Мое жестокое счастье, или Принцессы тоже плачут Крамер Марина

– Устала…

Он подошел, помог раздеться, довел до комнаты.

– Там мать хрусталь велела в стенке перемыть… да ладно, я сам, – сказал он, укрывая Алену одеялом. – Поспи.

«Сто процентов, ему деньги нужны, и потому решил задобрить меня… Денег у меня все равно нет, до получки осталось ровно сто рублей и две недели».

…Проснулась она от ора свекрови:

– Вадим, это не мужское дело! Драить посуду должна женщина! Где твоя жена?

– Мать, потише, – попросил Вадим. – Она устала, пусть поспит.

– Вадик, сынок, она только и делает, что устает и спит! И потом – что произошло у вас позавчера?

– Не лезь!

– Как я могу не лезть, когда все соседи шушукаются о том, что мой сын бьет жену?!

– Я ее не бью, а позавчера… Ты ж понимаешь – выпил немного, Аленка вспылила, слово за слово…

– Вадик, я тебя очень прошу, сынок, не трогай ее больше! Это не на нее, а на нас бросает тень, пойми! Ведь ты воспитанный мальчик, из приличной семьи! Ей вообще повезло, что она попала в наш дом, что мы с отцом терпим ее присутствие рядом с тобой. И брось сейчас же тряпку, пусть Алена встанет и доделает!

Хлопнула дверь спальни.

«Ясно – пошла рыдать и заламывать руки», – Алена поднялась и побрела в гостиную, молча отстранила Вадима от таза с мыльной водой и стала домывать хрустальные фужеры. Муж уселся в кресло, наблюдая за ней.

– Аленка, может, в кино рванем?

– Деньги появились? – поинтересовалась она.

– Ну, что ты опять? Все деньги, деньги… Одно бабло на уме! Скучно с тобой!

– Да? Зато с тобой очень весело! Посмотри на меня – у меня глаз фиолетовый, губа опухла… Вадим, я не могу так больше! А деньги – ты понятия не имеешь, как их заработать, зато хорошо знаешь, как потратить!

Алена со злостью швырнула тряпку в таз и пошла в комнату, упала там на диван и заплакала. Муж притащился следом, сел рядом, положил руку на спину.

– Слушай, ну, хватит уже! Что ты ревешь все время, как старая бабка, честное слово! – проговорил он с досадой. – У моих друзей жены как жены, веселые, погулять любят, тусовки всякие, а ты…

– Я?! А что я?! – закричала Алена, сев. – У жен твоих друзей мужья деньги зарабатывают, а я все сама, все сама, и ты еще погоняешь меня, свесив ножки! Мне некогда по тусовкам бегать, и сил нет, понятно?! На работе дурдом, домой идешь – ноги не несут, то же самое!

– А что тебе не нравится? – заорал Вадим в ответ. – Я не виноват, что этой стране не нужны инженеры-электронщики, а нужны торгаши и быки с квадратными мордами! Я не для того пять лет учился, чтобы на рынке трусами торговать! А ты, милая, сначала институт закончи, потом меня жить учи!

– Я закончила бы его давно, да тебе жрать нечего будет, если я работу брошу! Я из-за тебя не могу никак последний курс отучиться, потому что не хочу матери твоей на шею сесть, понял? И не тычь мне своим высшим образованием, все равно от него толку никакого!

Он ударил ее по щеке и вышел, шарахнув дверью. Вот так всегда – стоило заговорить с ним о работе, как он тут же строил из себя непонятого гения и отвешивал Алене оплеухи, якобы в сердцах.

Ночевать он не пришел, Алена не очень расстроилась, а Регина пилила ее все утро деревянной пилой. Наконец Аленино терпение лопнуло, и она заорала:

– Я что, всю ночь должна была по городу за ним бегать? Не месяц май, между прочим, мороз под тридцать! Никуда сынок ваш не делся, лежит себе у Димки на диване, пивом голову лечит!

– Да, ребенок от такой жизни пить начал! – прослезилась свекровь. – А все ты, вечно чем-то недовольна, все тебе не так! Живешь, как у Христа за пазухой, на всем готовом, другая бы радовалась!

– На всем готовом?! Да кто ж это готовое готовит, кроме меня-то?! Я ж вам даже зарплату почти всю отдаю, Регина Аркадьевна! – Алена даже задохнулась от такой несправедливости.

Дневник.

«Дом все три года на мне, я пашу, как ломовая лошадь, стараясь угодить всем, и вечно мною недовольны. И при этом я еще дежурю по три полторушки в неделю, нарушая все мыслимые и немыслимые нормы. Хорошо еще, что старшая медсестра понимает мою проблему, раскидывает в графике эти лишние смены по девчонкам, а они потом отдают мне деньги. Не жизнь – сказка просто!»

Нервы сдали окончательно, Алена вскочила из-за стола и, кое-как одевшись, выбежала на улицу. Ее душили слезы, она ничего не могла с ними поделать, они катились из глаз помимо воли. Хорошо еще, что не успела накраситься…

Юркнув из персоналки в перевязочный, она опять надела хирургическую маску и стала накрываться.

В палате у модного больного Алена оказалась около часа дня. Ей обрадовались, как родной:

– Аленушка, добрый день! – Грачев приветливо улыбался. – Я уж думал, что ты меня забыла!

– Нет. Давайте я посмотрю повязки.

Он откинул одеяло, и Алена опять почувствовала странное желание прикоснуться к нему. Дотронувшись пальцами до повязки на левом боку, девушка вздрогнула, а он внимательно посмотрел на нее.

– У тебя такие руки нежные, боль проходит…

– Вы мне льстите. – Она поменяла повязку на боку и приступила к плечу, но Грачев перехватил ее руку и стал внимательно разглядывать.

– Надо же, какие пальчики тоненькие, светятся просто…

Алена совсем смутилась, выдернула руку, закончила перевязку и почти бегом рванула из палаты, но он окликнул:

– Алена, ты когда в ночь дежуришь?

– Сегодня.

– Придешь ко мне вечером? Пожалуйста, приходи, – попросил он жалобно. – Я устал от этих уродов, хочу с нормальным человеком пообщаться.

– Я не по этой части, – автоматически ответила Алена, в душе ругая себя за глупость.

– Если Гриша Грач позвал тебя пообщаться, можешь быть спокойна – ничего другого тебе не грозит, – насмешливо откликнулся он. – Разве только сама чего захочешь…

И она пришла. Было совсем поздно, часов двенадцать, наверное, но Грачев не спал, а охрана при Аленином появлении сразу вышла в коридор.

– Садись, – пригласил Грач, похлопав рукой по постели около себя.

Она села. Он смотрел ей в лицо, не отрывая синих глаз.

– Ты красивая девочка. Очень красивая. Зачем ты живешь с человеком, недостойным тебя?

– Откуда вы знаете, с кем я живу?

– Справки навел. Он тебя бьет, использует, унижает, ты безвылазно живешь в больнице, чтобы не зависеть от своей свекрови, так? Ты не должна так жить.

– Что вы можете знать о моей жизни? Только то, что вам рассказали девчонки – сплетни и домыслы. Вы что, были мной?

– Я тебя вижу, и мне достаточно. Я давно не встречал таких, как ты… – его голос обволакивал Алену, она плыла в каком-то тумане, а Грачев говорил, говорил, и девушка уже не понимала, о чем, просто ей нравился звук его голоса.

– Алена, я так хочу тебя… с самой первой минуты, как только увидел, хочу… Сними рубашку, – вдруг приказал он тихонько, и Алена моментально подчинилась, дернув молнию. Его рука легла на грудь, и Алене захотелось, чтобы он ее не убирал. – Наклонись поближе, я хочу тебя поцеловать, – прошептал он.

Она прижала свои губы к его, и он начал целовать ее сначала нежно, а потом жадно и требовательно. Алена уже просто изнывала от желания, а он все продолжал ласкать ее грудь здоровой рукой, спустив лямки лифчика.

– Красотуля, у нас так ничего не выйдет, я немного не в форме, – сказал он, убирая руку. – В том смысле, что мне перевязанная рука мешает, а я так тебя хочу, что не соображаю…У тебя обалденное тело, просто фантастическое… я хочу его, Аленушка… – Он провел языком по ее шее и застонал. – Боже мой, да ну ее на хрен, эту руку! – Он обхватил девушку здоровой рукой и забросил на постель, поворачиваясь и ложась сверху. Сняв лифчик, принялся целовать грудь, Алена стонала от безумного ощущения, совершенно незнакомого раньше – Вадим никогда в жизни не делал с ней такого.

– Помоги мне немного, – попросил Грачев. – Разденься сама, а то мне неудобно одной рукой…

Она скинула брюки вместе с трусиками, и Грачев закусил губу, глядя на нее.

– Что-то не так? – спросила Алена.

– Жаль, что я не смогу сейчас доставить тебе такое удовольствие, как умею… Но мы потом это обязательно исправим, да?

Дневник.

«Что накатило в тот момент на меня, не знаю, но я обняла его за шею и зашептала на ухо:

– Я тоже очень хочу тебя, никогда так никого не хотела, правда… я никогда раньше не делала такого, но с тобой…

Не знаю, что он имел в виду, говоря о каком-то еще удовольствии, но я, не видевшая ничего подобного за три года семейной жизни, была просто на небе…

Я и не подозревала, что смогу вот так, через сутки знакомства, заняться любовью с мужчиной, но с этим конкретным мужчиной мне было необыкновенно, замечательно, бессовестно прекрасно…»

– Тебе хорошо? – он целовал ее шею, ласкал языком ухо.

– Очень, – честно ответила она.

– Такое впечатление, что у тебя до меня никого и не было, – заметил Грачев. – А говорила, что замужем.

– Это только так называется, – вздохнула Алена, трогая пальцем свой синяк. – Видимость.

– Хороша видимость! – усмехнулся он и вдруг сказал: – Я хочу, чтобы ты была со мной.

– Я и так с тобой.

– Не в этом смысле – я хочу, чтобы ты была моей женщиной.

Алена решила, что он шутит.

– Ты считаешь себя обязанным мне за то, что мы сейчас сделали?

– Нет. Я просто тебя хочу.

– У тебя жар.

– Точно, – согласился он. – Вон там, – и указал глазами на вставшее колом одеяло. – Поможешь?

– Да… – выдохнула она.

Она приходила к Грачеву все три недели, что он провел в отделении. Они занимались любовью и разговаривали. Об Алене в основном. Он хотел все о ней знать, а она сама вопросов не задавала, ей было совершенно не важно, кто он, что, – она просто отдавалась ему и была этим счастлива. Дома ее страсть никому не была нужна, так только, изредка, чтобы не забывала, что замужем.

Если даже свекровь и муж заметили в Алене какую-то перемену, то промолчали. Вадим предпочел сделать вид, что ничего не происходит, старался вообще не разговаривать с женой, давая ей понять, что она недостойна его внимания. Регина Аркадьевна только поджимала губы, глядя на порхающую по квартире невестку. Алена же улыбалась, чувствовала себя легкой и невесомой, не повышала голоса и не спорила. Вернувшись домой, быстро и без возражений выполняла все прихоти свекрови, крутилась, как электровеник, и казалась абсолютно довольной жизнью.

В день выписки Грачев подарил ей огромный букет роз.

– Поедем со мной, – просил он, держа ее руку в своей. – Поедем, Аленушка, не место тебе здесь.

– Гриша, не надо, – впервые назвав его по имени, сказала Алена, опустив в пол наполнившиеся влагой глаза. – Это невозможно…

– Почему? Ведь нам с тобой так хорошо вместе.

– Я замужем…

– Упрямая чертовка, – вздохнул Грачев. – Прощай тогда.

Он поцеловал ее, потом еще раз, словно хотел запомнить, как она это делает…

Вечером Вадим снова ее ударил, да так, что сломал нос. Это было последней каплей – Алена взяла свои документы и уехала в больницу. Молодой лор-врач в приемном покое долго качал головой, разглядывая ее нос:

– Ну что, Алимова, изуродовали тебе личико – носик набок останется, а жаль… Пластику бы, но это дорого очень…

Алена рыдала в голос, но сделать ничего не могла – денег нет, а бесплатно такие операции не делают…

Ночевать она осталась в больнице, в пустой спецпалате, где еще вчера лежала в объятиях Грачева. Назавтра была суббота, но Алене идти было некуда. К мужу – страшно, к матери – бессмысленно, они три года не общались, и та, кажется, успела забыть о том, что у нее когда-то была дочь. В носу стояли две трубки, даже на улицу выйти стыдно, но есть хотелось…

Алена брела к ближайшему магазину, когда сзади посигналили. Она повернулась, закрыв нос варежкой, и остолбенела, увидев Грачева, высунувшегося из черного «Мерседеса». Он выскочил из машины и подошел к ней, нагнувшись, чтобы поцеловать, но обнаружил синяки под глазами, а отведя руку в варежке от лица, увидел и нос. Его глаза сузились, под кожей заходили желваки, он открыл дверку машины и решительно запихнул девушку внутрь, устроившись рядом.

– Домой, Андрюха! – велел он водителю. – Прогулка отменяется. Скажи-ка мне одну вещь, Алена, – обратился он к притихшей девушке, едва сдерживаясь, чтобы не орать, – ты так любишь своего мужа, что терпишь такое?

– Нет…

– Тогда считай, что я тебя похитил. Это судьба, тебе не кажется? Вот ты и со мной, красотуля моя, – он прижал ее к себе. – Сегодня же привезу доктора, он посмотрит твой носик, – он целовал ее в лоб, в щеки, в губы, стараясь не коснуться носа и не сделать больно.

– Гриш, ты серьезно? Зачем тебе это?

– Ты не допускаешь, что я влюбился?

– В меня?! Ты большой оригинал, – нервно засмеялась Алена, ожидая, что вот сейчас Грачев тоже рассмеется и признается, что пошутил.

– Почему? Ты красивая девочка, совершенно неиспорченная. Мне повезло. Просто ты устала, замучилась и почему-то совсем себя не любишь и не ценишь. Но это все поправимо.

– С чего ты решил, что я не испорченная? – Алена чуть отстранилась от него, пытаясь понять, насколько серьезен этот разговор. Но Грачев выглядел искренним и правдивым, а смотрел на нее как-то странно.

– А ты первая, кто не спросил, кто я, какая у меня машина, сколько денег, – улыбнулся он.

– Мне это совершенно неинтересно.

– А я? Я тебе интересен?

– А ты – да. У меня ни с кем так не было, как с тобой, – призналась она. – Я просто голову потеряла, со мной вообще в первый раз такое – чтобы я с больным…

– Я понял. Зачем оправдываешься? – улыбнулся он. – Я ведь к тебе специально Кочана подослал, чтобы проверить, клюнешь ты или нет.

– Гад!

– Еще какой! – захохотал Грачев. – А ты молодец, отшила его!

– Надеюсь, он обиделся?

– Еще как! Его никто раньше не отшивал. Сейчас девки падкие на деньги да на тачки крутые. Дешевки, ей-богу, – лицо Григория скривилось в презрительной гримасе. – Почему женщины так низко себя ценят, не подскажешь? За деньги готовы на все, даже не смотрят, что за человек перед ними, – бабло глаза застилает.

Алена съежилась – ей почему-то вдруг показалось, что все сказанное относится и к ней тоже. Григорий это заметил, взял за руку и ласково улыбнулся:

– Только не подумай, что я это и о тебе. Нет, просто в последнее время мне только такие щучки и попадались, и вдруг – ты…

В это время машина остановилась, Грачев вышел и подал Алене руку. Она оказалась перед огромным домом в два этажа, сложенным из красного кирпича.

– Нравится? – спросил с улыбкой хозяин.

– Не знаю…

– Ну, идем, потом оглядишься, а пока тебе прилечь надо.

Он увел ее на второй этаж, в огромную, почти пустую спальню, где стояла только круглая кровать огромных размеров и телевизор на стеклянной тумбе.

– В душ хочешь? – спросил Грачев, помогая снять куртку.

– Конечно.

– Идем.

Душ оказался рядом, не душ – целая комната с огромной ванной, душевой кабиной и высоким стеклянным шкафом, полным цветных полотенец и всяких флаконов с гелями, пенками и шампунями. Грачев вышел, оставив Алену, и она, скинув свои тряпки, встала под душ. Разве это не мечта – обалденно красивый молодой мужик берет за руку и ведет к себе в хоромы…

– Ты не утонула, красотуля? – раздался голос Грачева за дверью. – Можно войти? Я тебе халат принес!

– Да, входи.

Он подал сначала полотенце, а потом халат – огромный, мужской, но мягкий и уютный.

– Слушай, а тебе идет! – оценил Григорий, оглядывая Алену с ног до головы. – Можно, я отнесу тебя?

– А рука?

– А и хрен с ней, с рукой! – подмигнул он, поднимая девушку и унося в спальню. – Я так хочу тебя, Аленка, удержаться не могу…

– …Ты удивительная, – выдохнул он, откатившись от нее.

– Нет, Гриш, я обычная, – прошептала она, закрыв глаза. – Это ты заставляешь меня быть такой, я ведь даже не знала, что так бывает…

– Что, твой муж этого не делал? – ехидно спросил Гришка.

– Представь себе, нет! Быстренько дергался, как кролик, и падал спать.

Гришка хохотал от души, прижимая ее к своей груди.

– Красотулька моя… – бормотал он. – Аленушка…

От его слов у нее все внутри замирало, она чувствовала, что делает то, что он любит, что ему хорошо и не хочет он, чтобы это прекращалось.

– Аленушка, а ведь тебе надеть совсем нечего, – вспомнил Гришка через час. – Я велел шмотки твои выкинуть, там смотреть не на что.

– И в чем я теперь домой поеду? – растерянно спросила Аленка.

– Ты уже дома, – отрезал он серьезно. – А одежду я тебе куплю.

– Гриш, не путай меня с девками, которые спят с мужчинами ради выгоды, – тихо сказала девушка, глядя ему прямо в глаза.

И он понял, что она не рисуется и не набивает себе цену, а действительно так чувствует. И разозлился.

– Я прекрасно знаю, что ты не такая. Мне хочется увидеть тебя в нормальных вещах, в таких, какие ты и должна носить с твоей внешностью. А не в этом барахле с китайской толкучки. И если я предложил тебе это, значит, я так хочу. И ты должна согласиться. Ты пойми, Аленушка, кощунственно надевать на такую грудь лифчик из синтетики, ее должно касаться только настоящее, дорогое кружево. И так во всем. Погоди, я еще научу тебя любить все это, – пообещал он. – А пока придется выбрать тебе наряды на свой вкус.

– Надеюсь, он у тебя не очень экстравагантный, – пробормотала Алена, опасаясь того, что Гришка нарядит ее, как валютную путанку из «Интуриста».

Внизу раздался мелодичный звон, и Гришку сдуло с постели:

– Подъем, Аленка! Врач приехал.

Закутавшись в халат, она спустилась вниз. В гостиной сидел полный, вальяжный мужчина в строгом костюме, с чемоданчиком в руках. При их появлении он встал, подал Гришке руку:

– Добрый день, Григорий Валерьевич, как здоровье? Выглядите хорошо.

– Спасибо, Давид. Я тебя вот по какому поводу пригласил – посмотри девушку, ей тут урод один носик попортил, а она у меня красотулька, нельзя нам с кривым носиком. – И он поцеловал Алену в макушку, легонько подтолкнув к доктору.

Тот вынул из чемоданчика халат, рефлектор и какие-то инструменты в стерильном свертке. Усадив девушку под лампу, аккуратно осмотрел ее нос, прощупал пальцами, покрутил голову, а потом сказал, обращаясь к Гришке:

– Ну что, картина ясная – хрящ перебит, перегородка тоже, словом, пластику нужно делать, и чем скорее, тем лучше. Можно прямо в понедельник девушку ко мне привезти, думаю, недельки через три сможете портрет заказывать. А заодно, кстати, и лицом нужно заняться – маски, массаж, все такое, а то выглядит девушка усталой и замученной.

– Давид, все, что сочтешь нужным, сделай. Ты ведь меня знаешь, я не обижу, – твердо произнес Гришка.

– Значит, до понедельника, красавица? Как вас, кстати, зовут?

– Алена.

– Алена, значит? А по отчеству?

– Зачем? – смутилась она – доктор был намного старше.

– Так положено, – внушительно ответил он.

– Сергеевна.

– Значит, Алена Сергеевна. Что ж, увидимся, был рад знакомству.

– Спасибо.

– Пока еще не за что, – весело ответил доктор, выходя из комнаты.

Алена сидела, не в силах поверить в реальность происходящего, и вдруг вспомнила, что в понедельник ей на полторушку. Но, едва только она заговорила об этом, как Гришка вспылил:

– Ты больше там не работаешь!

– Гриша, я не могу сидеть на твоей шее…

– Она у меня крепкая, тебя как-нибудь выдержит! – отрезал он. – Пойми, Аленушка, я хочу всегда видеть тебя рядом, в любое время. Поэтому думать забудь о своей больничке! Кстати, ты что-то про институт говорила?

– Говорила, – вздохнула она. – Шестой курс меда. Второй год.

– А что так? Не получается?

– Просто совмещать работу и учебу невозможно, ни сил нет, ни времени. А жить-то надо, Вадька два года не работает, не берут нигде.

– Значит, так ищет, – жестко перебил ее Гришка. – Настоящий пацан всегда может в жизни устроиться. Имея такую жену, я землю бы рыл, только чтобы ты ни в чем не нуждалась, а у вас – наоборот. Хотел бы я взглянуть на урода, ради которого ты на себе алкашей и бомжей таскала! Все, надоело мне про это! В понедельник пошлю человека в твою больницу, он все оформит, а осенью учиться пойдешь, если захочешь. И вообще – от этих разговоров что-то я проголодался, – улыбнулся он. – Пойдем, съедим что-нибудь.

Сидя за столом, Алена ловила на себе неприязненные взгляды молодой девушки, подававшей и убиравшей тарелки. Гришка тоже это увидел и, поймав домработницу за руку, тихо, но властно сказал:

– Лора, если ты еще раз позволишь себе косо посмотреть на Алену Сергеевну, то пожалеешь. Теперь она будет здесь хозяйкой. Мои слова передай всем, ничего не упусти, поняла? А если я что-то замечу… все ясно?

– Да, Григорий Валерьевич, – поспешно закивала она головой. – Извините.

– Свободна.

Ларису как ветром сдуло, а Алене стало неловко.

– Так, Аленка! – решительно произнес Грачев. – Ты это брось! Они получают деньги за работу, их никто не заставляет здесь трудиться, но за свое место они держатся зубами. И ты для них то же, что и я, запомни. И научись вести себя соответственно.

Дневник.

«Чувствую, будут у меня проблемы… Если честно, то я не думала ни о чем и ни о ком, кроме Гришки – он мне нужен как воздух, и ради него я сделаю все, что он попросит…»

После обеда Грачев уехал куда-то, велев Алене поспать, что она и сделала с великим удовольствием. Проснулась от прикосновения Гришкиных губ к груди – лежала под одеялом голая. Увидев, что Алена открыла глаза, он заулыбался:

– Проснулась? А я сижу возле тебя минут сорок и не верю, что ты здесь, в моей постели.

– Решил убедиться на ощупь? – засмеялась девушка, обнимая его за шею.

– Будь моя воля… – прошептал он ей на ухо и взял с пола большой пакет, вытряхивая его содержимое на постель.

Там оказалась куча всякой всячины, от умопомрачительного белья до джинсового костюма, и Алена вытаращила глаза:

– Гриш, куда столько?

Он довольно улыбался, глядя на ее растерянное лицо:

– Аленушка, это такая мелочь! Потом, после операции, поедем вместе, выберешь, что сама захочешь.

И он принялся одевать и раздевать ее, как ребенок куклу. Они целовались, стоя перед зеркалом, и Алена видела, что он был на все сто процентов прав – в дорогих вещах она преобразилась, даже сломанный нос в пластыре не портил общего вида. Короткая джинсовая юбка подчеркнула длинные ноги, обтягивающая красная водолазка – грудь хорошей формы и размера… Короче, Алена очень даже ничего… Гришка поймал ее мысль:

– Теперь видишь?

– Да…

– Слушайся меня, и все пойдет как надо.

Через три недели Алена вышла из клиники пластической хирургии с совершенно прямым точеным носиком, отдохнувшая и посвежевшая. Гришка встретил ее с букетом:

– О господи, что сделал с тобой этот гад? – выдохнул он, рассматривая девушку, и она испугалась:

– Тебе не нравится?

– Да ты что?! – захохотал он, подхватывая ее на руки. – Я просто боюсь, что тебя утащат! Придется охрану приставить.

– Зачем? – удивилась Алена, крепко держась за его шею.

– Аленушка, я вижу, что пришло время поговорить серьезно и честно, – вмиг перестал дурачиться Гришка. – Я все ждал, когда ты сама спросишь, но теперь вижу, что тебе действительно неинтересно. Но знать ты все равно должна.

– Что? Не пугай меня, Гриша. Что я должна знать?

– Мы сейчас поедем с тобой в одно место и там поговорим.

Он привез ее в клуб со странным названием «Долли». По тому, как здесь все стелились перед ним, Алена догадалась, что он не просто посетитель. Их провели в отдельный кабинет, охрана осталась снаружи, а они оказались в небольшой уютной комнате со столиком и двумя низкими кушетками. Гришка прилег на одну, притянул к себе и Алену.

– Понимаешь, Аленушка, у меня опасный бизнес, – начал он, заглядывая ей в глаза. – Туристическая фирма – «Грачев Трэвел», слыхала? – Алена кивнула, хотя и не совсем поняла, почему туристический бизнес считается опасным. – Вот. У меня почти нет друзей, зато хватает врагов, а теперь это и твои враги, красотуля. Поэтому впредь из дому без охраны ты выходить не станешь, с тобой постоянно будет Боксер, видела – здоровый такой, черный? Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, ведь я тебя люблю…

– Скажи это еще раз… – попросила она, закрыв глаза.

– Я люблю тебя, Аленушка.

Дневник.

«Ох, как же безразлично мне было, кто он есть на самом деле, чем занимается, только вот эта фраза заполнила мой мозг – «Я люблю тебя, Аленушка»…»

– Ты постепенно привыкнешь к моей жизни, – продолжал Грачев. – И даже полюбишь ее. Я не требую от тебя ничего, кроме осторожности и умения вовремя промолчать. Делать можешь все, что захочешь, – учись, займись каким-нибудь бизнесом, научись водить машину – словом, все, что пожелаешь. Только будь со мной, пожалуйста, ты так мне нужна, – попросил он, потянувшись к ее губам.

Всю дорогу до дома она пыталась уложить в голове все, что услышала, но Гришкины руки под водолазкой мешали ей. Не в силах больше терпеть, она села к нему на колени, задрала одежду и прижала его голову к своей груди. На Алене были чулки и тонкие трусики, которые Гришка, подняв юбку, сорвал и выкинул в окно машины.

– С ума сошел, – прошептала она ему на ухо.

– Тихо, тихо, – зажимая ей рот, шипел он. – Водитель услышит, тихо, я тебе говорю…

Дома, стоя вдвоем под душем, они хохотали, вспоминая лицо Андрея и собственную шалость.