Воскрешение Виге Дебби

Чуть позже, когда Аламез уже шел вдоль забора кожевенного цеха и вдыхал зловонные ароматы, сопутствующие многочисленным поэтапным процессам от обдирки шкур до их окрашивания и дубления, наблюдение прервалось, и Дарк даже знал почему. Разносимые ветром по воздуху запахи были крайне неприятны его ноздрям, а уж обладавших чутким обонянием кровососов они явно сводили с ума. Так проблема со слежкой разрешилась сама собой, но на смену ей пришла новая, куда более серьезная и нежданная беда.

Впереди уже виднелся конец забора, где Дарк должен был свернуть налево и отправиться на восток, к набережной. Думы моррона в данный момент были лишь об одном – как бы скоротать парочку оставшихся до встречи с посредником часов: провести время за скучным изучением окрестных подворотен на случай поспешного отступления или насладиться приятным сном где-нибудь на чистой травке под деревцом? Однако у коварного Провидения имелись свои планы, оно распорядилось по-иному, послав моррону вместо отдыха новое испытание.

Внезапно острая боль пронзила все тело Дарка, а судорога сковала каждую его мышцу. Сердце воина бешено заколотилось в груди; кровь как будто вскипела, а врывавшийся внутрь через широко открытый в беззвучном крике рот поток горячего воздуха беспощадно жег горло и легкие. Аламез замер, оцепенел, не в состоянии даже упасть, а мир вокруг за считаные доли секунды претерпел разительные изменения, только почему-то никто, кроме него, этого превращения не замечал. Люди как ни в чем не бывало шли мимо, ничуть не дивясь, что воздух перестал быть бесцветным, прозрачным, а превратился в однородную, находившуюся в постоянном, хаотичном движении голубоватую массу вроде подтаявшего желе, по которой быстро и в разные стороны прокатывались разноцветные волны пульсирующих разводов. Похоже, прохожие не слышали и монотонного, то стихающего, то нарастающего, почти оглушающего шума, стоящего в ушах моррона.

Внезапно боль стихла, все до единой напрягшиеся мышцы мгновенно ослабли, так что бедолага Дарк едва не повалился лицом в грязь, а картинка перед его глазами стала прежней, привычной, разве что солнце на небосклоне немного переместилось на запад. Как ни странно, но моррон знал, что с ним произошло, хотя ранее никогда подобного не испытывал. Коллективный Разум Человечества сам выбирает вершителей своей воли и посылает избраннику (уже существующему моррону или только что обращенному) Зов: иногда видение, иногда голоса, а порой просто внушает мысль, осознание, что нужно делать и как следует действовать. В те далекие-предалекие времена, с которых прошло неизвестно сколько десятков или сотен лет, когда Аламез только стал морроном, он часто получал такие послания: четкие и совсем не столь болезненные. Тогда собратья по клану делились, что тоже чувствовали Зов, посланный не им, а ему, но почему-то не сочли нужным описать, с какими ужасными муками это было связано. Случившееся же с ним здесь и сейчас, без всяких сомнений, означало лишь одно. Он услышал Зов Коллективного Разума, но не смог понять послание, как будто написанное небесной тайнописью. Оно адресовалось не ему, а кому-то еще, другому моррону, находившемуся, по всей видимости, в непосредственной близости: всего в нескольких милях, а может, и в паре шагов; в окрестностях Альмиры, а может, и в пределах городской стены. Несмотря на жуткую боль и страх, которые только что пережил, Аламез почувствовал радость и облегчение. Собрат по клану был где-то рядом, а также ощутившие Зов морроны должны вскоре появиться. Его поиски шли по верному пути.

Неожиданно раздавшийся звон колоколов возвестил о наступлении трех часов пополудни и вверг Дарка в пучину сомнений: то ли звонарь не утерпел до вечера и уже приложился к бочонку с вином, то ли он сам провел в состоянии болезненного оцепенения не минуту-другую, а пару полноценных часов? Поскольку на лицах прохожих не отразилось удивление от слишком раннего колокольного перезвона, да и положение солнца на небе соответствовало трем часам, моррон пришел к печальному заключению, что дело все-таки заключалось в нем. Сейчас ему уже было не до того, чтобы строить гипотетические предположения, где может находиться его собрат и, надеясь исключительно на везение, обыскивать ближайшие подворотни. Он практически опоздал на тайную встречу и уповал лишь на то, что продавцы краденого лампадного масла до последнего не захотят упускать барыш и подождут его хотя бы еще четверть часика. За это время Дарк успел бы, непременно успел бы добежать до приметного дома со сгоревшей крышей.

Фанорий довольно точно описал невзрачную внешность посредника, так что узнать его Дарку не составило труда, тем более что коротышка по имени Кабл и сам не таился и не скрывал, что кого-то поджидает. Видимо, он не боялся, что стражники будут совать носы в его воровские дела. Одетый как типичный представитель городского дна, прощелыга гордо восседал на развалинах крыльца заброшенного дома и скучал, временами метко поплевывая в стайку прохаживающихся по мостовой голубей. То ли мастер сомнительных сделок был абсолютно уверен в своей безнаказанности, то ли являлся королем дураков, не понимавшим, что в случае поимки его не посадят в тюрьму, не отправят на каторгу, а казнят, притом предварительно испытав на его прыщавой, давненько не мытой шкуре весь набор пыточных инструментов. Ведь он не просто помогал сбывать краденый, да еще запрещенный к свободной продаже товар, а с точки зрения филанийских законов совершал омерзительное богохульство, получая комиссионные от сделки с церковной утварью.

Окажись на его месте Аламез, он бы всяко поступил по-иному: не торчал бы перед домом, как прыщ на лбу озабоченного юнца, а прохаживался бы рядышком, делая вид, что просто любуется рекой и дышит относительно свежим воздухом. Еще вернее было бы засесть внутри одного из соседних, таких же пустовавших домов и наблюдать за подходами из безопасного места.

Немного побаиваясь приближаться к человеку, который так откровенно пренебрегал простейшими правилами безопасности, моррон сперва перешел с быстрого на прогулочный шаг (прекратил бег он еще шагов сто назад), а затем, не дойдя до крыльца всего каких-то десять-пятнадцать шагов, остановился возле крытого лотка старьевщика. Сделав вид, что его заинтересовали кое-какие заношенные лохмотья и почти отработавшая свой век хозяйственная утварь, Аламез краем глаза осмотрел округу и сосредоточил наблюдение на сидевшем враскорячку на грязных досках низкорослом человечке. Дарк мог подойти в любой момент, но предпочел немного обождать, расточительно тратя свое драгоценное время на изучение плюгавого человечка, с которым ему вскоре предстояло завести разговор.

Почему-то Фанорий позабыл об основных, наиболее бросавшихся в глаза приметах посредника, ограничившись лишь упоминанием о неестественном красном цвете кожи Кабла и о его беззубом рте, который с расстояния в десяток шагов и не разглядеть. Определенно оба этих внешних признака являлись последствиями одной и той же причины, а именно злоупотребления вином. Избыток хмеля, которым было буквально пропитано тщедушное тельце пропойцы, окрасил щеки и шею в пунцовый цвет и, видимо, однажды не к месту развязал язык, что, конечно же, вызвало возмущение у задетого за живое собутыльника. Однако у внешности Кабла имелось множество иных «достоинств», не рассказать о которых было просто грех.

Росточком мастер сомнительных сделок был аж на целых полмизинца выше среднего гнома, хотя же махаканца в плечах был раза в два, если не в три. Как скала гордо возвышается над равниной, так на лице заморыша торчал огромный, горбатый и узкий нос, весьма напоминавший орлиный клюв. Две внушительные залысины, блестевшие под лучами солнца, делали лоб непропорционально большим и приковывали к нему взгляд. Спинка посредника была с горбинкой; ручки – шустрые, подвижные, с неестественно длинными, тонкими пальцами; короткие ножки – кривые, чуть-чуть не дотянувшие до буквы «о», но зато, когда Кабл стоял, образовывающие четкую цифру «0». Одним словом, Фанорий мог вообще не утруждаться описанием примет посредника, а просто сказать Аламезу: «Увидишь уродца – тебе к нему!»

Однако не только незаурядная внешность дельца вызывала у Дарка подсознательное отторжение и иррациональные опасения, да такие сильные, что он уж было собирался не рисковать, а благоразумно уйти. Несмотря на то что коротышка вел себя довольно уверенно и ни капельки не нервничал, что в какой-то степени свидетельствовало о честности его намерений, Аламез нутром чуял опасность; ощущал каждой клеточкой своего тела близость врагов или, в лучшем случае, недоброжелателей. Описать словами это чувство нельзя, и уж тем более не удалось бы найти ему достойное логическое объяснение. Внутренний голос настойчиво взывал к моррону: «Уйди!» – но он зачем-то пересилил себя и, пренебрегая предупреждением, направился к дому.

«Волков бояться – в лес не ходить! А если в опасные авантюры не ввязываться, так что ты вообще в Альмире забыл?! Живи где-нить в глуши, себе в удовольствие, не дергайся! Рано иль поздно, годков эдак через сто или двести, кого-нить из морронов да повстречаешь! – издевался над нелогичной интуицией здравый смысл, подталкивающий Аламеза на рискованный шаг. – Дело нужно делать, а не пустые догадки строить! До чего докатился?! Глянь, нет, ты глянь, кого испугался… заморыша! У него, поди, и дружки-то все такие, соплей с ног собьешь! Еще немного, и от тени своей бегать начнешь! Она ведь тоже того… страшная: черная-пречерная вся и как будто живая!»

– Заткнись, скотина! – со злостью сквозь зубы прошипел моррон.

К сожалению, Аламез так увлекся беседой с собеседниками, засевшими у него в голове, что на несколько секунд позабыл о действительности. Он не заметил, что уже подошел к крыльцу, и лишь по изумленному, исказившемуся в крайней степени растерянности лицу Кабла понял, что произнес эти слова вслух.

– Чаго? – Лишь через пару секунд нашел в себе силы переспросить обескураженный таким непривычным обращением уродец.

– Ничего, – хотел мягко ответить моррон, но получилось как-то резко и грубо. – Я от Фанория! Куда идти?!

– Да иди ты в… – вспылил окончательно пришедший в себя заморыш и хотел уж было указать точное направление и адрес предстоящего похода, но из уважения к духовному сану в последний момент передумал, – в молельню!

– Ты не понял, я от Фанория, – повторил Аламез тихо и вкрадчиво.

– Не знаю такого, – не очень убедительно затряс головой низкорослый человечек, быстро поднявшись с крыльца и, видимо, готовясь дать стрекача.

– А вот эту безделушку тоже ни разу в жизни не видел? – спросил Аламез, бросив в руки неумехи-притворщика гладко отполированный с одной стороны медяк.

Длинные, проворные пальчики человечка ловко поймали добычу и закрутили ее с поразительной скоростью между собой. Видимо, результат осмотра монеты посредника полностью удовлетворил, поскольку его носатая, уродливая рожица тут же расплылась в довольной улыбке. Дарк же едва удержался, чтобы не сплюнуть брезгливо и отвернуться. Мало того, что широко открывшийся рот дельца был абсолютно беззубым, но вдобавок из него высунулся длинный, тонкий, раздвоенный на кончике, словно у змеи, язык. То ли кто-то давным-давно пытался наказать Кабла за болтливость и разрезал ему язык вдоль, то ли эта часть тела, как и все остальные уродства, была такой с рождения. Однако сейчас хитро, вприщурку, взиравший на Аламеза человечек ничуть не шепелявил и произносил все до единого слова четко и внятно:

– Што, на красоту мою не наглядишься никак… а?! – без нотки злости, но вызывающе рассмеялся Кабл, пронзая лицо моррона острым, будто кинжал, взглядом маленьких красноватых глазенок из-под зарослей густых бровей. – Думаешь, я щас злиться начну, задираться, в бутылку полезу?! Не-а, дружище, не на того напал! – не получив ответа, продолжил насмешливый монолог Кабл. – А мне плевать! И на тя плевать, и на голубей плевать, и на всех вас, вместе взятых, плевать! Я такой, каков я есть, и тем горжусь! А если какой эстет брезгливый…

– Заткнись, скотина, – спокойно, без крика или угрозы в голосе во второй раз произнес Аламез, не желавший тратить время, чтобы вникать в суть жизненной философии озлобленного на весь белый свет подранка. – Не для того я сюда приперся, чтобы бред твой выслушивать! Веди давай!

– Ну, пошли, коль занятой такой и неразговорчивый, – пожал узкими плечиками ничуть не обидевшийся Кабл и тут же, повернувшись к гостю плешивой макушкой, резким рывком распахнул успевшую лишь жалобно скрипнуть дверь.

«Надо впредь с малышом поделикатней быть! – подумал Дарк, следом за низкорослым провожатым переступая порог лет двадцать назад, если не более, опустевшего дома. – Дверь-то дубовая да железом обитая, а он ее так легко распахнул! Уродец гораздо сильней, чем выглядит, и наверняка умнее, чем кажется. А может, он нежить? Какая-нибудь диковинная разновидность… Нет, вряд ли! Нежить не любит шумных городов, а уж если и обрекает себя на жизнь среди людей, то стремится быть во всем на них похожей. Внешность творят себе чарами человеческую, и непременно красивую, чтобы легче в доверие втираться и добычу, как глупую рыбешку, в свои сети заманивать. Только очень безмозглое существо станет прятаться под личиной уродца. Перед красотой люди преклоняются, над обезображенными собратьями издеваются по-всякому, и если даже не злословят и камнями в них не кидают, то оскорбляют презрительными взорами. Представляю, сколько в жизни бедолаге Каблу перетерпеть пришлось, сколько он пинков под зад да плевков в лицо получил! Недаром же его так насчет слюноотделения переклинило – свое отношение к миру, бедняга, плевками да тычками мерит. Еще немного, и сорвется, будет всем без разбору глотки резать, мстя миру, что тот его таким уродил!»

Изнутри дом выглядел еще хуже, чем снаружи, но в общем и целом значительно лучше, чем Аламез рассчитывал. Битая посуда, обрывки истлевшей одежды, обломки поломанной, частично обгоревшей, частично сгнившей мебели покрывали запыленный пол почти равномерным слоем. В результате когда-то давно охватившего дом пожара пострадала не только крыша, но и выгорел весь второй этаж, включая даже лестницу наверх, лишившуюся из-за буйства прожорливого пламени большей части ступеней и почти всех перил. Однако поразило Аламеза нечто иное, совершенно не вписывающееся в серую, невзрачную картину разрухи и запустения. Хоть сквозь дыры в потолке на первый этаж во время дождей и снегопадов обильно поступала вода, пол был в прекрасном состоянии. Покрытые толстым слоем грязи и пыли половицы не скрипели под ногами, да и выглядели как новенькие, так, будто их положили всего года два, от силы три, назад.

– Што к двери жмешься?! Пошли шустрей давай, сам же торопился! – недовольно пробурчал провожатый, которому в жизни явно не хватало общения, и, достав из залежей хлама кривую палку с обмотанным тряпками концом, направился к лестнице.

На секунду-другую Дарк замер в недоумении. Второй этаж дома сгорел, первый был превращен в свалку, и единственным местом, где еще можно было устраивать тайные встречи, оставался подвал. Однако вход в подземелье находился совсем в другой части руин, да и был слишком захламленным; чтобы дораться до него, потребовался бы минимум час упорных трудов. Одна лишь неизвестно как попавшая в дом ржавая железная балка весила никак не меньше полудюжины пудов, и отодвинуть ее с прохода могла бы лишь парочка сильных кузнецов или портовых грузчиков.

– Куда меня завел?! – не то чтобы грозно, скорее лишь удивленно спросил Аламез, все-таки удержавшись и не закончив свой вопрос пытавшимся вырваться на свободу унизительным словом «недомерок».

– Меньше болтай, шибче шагай! – сердито нахмурив брови, ответил Кабл и опять пронзил моррона кинжалами своих маленьких, крысиных глазок. – Раз веду, значица, надобно. Подь сюды, господин брюзга, и смотри от испужки чрезмерной одежонку не замарай! На запашок мне начхать, я ко всякому приучен, но вот штанишек-то под робой, поди, совсем не имеешь… ОНО все наружу вывалится! – оскорбил Дарка коротышка топорным подобием шутки и самозабвенно захихикал, довольно удачно сымитировав крысиное попискивание.

«Вот так всегда бывает! В нашем мире нельзя проявлять великодушие и деликатность, да и для сострадания в нем местечка маловато, – с печалью подумал Дарк, решивший держать себя в руках, по крайней мере до встречи с продавцами, и не реагировать на злословные выпады коротышки. – Люди уважают лишь силу и наглость. Раз не унижаешь ты, унижают тебя!»

Подойдя вплотную к лестнице, Дарк обнаружил, что под ней в полу находится довольно хорошо замаскированный люк. Быстро откинув свободной от палки рукою пару-другую обломков, Кабл нагнулся, на что-то нажал длинными пальчиками, а затем легко отделил от пола сразу три прибитых друг к дружке доски.

– Позади пойдешь! – распорядился коротышка, доставая из складок одежды небольшой флакон мутного, не пропускающего солнечные лучи стекла и огниво. – Люк за собой плотно закроешь… до щелчка. Понял?!

– Иди уж, нечего в носу ковыряться! Как-нибудь соображу, что к чему, – проворчал Аламез, раздраженный тем, что какой-то воришка-заморыш держит его за тупоголового неумеху, неспособного даже закрыть за собой дверь.

Откупорив флакон, коротышка вылил его содержимое на тряпки, намотанные на палку, и чиркнул огнивом. Самодельный факел вспыхнул ярким, неестественно зеленоватым светом, больно резанувшим по глазам моррона и вызвавшим у него потоки горючих слез.

– Не смотри на пламя, бобошеньки будет! – не скрывая злорадства, умышленно с запозданием предупредил Кабл, уже успевший проникнуться к спутнику неприязнью.

Примерно пару секунд Дарку не удавалось поднять веки, но затем слезящиеся глаза с грехом пополам открылись, и он увидел, что сыгравший с ним злую шутку посредник уже успел спуститься в подземный проход и там его поджидает, явно получая наслаждение от плачевного результата деяния ручек своих. Так уж устроен мир: есть люди, которым хорошо только тогда, когда ближним плохо; боль одних порождает наслаждение других.

– Говорил же те, не зыркай на пламя! – цинично заявил коротышка, когда щурящийся и потиравший глаза Дарк спустился по небольшой лесенке и начал закрывать за собой массивный, но довольно легко движущийся люк.

– А чего это вдруг птичьим пометом запахло? – съязвил моррон, имевший желание, но бывший пока не в состоянии устроить коротышке вполне заслуженную им трепку. – То ли факел так чадит, то ли ты, дружок, в штаны навалял?!

Кабл мерзко захихикал. Видимо, шутка пришлась ему по душе. Однако в воздухе на самом деле витал весьма дурной запашок, природа которого была точно определена морроном.

– Не просто птичьим, а голубиным! – со знанием дела заявил Кабл. – Голубь – птичка особая, она – настоящее чудо, венец творения крылатого мира! Я помет ее с пивком и еще с кое-чем мешаю, месяцок настаиваю… и вишь, как тряпье зарделось! Почти не горит само, а светит ярко, даже под водой путь освещать может. Моя придумка! – признался Кабл, явно гордившийся собственным изобретением, хоть и полезным, но уж больно пахучим.

Подземный коридор, по которому небольшая процессия из двух человек отправилась в путь, был узким, длинным и с высокими потолками, из чего Аламез сделал два вывода. Во-первых, ход ведет в соседнее здание или куда-то еще и не соединяется с подвалом еще одного заброшенного дома, а во-вторых, тоннелем пользовался не только противный коротышка, скорее всего, он был здесь гостем, а не хозяином. Возможно, коридор ведет в подземное убежище одной из воровских шаек, но если дело обстояло именно так, моррону следовало готовиться к схватке, а лучше ударить коротышку по затылку и бежать прямо сейчас. Воры, бандиты и прочий преступный сброд не приводят к себе в логово кого попало, а уж если случайный человек и оказался в нем, то жить ему осталось считаные минуты. Как только лиходеи узнают, что хотят, или обчистят карманы, они тут же избавятся от доверчивого чужака. Местонахождение убежища должно находиться в тайне, и это закон! Кто же его нарушает, оканчивает жизнь на тюремной площади, и Дарк видел, как.

Хоть желание пройтись кулаком по плешивой головенке провожатого, блестевшей у него буквально перед носом в зеленом свете факела, и было велико, Аламез все же решил воздержаться от преждевременных действий и доиграть до конца затянувшийся трагифарс с элементами таинственности. Злодеи не могли знать, кто он и что его не так-то просто убить, поэтому шансы на успешное завершение возможной схватки были довольно высоки. К тому же Дарку хотелось выяснить, к кому же приведет его Кабл, и он в душе уповал, что хотя бы один из злоумышленников будет иметь пусть даже косвенное отношение к Индорианской Церкви. Это была ниточка, за которую он должен, нет, просто обязан потянуть. Немного успокаивало Аламеза и то обстоятельство, что, послушавшись мудрого совета Фанория, денег он с собой не взял, поэтому если бы он даже и проиграл схватку с противником, который мог оказаться чересчур многочисленным, то злодеи все равно остались бы ни с чем. Меч вору бесполезен, как корове седло; охотничий нож – недостойный трофей, с точки зрения привыкших к обращению с кинжалом воров, а о чудесном свойстве монашеской робы не знал даже Грабл, у которого Дарк ее раздобыл.

Они шли минут пять, если не дольше, миновали несколько развилок, пока не зашли в широкое ответвление, заканчивающееся простенькой, деревянной дверью, вышибить которую не составило бы труда всего одним, не очень сильным ударом ноги.

– Вот мы и тута, – радостно произнес Кабл, видимо, уже в головенке прикидывая, на что он потратит честно заработанные монеты.

Коротышке было невдомек, что при любом дальнейшем развитии ситуации он останется без барыша. Посредник по несостоявшейся сделке получает круглый, добротный ноль, а если он рассчитывал на вознаграждение за то, что заманил простачка-чужеземца в западню, то и тут просчитался, ведь в карманах Аламеза гулял ветер.

Пока еще не догадывающийся, какое суровое разочарование его поджидает, Кабл бойко постучал в дверь и в нетерпении затоптался на месте, как будто борясь со спазмами переполненного мочевого пузыря. К счастью, наблюдать за дерганым танцем спутника, весьма походившим на пляску святого Витта, моррону пришлось недолго. Не прошло и десяти секунд, как с другой стороны двери послышались шаги, а затем раздался жалобный лязг старенькой, ржавенькой задвижки. Дверь распахнулась, на пороге стоял огромный волосатый детина, голый по пояс и с дубиной в руках, а за его широкой спиной виднелась еще парочка простолюдинов, подозрительно державших руки за спинами.

– Заходь! – лишь мельком взглянув на коротышку и стоявшего позади него монаха, пробасил охранник и подвинул свои внушительные телеса вбок, освободив тем самым для прохода всего половину дверного проема.

Кабл беспрепятственно проскочил между дверным косяком и живою преградой, а вот Аламезу пришлось протискиваться боком, и в тот самый миг, когда его нос почти упирался в потную волосатую грудь, верзила грубо сдернул с его головы капюшон.

– Не дрыгайся! На рожу твою лишь глянем! – прозвучал из комнаты мужской голос всего за миг до того, как Дарк, из-за узости пространства лишенный возможности нанести удар руками или резко отскочить в сторону, собирался впиться зубами громиле в живот.

По всей видимости, обитатели подземелья догадались о намерениях гостя, поскольку к двери подошли еще двое, а та парочка бандитов, что возле нее уже стояли, одновременно достали руки из-за спин и направили на Аламеза два заряженных арбалета: не маленькие, воровские; не легкие, охотничьи; а настоящие… боевые. Натяжение их тросов и пружин скрывало в себе достаточно силы, чтобы штыри не только продырявили насквозь тело моррона, несмотря на одетую под робу кольчугу, но и отшвырнули бы его шагов на пять от дверного проема.

– А что я? Я ничего… – пожал плечами Аламез, робко протиснувшись внутрь помещения, – хотите, так смотрите. Вот только что на меня любоваться? Не такой уж я и красавец.

– Это уж нам позволь решать! Вкусы у всех разные… – прозвучал из-за спины охранников приятный мужской баритон, принадлежавший человеку с хорошо поставленным голосом.

«Священник, это точно священник! Только у привыкшего произносить речи да читать проповеди человека может быть такой хороший посыл! Говорит вроде бы негромко, без надрыва связок, а звук идет далеко, даже здесь, возле двери, отчетливо слышно, а до него шагов двацать будет, если не более…» – обрадовался моррон, медленно проходя мимо застывших с арбалетами в руках мужичков к центру довольно большого подземного зала.

Шутка главаря вызвала дружный смех трапезничавших за длинным столом разбойников. Кроме пятерых, оставшихся у Дарка за спиной, да Кабла в просторном помещении, служившем и местом отдыха, и складом награбленного, восседало еще с полторы дюжины человек. Как нетрудно догадаться, все они были вооружены, за исключением одного-единственного, высокого, толстоватого мужчины, восседавшего во главе стола и наверняка являвшегося не только главарем шайки, но и служителем святого Индория. По крайней мере, голубовато-белая ряса индорианского священника сидела на нем как влитая. Нельзя было и мысли-то допустить, что тучный главарь носил ее с чужого плеча.

– Меч сам отдашь иль подсобить расставанию с дорогой сердцу вещью? – лукаво прищурив и без того едва различимые на оплывшем жиром лице глазки, поинтересовался у гостя главарь.

– Как догадался? – изобразив удивление, спросил Аламез, и, запустив правую руку в прорезь робы, которую недавно собственноручно проделал, достал и выложил на стол свой меч.

Упорствовать было бессмысленно, да и в ближайшие четверть часа с ним собирались лишь говорить, а значит, и оружие не понадобится. Если разбойники накинулись бы на него, он легко мог или вновь овладеть собственным мечом, или отнять дубину у одного из сидевших за столом, хоть и грозных с виду вояк, но на самом деле нерасторопных увальней. После беглого, продлившегося всего считаные секунды осмотра членов банды Аламез мог с полнейшей уверенностью сказать, что в регулярных войсках из них никто не служил и оружием толком не владеет. Стрелки неразумно изнашивали стальные тросики арбалетов, натягивая их по максимуму, хотя в этом не было никакой необходимости, ведь цель близка, и на ней нет тяжелых рыцарских доспехов. По дубине силача, открывшего им дверь, шла огромная трещина, и грозной с виду деревяшки хватило бы всего на один-два крепких удара, причем при последнем верзила мог повредить себе руку. Ну а кожаные доспехи на большинстве откушивающих разбойников были и плохо подогнаны, и застегнуты вкривь да вкось: одни ремешки болтались, а другие слишком затянуты. Нет, расставание с мечом не беспокоило моррона. Несмотря на значительный численный перевес потенциальных противников, он оказал бы достойное сопротивление.

– Как догадался, как догадался? – замотал шаром головы на жировых складках короткой шеи главарь. – А ради чего ты маскарад устроил? Зачем рисковал, одежду монаха надев? Да только ради того, чтобы при оружии по городу расхаживать! Это ж ясно как день! Иль ты нас за дураков держишь?!

– Похоже, не я один спектаклями с переодеваниями увлекаюсь, – вместо ответа на вопрос насмешливо произнес Дарк, многозначительно глядя на разбойника в рясе священника.

Толстяк в рясе понял намек и громко загоготал, а уже через миг по залу прокатился дружный хохот всей разбойничьей шайки. Лиходеи заметно повеселели и, то ли выражая свое презрение, то ли, наоборот, одобрение, принялись швырять в лицо гостю объедки. Надо признаться, что парочка куриных костей и обильно смоченных в жиру капустных листьев все же достигли ловко увертывающейся от бросков мишени.

Величественно поднявшаяся вверх ладонь главаря мгновенно прервала потеху. Разбойничий люд тут же послушно стих и вернулся к еде, а толстощекий священник посмотрел на гостя пронизывающим насквозь, испытующим взором.

– Нет, дружок, вот тут-то как раз ошибочка вышла, – нараспев произнес продолжавший победоносно ухмыляться преподобный отец. – Я-то как раз настоящий служитель святого Индория. Если бы ты, пока по городу шлялся, хотя бы разок в церковь заглянул да свечку за душу свою грешную, безбожную поставил, то меня там как раз и узрел бы. Я сан духовный ношу и пастырем паствы своей являюсь. Я преподобный отец Арузий, и вот уже двадцать лет верой и правдой служу силам Добра и Света, помогая душам заблудшим от скверны очиститься и, покой обретя, на путь истинный встать!

«Стучался я как-то недавно в Храм твой, ой, как стучался, да только двери мне что-то не открыли!» – хотел было ответить моррон, но вовремя передумал. Промышлявшему разбоем в промежутках между проповедями священнику ни к чему знать, что именно он, Дарк Аламез, являлся дичью, на которую прошлой ночью охотилась добрая половина, если не все вампиры Альмиры.

– А это, надо понимать, паства твоя? – издевательски хмыкнул моррон, кивнув на флегматично пережевывающих пищу разбойников. – Ничего себе, овечки заблудшие! Да от таких «овечек» волчья стая по лесу вмиг разбежится и по норам забьется! Да от таких рож…

– Не смей! Слышишь, не смей оскорблять воителей за правое дело! – внезапно сорвался на крик и даже в приступе напускного гнева хлопнул мягкой ладошкой по подлокотнику своего кресла преподобный отец. – Эти люди – не грязные воры! Не ради наживы, а токмо во имя торжества святой справедливости забирают они награбленное алчной, погрязшей во грехе знатью и праведным страждущим раздают! Кто заветы святого Индория свято блюдет, тому воздастся: и на Небесах воздастся, и на земле! Наша миссия в том…

«У-у-у, да тут все гораздо веселее, чем мне сперва подумалось! – позволил себе рассмеяться лишь в мыслях моррон, а своему лицу искусно придал слегка изумленное, слегка напуганное выражение. – С воителями за Веру я раньше встречался, а вот с потрошителями карманов и приставителями к горлу ножей во имя святого Индория, увы, не приходилось… Какое упущение!»

– Ты чужеземец, воспитанный на канонах лживой Единой Церкви, тебе не понять наши чистые помыслы и благие стремления, как, впрочем, и суть Веры истинных индориан! Не жалея собственной крови, мы боремся за очищение святилищ от скверны, а мирян – от грехопадения, – уже более мягко и даже милостиво произнес преподобный отец, только что совместивший приятное с полезным: и перед шайкой своей норов вожака показал, и покупателя перед сделкой чуток напужал… для сговорчивости. – Не суди по их усталым лицам, бедным одеждам и изможденным непосильными трудами телам, загляни этим людям в души! Они чисты и светлы!

«Ну да, а телам помыться чуток не мешало бы. Ишь, какие хари, дармоеды, нажрали! Ничего себе «изможденные непосильными трудами»! Всем кабанам кабаны! – веселил себя в мыслях Дарк, хотя его лицо по-прежнему пребывало под маской учтивого внимания и легкого страха. – В порт бы этих детинушек, корабли разгружать иль вместо кобыл на поле, чтобы борозды на них вспахивать! Что седалища, что рожи, не понять, которое ширше и краше!»

– Если тебя, к примеру, по внешности лишь судить, то весьма невзрачная картина выходит. – Интонация речи преподобного Арузия резко изменилась. Напыщенность куда-то ушла, а в голосе да и в узких, прищуренных глазках появилась хитринка. – Роба монашеская с чужого плеча, а под ней, поди, еще кольчужка имеется, да и в сапожке кинжальчик припрятан, о котором ты честному люду совершенно случайно доложить позабыл…

При этих словах один из разбойников подошел к Дарку сзади и, не встретив сопротивления, задрал полы длинного одеяния моррона и резко выдернул нож из-за голенища, при этом чуть не порезав Аламезу ногу.

– Говор имперский, сапожища герканские, а что у тебя за душой, человек без рода и племени?! – Наверное, хотел произвести сильное впечатление и подавить интеллектом преподобный отец. – Зачем же тебе маслице лампадное понадобилось? По чьему поручению прикупиться им собрался?

– А тебе-то зачем знать? – Дарк решил, что пора прекращать глупый спектакль и занять твердую позицию в переговорах.

Фактически их исход был уже предрешен. Теперь стало окончательно ясно, что это западня. Никакого масла и в помине не было. Однако его заманили сюда не только для того, чтобы ограбить и убить. Единственная причина, почему на него до сих пор не накинулись, крылась в том, что зачем-то преподобному отцу понадобилось узнать цель закупки большой партии лампадного масла. Скорее всего, главарь разбойников хотел не только и не столько присвоить его деньги, сколько добраться до заказчика, чтобы самому, без участия Дарка, продавать крупные партии церковных товаров. Хотя нельзя было исключать и иных, куда более перспективных и многообещающих целей столь коварных расспросов.

В любом случае это совершенно не имело значения, ведь никакого заказчика и в помине не было, а Дарк вовсе не собирался покупать лампадное масло. Он хотел найти в Альмире нещепетильного священника, и он его нашел, даже более того, встреча с преподобным отцом Арузием превзошла все его ожидания. Алчный, ленивый словоблуд, готовый за медный грош и удавить, и удавиться. Наверное, когда-то он пытался подняться до церковных вершин, но оказался недостаточно хорошим интриганом и потерпел неудачу в борьбе с многочисленными конкурентами. Сам стал жертвой интриг среди духовенства или поставил не на ту «лошадку», неудачно примкнув к проигравшей в борьбе за власть и влияние группировке. В результате он оказался здесь, в нищете и грязи Старого города. Однако жажда наживы и власти над умами людей не покинула его расчетливый, прагматичный мозг и в этом невзрачном месте. Используя преимущества своего духовного сана, хитрец быстренько сколотил вокруг себя шайку из мечтавших жить хорошо, но не желавших трудиться подонков и процветал. Скорее всего, его банда по мелочам не разменивалась, совершала набеги редко, но метко и в основном на очень богатые аристократические или купеческие дома.

Одним словом, Дарк нашел именно того, кого искал. Бесспорно, Арузий мог оказаться ценным помощником, но вот беда – он никогда не пошел бы на сделку с морроном, какой бы выгодной она ему ни показалась, пока его положение было стабильно, а за плечами стояла реальная сила. Уже приобретший кое-что человек заботится в первую очередь о безопасности, дозволяет себе роскошь взвешивать шансы на успех и оценивать риски. И лишь тот, кто ничего не имеет или все уже потерял, соглашается на любое, пусть даже неразумно опасное предложение.

Аламез почти достиг цели, ему оставалась лишь малость – лишить самоуверенного толстяка в рясе силы, а если точнее, просто-напросто перебить его шайку и подпереть жировые складки его шеи охотничьим ножом.

Шансы на успех у моррона, конечно, были, но он никак не решался прекратить глупый спектакль и напасть. Идя на эту встречу, Дарк не ожидал, что прихлебателей-головорезов окажется так много. Он рассчитывал на схватку с полудюжиной противников, а за столом восседало целых полторы, да и у входа дежурило несколько человек. Самого главаря и притихшего где-то за его спиной Кабла моррон в расчет не брал, поскольку не допускал, что они примут участие в схватке. Одному было драться просто не по сану и не по комплекции, а другой казался настолько щуплым, что не мог причинить существенный вред, разве что повиснуть на ноге, крепко вцепившись в сапог воспаленными деснами беззубого рта и всеми четырьмя уродливыми конечностями.

– Кто тебя послал?! Говори! Зачем масло потребовалось, да еще в таких количествах?! – перешел на крик преподобный Арузий, рассерженный тем, что вот уже с полминуты не получал ответа.

– Те то знать без надобности! Покажи товар, обговорим условия, – тянул время Дарк, прокручивая в голове возможные варианты предстоящей атаки и пытаясь выбрать оптимальный маршрут боевых маневров среди столов и нагромождений тюков с провизией и ящиков с барахлом.

Времени на раздумье оставалось довольно много. Преподобный отец еще минуты три-четыре терзал бы его слух угрозами, пока бы не отчаялся добиться ответа и не приказал бы приспешникам прирезать упорствующего глупца. Однако реальная действительность почти всегда бестактно нарушает планы и вмешивается в них в самый неподходящий момент. Кто бы мог предположить, что в разговор, более походивший на допрос, вдруг вмешается тщедушный коротышка Кабл, до этого момента скромно отмалчивающийся.

– Слышь, Арузий, хватит кота за усы тянуть! Товар покажи, обговорим что да как по-быстрому и довольные разбежимся! – неосмотрительно нагло подал писклявый голосок низкорослый посредник, выйдя из-за ящика, бывшего на полголовы выше его роста.

Гипнотизировавший моррона суровым взором священник резко повернул голову и бросил на маленького человечка полный презрения и гнева взгляд. Но затем, уже через секунду, огонь ненависти в его глазах померк; они стали по-прежнему холодными и бесстрастными.

– Прирезать обоих! – сухо прозвучал из уст преподобного отца приказ, положивший конец пустой болтовне и означавший немедленное начало боевых действий.

Аламез был готов услышать подобное и поэтому среагировал еще до того, как из сальных уст священника вылетело второе слово. Бандиты тоже следили за разговором и были настороже, но дослушали своего предводителя до конца. Разница в несколько звуков и краткую долю секунды, понадобившуюся, чтобы их произнести, значила многое и многое изменила.

Резко отпрыгнув вбок и назад, Дарк ударил ребром ладони по кадыку только готовящегося оглушить его ударом по голове разбойника. Тяжелое оружие выпало из мгновенно разжавшейся руки и с грохотом покатилось по каменному полу, а через долю секунды повалился на колени и его хозяин, жадно хватавший воздух широко открытым ртом. Добивать его или поднимать оружие времени не было. Враги, роняя посуду и сквернословя, уже повскакали из-за стола, а Дарк едва успел скрыться за ящиком, стенку которого тут же превратили в груду обломков два врезавшихся арбалетных болта. По счастливой случайности, внутри хранились шкуры, вещи из дубленой кожи и прочая, довольно толстая одежда, сведшие на нет убойную силу пары снарядов, а иначе… а иначе бы они прошили ящик насквозь и все равно впились бы в тело моррона, правда, причинив ему куда меньше вреда.

Теперь стрелки были неопасны, по крайней мере в течение пары минут, понадобившихся им для перезарядки арбалетов и натяжения тугих стальных тросиков. Дарк записал себе в плюс, что ловко ушел от выстрелов и обезопасил себя на ближайшее время от подлых болтов, которые, как стрелу или метательные ножи, никогда и ни за что не отбить рукой, будь ты даже быстр, как вампир. Минусов в его положении было целых два, притом оба существенные. Во-первых, почти все бандиты накинулись на него, а в погоню за шустрым коротышкой Каблом бросилась лишь жалкая парочка. Во-вторых, он не успел, как рассчитывал, подобрать оружие, и теперь ему приходилось использовать лишь подручные средства, а под руки ему попались массивный канделябр на пять свечей и гнутая серебряная вилка.

Маневры среди мешков, ящиков, тюков и прочего награбленного габаритного добра пока проходили успешно, по крайней мере враги хоть и окружали его, но медленно, да и к тому же не смогли наброситься на него сразу и задавить числом. Одни переоценили свои способности и застряли в попытках перелезть через мешки, другие толкались в узких проходах, тем самым мешая друг дружке.

Как оказалось, канделябром очень удобно парировать удар меча, а затем бить им из-под низа по подбородку. Моррон опробовал этот новый прием на здоровенном, лысом бугае, внезапно появившемся у него на пути из-за ящика справа. Получив сокрушительный удар в нижнюю челюсть, бандит отлетел шага на два назад, ударился затылком о каменную стену и больше не представлял угрозы. Подобрать выпавший из его руки меч Дарк, к сожалению, не успел, поскольку тут же последовала атака слева, причем на этот раз нападавших было сразу двое. Один слишком много времени потратил на замах, и поэтому его топорику так и не удалось раскроить напополам голову моррона. Удар на опережение все того же верного канделябра пришелся врагу по лицу и наверняка превратил бородатую рожу в кровавое месиво. Враг, завывая, упал, а Аламезу было некогда проверять результат своих ратных трудов, поскольку именно в этот миг его левого бока коснулась обжигающая сталь. Воспользовавшись моментом, второй нападавший сделал глубокий выпад, надеясь проткнуть беглеца насквозь. К счастью, он невнимательно слушал речь своего главаря, догадавшегося, что под монашеской робой скрывалась кольчуга. Клинок прошел вскользь, прорезав толстую материю робы, повредив три ряда звеньев и оставив на боку царапину, но так и не причинив существенного вреда. Из глубокого выпада неудачливый боец выйти не успел, поскольку ему в горло вонзилась вилка. Гораздо удобней было бы ткнуть врага в глаз, но Аламез поступил по-иному исключительно из принципиальных соображений. В прошлой, военной жизни он вдоволь насмотрелся на страдания калек и был искренне убежден, что куда милосердней сразу убить человека, нежели превратить его в инвалида, обрекая тем самым на тяжкие душевные муки от осознания собственной неполноценности.

Оставив вилку в горле захлебывающегося собственной кровью врага, моррон перехватил канделябр в левую руку, а правой резко вырвал меч из ладони так и застывшего в выпаде умирающего, который после этого тут же завалился набок и затих. Теперь, когда в руках Дарка оказалось достойное оружие, можно было выходить на открытое пространство и самому атаковать, а не изматывать силы врага хорошей лишь до поры до времени беготней. Быстрое перемещение в лабиринте препятствий изматывало не только врагов – тем временем стрелки перезаряжали арбалеты.

Опрокинув пару ящиков, Аламез с грозным криком вылетел на середину зала и был обескуражен тем парадоксальным, не укладывающимся в голове фактом, что биться-то, собственно, и не с кем. Моррон ожидал, что на него сразу накинется целая дюжина жаждущих его крови бойцов, а большая часть их была уже перебита. На полу валялось семь-восемь обезображенных до неузнаваемости трупов, еще подергивающих конечностями и издававших гортанное бульканье. Те же из разбойников, кто еще стоял на ногах, были очень заняты и не отдали должное его эффектному появлению.

Бой еще шел в двух местах, в противоположных концах подземного зала. У входа бойко орудовала двуручным мечом белокурая красавица-вампирша, уже обезглавившая двоих и теперь уверенно теснившая троих противников, одним из которых был верзила-привратник, все-таки расколовший свою дубину и теперь орудовавший кочергой. Аламез не удивился, каким образом кровососущая заступница оказалась в подземелье. Наверняка это она следила за ним по пути на встречу. Однако мотивы ее более чем странных поступков пока оставались для Дарка загадкой. С какой стати парочке кровососов понадобилось уже второй раз вступаться за моррона? Что за хитрый план зрел в их расчетливых головах? Аламез не обольщался, просто так вампиры никогда и ничего не делали. Раз они сражались на его стороне, значит, рассчитывали на ответную услугу, о сути которой Дарку пока оставалось лишь догадываться, ведь ни девица, ни ее компаньон так и не удосужились ее изложить.

Убедившись, что у воинственной девицы дела идут весьма и весьма неплохо (она уже поделила на две почти равные части волосатого здоровяка и загнала в угол двоих его приятелей), Дарк посмотрел в другую сторону, чтобы узнать, каково положение второго вампира. Однако то, что моррон увидел, не просто его изумило, а повергло в настоящий шок. В течение целых десяти секунд (довольно большой промежуток времени для боя) Дарк стоял как вкопанный и только моргал широко открытыми глазами. Четверо израненных, едва державшихся на ногах от потери крови и усталости разбойников вели неравный бой не с темноволосым вампиром в черном плаще, а с маленьким и очень подвижным существом, в котором Аламез далеко не сразу признал Кабла.

«Я ошибся, он все-таки нежить!» – пришел к заключению моррон, видя, как ловко убогий коротышка расправляется с четырьмя хорошо вооруженными бойцами. Внешность Кабла разительно изменилась, и дело заключалось даже не в том, что теперь он с ног до головы был покрыт чужой кровью, а к одежде низкорослого человечка прилипли несколько кусков человеческой плоти. Еще недавно беззубый, вызывающий лишь отвращение и сострадание рот теперь был заполнен двумя рядами длинных, плотно растущих, тонких клыков, подтверждение крепости и остроты которых Дарк узрел собственными глазами. Когда один из врагов коротышки зазевался и после удара мечом слишком медленно убрал назад руку, Кабл внезапно напрыгнул на нее, повис тяжестью всего своего тельца и одним резким сдвижением челюстей перекусил нерасторопному противнику кисть. Затем он быстро отпрыгнул назад, вывернувшись из-под почти одновременных ударов пары мечей, и уже через миг, оттолкнувшись от пола, взмыл вверх и прошелся в полете по лицу ближайшего из нападавших своими длинными, тонкими пальчиками. Издалека это действо весьма напоминала обычную дамскую пощечину, но только этот невинный шлепок каким-то чудным образом снес жертве половину лица. Лишь прищурившись и приглядевшись, Аламез увидел, что на кончиках пальцев недавнего провожатого выросли острые, кривые коготки.

Буквально на глазах у моррона вертевшийся волчком, то подпрыгивающий, то бьющий по ногам звереныш расправился с двумя бойцами, и судьба остальных двоих тоже была предрешена. Прийти ему на помощь означало только помешать, и поэтому Дарк решил подсобить девице-вампиру. Однако, когда он обернулся, у входа в подземный зал уже царили запустение и затишье. Расправившись с врагами, белокурая красавица исчезла, и единственным напоминанием о ее недавнем присутствии являлся брошенный на полу двуручный меч с переломленным лезвием. Видимо, красавица и промахнулась, и не рассчитала силу удара. Враг уклонился, и она со всей силы ударила о стену. Впрочем, эта промашка не спасла жизнь человеку. Он бросился бежать к пустому дверному проему, но был настигнут на пороге и пригвожден к косяку кочергой. Самой воительницы уже и след простыл. Внезапно появилась, помогла и так же внезапно исчезла… Женщины для Дарка всегда оставались загадкой. Они постоянно совершали неожиданные, нелогичные поступки, которые он, сколько ни силился, так и не мог понять.

Бой был завершен, и настала пора заблаговременно подумать о дележе трофеев, ведь нередко бившиеся бок о бок союзники становятся после победы злейшими врагами именно из-за того, что по-разному оценивают свой вклад в общее дело и, следовательно, не могут прийти к единому мнению по поводу причитающегося им вознаграждения. Золото, драгоценности, меха и прочие дорогие вещи, которых в подземном логове шайки хранилось не меньше, чем на складе поставщика королевского двора, моррона мало волновали. Его главный и самый желанный трофей сейчас вжался своими тучными телесами в кресло и, дрожа, как свиной холодец, с ужасом взирал на последние аккорды скоротечного побоища. Мозг напуганного до полусмерти Арузия отказывался воспринимать жестокую правду; он не мог поверить, что его хорошо вооруженный отряд, зарекомендовавший себя несколькими десятками успешных грабительских рейдов по особнякам да замкам вельмож, всего за несколько минут был полностью уничтожен. Даже вид того, как вошедший в раж коротышка выгрызал последнему разбойнику кадык, был не столь страшен, как эта мысль, полностью парализовавшая волю священника.

Подойдя к креслу, на котором дрожал главарь (кстати, судя по мокрым пятнам на рясе, обмочившийся), Аламез даже не стал приставлять к его горлу меч, поскольку в этом не было смысла и необходимости. Преподобный отец сидел бы смирненько и, не раздумывая, согласился бы на любое его предложение. Арузий отдал бы все, что имел, и даже то, что ему не принадлежало, за то, чтобы ему сохранили жизнь. Впрочем, моррону не нужно было так много, его вполне устроила бы всего одна-единственная вещь, наверняка хранившаяся где-нибудь на церковных складах на Острове Веры. Когда ты практически вечен, то в корне меняется отношение к миру, а любое богатство теряет свою ценность. Полный злата кошель для моррона – всего лишь инструмент для достижения цели, а не сама цель.

Когда Дарк уже открыл рот и был готов четко, кратко и внятно изложить поверженному врагу условия позорной капитуляции, за его спиной послышались быстрый топот проворных ножек, грохот роняемой со стола посуды и жуткое сквернословие, сопровождаемое надрывными гортанными хрипами и учащенным дыханием. Это завершивший расправу над последним вооруженным врагом маленький, но очень кровожадный монстр поспешил присоединиться к переговорам:

– Эй, дружище, чего ты медлишь-то?! Давай, режь жирдяю глотку, и уходим! – прохрипел за спиной моррона все еще не восстановивший дыхание после схватки Кабл.

Хоть невзрачный с виду замухрышка-посредник и оказался чудовищем, но Дарк не мог не отдать ему должное. Кабл был честен с ним и не попытался напасть со спины на бывшего союзника, когда любой оборотень или вампир поступил бы именно так… попытался бы поступить. Аламез проникся к союзнику уважением, но тем не менее должен был блюсти и собственные интересы, поэтому жестко настоял на своем.

– Тебе за сделку деньги обещали, так чего ты ждешь? Вишь, сколько здесь добра? Бери, что захочешь, и иди! А у нас с Его Преподобием темка для задушевной беседы имеется, – произнес моррон, развернувшись вполоборота, так, чтобы одновременно видеть и сидевшего перед ним в кресле священника, и союзника держать в поле зрения.

Канделябр и меч по-прежнему находились в руках Аламеза, и если бы несогласный с его мнением Кабл попытался наброситься, то непременно испытал бы на своей обагренной кровью врагов физиономии крепость обоих предметов. Впрочем, судя по всему, чудовище неизвестной породы не собиралось проявлять агрессию. Крючки острых когтей с его пальцев исчезли, да и рот стал прежним, беззубым.

– Слышь, ты не дури! – покачал маленькой головенкой подуставший монстр, пока пытавшийся только облагоразумить союзника, а не напасть. – С этой тварью договариваться бессмысленно! Разве ты не понял? Арузий своего слова не держит… воспитан не так! Он те щас че угодно наобещает, а как только зад его в безопасности окажется, так тут же обманет и предаст, да еще потом перед дружками церковными бахвалиться будет, расписывать, как он ловко нас, простачков, провел! Для него же святого ничего нет, кроме собственной выгоды, а «лжец» – наивысшая для него похвала, а не бранное слово! Прикончи его да пойдем, пока остальные разбойнички не сбежались! У него холуев много, он половину банд Старого города прикормил…

– Забирай добычу и ступай! – твердо стоял на своем Аламез, полностью разделявший мнение оппонента, но не в силах поступить по-иному. – У меня к преподобному дельце, и оно тебя не касается. Я с ним свяжусь, а не мы! Это мой риск!

– Ты не понял, ты так ничего и не понял! – рассмеялся от бессилия Кабл и затряс головой. – Мне плевать на золото и на тя по большому счету! А вот то, что этот слизняк меня в боевом обличье видел, покоя не дает! Я здесь уже долго живу, привык я к Альмире, и городишко этот поганый покидать не хочу, но и на костре гореть желания не имею! Он же священник, понимаешь, СВЯ-ЩЕН-НИК! – специально произнес Кабл по слогам: для него же все, кто от людей хоть капельку отличается, – приспешники темных сил и поборники Зла: эльфы, полуэльфы, гномы, орки, шаконьессы, морроны – все исчадия ада и служители нечестивого!

Осведомленность Кабла ошеломила Дарка. За дни своего пребывания в Альмире и ее окрестностях Аламезу не довелось повстречать ни одного полуэльфа, не то что чистокровного эльфа или уроженца махаканских подземелий. Он-то подумывал, что они вымерли… Если так, то откуда Кабл о них узнал? Аламез мог допустить, что из древних книг, но про морронов и шаконьессов вряд ли упоминалось хотя бы в одном церковном талмуде иль ученом трактате. О полуорках точно никто не знал, кроме тех, кто встречался с ними вживую. А существование морронов было тайной, известной лишь им самим да вампирам. Однако хоть кровососы и ненавидели легионеров, но не стали бы болтать о них другим монстрам и уж тем более людям. Знание – сила, тайное знание – мощная сила, которой не следует с кем попало делиться хотя бы потому, что ее могут использовать против тебя!

– Откуда про морронов и шаконьессов узнал? – осторожно спросил Аламез, но так и не получил ответа.

– Щас то не важно, – отмахнулся Кабл, явно сожалевший, что проговорился, и не желавший открывать источник своей небывалой осведомленности. – Щас главное – быстрее отсюда уйти. Режь глотку хмырю, и пошли!

– Жизнь я ему сохраню, если он, конечно, упрямиться вдруг не вздумает! – огласил свое решение Дарк и быстро шлепнул ладонью Арузия по губам, которые уже зашевелились, чтобы что-то сказать. – Он мой пленник: что хочу, то и делаю!

В крысиных глазках Кабла появилась злость, а его кулачки крепко сжались. Наверное, в этот миг он в мыслях последними словами ругал доставшегося ему в союзники глупца и упрямца, но вслух коротышка ничего не произнес, кроме короткого: «Как знаешь!» Он не напал и, к удивлению моррона, даже не притронулся к золоту, рассыпанному по полу из перевернутых в ходе боя сундуков. Кабл ушел, понуро опустив голову. Моррон корил себя. Аламезу казалось, что он повел себя недостойно, но в то же время крепла уверенность, что по-иному он поступить просто не мог. Кабл был прав, прав полностью и неоспоримо, но, с другой стороны, он ведь не знал игру, которую затеял моррон, а тот в свою очередь не видел резона посвящать чужака, к тому же нелюдя, в свои планы.