посмотрела на Астерия — и обольстительно улыбнулась.

— Не мог бы ты кое-что для меня сделать?

— Все, что угодно, — выдохнул он.

— Тогда выпусти-ка свои когти и оторви эту чертову штуковину.

Молча, с кошачьей грацией Астерий выпустил когти из кончиков пальцев. И быстро, легко распорол ткань на плече Микки. Она передернула плечами — и хитон соскользнул с ее тела. Темные глаза Астерия уставились на нее. Он поднял руку, чтобы коснуться ее груди, но тут же и отдернул, потому что все еще выставленные наружу когти столкнулись с нежной плотью. Микки схватила его за запястье.

— Ты так отлично владеешь собой, что можешь вот этими когтями создавать изумительные произведения искусства. Так воспользуйся своей властью над зверем и потрогай меня ими. Дай мне ощутить всю твою силу.

И она прижала его руку к своей груди.

Астерий неуверенно провел острыми концами когтей по сливочной белизне ее кожи — и его рука двинулась от груди Микки к животу, скользя медленно, медленно… до самой ее жаркой влажной тайны. Микки судорожно втянула воздух и вздрогнула.

— Не останавливайся, — простонала она.

Взгляд Астерия не отрывался от ее лица, пока его когти кружили по ее бедрам, потом по пышным округлым ягодицам…

— Повернись. Я хочу увидеть твою спину, — тихо сказал он, и его низкий голос гудел от желания.

Микки повернулась. Она почувствовала, как вместо когтей к розовым следам, оставленным накануне Астерием, прикоснулись его губы.

— Я думал, я разорвал тебе кожу. — Его дыхание обожгло спину Микки.

— Нет, конечно! Это просто легкие царапины.

Губы Астерия двинулись к ее пояснице, он языком ощущал вкус Микки.

— Я и не надеялся, что когда-нибудь снова прикоснусь к тебе.

Микки повернулась к нему лицом и обняла за шею, а он осторожно ласкал губами ее соски.

— Никогда не прекращай прикасаться ко мне, Астерий.

Микки опустилась на постель, увлекая его за собой. Он встал на колени рядом с ней. Спрятав когти, он осторожно коснулся ее щеки.

— Я и не смог бы прекратить, Микадо, даже если бы сама Геката вдруг появилась здесь и приказала мне это.

— Тсс! — Микки прижала палец к его губам. — Я сейчас не хочу думать ни о чем, кроме тебя.

Она медленно подняла руку и тем же пальцем, которым касалась его губ, провела по гладкому рогу.

— Ты изумителен. Не думаю, что мне когда-нибудь, надоест познавать тебя.

— Микадо, ты для меня — неожиданный, волшебный дар… — Громыхающий голос Астерия дрожал от невероятной силы его чувств. — Я никогда не знал женской любви… никогда, за все бесчисленные века моего существования… ни одна женщина не прикасалась ко мне, не принимала меня, не любила меня…

Ему пришлось немного помолчать и перевести дух, прежде чем он смог продолжить.

— Я буду любить тебя до тех пор, пока дышу, и после тоже, если богини судьбы и наша богиня этого пожелают.

— Иди ко мне, Астерий… Покажи мне всю силу твоей любви, — тихо попросила Микки.

Он боготворил ее и поклонялся ей. Он наслаждался ее телом, и ему как будто все было мало. Он изучал ее со сверхъестественным вниманием зверя, он читал все отклики ее тела, он выяснял, как может доставить ей больше наслаждения. А потом, когда он уже думал, что никогда ему не познать ничего слаще, нежели страсть, которую он пробуждал в ней, она прижала его к постели и начала собственное исследование. Когда ее язычок дразнил его, а она шептала, прижавшись губами к его коже, что его тело великолепно и она хочет его снова и снова, Астерий подумал, что можно и умереть от столь изысканного наслаждения.

— Мне просто необходимо ощутить тебя в себе…

И Микки раскрылась перед ним. Он дрожал с головы до ног, стараясь совладать с собой, когда она обхватила его ногами и выгнулась навстречу. Кровь болезненно неслась по венам, ум заполнился рычанием зверя. Зверь желал грубо и бесцеремонно ворваться в нее, погрузить свою ноющую от напряжения плоть в ее влажные глубины. Астерий стиснул зубы, осторожно скользя в ней, стараясь сосредоточиться на ее тихих стонах. А потом вдруг осознал, что она встречает его мягкие движения с яростью, туманящей ее взгляд. Когда же он наклонился, чтобы поцеловать ее, она укусила его за губу. Он зарычал. Микки улыбнулась.

— Отпусти зверя… Я хочу его! — произнесла она низким страстным голосом.

И эти слова раздули пламя страсти, скрытое в нем, — пламя, которое, как боялся Астерий, могло пожрать их обоих. Не в силах сопротивляться объединенной силе ее желания и мощи зверя, Астерий стиснул ее ягодицы и приподнял Микки, чтобы она встретила его вторжение, и повторял это снова и снова… И Микадо не попыталась освободиться от него. Она ответила на его страсть с божественной силой. Зверь и жрица пылали вместе, пока наконец человек в Астерии уже не мог совладать с первобытной силой зверя, и он излил в Микки все свое бесконечное ожидание, как зверь и человек одновременно, хрипло выкрикивая ее имя…

Глава 29

Он не мог оторвать взгляд от Микадо. Она спала, и ее обнаженное тело прижималось к нему. Его рукой она воспользовалась как подушкой. Ее длинная гладкая нога была доверчиво закинута на его звериную ногу. Ее рука лежала на его груди. Астерий глубоко вдохнул ее запах.

Он и вообразить не мог ничего подобного. Даже тогда, когда отчаянно надеялся, что та, другая Эмпуза может заинтересоваться им… полюбить его… даже тогда он мечтал лишь о том, чтобы ее нежные руки прикоснулись к нему. И только в снах он позволял себе представить, что занимается любовью со смертной женщиной. Но его сны никогда не сбывались. До сих пор. До Микадо. Когда он прикоснулся к ней и вдруг осознал, что боль от чар богини исчезла, и понял, что это означает, сны превратились в реальность, и Микадо исцелила рану бесконечного одиночества, мучившую его бесконечно долгое время.

И что он теперь намерен делать?

Микадо спасла его. Разве он может сделать для нее нечто меньшее?

Но если он не принесет ее в жертву, их мир погибнет. Конечно, не обязательно это случится сразу. Геката может найти другую Эмпузу, но бесповоротный вред этому миру уже причинен. Предательство одной Эмпузы вызвало болезнь всего их мира — мира, который никогда прежде не ведал упадка, или эпидемий, или болезней. Такое не случалось во владениях Гекаты — мире снов и магии. Но предательство и бегство Эмпузы ослабили защитные барьеры. Астерий был уверен, что только быстрые и точные действие Микадо предотвратили дальнейшие разрушения.

А это значило, что ему придется выбирать между гибелью своей мечты — и гибелью снов и грез всего человечества.

То есть на самом деле выбора не было. Только зверь мог поставить себя выше людей. Ужас перед тем, что он должен сделать, пронзил Астерия, как огненно копье.

— Я чувствую, что ты на меня смотришь, — сказала Микки.

Она открыла сонные глаза и улыбнулась ему.

— Ты вообще когда-нибудь спишь?

— Мне больше нравится смотреть на тебя.

Он отвел с ее лица густую прядь волос.

— Мне следовало догадаться, что ты романтик, когда ты положил розу в вино.

— Это не романтика; это простая культура

Он смягчил грубоватость своего голоса легкой улыбкой и погладил нежный изгиб ее шеи и плеча и снова улыбнулся, когда она вздохнула со счастливы видом и потянулась, как довольная кошка.

— Не надо разбивать мои иллюзии. Мне нравится считать это романтикой.

— Ладно, тогда ради тебя я тоже буду называть это так.

Он медленно, немного неуверенно наклонился к ней, чтобы коснуться губами ее губ, и эта неуверенность представляла собой странный контраст со свирепым видом его тела.

— Когда ты пришла ко мне сегодня, ты подарила мне больше, чем свое тело и свою любовь. Ты подарила мне признание. А это принесло такую радость, какой я и вообразить не мог.

Она взяла его за руку и сплела свои пальцы с его.

— В этом у нас с тобой много общего. В своем прежнем мире я постоянно чувствовала себя не на своем месте.

Микки глубоко вздохнула и решилась. Она хотела, чтобы он знал. Ей нужно было, чтобы он знал.

— Геката отчасти объяснила мне причину: я должна была стать ее жрицей в этом мире, потому что во мне течет кровь ее Верховных жриц. Но есть и другая причина. И именно из-за нее я никогда и никого, в особенности мужчин, не подпускала слишком близко. Это тоже связано с моей кровью.

Микки заглянула в его темные глаза, мысленно молясь о том, чтобы он понял.

— Женщины моего рода всегда были именно кровью связаны с розами. Если мы поили розы водой, смешанной с нашей кровью, они процветали. Всегда, как это ни невероятно. Но в земном мире подобное было неслыханно… и, кроме женщин моего рода, никто бы этого не понял. Из-за этого я вечно чувствовала себя не такой, как все, как будто я чокнутая. Мне приходилось скрывать мою тайну.

Обеспокоенная тем, как вдруг замер и побледнел Астерий, Микки испугалась.

— Мне бы хотелось, чтобы ты хоть что-нибудь сказал. Я ведь никогда и никому об этом не говорила.

Но он продолжал молчать, и Микки хотела уже отодвинуться, но тут вдруг Астерий, испустив низкий рык, с силой обнял ее и прижал к себе.

— Ты не могла почувствовать себя на своем месте в том мире, потому что твоя судьба — стать жрицей Гекаты, прийти сюда и спасти розы и их одинокого Стража. Кровь, текущая в твоих венах, — это жизненная сила здешнего мира, и только твоя любовь поддерживает всех нас.

Астерий закрыл глаза и уткнулся лицом в ее волосы, надеясь, что перестанет наконец дрожать… желая перестать думать…

Микки расслабилась и поудобнее устроилась в его объятиях.

— И все равно это меня изумляет. Если бы не определенная цепь случайностей, я бы здесь не оказалась.

— Она откинулась назад так, чтобы заглянуть ему в лицо, и удивилась, что он так бледен.

— Знаешь, тебя ведь разбудила именно моя кровь.

— Я не знал… — Астерий произнес это так, словно Микки привела его в замешательство. — Я просто помню, что разбудила меня ты, и что я почувствовал твой запах и понял — ты и есть Верховная жрица Гекаты.

— Это самый загадочный момент во всем происшедшем. Просто в тот день одна экзотичная старая женщина подарила мне духи. И я воспользовалась ими. Как ни странно это может прозвучать, но у них был тот же самый запах, что и у моих теперешних духов… то есть масла. Джии называет его священным маслом Эмпузы.

Астерий нахмурился.

— Как это могло случиться?

Микки пожала плечами и снова прижалась к нему.

— Понятия не имею, но та старушка была действительно весьма необычной. И прекрасной, несмотря на возраст. У нее были необычайно яркие голубые глаза. Она была иностранкой, но я так и не поняла, какой у нее акцент. Она сказала, что приобрела эти духи… — Микки помолчала, вспоминая, что именно говорила та старая женщина. — Где-то в Греции, если я ничего не путаю. Но что я помню точно, так это ее имя, потому что ее, как и меня, назвали в честь розы. Севильяна, так ее звали.

Микки почувствовала, как содрогнулось тело Астерия. Она отодвинулась, посмотрела на него — и увидела, что он смотрит на нее с совершенно непонятным выражением на неестественно бледном лице.

— Что такое? Что случилось?

— Это… э-э… ничего. Ничего плохого. Я просто удивился, что какая-то женщина в земном мире носит с собой священное масло Верховной жрицы Гекаты. Это загадка.

Он обнял Микки.

— Прислонись ко мне. Позволь мне ощутить, как твое тело прикасается к моему.

Микадо прижалась к его груди, и он стал гладить ее по спине, а его мысли мчались бешеным галопом. Севильяна… это имя обрушило на него волну потрясения.

Это была она! Он ведь тоже постоянно помнил холодную красоту ее расчетливых голубых глаз, так же как и ее имя. Последняя Эмпуза до сих пор жила в земном мире! Но разве такое возможно? Время в том мире течет по-другому, это ему известно. Но и там должно было пройти по меньшей мере две сотни лет. Может быть, сбежавшая Эмпуза прихватила с собой и унесла через перекресток между мирами нечто большее, чем просто флакон священного масла? Может быть, она умудрилась украсть немножко магии этого мира?

А потом наконец сквозь потрясение в его ум пробилась истина во всех ее масштабах. Севильяна жива! И весной, когда ради благополучия сферы снов должны принести в жертву Эмпузу, умереть должна Севильяна, а не Микадо! И все, что ему нужно, — это найти способ отыскать исчезнувшую Верховную жрицу Царства роз. Это должно быть возможно. Севильяна сбежала — но наверняка ее можно вернуть. Астерий крепче обнял Микадо. Вот и ответ. Он не принесет в жертву Микадо. Он поменяет ее на ту неправедную Верховную жрицу, а Микадо вернет в ее безопасный земной мир. Ему, конечно, придется расстаться с ней, но это он переживет. Да, он будет тосковать по ней вечность, но он это выдержит. А вот чего ему точно не вынести — так это мысли о том, что именно от его руки она должна умереть. Если она покинет этот мир, он потеряет свою любовь. Если он принесет ее в жертву, он потеряет свою душу.

Он не может принести в жертву свою любовь, и он не может потерять душу. Он нашел ответ, и он — могучий сын титана. Он воспользуется всем запасом своих магических сил, чтобы покончить со всем этим. Но не сейчас. Не этой ночью. Сегодня он погрузится в чудо любви Микадо, и он не будет думать о бесконечной пустоте будущих рассветов.

Микки стояла у входа в пещеру, прислонясь к гладкой стене, смотрела наружу, в туманное утро, и жевала кусок хлеба. Сзади к ней подошел Астерий, и Микки прижалась к нему.

— Дождь, — удивленно сказал Астерий. — Здесь не часто случаются дожди.

— Это я устроила. Когда я вчера наводила чары здоровья и защиты, я приказала Воде сделать это. Некоторое время дождь будет идти каждое четвертое утро. Это полезно розам, да и всему этому миру тоже. Утренние дожди успокаивают… это отличное время для того, чтобы сладко поспать и омолодить душу.

Микки развернулась в объятиях Астерия.

— К несчастью, я не предупредила служанок, что дождливое утро равняется свободному утру. Воображаю, как сейчас все четыре воплощения стихий гадают, почему я не зову их на работу. А поскольку вчера вечером в этот мир после долгого перерыва были допущены мужчины, могу поспорить, что по крайней мере две из них ужасно устали и сердятся от этого ожидания. Мне надо пойти повидать их. А ты чем займешься?

— Тем же, чем и каждое утро. Я пройду вокруг всего этого мира вдоль Стены роз, чтобы убедиться в безопасности. А потом наберу еще нитей для Ткущих Сны.

Он погладил Микки по щеке.

— Только сегодняшним утром я буду выполнять обязанности, неся на себе твой запах и вспоминая всем сердцем твою улыбку, твои прикосновения, вкус…

Астерий улыбнулся.

— Иной раз говорят, что дождь — это нечто темное и унылое, но для меня сегодня он светел и полон обещаний.

— Невероятно романтично. Впрочем… кто знает? — Микки потрогала его кирасу. — Ну, поцелуй меня, и пойдем по делам.

Микки подумала, исчезнет ли когда-нибудь в глазах Астерия выражение неожиданного счастья, вспыхивавшее при каждом их соприкосновении или, как сейчас, поцелуе. Она искренне надеялась, что не исчезнет.

— А ты найдешь время, чтобы пообедать со мной?

Он снова поцеловал ее, прежде чем ответить.

— Разумеется. Тебе нужно только позвать меня.