Корпорация М.И.Ф. – связующее звено Асприн Роберт
— Тогда за что же… Эй! Минутку! Ведь не собираетесь же вы…
Вот тут-то до нас и добирается полиция.
Так вот, ранее мы с Нунцио обменивались замечаниями о том, что в баре нет никого, способного заставить нас попотеть. С появлением легавых это положение меняется. Их четверо, и хотя ни один из них не выглядит особенно физически сильным, поскольку у них всех одинаково слабый брюшной пресс, в глазах у них светится такая твердость, какую всякий, занимающийся нашим делом, замечает как признак того, кто не особо испугается, когда начнутся неприятности.
— Ладно! — говорит самый рослый из них, подходя к нам. — Что здесь происходит?
Как вы, возможно, догадываетесь, люди нашей с Нунцио профессии не слишком любят блюстителей порядка, особенно уличной разновидности. Обычно мы обходим их стороной. Потому при реальном столкновении, вроде этого, нам совсем нетрудно быть нелюбезными.
— Что это за город? — ревет Нунцио, обводя горящим взглядом толпу. — Человек в мундире пытается спокойно выпить… и не успеешь и глазом моргнуть, как какая-то шлюха пытается слепить на него чернуху!!
— Ты только не волнуйся, солдат, — дружески успокаивает его легавый. — Теперь вы среди друзей. Двое из нас сами раньше служили в армии.
Вот на это мы никак не рассчитывали. Последнее, что нам сейчас требуется, так это разумные легавые. Я решаю, что мне теперь самое время лично приложить руку к происходящему.
— Да ну? — презрительно фыркаю я. — И что же случилось? Сдрейфили, когда стало похоже, что, возможно, придется и впрямь участвовать в боях? Сочли, что преследовать пьяных безопасней, чем лезть под стрелы?
— Остынь, солдат, — улыбается легавый, но я вижу, что губы у него растягиваются с большим трудом. — Давай отойдем в сторонку и обсудим это.
— Вы слышали? — кричит Нунцио братьям Слеппням, которые все еще удерживают за собой наш столик.
— С нас не прочь содрать деньги за выпивку… но когда мы ловим их на попытке ограбить одного из наших парней, то, ТОГДА нас пытаются выставить вон!
— Вот как? — ощетинивается Шу Слеппень, встает и идет сквозь толпу к нам, а следом за ним и его брат. — Ну, если они хотят выставить нас отсюда, то им придется нас выкидывать!
Зажатые между нами с одной стороны и братьями Слеппнями с другой, легавые начинают нервно вертеть головами туда-сюда пытаясь глядеть разом на всех нас.
— Эй, минутку! — говорит легавый, с которым мы разговариваем. — Кто, вы говорите, пытался вас ограбить?
— Да та шлюха наверху! — рычит Нунцио, тыкая большим пальцем через плечо. — Она вовсю строила глазки нашему приятелю… Так и увивалась вокруг него, понимаете меня? А потом, когда мы поднялись посмотреть, все ли с ним в порядке, потому что он здорово поддал, она обшаривала ему карманы!
— Точно! — поддакивает Хи Слеппень. — Мы как раз сидели там за столиком, когда эта красотка принялась охмырять Майжука!
— Конечно, они держатся друг за друга! — фыркает один из парней в переднем ряду толпы, обращаясь к стоящему рядом малому.
Думаю, он не хотел, чтобы его услышали, но Шу Слеппень стоит совсем рядом и улавливает эту реплику.
— Ты называешь моего брата брехлом? — говорит он, надвигаясь на горлопана.
Я уж думаю, что драка у нас в кармане, но один из легавых встревает между нами и разводит в стороны, упираясь нам ладонями в грудь.
— Назад! Вы оба! — приказывает он. — Мы доберемся до сути этого…
— РУКИ ПРОЧЬ ОТ ЭТОГО СОЛДАТА!!
Прибыла военная полиция и проталкивается сквозь толпу, спеша присоединиться к нашему собранию.
— Военнослужащими занимаются ВП note 4, а не помыкают какие-то легавые с чешущимися кулаками!
Возглявляющий ВП сержант — настоящий силач-задира и как раз такой малый, какого мне хотелось увидеть… не слишком толковый и упрямый как осел. С ним трое его корешков, так что мы действительно превосходим легавых в численности. Затем я вижу, как через дверь проходят еще несколько полицейских мундиров, и вынужден снова пересмотреть свой подсчет. Похоже, наклевывается настоящий праздник.
— Мы ими не помыкали! — говорит первый легавый, сталкиваясь нос к носу с сержантом ВП. — И, что еще важнее, в этом следствии замешаны штатские, и поэтому, пока мы не выясним, что случилось…
— Мы поймали какую-то шлюху на попытке ограбить одного из наших парней! — кричит Шу Слеппень чинам ВП. — А теперь они пытаются выгородить ее!
— Вот как! — грозно хмурится ВП, обводя горящим взглядом бар. — Эти солдаты рискуют жизнью, охраняя вашу безопасность, и вы так-то их благодарите?
Какой замечательный парень, думаю я. Какой замечательный, доверчивый, тупоголовый парень. Вероятно, он мог бы затеять драку и самолично… если мы ему позволим.
— Я возмущен этим замечанием! — рычит нам легавый, начиная наконец терять выдержку. — Мы, знаете ли, тоже рискуем жизнью!
— Ах, извините! Совсем забыл! — язвительно улыбается ВП. — Вам постоянно грозит опасность умереть, поперхнувшись пончиком!
— Пончиком, да? — говорит легавый, медленно обводя взглядом других легавых… возможно, для подсчета голов и проверки соотношения сил, прежде чем решить, что делать или говорить дальше.
Я повернул голову украдкой подмигнуть Нунцио, и как раз вовремя, чтобы увидеть, как сверху появляется Тананда.
— ВОН ОНИ!!! — верещит она. — Это те самые солдаты, которые напали на меня!!
Похоже, что она поработала своей штуковиной для личин, потому что отмеченный мной ранее синяк теперь явно наличиствует… Хотя для опытного глаза, вроде моего, вполне очевидно, что это не недавнее ранение.
Конечно, будучи Танандой и обладая хорошим драматическим чутьем, она не остановилась на этом. Хотя носимое ей платье того же цвета, что и бывшее на ней раньше, его длина и покрой куда скромнее, чем тот завлекательный наряд, который она использовала для овладения вниманием Майжука… Намного скромнее.
И венец всему — ее буйная, сексапильная прическа теперь больше смахивает на девичий узел какой-нибудь незамужней библиотекарши, разодранный грубыми лапами на куски. Однако настоящая красота всего этого в том в том, что она стоит там, где легавые ее видят, но ВП — нет!
Конечно, толпе ее тоже видно.
— Это никакая не шлюха! — заявляет парень, что вякал раньше.
— Эй! По-моему, она работает у нас! — вмешивается еще кто-то.
— Видите, что происходит, когда сюда пускают солдат?
Толпа начинает становиться опасной, но надо отдать должное этому легавому, он пытается утихомирить страсти.
— Успокойтесь-ка, все! — кричит он. — Мы разбираемся с этим!
А затем снова поворачивается к ВП, с мрачным-таким выражением лица.
— Мы должны докопаться до сути, сержант, — говорит он. — Я хочу, чтобы вы задержали тех троих…
Говоря это он подымает руку и показывает в нашу сторону.
Ну так вот, есть один трюк, который мы с Нунцио так часто проворачивали, что нам теперь даже не требуется переглядываться, чтобы знать, чего делать. Мы все еще держали под руки Майжука, и легавый стоит достаточно близко, чтобы при попытке показать на нас нам было совсем нетрудно переместить Майжука вбок, поставив перед его рукой… а потом отпустить!
Если не смотреть в данный момент действительно пристально, то все выглядит точь-в-точь так, словно легавый ткнул Майжука и свалил его!
Учитывая и так уже напряженный характер ситуации, это немного походит на стуканье молотком по подрывному капсюлю.
ВП тянется к легавому, но я добираюсь туда первым… в основном потому, что я знаю, что грядет, и имею фору.
— Дай мне! — ору я, а затем делаю то, чего ждал всю жизнь.
Я отвешиваю легавому свой лучший удар… при свидетелях!
ГЛАВА 13
Разве вы меня не ждали?
Дж. Рэмбо
Нам с Нунцио приходится немножко подождать, прежде, чем командир роты появляется в своем кабинете. Меня это вполне устраивает, так как появляется возможность сделать кровотечение из носа не таким обильным и нам даже удается уговорить охраняющих нас ВП достать немного дезинфектанта для смазки костяшек пальцев.
Если вы сделаете из этого вывод, что драка вышла еще та, то вы правы. Именно такая… и что еще важнее, мы одержали чистую победу. Так вот, штаские легавые, возможно, придерживаются иного мнения по этому поводу, но мы все еще стояли на ногах в конце драки, а они — нет, и поэтому я считаю, что мы оправдано притязаем на победу.
Как я упомянул, наши охранники — отличные ребята, и находятся в очень даже хорошем настроении, что вполне понятно, так как в означенной свалке они дрались на нашей стороне. Мы весьма неплохо проводим с ними время, пока ждем, обмениваясь рассказами о драке, являющимися по крайней мере частично правдой, постоянно перебивая друг друга замечаниями типа: «Ты видел, как я… ?» и «Да, а как насчет того, когда тот здоровенный легавый… ». Фактически, мы прямо-таки корешимся с ними, но тут входит капитан.
Когда он появляется, все наши разговоры прекращаются, хотя он, должно быть, слышал нас задолго до того, как мы его увидели, поэтому на самом-то деле нет никакого смысла притворяться, будто все это время мы сидели тихо.
Однако он выглядит отнюдь не довольным и потому мы все без какого-либо изустного соглашения снова начинаем играть в назначенные нам роли. Под этим я подразумеваю, что охранники становятся по строевой стойке «вольно» и принимают строгий вид, в то время как мы с Нунцио просто сидим и принимаем вид чувствующих себя очень неуютно… что не слишком трудно, поскольку, как я сказал, из той свалки мы вышли не совсем чтобы без потерь. В полном молчании мы наблюдаем, как капитан усаживается за стол и принимается изучать положенный туда рапорт. Полагаю, я мог бы и сам заглянуть в него, пока мы болтали с охранниками, но, по правде говоря, мне это не пришло в голову, пока я не увидел, как капитан читает его, и не понял, что его содержимое вполне может решить нашу с Нунцио судьбу.
Наконец, капитан подымает взгляд, словно впервые нас всех увидел.
— А где остальные? — спрашивает он у одного из охранников.
— В палатке лазарета, вашбродь, — говорит охранник.
Капитан подымает брови.
— Что-нибудь серьезное?
— Никак нет. Всего лишь несколько синяков и шишек. Кроме того…
Охранник колеблется и глядит на меня, и я понимаю, что пора высказаться и мне.
— Я сказал солдатам, что им следует дать себя заштопать и позволить мне сперва поговорить с вами, капитан… Ваше благородие, — говорю я. — Понимаете, драку-то ведь начали мы с Нунцио, а отделение просто подключилось позже, помочь нам выбраться… поэтому я подумал, что… ну, поскольку ответственность лежит на нас…
— Вы можете подтвердить это? — обращается капитан к тому же охраннику, обрывая мою речь.
— Так точно, ваше благородие.
— Отлично. Пошлите извещение в лазарет. Скажите остальным бойцам отделения, что они могут, после того как залечат раны, вернуться в свои казармы. Сержант Гвидо и капрал Нунцио берут на себя всю ответственность за их действия.
— Слушаюсь, вашбродь, — говорит охранник, а затем отдает часть и выходит.
Это снимает некоторую часть груза с моей души, так как меня немного беспокоило, не втравлю ли я команду в неприятности из-за нашего гамбита. Некоторую часть, но не весь… так как остается вопрос, что же капитан намерен сделать со мной и с Нунцио. Это самый настоящий вопрос, так как наведенный на нас ровный взгляд капитана действительно непроницаем, то есть, попросту говоря, он не выглядит ни довольным, ни расстроенным… Хотя с чего ему быть довольным в такой ситуации?
— Вам известно, — говорит наконец он, — что меня вызвали прямо со сцены для разбирательства с этим делом? Да притом еще когда в моем последнем выступлении одна песня?
— Никак нет, — говорю я, потому что и правда этого не знал.
Однако это простое заявление объясняет две вещи, вызывающие у меня безмолвное недоумение. Во-первых, это довольно броский наряд… который хоть и очень великолепен, но решительно не по уставу. А во-вторых, снимает любые сомнения, какие у меня могли завестись по поводу испытываемого капитаном уровня благожелательности по отношению к нам… каким бы там ни был непроницаемым его взгляд.
— Согласно этому рапорту, — говорит он, снова глядя на бумагу, — вы двое участники, если не настоящие зачинщики, драки в баре, не только со штатскими, но также и с местной полицией. Хотите что-нибудь добавить к этому?
— Одна из этих штатских пыталась ограбить одного из нашего отделения, — говорю я.
Я решаю, что теперь, когда мы выполнили свою задачу, пора начинать заботиться о себе самих.
— А потом, когда мы попытались вызволить его, другие пытались утверждать, будто он напал на нее. Что же касается легавых… я имею в виду, местной полиции, ну, они пытались арестовать нас всех, хотя там на месте этого, якобы преступления, присутствовала наша собственная военная полиция, а нас на основной подготовке учили, что…
— Да, да, я знаю, — отмахивается он. — Солдат положено судить только военным, а не гражданским судом, поэтому вы двое сцепились с целой пивной, набитой штатскими из-за параграфа военного кодекса. Так?
— Так точно. И, кроме того, пытались помочь одному из нашего отделения.
— Отлично, — говорит он, и смотрит на охранников. — Можете теперь идти. Дальше с этим управлюсь я.
Мы тихо ждем, пока ВП не выходят гуськом из помещения, а затем еще немного, пока капитан снова изучает наши личные дела.
— Вас двоих перевели ко мне всего около недели назад… а до того вы всего несколько недель как записались на службу в армию? Правильно?
— Так точно.
— Значит, вы только-только прошли основную подготовку, и уже сержант… и капрал. А теперь еще и это.
Он возвращается к рассматриванию наших личных дел, но я начинаю ощущать немного меньше беспокойства. Хотя наказания нам явно не избежать, раз мы сами во всем признались, мне начинает казаться, что, возможно, мы отделаемся всего-навсего потерей нашивок… и такая возможность меня как-то не особенно расстраивает.
— Штатские власти рекомендуют подвергнуть вас суровому дисциплинарному взысканию… требуют сделать из вас показательный пример, чтобы не поощрять других солдат следовать вашему примеру.
Я снова начинаю беспокоиться. Это звучит не столь поощряюще, а я, после неомрачненной ни одним осуждением карьеры, как-то не горю желанием отбывать срок на армейской гаупвахте. Я гадаю, а не слишком ли поздно взять назад наше признание… и стоят ли по-прежнему за дверью ВП.
— Отлично, — говорит наконец капитан, отрывая взгляд от наших личных дел. — Считайте себя подвергнутыми дисциплинарному взысканию.
Мы ждем, чего он скажет еще, а потом понимаем, что это все.
— Ваше благородие?
Видя нашу реакцию, капитан слегка раздвигает губы в натянутой улыбке.
— Вы знаете, в чем больше всего нуждается такая быстрорастущая армия, как наша?
Я ощущаю тоскливое сосание под ложечкой, поскольку уже слышал эту речь. Однако, Нунцио не присутствовал, когда ее обрушивали на меня в прошлый раз.
— В портном получше, — говорит он.
Капитан удивленно моргает, а затем разражается неудержны смехом.
— Весьма неплохо, — одобряет он. — В портном получше. Тут вы в чем-то правы, капрал Нунцио… но я говорил не об этом.
Он стирает с лица улыбку и возвращается к теме.
— А нуждаемся мы в лидерах. Можно научить людей стрелять, но нельзя научить их руководить. Во всяком случае, по-настоящему. Можно научить их процедурам и вдолбить им принципы так, чтобы они могли, по крайней мере, делать вид, но настоящее руководство… природный дар внушать преданность и смелость, действовать при кризисе… Этому научить нельзя.
Он берет со стола рапорт и небрежно бросает его обратно.
— Так вот, публично мы обязаны не поощрять наших солдат драться со штатскими, как бы их не провоцировали. Любая другая позиция подвергла бы опасности благожелательное отношение к нам в общине… какое там оно ни есть. Однако мы сознаем, что есть такие, кто старается при всяком удобном случае эксплуатировать наших солдат, а также многие откровенно непереваривающие нас… хотя я так и не смог понять почему.
Я готов оставить это без комментариев, но Нунцио — нет.
— Возможно потому, что армия главный получатель денег, взымаемых с них в виде налогов, — говорит он.
— Но благодаря нашим кампаниям их налоги снижаются, а не увеличиваются, — хмурится капитан.
Точно так же, как и в первый раз, когда я услышал это, этот элемент вызывает у меня в голове какую-то нечистую ноту. Однако мне снова не дают времени подумать об этом.
— Как бы там ни было, — говорит, встряхивая головой, капитан. — Истина в том, что, хотя мы не можем публично прощать инциденты, подобные тому, в котором вы участвовали, на взгляд армии есть и куда худшие вещи, чем готовность драться ради своих бойцов и военного кодекса. То, что вы готовы были занять такую позицию против штатских, и даже полиции… и прослужив в армии всего три недели… Скажите, вы не подумывали о карьере? О том, чтобы сделать армию своей постоянной профессией?
Этот вопрос малость захватывает нас врасплох, так как мы уделяли этой примерно столько же размышлений, сколько уделили бы мысли ткнуть себе пальцем в глаз острой палкой.
— Мгммм… честно говоря, ваше благородие, — нахожусь, наконец, я, — мы, прежде, чем пытаться чего-то решать, собирались посмотреть, как обернется дело при нашем первом сроке службы.
Мне это показалось вполне дипломатичным ответом, так как неблагоразумно говорить человеку, что, по твоему мнению, избранная им карьера очень дурно пахнет… особенно когда его положение позволяет ему контролировать твое непосредственное будущее. Однако капитан по какой-то причине воспринимает мой ответ за поощряющий признак.
— Наверно, я смогу немного облегчить вам решение, — говорит он, начиная что-то царапать в наших личных делах. — Я повышаю вас обоих. Нунцио, вы теперь сержант… а Гвидо, вы получаете еще одну нашивку. Конечно, мы не можем теперь допустить, чтобы вы разгуливали по городу… да и ваше отделение тоже, если уж на то пошло. Это может расстроить наших штатских хозяев. Вот что я вам скажу. Я намерен перевести вас и ваше отделение на службу при штабе. Там всегда есть возможность продвинуться. Вот и все, ребята. Можете теперь идти… и поздравляю!
Больше всего на свете мне хочется найти немного времени поразмыслить. Нунцио едва дожидается выхода из кабинета командира, прежде чем приняться дразнить меня.
— Гвидо, — спрашивает он, — это я сошел с ума или армия?
— Вероятно, вместе, — говорю я, — хотя, признаться, я думаю, что у армии есть преимущество над тобой по части дурости.
— Никак не пойму. Ну просто никак не пойму, — продолжает он, словно я ничего не сказал. — Я имею в виду, ведь мы же не подчинились постоянно действующей инструкции… даже отлупили легавых, черт подери. И нас повысили за это?
— Похоже на то, — осторожно говорю я, — что нас наградили за «Боевые действия неприятеля». Полагаю, что мы просто неправильно рассчитали, в ком именно армия видит «неприятеля», вот и все.
Некоторое время мы шагаем в молчании, каждый из нас размышляет над произошедшим.
— Полагаю, в этом есть и хорошая сторона, — наконец говорю я. — Если мы намерены продолжать свои попытки разваливать армию, то штаб, вероятно, самое лучшее место откуда можно это сделать.
— Достаточно верно, — вздыхает Нунцио. — Ну, Гвидо, позволь мне быть первым, кто тебя поздравит.
— С чем?
— Да с повышением, конечно, — говорит он, косясь на меня. — Я точно знаю, как много это для тебя значит.
Я подумываю ударить его, но, вставив мне эту шпильку, он намеренно отходит за пределы досягаемости.
— Нунцио, — говорю я, — давай не будем забывать о твоем собственном…
— Эй! Парни!! Подождите!!
Мы оглядываемся и обнаруживаем нагоняющую нас Оссу.
— О, привет, Осса.
— Так что же случилось? — говорит она, пытаясь перевести дух, нагнавши нас.
— Ну, после того, как ты ушла, произошла небольшая драка и…
— Это я знаю, — перебивает она. — Уже слышала. Сожалею, что упустила ее. Я имею в виду после. Вы в беде, ребята?
— Нет, — небрежно так пожимает плечами Нунцио. — Фактически, нас всех переводят служить в штаб… ах да, и нас с Гвидо повысили.
Говорит он это совершенно непринужденно, ожидая, что она будет удивлена этим также как и мы. Однако, странное дело, она пропускает это мимо ушей.
— А как насчет гражданских властей? Что вы собираетесь предпринимать насчет них?
— Ничего, — говорю я. — С какой нам стати?
— Шутите? Как я слышала, вы отлупили легавого! Такое не станут просто оставлять без внимания!
— Придется, — пожимаю плечами я. — Нас, как солдат, могут подвергнуть дисциплинарному взысканию военные, а не гражданские суды.
— Да? — хмурится она, застывая как вкопанная.
— Разумеется. Неужели ты не помнишь? Нам же говорили об этом на основной подготовке.
— Я же говорил тебе, что следует обращать внимание на лекции по военному праву, — усмехается ей Нунцио.
— Вот это да, — говорит она, жуя губу. — Тогда, полагаю, вам не нужна доставленная мной подмога.
— Подмога? Какая подмога?
— Ну, я думала, что у вас будут неприятности с гражданскими властями, и, поскольку я знала, что у вас, ребята, есть связи, то решила, что мне следует найти кого-нибудь для извещения кого надо так, чтоб…
Вплоть до этой минуты я слушал вполуха. Однако по мере того, как Осса говорит, в голове у меня начинает громко звенеть сигнализация… очень громко звенеть.
— Связи? — перебиваю я. — Ты имеешь в виду, с Синдикатом?
— Конечно, — говорит она.
— Ты направилась искать Синдикат? — говорит, улавливая наконец, Нунцио.
— Совершенно верно. И нашла его к тому же.
— Минутку, — хмурю брови я. — Когда ты сказала, что «доставила подмогу», ты говорила, что кто-то с тобой здесь сейчас?
— Совершенно верно, — подтверждает, оглядываясь, она. — Когда я заметила вас секунду назад, он был со мной. Возможно, я немного опередила его, но он должен быть…
— Здорово, Гвидо… Нунцио… давненько не виделись.
Обладатель этого нового голоса выныривает из теней поблизости от нас… слишком близко.
— Здорово, Змей, — говорю я, потихоньку отодвигаясь от Нунцио так, чтобы у нас обоих нашлось много места для того, чего б там ни случилось дальше.
— Вы помните меня! — говорит он, хотя его насмешливая улыбка ясно дает понять, что он ничуть не удивлен. — Я не был уверен, что вы меня узнаете.
Мне думается, что запомнить Змея никому не составит труда… за исключением, возможно, свидетелей… так как он из тех, кого вы бы назвали очень запоминающимся. Он высок и крайне худощав, и имеет привычку одеваться во все черное, как одет и сейчас, почему он и сумел подкрасться к нам в тени.
— Вы знаете друг друга? — говорит Осса нерешительно так глядя то на нас, то на него.
— О, мы старые друзья, — говорит Змей этим своим гладким мурлыкающим голосом.
— На самом деле скорее «коллеги», — поправляет Нунцио, отодвигаясь от меня еще дальше.
Хотя и я, и Нунцио знаем Змея, мы никогда не притворялись, будто он нам нравится. Он один из лучших выколачивателей Синдиката, но склонен, на наш вкус, чрезмерно любить свою работу. Вы, наверно, заметили, что когда это требуется, ни я, ни Нунцио ничего не имеем против благоразумного применения насилия, но поскольку это противно нашим деликатным натурам, мы научились предотвращать такие столкновения по возможности в самые кратчайшие сроки. С другой стороны, Змей любит как можно дольше продлевать и растягивать свою работу… а работает он ножом. Однако, когда ситуация того требует, он умеет быть таким же быстрым, как его кликуха, и, хотя мы с Нунцио ранее этим же вечером были уверены в своей способности справиться с полным баром обычных людей, я в душе серьезно сомневаюсь, сможем ли ы оба, если дела примут плохой оборот, работая вместе, справиться со Змеем.
— Почему бы тебе не направиться обратно в казармы, Осса, — предлагаю я, не сводя глаз со Змея. — Наш коллега, вероятно, хочет обсудить с нами кое-какие дела… наедине.
— Только не я! — Змей подымает руки, растопырив ладони в том, что, на мой взгляд, выглядит преувеличенной демонстрацией невинности. — … Хотя и признаю, что разговор между нами был бы… интересным. Нет, я здесь только для препровождения вас к еще одному старому другу.
— И кто же он будет такой? — осведомляется Нунцио.
С лица Змея слетает улыбка, а голос падает на дюжину градусов.
— С вами хочет поговорить дон Брюс… он хочет поговорить с вами очень сильно.
ГЛАВА 14
— Чьей властью вы отменили мои распоряжения?
Папа Иоанн
— Отпадная у вас тут бабенка.
Я бросаю косой взгляд на Змея, когда тот говорит это, но его манера кажется такой же почтительной, как и его тон, поэтому я решаю, что он говорит искренне, а не пытается съехидничать.
— Ничего, — говорю я бесстрастно.
Учитывая, что у нас, похоже, неприятности с Синдикатом, казаться слишком близкими с Оссой кажется не самой удачной идеей.
— Так что же случилось с ее волосами?
— Думаю, они ей нравятся такими, — пожимаю плечами я. — Кто их знает, этих девах. Конечно, они выглядели лучше, прежде чем армия обкорнала их.
— Это напоминает мне слышанный однажды анекдот, — говорит Нунцио. — В нем вроде один парень берет аллигатора, потом отрезает ему нос и хвост и красит его в желтый цвет…
— Вы знаете, — перебивает Змей, — пока мы вас искали, она распрашивала меня насчет поступления в Синдикат по окончании срока службы.
Теперь я понимаю, почему Змей такой разговорчивый. Он вежливо проверяет нет ли либо у меня, либо у Нунцио каких-то претензий на Оссу… в профессиональном или личном плане. Это вполне понятно, так как, хотя я и не думаю, что он нас боится, каждый парень знает, что возня со шмарой другого парня — или, в Синдикате, его рекрутом — скорей всего будет сочтена вызовом, и поэтому разумней всего тщательно нащупывать брод, прежде чем соваться в воду.
— У нее своя голова есть, — осторожно так говорю я. — Конечно, она распрашивала нас с Нунцио неделю назад о том же самом, поэтому мы в некотором роде рассчитывали поручиться за нее, если дойдет до этого.
— Ладно, уловил, — кивает Змей. — Конечно, все зависит от того, где вам, ребята, предстоит быть в будущем.
Говорит он достаточно непринужденно, но сказанное служит холодным напоминанием о реальностях нашего положения. Ведет он себя дружелюбно, словно не имеет против нас ничего, кроме, возможно, профессионального соперничества. Однако, у нас на душе нет никаких сомнений, что, если дон Брюс даст ему команду кокнуть нас, он изо всех сил постарается выполнить приказ.
— Кстати, коль речь зашла о нашем будущем, — говорит Нунцио, — куда мы идем?
По направлению, в котором мы шагаем, я весьма неплохо представляю себе ответ, и Змей подтверждает это.
— Обратно в «Суси-Бар и магазин по продаже приманки Абдула», — говорит он. — Или, как сказал бы Гвидо, на место преступления.
— Змей, — говорю я, чуть вытягиваясь, — ты пытаешься позабавиться над моей манерой говорить?
— Кто, я? — с совершенно невинным таким видом переспрашивает он. — Боги упаси. Меня всегда восхищало то, как ты владеешь языком, Гвидо, также как и всех других в Синдикате, кого я знаю. Кроме того…
Мы добрались до дверей нашей цели, но он ненадолго останавливается закончить фразу.
— Я… определенно не хотел бы обидеть кого-то, столь крутого как ты… или даже ты, Нунцио. Кстати, мне очень нравится ваш новый прикид. В нем вы действительно щеголяете своими ногами, понимаете мою мысль?
Так вот, я ожидал каких-то острот по поводу наших мундиров с той самой минуты, как Змей выступил из тени. Однако мне ясно, почему он вплоть до этого момента выжидал и помалкивал в тряпочку, так как это позволяет ему нырнуть в дверь прежде, чем мы можем ответить ему ударом по голове… что он, собственно, и делает, не оставляя нам иного выбора, кроме как следовать за ним.
— А вот и они. Заходите, мальчики! Заходите!
Открывшуюся нам сцену можно охватить одним взглядом, но то, что показывает этот взгляд, выглядит не слишком многообещающим.
В баре полный разгром, всюду валяются перевернутые и переломанные столы и стулья. Я знал, что в ходе упомянутой мной стычки мы учинили небольшой кавардак, но пока она была в разгаре, мое внимание намного больше занимали причинение телесных повреждений людям и избегание получения повреждения со стороны оных, и потому я особо не замечал, что происходит с самим заведением. Однако теперь, при осмотре без отвлекающей деятельности, становится очевидным, что ремонтников ждет работа прямо-таки созданная для них.
Дон Брюс стоит, прислонясь к стойке, и потягивая вино с одной из немногих оставшихся бутылок… прямо из горла, так как, насколько я вижу, не осталось ни одного неразбитого стакана. Хотя приветствует он нас очень дружески, совершенно невозможно делать вид, будто это светский визит, так как по всему помещению рассеяны стоящие, за неимением стульев, прислонясь к стене, не менее полудюжины громил Синдиката.
— Привет, ребята! Присоединяйтесь к нам!
Это предложение исходит от Тананды, стоящей по одну сторону от дона Брюса. Личину она ради данного случая сбросила, но запахнулась в лавандовое пальто дона Брюса. Хотя он может и не интересуется женщинами, так как мы с Нунцио, когда дело доходит до обращения с ними, дон Брюс всегда образцовый джентльмен. А по другую сторону от него стоит…
— Это они! Те самые парни, которые разгромили заведение! Я думал, что плачу вам за защиту!!
Присутствует Сварлий. Какую-то минуту мне думается, что он тоже сбросил личину, но затем соображаю, что он по-прежнему замаскирован под местного, а лицо у него ярко-красное оттого, что он вне себя от бешенства.
— Ладно, ладно! — говорит дон Брюс, кажущийся немного раздраженным. — Будем считать это твердым опознанием. Просто приведите в порядок свое заведение и пришлите нам счет… а еще лучше дайте нам список нужного для замены и ремонта. Возможно, мы сумеем добиться некоторой скидки от оптовиков и подрядчиков… понимаете мою мысль?
— Да уж надо думать, — фыркает Сварлий, протягивая руку к бутылке с вином.
— А пока, — говорит дон Брюс, убирая бутылку за пределы его досягаемости, — почему бы вам не пойти прогуляться или еще что-нибудь в этом духе. Мне нужно обсудить здесь с мальчиками несколько вещей.
Девол секунду колеблется, а затем кивает, выражая согласие.
— Ладно, — говорит он, но отправляясь к двери бросает на нас злобный взгляд. — Мне следовало бы догадаться, что за всем этим стоит этот мошенник Скив… я с самого начала заподозрил это. Он и эта его потаскушка…
— Погоди-ка!!
Голос дона Брюса разнесся по всему пивному залу, словно щелканье бича, и я понял, что Сварлий допустил ошибку… тяжелую ошибку.