Игра престолов. Часть II Мартин Джордж
– Трубы моего отца, – сказал он. – Боевой сбор; я думал, что Старк находится в дневном переходе отсюда.
Шэй растерянно затрясла головой. Глаза ее расширились и побелели.
Тирион со стоном поднялся на ноги и, выбравшись в ночь, крикнул оруженосца. Клочья белого тумана тянулись к нему от реки длинными пальцами. Люди и кони двигались в предутреннем холодке: вокруг седлали коней, грузили фургоны, гасили костры. Трубы запели снова: «Торопись, торопись, торопись!» Рыцари поднимались на всхрапывающих коней, латники застегивали на бегу пояса с мечами. Когда он нашел Пода, оказалось, что мальчишка негромко храпит.
Тирион резко ткнул его носком в ребра.
– Доспехи, – сказал он, – и быстро.
Бронн выехал рысцой из тумана на коне, в доспехах и в видавшем виды шишаке.
– Ты не знаешь, что случилось? – спросил его Тирион.
– Мальчишка Старк надул нас на целый переход, – сказал Бронн. – Всю ночь он полз по Королевскому тракту, и теперь его войско менее чем в миле к северу отсюда разворачивается в боевой порядок.
«Торопись, – звали трубы, – торопись, торопись!»
– Проверь, готовы ли горцы? – Тирион нырнул в шатер. – Где моя одежда? – рявкнул он Шэй. – Сюда. Нет, кожу, проклятье. Да принеси мне сапоги!
Пока он одевался, оруженосец приготовил его так называемые доспехи. Вообще-то, Тириону принадлежали прекрасные тяжелые латы, великолепно подогнанные под его уродливое тело. Увы, в отличие от Тириона они пребывали в полной безопасности в Утесе Кастерли. Так что ему пришлось воспользоваться разнородными предметами, полученными от лорда Леффорда: кольчужными хауберком и койфом, горжетом убитого рыцаря, поножами, латными рукавицами и остроносыми стальными сапогами. Кое-что было украшено, кое-что нет. Не все предметы подходили друг к другу и сидели на нем так, как следовало бы. Нагрудная пластина предназначалась для более рослого человека, для его большой головы едва отыскали огромный ведроподобный топфхелм, увенчанный треугольной пикой.
Шэй помогала Поду с застежками и пряжками.
– Если я погибну, поплачь обо мне, – сказал Тирион шлюхе.
– Как же вы узнаете? Вы будете мертвы.
– Узнаю.
– Уверена, что узнаете. – Шэй опустила топфхелм на его голову, и Под привязал его к горжету. Тирион застегнул пояс, отягощенный коротким мечом и кинжалом. К тому времени конюх подвел ему коня, рослого, в столь же тяжелой броне. Тириону нужна была помощь, чтобы подняться в седло; ему казалось, что он весит добрую тысячу стоунов. Под вручил ему щит – толстую доску из тяжелого железоствола, охваченную сталью. Наконец ему подали боевой топор. Шэй, отступив назад, оглядела его.
– М’лорд выглядит устрашающе.
– М’лорд выглядит как карлик в неподогнанной броне, – ответил кислым голосом Тирион, – однако все равно спасибо за доброту. Подрик, если битва сложится против нас, проводи даму домой. – Отсалютовав топором, Тирион развернул коня и направился прочь. Желудок его свернулся в тугой и болезненный клубок. Позади него слуги поспешно собирали шатер. Солнце уже тянуло вверх свои бледно-пурпурные пальцы из-за восточного горизонта. Густая синева на западе была еще усеяна звездами. Тирион подумал, что в последний раз встречает рассвет, и попытался уразуметь, не свидетельствует ли такая мысль о его трусости. Думает ли о смерти его брат Джейме перед битвой?
Вдали прозвучал боевой рог, глубокая скорбная нота холодила душу. Горцы садились на своих мохнатых коньков, обмениваясь ругательствами и грубыми шутками. Несколько человек показались ему пьяными. Встающее солнце начало сжигать ползучие щупальца тумана, когда Тирион повел свой отряд. Оставленная лошадьми трава отяжелела от росы, словно какой-то бог мимоходом высыпал на землю мешок алмазов. Горцы ехали следом за Тирионом, каждый клан после своего предводителя.
Армия лорда Тириона Ланнистера раскрывалась под лучами зари – словно железная роза, ощетинившаяся шипами.
