Клуб заграничных мужей Жукова-Гладкова Мария

Глава 3

8 мая, суббота

Верка в больнице не залежалась, на ней все заживает как на собаке, а если вспомнить, что с нею однажды сделали чеченцы, то одно маленькое пулевое отверстие можно считать просто укусом комара. Даже кость не была задета. В общем, к следующим майским праздникам Верка уже сидела у меня на кухне, и мы с Костей, ежедневно посещавшим подружку в больнице с домашними гостинцами, отмечали ее успешное выздоровление. Подружка продемонстрировала свое плечо, которое теперь не вызывало никакого ужаса.

– Совсем, конечно, не затянется, – сообщила она, – даже если потом отдельно пластику сделать, но и сейчас, по-моему, неплохо. Если меньше чем за неделю так затянулось… Мне сказали, что пуля была очень маленького калибра. И еще для сравнения показали сквозь стекло мужика со сквозным, лежит он у Рубена в одной палате… Бр-р! Синюшные пятна, темно-кровяные сгустки… И температура у него не спадает. А у меня…

Верка широко улыбнулась и предложила еще выпить, а потом вдруг хитро глянула и поинтересовалась, как я смотрю на то, чтобы снова проехаться в тот гостеприимный домик, где мы так лихо провели полдня и полночи.

– Это с какой стати? – прищурилась я.

– Ланка, я там, наверное, лифчик забыла, – вздохнула Верка. – Больше-то негде. А это – вещдок. Сама понимаешь. О чем ты думала, когда меня одевала?!

Думать мне в те минуты было о чем, но я не стала лишний раз ругаться с подружкой. Да и была полностью согласна, что ее по этому предмету женского туалета вполне могут опознать. Верка дама крупная, сто восемьдесят три сантиметра ростом, у нее широкие плечи, но узкие бедра, а грудь – шестого номера. Лифчики ей уже несколько лет шьют по спецзаказу: профессия налагает определенные требования, а в секс-шопах, да и обычных магазинах дамского белья ничего подходящего одновременно Веркиным размерам и запросам (вернее, запросам, которые предъявляет ряд клиентов) нет.

Сама я тоже прикинула, не оставила ли в спешке что-то из барахла. Нет, вроде бы все взяла. А если что-то все-таки забыла? И если Верка утратила не только лифчик? Не наследили ли мы?

– А потом, Ланка, мне кажется, что в доме лежало что-то важное… – медленно произнесла Верка.

– Почему ты так решила? – насторожилась я.

– Когда убийцы подъехали, я слышала обрывки фраз. Ну что-то типа: какого черта их сюда принесло? Значит, придется мочить. Ну или что-то в этом роде. Ты сама прикинь: зачем было ночью приезжать, машину под куст ставить? Наверное, хотели забрать что-то… Ланка, там тайник может быть! Надо бы поискать, а?

Услышав подружку, Костя завопил в своем обычном стиле, заявляя, что никуда нас не отпустит. Мало Верке одной пули в ее незабвенном (для Кости) теле? Но мы на братца, как и обычно, особого внимания не обращали.

А Верка добавила, что надо бы удостовериться, живы ли там те, кого мы оставили связанными.

Я замерла на месте. Нет, не от Веркиного предложения – ее идеям я давно отучилась удивляться, хотя следовало бы: беспокойство о других ей не очень свойственно, ее обычно только собственная шкура волнует. Я же в самом деле подумала о связанных парнях… А что, если они до сих пор лежат на полу? Ведь мы связывали их на совесть и кляпы вставили. Самим им не выбраться. Они могли надеяться лишь на гостей – если, конечно, кто-то из товарищей Толи и Славы знал, что те поехали на дачу к Толе, и стал бы их искать, если ребята вовремя не появятся на работе. С другой стороны, начальники и друзья наемных убийц тоже должны были бы забеспокоиться. Наверное, послали кого-то на поиски. А если нет?

– Сколько времени человек может продержаться без пищи и воды? – посмотрела я на Верку.

– Ну, мы бы с тобой, наверное, столько протянули, – ответила Верка.

Костя кашлянул и заметил, что без пищи человек может обходиться долго, вроде бы даже дней сорок – по длине самого длинного церковного поста (где-то он это вычитал), а вот без воды гораздо меньше. Произнеся речь, Костя добавил, что мы с Веркой наверняка нашли бы способ высвободиться из пут. И с восхищением посмотрел на подружку.

– Вера, меня совесть мучает, – сказала я подружке. – А если мужики помрут по нашей вине?

– А когда ты третьего застрелила, ты об этом думала? – съехидничала подружка.

– Лана, ты кого-то убила? – взвыл братец и чуть не лишился чувств.

Я заметила вслух, что действовала в рамках необходимой самообороны, наступила Верке на ногу под столом, но она уже и так поняла, что ляпнула лишнее при братце. После чего подружка предложила в любом случае сегодня ночью съездить за город. Найдем тайник или не найдем – неважно, главное, следы замести. И как раз можем Косте еще камушков насобирать.

– Котик, – глянула Верка на Костю, – ты же еще не показал мне, как украсил кактусы. Пойдем-ка к компьютерам, продемонстрируешь.

И Верка подхватила братца под руку, успев подмигнуть мне украдкой. Я поняла, что в самое ближайшее время все мысли голову братца покинут. Сама же решила, что перед ночной вылазкой неплохо немного поспать, так как неизвестно, когда мы опять ляжем, более того, алкоголь должен выветриться. Зря я сегодня пила.

Я быстро сунула свой нос в Костину комнату, где Верка его уже раздевала, и сообщила, что отправляюсь на боковую, то же самое рекомендовала сделать и подружке.

Проснулись мы все в одиннадцать вечера, легко перекусили и стали готовиться, укладывая в спортивную сумку набор для современной русской бизнес-леди, состоящий из отмычек, кусачек, ломика и еще кое-каких приспособлений, а также мотка веревки, фонарика, парочки гранат, пистолета с глушителем и, конечно, неизменной «ручки». Я отметила про себя, что запасы «игрушек» у меня заканчиваются, надо бы подумать, где их можно обновить. Не обратиться ли к Афганцу с просьбой? Думаю, в обморок он не грохнется, в худшем случае просто откажет, ну а в лучшем я окажусь с новыми «игрушками». У меня как раз день рождения не за горами, должен же мне Алексей Петрович хоть когда-нибудь сделать хоть какой-нибудь подарок? А то все его соратники что-то презентуют: кто – машину, кто – кота, Афганец, правда, жизнь подарил, несмотря на все мои «подвиги»… И на том, конечно, спасибо, но хочется и чего-то еще, как женщине от мужчины.

Когда мы уже стояли в коридоре, из своей комнаты выплыл Сашок, полностью одетый.

– А ты куда на ночь глядя? – удивленно спросила я.

– Мам, можно я с вами? – посмотрел на меня сынок.

Костя завопил истошным голосом, что ребенка он никуда не отпустит. Я попросила его немного сбавить громкость, чтобы соседи не позвонили в Общество защиты животных, подумав, что у нас тут без наркоза кастрируют кота. Братец тем не менее продолжал вопить, не обращая на меня внимания и взывая к небесам, которые допустили рождение такой матери, как я. Детям нормальных родителей, по мнению Кости, даже в голову не приходит отправиться на ночную вылазку, и нормальные дети отмычки в руках никогда не держали и даже не знают, что это такое, и вообще в нормальных домах гранаты в холодильниках в ящиках для фруктов не хранятся, не говоря уже о пистолетах с глушителями в шкафах и гранатометах в гаражах (это был уже камушек в Веркин огород).

Братца следовало прервать в самом начале речи, а то он может зарядить, как осенний мелкий дождичек. Это понимали не только я, но и Верка с Сашкой, не первый день знакомые с Костей. В общем, совместными усилиями мы его заткнули, велели говорить всем звонящим, что я сплю сном праведницы, после чего, подхватив сына, которого, как я знала, разубедить в чем-либо невозможно (и он, как и я, все равно поедет, если настроился), мы квартиру покинули.

На этот раз тоже поехали на «Саабе». Он привлекает внимание гаишников гораздо меньше, чем новенькая «семерка» «БМВ».

Я села за руль, Верка устроилась на переднем месте пассажира, а сынок расположился сзади с сумкой, полной добра, способного потянуть на пятилеточку, если не две, строгой изоляции.

По ночным дорогам мы быстро домчались до нужного поселка, там в соответствии с заранее достигнутой договоренностью оставили машину под развесистым кустом, съехав с трассы и завернув на грунтовку, ведущую к погруженному во мрак особняку, – по всей вероятности, его хозяин лишился средств, если вообще не жизни, и давно здесь не появлялся. От этого места до нужного нам дома (насколько мы с Веркой помнили) было метров триста. Его мы намеревались преодолеть пешком, причем держась поближе к кустикам, к нашему счастью успевшим зазеленеть во время апрельской жары. Сашку мы заранее предупредили, чего можно ждать в доме. Сидя на заднем сиденье, он только хмыкал, а потом заявил, что гордится и мною, и тетей Верой.

Чтобы добраться до нужного нам дома, мы были вынуждены снова выйти на трассу, идущую вдоль залива, проследовать по обочине и уже потом заворачивать на нужную дорожку. Но мы считали, что должны перестраховаться, чтобы никто, не дай бог, не увидел и не узнал Веркину машину. Нас троих в нынешнем прикиде, а не в обычной одежде от кутюр, по нашему общему мнению, узнать сложно.

Свет во всех домах, мимо которых мы проходили, не горел. Или народ пока сюда не перебрался, или хозяева спят, или их уже просто нет. Тем не менее мы проявляли крайнюю осторожность, чтобы случайно не напороться на какого-нибудь притаившегося охранника, только и ждущего появления врагов или обычного ворья. Нельзя было исключать и засаду в доме, куда мы направлялись.

При подходе к нему мы юркнули в окружающие забор кусты, растущие с двух сторон. По крайней мере, темно-синей «Ауди», стоявшей как раз под одним из них, когда мы с Веркой в спешке покидали поле боя, на этот раз не оказалось. Хотя машину вполне могли угнать. Правда, и «Гранд Чероки» на территории дачи не видно.

– Ну что, полезли? – шепотом спросила меня Верка.

– Я думаю, что лучше бы со стороны кухни, – высказала предположение я. – Перемахнем через забор или найдем отошедшую доску… Ворота открывать не хотелось бы.

– Пошли, – кивнула Верка и первой тронулась против часовой стрелки, чтобы вообще не проходить мимо ворот.

Сашок следовал за ней, я замыкала шествие. Все мы старались ступать неслышно и одновременно прислушивались к ночным звукам. Пока нас ничто не беспокоило. Дом казался необитаемым, но, конечно, если нас там ждут только покойники…

– Верка, – прошептала я.

Подружка с сыном тут же остановились.

– Я знаете что подумала? Противогаз-то мы не прихватили.

– А зачем? – не понял сынок.

– Ты представляешь, что с трупами стало за неделю? – прошипела Верка.

– Мне как-то раньше не доводилось видеть мертвецов недельной давности, – с невозмутимым видом заметил Сашок.

– Сейчас посмотришь, – ухмыльнулась Верка.

Я, признаться, очень надеялась, что мы никого не найдем внутри – ни живых, ни мертвых. На худой конец, хотя бы те, кого мы оставили живыми, так и пребывали в том же положении…

По мере движения вокруг забора мы пробовали на прочность все доски, надеясь найти подходящие, чтобы пролезть в дыру. Нам повезло: мы обнаружили небольшую калитку, которой, по всей вероятности, давно не пользовались. Она располагалась с той стороны, куда, насколько я помнила, выходили спальни. Мне трудно сказать, как этот поселок выглядел раньше, поскольку в советские времена не доводилось тут бывать, но если я правильно помню, в таких местах стояли многочисленные государственные дачи, предоставлявшиеся на лето большим и маленьким начальникам. В этой части скорее маленьким. В постсоветские времена большую часть земли тут скупили нувориши и настроили особняков. Дом Толи, являвшийся нашей целью сегодня ночью, теперь казался мне соединением такой бывшей государственной дачи, не снесенной полностью, и надстройки новых времен, которую не закончили.

Калитка выходила на узкую, вероятно, давно не используемую грунтовую дорожку, пролегавшую между рядами старых дач, по которой бывшие партработники низшего звена и их жены ходили в гости друг к другу, причем пешком. Теперь, правда, я бы не удивилась, увидев здесь рикшу. Я давно отвыкла удивляться. И вообще, как это у нас в городе еще нет ни одного рикши? Может, мне их завезти через свою турфирму? Или сорганизовать группу безработных, стоящих на учете на бирже труда? Прогулки по Невскому для гостей и жителей нашего города. Или, может, какому-нибудь казино предложить таким образом организовать развоз клиентов? Только встает вопрос: каких? Проигравшихся вдрызг или сорвавших куш? Или вторых первыми? Но в эти минуты у меня не было времени разрабатывать новое направление деятельности турфирмы: перед нами стояли другие проблемы.

Верка, возглавлявшая наш маленький отряд (или поисковую группу?) дернула калитку на себя, но не тут-то было: ее явно давно никто не открывал. Приложив силушку молодецкую, подруга поднажала, потом взвыла, так как пришлось использовать и простреленную левую руку. Подключился Сашка, и совместными усилиями они калитку приоткрыли – так, чтобы можно было протиснуться внутрь. Я проскочила первой, как самая стройная из компании, за мной полез Сашок, ростом уже достигший меня, а шириной плеч превысивший, затем Верка – и застряла. Приложив усилия, мы все-таки втянули ее внутрь. Калитка затрещала.

Мы застыли, сразу же прыгнув за очередной куст, стоящий за забором. Летом, наверное, вдоль забора со стороны калитки поднимается высокая трава – скорее всего, крапива, так что, можно сказать, мы выбрали удачное время для вылазки: скакать по крапиве никогда не было мечтой моей жизни, хотя говорят, что она полезна.

Из дома все так же не доносилось ни звука, как и из всех окрестных строений.

– Ну? – прошептала Верка мне в ухо. – Чего ждем?

Одним резвым броском мы достигли окон спальни – по крайней мере, я считала, что это они. Дом возвышался на фундаменте, поэтому заглянуть в окна, стоя на земле, не представлялось возможным.

– Давай как обычно, – посмотрела я на Верку и тут же скинула кроссовки.

Верка показательно вздохнула, но тем не менее спину подставила. Таким образом мы уже залезали в несколько мест, поэтому процедура была отработана почти до автоматизма.

Я вскочила Верке на спину, стараясь перенести центр тяжести на правую сторону, чтобы у нее еще больше не заболело плечо, и заглянула в окно, приложив нос к стеклу. Поскольку во тьме ничего видно не было, пришлось включить фонарик, на этот раз прихваченный и лежавший у меня в кармане куртки, и направить его внутрь.

Это в самом деле была спальня. Кровать оказалась застелена, никаких видимых повреждений имущества не наблюдалось.

– Я слезаю, – сказала я Верке. Сашок подал мне руку, и я опустилась прямо на кроссовки, после чего предложила заглянуть во вторую комнату.

Верка без звука прошла к следующему окну на этой стороне и опять присела. На этот раз я не сомневалась, что смотрю в ту спальню, где провела несколько часов: увидела тумбу, на которой отсутствовал подсвечник, послуживший мне орудием в борьбе за жизнь, но оставалось много разных статуэток и прочих безделушек, а также шкаф-купе с разбитым зеркалом, в котором я пряталась. Кровать же была застелена, как и в предыдущей комнате, никаких трупов на ней не лежало.

Спрыгнув вниз, я поведала сообщникам об увиденном.

– Ну, значит, трупы убрали, – сказала Верка. – И тех двоих, наверное, тоже.

– Так мы полезем внутрь или как? – спросил сынок. – Зря, что ли, в такую даль ехали?

Ребенок пошел в меня, а никак не в дядю или в отца, с которым я познакомилась в Афгане (он совершенно потерялся в мирной жизни, не найдя себя). Я кивнула сыну и заявила, что нам, наверное, в любом случае лучше попробовать входить через окно, а не через дверь.

– Ты никогда не можешь как нормальные люди, – хмыкнула Верка. – Слышал бы тебя Костя.

– Окно открыть проще, чем взломать дверь – так, чтобы никто не заметил следов, – заметила я. – Увидев дверь, хозяева сразу поймут, что тут кто-то был, а до окна когда еще доберутся, если вообще доберутся. Мы же не собираемся бить стекла!

После чего я повернулась к сыну, державшему нашу сумку с набором для современной бизнес-леди, велела Верке снова занять позицию, опять взобралась ей на спину и при помощи подаваемых Сашкой инструментов справилась с окном минуты за четыре, что посчитала неплохим результатом. Во время работы я вспомнила кое-кого из знакомых мужчин (перечислять поименно не буду, чтобы не опозорить на всю страну). Им бы, подозреваю, потребовалось раза в три больше времени, да еще они бы жаловались на ужасные условия, в которых приходится работать, а также вспоминали бы свое здоровье, нервы, пропущенный футбольный матч, отсроченный (из-за меня) выезд на авторынок (хобби моего второго бывшего) или книжный магазин (хобби первого бывшего). Затем я решила, что не следует вспоминать всех мужей всуе, и обратила внимание на объект. Открывала я окно спальни, в которой ночевала сама. Скрип разнесся на весь дом.

В здание первой влезла тоже я, Верка подала мне кроссовки, в которые я обулась уже в комнате, и нашу сумку. Оглядевшись, я заметила стул в углу, подала его сообщникам в окно, Верка на него встала и влезла внутрь, за ней последовал Сашка, который затащил стул назад: спрыгнем мы и без его помощи. Окно мы только прикрыли.

В доме мы опять прислушались – и снова не уловили никаких звуков.

Я первым делом сдернула покрывало с кровати и увидела там чистые простыни. Никаких следов крови не осталось. Подойдя к до боли знакомому шкафу, я также не заметила перед ним ни осколка зеркала, хотя, нагнувшись, смогла усмотреть крохотный блестящий кусочек, закатившийся под кровать. По всей вероятности, его не заметили во время уборки, я же убедилась, что мы попали в тот дом, который искали, и в ту спальню, где довелось ночевать мне.

Верка тем временем эту комнату покинула, заглянула в соседнюю, а вернувшись, сообщила, что вроде бы она ночевала там, но никаких отличительных черт не помнит.

– Лифчик не нашла? – уточнила я.

Верка не заметила вообще никаких следов ни своего, ни моего пребывания.

– Ну что, пошли на кухню? – робко предложила подружка.

Дружною толпою мы, все-таки стараясь ступать неслышно, двинулись к другому месту схватки, состоявшейся в этом доме.

Дверь была плотно закрыта.

Я на всякий случай достала из кармана гранату, а Верка извлекла из сумки, которую держал Сашка, пистолет с глушителем и вопросительно посмотрела на меня. Резким движением руки я дернула дверь кухни на себя.

Никаких тел – ни живых, ни мертвых – там не было. Только облюбованный мною подсвечник так и продолжал стоять на кухонном столе.

– Ну слава богу! – выдохнула Верка и перекрестилась пистолетом, вернее, глушителем. Получилось несколько кривовато, но я порадовалась, что подружка почувствовала себя лучше. Я, признаться, тоже.

– Что теперь? – недовольно спросил Сашок. Он явно рассчитывал на большее и расстроился: ни одного трупа за ночь!

В это мгновение мы услышали шум приближающейся к дому машины.

– Накаркал! – прошипела Верка, злобно глянув на моего сына.

– Дуйте на второй этаж! – велела я, сама подхватила подсвечник, уже сослуживший мне неплохую службу, и рванула к до боли знакомому шкафу-купе.

Подружка с Сашкой помчались вверх по деревянной лестнице, находившейся как раз рядом с кухней. Я очень надеялась, что ночных гостей не понесет на второй, недостроенный, этаж. И вообще сидящие в машине могут направляться совсем в другой дом, хотя интуиция мне подсказывала обратное.

Глава 4

Ночь с 8 на 9 мая, с субботы на воскресенье

Я опять закрылась в шкафу изнутри и превратилась в слух. Пока я в нем обустраивалась в компании гранаты, подсвечника, «ручки» и маленького пистолета из старых запасов, лежащего в кармане куртки, я слышала шаги Верки и Сашки, явно подыскивающих наверху наиболее удобное для наблюдения место. Потом все затихло.

А неизвестная машина притормозила как раз перед забором. Кто-то вышел, открыл скрипучие ворота, авто въехало на территорию. Выгрузились несколько человек. Пока я не могла определить точное количество.

Прислушиваясь дальше, я с большим удивлением поняла, что господа пытаются попасть в дом не традиционном способом, а недавно использованным нами с Веркой и Сашкой, а именно вламываясь без приглашения и ключа. Только они для этой цели выбрали дверь и не особо беспокоились о том, что создают шум. Процедура отняла у господ не больше двух минут. Кое-какие жалобы на чудовищные условия работы прозвучали, сдобренные колоритнейшими эпитетами. Эпитеты, как и обычно на Руси, помогли справиться с поставленной задачей.

В дом ворвалось очередное стадо, количественный (и качественный) состав которого я опять попыталась определить. К своему величайшему удивлению, я узнала голос Алексея Петровича Карташова. Неужели Афганец до сих пор сам выходит на дело? Или решил тряхнуть стариной? Не сидится ему в хоромах, где в каждой комнате можно устраивать банкет человек на тридцать, если не на пятьдесят, да и то, как правило, не считая телохранителей.

Ночных непрошеных гостей было четверо, и один из них рассказывал остальным, что с ним в какой комнате делали. Я превратилась в одно большое ухо. Неужели это кто-то из моих недавних знакомых? По имени-отчеству я знала лишь одного из них, да и то, боюсь, не отличила бы по физиономии.

Компания тем временем зашла в спальню, где я пряталась в шкафу. Только бы их в него случайно не понесло. Представляю выражение лица Лешеньки. Я с трудом сдержалась, чтобы не хихикнуть. Смешок, конечно, получился бы нервным, да и вообще нормальному человеку, тем более знающему Афганца лично, в такой ситуации было бы не до смеха. Я, правда, тоже уже пожалела, что вовремя не покинула гостеприимный дом, например, через раскрытое окно. Отвечать на вопросы Афганца не очень хотелось. К тому же, если он меня сейчас здесь обнаружит, то его уже никак не убедишь, что это не я постаралась отправить на тот свет одного из его людей. Не отбрешешься. Да и самое обидное: я даже не знаю, что Афганец не поделил с убитыми Толей и Славой и, вообще, кто они такие и кого охраняли. Они, конечно, вполне могли вешать нам с Веркой лапшу на уши и заниматься чем угодно, а не учиться на компьютерщика с фармацевтом, подрабатывая в охране, но я ведь правды не знаю! Ни за что страдать не хотелось.

Поэтому я стояла в шкафу как мышка и слушала дальше. К моей великой радости, Афганец в шкаф не полез, и вскоре вся компашка спальню покинула, продолжая исследовать дом.

Но радовалась я рано. Двое, включая кого-то из моих знакомцев (не Афганца), вновь вошли в спальню. Пострадавший стал рассказывать приятелю, как какая-то каратистка «мочила» его с товарищами. Я ему показалась двухметровым монстром, с пудовыми кулачищами, широченными плечами и жуткой рожей. Парень меня случайно с собой не перепутал? Именно так я могла описать тех, кто меня тут атаковал. Я также с интересом выяснила, что по голове несчастного мальчонку била не подсвечником, а своими пудовыми кулачищами, от которых следы остаются похуже, чем от булыжника, и парень еще не знал, что бы предпочел, если бы ему предоставлялся выбор. Слушая такое лестное мнение о себе, я тут же поднялась в собственных глазах и опять вспомнила Афганца. Если бы он знал, как высоко его подчиненный оценил мою скромную персону…

Сам Алексей Петрович, насколько я поняла, отправился к машине на пару с другим товарищем. Внезапно в ночи прозвучал Лешкин окрик, и приятель побитого мною типа, бросив несчастному: «Посиди тут, шеф зовет», – спальню покинул.

Молодец, к голове которого я приложилась подсвечником во время нашей прошлой встречи (Олег Анатольевич, если не ошибаюсь?), немного потоптался в комнате, повздыхал, попыхтел, а потом, судя по приближающимся ко мне шагам, подошел к шкафу и замер перед ним. Я приготовилась.

Не знаю, зачем он полез в шкаф на этот раз: может, считал, что тут живут привидения, и хотел с ними поздороваться. Я решила его в этом не разубеждать и, как только дверца отъехала в сторону, сказала: «Привет!» – после чего тут же врезала приготовленным подсвечником по огромной шишке, напоминающей рог. Кстати, может, это не я постаралась, а жена парня, хотя ни одна женщина в здравом уме за такое чудовище замуж выйти бы не должна. С другой стороны, любовь зла, полюбишь и… Но я знала, что за козла можно ответить, этого в компании Афганца не простит никто, так что рассуждать вслух не стала, хотя молодец меня бы все равно уже не услышал: глазки его поехали к переносице, и он рухнул на пол, сотрясая дом.

Я же быстро закрыла дверцу шкафа, огибая кровать и пробегая мимо тумбы, поставила на нее подсвечник, подлетела к окну, раскрыла, перемахнула через подоконник, оказалась внизу, снизу подпрыгнула, повисла на подоконнике, чтобы прикрыть раму. Мне это удалось, только не до конца, я плюнула и на первой космической рванула к калитке, за нее выпрыгнула и притаилась в ближайших кустах, где меня, сливающуюся с черной ночью в черных джинсах и куртке заметить бы не должны. Пока враги не бросились в погоню, я выхватила из кармана куртки фонарик и быстро послала два луча на второй, недостроенный, этаж, где прятались Верка с моим сыном, чтобы они примерно знали, где я нахожусь. В том, что я их не брошу в трудную минуту, они наверняка и так были уверены. Я же надеялась, что Афганца все-таки не понесет на второй этаж. Ну, а если понесет… Значит, сам виноват.

Алексей Петрович с компанией, по-видимому, грохот с улицы услышали. Да и как было не услышать – тут сейчас звуки разносятся во все стороны. По крайней мере, я лично услышала топот и вскоре увидела три фигуры, мелькающие в спальне, которую только что покинула. Голоса долетали отчетливо, так что я оказалась полностью проинформирована относительно их мнения о случившемся.

Когда любопытного молодца привели в чувство при помощи холодной воды, он сообщил начальству и приятелям, что на него только что набросилось привидение – или какая-то нечистая сила, проживающая в этом доме. Высказывалось также предположение относительно духа кого-то из убитых, так и витающего здесь: не прошло не то что сорока, а и девяти дней со дня кончины Толи и Славы. Мне доводилось слышать раньше, что подобные мордовороты – народ суеверный, но чтобы в такой степени…

Алексей Петрович тут же попытался найти логическое объяснение случившемуся, для чего (как я увидела, привстав в кустах) лично открыл шкаф, заглянул внутрь, не нашел там ничего интересного, затем в отличие от подчиненных быстро просчитал пути возможного ухода привидения или нечистой силы и направился к окну. Честно признаюсь: была мысль пальнуть из маленького пистолетика ему в плечо, чтобы побыстрее убрался отсюда и не мешал нашему отходу с Веркой и Сашкой, но я не была уверена, что Афганец после ранения сразу же рванет в клинику Рубена Саркисовича. Он, наоборот, как дикий зверь, может разъяриться и броситься в погоню, а уж тогда мне точно несдобровать.

Лешка, конечно, понял, как нечистая сила покинула дом, после чего быстро отошел от освещенного окна. Умница, соображает. Интересно, что он предпримет дальше?

Свет в спальне выключили и, судя по топоту по деревянному полу, комнату покинули. Куда пойдут дальше? Отправятся на поиски меня по окрестностям? Должны же понимать, что это практически нереально, никто не будет их ждать. Хотя я-то жду, тут же напомнила я себе, правда, не их, но это уже другой вопрос. На месте Афганца я, наверное, решила бы, что в шкафу прятался какой-то бомж, не успевший смотаться при подъезде их компании. Ну не рассчитывает же Лешка в самом деле встретить здесь меня? Да еще в компании с Веркой и сыном? Он, конечно, знает, что у меня в голове много червяков, но ведь не настолько же?

Как я поняла по звукам, парни из дома все еще не выходили: голоса на улице разнеслись бы во все стороны в ночной тишине, а так их съедали стены дома, да и ребята наверняка общаются теперь на три тона ниже обычного.

Прикидывая, что сделала бы на месте Афганца, я вдруг услышала, как на втором этаже тихонько приоткрылась рама. В ночи я не могла определить, кто высунулся из окна. Но куда вообще лезут Верка с Сашкой? Или они, находясь в доме, поняли, что молодцы собрались обследовать второй этаж, и решили, что вдвоем им против четверых, включая Афганца, не потянуть?

Создав довольно много шума, Сашка спрыгнул наземь со второго этажа, выразился так, что его родного дядю инфаркт бы хватил, но, к счастью, Костя находился далеко и даже не догадывался, чем мы тут заняты, а Сашка рванул к калитке. В это мгновение со второго этажа вниз прыгнула Верка, издала истошный вопль, а потом, продолжая вопить, на четвереньках поскакала вслед за Сашкой. Мне хотелось запустить в Верку каким-нибудь камнем, чтобы заткнулась, но камня под рукой не оказалось, поэтому я посчитала, что проще выскочить из укрытия Верке навстречу.

Сашка тут же меня заметил, хотел что-то молвить, я махнула рукой, сынок развернулся, и мы вместе бросились к Верке, которая, как я мгновенно поняла, подвернула ногу. Я очень надеялась, что в кости не окажется трещины. Мы с Сашкой подхватили Верку под руки и потащили в кусты. А из окна второго этажа уже свешивалась какая-то рожа, изрыгающая проклятия во все стороны. Мы на мгновение затихли в кустах. Верка не могла нормально передвигаться, мы не хотели создавать лишнего шума, решив послушать, что собираются делать молодцы: они свои намерения высказывали вслух весьма своеобразным образом. Если опустить то, что они были намерены делать с нашими матерями (реально они могли это сделать только с Сашкиной, то бишь со мной, находящейся в непосредственной близости от дома), молодцы собирались отрезать кое-какие части тела «этим бомжам недостреленным». Я порадовалась, что о нашем истинном составе Афганец и компания даже не догадываются.

Верка тихонечко поскуливала, ощупывая ногу, парни же тем временем второй этаж покинули и спустились на первый, опять оказались в спальне, с которой у меня связано много приятных и неприятных воспоминаний, и принялись обсуждать, наказать им все-таки «этот бомжатник» или не стоит. Афганец склонялся к версии, что они среди домов бомжей не найдут, тем более те уже могли заскочить еще в один.

– Ладно, давайте потихонечку двигать, – предложила я шепотом. – Вера, на ногу вообще ступать можешь?

– Больно, – всхлипнула Верка. – Опять придется к Рубену ехать. – Потом она посмотрела на Сашку и спросила: – А ты чего, прыгнул – и хоть бы хны?

– Прыгать надо умеючи, – прошипел мой сынок.

Верка уже собиралась ему ответить, но я дернула ее за руку, приложила палец к губам и показала на дом. Инстинкт самосохранения у Верки пересилил желание огрызнуться, она просто легонько рыкнула, выразив таким образом мнение о моем ребенке. Я ей это спустила, мы с ребенком подставили Верке плечи и потащили ее по узкой грунтовой дорожке, надеясь кратчайшим путем добраться до машины. Я была почти уверена, что такие дорожки проходят между всеми участками, так что мы к «Саабу» должны выйти, не появляясь на шоссе.

Но то ли мы создали слишком много шума, то ли Афганец все-таки решил отправить двух своих типов на поиски бомжей – в любом случае мы внезапно услышали за своими спинами топот. Наши силуэты определенно заметили: дорожка прямая, мы не успели сигануть в кусты, тусклого света звезд оказалось достаточно…

У нас был один выход. Первой среагировала Верка, злая на парней как черт и готовая выплеснуть на них свой гнев. Не раздумывая, подружка скинула руки с наших плеч, выхватила гранату из кармана, вырвала из нее чеку – и запустила в парней.

Им крупно повезло: Верка бросала гранату, уже падая, так как не удержалась на одной ноге, поэтому траектория полета изменилась и орудие убийства попало в дом ни в чем не повинных граждан, возвышавшийся по левую сторону тропинки за нашими спинами. Парни показали хорошую реакцию – и тут же рухнули на землю, закрывая головы руками, мы втроем, признаться, тоже, правда, Верка уже и так валялась. Чуть-чуть полежав, мы втроем быстренько вскочили, Верка опять дико взвыла, но жизнь дороже ноги, и подружка, несмотря на боль, довольно резво поскакала вслед за нами, даже не опираясь на наши плечи.

За нашими же спинами продолжали падать щепки, а пламя объяло деревянное строение. Оглянувшись на бегу, я увидела, что молодцы тоже поднялись и драпают в противоположную сторону так, что у них только пятки сверкают. По всей вероятности, они решили, что лучше их честной компании побыстрее покинуть место пожарища.

Мы придерживались такого же мнения в отношении себя, добрались до «Сааба», скрытого в кустах, я плюхнулась за руль, Сашка рядом, а Верка улеглась на заднем сиденье, тихо подвывая. Я боялась только одного: как бы не встретиться на трассе с Афганцем. Он-то Веркину машину хорошо знает, поэтому я решила все-таки подождать несколько минут: пусть ребятки проедут, а тогда уже и мы тронемся.

– Что стоишь? – завопила Верка с заднего сиденья. – Я тут помру, пока ты соберешься с места тронуться! И почему вечно страдаю я! Насилуют меня! Стреляют в меня! Ноги подворачиваю я! А ты, Ланочка, сухой из воды выходишь!

Я повернулась к Верке с перекошенным лицом и напомнила про две мои взорвавшиеся машины, про то, как раскаленные куски железа падали мне на спину (если бы не моя любимая норковая шуба, от которой ничего не осталось, не сидеть бы мне сейчас с Веркой).

Подружка тут же напомнила мне, что с ней сделали чеченцы.

– Так вы сами были виноваты, тетя Вера! – взорвался мой сынок. – Если бы вы слушались маму…

– Заткнись! – прошипела Верка.

– Он прав, – заметила я, искренне считавшая, что в большинстве своих неприятностей Верка виновата сама. Я, конечно, тоже хороша… На законопослушных граждан покушения не устраивают, профессиональных киллеров специально для них не нанимают. И, откровенно признаться, мне просто везло. – Ладно, не будем ругаться, – примирительно сказала я, пояснив Верке, чего мы ждем.

Машин на трассе не было, поэтому взревевший мотор мы услышали издалека. Вскоре на большой скорости мимо нас пронесся черный «Шевроле Блейзер» Афганца. Я подождала еще пару минут, чтобы не привлекать к себе внимания, хотя собиралась двигаться на гораздо меньшей скорости, и только потом выехала из кустов.

Глава 5

Ночь с 8 на 9 мая,

с субботы на воскресенье

До города мы добрались без приключений, даже ни разу не остановленные сотрудниками ГАИ, наверное, потому, что все они уже легли спать, решив, что денежные автолюбители обустроились на ночлег или в своих особняках, или в городских хоромах.

Во дворе клиники Рубена Саркисовича, куда я привезла Верку уже во второй раз за неделю, стояло несколько машин – как и обычно. На дежурстве оказался сам доктор Авакян, нас с Веркой облобызал, Сашке долго жал руку и восхищался, какой из него вырос боец. Почему-то Рубен Саркисович использовал именно это слово. Потом он стал наставлять Сашку на путь истинный, агитируя идти в медицину, так сказать, по маминым стопам. Я кашлянула. Рубен выдал еще с десяток комплиментов в мой, Веркин и Сашкин адреса и занялся Веркиной ногой. Осмотрев ее, заявил, что подружке лучше бы переночевать в клининке, а для начала нужно «сфотографироваться», то есть сделать рентген. Заметив, что сын зевает во весь рот, и понимая, что наша с ним помощь ни Верке, ни Рубену не требуется, я решила откланяться, что и сделала. Верка попросила оставить «Сааб» во дворе. Я кивнула, ответив, что мы с Сашкой поймаем машину.

Мы с сыном вышли со двора клиники, встали на ближайший угол и стали дожидаться попутной лошади.

Первым из-за поворота выехал черный «Шевроле Блейзер».

Мне страшно хотелось провалиться сквозь землю, но она, к моему великому сожалению, не разверзлась, хотя я и обратилась к своему ангелу-хранителю. Возможно, для проникновения в недра земли следовало обращаться в другие инстанции.

Джип притормозил рядом с нами, раскрылась дверца у переднего места пассажира, и на тротуар спрыгнул Афганец собственной персоной. В джипе, как я успела заметить, сидел только один соратник – за рулем. Куда же делись двое других? Или Алексей Петрович оставил их в клинике доктора Авакяна и мы, к моему большому счастью, с ним разминулись?

– Добрый вечер, Ланочка, – поздоровался Лешка. – Или доброе утро? Можно поинтересоваться, что ты тут делаешь в такой час?

– Ловим машину, – встрял Сашка. – Добрый вечер, дядя Леша. Вы нас до дома не довезете?

С одной стороны, я, конечно, предпочла бы, чтобы Алексей Петрович сразу же после слов приветствия произнес слова прощания и следовал по изначальному курсу, но с другой… Мой сын прав. Почему бы Афганцу не подбросить нас до дома?

Лешка перевел взгляд на моего ребенка и долго молча его рассматривал. Я тем временем про себя радовалась, что большая сумка с набором для современной бизнес-леди осталась в Веркином «Саабе». Во дворе клиники с ней ничего не сделается, а я не решилась везти ее с собой через полгорода. Да и для того, чтобы ее забрать, следовало спуститься к Веркиной машине с ключами, потом снова подняться… Лень была главной причиной. И сейчас она пошла мне на пользу.

– Так ты нас не подкинешь до дома, Леша? – спросила я ангельским голосочком, одновременно придавая своему лицу выражение Марии Магдалины. С Сашки в этот момент вообще можно было писать младенца на руках у Божьей Матери.

– Я вас до своего подкину, – рявкнул Афганец так, что в окрестных домах должны были вылететь стекла. – Думаешь, я тебя так просто отпущу?

– Дядя Леша, – пропел сынок, – если вы имеете виды на маму, то, наверное, следовало бы ее вначале в ресторан пригласить, на Канары свозить, ну или на Багамы, а то она очень переживает, что никуда не уехала на майские.

– Вижу, – процедил Афганец. – Поэтому и совершает ночные прогулки по городу.

Лешка открыл заднюю дверцу машины и даже подсадил меня. Я, признаться, такой вежливости от него не ожидала и молвила: «Спасибо», – после чего одарила Алексея Петровича таинственной улыбкой Джоконды. Сашка влез сам, Афганец прыгнул на переднее место пассажира, и мы рванули с места в направлении хором Алексея Петровича.

Там нас уже ждал верный Вовчик, ничуть не удивившийся моему появлению.

– Это вы нам котика подарили? – поприветствовал Вовчика мой сын, и они вдвоем с разрешения Лешки нас покинули. Вовчик обещал разместить Сашку в одной из гостевых спален. Судя по их количеству, Лешка планировал приглашать к себе всех своих однополчан, с которыми воевал в Афганистане, а не исключено, что и весь ограниченный контингент советских войск (если личный состав вдруг решит навестить Алексея Петровича одновременно).

Взяв у меня куртку, Лешка взвесил ее в руках, потом полез по карманам.

– Леша, лазать по чужим карманам нехорошо, – сказала я таким тоном, каким разговаривала с Сашкой в дошкольном возрасте.

– Ага, – кивнул Афганец. – Хорошо гранаты носить и пистолеты.

Я изобразила скромность и заметила, что, выходя из дома без оружия, чувствую себя голой, а так – маленький пистолетик и всего одна гранатка… Мелочь какая-то.

– Для тебя мелочь, – хмыкнул Афганец, повесил мою куртку на вешалку, вернув мое добро в карманы, после чего проинспектировал сумочку, нашел там только одну «ручку», махнул рукой, сумочку оставил в прихожей и повел меня в до боли знакомую мне гостиную с огромным распятием на стене. Больше ничего нового там не добавилось. Я все ожидаю увидеть у Алексея Петровича какую-нибудь статую, но он пока не сподобился. Предпочитает русскую народную или православную тематику, причем, как он мне однажды сообщил, при покупке икон его консультирует какой-то старый еврей, потому что, по выражению Лешки, только евреи и разбираются по-настоящему в русских иконах. Не спорю и предполагаю, что Лешка прав.

Из гостиной Афганец крикнул верного Вовчика, тот прилетел довольно быстро, тут же накрыл на стол, все время поглядывая на меня с опаской (приучен ожидать каких-нибудь гадостей), потом удалился. Я тем временем попросила разрешения позвонить Косте, его получила, набрала номер и сообщила, что мы с Сашкой остаемся ночевать у Алексея Петровича. Братец попытался кричать в трубку, уверенный, что мы с Веркой и сыном опять вляпались в какую-нибудь историю, но я связь отключила, сказав напоследок, чтобы Костя не волновался, накапал себе корвалольчика и ложился спать.

Афганец тем временем разлил коньяк, мы выпили, закусили, и Лешка приступил к допросу, глядя на меня волком. Его, как и брата, интересовало, куда я на этот раз сунула свой любопытный нос.

– Откуда путь держала, Ланочка? – спросил Лешка голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

– От Рубена Саркисовича, – честно ответила я: подхватив меня у клиники, Лешка должен был это понять и сам.

– И что ты там делала?

– Мы с Сашей с ним консультировались.

– В полчетвертого утра?!

– А почему нет? – Я опять изобразила Марию Магдалину.

– Я, конечно, понимаю, что от тебя можно ждать всего, чего угодно, – заговорил Лешка, с трудом сдерживая ярость, – но даже ты просто так не попрешься в клинику к Рубену среди ночи, тем более с ребенком.

– Но ведь поперлась же, – пожала плечами я.

Афганец посмотрел на меня внимательно, уточнил, все ли у меня в порядке со здоровьем, за исключением психического (насчет моей головы у Лешки имелось особое мнение), я ответила, что пока ни на что не жалуюсь, но иногда все-таки стоит посоветоваться с врачом.

Афганец не выдержал и заорал, периодически помогая себе кулаком, которым стучал по столу, в результате чего вся посуда подпрыгивала. Ковер у Лешки в гостиной с начесом, и во время его сольных выступлений я всегда понимаю, почему: чтобы посуда не билась.

Мне надоело слушать Лешкины вопли, тем более про порочные наклонности своих ближайших родственников я слышала далеко не в первый раз, так что спросила самым обычным тоном, почему Лешка исключает возможность моих интимных отношений с Рубеном Саркисовичем.

– Ну какой нормальный мужик с тобой свяжется? – посмотрел на меня Лешка. – А Рубен в курсе, что ты собой представляешь.

Я изобразила обиду, встала с кресла и заявила, что в таком случае немедленно отправляюсь домой, если Сашка уже спит, заеду за ним утром, а Алексей Петрович может мне больше не звонить.

Лешка из своего кресла выпрыгнул, аки кузнечик, меня в объятия сграбастал и стал заверять, что я – единственная женщина в его жизни, которую он никогда не сможет забыть даже при очень большом желании (причины не уточнял, правда, я их и без него знаю), после чего добавил, что если бы он меня не встретил на своем жизненном пути, то ему было бы гораздо скучнее жить, а так никогда не догадаешься, чего от меня ждать. И вообще он суровость показывал только для порядку, по национальной традиции. Какую именно традицию он имел в виду, я так и не поняла. Или намекал на народную мудрость «Бьет – значит, любит»? Но со мной Лешка руки распускать не решается, знает, что я и выстрелить могу, а потом ему уже придется объяснять товарищам с копытцами, чего он в самом деле добивался. Встречу с упомянутыми товарищами Лешка явно хотел отсрочить, на свидание с апостолом Петром даже не надеялся, а поэтому умело корректировал свое поведение при личном общении со мной.

Я сменила гнев на милость, разрешила себя поцеловать, после чего Лешка, превратившийся из сурового волка в агнца, увлек меня в спальню, где сообщил, что давно уже приготовил для меня сюрприз и все думал зазвать в гости, только никак не получалось. Попробовать же «сюрприз» с другой женщиной у него желания не возникало: Лешка посчитал, что только я смогу по достоинству оценить изобретение наших китайских друзей.

На изделии (вернее, упаковке) на пекинском диалекте английского языка было написано, что это самое изделие произведено по лицензии какой-то немецкой фирмы (название указывалось) и что в самый ответственный момент должен прозвучать отрывок из классической музыки.

– Ну что, послушаем? – Алексей Петрович уже раздевал меня глазами.

Я всегда знала, что Лешка – большой выдумщик, сама тоже не прочь поразвлечься, поэтому согласилась. Да и разве мне предоставляли выбор? К тому же Лешку не стоило лишний раз злить, а вот порадовать следовало, чтобы задавал поменьше вопросов.

Классическая музыка в понимании китайских друзей напоминала сигналы электронного будильника в наручных часах китайского же производства, причем звучала несколько глуше, и еще создавалось такое впечатление, что во время записи попискивала мышь. Меня разобрал дикий хохот – возможно, потому, что звуки раздались из недр моего бренного тела, и я долго не могла успокоиться, что не понравилось Афганцу, которому почему-то было не до смеха. Более того, стоило сигналу прозвучать, как в спальню Алексея Петровича принесся котенок, родной брат моего, которого Вовчик поселил в квартире шефа. Котенок запрыгнул на кровать и стал выписывать по ней круги в поисках непонятно чего, причем очень долго не мог успокоиться, хотя Лешка и пытался его прогнать. Я велела ему оставить животное в покое, так как кот все равно будет делать то, что хочет – это я по своему знаю. Кот остался, снова пытался что-то искать, а успокоился лишь минут через двадцать.

– Первый и последний раз, – процедил сквозь зубы Афганец.

– Лешенька! – воскликнула я. – Спасибо за доставленное удовольствие! – Я чмокнула его в щечку, которую давно следовало бы побрить, но он ведь не ожидал встречи со мной сегодня ночью? Никогда у меня не случалось такого веселого секса. – Запомню на всю жизнь, как и тебя, дорогой, и твою заботу обо мне! Ты правильно сделал, что дожидался меня.

Афганец сменил гнев на милость, притянул меня к себе, потом предложил совместно посетить душевую, то бишь посидеть в джакузи, что мы и осуществили. После гидромассажа мы наконец отправились спать. Наступило утро.

Глава 6

9 мая, воскресенье

Проснулась я поздно. Торопиться было некуда – выходной, да и прошлый день, вернее, ночь прошла бурно, как в смысле боевых схваток, так и любовных утех. Надо же хоть когда-нибудь отдыхать, право слово. Я и расслабилась.

Открыв глазоньки, Афганца на кровати я не обнаружила. Я даже не слышала, как он встал. Интересно, а Сашка уже проснулся или мой ребенок, как и я, расслабляется? Ладно, выясним попозже, а пока надо привести себя в норму. Женщина всегда должна выглядеть так, словно только что сошла с обложки глянцевого журнала. Правда, взглянув на себя в зеркало в ванной, я поняла, что до обложки, к моему великому сожалению, далековато, как, впрочем, и до последней страницы. Тридцать шесть лет, утро, сумасшедшие приключения накануне… Правда, это дело поправимое.

Потратив минут сорок и использовав все, что имелось в моей сумочке из средств приведения себя в порядок (у меня там обычно лежит гораздо больше приспособлений для сохранения собственной жизни – ведь вначале она, родимая, а только потом – внешний вид), я себе понравилась, решила, что на какое-то место в журнале мод потяну, несмотря на возраст. Улыбнулась отражению (себя надо любить), подмигнула и направилась на кухню (правильнее будет сказать, банкетный зал, в особенности если судить по объему), чтобы позавтракать. Подозреваю, что некоторые люди уже готовились к обеду.

Там никого не оказалось, и я задумалась: не поискать ли ребенка в огромных Лешкиных апартаментах? Или вначале перекусить? Местопребывание самого Алексея Петровича и его телохранителя Вовчика как-то не очень беспокоило. Эти господа в состоянии о себе позаботиться, в особенности если я им не мешаю. Приняв решение запихнуть что-нибудь в желудок (все-таки на любое дело лучше идти сытой, чем голодной), я порыскала по огромному шкафу-холодильнику, надыбала колбаски, масла, нашла в пенале (тоже внушительных размеров) булку, быстро порезала бутерброды, включила электрический чайник, заварила чайку и вскоре мирно сидела за столом, размышляя. За жизнь и здоровье сына в доме Афганца я не волновалась: Лешка не из тех, кто может преднамеренно причинить вред ребенку, да и с какой стати? Увозить его куда-то в заложники тоже не станет: опять же зачем? Наверное, сынуля или дрыхнет, или с Вовчиком смотрит что-то в видеозале. Надеюсь, не порнуху. Хотя ведь все равно не удержишь… В особенности моего ребенка, успешно освоившего подключение к телефонной сети, чтобы вести переговоры с заморскими девственницами, домохозяйками и жрицами любви.

От размышлений меня оторвал топот. Создавалось впечатление, что к кухне приближаются три слона. По голосам я определила, что один из них – хозяин квартиры, драгоценный Алексей Петрович Карташов.

Я тут же повесила на физиономию одну из своих самых радужных улыбок и встретила ею вошедших. Кроме Алексея Петровича, своим присутствием меня осчастливил Вовчик, буркнувший: «Доброе утро!» и застывший столбом у входа, а также один тип, некстати встречавшийся на моем тернистом жизненном пути. О моем знакомстве с ним Алексею Петровичу не следовало бы знать…

– Доброе утро, Леша! – воскликнула я, откладывая бутерброд в сторону. – С праздником тебя, с Днем Победы! И вас, мальчики! Что же ты меня бросил с утра пораньше? Я так рассчитывала на кофе в постель…

Афганец не удосужился даже поздороваться, вместо этого повернулся к третьему прибывшему и спросил кратко:

– Она?

Вместе с Лешкой и Вовчиком на кухне появился Олег Анатольевич Курбатов, с которым я имела честь дважды общаться. Правда, наше общение в основном происходило при помощи памятного подсвечника, результаты приложения которого ясно выделялись на лбу Олега Анатольевича и несколько изменили цвет после нашей последней встречи.

Я перевела невинный взгляд карих глаз на Олега Анатольевича, не единым жестом не показывая, что знаю его лично, внимательнейшим образом его осмотрела, как и он меня, а потом с той же девственной невинностью поинтересовалась у Афганца:

– Леша, а это кто? Ты представишь нас друг другу?

– А ты будто не знаешь?! – заорал Алексей Петрович. Что-то у него с нервами в последнее время. Я, конечно, приложила к этому руку, но тем не менее. Или афганский опыт сказывается? – Ты посмотри! Ты только взгляни на него! Что ты с ним сделала? Ты видишь, что у него на лбу?

Парень молчал, глядя в пол, и меня больше не рассматривал. Вовчик тоже не проронил ни звука. Я ответила с невозмутимым видом:

– У парня на лбу рога, а поскольку его женой я не являюсь, то никоим образом наставить их не могла. Вот если бы, например, у тебя, Леша, они появились, то тогда бы еще каким-то образом можно было бы обвинить меня в несоответствующем поведении, а так, дорогой, извини. Не по адресу. Правда, юноша?

Потупившийся Олег Анатольевич как-то странно крякнул, по всей вероятности, сдерживая смешок, Вовчик скрыл улыбку, а мой сынок, неизвестно откуда взявшийся (или подслушивавший под дверью?), поинтересовался, кому я там наставила рога. Задавая вопрос, он внимательно оглядывал дядю Лешу.

Афганцу совсем не понравился оборот, который принимал разговор, он выдал тираду в мой адрес (которую я опускаю), правда, я не обиделась, к Лешке уже привычная. Милый друг рванул к столу и плюхнулся напротив меня. До этого он, не в силах сдержать свою неуемную энергию, перемещался по кухне, размахивая руками, в непосредственной близости от Олега Анатольевича, которого, насколько я поняла, специально привез, чтобы меня опознать. Олег с Вовчиком остались стоять у двери.