Норма Сорокин Владимир
Бориса Гусева арестовали 15 марта 1983 года в 11.12, когда он вышел из своей квартиры и спустился вниз за газетой. Возле почтовых ящиков его ждали двое. Увидя их, Борис остановился. Справа от лифта к нему двинулись ещё двое. Один из них, худощавый, с подвижным лицом, приблизился к Гусеву и быстро проговорил:
– Гусев Борис Владимирович. Вы арестованы.
Гусев посмотрел на его шарф. Он был серый, в белую клетку. Худощавый вынул из руки Гусева ключи, кивнул в сторону лестницы:
– Прошу.
Гусев стоял неподвижно. Двое взяли его под руки.
– Ордер… – разлепил побелевшие губы Гусев.
– Ордера на арест и на обыск будут предъявлены вам в вашей квартире.
– Предъявите сейчас, – с трудом проговорил Гусев.
– Борис Владимирович, – улыбнулся худощавый, – пойдёмте, не тяните время.
Гусева подтолкнули к лестнице. Он пошёл, еле передвигая ноги.
Двое прошли вперёд, двое и худощавый двинулись за Гусевым.
– У вас всегда так мочой воняет? – спросил худощавый. – Бомжи ночуют?
Гусев двигался, не отвечая. Он был бледен.
Поднялись на третий этаж, вошли в квартиру Гусева. Худощавый снял трубку телефона, набрал номер:
– Юрий Петрович, всё в порядке. Да.
Гусев стоял посередине своей единственной комнаты, сплошь заваленной книгами. Четверо стояли рядом.
– Присаживайтесь, Борис Владимирович, – посоветовал худощавый.
– Предъявите ордер… и вообще… документы.
– Минуту терпения. – Худощавый закурил.
В дверь позвонили.
– Откройте, – приказал худощавый.
Дверь открыли. Вошли участковый и полноватый человек с пшеничными усами.
– Следователь КГБ Николаев, – представился он, не глядя на Гусева. Достал из папки два листа, протянул Гусеву: – Ознакомьтесь.
– Садитесь, Гусев. – Худощавый подвинул расшатанный стул.
Гусев смотрел в бумаги, держа их в обеих руках.
– Товарищ лейтенант, – обратился полноватый к участковому, – организуйте нам понятых.
Участковый вышел.
– Ознакомились? – Николаев забрал бумаги у Гусева. – Дело ваше веду я. Сейчас придут понятые, мы произведём у вас обыск. Параллельно начнём наш разговор. Садитесь, Борис Владимирович, что вы стоите, как в гостях.
Гусев опустился на стул.
Вскоре появились понятые: пожилая женщина в зелёной кофте и молодой человек с толстой шеей.
– Товарищи понятые, – Николаев снял пальто, – мы – сотрудники Комитета государственной безопасности. Гражданин Гусев, проживающий в этой квартире, арестован. Мы просим вас присутствовать во время обыска. Представьтесь, пожалуйста, и присаживайтесь. Валера, организуй им место.
Худощавый сбросил лежащие на диване книги и журналы на пол.
– Комкова Наталья Николаевна, – громко произнесла женщина.
– Фридман Николай Ильич, – пробормотал молодой человек.
Они сели на протёртый диван. Худощавый опустился рядом, достал из «дипломата» бланк, подложил под него подвернувшийся журнал «Америка», положил на «дипломат» и стал писать.
– Я свободен? – спросил участковый.
– Да. Спасибо. – Николаев сел за стол, раскрыл папку, вынул ручку с золотым пером.
Участковый вышел. Пока худощавый вполголоса опрашивал понятых, Николаев зашелестел бумагами:
– Так. Гусев Борис Владимирович. 1951 года рождения. Где вы родились?
– Я не буду отвечать на ваши вопросы, – проговорил Гусев.
– Вы обязаны отвечать на мои вопросы. Это во-первых. А во-вторых, это в ваших интересах.
– Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы.
Николаев отложил ручку.
– Напакостил, а отвечать не хочет, – проговорила вполголоса женщина и посмотрела на худощавого. Он записывал её адрес.
– Я предлагаю вам добровольно предъявить антисоветскую литературу.
Гусев молчал, глядя на свои руки. Николаев подождал, трогая фигурку тиранозавра на столе Гусева, потом встал, подошёл к кровати, приподнял матрац, вынул толстую картонную папку:
– Ваше?
Гусев молчал. Николаев положил папку на стол, развязал тесёмки, открыл:
– Запиши, Валерий Петрович. Первым номером. Папка серого картона. Содержит… 372 машинописных листа. Название «Норма». Автор не указан. Первое предложение: «Свеклушин выбрался из переполненного автобуса, поправил шарф и быстро зашагал по тротуару». Последнее предложение: «– Лога мира? – переспросил Горностаев и легонько шлёпнул ладонью по столу. – А когда?»
– Как… товарищ майор? – переспросил худощавый.
Николаев повторил.
– Номер два. – Николаев подошёл к нижним полкам, вынул два тома энциклопедического словаря, бросил на пол, сунул руку в образовавшуюся брешь, достал книгу в мягком переплёте: Александр Солженицын. «Архипелаг ГУЛАГ». Том третий. Издание «ИМКА-Пресс». А первые два вы отдали позавчера Файнштейну. Так?
Гусев молчал. Николаев положил книгу рядом с папкой. Зазвонил телефон. Николаев снял трубку:
– Да. Да, Василий Алексеич. Нашли. Почему? Нет, всё так и было. Сейчас? – Он засмеялся. – Не терпится? А… понятно. Пожалуйста, нет проблем. Ты у себя? Организуем.
Он положил трубку, взял папку:
– Серёжа, отвезёшь это Носкову. Потом сразу сюда.
Оперативник в очках взял папку, вышел из квартиры, спустился по лестнице. Рядом с подъездом стояли две чёрные «Волги». В кабине одной сидел шофёр. Оперативник сел за руль второй машины, положил папку на сиденье справа, завёл мотор и, резво развернувшись, вырулил на Ленинский проспект. Асфальт был мокрый; грязный, рыхлый снег лежал по краям дороги. Неяркое солнце вышло из-за туч, заблестело на очках оперативника. Он проехал через центр, развернулся на площади Дзержинского, обогнул здание КГБ и остановился. Взял папку, вышел из машины, вошёл в ближайший подъезд. Предъявив удостоверение, поднялся на лифте на четвёртый этаж, прошёл по коридору, открыл дверь кабинета № 415. За письменным столом сидел лысоватый человек в синем костюме.
– Разрешите, товарищ полковник?
– Ага. – Сидящий протянул руку. Оперативник вошёл, передал папку.
– Как там? – спросил лысоватый, развязывая тесёмки папки.
– Всё нормально.
– Истерик не закатывал?
– Нет пока, – ухмыльнулся оперативник.
Полковник стал листать рукопись:
– Ладно. Идите.
Оперативник вышел. Сидящий снял трубку, набрал номер:
– Виктор Иваныч, это Носков. Папка у меня… Хорошо.
Он положил трубку, взял папку, вышел из кабинета, на лифте поднялся на шестой этаж, вошёл в приёмную. Там сидели две секретарши.
– Носков, – сказал лысоватый.
Секретарша сняла трубку:
– Виктор Иваныч, Носков. Проходите, – кивнула она Носкову.
Он вошёл в кабинет. За столом сидел седой человек в сером костюме с моложавым лицом. Носков подошёл, протянул папку.
– Всё здесь? – спросил седой, принимая.
– Всё, Виктор Иваныч.
– Есть.
Носков вышел. Седой набрал номер на панели селектора.
– Слушаю, – ответил женский голос.
– Котельников. Петр Сергеич на месте?
– Минуту.
– Елагин слушает, – ответил мужской голос.
– Здравствуйте, Пётр Сергеич. Котельников говорит.
– Приветствую, Виктор.
– Рукопись у нас.
– Отлично.
– Я отдам на ксерокс, и через полчаса можете присылать курьера.
– Виктор, ему нужен оригинал.
– Это невозможно. Рукопись изъята на обыске, занесена в протокол. Выносить из здания нельзя.
– Ну… а как тогда?
– Пусть приезжает к нам.
– Ты думаешь?
– А какая разница?
– Ну… можно попробовать. Тогда вот что: я пошлю за ним своего шофёра, он его вам доставит.
– Когда?
– Да прямо сейчас. Тут ехать-то пять минут.
– Хорошо. Мы на вахте встретим.
Он дал отбой и набрал другой номер.
– Мыльников, – ответил мужской голос.
– Ну всё.
– Приедет?
– Да. Встречать его через десять минут.
– Понял.
Котельников дал отбой.
Минут через двадцать в его кабинет вошёл мальчик лет тринадцати в синей школьной форме.
– Так быстро! – засмеялся Котельников, вставая.
Мальчик остановился посередине кабинета и посмотрел на Котельникова.
– Виктор Иваныч, – протянул ему руку Котельников.
Мальчик молча смотрел ему в глаза.
– Значит… – кашлянул Котельников, отводя глаза и убирая руки за спину. – Вот. Садись за мой стол. Читай. А я… пойду пообедаю.
Он вышел.
Мальчик сел за стол, развязал тесёмки папки, открыл:
Норма
Часть первая
Свеклушин выбрался из переполненного автобуса, поправил шарф и быстро зашагал по тротуару.
Мокрый асфальт был облеплен опавшими листьями, ветер дул в спину, шевелил оголившиеся ветки тополей. Свеклушин поднял воротник куртки, перешёл в аллею. Она быстро кончилась, упёрлась в дом. Свеклушин пересек улицу, направляясь к газетному киоску, но вдруг его шлёпнули по плечу:
– Здорово, чувак!
Он обернулся. Перед ним стоял Трофименко.
– Ёоооо-моё… – брови Свеклушина поползли вверх, – Серёга?!
– Он самый! – Сияющий Трофименко протянул руку.
– Слушай, слушай, да как же ты… откуда?! – Свеклушин тряс его кисть.
– Оттуда! Оттуда, Сашок!
– Но, постой, чего же ты… ёпт… чего ж не позвонил? Не заезжал?
– А я только приехал. С вокзала. Вещи в камере хранения.
– Постой… ты в командировку или так?
– Вообще-то просто так, но в сущности – по делу. Меняться хочу.
– Ёпт! Ну, деятель! Потолстел ты… разъелся, что ли?
– У нас разъешься…
– Но ты постой, а как же, а Нина?
– Что – Нина? Нина – все путём. Живём, работаем. Детей растим. Сашке два, Тимке уже восьмой.
– Тимке? Восемь? Ё-моёё! Восемь! Я ж его недавно на руках таскал!
– Теперь не потаскаешь. Пухлый стал. Жиртресина.
– Ну… слушай, Серёга, ну ты погоди, расскажи, как там у вас, как Пал Егорыч, как Сенька?
– Да всё в порядке. Пал Егорыч всё там же. Тянет.
– Главным инженером?
– Ага. Семён запил что-то. Взыскание у него. С женой чуть не разошёлся.
– Ёпт! Чего эт он?
– Сам не знаю. Вроде и не пил никогда особо. Так, как все…
– Дааа… надо же. Талантливый парень такой. Слушай, ну, давай сядем, что ли, чего стоим как мудаки… иди сюда…
Они перешли улицу и сели на лавочку у входа в аллею.
Свеклушин смотрел на Трофименко, качал головой:
– Дааа… надо же. Встретились. Но ты вообще-то гусь тот ещё. Не звонишь, не пишешь…
– Саш, это не от меня зависит. Я ж по полгода в командировках. Мотаюсь как чёрт.
– Все равно. Пару строчек написал бы. «Жив, здоров, привет родителям».
– Да я писал.
– Когда писал-то?
– Да писал… что ты прямо… писал.
– Ну и жопа ты всё-таки! – Свеклушин рассмеялся, хлопнул Трофименко по плечу. – «Писал»!
Трофименко вытащил папиросы:
– Будешь?
– Не. Не хочу.
– Ну, а у тебя как?
Свеклушин вздохнул:
– Всё по-старому. Верка авиационный кончает.
– Заочный?
– Ага. Серёжа в седьмой пошёл.
– Как учится?
– Так себе. Чего-то никак за ум не возьмётся. Побренчать, маг послушать.
– Ясно. Ну а на работе как? Как с Сидоровым?
– Хреново.
– Давит?
– Ага. Я уходить хочу от них. Надоело.
– А куда?
– В техникум. Преподавателем.
– Технологию?
– Ага.
– Ну что ж, тоже интересно. – Трофименко курил, перехватив папироску возле самой головки.
– А главное – рядом. В Черёмушках.
– Ну так сам Бог велит. Уходи, конечно.
Свеклушин положил портфель на колени, улыбаясь, вздохнул:
– Да, Серёга, Серёга. Морщины вон у тебя. Надо же…
– Ну и чего странного? Нормально.
– Чего ж нормального? Мастер спорта по самбо, тридцать пять лет.
– Да у тебя тоже, кстати, морщин хватает. Так что не расстраивайся шибко на мой счёт. Береги нервные клетки.
Засмеялись.
Свеклушин шлёпнул Трофименко по коленке:
– Вот что, деятель. Давай мотай на вокзал, забирай свой угол и дуй к нам. Живо. А я щас Верке звякну, чтоб сварганила что-нибудь. Она, поди, дома уже. Давай быстро.
Он встал, но вдруг вспомнил:
– Только вот погоди-ка. Норму сжую щас, чтоб домой не тащить. Хорошо, что вспомнил.
Он сел, раскрыл портфель.
Трофименко курил, стряхивая пепел на асфальт.
– Где она??.. Ага, вот.
Свеклушин вытащил упакованную в целлофан норму.
– Ух ты. – Трофименко потянулся к аккуратному пакетику. – Смотри, какие у вас… А у нас просто в бумажных упаковках таких. И бумага грубая. И надпись такая, оттиснутая плохо, криво. Синяя такая. А у вас, смотри-ка, во как аккуратненько. Шрифт такой красивый…
– Столица, чего ж ты хочешь. – Свеклушин разорвал пакет, вытряхнул норму на ладонь, отщипнул кусок и сунул в рот.
Трофименко потрогал норму:
– И свежая… во мягкая какая. А у нас засохшая. Крошится вся… организаторы, бля. Не могут организовать…
– А вы написали бы куда надо. – Свеклушин жевал, периодически отщипывая.
– Написали, бля! – Трофименко швырнул папиросу, придавил ногой. – Не смеши, Саша.
– Не помогает?
– Да конечно. Всем до лампочки. А потом, говорят, почему периферия тянет слабо? Смешно. Сказка про белого бычка. Везут, везут опять пакеты эти. А там шуршит засохшая, лежалая. Норму уж могли бы наладить. Странно это всё…
– Дааа… много у нас ещё этой несуразицы. – Свеклушин сунул в рот последний кусочек, скомкал хрустящий пакетик, хотел было швырнуть в урну, но Трофименко остановил: – Дай мне, не выкидывай. Жене покажу.
Он разгладил пакетик, спрятал в карман.
Встали.
Трофименко поправил фуражку, Свеклушин – шарф. Секунду разглядывали одежду друг друга.
Трофименко шмыгнул носом:
– Саш… а вот если такую куртку достать? Трудно?
– Да не то чтоб очень… но это чешская. Тоже дефицит.
– Ну я переплачу там сколько надо, деньги есть, а? Как?
– Да можно попробовать. У Верки продавщиц много знакомых. – Свеклушин переложил портфель в левую руку, вздохнул: – Попробуем. А щас ты, Серёг, дуй на вокзал. Забирай вещи. Адрес помнишь?
– Ну ещё бы…
– Ну и чудесно. Беги. Чтоб через полчаса – у нас. Усёк?