Доктор Проктор и конец света (как бы) Несбё Ю
– Как будто что-то совершенно ненормально? – предположил Булле. – Ты тоже заметила?
– Мама и папа не производят впечатления нормальных.
– У нас то же самое, – сказал Булле. – Если не считать того, что моя сестра и мама по жизни ненормальные.
– И почти все музыканты уходят из оркестра. Как ты считаешь, это нормально?
– Нет, это абсолютно и совершенно ненормально. Жутко ненормально, попросту говоря.
– Но в семействе Тране, во всяком случае, все нормально. – Лисе кивнула в сторону изгороди, окружавшей виллу. – В смысле, как всегда.
Так оно и было. Трульс и Трюм Тране стояли у сугроба за оградой и смотрели на них, злобно ухмыляясь, выжидая и держа наготове снежки. Обычно Лисе и Булле, пробегая мимо, получали вслед пару снарядов, но успевали увернуться, потому что Трульс и Трюм за последний год так растолстели, что руки плохо их слушались.
Однако Лисе чувствовала, что сегодня им так легко не отделаться.
Двойняшки перепрыгнули через изгородь и преградили дорогу Булле и Лисе. У каждого в руке был огромный снежный шар. И по тому, как на поверхности шаров заиграли первые солнечные лучи, Лисе поняла, что Трульс и Трюм полили их водой. Снежки были ледяными.
Булле тихо сказал:
– Лисе, спокойно. Предоставь это мне.
Лисе посмотрела на своего крохотного друга. Да, он часто раздражал ее, порой бывал невыносим и вдобавок был неряхой. Но она не знала более мужественного человека, чем он. Хотя иногда его мужество граничило с тем, что принято называть глупостью.
– Доброе утро, капитан Тране и капитан Тране! – торжественно возвестил Булле, сверкая улыбкой. – Ведь на головах у вас капитанские фуражки, не правда ли?
– Фуражки хористов, – хором сказали двойняшки с гордым видом.
Фуражки были белые с черным блестящим козырьком и кистями на шнурах.
– Хористов? – переспросил Булле. – Значит, вы не только играете на барабанах, но еще и поете? Кто бы мог подумать, что в этих крохотных телах прячется столько талантов!
– Талантов? – Трульс подозрительно прищурил один глаз. – Разве не ты заявил перед Рождеством, что чувство ритма у нас, как у двух печек? И за это мы тебя как следует вздули! – засмеялся Трульс. – Ха-ха!
– Надо добавить! – сказал Трюм и поднял руку с ледяным снежком.
– Но ведь я говорил не просто про печи, – сказал Булле, – а про печи Йотуль. Все знают, что нет печей с более развитым чувством ритма, чем печи Йотуль. Может быть, вы слышали о других печах, которые так хорошо пыхтят в ритме две четверти?
Трульс и Трюм смотрели на Булле, широко раскрыв рты. Пар вырывался оттуда, словно дым из печных труб.
– Он нам лапшу вешает, – прошептал брату Трюм.
– Но… – прошептал Трульс, – я верю ему, когда он говорит, что я хороший барабанщик.
– Это потому, что тебя легко обмануть, – прошептал Трюм.
– Да, меня легко обмануть, – кивнул Трульс.
– Будем бросать, – прошептал Трюм. – В голову.
– Да-да, разобьем его мерзкую башку, – подхватил Трульс и поднял руку с ледяным снежком.
– Позвольте, я немного облегчу вам кидание снежков в мою голову, дорогие братья Тране, – сказал Булле и снял с головы оранжевую шапку.
– Ха-ха! – засмеялись близнецы и отвели назад руки как можно дальше.
– А что это у него на голове? – спросил Трюм.
– Животное, – сказал Трульс.
– Я вижу, что животное, но какое?
– Маленькое животное.
– Может быть, это вошь?
– Да, – засмеялся Трульс. – У гномика водятся вши! Кидай!
– Приступайте. – Булле стоял совершенно неподвижно и улыбался. – Но как ваш добрый сосед, я обязан сделать предупреждение о последствиях бросания ледяных снежков в семиногого перувианского паука-упыря.
– Бросаем в голову! – крикнул Трульс.
– Подожди! – сказал Трюм. – Какое еще пре… предуп… ждение?
– Видите ли, – начал Булле, – будучи перувианцем, этот паук-упырь вырос в покрытых снегами, истерзанных постоянными войнами Андах, где снежки – часть суровой повседневной жизни. Вы слышали о тридцатилетней войне снежками? Нет? Хорошо, я скажу так. Если в Перри попадает снежок, он инстинктивно…
– Подожди! – сказал Трульс. – Что значит «ин-сти-нкт…»?
– Это значит «месть»! – крикнула Лисе и удивилась, услышав собственный голос. Но все равно продолжила: – Он заползает в ухо тому, кто бросил снежок. И ползет до самого мозга…
– Ой! – сказал Трюм.
Трульса так поразила эта новость, что он попробовал засунуть в ухо палец, но забыл, что на руках варежки.
– И начинает высасывать, – не унималась Лисе.
– Высасывать?! – хором закричали двойняшки.
– Пока не высосет… – прошептал Булле.
Трульс и Трюм машинально наклонились к нему.
– …весь мозг. – Он с хлюпаньем втянул ртом воздух, и двойняшки испуганно отскочили на шаг назад.
– Сначала из памяти исчезают таблица умножения и названия стран Европы, – сказала Лисе. – Потом все, чему учили в школе. – Ей показалось, что это не произвело впечатления, и она продолжила: – Ты забываешь ноты песни «Да, мы любим этот край», имена всех своих друзей, дорогу домой, и наконец ты забываешь, как тебя зовут.
Но Трюм только зевнул.
– А потом… потом… – продолжала Лисе, – потом…
Трульс поднял над головой руку со снежком.
– Ты разучиваешься есть, – сказал Булле. – Становишься тонким, как спичка, и умираешь с голоду.
Трульс и Трюм уставились на Булле широко раскрытыми испуганными глазами.
– Ну вот, опять, – заикаясь, сказал Трульс. – Он нам лапшу вешает!
– Фи! – сказал Трюм, протянул руку к голове Булле, потом вернул ее назад и раскрыл варежку.
В варежке сидел Перри.
– Ха-ха! – с триумфом произнес Трюм. – Я его схватил! Самый обыкновенный спаук!
– Оторви у него ногу! – крикнул Трульс и запрыгал. – Нет, оторви три ноги! И будет тогда трехногий перу… перуви… спаук-упырь!
– Я бы не советовал это делать, – сказал Булле.
Близнецы обернулись к нему.
– Всем известно, что трехногий перувианский паук-упырь втрое опаснее семиногого!
Близнецы уставились на паука.
– Лучше ты, – сказал Трюм и протянул варежку с пауком брату.
– Я? – сказал Трульс и отскочил. – Нет, уж лучше ты!
– Нет, ты! – сказал Трюм и взмахнул варежкой.
– Ты!
– Позвольте, это сделаю я! – вызвался Булле и отнял варежку.
Он осторожно взял Перри и усадил его себе на голову. Потом надел оранжевую шапку и отдал варежку Трюму.
– Но только тогда, когда вернусь домой, – сказал Булле. – Подобные операции с пауками должны проводиться при соблюдении строгих правил, специальной газовой горелкой, под наркозом и в присутствии взрослых. О’кей?
– О’кей, – тихо согласился Трюм.
– Пусть о’кей, – сказал Трульс.
– Желаю вам узнать еще много нового в этот прекрасный день, – сказал Булле.
И Лисе с Булле продолжили путь в школу.
– Я не знал, что ты способна на это, – сказал Булле, когда они отошли достаточно далеко.
– На что? – спросила Лисе.
– «Забываешь таблицу умножения и ноты “Да, мы любим этот край”». Ты сочиняешь лучше меня.
– Никто не сочиняет лучше тебя, Булле.
Она с хлюпаньем втянула ртом воздух. И они рассмеялись так, что толкнули друг друга и чуть не упали на скользком льду.
Так они и шли дальше, обмениваясь дружескими тычками, хохоча и издавая хлюпающие звуки.
Только в середине первого урока, когда фрекен Стробе заговорила о распространенных дефектах речи у норвежцев, Лисе все поняла. Поняла, что именно было не так. С ее родителями. И со многими другими людьми тоже. С Трульсом и Трюмом. С Беатрис.
И если хорошенько подумать, то это касалось всех людей вокруг нее. И когда она это поняла, у нее не только волосы на голове, но и почти незаметные волоски под мышками тоже встали дыбом.
Глава 6
Аистоед, крыса чайкоподобная и муравей-монстр
– Помнишь, как вчера доктор Проктор сначала сказал «похититель носков», а потом «дефект речи»? – спросила на перемене Лисе. Они с Булле стояли на сугробе в школьном дворе и смотрели сверху вниз на остальных школьников, взахлеб обсуждавших Халлвара Теноресена и «Фанни войсиз». – Вчера папа произнес «струда» вместо «труда», а мама «сплавники» вместо «плавники». Разве это не дефекты речи?
– Может быть, это случайно? – предположил Булле. – Может быть, они плохо произносят «т» и «п». Как бы путаются.
– Нет, ты подумай хорошенько, – сказала Лисе. – Разве ты не заметил, что в последнее время почти все стали говорить так?
Булле подумал.
– Раз уж ты это говоришь, – сказал он, – то сегодня утром мама просила меня поставить на плиту «скофейник». А сестра сказала «прашиваю» вместо «спрашиваю».
– Но это же обратный случай!
– У моей сестры вообще крыша набекрень и все наоборот.
– И еще, – сказала Лисе. – Ты знаешь, что передали вчера в новостях?
– Что женщины в ходе всемирного опроса выбрали Булле мужчиной года?
– Нет. Что у людей все чаще воруют носки.
– Ой, – сказал Булле. – Это похититель носков. Ты думаешь, что…
– Я думаю, что-то происходит, Булле. И я думаю, доктору Проктору что-то известно, но он не хочет нам рассказывать.
– Перестань меня пугать, Лисе.
– Я это чувствую, Булле! Неправильно написанное слово на штандарте оркестра, следы от мокрых носков… Что нам делать?
– Сказать кому-нибудь из взрослых.
– Но взрослые сами говорят «спобедитель». Разве мы можем положиться на них?
Булле почесал надбородок. Ой, извините, подбородок.
– Но доктор Проктор, – сказал Булле, – по-прежнему говорит «победитель».
– И уводит разговор в сторону, стоит попытаться его расспросить, – вздохнула Лисе. – Булле, нам придется разбираться самим. Все это так или иначе имеет отношение к тому существу.
– Гм, – протянул Булле. – В таком случае пора начать расследование. И местом, где его нужно начать, является, конечно, «Жэкаэнтэвээлбээнбэ».
Лисе кивнула. Ясное дело, это «Животные, которых, на твой взгляд, лучше бы не было». Она никогда не видела этой книги, но Булле уверял, что в ней больше шестисот страниц и почти все написал его дедушка.
После уроков Булле и Лисе прибежали на Пушечную улицу.
– Книга лежит у меня дома, – сказал Булле и обернулся, потому что Лисе остановилась на пороге.
Лисе думала о том, что она никогда еще не была дома у Булле, хотя они жили через улицу.
– Идем, – прошептал Булле.
Она неуверенно вошла в коридор. Наверное, Булле говорит шепотом, потому что ему не разрешают приводить друзей, подумала Лисе. Она никогда не спрашивала его об этом, но про себя никогда не сомневалась. Вообще-то, ей и не хотелось к Булле в гости. Его мама и сестра были малость того. Лисе осмотрелась и принюхалась. У всех домов есть свой запах. У всех, кроме ее собственного. Но ведь, наверное, со всеми людьми так, подумала она. Запах собственного дома не чувствуешь. А в доме Булле пахло… Да, чем же пахло? Сигаретами и духами, может быть? Во всяком случае, пахло иначе, чем от самого Булле. Да у него и не было почти никакого запаха, у этого Булле.
Она сняла сапожки и прокралась вслед за Булле. Мимоходом заглянула в гостиную с телевизором, диваном и большим портретом сестры и мамы над диваном. Потом осторожно пошла вслед за Булле вверх по лестнице. И вбежала в его комнату. На голубых стенах висели портреты всех известных ей поп-звезд плюс парочка ей неизвестных. С потолка свешивалась модель планера. Булле уселся на кровать и стал листать книгу с пожелтевшим истрепанным кожаным переплетом, размером ненамного меньше его самого.
Лисе пристроилась рядом с ним.
– Давай посмотрим «носкокрад», – сказал Булле.
Он принялся перелистывать страницы, Лисе видела изображения и описания животных, которых, на ее взгляд, определенно лучше бы не было. Честно говоря, она сомневалась, что они вообще когда-то были. Если эту книгу на самом деле написал дедушка Булле, возможно, он, как и его внук, не всегда строго придерживался истины, если только истина не казалась ему смешной.
Они листали книгу с самого начала. Первым шел «АИСТОЕД»: животное, похожее на кирпичный дом, со ртом как печная труба – приманкой для аистов.
– Нигде ничего нет про похитителей носков, – сказал Булле. – Посмотрим «дефект речи».
Но такого тоже не было.
– Гм, – сказал Булле. – Как жаль. – И тут его лицо просветлело. – С другой стороны, если это существо – не животное, которого, на твой взгляд, лучше бы не было, оно не может быть особенно опасным. – Он хотел захлопнуть книгу.
– Подожди, – остановила его Лисе. – Доктор Проктор сказал кое-что еще. Он сказал не полностью, он только начал: «Лунный ха…» – Она так напрягла извилины, что даже волосы закрутились кудряшками. – Он сказал: «Лунный ха…».
Булле полистал.
– Так, крысы чайкоподобные, – сказал он, – муравей-монстр, никакого «лунного ха…».
– Да ты посмотри получше, вот же, – сказала Лисе и показала на статью между «КРЫСАМИ ЧАЙКОПОДОБНЫМИ» и «МУРАВЬЕМ-МОНСТРОМ».
Булле прочитал по буквам:
– «Л-У-Н-Н-Ы-Й Х-А-М-Е-Л-Е-О-Н».
Лисе стала читать вслух и почувствовала, как волосы ее встают дыбом:
– «Хамелеонус Лунариус. Ареал обитания: Луна (хочется верить, только она). Пища: все, на чем есть мясо, особенно люди. Желательно в вафлях. Пьет кровь и свежезаваренный чай. Внешний вид: к сожалению, описания, рисунки или другие изображения этого ужасного существа отсутствуют. Потому что тот, кто видел лунного хамелеона, очевидно, больше уже ничего не увидит. Но существует возможность узнать о приближении лунного хамелеона по мягкому шаркающему звуку, какой издают носки при ходьбе по деревянному полу».
– Тсс! – зашипел Булле.
Они прислушались. И услышали, как что-то шелестит за дверью. Мягкий шаркающий звук…
– Под кровать! – прошептал Булле.
Лисе как можно быстрее скользнула под кровать и услышала, как открылась дверь.
Визгливый голос произнес:
– Есть хочу!
Лисе замерла.
Голос Булле ответил:
– Вот сделаю уроки и буду готовить ужин.
Кто-то фыркнул:
– Какие уроки? Разве ты не знаешь, что если делать все уроки, то тебе будут задавать все больше и больше уроков!
– Я скоро приду к тебе, мама. А пока иди и опять ложись в постель.
– И пожалуйста, сегодня не делай дырок в картошке. А то я не устрою тебе дня рождения.
– Мама, мне никогда не устраивали дня рождения.
– Whatever![5]
Дверь снова захлопнулась.
Лисе подождала немного и, когда стало ясно, что мама-монстр не вернется, осторожно выползла из-под кровати. Булле все еще сидел на кровати, уткнувшись курносым носом в книгу.
– И что? – спросила она.
– Перспективы мрачные, – сказал Булле, продолжая изучать книгу.
Вид у него был серьезный, серьезнее, чем доводилось видеть Лисе. И печальнее, чем у кладбища. Или даже у двух кладбищ.
– Я слышала, – сказала Лисе. – У тебя не будет дня рождения.
– Речь не о днях рождения, – поправил ее Булле и ткнул пальцем в книгу. – Речь о том, что дня рождения, возможно, не будет больше ни у кого из нас. Да и Рождества тоже.
– Как это… не будет Рождества? – переспросила Лисе, не удивившись дрожи в собственном голосе.
Потому что Булле мог пошутить, но он никогда не шутил по поводу Рождества. О чем бы ни шла речь.
– И ч-что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что близится конец света, – ответил Булле.
Глава 7
Конец света
Лисе и Булле нашли доктора Проктора в мастерской в подвале синего дома. Он прибивал подошвы к башмакам равновесия. Увидев гостей, он просветлел.
– Идемте! – Он сдвинул свои мотоциклетные очки на лоб и пошел впереди ребят к прачечной.
Там он осторожно поставил башмаки на бельевую веревку, которая тянулась по всему помещению. Сначала один, потом другой. И что? А то, что они остались стоять на веревке.
– Невероятно! – крикнул Булле так весело и восторженно, что Лисе пришлось дважды кашлянуть, чтобы он вспомнил, зачем они сюда пришли, после чего Булле принял более подобающий моменту серьезный вид.
– Мы прочитали о лунном хамелеоне, – сказала Лисе.
Доктор Проктор с испугом посмотрел на них.
– Как, вы прочитали о… о…
– И теперь понимаем, почему вы не хотели рассказывать нам о нем, – сказала Лисе. – Это не для детей.
– Но где вы вообще могли прочитать о лунном хамелеоне?
– В книге «Животные, которых, на твой взгляд, лучше бы не было», – ответил Булле. – На триста пятнадцатой странице.
Доктор Проктор так и сел.
– Но ведь лунный хамелеон – всего лишь миф.
Я впервые услышал о нем, когда учился в Париже. Страшилка тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, когда первая ракета вернулась с Луны на Землю… Ходили слухи, что она принесла с собой что-то. Или кого-то. Невидимого. Или, точнее, того, кто может превращаться в кого угодно. Отсюда название «лунный хамелеон». Тогда про него рассказывали жуткие вещи, но я и не вспоминал об этом до тех пор, пока вы не рассказали о невидимом существе, о следах от носков и ошибках в словах. Все совпадало, вот только мне не хотелось вас пугать. Это была всего-навсего страшилка, а все страшилки, как известно, ложь. – Он посмотрел на Лисе и Булле. – Или нет?
Они не ответили.
Проктор нервно потер руки:
– Так-так! Ну и что же о нем написано в твоей книге?
Булле стал рассказывать, а Лисе помогала, если он что-то забывал.
– Помимо способности сливаться с любым фоном, – говорил Булле, – у него есть страсть к хищению носков. Пока люди смотрят телевизор, он сходит с экрана во время прогноза погоды или трансляции футбольного матча, проплывает через комнаты в прачечную, извлекает из стиральной машины носки и натягивает на себя. Мы видели в спортзале следы мокрых носков.
Проктор почесал подбородок:
– Я тоже слышал о кражах носков, но не верю в это.
Булле вздохнул и показал на ноги доктора Проктора.
– Посмотрите на себя. У вас один носок красный, а другой синий. Вы можете это объяснить?
– Ну зачем же объяснять? – пробормотал Проктор. – Второго красного носка просто не было.
– Вот видите. Загадочным образом из стиральной машины исчез один красный носок, разве не так?
– Да нет же, он сгорел в тостере, когда я его там сушил.
Лисе засмеялась, а Булле застонал.
– Неважно, – сказал он. – Каждый день во всем мире пропадают носки. Загадка носков остается нераскрытой, люди изумленно смотрят друг на друга и говорят: «Какого дьявола, куда они подевались?» Но ведь это всего-навсего носки, о них тут же и забывают. Миллионы носков! Мириады следков. Галактики сшитых, связанных на спицах и крючком клетчатых и полосатых чулок!
– Но зачем лунным хамелеонам носки и чулки? – спросил Проктор.
– А вы как думаете? – спросил Булле.
– Э-э…
– Ноги мерзнут, – сказал Булле.
– Тогда почему просто не обуться?
Булле изобразил на лице гримасу.
– Им никакая обувь не подходит. Следы на снегу показывают, что лунные хамелеоны имеют самые длинные, самые острые и запущенные когти, какие только можно себе представить. Эти когти протирают дыру в носке за один раз. Поэтому приходится все время похищать новые. А что еще хуже, лунных хамелеонов не поймать, у них нет слабостей. Ну, если не считать беды с правописанием.
– Что-что? – воскликнул Проктор.
Лисе откашлялась:
– Если верить книге «Животные, которых, на твой взгляд, лучше бы не было», лунные хамелеоны пишут с большим количеством ошибок.
– Ужасно пишут, – подтвердил Булле.
– Чаще всего они делают удвоение согласных там, где оно совсем не нужно, – сказала Лисе. – Это обстоятельство позволяет быстро вычислить лунного хамелеона. Допустим, если они камуфлируются под объявление «В продаже карамельный пудинг», то непременно напишут «Каррамельный пуддинг».
– К-А-Р-Р-А-М-Е-Л-Ь… – по буквам произнес Булле. – Вы понимаете?
Проктор кивнул.
– А потом П-У-Д-Д… – сказал Булле.
– Мне кажется, доктор Проктор уже все понял, – остановила его Лисе.
– Прекрасно, – сказал Булле. – Лисе увидела на штандарте оркестра школы слово «ОРККЕСТР». В действительности там, перед штандартом, стоял лунный хамелеон!
– Ужас! – сказал Проктор.
– Вдвойне ужас! – сказала Лисе.
– А что насчет дефекта речи? – спросил Проктор.
Читать бесплатно другие книги:
