Чудо-юдо Фридберг Исаак
Глава 1
Все потерять очень просто. Для начала надо заблудиться в самом себе. Пожалеть себя и выпить водки. Потом возненавидеть себя и снова выпить водки. Лечь на траву, обмочиться для полной самоидентификации. Повернуться лицом к звездному небу, в котором, как известно, живет вечный моральный закон, – и спросить: «За что?»
Глава 2
Началось обыденно. Президент-победитель вышел к народу.
Президента назвали «Победителем» по древней народной привычке давать кликухи властителям жизни. Любопытная цепочка: Вещий, Мудрый, Красное Солнышко, Долгорукий, Большое Гнездо, Невский, Донской, Калита, Темный, Грозный, Великий, Великая, Благословенный, Палкин, Освободитель, Миротворец, Кровавый, Картавый, Усатый, Кукурузник, Бровеносец, он же Сиськи-масиськи, Меченый и др. Краткий историко-лингвистический анализ прозвищ дает интересные результаты.
Вещий имел явную склонность к колдовству. За что был убит.
Мудрый – первая и единственная подобная характеристика за всю историю российской власти.
Красное Солнышко, похоже, отъел щеки до полной квадратуры круга; не исключено, также, что просто любил красиво одеваться.Долгорукий, судя по всему, отличался незаурядной мстительностью и доставал всех длинной московской рукой.
Большое Гнездо организовал первый семейный клан для управления собственностью.
Невский и Донской – создали первые этнические группировки по географическому признаку.
Калита в переводе на современный язык – денежная сумка, тут и объяснять ничего не надо.
Темный породил технологию управления страной вслепую.
Грозный – первый серийный убийца, который больше убивал, чем строил.Великий – второй серийный убийца, который больше строил, чем убивал.
Великая поразила народ незаурядной физиологией, чем и запомнилась.
Благословенный победил Наполеона и даже не понял, как ему это удалось – решил, что всему причиной не русская армия, а горнее благословение.Палкин первым в истории попытался навести в стране порядок, за что и удостоился хамской репутации.
Освободитель уничтожил рабство, в благодарность был разорван на куски в прямом смысле слова.
Миротворца объявили таковым за отсутствие внешних войн; война против собственного народа в расчет не принималась; обладая посредственными качествами, навел кое-кого на мысль, что и кухарка может управлять государством; последствия не замедлили сказаться.Кровавый разрешил стрелять боевыми патронами в хоругвеносцев; спустя короткое время идея прижилась и сильно понравилась его непрямым наследникам. Хочется специально отметить: после царствования Кровавого и одновременно Святого что-то случилось с народным сознанием. Сочетание крови и святости трагически повлияло на фольклорную мысль. Народ решительно и, по-видимому, навсегда, перешел с поэтических прозвищ на иронические. Прозвища, кликухи и погоняла давались не по делам, а по внешнему физическому неустройству. Картавость, лысина, усы, брови, родимые пятна – все сгодилось, все прижилось. Одного Кукурузника пожалели и долбанули кукурузиной, что было безусловной наградой за временное спасение от лагерей – а то ведь могли прилепить Пузатого, очень напрашивался.
Глава 3
Погоняло «Победитель» выдали нашему родненькому за стояние на телевизоре. Красочные телевизионные монологи каждодневно оплодотворяли страну.
И то сказать: разве народ-победитель не достоин Президента-победителя?
Одолели пожар или наводнение; героически убрали урожай, который так же героически посеяли; мировой экономический кризис нас поимел, зато мы – с приплодом; коварную летнюю жару уели рекордными зимними морозами. Выдержали, выстояли, сделали это! А почему? Потому что умные. Самые умные, добрые, честные и благородные. Соль земли, душа вселенной. А также эталон всемирной отзывчивости.
Монологами Президента телеканалы начинали день, ими заканчивали ночь. Казалось, события происходят в мире лишь затем, чтобы Президент-победитель имел повод засветиться на экране.
Вот почему электронное явление образа Президента поначалу никого не удивило. Но обнаружилась на лице Президента-победителя скандальная и непривычная растерянность. Пугающая растерянность. И еще такая убийственная бледность, что скрыть ее не смогли профессиональный грим и обычный в такое время года сочинский загар.
Мы прибавили в телевизорах громкости и услышали сделанное тихим голосом заявление: в Кремле, неизвестно откуда, появился Змей Горыныч. По одной версии – вылез из канализации, по другой – долгие годы спал на чердаке Сената. И вот теперь проснулся, явился, требует девушку. Дал на размышление три дня.
В Президентской Администрации считают, что девушке ничего не грозит, кроме ползучего секса в стиле «Animal planet» – годы воздержания на кремлевском чердаке могут взять свое. Однако гарантию, что змеюка барышню не проглотит – такую гарантию Администрация Президента не может дать. Нужны экспертизы биологов, политологов, специалистов-фольклористов.Само ползучее недоразумение подробностями не балует, дышит жаром и обещает неприятности государственного масштаба, типа: пожар в торфяниках, землетрясение на атомной электростанции, дефолт. А в остальном, прекрасная маркиза, – все хорошо, все хорошо: доллар падает, рубль укрепляется, средняя продолжительность жизни населения выросла на восемь дней.
Президент-победитель как бы испросил совета: что делать с гражданином Горынычем – дожидаться государственных неприятностей или все же найти в дорогом Отечестве приличную девушку, готовую рискнуть жизнью ради общественного блага?
Никогда прежде Президент-победитель советов не просил – наоборот, всегда сам давал советы: от рецепта моченых яблок (мочить в сортире) до ритуального обрезания мальчиков (в Москве отрежут на всю жизнь). По этой причине народ забеспокоился, и не напрасно.
Глава 4
Они пришли рано утром, часов около шести – рассчитали, что в такое время все окажутся дома. Показали устрашающие документы и объявили: «Компьютер Академии наук, методом случайной выборки, назначил вашу дочь Катерину Мушкину государственным визитером к Змею Горынычу. Метод случайной выборки – объективен, независим, строго научен. Компьютер принимает решение, основываясь на комбинации случайных чисел, влияние человека на процесс выбора исключено, никто персонально ни в чем не виноват (в том числе и ваша дочь), можно сказать – компьютер Академии наук выполнил волю Божью».
Я хотел возразить, но промолчал. У них были очень суровые лица – не возникало сомнений: решение компьютера выполнят без колебаний, точно и в срок.
Глава 5
Президентское выступление о Горыныче, как водится, породило критическую массу высказываний.
Политологи, размазанные по массовой информации, как масло по бутербродам, принялись вытанцовывать версии.
Малотиражные демократы в истерической форме потребовали жесткой психиатрической экспертизы Президента-победителя, с непременным приглашением ведущих зарубежных специалистов. Главный демократ договорился до того, что вместе с психиатрами надо пригласить и патологоанатома, почему – не стал объяснять.
Ура-патриотические издания проявили сдержанность, как всегда основанную на вальяжной государственности: мол, торопиться не будем, Горынычей народ исторически любит, явление очередного Горыныча для текущего момента – бесспорное благо, Горыныча надо понять и обосновать идейно. Ничто в России не свершается беспричинно! К тому же, Горыныч – хоть и огнедышащий урод, но свой, не какой-нибудь там заемный Терминатор или Кинг-Конг; Горыныча следует приветствовать как решительную демонстрацию национальной сакральной силы. А пока суть да дело, Горынычу надо представить жертвенную девушку, сожрет – невелика беда, бабы еще нарожают.
Глава 6
Дочка спросонья ничего не поняла. Пыталась заплакать, но ей объяснили: едешь в Кремль, а туда с заплаканным лицом не пускают. Дочка плакать перестала, спросила, как одеваться. Ей сказали: неважно, как одеваться, в Кремле все дадут, для вас приготовлено – белое, нежное, пушистое и от Версаче. Дама с ласковыми глазами очень убедительно и ангельским голосом говорила про Версаче. Дама приехала с ними, стояла в сторонке, но заговорила в нужное время, и от ее ангельского песнопения в глазах дочери тут же улетучился страх. Услышав про Версаче, дочка даже посветлела лицом – в нашей семье носить брендовую одежду не позволяли обстоятельства. Девочка обрадовалась, а что с нее взять – едва исполнилось двенадцать лет. Дочь увезли в большой блестящей иностранной машине, с эскортом из множества других красивых иностранных машин, вооруженных мигалками: желтыми, белыми, красными, синими. Пока шел разговор, мигалки стояли под окнами квартиры и работали все разом, наша пятиэтажка расцвела огнями, как на дискотеке, потом дискотека покатилась к выезду со двора, мимо мусорных баков, детских площадок, подъездов со стальными дверями. Такая же дверь стояла на входе нашего дома, но, как видите, не защитила.
Глава 7
А что же народ? Народ в очередной раз безмолвствовал… Народ безмолвствовал, но не молчала интеллигенция.
Королева журналистики – очень умная и сведущая в кремлевских загогулинах – доказала в популярной радиопередаче, как дважды два, что никакого Горыныча на свете нет, что все это – наглая и грубая провокация кремлевских политтехнологов, и предложила себя в качестве первого кандидата на съедение. Многочисленные недоброжелатели в интеренет-блогах злобно указали королеве на несъедобный возраст. Отчаянная феминистка с ярким эротическим уклоном, не настолько умная и сведущая, как королева, но зато с богатым эротическим опытом и кипучей интуицией, сформулировала на популярном ток-шоу свою версию происходящего: Президент-победитель наконец-то вошел в возраст половой зрелости, одной жены ему теперь маловато, воровать на улицах женщин, как в тоталитарные времена, мешает либеральный имидж – вот и придумали Горыныча; за это следует крепко дать по рукам.
Специалисты-фольклористы помалкивали, оберегая остатки академизма, многозначительно улыбались и сдержанно поясняли: Горыныч, даже если он действительно явился, никакого интереса для науки не представляет; вопрос давно изучен, описан и убран из повестки дня в детские сказки. Биологи требовали предъявить животное, целиком либо частично, а также представить убедительные продукты жизнедеятельности, пригодные для анализа. Отказывались от комментариев за отсутствием предметных выделений.
Из двух имевшихся в наличии культурологов-рецидивистов отписались оба, причем сделали это намного тоньше и деликатнее других. Культуролог с большой кинематографической дороги выдвинул версию «исторической линзы», создающей эффект присутствия прошлого в настоящем, а настоящего в прошлом. Такой «исторической линзой», по его мнению, и является кинематограф, а потому уменьшать государственное финансирование кинематографа опасно для национального самосознания. Культуролог, промышлявший мелким литературным мошенничеством, возразил коллеге, что истинной «исторической линзой» всегда были проза и поэзия, это вариативно доказано в многочисленных статьях и монографиях автора; а государственное финансирование кинематографа вредно, деньги следует направить на производство выдающейся литературы. Рождение выдающейся литературы обещал обеспечить сразу после первого транша.
Видный писатель-сатирик, пересмешник и кремлеед, прозябавший долгие годы на вражеском радио, немедленно отшутился и поздравил страну с новым властителем – именно хвоста, по его мнению, давно не хватало нашему национальному лидеру.
Главный писатель-сатирик государственного телеканала остроумно заметил, что в душе каждого мужчины живет свой Змей Горыныч, главное – не злоупотреблять девушками; сорвал аплодисменты.Соловей панславянства Александр Бухло очень обрадовался воскрешению Горыныча. «Гениальная идея! – сказал он. – Это почище мумии в Мавзолее! Центр Вселенной опять переместился в Москву. Империя возрождается!» И тут же сел писать роман под названием «Дед Горыныч».
Глава 8
Вот я и спросил «За что?» у звездного неба. Почему защищать Родину своим невинным детским лоном должна именно моя дочь Катенька? Небо громко и беспардонно посоветовало заткнуться: «Горыныч любит девственниц. Вот компьютер и остановился на рубеже в двенадцать лет. Молчать и бояться, когда родина зовет!»
Тогда я перевернулся лицом к земле. Земля была по-летнему теплая, нежная, покрытая шелковистой травой. Она куда-то плыла подо мной, покачиваясь на волнах, казалась воздушной скорлупкой, а не многокилометровой толщей глины, песка и камня, покоящейся на адском огне. «За что?» – спросил я землю. Спросил ее дороги, дома, леса, реки, пустыни, моря. Ответили мне только кладбища, покрывающие землю, как случайные веснушки. Кладбища запели. Пели одновременно, на разных языках, непонятно, разнобойно, слезливо, протяжно, истошно – от их пения хотелось оглохнуть.
Для чего мне нужно понимать «За что?» – вдруг подумал я. Для чего мне ответ на вопрос? Чтобы объяснить мне мою вину? Обратить происшедшее в наказание? Заслуженное наказание? И тем – заставить смириться?
«Не хочу смирения!» – закричал я дурным голосом.
Пьяный крик растворился в ночи. Пьяные довольно часто кричат по ночам. Кого это волнует?Глава 9
Президент-победитель терпеливо следил за кипением страстей. Он выдержал паузу, а затем – бац, показал Змея Горыныча по телевизору.
Горыныч лежал на фигурном паркете того самого зала, который весь народ хорошо помнил по торжественному ритуалу инаугурации. Хвост змеюки упирался в золоченые двери, шея ввинчивалась под расписной потолок, три зубастых рыла пускали слюни на хрустальную люстру. Словом – впечатляющее зрелище. Тем более что никто из телевизионщиков не решился на репортаж из главной кремлевской залы, в прямом эфире работали секретные телекамеры службы безопасности, они придавали картинке отчетливый документальный ужас.
Глава 10
Американские политологи (пиндосы) тут же сформулировали два глобальных вопроса: 1) где обещанные Горынычем государственные неприятности – три дня давно прошли? 2) почему Горыныча не укокошили – российская техника уничтожения миф или реальность?
Пиндосы пришли к выводу, что либо: а) российская армия уже ни на что не годна, а российский военный кулак изготовлен из мыльных пузырей; б) Горыныч выжил в результате борьбы кремлевских кланов. Не исключено, оставлен в живых на всякий случай: вдруг сгодится для очередных президентских выборов. Государственные неприятности, обещанные Горынычем, видимо, начались, но в России так много неприятностей – трудно вычленить, какие именно инициировал Змей Горыныч.
Аналитическую записку пиндосы положили на стол своему главному американскому пиндосу – президенту, тот ее внимательно прочел и среагировал довольно грубо: «Вы что, охренели, фак ю?! Здесь вопросы задаю я! А вы формулируете ответы! Есть у русских армия или нет?! Если боролись кланы – кто победил?! Америка должна помогать Горынычу или мешать?!» После чего уволил к чертовой матери всех пиндосов из Гарварда и набрал новых из Стэнфорда.
Нелегальную стенограмму возмущения американского президента тут же доставили Президенту-победителю, что позволило наградить ряд видных российских журналистов-международников.
Глава 11
Страна была похожа на айсберг. Плавала-плавала, топила «Титаники», потом забрела по дурости в горячее море, вроде Средиземного, и растаяла без следа.
Я на том айсберге работал микробом. Нас было много – микробов, как-то сохранивших жизнь при вечной мерзлоте. Приспособились к ней наши предки, сумели родить нас. Мы росли в ледяном безмолвии, искренне его любя, поклоняясь ему как божественному месту нашего обитания. Сочиняли песни, придумывали книги – это была наша форма диалога с безмолвием. Зачем мы искали диалога? Микробы говорливы от природы. А почему – объяснения пока никто не нашел. Болтая, мы чувствуем себя живыми. Кончаются слова – уходит жизнь. Так есть. Так было. И, наверно, так будет. Некоторые наши мудрецы утверждают, что мы и сотворены словом. Слово живет вечно, говорят они, а мы – всего лишь техническое средство для его сохранения. Что-то вроде биологической магнитной ленты или микрочипа с памятью и определенной клеточной массой для автономного существования.
Вечная мерзлота – отличный инструмент естественного отбора. Погибает все, что не является любовью к мерзлоте. И любовью к размножению. Эти две любови тоже могли бы подвергнуться уничтожению, но тогда мерзлота лишилась бы зеркала, в которое любила смотреться.
Огромные заснеженные библиотеки были наполнены романами и поэмами о любви к мерзлоте. В свободное от работы время микробы посещали кружки художественной самодеятельности, где пели хором оды мерзлоте и играли в спектаклях, рассказывающих о рождении всемирной мерзлоты.
Любовь к размножению поощрялась всячески и всемерно. Микробы любили друг друга без разбора и всюду: дома, на работе, в командировках. Спариванию в немыслимых условиях было посвящено множество якобы художественных фильмов, а на самом деле – фильмов-инструкций о том, как увеличить количество спариваний в единицу времени и стимулировать рождаемость.
Спаривание естественным путем спасает от замерзания! Да здравствует спаривание! Эти жизнеутверждающие речовки нам кричали дикторы на весенне-осенних демонстрациях, и мы громко отвечали: «Ура!».
Таким образом вечная мерзлота стимулировала наше размножение и свое могущество.
Я любил мою дочь, хотя не был уверен, что стал причиной ее рождения. С самого начала я любил ее шелковистую кожу, насыщенную бархатной негой, курлыканье губ, рождающих первое слово, тонкие ручки, обнимающие мою шею. Я обожал ее и тогда, когда удлинились ножки, а взгляд засверкал веселым кокетством, рыжей волной вскипели волосы, обрамляя прекрасно-гибельный для мужчин овал лица. Я обожал смотреть на нее, когда под тонким покровом вспухли маленькие холмики грудей и породили в ней наивную стыдливость одновременно с первыми признаками женской наглости.
Ледяная глыба куда-то плыла, а мне было плевать на ее всемирно-историческое значение. Я заключил с мерзлотой пакт о ненападении. Она хотела, чтоб я ее любил, – я ее любил. Она призывала меня размножаться – я размножался. За это она кормила меня, регулярно снабжала падалью птицы и корнями съедобной травы. Глыба уверяла меня, что будет жить вечно, вечно плыть в мое светлое будущее. А потом вдруг издала неприличный звук – и вся растаяла, оставив на поверхности моря грязное серо-коричневое пятно и кое-что из древних архитектурных ансамблей. Ветер, который пьяные поэты тут же назвали ветром перемен, прибил нас к какому-то берегу. Мы вытаращили глаза, оглядываясь: что, где, когда? И прочитали в газетах: «Все. Не будет больше бесплатной птичьей падали и дешевых съедобных кореньев. Жрать будете друг друга. Аминь».
Хорошенькое дело – жрать самих себя. А кто будет первым? Их было много, первых. Самого-самого первого я не помню. То ли застрелился из охотничьего ружья, то ли умер от инфаркта – когда его начали переваривать. Я не был знаком с ним лично, иногда видел на тусовках; когда услышал про выстрел из охотничьего ружья, смутно припомнил молодое «гениальное» лицо. Тогда же возник термин: «Не вписался». Что интересно – «гениальные» пошли в расход первыми. Они много о себе думали и дрались в одиночку. А вот ласковые бесцветные опарыши начали сбиваться в стаи, душить и поедать одиночек, строить новый порядок и, непродолжительное время спустя, создали вместо ледника обитаемую лагуну с запахом дачного отхожего места. Жить стало противно, но весело.
Где был я? Нигде. Я ненавидел всех: и наглых борцов «за», и бесцветных борцов «против», я просто хотел жить. И я выжил, потому что придумал формулу выживания. Вот она: «Ничего не хотеть, ни в чем не участвовать».
Формула безупречна и эффективна, пока не приходят и не забирают твою дочь.
Глава 12
Отец назвал меня греческим именем Клио. Почему? Потому что был ё…нутым. Мы жили хуже всех вокруг, но, при этом, он считал себя умнее других. Он никогда не говорил вслух о своем превосходстве, но такая красноречивая улыбочка всегда сопровождала его долбаное молчание…
В десять лет я уже знала, что не буду такой, как он: сдохну, а не буду жить, как они!
Вот почему я обрадовалась поездке в Кремль. Просто поплыла от кайфа – и совсем не черные лимузины с цветными мигалками торкнули меня. Люди! Люди из машин с мигалками! Они по-другому смотрели, говорили, улыбались – они просто истекали лаской, которой мне так не хватало дома. Я в жизни не встречала людей с подобной энергией доброты. Они грузили добротой все, что их окружало, я врубилась одномоментно: доброта – их счастливый билет, их колесо удачи. Поэтому – они там, в золоте Кремля. Доброта родила их счастье, как птица рождает полет.
Мы измученно бьем копытом вдали от стен Кремля, живем в помойном ведре, потому что торчим в астрале, утратившем доброту.
Наша семейка живет шипя. Все друг на друга шипят. Такая форма скрипа. Мамашка скрипит на папашку, папашка – на мамашку, оба шипят на меня, я скриплю в ответ – скрипошипение заменяет музыку жизни.
Слезы выступили на глазах, когда прямо с драного линолеума нашей кухни я бросила клешню на кипарисовый паркет кремлевского кабинета. В ту же секунду меня угостили конфетами сказочного вида и вкуса, уложенными в серебряную шкатулочку. Конфеты растаяли во рту, после первой я почему-то беспричинно улыбнулась. Запить конфеты мне предложили цветной водичкой из хрустального графина. Я выпила, горячее тепло окатило грудь и низ живота, облако счастья окутало мозг. Слезы высохли.
Человек, угостивший меня конфетами и напоивший цветной водой, показал на кресло из бархата, расшитого золотыми орлами, – он казался еще добрее тех, кто привез меня сюда. Его глаза просто лучились немыслимой нежностью одуванчиков.
– Присаживайся, Катя! – услышала я волшебный голос, и мои мечты о доброте сбылись. – Давай знакомиться!
– Я не Катя, я – Клио.
– Знаю, – улыбнулся он в ответ. – Но в школе тебя зовут по-нашему, по-простому? Катя?
– Откуда вы знаете?
– Я всё знаю…
– Всё-всё? Тогда объясните мне, почему я родилась в семье мудаков?
– Потому что ты родилась в стране мудаков. У тебя не было выбора.
– А вы?
– И у меня не было выбора.
– Тогда почему вы здесь, а я – там?
– Ты умная девочка. Задаешь хорошие вопросы. Поэтому – ты уже не там. Ты уже здесь. И останешься с нами навсегда, если будешь умной.
– Я хочу быть умной.
– Конечно. И это просто. Слушайся меня.
– Послушание заменяет ум в стране мудаков?!Он посмотрел на меня с интересом и рассмеялся. Но не ответил.
Я съела еще две конфеты. Поняла, что нахожусь в раю.
Сидя на скучных уроках в школе, укладываясь спать в холодную скрипучую постель, просыпаясь ночью от любовного шипения родителей, я мечтала о рае. Блин, я мечтала о нем, чтобы не сигануть вниз головой с крыши какой-нибудь гнойной многоэтажки!
И вот я увидела рай. Я увидела рай и человека, похожего на Бога.Глава 13
– Телевизор смотрела? – спросил похожий на Бога.
– Смотрела.
– Тебя выбрали лучшей девушкой страны. Ты можешь спасти нас. А можешь погубить. Понимаешь?
– Нет.
Похожий на Бога стал необыкновенно серьезен.
– У нас государственная проблема. Мы ничего не знаем. Кто такой Горыныч? Откуда явился? Зачем? Может, он и не Горыныч вовсе.
– А кто?
– Узнай. Поговори с ним. Нужна информация.
– А если он меня съест?
– Постарайся сделать так, чтобы сначала он с тобой поговорил. У нас там тридцать шесть камер наблюдения. С микрофонами.
– А если он меня съест?!! – я не хотела впадать в отчаяние, но оно само на меня навалилось.
– Ты читала про Гагарина?
– Нет!
– А про Зою Космодемьянскую?
– Кто это?
– Лучший мальчик и лучшая девочка страны. Им поставили памятники. Ты тоже можешь стать памятником.
– Обрадовали!
– Все зависит от тебя. Если ты ему понравишься, он тебя не съест! Сделай это.
– Легко сказать «сделай это»! Откуда я знаю, как ему понравиться?!
– Хочешь жить в Кремле? Паникеры и трусы здесь долго не живут.
– Спасибо, утешили. Где платье от Версаче?! Мне обещали!
Похожий на Бога поморщился. Он отвык от примитивной наглости. Отвык от грубости. Полюбил нежные музыкальные инструменты вроде скрипки и пианолы. Уже долгие годы с ним разговаривали тихо, просительно, смиренно. Радовались его улыбкам, незлобивому голосу, любили его простые человеческие шутки. Нет, ему не поклонялись – этого бы он не допустил – его искренне любили, потому что было за что!
И вот – нате. Помощнички, сифонную клизму им в рот. Привели хабалку. Не проинструктировали. Не подготовили. Не вдохновили.
Похожий на Бога печально улыбнулся. Вышел в приемную. Встретил преданные глаза Курякина. Спросил:
– Ну что, врезать тебе между глаз? – он так шутил.
Преданный Курякин выкатил слезу. Он так страдал.
– За что, гражданин начальник?
– Догадайся.
– Девица не понравилась? Отбирал не я, отбирали Академия наук и Служба безопасности!
– Девица понравилась.
– Слава богу.
– Почему не научили говорить?
– Учили, гражданин начальник. Времени было в обрез. Говорить научили, молчать не научили. Виноваты!
– Ты все понял?
– Так точно. Мы – скоты! Ленивые, грязные и жадные! Позвольте доложить: зато верой и правдой! А ленивых уберем, грязных отмоем, жадных перевоспитаем!
– Дождешься у меня.
– Век воли не видать!Курякин закончил два факультета МГИМО. Ботал по фене шутки ради. Развлекал. Главное умение – весело отвечать на вопросы. Курякин этим умением овладел. И потому остался жив… Когда-то, в молодости, похожий на Бога тоже веселился на грани жизни и смерти. И тот, кто тогда принимал решения, сохранил ему жизнь. И даже сделал ее приятной.
Глава 14
Проблема в том, что Змея Горыныча надо поставить под контроль. Похожий на Бога всё ставил под контроль. Такой у него оформился жизненный стиль. Виды контроля использовал разные: финансовые, эротические, психологические, силовые и т. д. Иногда простой вид контроля не срабатывал, тогда приходилось выдумывать коктейль – комбинацию контролей. В деле комбинирования управляющих коктейлей похожий на Бога равных себе не имел.
После проведения контрольных операций обычно возникали некие виртуальные – или вполне реальные – кнопки, с помощью которых людьми и страной можно было управлять, как собакой Павлова.
Технологию создания управляющей кнопки он давно отработал. Первый шаг – прямой контакт с объектом. Контакт физический, интеллектуальный, эмоциональный. Ох как не прост первый шаг, иногда приходится конспектировать книги невероятной сложности, тех же Кьёркегора – Степуна, – когда осуществляется контакт третьей степени. Для контактов первой степени хватало бутылки французского коньяка. Контакты второй степени легко исчерпывались деньгами.
Дальше – просто.
Второй шаг – длительная и активная мастурбация самомнения противника. Третий шаг – неожиданное, внешне беспричинное, прекращение мастурбации и удар по самолюбию. Четвертый шаг – вычленение из повседневности признаков политической ошибки (обязательная реакция противника на удар по самолюбию). Пятый шаг – ультиматум. Или – или. Или кнопка во лбу, или дырка. Обычно выбирают первый вариант.
Случай с Горынычем вышел вон из привычного технологического ряда. Похожий на Бога не сомневался: безвыходных положений не бывает. «Выход всегда там, где был вход», – сказал мудрец. Проблема Горыныча временно выглядит неразрешимой, ибо вход – неизвестен: огнедышащая сволочь возникла ниоткуда. Сложная задача требует красивого решения. Хочешь не хочешь, со змеюкой нужен контакт. Контактера, правда, назначил сам Горыныч: девочка, девственница, коренной национальности. Так что выбора нет. То есть выбор сильно ограничен во времени и пространстве. Но такова уж судьба каждого, кто похож на Бога. Приходится работать в стесненных обстоятельствах, и всегда – чужими руками.
Глава 15
Мониторы, связанные с камерами наблюдения, занимали целую стену в кабинете человека, похожего на Бога. В обычное время мониторы закрывала огромная, от пола до потолка, копия картины Сандро Боттичелли «Рождение Венеры». Сейчас картина уехала в стену, открыв голубые экраны с видами кремлевских помещений. Похожий на Бога щелкнул пультом, все экраны переключились на главный кремлевский зал.
Тридцать шесть камер наблюдения зафиксировали девочку Катю (она же – специальный агент Клио) на фоне золотых стен и узорного паркета. А дальше случилось неприятное.
Головы Змея Горыныча вдруг стали плеваться. Обычной слюной – густым образованием белого цвета. Причем каждый отдельный плевок попадал точно в хрустальный объектив камеры наблюдения.
Одна за другой картинки на мониторах покрылись белой пеной. Застывая, пена превращалась в некое подобие старой дряблой задницы. Буквально через несколько секунд похожий на Бога увидел перед собой тридцать шесть задниц. Более того, ему показалось, что задницы улыбаются. И ясно было, почему задницы так нагло себя ведут: все тридцать шесть микрофонов от воздействия коварной слюны гнусно захрипели и отключились.
Информация кончилась. Похожий на Бога потерял источник знаний. Его интеллект был коварно кастрирован.
Надо отдать ему должное: похожий на Бога никогда не терял присутствия духа и чувства юмора.
– Битва евнухов с драконами! Китайский роман! – сказал он в ответ на появление видеозадниц. Сказал негромко и весело.Глава 16
Катя ступила в огромный Георгиевский зал, не видя ни золота стен, ни живописи потолков, ни палисандрового узора паркета. Она вообще ничего не видела, ибо от страха закрыла глаза. И так стояла рядом с высокой чеканной дверью, сверкающей золотом.
Дверь закрылась за ней торопливо и бесшумно. Катя услышала, как щелкнули задвижки и запоры – видимо, дверь укрепили с внешней стороны, на всякий случай, если Горынычу вздумается погулять по кремлевским покоям.
Имея желание выйти вон, Горыныч легко спалил бы дверь и расплавил стены – однако это соображение в панике не приняли во внимание. В панике много делается глупостей. За неделю, пока искали девочку, двери и стены зала с внешней стороны обварили в три слоя тугоплавкими титановыми листами, из которых делают двигатели космических кораблей. Научные данные о температуре огня, выдыхаемого Горынычем, отсутствовали. Но, с другой стороны, ничего более тугоплавкого, чем этот космический материал, в распоряжении правительства не было – так что ограничились титаном. Реально – для самоуспокоения. Как говорится, сделали, что могли…
Лязгнули запоры – один, другой, третий; бронебойные сейфовые замки рыча углубились каждый в свое родное бронебойное гнездо. Наступила тишина.
В этой тишине Катя услышала голос, негромкий и, как ей показалось, вкрадчивый:
– Открой глаза, деточка…
Она открыла глаза и увидела перед собой чудо-юдо. То есть никакого огнедышащего дракона в зале не было. Сидел за царским письменным столом толстяк о трех головах. Причем головы Кате показались очень знакомыми по школьным учебникам.
Секунду спустя Катя их узнала. Да и как было не узнать?!
Левая голова, грустная, кудрявая и очкастая, как две капли чего-нибудь, напоминала Антона Павловича Чехова. Центральный профиль, лысоватый, скуластый и злой, бесспорно принадлежал Федору Михайловичу Достоевскому. Морда справа кустистыми бровями и развесистой бородой формировала незабвенный облик Льва Николаевича Толстого.
– Не бойтесь, деточка, – сказал очкарик Чехов. – Мы вас ждали!Глава 17
Похожий на Бога совершенно не опасался Змея Горыныча. Не боялся этого трехчленного головастика ни с какой стороны. Похожий на Бога знал, что ему достаточно попросить, и головастик исчезнет без объяснения причин. Кого он просил, похожий на Бога не знал. Он поднимал глаза к небу, превращал тело в напряженную каменную стрелу, – тело в такие секунды дрожало, как атомный ледокол, взгромоздившийся на стену пакового льда, – и мысленно желал чьей-то смерти. Месяц-другой спустя объект уходил из жизни безо всяких видимых причин: инфаркт, автокатастрофа, подавился сарделькой.
Справедливости ради заметим: похожий на Бога использовал губительный дар не слишком часто. То есть крайне редко на самом деле. Когда не получалось разрулить ситуацию обычными кремлевскими пилотажными фигурами.
Кто из двух Властителей Небесных выполнял его просьбу, похожий на Бога не знал. И не интересовался. Достаточно было понимания, что такая сила ему дана. Зачем? Именно затем. Чтобы не было преград.
Горыныч – преграда? Или опора?! Вот в чем вопрос. Любимый вопрос.
Глава 18
– Зачем это мне садиться? – в страхе попятилась Катя.
– Не ерепенься, – буркнул борода Толстой. – Садись, в ногах правды нет!
– Постою! – упрямо мотнула головой Катя. – Я не устала!
Диванчик, на который ей предлагалось присаживаться, размещался довольно близко от резного письменного стола. И Катя здраво полагала, что стоять у отдаленных дверей – безопаснее.
Размышления о своей безопасности всегда уместны – даже если ты стоишь на табуретке с петлей на шее…
– Садись, коли просят! – мрачно прохрипел припадочный Достоевский. Катя приблизилась к диванчику, по-лягушачьи подгребая подростковыми ногами-ластами, пристроила на кремлевский золотошвейный гобелен тощий задок и пригорюнилась. Диванчик оказался упоительно мягким.
Глава 19
Похожий на Бога впервые обнаружил свой губительный дар, когда отправил на тот свет ненавистную тещу. Теща ему досталась совершенно анекдотическая: тупая, грубая, истеричная. И женился похожий на Бога не на жене, а именно на теще, поскольку теща работала в одном из малюсеньких, но весьма привлекательных кабинетов Кремля.
Все произошло случайно – знакомство, ухаживание, торопливый юношеский секс. Но похожий на Бога знал с детства: ничего случайного в его жизни не будет! И когда обнаружил, кто родил его равнодушную возлюбленную, немедленно включил рычаги бешеной страсти и женился. Так попал в Кремль. Поначалу мучился в должности кремлевского курсанта, два года чеканил шаг у могилы Неизвестного солдата. После дембеля получил место в роте охраны. И пошло-поехало.
Похожий на Бога тогда еще совсем не походил на Бога. Был маленький, ладненький, скромненький, работящий и покладистый. К дням рождения начальства сочинял стихи-поэмы. Придумал этот поэтический подхалимаж еще в школе, когда ознакомился с одой великого Державина (который, в гроб сходя, благословил) на тезоименитство великой императрицы. Так что, можно сказать, великий Державин благословил и его тоже – две сотни лет спустя.
Глава 20
Толстяк с тремя головами сидел напротив Кати и улыбался всеми тремя головами одновременно, хотя и по-разному. Очкарик Чехов кривил рот, припадочный Достоевский щурил глаз, а борода Толстой пришлепывал толстыми жадными губами.
Катя была девочка юная, но смышленая. Про любовь престарелых эротоманов к маленьким девочкам подруги рассказывали в минуты взаимных откровений – после домашнего просмотра какой-нибудь порнушки. Бывало, подруги делились собственным опытом, пугающим и притягательным одновременно.
Короче говоря, Катя была девственницей не по убеждениям, а волею случая. И насчет толстяка с тремя старосветскими головами особенно не заблуждалась. Поэтому первая мысль, посетившая девичью головку после обретения чуда-юда, не на шутку смутила.
Если у него три головы, то и тот самый мужской инструмент у него тоже имеет три ствола? Или нет? А если да, то как? Что будет? Подумать страшно.
С другой стороны, руки – две, ноги – две, всё как у людей. Может и со всем прочим обойдется?
Глава 21
На уроках литературы одноклассники хихикали, кукожили носы, злобно вымучивали тяжеловесные державинские строки, написанные полумертвым языком XVIII века. А похожий на Бога тут же уловил суть. Смысл. Понял могущество слова. И через недельку накатал поэму ко дню рождения классной руководительницы. Та растаяла. И заказала ему юбилейную поэму для директора школа. Тот просиял, выслушав изобретательное стихоплетство, посвященное терниям директорской судьбы. Тут же освободил юного поэта от уроков, потребовал немедленно сочинить оду заместителю министра. Заместитель женил сына, директор школы попал в список гостей. Стихотворное поздравление молодых показалось директору и своевременным, и уместным. Так пошло-поехало. Заместитель министра осчастливил стихами своего начальника, тот – своего… Оказалось, власть предержащие обожают стихи. Не вообще стихи, а конкретные, посвященные их властительному брюху.
Почему Союз писателей выпустил из рук это могучее оружие, почему отдал на откуп никому не известному ловкачу – знает один Создатель. Такова жизнь: умных много, ловких мало!
Судьбе было угодно сочинить лихой сюжет. Она вознесла простого человека из рабоче-крестьянской семьи в небесные сферы. И в конце концов сделала похожим на Бога. Зачем? Спросите у автора сюжета, если сможете!
Глава 22
– Гибнет страна-муравия. Будем реанимировать, – сказал очкарик Чехов.
– Зачем спасать мудаков? – ответила специальный агент Клио.
– На этот вопрос нет ответа, – нахмурился припадочный Достоевский. – Такая у нас профессия. Нас, Горынычей, посылают для реанимации. Приходим, помогаем, огнем и хвостом.
– Приходим. Спасаем. Уходим, – поддержал борода Толстой.
– Зачем притворяться дракончиком? – осторожно поинтересовалась спецагент Клио.
– Народ требует, – буркнул припадочный Достоевский. – По-другому не понимает. Любит, когда его жрут в паленом виде. Не зря шашлык – национальное блюдо.
– Вам надо, вы и спасайте! – произнесла спецагент Клио. – Я тут при чем?
– Ты хамить-то прекрати, – кислым голосом отозвался очкарик Чехов. – А то ведь сожрем к чертовой матери.
– Подавитесь! – уверенно сказала спецагент Клио.
Три головы переглянулись.
– Если бы руки принадлежали мне одному, – сказал очкарик Чехов, – я бы развел руками.
– Будем спасать то, что есть, – вздохнул борода Толстой.
– То, что осталось! – скрипнул зубами припадочный Достоевский.
– Ну да, ну да, вы предупреждали! – насупился борода Толстой. – И хватит об этом. Ваших заслуг никто не отрицает. Работать надо, а не хвостом махать.
– С кем работать? Вот с этим? – взвился припадочный Достоевский.
– А что? – сказал борода Толстой. – Детективы писать сможет. Научим – будет писать. Вот и вернем культуру в массы!
– Простите, – вмешался в перепалку очкарик Чехов, – вы сказали, культуру?
Читать бесплатно другие книги:
