Гарем чужих мужей Жукова-Гладкова Мария
В кабинете директора (мужчины лет пятидесяти), кроме него самого и Верки, находились двое парней крепкого телосложения в одинаковых серых костюмах, женщина лет сорока и двое милиционеров в форме.
— В чем дело? — резко спросил директор при виде нас с Юрой.
Юра тут же попятился назад, пролепетав что-то невразумительное.
— Спасибо, — повернулась я к нему с благодарной улыбкой, затем посмотрела на директора и заметила, что это я хотела бы узнать, в чем дело.
— Какая-то сволочь расплатилась со мной поддельными баксами, — процедила Верка вместо директора. — И если бы я помнила, какая. Вот сижу, вспоминаю всех возможных кандидатов.
— Адвоката вызвать? — спросила я, глядя на Верку.
— Гражданочка, — откашлялся один из милиционеров, — мы вот сейчас вас обыщем…
— Господа, — обворожительно улыбнулась я, — обыскивать меня вы не имеете права. Вы даже не имеете права раскрывать мою сумочку. Вам разрешается проводить досмотр, при котором гражданин сам предъявляет содержимое своих карманов, а значит, вы можете только попросить меня это сделать.
Ляпнув про сумочку, я вспомнила, что у меня там пистолет и «пачка сигарет», которой тоже можно убить человека. Поэтому тут же добавила с еще более обворожительной улыбкой:
— Но вначале представить мне убедительные объяснения, почему вы хотите, чтобы я, например, раскрыла сумочку. Если вы их не представите, я вполне могу отказаться. И вообще могу отказаться.
— Мы тебя сейчас доставим в отделение и… — открыл рот один, но второй положил руку ему на плечо.
— Пожалуйста, предъявите документы, — вежливо попросил второй. — Для установления вашей личности, — добавил с подленькой улыбочкой.
— Прошу, — протянула водительское удостоверение. Я не стала спорить, зачем им устанавливать мою личность. Мне требовалось отвлечь их внимание от раскрывания моей сумки. — Могу назвать адрес турфирмы, где директорствую. Могу брату позвонить. Еще десятку знакомых, чтоб подтвердили мою личность, — я хитро посмотрела на мента, держа руку на нужной клавише трубки (чтобы запустить набор домашнего номера, введенного в память). — И вообще вы должны вначале сами представиться.
— Да мы вас… — опять рявкнул первый.
— Не запугаешь: пуганая, — ответила я твердым голосом, глядя прямо в глаза первому менту. С этой категорией людей только так и нужно. Если они почувствуют слабину, мгновенно начнут давить еще сильнее. Если же поймут, что перед ними никто не намерен прогибаться, да еще и знает свои права, успокаиваются, а то и резко сдают назад. Тем более я чувствовала поддержку директора и охранников, рассматривавших меня с интересом и явно не очень радовавшихся появлению милиции в магазине и сложившейся ситуации в целом.
Все получилось, как я и предполагала. В особенности после того, как я сообщила во всеуслышанье, что мне известно о моих гражданских правах. Как оказалось, мне о них известно гораздо больше, чем всем присутствующим (включая родную милицию, которая почему-то не удосужилась ознакомиться с правами граждан — или не желала их все признавать. Или у нас признаются права выборочных граждан?). Более того, охранники даже задали мне пару вопросов про досмотр и обыск. Я дала мальчикам бесплатную юридическую консультацию (насчет доставки в отделение), но, главное: добилась цели. Менты решили со мной не связываться, а изучив права, вернули. Я же не забывала: мне ведь никак нельзя показывать им содержимое сумочки — ведь там оружие…
— Может быть, мне кто-нибудь предложит присесть? — посмотрела я на директора. Все это время я прогуливалась по кабинету, подобно лектору перед аудиторей. Правда, все стулья были заняты.
— Да-да, конечно, — он тут же спрыгнул с места.
— Итак, приступим к конструктивному обсуждению. Что случилось?
Я посмотрела на сотрудников милиции. Но ответила Верка:
— У меня оказались фальшивые сто баксов. Новые. Неизвестно откуда.
Я продолжала вопросительно смотреть на сотрудников органов.
— У вас есть с собой доллары? — наконец спросил второй.
— Есть, — кивнула я. — И что из того?
— Вы можете их предъявить? — устало спросил он же, вытирая пот со лба. — Мы даже не настаиваем, чтобы вы раскрывали сумочку. Хотя как вы их будете доставать, ее не раскрывая… — мент хитро взглянул в мою сторону.
— Надо быть идиоткой, чтобы носить доллары в сумочке, — заметила я, — с таким-то воровством на улицах города.
С этими словами под удивленные мужские взгляды я расстегнула пиджачок, отвела в сторону правую полу, где у меня обычно пристегнут специальный карман, отстегнула булавку, запустила в карман руку и достала две стодолларовые бумажки, две двадцатки и одну десятку и разложила веером на столе перед собой. Пиджачок после этого запахнула. Милицейские очи тут же загорелись алчным огнем. Они смотрели на доллары, как два кота на куски сырого мяса, оставленные хозяйкой на столе. К ним нужно только прыгнуть, вот только хозяйка может дать по лапам… Директор и два охранника доллары, по всей вероятности, видели и держали в руках гораздо чаще и в гораздо большем количестве, поэтому особо не заинтересовались, они все еще отходили от моей попытки стриптиза. Верка и незнакомая женщина никак не отреагировали.
— Номера стодолларовых назовите, пожалуйста, — впервые подала голос незнакомая мне женщина.
Я назвала. Она в это время смотрела в какую-то бумажку, потом объявила, обращаясь к милиционерам:
— Не те.
— Проверить ваши доллары можно? — обратился ко мне директор магазина. А ему-то какое до них дело? Правда, я не стала вступать в лишние дискуссии, вместо этого предложив принести машинку в кабинет, чтобы проверка происходила на глазах у всех присутствующих.
Дама кивнула, удалилась и вскоре вернулась с машинкой. Все мои доллары оказались настоящими, и мне их тут же вернули и даже извинились.
— Так в чем все-таки дело? — опять обворожительно улыбнулась я. — Что, Вера Николаевна — первый человек в городе, у которого обнаружились поддельные доллары? Думаете, она их печатает? Вы бы лучше настоящих фальшивомонетчиков ловили.
— Мы именно этим и занимаемся, — устало сообщил один из милиционеров. — И если бы ваша подруга спокойно отреагировала на предложение дать объяснения, а не устраивала дебош…
Я перевела взгляд на Верку, она пожала плечами. Зная Верку, я представляла, как ей было жалко расставаться с долларами, даже фальшивыми. Она бы их впарила кому-нибудь…
Но дальнейший рассказ милиционеров заинтересовал меня еще больше. В последние четыре дня (считая сегодняшний) в городе появилось большое количество стодолларовых купюр с одинаковым номером. Сейчас уже оповещены все банки и все пункты обмена валюты. Верку, когда она пришла менять баксы, задержали для дачи объяснений. Ее негодование только вызвало лишние подозрения.
Почему-то все задержанные до нее утверждали одно и то же: нашли. Правда, место не указывали.
— Я нигде денег не находила, — процедила Верка.
— Но вы можете перечислить всех, у кого получали деньги за последнюю неделю? — опять не выдержали милиционеры. — Вы что, так часто получаете деньги в иностранной валюте?
Наверное, Верка хотела сказать, что только в ней и получает, но вовремя сдержалась.
— Ланка, помоги вспомнить, — вместо этого повернулась она ко мне. — Валентин, фамилию не знаю. Андрей Евгеньевич. Бизнесмена помнишь, который первым под стол сиганул, когда ты бабой-ягой переодевалась?
Собравшиеся мужчины и женщина слушали наш разговор с обалделым видом. Но когда Верку попросили указать хотя бы примерный адрес проживания упомянутых господ, милиционеры оживились.
— Подождите, пожалуйста, — сказал первый. — Мне надо позвонить в управление.
Повесив трубку, он повернулся к нам и сообщил:
— Все задержанные из одной деревни. Или постоянно живут там, или только летом, или были в гостях. Значит, вы тоже там были?
Мы с Веркой переглянулись.
— Вспомнила! — затем воскликнула Верка. — Амазонки. У них в замке. Ты же, Ланка, в замок не заходила. А все деревенские были.
— Поподробнее, пожалуйста, — тут же попросили сотрудники органов.
Не сговариваясь, мы с Веркой поняли, что можно открыть этим типам, а что нет. Мы сказали сотрудникам органов, с кем следует связаться по делу амазонок и что дамочки уже успели натворить. Выслушав нас внимательно, один из милиционеров опять позвонил в управление, послушал, что ему там сказали, после чего объявил нам, что мы свободны, и даже сказал «спасибо».
Когда мы с Веркой опять загрузились в мою машину, то вздохнули с облегчением.
— Ну я и перетрусила, — призналась подружка.
Машина тронулась с места. Отъехав на некоторое расстояние от строительного магазина, извлекла из сумочки пистолет и засунула его назад под сиденье. Заметив, что я делаю, Верка усмехнулась.
— Представляю, если бы нам с тобой влепили по статье: тебе незаконное ношение оружия, мне — сбыт поддельных денег. Оказались бы вместе с Ольгой на нарах… Бр-р-р. Не хочется как-то… Мент сказал: от пяти до восьми лет. Может, в самом деле бросить все к чертовой матери? Замуж выйти и жить спокойно?
— Вера, не смеши меня. Ты же со скуки умрешь, сидя дома. И ведь мы, похоже, докопались до истины… При помощи родной милиции. Есть все-таки от нее какой-то толк.
— И правда! — воскликнула Верка, тут же оживившись. — Значит, все дело в поддельных долларах? Из-за этого и был весь сыр-бор?
Но меня интересовало, где Верка все-таки нашла доллары. Меня не удивило, что она мне про них даже не упомянула: на моей памяти это был не первый случай. Она, конечно, хотела все прибрать себе. Но так лопухнуться… Это на Верку было не похоже.
— Как я понимаю, ты не одну купюру в замке нашла? — уточнила я.
Верка только усмехнулась.
— Ты что, не посмотрела, что у них у всех один номер? — устало спросила я ее. — Кстати, где они сейчас лежат?
— У тебя дома, — усмехнулась Верка.
Я чуть не врезалась во впереди идущую машину.
— Другого места не нашла?! — заорала я, немного придя в себя, и тут же позвонила Косте, а затем сунула трубку Верке. — Скажи ему, где они, чтобы в унитаз спустил.
— Еще не хватало, — невозмутимо ответила Верка мне, не обращая внимания на орущего в трубке Костю. — Чтобы таким деньгам пропадать? Найду, куда пристроить.
Вот этого я как раз и боялась. Но не теряла надежды. Я сама объяснила братцу, в чем дело, и велела приступать к поискам, подключив к ним Сашку и двух охранников, только попросила не переворачивать квартиру вверх дном.
— Убирать-то все равно мне, — буркнул Костя, потом добавил, чтобы я не волновалась, и отключил связь.
Я же опять повернулась к Верке, требуя рассказать, где именно она нашла доллары и не видела ли станка для их печатания.
— Да в самой первой комнате, куда зашла, — отмахнулась она. — В какой-то спальне. Прямо в тумбочке лежали. Ну я схватила пачку — и рванула во двор. Значит, у них не только в той тумбочке хранились… А станка точно не было. Никакого.
Когда мы приехали ко мне, поиски были в самом разгаре. Нашлось много давно забытых вещей, как и обычно случается, когда что-то ищешь. Веркины доллары оказались под ванной, завернутые вначале в кружевные трусики, потом в полиэтилен. На всех купюрах стоял один номер, правда, чисто внешне никто из нас никогда бы не подумал, что они фальшивые. Сработано было неплохо — вот только номер подкачал. Верка не позволила их уничтожить, опять заявив, что найдет им применение и теперь будет осторожнее. Я махнула рукой: заставить подругу расстаться с деньгами, пусть и фальшивыми, невозможно.
Вечером все программы новостей только и рассказывали о партии фальшивой валюты, появившейся в городе. Деревенские, прихватившие баксы в замке, группами отправились в город за покупками. Поскольку большая часть жителей деревни банкам не доверяла, они намеревались часть сразу потратить на закупку сельхозинвентаря, так как летний сезон был в самом разгаре, и продуктов, не произрастающих в деревне, а остальное спрятать в чулках. Однако двое наиболее современных людей решили открыть валютные счета. Этих взяли на месте. Один собирался класть на счет десять тысяч долларов, второй — семь с половиной. Потом стала поступать информация из пунктов обмена валюты… Было очевидно: у фальшивых баксов один источник, тем более все, их менявшие, оказались знакомы друг с другом. В отделениях милиции происходили трогательные встречи… Однако жители деревни, не сговариваясь, не признавались. В принципе, говорили правду: они нашли доллары, просто не сообщали, где и при каких обстоятельствах. И не хотели расставаться с ними точно так же, как не хотела Верка. В конце концов всех задержанных отпустили.
Правда, одна тетка все-таки раскололась — после того, как какой-то опер подобрал ключик к ее душе: сказал пару банальных комплиментов, которые теткин благоверный уже лет десять не мог произнести, так как постоянно страдал недугом под названием «язык заплетается, в глазах двоится, ноги не держат». На основании полученной информации группа сотрудников милиции выехала в замок. Мне было очень интересно, найдут ли они хоть что-нибудь. Подозреваю, что их больше всего интересовало оборудование, на котором эти деньги печатались. Я решила позвонить Лешке. Он, как и следовало ожидать, оказался неподалеку — в доме Валентина — и обещал сообщить, если появятся какие-то новости.
Глава 17
Санкт-Петербург, 6 августа, пятница
Сотрудники органов нашли еще несколько пачек долларов, не прихваченных жителями деревни. На всех стоял все тот же номер. Правда, никакого станка для печатания фальшивых денег обнаружено не было. Как не было обнаружено хозяйки замка и ее подруг. Теперь он стоял, открытый всем ветрам.
Лешка приехал ко мне вечером, злой, как черт. Его, конечно, волновал и Вовчик, и два других парня, захваченных амазонками.
— Я не понимаю, зачем они хватали мужчин, — признался Лешка.
— А может, производство денег вредно для здоровья? — откашлявшись, предположил Костя. У братца иногда появляются здравые идеи.
— Зависит от технологии, — невозмутимо ответил Лешка. — Но не настолько, чтобы посвящать в дело посторонних.
— Но ведь они их убивали, — заметила я.
— А ты уверена, что все, побывавшие у амазонок, покинули замок вперед ногами? — посмотрела на меня Верка. — Мы просто не знаем, как найти бывших клиентов «профилактория».
Я задумалась — как и все собравшиеся у меня в квартире. Если бы умершего Витю заставляли делать деньги, он бы не мог не рассказать об этом завсегдатаям «пьяного» угла. Если только у него не очистили память, заставив забыть о производстве. Но кто мог знать, что ему удастся сбежать? И где сейчас все те мужчины, что оставались в подземелье? Они хоть живы? Или амазонки убили их всех, а сами смотались по какому-то подземному ходу, оставив в теперь сожженной деревне трех наблюдательниц?
Вспомнив про Катьку, убитую во время перестрелки, я обратилась к Верке. Помнит ли она кого-то из их общих знакомых? Нельзя ли на кого-то выйти?
— Вспоминай, Вера, — подбодрил Афганец. — Девок найдем.
— Элитная психушка, — сказала подружка после недолгого раздумья. — Лана, помнишь, как мы туда ездили?
Верка считала, что ее знакомая медсестра, теперь работающая в этом учреждении, пожалуй, знала и Катьку… Да и через элитную психушку, не исключено, прошло немало бывших Веркиных коллег.
— Но тебе это не грозит, — усмехнулся Афганец. — Хотя вам с Ланочкой и не помешало бы прочистить мозги.
Потом он резко стал серьезным и добавил:
— Завтра выходной. Как раз и съездите. И позагораете, если погода будет хорошая. А потом… Хочу направить вас к жене Сергея Ветрова.
— Это кто такой? — не поняли мы.
— С.В., которого вы обнаружили в склепе. Ваша любимая мумия. И мои ребята, и менты с его бабой уже разговаривали, но толку не добились. Она ревет белугой. Хотя это и понятно… Найти мужа в таком состоянии… Вот ты бы, Ланочка, ревела, если бы я внезапно пропал и год отсутствовал?
Лешка посмотрел на меня, прищурившись.
— Я бы тебя искала, — ответила. — Как искала Костю.
— И нашла бы, — добавила Верка. — И мы с Сашком и Костенькой ей бы помогли. Лана, вы с Алексеем Петровичем собираетесь к нему ехать или как? Неужели мы все будем ночевать в этой квартире?
— Тебе не кажется, дорогая подруга, что квартира-то моя? — спросила я. Лешка усмехнулся.
— А мой моральный ущерб?! — завопила Верка. — Я столько всего пережила сегодня! А Ланочка, как всегда…
— Леша, поехали отсюда, — встала я и взяла Афганца за руку. — Саша, поедем с нами. Нечего смотреть на этот разврат.
Я многозначительно посмотрела на Верку с Костей.
— Твоего сына уже дальше развращать некуда, — заметила Верка.
— Тетя Вера, я могу задать вам несколько вопросов? — ехидненько спросил Сашка. — Например, зачем вы привязывали дядю Костю к кровати новыми мамиными колготками? А потом вам пришлось их разрезать, потому что вы слишком туго затянули узел и вам их было не развязать, а у дяди Кости уже затекли руки?
— Это какие мои колготки она использовала? — взвилась я.
— А ты почему не спал? — завопил Костя.
— А тебе понравилось? — поинтересовалась Верка у моего сына. — Тоже захотелось?
— Мама, она взяла твои новые «Голден леди».
— У нее там целая коробка, — заметила Верка.
— Но покупала я их не для твоих сексуальных утех! — закричала я.
— Тебе что, для родного и единственного брата колготок жалко? — невозмутимо спросила Верка.
— Лана, я хотел, как лучше, — мычал братец.
— А получилось, как лучше не вспоминать, да?
Афганец с выделенными им для охраны нашей семьи молодцами покатывался со смеху. Костя стоял пунцовый. Сашок в лицах представлял действо, свидетелем которого стал ночью.
— Можно подумать, наручников в доме нет, — хмыкнула я в конце концов.
— Лана, дай мне денег, — проблеял братец. — Я цепь куплю. В секс-шопе есть, я видел.
— Что ты делал в секс-шопе?! — взвыла я. — Каким ветром тебя туда занесло?
— Я искал тебе подарок, — потупился братец. — На день рождения. У тебя же все есть, вот я и решил… Порадовать тебя и Алексея Петровича. Чем-то оригинальным.
Костя боязливо посмотрел в сторону Афганца. Лешка оживился и поинтересовался, что Костя высмотрел.
— О подарках не говорят заранее, — ответил братец. — Вручу в день рождения.
— Ты что, правда мне что-то в секс-шопе купил?
— Ну… — проблеял братец и добавил: — Лана, там в самом деле много забавных вещиц. Просто любопытно взглянуть.
— Не сомневаюсь. Для тебя особенно.
— Нет, я серьезно. И тете Вике цепь надо бы подарить. У нее тоже скоро день рождения.
Тут я просто не нашлась, что сказать. Однако Сашка поинтересовался, зачем цепь бабушке Вике. Вика — младшая сестра моей матери. Мне лично представить эту ярую коммунистку за чем-то нестандартным было нелегко. Мы вообще мало общаемся. Со мной она не может найти общий язык и считает мою жизнь неправильной (если бы она еще знала про мои приключения…). Костя же не может простить никому из наших родственников то, что, когда он по дурости еще в советские времена на полтора года оказался за решеткой (за найденные у него несколько граммов эфедрина), они не принесли ему ни одной передачки и ни разу не приехали на свидание, а потом, когда он оказался без прописки и жилплощади (комнаты, в которой он был прописан один, брат лишился), отказались прописать его в свои квартиры. Передачки носила я, уже почти на сносях (как раз была беременна Сашкой), а потом взяла брата к себе и так и содержу с тех пор. Костя оказался сломлен и так и не нашел себя в этой жизни. Тетя Вика больше других возмущалась «поступком Кости», опорочившим честь семьи.
Зная об отношении брата к тете Вике, я уточнила, не собирается ли он приковывать родственницу цепью к батарее, яблоне у нее на даче или еще к чему-то. Я не могла представить, что у него возникло желание просто сделать ей подарок.
— Она меня достала, — признался братец. Тетя Вика не знала ни моего рабочего телефона, ни сотового и могла звонить только нам домой. Заслышав, как АОН объявляет ее номер (или домашний, или дачный — у них в садоводстве один телефон на всех), я к аппарату никогда не подхожу. Иногда подходит братец — после того как тетя Вика позвонит раз десять подряд. — Ее собака порвала на даче уже третий поводок: она там как-то привязана и ходит по участку. Вот ей и требуется цепь. Тетя просила только не очень тяжелую. И нас к себе зазывала на ягоды. Ей все равно девать некуда. А я бы варенья наварил.
— Так, Костик, — встряла Верка, — давай-ка мы с тобой завтра с утречка к вашей тете Вике за ягодами и съездим. Ты меня знаешь: я любую бабу заткну, и она не посмеет тебе ничего сказать.
Братец тут же закивал, бросая на меня взгляды украдкой.
— А как же психушка? — напомнила я.
— Ты же видела ту мою знакомую? — повернулась ко мне Верка. — Я ей позвоню. Лана, не понимаю, ты хочешь зимой есть варенье или не хочешь? Вон тебе Саша компанию составит. Саша, ты же любишь варенье? И Лешенька с вами съездит. Лешенька же не отпустит вас с Сашкой одних. Правда, котик?
По пути домой к Афганцу Лешка спросил, почему это Верка так быстро возжелала отправиться к нашей с Костей тете Вике.
— Поняла, что мама им с дядей Костей обоим хорошо поддаст за игры. В моем присутствии, — пояснил с заднего сиденья Сашка. — Поэтому и следовало быстро сменить тему и даже вызваться съездить к бабушке Вике, про которую тетя Вера наслышана.
— Она ее и видела, — добавила я. — Они еще волосы друг другу рвали. Ты просто не помнишь, ты еще маленький был. Может, Верка решила отыграться?
Глава 18
Павловск, 7 августа, суббота
На следующее утро у Афганца нашлись какие-то дела, и он отправил нас с Сашкой в Павловск в сопровождении очередной пары своих молодцев. Я указывала дорогу, так как была единственной, кому доводилось бывать в элитной психушке (правда, не как пациентке. По крайней мере, пока).
Мы притормозили у высокого бетонного забора, которым была обнесена территория клиники. Из будки охраны вышел тип в камуфляже, поинтересовался, к кому мы, связался с кем-то по рации, после чего ворота перед нами раскрылись. Здание, стоявшее в глубине парка, изначально принадлежало то ли какому-то графу, то ли князю, в советские времена тут располагался детский санаторий, а в новые его прихватизировали, кое-что подновили, заборчик усовершенствовали, мальчиков в камуфляже поставили.
Веркина бывшая коллега, как и в прошлый раз, ждала на крыльце.
— Вера не приедет? — уточнила она.
Я покачала головой. Женщина предложила прогуляться по парку. Мы с ней пошли впереди, за нами следовал Сашка, шествие замыкали молодцы Афганца. Машину они оставили недалеко от главного входа в здание.
По парку также прогуливались пациенты с родственниками. День был выходной, так что многих приехали навестить, тем более стояла прекрасная погода. Я лично с удивлением узнала двух дам: раньше доводилось обеих видеть в рекламе. Но тогда они выглядели несколько по-другому и соответствовали модному теперь стандарту: плоская грудь, торчащие ключицы, ребра а-ля стиральная доска. Теперь обе здорово располнели, одна вообще имела какой-то деревенский вид, правда, когда я примерно год назад видела ее в жизни (в своей турфирме), физиономия у нее была страшно намазана, причем совершенно несочетающимися цветами. Машины могла останавливать вместо светофора, да и глаза у нее казались безумными: явно или кололась, или нюхала какую-то дрянь, или принимала таблетки. Теперь же лица у обеих были свежими и, на мой взгляд, похорошевшими.
— Узнаете? — тихо спросила меня медсестра, когда мы оказались далеко за пределами слышимости и пациенток, и их родственников.
Я кивнула, затем поинтересовалась, как идет лечение этих девушек. Медсестра пожала плечами.
— У одной есть шанс, и неплохой, — сказала она. — Как и многие модели, морила себя голодом. Желание похудеть стало у нее просто маниакальным. Ну и пошли нарушения: и по женской части, и желудок, и кишечник. Сейчас у нее нормальный вес, наши психологи с ней поработали, что называется, мозги прочистили, наверное, выпишем к концу лета. Отец, надо отдать ему должное, приложил титанические усилия, чтобы убедить дочь: на карьере модели свет клином не сошелся. Ее ведь сюда прямо с какого-то конкурса красоты привезли. Грохнулась в обморок на подиуме. Истощение, много выступлений на показах, да и ненависть участниц всех этих конкурсов сыграла роль. Станешь ненормальной в такой обстановке… Отец убедил ее пойти учиться. К ней сюда даже специально преподаватели приезжают.
— А вторая? Наркотики?
Медсестра кивнула и заметила, что второй случай оказался гораздо тяжелее. С наркотической зависимостью всегда трудно бороться, и никто не может гарантировать стопроцентного излечения. Конечно, если человека полностью изолировать от всех источников, из которых он может достать «колеса», — тогда да. Но разве у нас в городе такое возможно?
— Но давайте поговорим о вас, — предложила медсестра. — Вернее, о вашей проблеме. Вера мне вкратце объяснила, что вы ищете на этот раз… Но, признаться, я не совсем поняла… Вам нужно знать, есть ли у нас клиентки, считающие себя амазонками?
— Это только первый вопрос.
— Амазонок нет, — улыбнулась медсестра. — И на моей памяти никогда не было. Как-то нетипично для нашей местности… Вообще редко встречаются нетипичные случаи… Была одна царица Клеопатра, и все.
— А не было ли мужчин, встречавшихся с амазонками? Тех, которых амазонки преследовали, держали в плену, отучали от пристрастия к бутылке?
— У нас вообще мужчин очень мало, — сказала медсестра. — В клинике в основном лечатся женщины. Мне кажется, вам лучше обратиться в обычные психушки. Я дам вам пару телефонов, сошлетесь на меня. По крайней мере, они скажут, есть ли там такие. Вы же понимаете, Лана, у нас элитная публика. Лечение стоит недешево. Да и не все попадают в клиники. Сейчас же ужасная статистика: каждый сороковой житель Петербурга имеет какие-то отклонения в психике. При всем желании наши психиатрические больницы не могли бы вместить тех, кого следует подлечить. И к психоаналитикам народ не идет. И не принято, и дорого.
Как я поняла, больше мне из бывшей Веркиной коллеги ничего не вытянуть. Она просто ничего не знает по интересующему нас вопросу. Правда, оставался еще один. Поддерживает ли она контакты с кем-то из бывших коллег их с Веркой специализации? Или, может, по крайней мере знает, с кем можно связаться?
— Вера — единственная, с кем я общаюсь, да и то нечасто. Признаться, не хочется вспоминать тот период моей жизни… И не из-за занятия проституцией… Многие через это прошли… Просто тот период был самым тяжелым.
Я кивнула, поблагодарила Веркину знакомую, и мы все вместе отправились к машине, после чего тронулись в направлении Павловского парка. Оставив машину на стоянке рядом с туристическими автобусами, зашли и обосновались на травке на берегу одного из водоемов. Сашка с молодцами Афганца купались, я же просто лежала, наслаждаясь солнышком. Правда, в голове все время крутились события последних дней. Я пыталась найти разгадку, но пока ничего не получалось.
Часа в четыре мы решили, что пора трогаться в сторону Питера. Сынок заметил, что будет неплохо перекусить по дороге, в особенности раз дядя Костя не ждет нас дома с горячим обедом.
— Тебе хочется есть горячее? — удивилась я.
— Не хочется, — признался Сашка. — Но чего-нибудь бы перекусил.
— Светлана Алексеевна, Алексей Петрович вообще-то велел вас отвезти к себе, — сказал один из молодцев. — Там и обед будет, и ужин… И вас еще велено сегодня свозить к вдове мумии, то есть Сергея Ветрова, которого вы в склепе нашли.
— Ладно, тогда поехали побыстрее.
Мне тоже хотелось есть. Но по пути захотелось в дамскую комнату. Я пожалела, что не посетила в Павловске желтенький домик, но лень было к нему идти. Думала: дотерплю. Однако теперь поняла: никак.
— Мальчики, — попросила я с заднего сиденья, где сидели мы с Сашкой, — остановите у ближайшей рощицы. Или хотя бы у каких-то кустиков…
— Мама, я тоже хочу, — признался Сашка.
— Теперь ближайшие — при выезде на Пулковское шоссе, — заметил один из парней. — Там под горой сходите. Здесь же вон все поля…
Наконец машина встала у обочины, и мы с Сашкой рванули выбирать место. Я взяла с собой только свою сумочку (научена никому ее не оставлять), правда, полотенца и подстилки, если так можно выразиться, были казенными: все предоставил Алексей Петрович, вернее, его люди. Почему-то вся прислуга у Лешки была мужского пола. Или теткам не доверяет, или опасается, что присутствие женщины в его апартаментах мне не понравится, даже бальзаковского возраста, даже той, которая не может его искусить ни при каких условиях?
Я пристроилась в высокой траве, Сашка — в папоротниках. Но больше я ничего сделать не успела: на дороге рвануло. Голой попой села на какие-то сухие палочки и стебли, по всей вероятности, оставшиеся от прошлогодней зелени. Очнулась, когда меня укусила какая-то тварь, правда, не взвыла, а, быстро завершив начатый процесс, ради которого удалялась в укромное местечко, трусы натянула и высунула из высокой травы свой любопытный нос.
Машина на обочине догорала…
— Мама! — раздался шепот справа от меня.
— Сваливаем, — так же тихо ответила я.
— Куда?! — прошипел сынок. — Тут же открытая местность!
— Ты же закрыт, — ответила я. — Так что по травке, в травке и наверх — к танку.
— Выйдем раньше, — заметил Сашка.
— Значит, раньше и будем ловить машину.
— Ты в своем уме?! — опять зашипел сынок. — А если в машине?..
— Не думаю, что с нашей семьей хотят поквитаться все жители города, хотя таких, наверное, немало. Садиться будем только к мужчинам. И еще можно вызвать дядю Лешу.
— Это твоя самая разумная мысль за последние минуты, — порадовал сынок своим мнением обо мне.
Но перед тем как в самом деле звонить Лешке (трубка лежала в сумке, болтавшейся у меня на плече), я опять выглянула на шоссе. Рядом с взорванной машиной никто даже не остановился.
Я набрала Лешкин номер, вкратце описала ситуацию. Афганец выматерился, спросил, как ребята.
— Боюсь, что… Леша, я не буду спускаться к машине.
— Но и тачку тоже не ловите! — крикнул Лешка в трубку. — Знаете что? Там автобус где-нибудь ходит?
— А я откуда знаю?
— Так иди и ищи. Должен ходить. Люди же ездят и в Пушкин, и в Пулковскую обсерваторию… Давайте-ка на автобусе для перестраховки. До Московского доберетесь, на метро проедетесь, ты молодость вспомнишь, а до моего дома прогуляетесь. Или я ребят пошлю вас у метро встретить. Точно пошлю. Будут стоять при выходе с эскалатора. И осторожнее, Лана! Кстати, оружие у вас с собой хоть какое-то есть?
— Одна граната, — вздохнула я. — «Ручка» и «пачка сигарет».
— Ну это уже кое-что, — ответил Афганец и отключил связь.
— Еще у меня пистолет, — прошептал сынок и его продемонстрировал, достав из глубокого кармана длинных шорт.
Я закатила глазки, но потом поняла: гены. И дурной пример заразителен, в особенности собственных родителей.
— Куда будем пробираться? — спросила я сына. — В какую сторону?
В это мгновение в сторону Пушкина из города как раз прошел двухдверный небольшой автобус. Я даже вспомнила, как в юные годы ездила на автобусе в Пушкин. А Афганец вообще негодяй: как можно говорить женщине «вспомнишь молодость»? На свою бы физиономию в зеркало посмотрел. Я выгляжу на десять лет моложе, если не на пятнадцать, хотя на самом деле у нас всего год разницы.
— Мы дома какие-то проезжали, перед полями, — тем временем заметил Сашка, кивая в сторону Пушкина. — Что там? Деревня?
— Да, вроде бы… — медленно произнесла я, вспоминая. — Домов-то немного было… Нет, пожалуй, не деревня. Может, это считается частью Пушкина?
— Нас не интересует, что там на самом деле и чем оно считается, — разумно заметил сын. — Главное, что там хоть какие-то люди есть. Я сам видел, когда мы ехали. А если мы тут из папоротников вылезем, будет подозрительно.
Бросив последний взгляд на то, что осталось от машины, мы направились в ту сторону, с которой приехали. Затем, когда остановились перед открытым полем, где мы были как на ладони, Сашка предложил вернуться. Я с ним согласилась, и мы тем же путем пошли назад, затем стали подниматься в гору, чтобы выбраться на асфальтовую дорогу где-то неподалеку от входа в Пулковскую обсерваторию. Там должна быть остановка автобуса.
Но вначале нам еще следовало обогнуть дома.
— Мама, смотри! — внезапно прошептал Сашка, хватая меня за руку.
У одного из домов в «шестерку» садились две девушки лет двадцати пяти. Они были в шортах и рубашках с короткими рукавами цвета хаки. Девушки имели спортивный вид. Хотя мало ли у нас спортсменок…
— Машины у нас все равно нет, — прошептала я сыну.
— Сообщи дяде Леше их номер. На всякий случай.
Оставаясь за углом дома, пока девушки не отъехали, я опять позвонила Афганцу и сказала, кого мы только что видели. Конечно, мы могли ошибиться, но проверить девиц все равно следовало.
Затем мы с сыном короткими перебежками проследовали к остановке автобуса. Удача была на нашей стороне: он подошел сразу же.
— Саша, сколько стоит проезд? — спросила я сына шепотом.
— Сейчас кондуктор подойдет и все тебе расскажет, — ответил сынок.
Проезжая мимо поворота на Пушкин, когда автобус спустился с горы, мы с сыном вытянули шеи, чтобы посмотреть, не остановился ли хоть кто-нибудь рядом с взорванной машиной.
Интуиция не подвела нас. Рядом с ней стояла «шестерка», девицы обходили остатки машины кругом, одна из них куда-то звонила по мобильному.
Глава 19
Санкт-Петербург, 7 августа, суббота
В Лешкиной квартире нас накормили, хотя, признаться, есть не особо хотелось. Затем позвонил сам Афганец и довольно сообщил, что девицы у них, ампулы из зубов извлечены. Лешка не собирался ограничивать себя в методах убеждения и принуждения. В данном случае я была с ним абсолютно согласна.
Читать бесплатно другие книги:
