Адреналин Милявская Наталья

Половина первого ночи. В сосновом лесу, в двадцати километрах от столицы, творится черт знает что!

В небе, почти задевая брюхом кроны сосен, барражирует вертолет. Луч света, идущий от вертушки, в лучших традициях научной фантастики, рыщет по земле. Его задача – не столько помочь в поимке Савельева ребятам из «Ордена Феникса», сколько напугать самого Савельева. На маленький четырехместный вертолет, арендованный в одном из московских вертолетных клубов, мы установили мощный прожектор. В салоне – заместитель Истомина. Судя по происходящему, тот неплохо справляется с поставленной задачей.

Помимо луча света, бьющего с небес, по стволам сосен прыгают круги света от фонариков бойцов из «Ордена Феникса». Восемь человек в камуфляже, изредка выпуская в воздух пару холостых выстрелов, вот уже около получаса гоняют по темноте известного и влиятельного банкира Артема Савельева, ошалевшего от ужаса.

Вместе с ними по лесу шарахается Андрей, тоже решивший поиграть в загонщика. Что касается остальных директоров ЗАО «Адреналин», то мы сидим в Лехиной землянке и поедаем его стратегические запасы. Я отпиваю из стального стаканчика крепкий кофе, а Маша хрустит шоколадным батончиком. Фонарь, стоящий на земле, отбрасывает ровный круг света на прошлогоднюю листву и хвою.

– Двадцать градусов на север! – сообщает Леха в эфир, не отрывая взгляд от ноутбука, на экране которого по карте, разделенной на квадраты, мечется красная точка. Это Савельев – вернее, сигнал от радиомаячка, который я прикрепила к ремню на его брюках.

– Вас понял, цель вижу в тридцати метрах! – сообщает мужской голос по рации.

– Правее бери! – командует Истомин, потом в эфире слышен треск выстрелов.

Я на какое-то время выключаю рацию – если честно, мне порядком надоела эта какофония.

К слову, весь этот военно-воздушный балаган мы оформили как съемки некоего несуществующего сериала. Пригодилось мое давнее знакомство с бывшим одноклассником Максом, который работает вторым режиссером на различных кинопроектах. Официальное разрешение на проведение съемок оформлено от кинокомпании «Медиа-Салют» и подписано разными важными чиновниками.

Рядом – территория закрытого пейнтбольного клуба, руководство которого также поставлено в известность, что в ночь на первое октября какие-то сумасшедшие киношники будут буквально в ста метрах от их забора снимать боевик.

Возле меня на свернутом пледе сидит Аркадьев. У него на лбу осталось немного копоти от бутафорского пистолета, который сделал громкое «Паф!», когда Вадик нажал на спусковой крючок.

В этом мире ничему нельзя верить, и в первую очередь – собственным глазам.

Аркадьев слушает эфир по рации, которую ему отдала Маша.

– Ну что, может, достаточно? – интересуется Вадик, глядя на часы.

Аркадьев смотрит на него, потом на нас с Машей.

– В принципе, ребят, вы правы. Наверное, хватит, – говорит он.

– О’кей, все понял, – кивает Леха. – Егор, закругляемся.

Рядом с Лехой на корточках сидит молодой парень в джинсовом костюме. Его волосы заплетены в толстую косу. Это Егор, пиротехник с «Мосфильма». Его мне порекомендовал Макс – как человека, способного взорвать что угодно и где угодно.

Местность в радиусе километра вокруг нас истыкана пиротехническими радиоуправляемыми зарядами. У Егора в руках – какая-то хитрая аппаратура, с помощью которой он приводит в действие свои хлопушки.

– Это Первый, приготовиться к фейерверку в пятом квадрате! – передает Леха в эфир.

Буквально через мгновение лесопосадку где-то сбоку, метрах в пятистах, озаряет вспышка света. Окрестность сотрясает мощное «бах!». У любого неподготовленного человека после этого создается впечатление, что под носом у него взорвалась боевая граната.

Разумеется, парни из «Ордена Феникса» поймали бы Савельева и без этого fire-show. Но Аркадьеву захотелось широкомасштабных боевых действий. Интересно, какие книги он читал в детстве?

К тому же, загнать человека в нужную тебе точку, отсекая его взрывами, гораздо легче, чем просто бегать за ним по лесу наперегонки.

Не знаю, как Савельева, а меня бы уже давно хватил сердечный приступ.

Лес неподалеку от нас сотрясают два взрыва подряд.

– Вертушка его ведет, цель движется к нам вдоль линии электропередач, – сообщает подошедший Истомин.

– Это Третий, внимание всем! Начинаем вторую часть Марлезонского балета, – сообщает в эфир Вадик. Потом поворачивается и подмигивает Маше.

Та хохочет.

Все снова натягивают на лица маски. Я включаю рацию. Рядом с нами из темноты выскакивают двое парней с фонариками. Истомин командует им что-то вполголоса, и парни снова ныряют в темноту. Где-то в лесу опять бахает взрыв – эта хлопушка взрывается гораздо ближе к нам, чем предыдущие.

– Это Второй, как слышно? – сообщает в эфир Андрей. – Вижу цель!

– Это Шестой, приготовиться к захвату! – спокойно произносит Истомин.

Я встаю, делаю несколько шагов туда-сюда, разминая ноги, смотрю в темноту – и представляю, как из леса на ополоумевшего Савельева наваливаются невидимые бойцы и заламывают ему руки.

– Цель у нас! – сообщает в эфир незнакомый голос. Это кто-то из «Ордена Феникса».

Тут же в эфире появляется Андрей:

– Это Второй, все в порядке, Савельев у нас, парни тащат его к машинам! – орет он возбужденно.

– Все на точку! – говорит нам Вадим.

Мы возвращаемся на дорогу, туда, где возле кучи строительного мусора, с включенными фарами стоят одинокие «бентли» и «майбах».

– Шестой Третьему. Отпускать вертушку? – спрашивает в моем ухе Истомин.

– Это Третий, вертолет нам больше не нужен, – подтверждает Вадик.

В небесах гаснет луч света. Какое-то время над лесом еще висит тяжелый рокот, потом звук становится тише, удаляясь куда-то на восток. Финита ля комедия.

Водителя Савельева, ничего не понимающего дядьку, который обомлел, когда Аркадьев поднялся с земли и начал непринужденно общаться с Вадиком и Истоминым, и до сих пор пребывает в таком вот ошалелом состоянии, мы закрыли в машине, предварительно отобрав ключи от «бентли» и сотовый телефон. Вдруг тому с перепугу захочется позвонить в милицию?

Сейчас, выйдя к машинам, я вижу, что он испуганно смотрит на компанию людей в камуфляже, обступивших автомобили. Проходя мимо, Аркадьев стукает пальцем в стекло, и когда водитель видит его, прикладывает палец к губам. Потом Аркадьев влезает в свой «майбах» и опускается вместе с сиденьем, чтобы его не было видно. Стекло он опустил, чтобы лучше слышать.

В темноте раздается треск веток, потом из лесопосадки появляются парни Истомина, двое из которых под руки волокут Савельева. У того жалкий, потрепанный вид, один ботинок он где-то потерял, пиджак испачкан. Но самое главное – в его глазах ужасная, тяжелая тоска загнанного животного, которого сейчас будут живьем жрать неизвестные хищники.

– Мне его жалко, честное слово! – говорю я Маше на ухо.

– Чего их жалеть? – в отчет шепчет Машка. – Они живут, как боги! Пусть хоть иногда почувствуют себя не по-королевски!

Странно. И это говорит Машка, отец которой почти достиг уровня доходов Савельева и Аркадьева… Может, ей просто не хватало папиного внимания в детстве?

Парни снова заклеили Савельеву рот скотчем. Они вытаскивают его на асфальт и снова ставят на колени перед машинами. Свет фар светит нашему пленнику в спину. Перед ним стоит Вадик в маске с бутафорским пистолетом в руке. Рядом появляется Андрюха и включает свет на камере.

– Не стоило вам пытаться от нас убежать, – спокойно говорит Вадик, поигрывая оружием. – Это бесполезно! Мы достаточно серьезная организация, чтобы не допускать оплошностей…

Вадик поворачивается к Андрею, заглядывает в объектив и сообщает:

– Наши требования – полный контроль, равноправие, свобода информации. Остальное – позже. Комитет Неповиновения – теперь в России.

Звучит как рекламный слоган.

Завершив произнесенную ахинею серьезным кивком головы, Вадик поворачивается к трясущемуся Савельеву.

– Ничего личного! – говорит он, приставляя ко лбу нашего пленника дуло пистолета.

Савельев закрывает глаза. Его тело напряжено до предела – деревянная спина, сбивчивое дыхание, руки, сцепленные в замок на затылке. Вокруг царит абсолютная тишина – ив этой тишине раздается выстрел.

Человек, стоящий посреди дороги на коленях, вздрагивает и оседает на землю.

Я инстинктивно подношу руки ко рту. Вадик и Андрюха бросаются к телу.

– Черт! – выскакивает из «майбаха» Аркадьев.

Мы все подбегаем к лежащему на земле Савельеву – а Аркадьев уже вовсю лупит друга по щекам.

– Артем! Тёма, дружище! Эй! Алё! – тормошит лежащего на земле Савельева Аркадьев.

Мы все в растерянности топчемся рядом.

Наконец несчастный Савельев открывает глаза.

– Тёма! С днем рожденья! – орет Аркадьев.

В зрачках человека, лежащего на земле – другая сторона реальности. Тихий, первобытный ужас. Глубокое, бездонное непонимание. Удивление, граничащее с помешательством. Оцепенение. Безразличие. Отчаяние.

– Тёма! – трясет Савельева за плечи Аркадьев. – С днем рождения!

Артем смотрит на него так, словно видит впервые. Он силится осознать, что происходит – но его эмоциональной реакции мешает скотч, которым заклеен его рот.

– Прости меня! – орет Аркадьев. – Это все я! С днем рожденья!

Савельев смотрит на нас – то есть на какие-то лица в черных масках, склонившиеся над ним. Смотрит в темное, нависшее над соснами небо. Потом переводит взгляд на друга детства, стоящего рядом на коленях.

– Знаешь, ты в последнее время так зациклен на своем бизнесе, на своих акциях… – говорит Аркадьев. – Мне просто хотелось встряхнуть тебя. С днем рожденья!

И он с треском отрывает от лица друга скотч.

Думаю, фильм «Игра» оставил в памяти Аркадьева неизгладимое впечатление.

Дальше и рассказывать нечего. Разумеется, когда Савельев приходит в себя, он орет ожидаемое: «Вы охуели!» Потом пытается дать Аркадьеву в морду. Потом он материт нас всех, на чем свет стоит. Потом хохочет, как умалишенный. Потом из «бентли» вылезает его водитель, все еще не понимающий до конца, что происходит. Аркадьев смеется, как ребенок, и пожимает всем руки – нам, ребятам из «Ордена Феникса», Егору…

А у меня снова – уже в который раз за последний месяц – яркое и стойкое дежавю.

У меня странное ощущение, что все это я уже когда-то видела. Да я действительно это видела. Много раз! Эти округлившиеся от удивления глаза. Этот открытый в недоумении рот. Эти крики, весь набор эмоциональных реакций: ужас, удивление, ошеломление, недоумение, переходящее в щенячий восторг… Мне кажется, я уже в который раз смотрю один и тот же фильм.

Я снимаю шапку, которая надоела мне до чертиков, жестом подзываю Андрюху и, достав из внутреннего кармана его жилета фляжку, в два глотка допиваю ее содержимое.

– Знаешь, что? – говорю я ему.

– Что? – склоняется он ко мне с высоты своих метра восьмидесяти девяти.

Я смотрю на него и машу рукой.

– Да ничего!

Меня реально все это достало!

Весной это была просто наша новая игра. Развлечение на грани фола. Веселое времяпрепровождение. Теперь все происходящее просто превратилось в бизнес…

Семь месяцев мы занимаемся тем, что развлекаем обалдевших от собственной успешности придурков. Как оригинально!

Мне скучно…

Меня от всего этого тошнит!

И пока за моей спиной происходит сцена очередного братания клиента и заказчика, я ухожу в лес – в темноту, в сухую хвою, в выстроившиеся рядами сосны.

Я хочу спать. Я хочу домой. Мне нет дела до каких-то благополучных людей, которым вздумалось устраивать друг другу глупые забавы.

Мне наплевать на эту цивилизацию, которая загнала себя в тупик. Мне все равно, кто из сильных мира сего подыхает со скуки. Я не желаю знать, что где-то в Москве есть закрытое акционерное общество «Адреналин», которое придумывает странные розыгрыши для своих клиентов.

Завтра – после того, как мы выспимся и придем в себя – я сообщу остальным участникам команды, что выхожу из игры.

Хватит! Мне больше не интересна продажа адреналина.

У Маши мы оказываемся в начале шестого утра. Я просто валюсь с ног – все, чего мне хочется, так это залечь на одном из ее белоснежных диванов и отключиться!

Мы бросаем прямо в коридоре рюкзаки и сумки, разуваемся на ходу и в изнеможении забираемся на второй этаж, в вожделенный уют и покой.

– Предлагаю сначала выпить, а уже потом вырубаться! – говорит Андрюха, бренча в баре бутылками. – У тебя есть лед?

– Может, дождемся Вадика? – спрашивает Маша, опускаясь в кресло.

Вадик задержался – чтобы проследить, что место проведенной акции очищено от мусора, фонари вкручены на место и вся пиротехника собрана к Егору в объемные кофры. В общем, Вадик молодец – отпустил всех нас домой, взяв на себя грязную, никому не нужную работу.

А еще Аркадьев должен подписать необходимые документы и отдать нам остаток гонорара наличностью.

– Он еще долго? – интересуется Леха, вываливаясь на диван.

– Не знаю, думаю, еще час, ну, может, минут сорок, – отвечает ему Маша. – Черт, я устала! А с другой стороны, зря ты, Наташ, переживала! Все прошло на ура! Аркадьев счастлив как ребенок!

Ну да. Если заказчик счастлив, мы тоже должны быть на седьмом небе.

Андрей тем временем ставит на столик бокалы и наливает в них виски. Думаю, меня вырубит с одного глотка.

Маша приносит снизу ведерко со льдом, мы наполняем бокалы алкоголем и пьем за… Я не помню, за что мы пьем. Может быть, за удачное окончание акции. Может быть, за четверть миллиона долларов. Может быть, за мир во всем мире. Может быть, за занимающийся за окнами рассвет.

Мы вообще слишком много пьем в последнее время…

С этой мыслью я проваливаюсь в сон.

Моя вселенная, съехав с катушек, медленно кружится вокруг люстры Машкиной гостиной. Ее движения плавны и практически незаметны. Она движется медленно, наматывая вокруг люстры круги…

– Наташ! – тормошит меня Маша. – Наташ, просыпайся, Вадик приехал.

И что? Ну приехал – зачем будить остальных?

– Натаха, вставай! – тормошат меня уже мужские руки.

Я с трудом разлепляю свинцовые веки.

– Что?

– Вставай, у нас… У нас плохие новости! – говорит Леха. Именно он поднимает меня с удобного Машкиного дивана.

Я сажусь, силясь открыть глаза. В окна бьет восходящее над Москвой солнце. Окружающий мир кажется мне нереальным – выцветшим продолжением оборванного сна.

Леха, Андрей, Маша и Вадик сидят вокруг меня на диванах.

И у них очень странные лица.

Очень странные лица…

– Только что умер Савельев, – говорит мне Вадик.

– Савельев?

– Ах, Савельев…

– Как это умер? – спрашиваю я одними губами. Реальность, наконец, становится яркой и выпуклой, но в ней все равно что-то не так.

– Как это умер? – повторяю я.

– Сердечный приступ, – говорит Вадик. У него бледное, мраморное лицо.

– Приступ? – уточняю я. Если честно, я еще не до конца уверена в том, что картинка перед моими глазами – не плод моего спящего сознания.

– Да, сердечный приступ! – кивает Вадим. – Мне только что звонил Аркадьев. Полчаса назад на его даче врачи констатировали смерть Артема Савельева. Это все стресс… Ну, после пережитого…

И что?

– И что? – спрашиваю я.

– Ничего хорошего, – говорит Маша. – Аркадьев уверен, что в смерти Савельева виноваты мы.