Сердце крестоносца Остен Эмилия
– А, у Вильгельма есть для этого подходящая песенка! – Джон махнул одному из менестрелей. – Эй, Вильгельм, иди сюда!
Невысокий черноволосый певец подбежал и поклонился:
– Чего пожелает мой принц?
– Спой-ка леди Римильде ту австрийскую песенку!
– С удовольствием, ваше высочество! – Менестрель улыбнулся, бесцеремонно уселся на подлокотник кресла Римильды – та отодвинулась, – заиграл на лютне и запел не слишком сильным, но приятным голосом:
- «Какое горе и какая мука!
- И словно камень на сердце разлука.
- Следят за мною зорко сторожа», —
- Всю ночь грустит и плачет госпожа.
- А рыцарь говорил: «Проходит время,
- Но с каждым днем сильней печали бремя.
- Скорбит душа. Пылает жар в крови.
- Как счастлив тот, кто избежал любви!
- Когда весь мир покой вкушает ночью,
- Ты предо мною предстаешь воочью.
- И грудь испепеляет мне тоска.
- Как недоступна ты и далека!»[8]
– Очень мило, – сказала Римильда.
– Молодец, Вильгельм. А теперь поди прочь! – Дождавшись, пока менестрель уйдет, Джон наклонился к хозяйке дома. – Хороша песенка, верно? Только это не о вас и вашем супруге, дорогая леди, точно не о вас! А обо мне и одной прекрасной саксонке.
– О, – Римильда не знала, что еще сказать. Любая ее фраза могла быть истолкована Джоном превратно и сподвигуть его на решительные действия.
– Вы ее знаете, – еще более таинственно поведал принц.
– Да неужели?
– Да. Это вы, прекрасная Римильда. Я все время думаю о ваших ярких глазах, в мечтах глажу ваши волосы…
Джон, разумеется, переступил через все возможные приличия. Так откровенно навязываться хозяйке дома – недостойно принца. Однако прямое указание на это повлечет за собой неприятности. Римильда не думала лишь о себе; прежде всего – о своих людях, а теперь – еще и о муже. Она не хотела, чтобы им причинили зло, если она унизит или оскорбит Джона и тот решит отомстить. А мелочный и самолюбивый принц может зайти далеко. Римильда готова была уступить его притязаниям в замке Ашби, если бы это принесло пользу; однако теперь никакой пользы от этого не будет, один вред.
– Вы очень любезны, говоря мне это, – наконец нашлась она с ответом. – Однако я замужем, ваше высочество.
– Ах, но какое это имеет значение! – Джон придвинулся еще ближе. Вот счастье, что они оба сидят не на скамье, а в креслах с высокими подлокотниками! – Я мечтаю о вас днем и ночью. Иногда мне кажется, что ваш нежный голосок зовет меня. Ваш стройный стан, ваши белые руки, ваша высокая шея – все это лишает меня сна! Вы же не можете допустить, чтобы самый почетный гость вашего дома спал плохо, прекрасная Римильда?
– Вы плохо спите, ваше высочество? – Римильда прикинулась обеспокоенной. – У моей служанки Калев есть прекрасный отвар против бессонницы, он вам непременно поможет!
Джон прищурился, пытаясь понять, не издевается ли над ним Римильда, но мысли явно медленно ворочались в его голове – принц был слишком пьян, чтобы соображать быстро. Римильда невинно моргала, сохраняя все то же обеспокоенное выражение лица.
– Единственное лекарство, которое я соглашусь принять, – это вы, прекрасная Римильда! – наконец выдал принц. От него кисло пахло вином.
Римильда поняла, что он от нее не отстанет. Оставалось побыстрее уйти под благовидным предлогом. Она огляделась, увидела у дверей Фрила и сделала ему отчаянный знак, стараясь, чтобы Джон не заметил. Фрил нахмурился, пытаясь понять, чего хочет от него хозяйка, и нерешительно двинулся к Римильде.
– Я нужен вам, миледи?
– Очень. – Римильда выразительно посмотрела на Фрила. Как жаль, что нельзя обмениваться мыслями! – Ты решил проблему, которая требовала моего присутствия? Ту, связанную с конюшней?
– Какую… ах, проблему в конюшне! – Фрил наконец сообразил, чего от него хотят. – Нет, и как раз направлялся доложить вам об этом, миледи, но не решился прерывать ваш разговор с его высочеством! Простите мою дерзость, ваше высочество! – Фрил низко поклонился и принцу.
– В таком случае мне нужно покинуть вас ненадолго, – с показным сожалением произнесла Римильда, обращаясь к принцу. – Наслаждайтесь ужином!
Джон цепко ухватил ее за локоть:
– Проблемы могут подождать. Замок ведь не рушится, верно? А остальные дела дождутся вас, прекрасная Римильда.
Фрил переводил взгляд с хозяйки на гостя, не зная, как поступить.
– Ваше высочество, – мягко произнесла Римильда, пытаясь высвободиться, – мне вправду нужно покинуть вас.
– Нет, вы останетесь!
– Ваше высочество… – Как жаль, что здесь нет Танкреда!
– Вы не ускользнете от меня больше!
– Джон! – пропел рядом красивый голос.
Принц вздрогнул и обернулся.
Неподалеку стояла леди Милисента Гамфри, нынешняя фаворитка принца. Римильда и не заметила, как она подошла.
Леди Милисента, обладательница роскошного бюста и глаз цвета грозового неба, пользовалась при дворе Джона большим влиянием. Обычно фаворитки, получив в свое распоряжение власть, делаются капризны и невыносимы; про леди Гамфри таких слухов не ходило. Римильда не успела пообщаться с нею поближе, лишь обменивалась официальными приветствиями. Внешне леди Милисента производила приятное впечатление: высокая, чуть холодноватая женщина, с кудрявыми темными волосами и яркими губами. Такие хорошо смотрятся рядом с особами королевской крови, даже если особы эти ниже их на пару дюймов и в пару тысяч раз трусливее.
– Я вижу, вы уже заканчиваете беседу с графиней Мобри, Джон? – как ни в чем не бывало осведомилась Милисента. – Ваше высочество, это просто прекрасно, так как я давно хочу выразить свое восхищение хозяйке замка! Наедине. – Она выразительно наклонила голову, чтобы у принца не осталось сомнений в истинном смысле тирады.
– Да. Да, конечно. – Джон выпустил локоть Римильды и потянулся к кубку. – У меня вино закончилось!
– Это мы немедленно исправим! – Фрил бросился к кувшину и самолично налил принцу вина.
– Графиня Мобри? – Леди Гамфри сделала приглашающий жест.
Римильда встала и пошла следом за ней прочь от стола.
– Где можно спокойно поговорить? – осведомилась Милисента.
– В моих комнатах. Если вы позволите пригласить вас туда.
– Это замечательно. Идемте.
Женщины молча поднялись по лестнице. Римильда открыла дверь своей спальни, радуясь, что смогла ненадолго сбежать из заполненного неприятными людьми зала. Милисента с любопытством оглядела весьма скромные покои.
– Садитесь. – Хозяйка указала гостье на одно из кресел, пододвинутых к огню камина, и сама заняла второе.
– Не буду ходить вокруг да около. – Леди Гамфри скрестила руки на груди. – Я слышала ваш разговор с принцем. Мне он не понравился.
– Мне он тоже не понравился, поверьте, – произнесла Римильда как можно мягче. Ссориться с фавориткой Джона ей не хотелось. – У меня есть супруг.
– Только сейчас его здесь почему-то нет.
– Времена неспокойные. Он вынужден защищать наши земли.
– Вы, наверное, не поняли меня. Мне не понравился разговор потому, что поведение его высочества я мало одобряю. Особенно сегодня.
Римильда не могла скрыть удивления:
– То есть вы не обвиняете меня?
– Вас? Ни в коем случае. Я хорошо знаю Джона. – Милисента усмехнулась. – Когда он много пьет, то весьма невоздержан в словах и действиях. А бывает, что и жесток. Вы запали ему в душу, потому что способны дать ему отпор. Он не забывает таких, как вы, и пытается заполучить свое любым путем. Меня он тоже долго не мог покорить; потому, наверное, и привязался. Я все время напоминаю ему, что могу покинуть его в любой момент. Вы совершенно правильно действуете, леди, однако Джона это лишь дразнит, разжигает его аппетит. Чем сильнее вы станете сопротивляться, тем активнее он будет преследовать вас. Он ведь заядлый охотник, это дело чести – загнать дичь.
– И что вы предлагаете? Покориться ему? Сдаться на милость победителя? – Римильда скривилась. – Невозможно. Я верна мужу.
Хорошо бы и муж оставался ей верен. Как он улыбался леди Клотильде де Во! И любви с его стороны что-то не заметно. Однако не стоит рассказывать этого совершенно чужой женщине, у которой свои интересы.
– Нет, я предлагаю вам потерпеть еще несколько дней, – вполне миролюбиво сказала леди Гамфри. – Вы ведь понимаете, что мне тоже неприятно наблюдать за тем, как его высочество обхаживает другую. Я смогу убедить его покинуть замок.
– Но… – Римильда кусала губы, не решаясь заговорить о своих сомнениях.
– Вы не уверены, что мне удастся?
– Ведь принц приехал сюда не просто потому, что я запала ему в душу, – откровенно высказалась Римильда.
– Конечно. И я берусь его убедить, что здесь он не дождется поддержки.
– Почему вы решили так поступить, леди Гамфри? Ведь я вам никто.
– Как я уже сказала, мне не нравится, что принц положил на вас глаз. Не люблю соперниц. – Улыбка Милисенты оказалась остра, словно нож. – К тому же я внимательно наблюдала за вами и вашим мужем. Вы не желаете присоединяться к его высочеству. Вы вообще ни к кому не желаете присоединяться. Ваш муж, леди Мобри, настоящий воин, однако он не хочет новой войны. И я не желаю тратить время, отбивая у его высочества охоту поймать вас или уговорить вашего супруга сражаться на его стороне. Проще убедить принца, что это не нужно.
– Вы очень добры, – сказала Римильда. Она прекрасно понимала, что сейчас ее проблемы способна решить только эта женщина. И то, что леди Гамфри оказалась на ее стороне, – несомненная удача.
– Доброта тут ни при чем. Только выгода.
– И все же вы могли бы действовать другими способами, – улыбнулась Римильда.
Милисента пожала плечами:
– Могла бы. Но предпочитаю решить дело миром. Возможно, однажды вы в свою очередь мне поможете.
– Я не забываю добра.
– В таком случае, мы поняли друг друга.
Леди Гамфри сдержала свое обещание. Через три дня, после непрерывных увеселений и еще одной охоты, двор принца Джона во главе с ним самим покинул Дауф. Прощаясь, принц поблагодарил Римильду за гостеприимство, выразил сожаление, что не может попрощаться и с графом Мобри, и смотрел с тоской. Римильда, все эти дни старательно избегавшая общества Джона, едва не рассмеялась от облегчения. Однако она смогла выдавить из себя вежливую улыбку и заверить его высочество, что ничего печальнее его отъезда с нею в жизни не случалось.
Когда кавалькада выехала из ворот замка и мост поднялся, Римильда испытала ни с чем не сравнимую радость. Свобода! Свобода от обязательств перед особой королевской крови, свобода жить своей жизнью. Только вот Танкред… Когда он вернется – неведомо, как поведет себя – неизвестно. Римильда не сомневалась, что мужа обрадует известие об отъезде принца. А дальше? Тот последний поцелуй во дворе был просто чудом. Когда же Танкред намерен скрепить брак окончательно?
Фонтевро возвратился через день после отъезда принца и его свиты. Отряд появился на закате, когда заходящее солнце уже окрасило стены Дауфа в кроваво-красный цвет. Все казалось забрызганным кровью, и это вселяло в сердце Римильды тревогу. Что-то должно произойти. Неясное предчувствие, тень грядущих перемен… Римильда надеялась, что эти перемены к лучшему.
Она вышла во двор, чтобы приветствовать своего мужа и господина, и смотрела, как Танкред слезает с коня. Парис перебрасывался шутками с замковыми охранниками, челядь высыпала во двор, чтобы приветствовать прибывших, и все громко обменивались новостями. Римильда стояла на крыльце, неотрывно глядя на Танкреда. Тот шел сквозь толпу прямо к ней, и сердце замирало при взгляде на его спокойное, словно из камня вырезанное лицо.
Приблизившись, Танкред кивнул Римильде:
– Миледи жена.
– Милорд. – Она еле заметно приподняла голову – может, сейчас Танкред поцелует ее? Но нет. Он лишь подал ей руку, чтобы сопроводить в большой зал. Римильда постаралась скрыть разочарование.
– Я вижу, принц нас покинул. – Танкред окинул взглядом вычищенный зал.
– К величайшему сожалению.
– Твоему сожалению – или его?
– Обоюдному. – Римильда помолчала, ожидая, вдруг Танкред приревнует ее, вспылит, но муж молчал, и она продолжила: – Джон жалел, что уезжает. Я – что он не сделал этого раньше.
– И ты ничего ему не обещала?
– Ни словечка. Он так и не завел разговор о деле.
– Странно. – Танкред усадил жену на стул у камина. Уголья горели драконьими глазами. – Я полагал, он останется, пока не вырвет ответ.
– Леди Милисента Гамфри решила иначе.
– Его фаворитка!
– Да, мы с ней вступили в заговор, и она убедила принца, что мы с тобой ему не поможем.
Танкред покачал головой:
– Удивительна сила женских заговоров.
– Королева Элеонора тоже многое об этом знает, – мрачно заметила Римильда. – Если бы она не подстрекала мужчин к войне…
– Война идет всегда. С этим ничего не поделаешь, к сожалению. – Танкред, не отрываясь, смотрел в огонь. – Однако я надеюсь, что здесь, на землях Мобри, ее удастся избежать.
– Ты уже нагнал страху на всех окрестных разбойников? – засмеялась Римильда.
– Не на всех, к сожалению.
– Значит, ты скоро вновь покинешь Дауф?
– Через два дня.
Римильда постаралась скрыть разочарование. Никакого намека на то, что их с Танкредом отношения сдвинулись с мертвой точки, она не видела. Что ж, не стоит сдаваться.
– Ты, наверное, устал. Хочешь принять ванну?
– Благодарю, Римильда. Конечно.
…Поздно ночью Римильда снова лежала без сна, одна, раз за разом прокручивая в памяти события вечера. Она вновь вымыла Танкреду волосы, однако он не позволил сделать нечто большее. Римильда никак не могла догадаться, что им движет. И понимала, что не заснет до утра.
Одна.
Глава 22
Римильда критически рассматривала обновленную главную залу. В камине, как в старые добрые времена, потрескивало бревно: хотя весна уже разгулялась вовсю, в большом замке по-прежнему гуляли сквозняки. Так как Танкред бывал сейчас в замке лишь наездами и во время своих визитов не давал Римильде никаких намеков, она просто изводилась. Лучшим средством от беспокойства была работа. Поэтому Римильда занялась тем, чем давно мечтала заняться: внутренней отделкой Дауфа, ремонтом комнат и весенней ярмаркой. Все это требовало неустанных забот, и, падая с ног от усталости под вечер, Римильда засыпала мертвым сном. Впрочем, нет, сны ей снились, и во всех присутствовал Танкред. Танкред, Танкред, всюду Танкред! Римильде казалось, он постоянно бродит где-то в замке, хотя муж давно был в отъезде. Несколько раз в день она поднималась на башню и всматривалась в зеленеющую даль, пытаясь разглядеть возвращающийся отряд. Но тщетно. Ведь она даже не знала, в какую сторону смотреть. Это совсем не походило на ожидание Деневульфа, когда каждый раз, поднимаясь на башню, она проклинала братца. Сейчас она шептала молитву.
Она делала теперь дом не просто таким, каким хотела видеть его сама. Она желала, чтобы Дауф наконец стал домом для Танкреда. Муж выделил ей приличные средства, и Римильда позволила себе купить новые подсвечники, занавеси, покрывала. Роскошные ковры Фонтевро привез из Палестины. И замок начал преображаться, приобретая вид дома, в котором не бывает беды.
Сейчас Римильда с удовольствием оглядывала зал, понимая, что усилия были потрачены не напрасно. Она как раз любовалась галереей (перила переделали и выкрасили, и с них теперь свисали флаги рыцарей графа Мобри), когда появился Фрил.
– Миледи, граф возвращается!
– Прекрасно! – Римильда широко улыбнулась. – Прикажи подавать ужин! Наверняка милорд и его люди очень голодны.
Она слышала, как открываются ворота, и вышла во двор, чтобы приветствовать рыцарей. Римильда ожидала увидеть Танкреда – он всегда первым въезжал в замок, – однако колонну возглавлял Парис де Ритон с самым мрачным выражением лица.
Римильда почуяла неладное.
– Парис! – она сбежала с крыльца. – Граф Мобри! Где он?
– В повозке, миледи. Он ранен. – Кольчуга самого Париса была изрядно покорежена, а левый рукав рассечен. Это выглядело так, словно он едва не лишился руки.
Римильда похолодела. Только не это!
– Рана серьезная? – Ах, какой глупый вопрос. Если Танкред не смог сидеть на коне…
– Арбалетный болт попал в плечо. К счастью, не зазубренный. Мы вынули его и обработали рану, привезли с собой лекаря, однако милорд пока без сознания. Он потерял много крови, пока мы вытаскивали стрелу. Лекарь говорит, что рана серьезная, но неопасная.
– Как давно это случилось?
– Сегодня. Сегодня утром. Мы уже возвращались, когда натолкнулись на отряд мародеров. Один выстрелил из засады, мы не успели даже заметить его. Стрела пробила кольчугу лорда. Странно, но она способна выдержать любой срезень. А бронебойные стрелы простые мародеры не носят, зачем они им, против крестьян-то. Сталь дорога.
Римильда молча бросилась к въехавшей во двор повозке. Танкред лежал, укрытый плащом, и выглядел бледным. Глаза его были закрыты, на лбу блестели капельки пота. Римильда прикоснулась к щеке мужа. Никакого отклика. Танкред не шевелился, и так странно было видеть этого могучего и грозного человека столь… беспомощным. Ни разу он не представал перед Римильдой таким. Ни разу она не оказывалась сильнее, чем он. Даже когда думала, что сильнее.
Нельзя поддаваться отчаянию, сказала себе Римильда. Нужно быть сильной. Она графиня Мобри, теперь она отдает приказы.
– Перенесите лорда в его покои, – велела она, – осторожно. Кто здесь лекарь? Вы? – Она посмотрела на незнакомого немолодого человека верхом на муле. – Пойдете со мной и расскажете мне правду. Не вздумайте лгать.
Прошло немало времени, прежде чем Римильда осталась одна у постели, на которой лежал Танкред. Она стояла и смотрела на его неподвижное лицо. На лбу снова выступил пот; Римильда склонилась и отерла его чистой тряпицей. Господи, только бы муж выжил. Только бы все было хорошо.
Лекарь был настроен оптимистично: рана оказалась чистой, воспаление не началось, наблюдалась только обычная в таких случаях лихорадка. Танкред ненадолго пришел в себя и мыслил вполне здраво, порывался встать и заняться какими-то неотложными делами, однако после того, как лекарь напоил его парочкой весьма ядовитого вида и запаха отваров, заснул крепким сном.
– Ваш супруг – могучий человек, миледи, – заверил Римильду лекарь, – он справится.
– Это не первая рана, которую он получает, и не самая тяжелая, – добавил Парис де Ритон.
– Все будет хорошо, ему рано умирать, – подвела итог Калев.
Несмотря на все это, Римильда чувствовала себя неуютно. Она провела всю ночь у постели Танкреда, надеясь, что ему станет легче. И действительно, к утру лихорадка уменьшилась.
Шли дни.
Танкред медленно оправлялся от полученной раны. Опасность миновала, однако Фонтевро потерял много крови и по-прежнему оставался слаб. Римильда еще никогда не видела его таким. Она привыкла, что он возвышается над нею, словно огромный валун, что смотрит все время сверху. Что он быстро движется, прекрасно владеет своим телом. Такого Танкреда, лежавшего в постели и большую часть времени спавшего беспокойным сном, Римильда еще не знала.
Наконец, она поняла, что это уходит из него усталость войны. Так бывает, объяснила ей Калев. Когда человек много воевал и убивал, когда постоянно чувствовал опасность, оказаться в покое и не размышлять каждый миг, что тебя могут убить, – непомерная роскошь, которая поначалу выбивает из колеи. И тогда отдаться во власть снов – самое лучшее. Рана заживет, Танкред встанет и сможет наконец жить мирно, даже воюя с соседями. Впрочем, в округе уже не осталось храбрецов, способных посягнуть на имущество графа Мобри. Слухи распространились, Танкред их подтвердил.
Однажды вечером Римильда сидела у постели Танкреда, вышивая. Муж спал очень неспокойно, его большие руки вздрагивали, губы дергались. Внезапно он проснулся и приподнялся на кровати; Римильда уронила вышивку на колени.
– Танкред? – Девушка встала и наклонилась к нему. – Ты хочешь чего-нибудь?
– Иди сюда, – пробормотал он и протянул руку. – Мне холодно. Очень холодно.
– Ладно, – согласилась Римильда, понимая, что лучше не спорить: взгляд мужа блуждал, и вряд ли Танкред понимал, что говорит.
Она откинула покрывало и устроилась рядом с мужем, а он обнял ее и крепко прижал к себе. Впервые Римильда лежала и ее обнимал мужчина. Это оказалось так хорошо, что она улыбнулась. Все у них будет прекрасно. Когда-нибудь.
Если Танкред ее полюбит.
– Так лучше? – спросила Римильда. Муж не ответил: он спал. Некоторое время Римильда прислушивалась к его дыханию, сначала неспокойному, потом – все более и более ровному, и в конце концов уснула сама.
Она проснулась на рассвете, осторожно высвободилась из объятий Танкреда, приподнялась и заглянула ему в лицо. И сразу поняла: он изменился. Исчезла складка между бровями и еле заметное беспокойное выражение, но и невозмутимость не вернулась. К тому же палестинский загар почти сошел с его лица, что сделало его моложе и мягче. Римильда и раньше видела Танкреда спящим, однако даже во сне он, казалось, оставался сосредоточен. Теперь этого не было. Танкред просто спал и видел, кажется, хороший сон: он еле заметно улыбался. У Римильды слезы подступили к глазам.
Не выдержав, она выскользнула из-под покрывала, поспешно надела туфли и почти выбежала из спальни мужа. Замок еще не проснулся. Римильда летела по лестницам, все вниз, вниз и вниз. Потом, задыхаясь, пронеслась по коридору, рывком открыла тяжелую дверь капеллы. Деревянный крест на стене, казалось, манил ее. Римильда упала перед ним на колени.
– Почему, Господи? – прорыдала она. – Почему?
Ей так хотелось, чтобы Танкред любил ее!
Больше всего на свете теперь Римильда жаждала его любви. Он оказался рядом, незаметно стал родным и близким, пророс в нее, как дерево прорастает корнями в землю. И ей уже не освободиться от Танкреда; Римильда и не хотела. Но пусть бы он сделал хотя бы шаг ей навстречу, дал хотя бы один знак. Дал ей шанс. Ведь когда-нибудь он сможет полюбить ее, Римильду из Дауфа?
– Господи, помоги, – прошептала Римильда.
Она не знала, в чем именно просит помощи. Любовь дается свыше, и все же, все же… Отправляясь в Палестину, Римильда совсем не думала о любви, только о том, как спасти свой замок и земли. А возвратилась вместе с человеком, который прочно занял место в ее сердце. И она даже не заметила как.
Ей не нужна только плотская любовь, только его прикосновения. Ей нужно, чтобы Танкред любил ее – как сумеет. Она до сих пор не знала, способен ли он полюбить. Отпустил ли он войну, отпустил ли одиночество? Сумеет ли сделать это когда-нибудь? Нет ответов… Только время покажет. Только оно.
– Помоги, – вновь прошептала Римильда.
Она подняла глаза и задохнулась от радости – ее обнял все тот же прекрасный, очищающий свет, который она уже видела однажды. Тогда Римильда словно пребывала во сне, теперь она знала, что все наяву. Она замерла, почти не дыша, ожидая, что ей скажут.
– Иди и говори, – словно шепнули на ухо. И все. Сияние растворилось в хлынувших в окно солнечных лучах.
Но Римильде этого оказалось достаточно.
– Спасибо, Господи, – произнесла она и поднялась с колен.
Все просто. Все очень просто. Слезы высохли, и Римильда весело рассмеялась.
Она направилась обратно к комнатам Танкреда. Слуги уже проснулись, они приветствовали хозяйку, Римильда отвечала вежливыми кивками, а внутри все пело от нетерпения. Только несколько шагов отделяют ее от того, кого она любит больше всех на свете.
Дверь в спальню Танкреда оказалась распахнута. Две служанки перестилали постель, ими командовал Этельстан. Римильда, обескураженная, остановилась на пороге.
– А где милорд? – излишне резко спросила она у Этельстана. Парнишка подпрыгнул.
– Он оделся и сказал, что поднимется на башню.
– Он же плохо себя чувствует! – возмутилась Римильда. – Не надо было ему позволять…
Этельстан посмотрел на хозяйку таким взглядом, что Римильда сразу поняла, что сказала несусветную глупость. Не позволять графу Мобри, Танкреду де Фонтевро, что-то сделать! Да проще остановить прилив!
– Милорд сказал, что чувствует себя прекрасно. Да и выглядит он хорошо.
– Так. – Римильда закусила губу, развернулась и вышла.
Она заставила себя идти медленно. Нет никакого резона бежать. И все же Римильда зашагала быстрее, не выдержав.
Она поднялась по лестнице на верхнюю площадку донжона. Танкред был здесь, а вот стражников не наблюдалось – видимо, лорд их отпустил ненадолго. Фонтевро действительно стоял на ногах, причем достаточно твердо; он надел штаны, сапоги и белую рубашку.
– Танкред, – негромко произнесла Римильда, – зачем ты встал?
Он обернулся. Ветер трепал его волосы, на сей раз не заплетенные в косу и не связанные шнурком. Римильда подошла и остановилась в шаге от мужа.
– Мне приснилось или ты и вправду всю ночь спала рядом со мной?
– Ты меня попросил.
– Спасибо. Кажется, именно это меня и исцелило.
Вернувшееся к нему спокойствие походило на прежнее – и все же что-то изменилось. Римильда чувствовала это, как чуют приближение грозы.
– Я искала тебя, – сказала она.
– Чтобы сказать, что мне не следовало вставать с постели? – Танкред еле заметно усмехнулся.
– Чтобы сказать, что я люблю тебя.
На мгновение, казалось, весь мир замер: умолкли голоса во дворе, скрип колодезного ворота, остановился ветер. Миг тишины, нереальной тишины. А потом все сдвинулось с места.
Танкред шагнул вперед, оказавшись совсем рядом с Римильдой, и взял ее лицо в ладони.
– Пожалуйста, повтори, что ты сказала, – попросил он.
– Я люблю тебя. – Она произнесла это твердо, глядя ему в глаза.
– Значит, Господь ответил на мои молитвы, – прошептал Танкред.
– Что? – выдохнула Римильда.
– Я молился, – произнес он медленно и раздельно, словно объясняя ребенку прописную истину, – чтобы ты однажды это сказала. И вот ты это сказала.
– Зачем же тебе это было нужно?
– Потому что я хотел, чтобы ты полюбила меня так же сильно, как я тебя люблю.
– Нет, – сказала Римильда, едва не заплакав. Она боялась. Она страшно боялась, что он ей лжет.
– Нет? – удивился Танкред.
– Я… Это не может быть правдой.
– Почему же?
– Ты не обращал на меня внимания. – Римильда вывернулась из его рук и отступила. – Ты не можешь влюбиться в меня… вот так сразу. После моих слов.
– Я влюбился в тебя не сразу, – кивнул Танкред, – но не после твоих сегодняшних слов, а гораздо раньше, до них. И думал, что ты никогда их не скажешь. Надеялся, конечно. Молился. А сегодня ты пришла и преподнесла мне самый большой подарок в моей жизни.
Он с легкостью поймал пятившуюся от него Римильду за плечи и притянул к себе.
– Сколько раз, – тихо, но четко произнес Танкред, – сколько раз я старался не прикасаться к тебе без нужды. Ни к чему тебя не принуждать. Не заставлять меня любить. Я хотел, чтобы это произошло само собой, если произойдет. Ты вышла за меня по необходимости, а не по любви; если любовь никогда бы не появилась, я смирился бы. Скажи мне правду, Римильда, – ты действительно полагала, что я неспособен испытывать к тебе чувства?
– Да. Ты вел себя как…
– Как бесчувственный чурбан. – Танкред кивнул. – Я таким и был. До того момента, как увидел тебя. И когда я понял, какая ты, – а я понял это в тот миг, когда ты ворвалась к герцогу и потребовала ответов, – то осознал, что моя жизнь уже изменилась. Ты была благословением Господа, ниспосланным свыше. Когда же здесь, в Дауфе, я увидел, как это ничтожество, принц Джон, смотрит на тебя, я стал молиться и еще об одном – чтобы Господь удержал меня от убийства королевского сына. Это навеки разлучило бы меня с тобой. И я предпочел уехать на время, изобретя благовидный предлог, чтобы не смотреть, как он… – Танкред осекся и покачал головой. – Мне казалось, я сойду с ума, если окажется, что он нравится тебе. И не сошел. Я вернулся, а ты меня ждала, и Джона больше не было. Мне показалось, что в этот миг я слышал хор ангелов.
Римильда чувствовала, как ровно бьется его сердце.
– Ты ни словом не намекнул, что любишь меня.
– Я ждал, пока ты сможешь мне ответить.
«Господи, – подумала Римильда, – спасибо Тебе». Голова кружилась от огромного, непередаваемого счастья.
– Это действительно так? – прошептала она.
– Это действительно так. Я люблю тебя, Римильда из Дауфа.
Она улыбнулась:
– Я тоже люблю тебя, Танкред из Дауфа.
Он засмеялся – и она наконец узнала, как он смеется. А в следующий миг она узнала, как он целуется, целуется по-настоящему, отдавая всю свою душу, – и замок на сундучке с новой половиной мира разлетелся на осколки.
Эпилог
Известие о том, что коронация Ричарда, выигравшего войну и имевшего теперь полное право называться королем Англии, пройдет третьего сентября в Вестминстере, пришло в середине лета. Римильда не хотела ехать, но это был долг графини Мобри. Она и граф обязаны будут принести присягу новому королю Англии. Конец лета оказался теплым и сухим, так что путешествие получилось легким и радостным. Римильда с удовольствием осматривала свои владения, процветавшие под сильной рукой Танкреда, мудрым управлением Фрила и окруженные ее, Римильды, заботливым вниманием.
– Ты счастлива? – Танкред придержал коня, чтобы он шел рядом с повозкой, в которой ехала Римильда.
– Да, милорд, – улыбнулась Римильда. – Граф дома – и все в полном порядке.
Вестминстер казался грязным, несмотря на солнечные деньки. Двор короля Ричарда ничем не отличался от двора принца Джона, как его помнила Римильда. При ближайшем рассмотрении это он и оказался. Король прибыл на коронацию лишь с небольшим отрядом, остальная толпа, пожиравшая королевскую еду, состояла из приспешников принца Джона. Впрочем, Римильда и Танкред остановились в доме одного доброго торговца, которого посоветовал Фрил, так что были избавлены от шума, грязи, нечистот и пьяного разгула.
Вернувшись в Англию, Римильда все чаще ловила себя на мысли, что на Востоке имелась одна особенность, которую стоило бы усвоить англичанам: в Палестине все мылись – и там было чисто. Вестминстер же задыхался от грязи.
Третьего сентября, рано утром, принц Ричард вошел в Вестминстерский собор, а вышел оттуда король Ричард. Подданные, в большом количестве собравшиеся на площади, приветствовали его бурными радостными криками.
И начался пир. Римильда и Танкред подошли к трону в свою очередь, опустились на колени и произнесли слова присяги.
Читать бесплатно другие книги:
