Объединенные разумом Шеффилд Чарльз

— Она самая. Кубо не побеспокоился о том, чтобы почистить ее, когда чистил форму. Мне кажется, он думал, что мы этого не заметим. Но Чен заметил и выбросил ее в мусоросборник. Кубо был опустошен. Он сказал: «Принцесса, эта шляпа побывала со мной во всех точках солнечной системы. Она — как часть меня самого». Но я ему ответила: «Больше нет, капитан Фламмарион. Если даже Чен протестует против нее, значит пора заводить новую». Его состояние действительно улучшается, не так ли? — Тетти посмотрела на Лию, ища одобрения. — Мне всегда хотелось узнать, смогу ли я представить его изменившимся, потому что я всегда очень хотела этого. Но ты тоже можешь видеть успехи, не правда ли? Разве он не стал немного умнее?

— Точно, стал. Посмотри на него.

Чен аккуратно и медленно собрал из колец правильную пирамиду. Сейчас он так же старательно снимал их с конуса. Женщины наблюдали за ним, пока он не закончил, а потом зааплодировали. Следующим Чен выбрал комплект красных пластмассовых блоков. Каждый из них имел свою собственную форму, но их можно было собрать вместе, и получился бы куб. Чен повозился с ними немного, а затем разочарованно расшвырял по комнате.

— Это все еще слишком трудно для него, — сказала Лия.

— Не следует извиняться за него передо мной.

— А я и не извинялась. Я просто подумала, что он развивается, но ужасно медленно. При таких темпах его обучение займет годы.

— Это-то меня и пугает, — сказала Тетти. — Но Кубо Фламмарион говорит, что скорость не будет линейной. Если затея действительно срабатывает, то сначала и не следует ожидать большего. Потом все просто понесется, как горная река, может даже через несколько сеансов со стимулятором.

— Насколько большого улучшения ожидает Фламмарион?

— Говорит, что не знает. Он не знает ни когда это может произойти, ни насколько далеко продвинется развитие Чена. Ты знаешь, что случилось с мозгом Чена с самого начала?

— Внизу в Трущобах? Там никто не позволяет себе проводить какое бы то ни было тестирование. Люди сказали, что Чен слабоумный, и остановились на этом.

— Он может идти к завершению обучения так же медленно. Либо он может стать нормальным или даже очень умным человеком. Но Кубо говорит, что шансы очень малы. Все, что мы можем делать, это ждать и наблюдать. — Тетти внимательно посмотрела на Чена через одностороннее зеркало. — Но все это лишь теория, и я стараюсь об этом не думать. Есть вещи поважнее, о которых стоит побеспокоиться, например, его обед.

— Могу я помочь тебе покормить его?

— Конечно, но он больше не нуждается в том, чтобы его кормили с ложечки. Он немного неряшлив, но не больше, чем капитан Фламмарион. Тебе нужно было бы посмотреть на них обоих, когда Кубо был здесь в последний раз. Это было отвратительно.

— Ну, в конце концов, я могу помочь готовить. Я знаю, что Чен любит больше всего.

— Ты можешь и меня научить готовить эти блюда. И еще мне интересно узнать побольше о твоей программе обучения. Если все получится, Чен тоже будет участвовать в одной из них.

— Я тебе надоем до смерти со своими рассказами. Странно, но когда Боззи продал нас, и нам пришлось покинуть Землю, я думала, что ничего хуже случиться не может. Я ненавидела само слово космос, и меня бросало в дрожь при мысли о программе обучения. Сейчас я уже прошла половину и просто обожаю ее!

— Я думала, ты почти закончила.

— Нет, мы прошли только первую фазу. Вот почему мне разрешили небольшой перерывчик. Но я должна покинуть Гор послезавтра. Я встречусь с чужеземными партнерами, и мы увидим, насколько сочетаемся, чтобы стать настоящей командой.

— Жутковато.

— Не на столько, как я думала. Я уже встречалась с Лудильщиком. Он не такой уж таинственный, как говорят люди. Мы даже шутили — на стандартном языке солнечной системы. И ни один из нас не мог преуспеть в изучении их языка. Это не похоже на использование глаголов, существительных, прилагательных или чего-то еще — просто жужжащие звуки. И основываясь на словах Лудильщика, язык Энджелов еще более недоступен для людей, чем язык Лудильщиков.

— И как же ты собираешься общаться с каждым из них?

— Вероятно, перевод слов Энджела нам придется доверить компьютеру. Но все они могут понимать нас. Это настораживает. Во время нашей подготовки инструкторы-люди говорили мне, что мы — самая разумная раса. Но у меня на этот счет начинает возникать множество сомнений.

— Понимаю, что ты хочешь сказать. Вот и я, такая умная, каким-то образом очутилась здесь.

Занятия Чена с кольцами подняли настроение обеим женщинам. Они шли, радостно болтая, от детской кухни. Чен остался сидеть на полу в комнате для игр. В течение пары минут после того, как они ушли, он оставался там, совершенно неподвижный. Потом встал, быстро подбежал к двери, и поспешил по узкому спуску, ведущему к одностороннему зеркалу. Убедившись, что с противоположной стороны никого нет, он быстро вернулся в комнату.

Сначала он отправился собирать все пластмассовые блоки, которые сам же разбросал по комнате. Затем он подошел к улыбающейся фотографии Эсро Мондрайна, прикрепленной Тетти булавкой к стене среди акварелей, изображавших растения, животных, людей и планеты. Чен взял карточку Мондрайна, хмуро на нее посмотрел и отнес в центр комнаты. Он поставил ее вертикально перед собой. Все блоки были аккуратно разложены перед ней. Наконец Чен был готов. Он изучил блоки, поднял четыре из них и быстро, без суеты, составил их вместе. Он взял еще четыре, потом еще пару. Менее чем за тридцать секунд он полностью собрал куб. Чен пристально смотрел на него несколько секунд, потом так же быстро разобрал его и разложил куски на покрытый ковром пол.

В конце концов Чен поднял глаза и уставился на фотографию Мондрайна. Он улыбнулся. Улыбка его была точной копией улыбки на лице Эсро Мондрайна.

В четырехстах километрах оттуда на лице оригинала улыбки не было. Оно было покрыто бисером капель пота. Мондрайн лежал в темноте на жесткой кушетке, дыша тяжело и медленно сквозь стиснутые зубы.

Он ничего не мог видеть, слышать, обоняние тоже не приносило ему никакой информации; он не чувствовал ничего, даже электроды на теле больше не вызывали у него никаких ощущений. Он не мог пошевелиться. Жара и полная темень высосали из него всю энергию. В любом случае ему некуда было идти. Он был один, вдали от чего бы то ни было во вселенной.

Бесконечные вопросы не изменили ничего. Они, похоже, вырастали изнутри, из глубокого тайника внутри него. Он знал, что вопросы закончатся только тогда, когда он даст на них ответы. Но это было невозможно. Ответы вонзались, раздирая тонкую ткань его мозга. Он застонал.

— Вы опять сопротивляетесь? — Тихий голос Скриноль произвел на него такое же впечатление, как если бы это был удар. — Каждый раз мы добираемся до этой области, и начинаются уклончивые ответы. Думаю, на сегодня достаточно.

Мягкие прикосновения к вспотевшему телу Мондрайну сказали ему, что она удаляет с его тела электроды.

— Мы никуда не добрались, — хрипло произнес он. Я зря трачу как твое время, так и свое.

— Напротив, — ответил голос в темноте. — Мы добиваемся все больших результатов. Ваши замечания — это просто еще одна попытка какой-то части вас закончить это продвижение вперед. Но она обречена на провал. Так как мы нашли ту область, в которую вы не позволяете мне войти, я могу делать все более и более достоверные выводы по поводу ее природы. У нас уже имеются определенные сведения. Например, я знаю, что вы страдаете вследствие какого-то очень раннего происшествия: с вами что-то случилось до трехлетнего возраста, что-то, что никогда не нашло отражение в ваших словах. С тех пор вы тратите всю свою жизнь, укрепляя мысленные стены вокруг этого события. Потому-то так и трудно разрушать их.

— Ты меня убиваешь.

— Думаю, нет. — Скриноль подняла и посадила Мондрайна. — Ты — сильный мужчина. Кстати, ты заметил, что твои повторяющиеся сны все связанны с тем единственным ранним переживанием. Оно является их основой. Они всегда — либо воссоздание твоей травмы, либо бегство от нее. Думай о них, хотя, я знаю, ты предпочел бы не делать этого. Видение — всегда одно и то же: центральная фигура — ты, а вокруг тебя теплый безопасный светлый круг. И вне его — тьма.

— В твоей проницательности нет ничего нового. Другие Фроппер говорили мне тоже самое. Они говорили, что безопасный круг символизирует лоно матери, что я ненавижу сам факт своего рождения.

— Это глупое умозаключение. — Голос Скриноль был резок. — И конечно, оно ошибочно.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что, если бы оно было правильным, любая Фроппер быстро и с успехом вылечила бы тебя. Я, как и другие, готова признать в этом символ лона, хотя сама никогда не испытывала процесса рождения. Но твой случай несколько отличается от остальных. Ты чувствуешь, что контролируешь все в этом безопасном круге, но ты так же чувствуешь, что круг этот сжимается. За ним лежит тьма, и ежедневно она приближается. Тебе мерещатся в темноте бесы. Ты бы хотел убежать. Но ты не можешь, так как ты всегда — в центре светлого круга. Если ты убежишь, в любом направлении, опасность может даже больше приблизиться к тебе. Ты не можешь бежать. Наберись храбрости не оставаться на месте. Вот ключ к разгадке твоих кошмаров.

— Возможно, ты права. Но каким образом это поможет мне?

— Это и не поможет. Пока не поможет. Мы должны вернуться назад — дальше, глубже. И ты должен помочь мне в этом.

Мондрайн покачал головой.

— Ты боишься? — продолжала Скриноль. — Это естественно. Наши самые большие и тайные страхи всегда священны. Тебе можно помочь, но только в том случае, если ты согласишься на эту помощь. Ты должен доверять мне больше, позволить мне пробраться глубже, и, получив твое согласие, я буду чувствовать с тобой и для тебя. — В темноте раздался звонкий смех. — Ты шокирован этим предложением. Конечно, оно тебя ужасает. Но давай я попытаюсь тебя переубедить. Наши тайны никогда так не хранятся, как мы хотели бы думать. Я собираюсь рассказать тебе об одном из твоих секретов, потому что пока мы не уберем его со своего пути, у нас будут трудности с продвижением назад до нужных нам уровней.

— С чего ты взяла, что у меня есть тайны?

— Ты мне сказал. Согласно твоей официальной автобиографии, ты родился на Обероне, ты сын горного инженера, которая забеременела, когда прибыла туда. Правильно?

— Так оно и есть.

— Ну, так расскажи мне о своей матери. Сколько ей было лет, как она выглядела, какой тип женщин собой представляла?

— Я уже рассказывал тебе это несколько раз. Я не помню ее. Она погибла в катастрофе вскоре после моего рождения.

— Ты действительно говорил мне это. Но ты мне лгал. — Мясистые руки Скриноль крепко обхватили его за плечи. — Твоя мать мертва. Это правда. Но ты точно помнишь, как она выглядела. И ты родился не на Обероне. Ты родился на Земле. И тебя продали на Земле, когда ты был ребенком.

— Это не то…

— Не пытайся опровергнуть мои слова. Я знаю. Ты родился на Земле, и еще младенцем был продан на Земле. И ты прожил на Земле первые восемнадцать лет своей жизни. Как простолюдин, существуя в страданиях и нищете, пока не представился шанс избежать всего этого.

— Откуда ты можешь это знать?

— Как ты думаешь? Сегодня ты образованный и искушенный человек. Ты ценишь красоту, мышление, литературу, высокую живопись и великую музыку. Тебе нравятся хорошая пища и выпивка. Но часть тебя все еще остается на Земле. Часть тебя все еще живет в грязи, невежестве и жестокости, с которых ты начинал. Твой ночной кошмар начался здесь, на этой планете. И если он закончится, то это должно произойти здесь.

Мондрайн корчился в объятиях Скриноль.

— Ничего из сказанного ты не могла узнать от меня. И ты могла бы обшарить всю солнечную систему и никогда не найти ни одной записи о моем происхождении. Об этом знал только еще один человек. Как ты могла заставить Тетти рассказать тебе все это?

— Принцесса Татьяна не говорила мне ничего. Ты рассказал мне, отвечая на мои вопросы. Ваш самоконтроль феноменален, коммандор Мондрайн, но он не может быть идеальным. Каждый раз, когда возникала тема Земли или людей, рожденных на Земле, около полудюжины физиологических показателей вашего организма изменялись. Это не были неожиданные бешеные скачки, но даже одного-двух признаков изменения для меня достаточно. Я умышленно прибавляла другие вопросы и объединяла ответы. Сделать вывод было не трудно.

— Кому еще ты рассказала об этом?

— Никому.

— Тогда позволь мне дать тебе стимул сохранять молчание и дальше.

Мондрайн нащупал в темноте карман рубашки своей формы и извлек оттуда тонкий пакет. Он вслепую протянул его перед собой.

— Посмотри-ка на это.

Пакет осторожно взяли у него из рук, затем последовало продолжительное молчание. В конце концов раздался мягкий щелкающий звук, и комнату медленно залил свет.

— Темнота будет оставаться неотъемлемой частью опроса, — сказала Скриноль, — но она больше не будет полезна нам в другое время. Смотри на своего мучителя… и помощника.

Над Мондрайном стояло, склонившись, огромное трубковидное тело. Бледный лимон на разветвлении тела указывал на то, что Скриноль была женской особью Пайп-Риллы, но она не обладала обычной для своего вида формой. Длинная грудная клетка была изменена, а одна пара передних конечностей была увеличена за счет приращенных к ней отростков, напоминавших человеческие ладони и предплечья.

Скриноль протянула пакет, полученный ею от Мондрайна.

— Ты можешь удовлетворить мое любопытство и сказать, когда и как ты ухитрился раздобыть эти снимки?

— Во время своего первого визита. — Мондрайн коснулся сверкающего на воротнике опала. — В нем содержится многоволновое отражающее устройство. Я испытал его во многих областях спектра. Он великолепно показал себя в тепловом инфракрасном и микроволновом излучении.

— А. — Скриноль наклонилась, покачиваясь на своих длинных темно-оранжевых задних ногах. — Это было моей ошибкой. Я заметила твои явно неспокойные манипуляции с этим драгоценным камнем и думала, что это странно не согласуется с твоим обычным экстраординарным самоконтролем. Но я была слишком наивна, чтобы сделать из этого выводы. Мондрайн, ваша сила духа изумительна, если вы думаете о такой проверке уже на первом сеансе. Но она не так уж хороша для достижения наших целей. Впереди нам предстоит жестокая борьба. Скажи, почему ты счел необходимым сделать эти снимки?

— Ты намекнула, что выглядишь слишком отвратительно для того, чтобы на тебя смотрели. Я не мог представить себе ничего такого, а я видел почти все виды организмов, существующих в пределах Периметра, и некоторые из них довольно странные. Поэтому мне пришло в голову полюбопытствовать: да, может ты не была столь уж удивительной на вид, а, наоборот, слишком знакомой.

— И когда ты увидел результаты съемки? — Скриноль стояла выпрямившись, возвышаясь почти до потолка. Темные фасетчатые глаза смотрели вниз на Мондрайна. — А не лучше ли было оставить их на работе, чтобы отчитаться о своих находках, чем нести эти картинки сюда?

— Отчитаться перед кем? — пожал плечами Мондрайн. — Перед самим собой, как перед главой Службы Безопасности? Пред Лютером Брейчисом, чтобы он мог использовать это против меня? Как бы там ни было, у меня было очень много вопросов, на которые не находилось ответов. Ты похожа на Пайп-Риллу, но не полностью. Ты сказала, что ты Артефакт, создание лаборатории Игольщиков. Это могло бы быть правдой.

— Могло быть. Почему ты отверг эту версию?

— Сначала я этого не сделал. Ты могла быть таким видом Артефактов, с каким я никогда раньше не сталкивался, чем-то новым, созданным не в лабораториях Игольщиков. Или ты могла быть Пайп-Риллой, хирургическим путем измененной для существования в земной среде и для умелого разговора по-человечески. Это даже заставило меня подумать, что, возможно, ты какая-то предательница, скрывающаяся здесь от своих собратьев.

С высоты восьми футов над головой Мондрайна раздался свистящий смех.

— «Преступница», как вы говорите, нашедшая убежище в этом мире? Бросьте, коммандор. Какое преступление могла совершить Пайп-Рилла, чтобы заслужить худшее наказание, чем даже изгнание на эту планету? Какой отвратительный проступок мог соответствовать этим хирургически навязанным уродствам? — Скриноль протянула к нему свои мясистые передние конечности. — Как говорил ваш поэт: «Почему это ад, а я не вдали от него?»

— Дай-ка я расскажу тебе про ад. Но я тоже пришел к такому выводу. Пайп-Рилла может выстрадать такие изменения и такое изгнание лишь добровольно. И этот вывод привел меня к еще одному. Ты была перекроена и послана сюда осведомленными и одобрившими это твоими собратьями и правительством. Ты — шпион, и ведешь наблюдения для Пайп-Риллы.

Скриноль опускалась вниз, складывая свои длинные многосекционные конечности, пока не очутилась лицом к лицу с Мондрайном.

— Это не только Пайп-Риллы. Все остальные члены Звездной Группы тоже считают, что им необходимо наблюдать за людьми. В вас слишком много насилия, вы слишком непредсказуемы, чтобы оставить вас без присмотра. Но если ты прав, тогда почему ты вне опасности? Я, по-видимому, должна охранять свою тайну.

— Тебя изменили в физиологическом плане, но разум твой — все еще разум Пайп-Риллы. Ты не способна на насилие. Тогда как я…

— …признаешь и даже наслаждаешься им. Проницательное и не подлежащее обсуждению наблюдение. Но это не значит, что у меня нет других средств убеждения. У тебя все еще есть потребность во мне. Ты можешь разоблачить мое присутствие здесь, это так; но если ты это сделаешь, твое лечение со мной закончится. А мы продвигаемся вперед, приближаясь к сердцевине твоей проблемы. Ты это понимаешь?

— Я в этом просто уверен. Почему бы еще я так боялся этих сеансов с тобой, все же продолжая сюда приходить?

— В таком случае, ты сам должен определиться, настолько ли я опасна для людей, что ты должен сейчас же разоблачить мое присутствие здесь, или твои личные нужды в этой ситуации преобладают?

— Не так уж просто это решить. Я уверен, ты предполагала возможность твоего разоблачения мною, даже если не так скоро.

— Какая дальновидность. — Скриноль рассмеялась тем же высоким дребезжащим смехом. — Ну, я составила свою собственную повестку дня. И она ставит вас в затруднительное положение. Ты должен сопоставить свои личные потребности и возможную опасность моего присутствия здесь для человечества. Это, как ты понимаешь, нечто необычное для твоей расы. Так же, как и условия, в которых ты находишься. Вы называете это «конфликтом интересов». Конфликт — вы всегда говорите выражениями, относящимися к войне, битвам, дракам.

— А как бы это назвала Пайп-Рилла?

— Такая ситуация никогда бы не возникла. Мы обладаем групповым альтруизмом. Благосостояние большинства всегда преобладает над потребностями индивидуума.

— Я восхищаюсь вашим благородством.

— Сарказм здесь вовсе неуместен. И мы не можем воздействовать на нашу природу. Это вырастает внутри нас, начиная с первого мейоза. Это и есть та причина, по которой я здесь, одинокая и изуродованная, на расстоянии многих световых лет от дома и друзей. Но люди не такие. У вас преобладают индивидуальные желания и стремления. Даже у тебя. — Скриноль начала разгибать ноги, поднимая свое тело выше. — Так что же вы предпочтете, Эсро Мондрайн? Выдадите меня сейчас или продолжите свое лечение?

Мондрайн тоже встал.

— Как тебя зовут? Твое имя в мире Пайп-Рилл?

— Я скажу его тебе. Это не секрет. Но ты не сможешь его повторить, пока не научишься стрекотать, как Пайп-Риллы. — Она быстро потерла друг о друга две ноги и произвела дрожащий свистящий звук, как вибрирующее полотно пилы. — Вот. Мне кажется, тебе следует продолжать называть меня Скриноль. Оно похоже на слово в нашем языке, которое означает «безумное существо». Сумасшедшая Пайп-Рилла, живущая глубоко в сумасшедшем мире.

— И которая дает сумасшедшим людям сеансы лечения Фроппер.

— Что может быть более подходящим? Коммандор Мондрайн, мы зашли в тупик. Вы знаете мой секрет…

— Один из многих.

— Один из них. И я знаю один из ваших. Что теперь?

— Я сохраню твою тайну. А ты продолжишь мое лечение. И еще одно.

— Всегда что-нибудь новое.

— Не совсем. Я имел это в виду, когда пришел сюда сегодня на сеанс. Почему бы еще я принес эти снимки? Согласна, что у нас обоих есть определенные потребности?

— Согласна.

— Очень хорошо. Тогда давай… обсудим условия.

Глава 12

Представительство Дугала Мак-Дугала, высшего посла солнечной системы в Звездной Группе образовывало огромный и безукоризненный двенадцатигранник. Со стороной двести метров в длину он находился глубоко под поверхностью Цереры. Доступ туда обеспечивался дюжиной входов на каждой из двенадцати сторон.

Личный кабинет Дугала Мак-Дугала располагался в самом центре двенадцатигранника. В этот кабинет вела только одна дверь, подойти к которой можно было лишь по длинному спиральному коридору. В этот коридор выходил небольшой кабинет, размеров которого едва хватало для нормальной работы одного человека.

В этом кабинете, по-видимому, находясь там двадцать четыре часа в сутки, сидела Лотос Шелдрейк. Миниатюрная, похожая на ребенка женщина с лицом фарфоровой куклы, она охраняла вход в святая святых — просторный рабочий кабинет, как муравьиный солдат, охраняющий пещеру царицы. Мак-Дугал не видел никого, пока она не давала добро на аудиенцию, ничто не проникало к нему в кабинет, даже уборочные машины, пока она не производила их тщательный осмотр.

Лютер Брейчис медленно прошел вниз по ведущему к кабинету коридору, вошел в маленький кабинет Шелдрейк и без приглашения сел на одинокий стул для посетителей.

Лотос просматривала список просителей, вычеркивая из него большую половину. Она не подняла глаз, пока не закончила своего занятия.

— Удивлена вашим визитом, коммандор, — произнесла она наконец. Подняв тонко подведенные карандашом брови, женщина продолжила: — Вы желаете аудиенции у посла? Мы польщены оказанной нам честью. Полагаю, это первая просьба подобного рода, исходящая от вас.

— Не надо говорить со мной так, Лотос. Если бы ты увидела меня входящим сюда для встречи со старым сухарем, ты бы знала, что пришло время выставить меня и отправить ходить из кабинета в кабинет в ожидании аудиенции.

— С Его Превосходительством послом невозможно увидеться. — Но Шелдрейк не сделала никакой попытки узнать содержимое карманов Брейчиса. Когда он вошел, она поняла, что он не собирался идти дальше ее кабинета. — Ну и какое же у тебя дело?

— Ты знаешь о Созданиях Морган?

Едва заметный кивок головы.

— И о решении, принятом послами Звездной Группы?

На лице этой куклы появился намек на улыбку.

— И о том, нужно заметить, что посол Мак-Дугал воздержался. Слыхала. Бедный Лютер. После всех твоих усилий поручить Эсро Мондрайну… мое сердце обливается за тебя кровью.

— Я в этом и не сомневаюсь. Оно обливается жидким гелием. Но давай перейдем ближе к делу. Ты знаешь, что нужно сделать, чтобы аннулировать решение послов и поставить меня по крайней мере на одну ступень с Мондрайном?

— Возможно, я и знаю. Но почему я должна обсуждать это с вами?

— Все потому же, дорогая. — Лютер Брейчис вытащил из кармана тоненький карандаш. — Взгляни-ка на это, Лотос. А потом продолжим нашу беседу.

Шелдрейк пригасила свет и направила окуляр стереоскопа от себя. Когда она включила его, перед ней возникло трехмерное изображение. В центре вращался серебристо-голубой цилиндр с тремя обрубками ног и решетчатой конструкцией сияющих панелей-крыльев.

— А-ах. — Прошипела Шелдрейк. — Коммандор Брейчис, ради вашего же блага надеюсь, что это старая голограмма. Если вы обнаружили неповрежденное Создание Морган и утаили от нас его местонахождение… Помните, мы не разделяем мягкосердия остальных членов Звездной Группы и рассматриваем смерть как средство наказания. Убедите меня, что это старая голограмма или созданная компьютером подделка, Лютер, — ради вашего же блага.

— Насколько мне известно, единственное действующее Создание Морган — это то, которое сбежало. С другой стороны, то, на что вы сейчас смотрите, было записано неделю назад, и это не компьютерная подделка. — Он подождал, пока ее руки не оказались всего в одном-двух дюймах от кнопки, вмонтированной в крышку ее стола. — Еще несколько секунд, пока ты не вызвала охрану, Лотос. Ты же не хочешь остаться в дураках.

— Говори, Лютер. Быстро. — Маленькая ручка нависла над кнопкой.

— То, что ты видишь, — не Создание. И ты получишь этому доказательства. Это, и я могу без труда доказать сей факт, Артефакт одной из лабораторий Игольщиков на Земле. Но изучай его так тщательно, как только захочешь, и, я уверен, ты не сможешь найти ни одного отличия, кроме, конечно, того, что оно совершенно безопасно и не несет разрушающего потенциала, подобно Созданию.

Она еще немного колебалась, но затем все же отдернула руку от кнопки.

— Артефакты запрещены повсюду, кроме Земли. У тебя могут быть неприятности, Лютер, если эта штука находится где-нибудь здесь, наверху.

— Ты не совсем точно выражаешься. Артефактам, конечно, запрещено бывать в космосе, но лишь до тех пор, пока речь не заходит о безопасности Звездной Группы. Это всегда выгодная оговорка, употребляемая в отношении всего, что в обычных условиях запрещено.

— А Анабасис как раз действует в экстремальных условиях? Браво, коммандор. Но для меня этого не достаточно. Даю вам еще две минуты.

— Лотос, вы все еще не уловили сути. Я здесь, чтобы помочь вам.

— А гвардейцы Саргассовой Свалки собираются выиграть в этом году конкурс «Выдающиеся умы». Ладно, что у вас за товар?

— Одной минуты мне будет достаточно. — Брейчис убрал свой карандаш стереоскопа в карман. — Мондрайн и я отвечаем за подготовку команд преследования. Если мы плохо справимся с заданием, и Создание Морган уничтожит их, виновными будем мы. Но не только — все люди в понимании Звездной Группы. В случае неудачи это не будет ни твоей виной, ни Мак-Дугала, но ответственность за провал полностью ляжет на вас. И как посол, он получит самый сильный удар, а следующая за ним на очереди — ты. Тебя это устраивает?

— Ты такой же подлец, как и Мондрайн.

— Спасибо за комплимент.

— Но я вовсе не собиралась тебе его делать.

— И мои две минуты истекли, — Брейчис посмотрел на часы. — Полагаю, мне нужно заткнуться и выкатываться отсюда.

— Не искушай меня, Лютер. Продолжай говорить. Я никогда не была зловредной.

— Я боюсь того дня, когда команды столкнутся с чудовищем. Как научить группу найти и уничтожить Создание Морган, если у тебя нет ни одного из них, и твои подопечные никогда не видели ничего похожего на него? Создать другое, чтобы использовать для обучения?

— Никогда. На эту идею послы немедленно наложили бы вето.

— Правильно. Даже в том случае, если бы мы полностью изучили природу Создания, которой мы не знаем. В таком случае нам ничего не остается, кроме как сделать следующую вещь: мы используем какую-то другую форму, нечто похожее по внешнему виду и поведению на Создание Морган, но не оно.

— Логично. Но этого все еще недостаточно, чтобы я тебя поняла.

— Представим, что ты, ты единственная, обладаешь подобной штучкой. Артефактом или, возможно, одним из десяти подобных аппаратов, чтобы использовать его в подготовке команд преследования. И он не способен причинить вред людям или какой-либо другой разумной форме жизни.

— Сейчас ты говоришь, как Ливия Морган.

— А она ошибалась. Я это знаю. Но здесь нет места сравнениям. Она работала в авангарде научной мысли, тогда как правила и технологии производства Артефактов тщательно разработаны, даже если их действие ограничено пределами Земли. И мы можем помещать эти существа в любую среду, куда только захотим, и так надолго, как только захотим, пока ты не убедишься, что они абсолютно безопасны. Потом ты скажешь послу Мак-Дугалу, что ты и только ты обладаешь ответом на все вопросы практического обучения команд преследования. И тогда ты пожнешь все лавры. Вот мой товар.

— Нет. Это меньше, чем половина. У тебя есть эти Артефакты?

— В противном случае я не находился бы сейчас здесь. Они в полной готовности, упакованы и ждут своего часа во временном хранилище.

— Где?

— Я этого не слышал, Лотос. Но если бы ты смогла устроить мое возвращение на должность, ставящее меня на одну ступень с Мондрайном, с равными полномочиями в Анабасисе, мой слух мог бы улучшиться.

— Вот то, чего я ждала. Вот вторая часть товара. Это невозможно.

— Нет? — Брейчис поднялся. — В таком случае, полагаю, мне следует удалиться.

— Сядь, Лютер. Я заинтригована. Но тебе придется хорошенько подумать, о чем ты просишь. Ты знаешь Дугала Мак-Дугала так же хорошо, как и я. Итак, я собираюсь заставить его уговорить других послов Звездной Группы изменить их мнение. Хотя он не может даже посмотреть на посла Энджелов, чтобы с ним не случилось нервного припадка. Как ты предлагаешь мне это сделать?

— Мак-Дугалу не придется их в чем-либо убеждать. Все что ему нужно сделать — это отправить им послание, доводящее до их сведения, что я был причастен к этому провалу больше, чем он думал. Согласно их дурацкой логике, если я виновен настолько же, как и Мондрайн, мы с ним разделим ответственность за выяснение этого недоразумения поровну.

— Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала.

— Почти такая же глупая, как решение возложить ответственность на Мондрайна. Она сработает.

— Может и так. А где гарантия, что я получу награды за Артефакты?

— Никто больше не попросит о вознаграждении. Я буду отказывать желающим войти в долю, если таковые появятся.

— А как я буду общаться с Эсро Мондрайном, когда тот обнаружит, что он уже не самый главный волк в стае?

— Он не станет винить тебя, он будет обвинять Звездную Группу. Ты говоришь о нем так, словно боишься его.

— Конечно боюсь. Я не дура, Лютер. — Лотос продемонстрировала два ряда жемчужных зубов — улыбку для тех, кто не знал ее. — Ты простодушен, Лютер. Если тебе кто-то не нравится, ты делаешь все возможное, чтобы как можно быстрее убить его. Люди, вставшие на пути нашего приятеля Эсро, умирают улыбаясь и никогда не чувствуют боли. Если у него есть шесть планов, я никогда не смогу разгадать больше четырех или пяти из них. Он управляет тобой, манипулирует мной; он управляет каждым. Вы с Мондрайном оба опасны. Но ты мне симпатичен немного больше.

— Ты так мила.

— Я серьезно. Ты честолюбив. Он напорист. Ты опасен, как медведь. Он похож на змея.

— А ты что за животное?

— Хочешь знать? — Невинные глаза широко распахнулись. — Я сладкая маленькая пчёлка. Все, что мне нужно, — это немного нектара с каждого цветка, я не представляю опасности ни для кого.

— Ну, с этого цветка ты соберешь очень много нектара.

— Возможно. Нравится мне это слышать, но придется принять обычные меры предосторожности. Например, что удержит Мондрайна от подготовки к поставке этих же Артефактов сразу же, как только он пронюхает об их существовании? Он знает Землю хорошо, лучше, чем ты или я. К тому же, что помешает сделать то же самое тебе? Ты знаешь их местонахождение, а я нет, и как только я выполню мою часть работы в этой сделке, я останусь беззащитной.

— Могу заверить тебя в необоснованности подобных переживаний. Когда десять Артефактов окажутся в твоем распоряжении, других таких же не останется. Я скажу тебе, почему, но только после того, как будет улажено все остальное.

— Надо понимать, ты заключил сделку. Я обеспечу предварительные переговоры. Посол Мак-Дугал занят в Адестийском сафари, — она подождала, пока Брейчис с отвращением фыркнул, — но я, возможно, смогу увидеться с ним в конце дня. После этого я свяжусь с тобой.

Она встала, но на сей раз Лютер Брейчис остался сидеть на стуле.

— Есть еще одна вещь. Небольшая деталь, но без нее сделка может не состояться.

— Ради Бога, Лютер. Давай побыстрее и желательно покороче.

— Я хочу устроить кое-кому гражданство солнечной системы. Быстро.

— Человек одной из колоний? Это займет некоторое время, даже у меня.

— Не из колоний. С Земли.

— Это просто. Кто он?

— Она. Это женщина. Годива Ломбер.

— А почему гражданство? Почему не просто туристическую визу?

— Я собираюсь обручится с ней.

— Сладкое милосердие. — На лице Шелдрейк появилось что-то похожее на настоящее выражение живого человека. — Помолвка! И что сегодня за день! Сначала ты предлагаешь Артефакты, от одной мысли о которых тебя раньше выворачивало. Потом этот Лютер Брейчис, непобедимый… и с земной женщиной. Ты говорил мне раз пятьдесят, что с Земли не может исходить ничего хорошего. Тебе даже удалось меня в этом убедить. А теперь — помолвка. Я должна пересмотреть свое мнение о тебе. Ты не медведь, ты слепой крот.

— Твои оскорбления ничуть не ранят меня. Ну что, ты устроишь ей гражданство?

— Если Артефакты у тебя есть… — Лотос Шелдрейк взглянула в лежащий перед ней на столе блокнот. — Нам нужно договориться о времени. Думаю, я смогу закончить все, что должна сделать, дней за пять или даже меньше.

— Вот тогда ты и получишь Артефакты. А на следующий день Годива Ломбер должна быть переправлена с Земли.

— Будет сделано. — Лотос вместе с ним прошла к двери. — И у меня к тебе просьба: когда она будет здесь, приведи ее ко мне. Я просто сгораю от любопытства и желания встретиться с единственной женщиной в системе, способной заставить коммандора Лютера Брейчиса смягчить свое сердце и потерять голову.

— Принес?

Кинг Бестер кивнул и похлопал рукой по сумке, которую держал.

— Все до последнего кристалла.

— Тогда входи. — Тяжелая наружная дверь закрылась, загораживая ночное небо Земли, и маркграф пошел вперед, указывая дорогу в его личный кабинет.

Бестер никогда не бывал здесь раньше, поэтому он глазел по сторонам с откровенным любопытством. Эта комната была обставлена с особой тщательностью, каким-то образом сочетая в единую гармонию всю династию терракотовых всадников Джин, ранние гравюры Бердсли, подлинники Вермиса и Ван Мигеренса с компьютерным искусством. В углу, укрытая от попадания прямых лучей света, стояла луковица Сорудан.

— Вижу, вы все еще храните певицу. — Бестер кивнул в сторону Сорудан.

— Да, это так. — Маркграф жестом указал своему посетителю на кресло. — Мне предлагали за Сорудан огромные суммы, но я посчитал, что это творение — моя награда. Ее я не продам никогда. Может, выпьем, чтобы отпраздновать удачную сделку?

— Конечно, красавчик.

Фуджитсу пристально посмотрел на Кинга, оценивая степень утонченности вкуса этого человека. Наконец он пожал плечами, исчез в чулане в углу кабинета и появился, неся бутылку светло-янтарной жидкости и два небольших стакана.

— Выглядит неплохо, — заметил Бестер.

— Самое лучшее. Несмотря на все достижения нашего прогресса, никто не может превзойти это совершенство. — Фуджитсу осторожно налил в каждый стакан по две унции жидкости и протянул один своему гостю.

Бестер понюхал и сморщил нос. Он откинул голову назад и залпом осушил стакан.

— М-м-м. — Он завращал глазами. — Ничего себе штучка. Что это?

Маркграф сердито посмотрел на него.

— Это был один из лучших очищенных напитков, когда-либо произведенных на Земле и за ее пределами. Сантарийсткий шотландский виски, хранившийся в бочонках глубоких подвалов Хоккайдо, единственный солодовый напиток, выдержанный двести пятьдесят лет. — Маркграф сделал первый малюсенький глоточек. — Великолепно. Когда я слышу о нектаре богов, мне всегда интересно, что может быть лучше этого напитка. — Он тряхнул своей массивной лысой головой. — Ну, ладно. «Что я мечу бисер перед этой свиньей», — подумал маркграф и сказал вслух: — Полагаю, мы могли бы заняться нашими делами. Брейчис высказал свое мнение относительно поставки?

— Ни слова. — Бестер поднял сумку и положил ее на стол между ними. — Я пересчитал их, вкладывая сюда, а вам может захотеться сделать то же самое, вынимая их. — Он заметил взгляд маркграфа. — Эй, не надо понимать меня неправильно. Я не взял бы ни одного, просто таким образом мне их вручили.

Сумка была набита самородными торговыми кристаллами; их необработанные поверхности тускло мерцали бурым светом в приглушенном освещении кабинета. Бестер пригоршнями вынул кристаллы, изучая каждый и пожирая глазами высококачественные камни перед тем, как положить их на стол перед Фуджитсу.

— Они лучшие из всех, что я когда-либо видел. Эй, погодите-ка минутку. А что это здесь делает? — Бестер вытащил из сумки плоский круг диаметром два дюйма. Дощечка, совершенно не похожая на торговые кристаллы, имела гладкую поверхность, внутреннее свечение от нее не исходило.

— Я точно знаю, что не видел, как это сюда положили.

От прикосновения его пальцев серо-голубой диск ожил. В центре пластины возник водоворот красок, принявший через одну-две секунды форму картинки. Миниатюрный образ Лютера Брейчиса возник перед их взором и уставился на них.

— Помнишь, что ты обещал мне, Кинг? — Крошечное изображение произносило слова искаженным металлическим голосом. Предполагалось, что любая информация, которую ты выудишь у Фуджитсу, будет доставаться только мне. Что случилось с твоим обещанием? А ты, Фуджитсу, почему ты рассказал Кингу?

Страницы: «« « 23456789 » ... »»