Русский хан Лошаченко Владимир
Отдал приказ по армии:
– Пленных не брать. Бату-хана не трогать – это моя добыча.
От переправы войско находилось километрах в пяти, за густым лесом. Воины отдохнули и занимались подготовкой к предстоящему сражению.
Кто чинил упряжь, кто точил саблю или кинжал, каждая мелочь имела одну цену – жизнь. Пулеметчики набивали ленты патронами, половина КПВ установили на повозки, для лучшей маневренности. По флангам расположим по тумену башкир, придав каждому двадцать пулеметов.
Семен удивился:
– Не маловато КПВ здесь оставляешь, не сомнут ли нас монголы атакой в лоб?
– Не суетись Семен, хочу повторить фокус-покус. Помнишь золото, подарок Владимирскому князю?
Семен радостно оскалился, затем обеспокоенно спросил:
– А будет работать?
– Будет, я давеча в Казани проверил.
– Ну, хан, ну, голова – писец монголам.
– Ты не говори раньше времени, сначала нужно дело сделать. И сплюнь через плечо.
Семен суеверно трижды сплюнул.
– Василий, по рации передай всем темникам – каждому тумену заготовить четырехметровые вышки, перед началом сражения поставить и определить на них снайперов – отстреливать монгольских начальников.
Адъютант прижал руку к груди и исчез. Подозвал телохранителя:
– Федор, скажи воинам, пусть готовят лесины под вышку, настил и прочее. Сделать к утру.
Карчи, стоявшему рядом, сказал:
– Проконтролируй процесс, тебе с вышки съемкой заниматься.
Прибежавший Василий доложил:
– Светлый хан, задача воинам поставлена.
– Молодец, вот тебе следующее поручение: к вечеру у моего шатра должны стоять шестьдесят повозок, кроме возничих, на каждой – вторые номера пулеметных расчетов с воином. Дальше в мой шатер доставить пулемет КПВ со снаряженной лентой и коробкой под нее. Ступай.
После ужина прибыла разведка – монголы подошли к переправе и встали лагерем. Ясен перец, на ночь глядя переправляться не будут.
Наше войско захоронилось за лесами, костры жечь я запретил. Утром с поставленной вышки наблюдали за переправой Орды, любопытное зрелище, надо признать. Огромные табуны лошадей плыли по реке самостоятельно, издавая недовольное ржание. Монголы преодолевали водную преграду на подручных средствах – плотах, надутых бурдюках, на всем, что плавает. Некоторые недалекие головы предлагали расстрелять монголов во время водных процедур. Объяснил умникам: утопим один-два тумена, а основная масса жива-здорова. Орда переправлялась через Волгу весь день, в том же порядке – шестью колоннами. После переправы монголы встали лагерем основательно, видимо, хотели хорошо отдохнуть перед походом.
Поздним вечером, с синтезатором наперевес, занялся производством пулеметов – хотя срок эксплуатации ограничивался сутками, свою задачу они выполнят. К каждому КПВ клепал по сорок коробок снаряженных лент. Все шестьдесят пулеметов телохранители распределили по повозкам, вместе с боеприпасом. Минометы не делал – обучить минометный расчет долгая песня, а времени у нас нет. Повозки с КПВ отправили на передовую линию войск. Теперь – спать, вот и Сынок теребит за рукав.
Утро выдалось ясным и безветренным, пичужки щебечут, запах молодой травы пьяняще щекочет ноздри. Как говаривал Остап Бендер: в такое утро приятно грабить города – не так устаешь.
Монголы выслали сторожевые отряды во все стороны, пошмыгали по округе, но наши тумены не обнаружили. Пора было выдвигаться, ну и помчались гонцы к темникам. На рысях заняли позиции, за километр от Орды. Башкиры скрытно вышли на фланги, о чем темники доложили по уоки-токи. В первых рядах конницы расположились: один тумен половцев, два тумена ногайцев и два булгар. Личный тумен гвардейцев и два тумена башкир задумал приберечь и бросить в атаку в переломный момент битвы. Башкирский тумен Ильяса оставил в засаде – они укрылись в лесу. По фронтальному периметру стояли восемьдесят повозок с пулеметами, за ними, метрах в пятидесяти, тридцать повозок с 82-миллиметровыми ротными минометами – сие вооружение поставили на колеса для большей мобильности, что очень важно в бою. Нукеры установили командную вышку с широким вместительным настилом и лесенкой. Кроме нас с шаманом и Скуратовым, на ней находились адъютант, снайпер и радист по кличке Хакке. Внизу у лошадей сотня охраны и с десяток гонцов. Сводный полк русичей стоял рядом с моим туменом гвардейцев. На вышку поднялся воевода Егорий Окорот – начальник конницы русичей. Поклонившись, обратился ко мне:
– Светлый хан Владимир, прости великодушно, но обидно нам в битве в хвосте стоять. Получается, без нас Орде окорот сделают.
Недовольно сопя, воевода поклонился.
– Ты, Егорий, не расстраивайся раньше времени, твои ратники пойдут в бой вместе с моими гвардейцами в самый тяжкий момент. Монголов пятнадцать туменов, сто пятьдесят тысяч – на всех хватит.
Видно, до сей поры численность Орды Егорий не знал, вон как лицом осунулся.
– Да уж, – крякнул он.
– Жди, воевода, сегодня воевать придется всем, не сомневайся. Семен, я запамятовал, какое сегодня число?
– Дык, с утра двадцать второе июня было.
– Вот, – и я назидательно поднял палец кверху.
– Что «вот»?
– Сеня, у тебя память совсем отшибло? Ты забыл памятную дату? Великая Отечественная война началась, вернее, начнется через семьсот с лишним лет. А может, и не начнется.
– Точно, ешкин кот! – Семен хлопнул себя по бокам.
Карчи с Василием недоумевающее переглядывались.
– Не обращайте внимания, мы с Сеней так, о своем, о девичьем.
Карчи хохотнул.
– Отставить смех на палубе, всем наблюдать за противником.
Увидев нашу рать, монголы всполошились и довольно организованно, тумен за туменом, стали занимать боевые позиции.
– Василий, колонки вперед.
Адъютант свесился с вышки, и гонцы устремились по проходам между туменами воинов. На поле выехали три повозки с магнитофонами и колонками по триста ватт, в сопровождении бойцов спецназа. Речь я записал заранее и кое-что еще для души.
– Карчи, начинай съемку.
Шаман установил камеру на подставку и с торжественным видом включил аппарат – два шмеля бодро рванули вперед. Карчи, как капитан на мостике корабля, стоял, широко раздвинув ноги, приложив ладонь козырьком ко лбу.
– Ты лучше бинокль возьми, – посоветовал Семен.
– Кстати, Сеня, ты чего на себя напялил? Кольчужка-то хлипковатая.
– Все путем, хан, она ведь двойного плетения.
Я с сомнением покачал головой, сабельный удар его кольчуга выдержит, а копья вряд ли. На мне была надета бармица с зеркальными пластинами впереди.
– Ладно, хозяин-барин.
Нужно срочно решить вопрос с Сынком и Малышкой, не хотел я их потерять в сече. Спустился с вышки и подошел к лежащим тиграм. Говорил, убеждал, но Сынок недовольно мотал башкой, не давая пристегнуть цепь к ошейнику. Впервые на моей памяти тигр не желал подчиниться. Хорошо, тигрица не протестовала, когда я пристегивал цепь. Другой конец цепи проходил через кольцо железного штыря, глубоко забитого в землю. Я прибег к последнему аргументу:
– Сынок, если ты погибнешь, Ванечка будет горевать и Марьяшу расстроишь.
Тигр подошел ко мне, лизнул в щеку, а потом сел ко мне спиной.
– Ага, вот так, да? Ваше величество недовольны, они сердятся. Дурачок, за тебя ведь беспокоюсь, вдруг убьют!
Тигр пренебрежительно хлопнул хвостом по траве.
– Вот упрямец. Хорошо, пойдешь со мной, но шаг влево, шаг вправо без моего ведома – сразу получишь по жопе.
Сынок, явно все поняв, немыслимым образом извернулся и передними лапами меня обнял. Конечно, повалил, дурак здоровый. Вдобавок он на радостях принялся меня облизывать. Еле отбился.
Два придурка на вышке ухахатывались, а Карчи вообще катался по настилу. Весь эпизод с тиграми он, оказывается, заснял на видеокамеру.
– Вот клоуны, ети их мать. Махом скакнув на вышку, я спросил у радиста:
– Связь со спецами есть?
– Да, Светлый хан, – радист протянул мне гарнитуру с наушниками и микрофоном.
– Павел, аппаратуру выгрузили?
– Все в порядке.
– Через минуту включайте. Начало согласуйте по своим говорилкам и дуйте оттуда на повозках.
– Все понял, Светлый хан. Делаем.
В бинокль я видел, как три бойца на миг склонились к земле и, запрыгнув в повозки, помчались к средней линии наших туменов. Три магнитофона синхронно рявкнули в сторону монголов мою речь. За полчаса до описываемых событий у меня состоялась радиоперекличка с темниками. Все подтвердили готовность своих воинов, кроме одного, стоявшего на правом фланге. На мой вызов ответил почему-то гвардеец – тысяцкий Андрей.
– Где Кетыр-бей?
– Светлый хан, он с тысяцкими айран жрет, пьяный уже.
– Какой в задницу айран?
– Дык, Светлый хан, они, увидимши Орду, сразу за айран принялись, испужались, наверное.
– Выходит, все пьяные?
– Да нет, мы с Власием-тысяцким только губы намочили для вида.
– Андрей, позови Власия. У вас пистолеты с собой?
– Так точно, светлый хан, при оружии.
– Слушай приказ: сейчас же расстрелять трусливую пьянь. О выполнении доложить.
В эфире захлопали частые выстрелы, послышался голос гвардейца:
– Твой приказ выполнен, Светлый хан.
– Андрей, теперь ты темник булгарского тумена, назначай новых тысяцких и объяви воинам: все сделано по моему ханскому велению.
– Все исполню, хан.
– Не подведи в бою, темник, ты ведь гвардеец. Роджер.
– Радист, вызови Тахира.
– Тахир, с тобой говорит хан Владимир, ты почему, б…дь такая, не заменил поганого Кетыр-бея на моего гвардейца?
В ответ получил невнятное объяснение.
– Знаешь, что тебе положено за неповиновение? Немедленно вызови своего начальника охраны на связь.
– Начальник охраны Гусейн слушает тебя, Светлый хан.
– Гусейн, выдай десять плетей Тахиру, но по заднице не бей, ему тумен в бой вести – исполняй.
Послышались смачные удары. Я вас приучу к дисциплине, дети степей, мать вашу.
– Крут ты, батюшка, – вякнул Скуратов, а шаман подмигнул левым глазом.
– К сожалению, по-другому вы не понимаете, – я в сердцах плюнул на настил вышки.
Во всю свою трехсотваттную мощь колонки выдали мою искреннюю приветственную речь:
– Я, хан Владимир, повелитель Булгарии и Половецкого ханства, клянусь: вся ваша шакалья Орда сдохнет сегодня на этом поле. Ваша смерть – предупреждение всем, кто осмелится напасть на Святую Русь. А вашему Батыю я лично отрублю башку. Я все сказал.
Наступила полнейшая тишина, только звякнули чьи-то ножны о стремя в передних рядах конницы.
Речь я толкнул на татарском, изучил за два года. Монголы ответили ревом и визгом, когда до них дошел смысл сказанного.
– Вот и ладушки, мое дело предупредить о последствиях.
Все шло по плану – из колонок грянул марш «Прощание славянки». До конца кассеты записаны военные марши и ничего более.
– Владимир, под такую музыку мы Орду в гранулы переработаем. Кстати, где твой именной флаг.
– Василий, флаг.
Адъютант схватился за голову, скатился с вышки и уже через пару минут с пыхтением устанавливал алый стяг с мордой Сынка.
Отгремел первый марш, наступила трехминутная пауза – я специально делал пропуски в записи.
Наши тумены и монгольская Орда застыли в некотором обалдении.
– Василий, первый сигнал.
Полетела стрела, оставляя дымный след. Наша конница одним рывком преодолела ранее оговоренные триста метров. Дрогнула земля – монголы тоже переместились вперед. Два огромных войска застыли друг перед другом. Вдруг неприятельские ряды расступились, и через проходы вражеские нукеры выкатили десять пушчонок на маленьких колесиках. В бинокль определил – мортиры с калибром не более сорока-пятидесяти миллиметров. Мы с Семеном недоуменно переглянулись. Насколько я помнил историю, на Руси пушки и прочий огнестрел появился в конце четырнадцатого века.
– Интересно, где монголы пушки скоммуниздили?
– Наверное, у китайцев, больше не у кого.
Тем временем расчеты суетились у пушек, с ухмылкой поглядывая в нашу сторону.
– Ню, ню, удивите нас. Карчи испрыгался на вышке:
– Хан, почему мы не стреляем, ну почему?
– Карчи, не прыгай, как блоха, самое интересное пропустишь.
Наконец артиллерия противника произвела нестройный залп. Пушки заволокло дымом, монголы радостно завизжали, молотя саблями о щиты.
Рано радовались, ядра, пролетев метров триста, покатились по траве.
– Таки не впечатлило. Василий, три девятки.
Адъютант подскочил к радисту – тот забубнил в микрофон. В воздух полетели три стрелы с дымящейся паклей. После «артналета» монголы по традиции собрались выпустить легкую конницу и засыпать нас стрелами. Опоздали, ребята. Не успели наши стрелы долететь до земли захлопали минометы. С первого залпа они накрыли хлипкую артиллерию противника. Большинство мортир лежало кверху колесами – две разорвало удачным попаданием мин. Обслуга полегла рядом – второй залп они сделать не успели. Завыли монгольские трубы, колыхнулись бунчуки – легкая конница пошла в атаку, не меньше трех туменов. Началось. Зарокотали пулеметы, они методично выкашивали несущуюся ораву всадников. Шестьсот метров для КПВ – практически стрельба в упор и восемьдесят пулеметов, поставленные по всей ширине поля, запели свою песню смерти. За короткое время КПВ перемололи всех атакующих в фарш. Шаман, свесившись с перил, блевал. К массовому убийству людей нормальный человек никогда не сможет привыкнуть.
– Прекратить огонь! – радист прильнул к микрофону. – Передай минометчикам: перенести огонь в глубину вражеского войска.
Пулеметы замолчали, а минометчики, сделав залп, доложили: расстояние великовато.
– Минометы убрать! Минометчики на повозках юркнули в наш тыл.
Над равниной раздался многоголосый волчий вой – тяжелая конница монголов пошла в атаку. Вышка ощутимо подрагивала. Конница шла, быстро набирая скорость – в атаке участвовало сорок тысяч всадников. Шли красиво. Победно развевались бунчуки и знамена, в глазах рябило от разноцветья халатов. Монголы с диким визгом скакали в атаку, казалось, такую лавину ничто не остановит. Первые ряды достигли отметки четыреста метров – пора.
– Огонь!
Настал час, которого я так долго ждал, КПВ валил конницу по всему фронту.
– Да, плохо без сменных стволов, раньше надо было думать!.. – обрывки мыслей путались у меня в голове.
Я толкнул Семена:
– Ты чувствуешь исторический момент?
– А то! – промычал он. Приходилось буквально кричать, иначе было не слышно собеседника, такой грохот и шум стоял на поле брани. Пулеметные очереди пробивали по несколько монголов сразу, а то и разрезали их пополам. Стоявшие неподалеку русские ратники нещадно крестились, сдерживая всхрапывающих лошадей. Хоть и предупреждал заранее, но многие дружинники были не в себе, мои гвардейцы предусмотрительно заткнули уши кусочками войлока. Монголы с упорством, достойным уважения, накатывали волна за волной на четырехсотметровый рубеж. Трупы людей и лошадей образовали два вала, всю равнину перед нами залило кровью. Полсотни всадников чудом прорвались через огненный шквал, безумно вопя, понеслись на пулеметы. Длинная очередь вычеркнула невменяемых монголов из списков живых. Лошадей и всадников просто порубило на кровавые куски.
Самая грязная работа по жизни – война. Я более чем уверен, если иной писатель написал свое произведение о войне честно, не приукрашивая и, главное, не замалчивая факты, то редактор любого издательства не договор бы с ним заключил, а постарался упрятать в сумасшедший дом. Те, кто прошел через пекло боевых действий, вряд ли озвучат ее мерзостную изнанку. Наверное человек так устроен – старается из жизненного печального багажа вспоминать только хорошее. Впрочем, я не вовремя отвлекся.
От тяжелой конницы монголов остался пшик – в наличии не более тумена. Оглохнув от какофонии битвы, глянул на часы: не может быть. Прошел час, а по внутреннему ощущению, все пять. Да когда же они перестанут атаковать? У нас ведь пулеметы заклинит. Как в воду глядел – вражеская конница отхлынула.
– Василий, прекратить огонь!
Пулеметы смолкли, от наступившей тишины я оглох окончательно.
– Радист, связь с минометчиками. Пусть выдвинутся на триста метров – и по пять выстрелов по неприятелю, а затем вернутся на старые позиции.
Василий, передай темникам ногайцев: в завале перед нашим войском расчистить двадцать широких проходов.
Ногайцы копошились, как муравьи, и через полчаса басмач-темник доложил о выполнении задания. Минометчики отстрелялись, я послал их на фланги, там они нужнее.
– Хакке, пулеметные расчеты вперед, пусть пройдут завалы и откроют огонь на поражение.
Повозки рванули внутрь вала из мешанины всадников и лошадей. За валом наши тачанки развернулись, и пошла ураганная стрельба. КПВ ревели рассерженными носорогами. Через несколько минут башкирские темники сообщили – их атакуют.
Акт второй: враг пытается вырваться из окружения. Пулеметы на флангах открыли стрельбу. От наших пулеметчиков пошли доклады о выходе из строя нескольких КПВ, видимо, перегрелись.
– Хакке, микрофон. Всем пулеметным расчетам по фронту очистить дорогу для конницы. Внимание, говорит хан Владимир. Тимоня, ты слышишь меня?
Половецкий темник – мой гвардеец Тимоня, отозвался сразу:
– Здесь я, Светлый хан.
– Тимоня, ты идешь первым. Курбаши – следом. Тахир, твои булгары – вслед за ногайцами. Атака!
Пошли наши тумены, миновали проходы. Монголы, увидев прущую на них лавину конницы, предприняли контратаку. Сшиблись. Началась жестокая сеча. В грохоте боя слышался лязг железа, визг обезумевших лошадей и людей. Монголы постепенно перемалывали наши тумены. Семен давно теребил меня:
– Отдай приказ гвардии, хан, пора.
Я молча отмахивался.
Монголы, сняв часть конницы с флангов, бросили ее в атаку, в лоб.
– Вот теперь пора. Радист, связь с гвардией, потом Ильяса и Мусу. Савелий, мы идем в атаку через пять минут, с нами дружина русичей. Ильяс, когда мы начнем, ударишь с правого фланга, там тяжело приходится. Муса, со своим туменом идешь за нами. Атака. Пленных не брать.
С саблями наголо и карабинами наперевес, тронулись первые сотни гвардии. Пора и нам. Мы с Семеном скатились с вышки, сели на лошадей. Оделись диковато: поверх кольчуг разгрузки-лифчики. Сенина придумка, в таких штуках воевало его поколение во всяких горячих точках. Довольно удобно, есть куда что разложить. У каждого «Стечкин» плюс автомат, для ближнего боя в самый раз. В окружении охраны и спецназа встали в тысяче гвардейцев. Стрела, дымя устремилась в небо. Земля задрожала от многотысячного удара копыт. Прошли завалы расстрелянной конницы неприятеля. Впереди отчаянно рубились булгары. А вот и мы, с приветом от тети Моти. Гвардия, ножом в масло, прошла порядки монголов. Сынок, порыкивая, бежал между мной и Семеном. Есть первый контакт с противником. Чья-то сабля нависла надо мной слева. Короткая очередь – следующий. Передо мной возникают пятеро монголов. Одного снимает из «Стечкина» Семен, Сынок ударом лапы отрывает вражескому всаднику голову. Длинной очередью вышибаю из седел остальных. Перед нами широкий коридор – монгольские лошади в истерике бросаются в разные стороны, скидывая всадников – пугаются Сынка, очевидно. Вперед! Замечаю, все начинают двигаться невероятно медленно, наши лошади замерли – пошел скоростной режим. Жестом даю понять Семену – дальше на своих двоих. Спешиваемся. Тигр несется рядом, у него реакция будь здоров, он почти не уступает мне в скорости. Бой пошел на уничтожение, монголы только сейчас поняли, что происходит, и дерутся с отчаянной храбростью обреченных. Наша троица целеустремленно пробивалась к белому шатру Батыя. Метров через двести Семен получил стрелу в спину, не помогла кольчуга. Хорошо, что вошла неглубоко и под правую лопатку. Спецназовцы потащили его из боя, оказывать первую медпомощь. Заставил тигра лечь на брюхо, залез на спину и ухватился за ошейник.
– Работаем, Сынок.
Наших лошадей увели в тыл. Охрана следовала за нами, хотя для них мы исчезли, они нас не видели. Для тигра дело привычное таскать меня на спине.
До главных бунчуков оставалось всего ничего, когда заклинило автомат. Бросил его, вытащил «стечкин», опустошил один магазин, второй. Дернул тигра за ошейник:
– Сынок, стой.
Ждем гвардию, начали появляться участники битвы.
– Ага, обычный режим.
Подскочил отряд русичей с Егорием Окоротом:
– Хан, ты живой, слава богу. Мы их сейчас на куски порубаем! – и указал мечом на личную тысячу Бату-хана.
– Погодь, воевода, зачем лишние жертвы, с ними мои гвардейцы разберутся.
Монголы держались стойко, мужественные ребята, но карабинам гвардейцев им противопоставить было нечего. Залп, второй – пошла отчаянная рубка. Я ворвался во вражеские ряды на тигре, стреляя из пистолета. Сражение в моем сознании распалось на отдельные фрагменты – вот вздыбленная лошадь молотит передними копытами в опасной близости от нас. Сынок, не останавливаясь, ударом лапы смахивает монгольскую лошадку вместе с всадником. Уворачиваясь от копья, стреляю монголу в грудь, замечаю, слева на воеводу насели трое. Поворачиваю тигра, монголы увлеклись и меня не видят, стреляю – один падает. Дальше щелчок, затворная рамка в крайнем положении – кончилась обойма. Саблю из ножен, получи. Голова монгола летит с плеч, а тело, не замечая отсутствия самой важной части организма, продолжает махать саблей. Егорий завалил третьего противника, прорубив ему бок. Всадник без головы отвоевался – падает на шею коня.
– Спасибо, хан, выручил.
– Да ладно.
– Ты чего вперед своих дружинников прешься? Не подставляйся зря, – и мы с Сынком рванули вперед.
Наше появление произвело на врага шокирующее впечатление, некоторые, спрыгнув с коней, упали на колени. Прорвавшись сквозь строй охранной тысячи, добрался до главного приза. Бату-хан сидел на вороном коне в полном боевом доспехе. Он казался внешне спокойным, и только бегающие зеленые глаза выдавали его волнение. Неприятный оскал исказил его лицо:
– Ты осмелился встать на моем пути, русич, ты умрешь.
Он неуловимым движением сунул руку за пазуху халата и стал вытаскивать пистолет. Ай да Батый, позаимствовал-таки у янкесов игрушку. Ему казалось что он достает пистолет очень быстро, тренировался, поди, сердешный. Для меня всего лишь замедленное кино. Соскочил с тигра, в несколько шагов достиг главного плохиша и вырвал у него оружие из рук. Не мудрствуя лукаво, сдернул с Батыя за ногу с лошади. Достал саблю и от души врезал по шее чингизида. Голова Бату-хана хлопала глазами, отделенная от туловища. Сынок в один прыжок оказался рядом, шлепнул его по боку: падай. Боевой режим кончился, башка монгола отлетела в сторону, из шеи ударил небольшой фонтанчик крови, и тело завалилось на землю. На шее у трупа что-то блеснуло. Интересно, надо глянуть. Я снял золотую цепь с замшевым мешочком.
– Он, никак, горсть земли родной Монголии с собой таскал? Не тот психотип.
Раскрыл мешочек и ничего не понял. Потом разберусь, в спокойной обстановке. Я обнял тигра за голову и сказал:
– Мы сделали их, Сынок, ты молодец.
Тигр в ответ коротко рявкнул и лизнул меня в лицо. Я достал портативную рацию:
– Ильяс, как твои дела?
– Нормально, хан, идем вперед.
– Хорошо, продолжайте.
Шум битвы перемещался к Волге. Монголы в плен сдавались, да их никто не брал – наши воины знали, убить нужно всех. Такую нехитрую установку войска получили перед сражением. Я зашел в шитый золотом большой шатер. В укромном месте стояли четыре больших сундука и один поменьше. Не иначе, казна Батыя. Весьма кстати – пойдет на помощь семьям погибших и на пенсион увечным воинам. Половину подоспевшей охраны оставил сторожить казну. Битва распалась на отдельные хаотичные схватки, трещали карабины, где-то тявкали пулеметы. Орда агонизировала, полный писец.
– Гвардия, вперед! – я махнул саблей в сторону Волги.
Тысяча гвардейцев и неполный полк русичей с ревом полетели в последнюю атаку. Монголы дрогнули и побежали – их рубили на скаку, стреляли из карабинов, топтали лошадьми… и вот берег. Несколько десятков конных монголов, бросились вплавь. В сторону беглецов прошлась одна пулеметная очередь, другая.
– Немедленно прекратить стрельбу.
Гонцы помчались по берегу Волги. Подскочил Егорий – воевода русской дружины:
– Светлый хан, уйдут ведь нехристи, добить надобно.
– Экий ты кровожадный, – усмехнулся я. – А кто на родину, в Монголию радостную весть доставит?
Воевода только рот открыл, а когда дошло, заржал во всю глотку. На ту сторону реки перебралось не больше трех десятков конников.
– Сынок, теперь давай помоемся.
Лапы тигра были красными от вражьей крови, да и белая в полоску шкура приобрела розовый цвет. Загнав его в воду, стал с песочком отмывать, потом занялся собой и только сейчас заметил порез на правой щеке. Когда и где получил – не помнил. На бережок высыпало остальное войско, полезли в воду отмывать лошадей. Подскакавшему адъютанту озвучил приказ:
– Раненых немедля вывезти в лагерь. Чужих – добить. С трофеями сами воины разберутся, пригляди, чтобы русичей из дружины не обделили. Наших убитых на погребальный костер, а монголов пусть зверье жрет и глодает. Сосчитать невозвратимые потери и раненых. Выполняй.
Адъютант ускакал. Я пересел на свою лошадку, и мы всей толпой отправились в лагерь. Проследил за погрузкой сундуков из шатра на повозки. Батыева казна очень кстати – расходы предстоят немалые. В своем шатре переоделся, слуга вынес доспехи чистить, а я тщательно умылся теплой водой. Упал на овчину – заснул в падении. Проснулся рано, с первыми лучами солнца. Слуга с заспанной рожей подал обильный завтрак. Ел за троих – много энергии потратил вчера. Пора заниматься делами, и первое – раненые. Зашел к Семену, на него потратил не больше пяти минут – рана не глубокая, ничего опасного. Под навесами лежали раненые воины, в первую очередь лечил самых тяжелых. После сотни и у меня стали подкашиваться ноги – все, перерыв. Обильный обед и два часа сна. До вечера удалось излечить сто десять увеченных. Три дня работал на износ, под вечер упали шторки, все.
Спал сутки, приходя в себя. Проснувшись, съел поросенка и жареного гуся, одним махом. Пришедшие соратники потребовали прекратить издевательство над собой и грудью встали, не допуская к раненым.
– Так нельзя, Владимир, ты сгоришь, как свечка. Тебя на всех не хватит.
Карчи помолчал и добавил:
– Что я скажу Марьяше?
Его поддержал Семен:
– Он прав на все сто, ты нам нужен живой и здоровый.
В их словах был резон, и я после некоторого препирательства сдался:
– Карчи, всех лекарей к раненым. А где мой Василий?
Тот появился в шатре моментально: знал, что меня интересует в первую очередь – наши потери. Полегла почти половина войска – ранен каждый третий. Большую цену мы заплатили за победу. Василий озвучил печальные цифры. Тумен половцев и два ногайских погибли полностью, из двух булгарских туменов уцелел один. Легко отделались башкиры, у них потери составили пять тысяч четыреста семьдесят человек. Моя гвардия потеряла пятьсот двадцать три бойца. Меньше всех пострадала дружина Егория Окорота – сто семьдесят четыре воина. Четыре тумена с половиной – сорок шесть тысяч воинов пали в битве, но их гибель не была напрасной. Значение победы очень велико, хотя мало кто сейчас понимает и осознает данный факт. Основную задачу я выполнил, первую часть, так сказать. Осталось претворить в жизнь вторую половину – создание Российского государства. Замахнулся я однако – по Сеньке ли шапка, я не имею ввиду Скуратова.
Ладно, возникающие проблемы будем решать по ходу пьесы. Выпроводив всех из шатра, решил осмотреть содержимое трофейных сундуков. Два сундука заполнены доверху золотыми монетами разных стран, в двух других – золотые ювелирные украшения с драгоценными каменьями. Алмазы, рубины, изумруды и жемчуг – в малом сундуке.
– Василий, зайди. Всю трофейную казну пересчитать, сделать опись и опечатать. Сундуки – в соседний шатер, под усиленную охрану, для счета найди надежных людей. Стоять будем не меньше трех дней. Погодь, не беги. Распорядись привезти на повозках те шестьдесят пулеметов, что забирали у меня.
– Сделаю, Светлый хан.
Я поймал его за полу кафтана.
– Цыть, ты торопыга, выслушай до конца. Пулеметы пусть выгрузят вечером вон в том леске, – я показал направление. – Да чтобы не задерживались там, выгрузили, и назад. Поставь двух гвардейцев из охраны, следить за порядком. После выгрузки всех стволов охрану снять.
Василий побежал выполнять приказ, а я, выйдя из шатра, сел на кошму. Неслышно объявились тигры и улеглись рядышком.
– Сынок, мы с тобой неплохо поработали.
Я потрепал его по шее.
Пригревшись на солнце, задремал. Мне снилась Марьяша с сыном, они шли по ромашковому полю, тянувшемуся до самого горизонта. К ним присоединилась платиновая блондинка с игривыми формами. Все трое взялись за руки, закружившись в хороводе. Им было весело, а я почему-то участвовал в качестве стороннего наблюдателя. У блондинки фигурка – ангела соблазнит, и страстные черные глаза.
Кто такая? Откель взялась? Да я же сплю, а во сне всякое может привидеться. Меня разбудило деликатное покашливание. Открыл глаза: рядом с телохранителем переминался с ноги на ногу Егорий Окорот.
– Здрав буде, Светлый хан.
– И тебе не хворать.
– Попрощаться пришел, на Русь возвращаемся.