Дядя его возглавит центр: сир Кеван поднял свои штандарты на Королевском тракте. С колчанами у поясов пешие стрелки выстроились тремя длинными шеренгами к востоку и западу от дороги и уже невозмутимо надевали тетивы. Между ними квадратами стояли копейщики, позади них выстроились латники с мечами, копьями и топорами. Три сотни тяжелой конницы окружали сира Кевана и лордов-знаменосцев Леффорда, Лиддена, Серрета и всех присягнувших им.
На правом крыле была только конница – почти четыре тысячи, – отягощенная весом брони. Более чем три четверти рыцарей находились там, образуя огромный стальной кулак. Командовал им сир Аддам Марбранд. Тирион увидел, как развернулось его знамя, когда им тряхнул знаменосец. Горящее дерево, дым на оранжевом фоне. Позади него затрепетали стяги – сира Флемента с пурпурным единорогом, пятнистый вепрь Крейкхолла, бентамский петушок Свифтов и так далее…
Его лорд-отец оставался на холме, где провел ночь. Вокруг него собрался резерв – огромная сила, наполовину конница, наполовину пешие, целых пять тысяч. Лорд Тайвин почти всегда предпочитал командовать резервом. Занимая высокое место, он наблюдал за ходом сражения, вводя свои силы именно там и тогда, когда это было нужно больше всего. Даже издалека его лорд-отец блистал. Боевое облачение Тайвина Ланнистера, бесспорно, посрамило бы Джейме с его позолоченными доспехами. Огромный плащ, сшитый из бесчисленных слоев парчи, был настолько тяжел, что едва шевелился, когда лорд Тайвин трогался с места, и настолько велик, что закрывал почти все задние ноги коня. Ни одна обычная застежка не выдержала бы подобной тяжести, поэтому великий плащ удерживался на месте парой миниатюрных львиц, изгибавшихся на его плечах, словно готовясь к прыжку. Их супруг, лев с великолепной гривой, полулежал на топфхелме лорда Тайвина, разрывая воздух лапой и рыком. Все три фигуры были отлиты из золота, а рубины заменяли им глаза. Тяжелые латы лорда Тайвина покрывала темно-малиновая эмаль, поножи и латные рукавицы были выложены причудливыми золотыми узорами. Рондели напоминали золотые солнечные лучи, все застежки были вызолочены, а красная сталь просто сияла огнем в лучах восходящего солнца.
Тирион уже слышал рокот барабанов противника. Ему вспомнился Робб Старк в момент их последней встречи – на высоком престоле отца в Большом зале Винтерфелла, с обнаженным мечом в руках. Потом он вспомнил, как на него набросились лютоволки, и вдруг увидел зверей снова – скалящихся, обнажающих зубы перед его лицом. Взял ли мальчишка своих волков на войну? Мысль эта заставила Тириона поежиться.
Северяне, наверное, утомлены долгим ночным переходом. Тирион попробовал представить себе, на что рассчитывал мальчишка. Неужели он действительно надеялся застать их врасплох во время сна? На это было немного шансов; о нем говорили всякое, но дураком Тайвин Ланнистер не был.
Авангард собирался слева. Сначала Тирион увидел штандарт: три черных пса на желтом фоне. Под ним восседал сир Грегор – на самом большом коне из всех, которых доводилось когда-либо видеть Тириону.
Поглядев на него, Бронн ухмыльнулся:
– В бою всегда следуй за рослым.
Тирион серьезно поглядел на него.
– Почему это?
– Из них получается великолепная мишень. А уж этот притянет к себе внимание каждого лучника.
Рассмеявшись, Тирион поглядел на Гору свежим взглядом.
– Признаюсь, я никогда не воспринимал его в таком свете.
Клигейн не был окружен великолепием, тускло-черные стальные латы были покрыты щербинами, оставленными долгим употреблением, и не были украшены ничем – даже гербом. Сир Грегор указывал своим людям их места великим двуручным мечом, держа его в одной руке, словно какой-то кинжал.
– Того, кто побежит, я зарублю сам, – проревел он, заметив Тириона. – Бес! Налево, держи реку, если сумеешь.
На левый фланг левого фланга. Чтобы обойти их, Старкам потребуются кони, способные бежать по воде. Тирион повел своих людей к берегу.
– Видите?! – прокричал он, указывая топором. – Река. – Полотнище белого тумана до сих пор висело над поверхностью воды, над мутно-зеленым и глубоким, бурлящим руслом. Илистое мелководье заросло тростником. – Эта река – наша. Что бы ни случилось, держитесь возле воды. И никогда не теряйте ее из вида. Пусть враг не отрежет нас от нее, а если они посмеют осквернить наши воды, секите их и бросайте рыбам.
Шагга, державший по топору в каждой руке, звонко стукнул ими друг о друга.
– За Полумужа! – закричал он. Остальные Каменные Вороны присоединились к его боевому кличу. Черноухие и Лунные Братья тоже. Обгорелые не кричали, но и они постучали мечами о копья.
– За Полумужа! За Полумужа! За Полумужа!
Тирион направил коня полукругом, чтобы оглядеть поле. Покатый и неровный склон, мягкий и глинистый у реки, неторопливо поднимался к Королевскому тракту, за которым на востоке начиналась обычная здесь каменистая и неровная местность. На склонах можно было видеть несколько деревьев, но в основном земля была расчищена и обработана. Сердце колотилось и грохотало в груди Тириона, повторяя ритм барабанов, и под сталью лоб его покрылся холодным потом.
Он проводил взглядом сира Грегора, когда Гора два раза проехал вдоль линии, жестикулируя и что-то выкрикивая. Это крыло было тоже составлено из конницы, но если справа располагался бронированный кулак из рыцарей и тяжеловооруженной кавалерии, то авангард войска западного края составили из отбросов: конных лучников в кожаных куртках, нестройной массы неприученных к боевому порядку вольных всадников и наемников, сельских работников на пахотных лошадях с косами и ржавыми мечами, полученными от отцов, недоученных ребят из борделей Ланниспорта, ну и Тириона с его горцами.
– Еда для ворон, – пробормотал рядом Бронн слова, которые Тирион оставил при себе. Ему пришлось только кивнуть. Неужели его лорд-отец лишился рассудка? Нет копейщиков, горстка лучников, несколько рыцарей, плохо вооруженное ополчение, и командует безмозглое чудовище, склонное к припадкам слепой ярости… Как может ожидать лорд Тайвин, что эта пародия на боевые ряды удержит его левый фланг?
Впрочем, на размышления у него не было времени. Барабаны били так близко, что мороз заползал под его кожу, заставляя холодеть руки. Бронн извлек меч, и тут враг разом появился перед ними; кипящая масса размеренным шагом потекла через гребень холма, приближаясь за стеной из щитов и пик.
«Проклятье богам, сколько же их», – подумал Тирион, даже зная, что отец вывел на поле больше людей. Войско вели капитаны на закованных в железо конях, ехавшие под собственными знаменами. Он заметил лося Хорнвудов, солнце Карстарков, боевой топор лорда Сервина, кольчужный кулак Гловеров… и двойные башни Фреев, голубые на сером. Вот и плата за уверенность его отца в том, что лорд Уолдер не станет утруждать себя. Белый лаг дома Старков был виден повсюду, серые лютоволки бежали и прыгали на знаменах, рвались с высоких древков. «Где же мальчишка?» – гадал Тирион.
Пропел боевой горн. «Харууууууууууууууу», – говорил он голосом, низким и холодным, как ветер, дувший с севера. Ответили трубы Ланнистеров: «Да-дА, да-дА, да-ДАААА-АААААА!» Медный и возмущенный голос их показался Тириону менее громким и слегка неуверенным. Он ощутил шевеление в своем чреве, неприятное чувство; оставалось только надеяться, что умрет он не от поноса.
Трубы умолкли, и воздух над полем зашипел. Лучники, стоявшие у дороги, засыпали войско Старков стрелами. Северяне с боевым кличем перешли на бег, но стрелы Ланнистеров сыпались на них градом – сотнями, тысячами, клич рассыпался в вопли, люди спотыкались и падали. Но второй залп был уже в воздухе, и лучники накладывали третью стрелу на тетиву.
Тут трубы пропели снова: «Да-ДААА, да-ДААА, да-ДА, да-Да да-ДААААААА!» Сир Грегор махнул огромным мечом и рыкнул команду, тысячи голосов присоединились к нему. Тирион пришпорил коня, добавляя еще один голос к какофонии, авангард рванулся вперед.
– У реки, – крикнул он горцам, когда они тронулись с места. – Помните, держитесь реки!
Он еще был впереди, когда они прибавили ходу, наконец Челла, испустив вопль, от которого кровь застывала в жилах, галопом опередила его. Шагга взвыл и последовал за ней. Горцы бросились вперед, оставив Тириона в пыли.
Встречая их, копейщики врага выстроились полукругом, двойная изгородь копий торчала стальной щетиной из-за высоких деревянных щитов с солнцем Карстарков. Грегор Клигейн первым достиг их во главе клина опытных латников. Половина коней попятилась в последнюю секунду, остановив бег перед рядом копий. Остальные погибли, когда стальные острия разорвали их тело, на землю упала, наверное, дюжина нападавших. Конь Горы взвился на дыбы, молотя по воздуху окованными железом копытами, когда зубастый наконечник копья распорол ему шею. Обезумевший зверь рванулся вперед. Копья пронзали его с обеих сторон, но стена щитов развалилась под его весом. Северяне отшатнулись, опасаясь предсмертных движений животного. Конь упал, обливаясь кровью, но Гора поднялся целым и невредимым, размахивая вокруг великим двуручным мечом.
Шагга пролетел в брешь прежде, чем щиты успели сомкнуться, остальные Каменные Вороны последовали за ним.
Тирион закричал:
– Обгорелые! Лунные Братья! За мной! – Впрочем, почти все они были впереди него. Тиметт уже соскакивал с коня, убитого на полном скаку, кто-то из Лунных Братьев повис, пронзенный копьем Карстарка, конь Конна, лягнув, сломал ребро воину врагов. Посыпались стрелы – неизвестно кем пущенные, – падали они и на Старков, и на Ланнистеров, отскакивая от брони или находя плоть. Прикрываясь, Тирион поднял щит.
Изгородь рушилась, северяне отступали под натиском конных. Тирион видел, как Шагга сразил копейщика ударом в грудь, когда дурень попытался шагнуть вперед; топор разрубил и кольчугу, и кожу, и мышцы, вскрыв легкое. Северянин умер мгновенно, но топор завяз в его груди, а Шагга отправился дальше, успев расколоть надвое чей-то щит ударом топора в левой руке; правая же удерживала на весу труп. Наконец мертвец сполз с древка. Шагга ударил топором о топор и заревел.
Но тут враг приблизился к Тириону, от всей битвы осталось лишь несколько футов земли вокруг коня. Латник ударил Тириона в грудь, движением топора он отбил копье. Враг отступил назад для новой попытки, но Тирион пришпорил коня и затоптал его. Бронна окружали трое, но он уже снес наконечник с первого копья и обратным движением сумел ударить клинком в лицо второму противнику.
Брошенное копье с гулким стуком вонзилось в щит Тириона. Повернув, он погнался за кидавшим, но тот поднял щит высоко над головой. Тирион объезжал его, осыпая дерево ударами топора. Полетели дубовые щепки, наконец северянин оступился и упал на спину, прикрываясь щитом. Он был за пределами досягаемости топора, а спешиваться было бы слишком сложно, и поэтому Тирион направился к другому противнику, взяв его сзади ударом, больно отозвавшимся в руке. Получив мгновенную передышку, он оглянулся, отыскивая взглядом реку. Она оказалась справа. Каким-то образом он развернулся в обратную сторону.
Мимо, привалившись к холке коня, проехал кто-то из Обгорелых. Копье пронзило его живот, наконечник торчал из спины. Его уже было не спасти, однако, заметив, что один из северян попытался схватить за поводья, Тирион бросился вперед.
Противник встретил его с мечом. Высокий и ловкий, в длинном кольчужном хауберке и стальных перчатках, он потерял свой шлем, и кровь текла на его глаза из раны на лбу. Тирион ударил в лицо, но высокий отбил удар в сторону.
– Карлик, – завопил он. – Умри.
Он поворачивался, пока Тирион объезжал его, рубя по голове и плечам. Сталь звенела о сталь, и Тирион скоро понял, что человек этот быстрее и сильнее его. В которую же из семи преисподних провалился этот Бронн?
– Умри, – зарычал противник, нанося отчаянный удар.
Тирион едва успел поднять щит, и дерево словно взорвалось под могучим ударом, осыпав щепками его руку.
– Умри, – завопил меченосец, ударив Тириона в висок так, что в голове его зазвенело. Клинок врага скрежетнул по стали шлема. Высокий ухмыльнулся… но тут конь Тириона со змеиной быстротой укусил его, открыв щеку до кости. Враг закричал, и Тирион погрузил топор в его голову.
– Сам умри, – сказал он; противнику другого и не оставалось.
Вырвав свой топор, Тирион услыхал крик.
– За Эддарда! – звенел голос. – За Эддарда и Винтерфелл!
На него наезжал рыцарь, размахивая шипастым кистенем над головой. Кони сошлись, прежде чем Тирион успел позвать Бронна. Правый локоть его взорвался от боли, когда шипы пронзили тонкий металл возле сустава. Топор мгновенно куда-то запропастился, он потянулся к мечу, но кистень вновь закружил, метя в его лицо. Мерзкий хруст предшествовал его падению. Тирион не помнил, как оказался на земле, но когда он поглядел вверх, над ним было лишь только небо. Тирион перекатился на бок, попытался подняться на ноги, но боль пронзила его, и мир вокруг запульсировал. Рыцарь, выбивший его из седла, остановился.
– Бес Тирион, – прогрохотал он. – Ты – мой. Сдаешься, Ланнистер?
«Да», – подумал Тирион, но слово застряло в его горле. Крякнув, он попытался подняться на колени, отыскать оружие. Меч, кинжал, что угодно…
– Сдаешься? – Рыцарь на бронированном коне нависал над ним. Человек и лошадь казались огромными. Шипастый шар лениво кружил в воздухе. Руки Тириона онемели, он плохо видел, ножны были пусты.
– Сдавайся или умри, – объявил рыцарь, ускоряя вращение шара. Вскочив на ноги, Тирион ткнул головой в брюхо коня. Животное с ужасным воплем встало на дыбы, пытаясь избавиться от муки. Ливень крови и кишок обрушился на Тириона. Конь рухнул лавиной. Потом он понял, что забрало его забито грязью и что-то давит на ногу. Тирион едва вырвался на свободу, горло так перехватило, что он почти не мог говорить.
– Сдавайся, – едва сумел выдавить он.
– Сдаюсь, – простонал полный боли голос.
Тирион стер грязь со шлема и мог теперь видеть, что конь упал на своего всадника. Нога рыцаря оставалась под животным; рука, которой он попытался остановить падение, вывернулась под причудливым углом.
– Сдаюсь, – повторил тот и, отстегнув меч, здоровой рукой бросил оружие к ногам Тириона. – Сдаюсь, милорд.
Ошеломленный карлик пригнулся и поднял меч. Боль пронзила его локоть, когда он шевельнул рукой. Битва, похоже, ушла вперед. Рядом никого не было, если не считать изрядного количества трупов. Вороны уже кружили над ними. Тирион заметил, что сир Кеван повернул центр на поддержку авангарда, огромное скопление копейщиков оттесняло северян обратно к холмам. Борьба шла на склонах, пики упирались в стену овальных щитов, усиленных железными нашлепками. Воздух вновь наполнился свистом, и люди позади дубовой стены начали падать под ударами убийственных наконечников.
– По-моему, выпроигрываете, сир, – сказал он рыцарю, лежавшему под конем. Тот не ответил.
Звук копыт за спиной заставил карлика обернуться, хотя он едва ли сумел бы поднять меч из-за терзающей локоть боли. Бронн остановился и поглядел на него сверху вниз.
– Большой пользы ты мне не принес, – укорил его Тирион.
– Вижу, что ты прекрасно справился сам, – ответил Бронн. – Хотя и потерял рог на своем шлеме.
Тирион потянулся к макушке топфхелма. Шип отломился начисто.
– Я не потерял его. Я знаю, где он находится. А ты не видишь моего коня?
Когда они отыскали животное, трубы запели снова, и лорд Тайвин пустил свой резерв вдоль реки. Тирион видел, как отец пролетел мимо под малиновым и золотым знаменем Ланнистеров, трепетавшим над его головой. Пять сотен рыцарей окружали его, солнечный свет играл на остриях пик. Оборона Старков рассыпалась как стекло под их сокрушительным ударом.
Ощущая пульсирующую боль в локте, Тирион не стал пытаться присоединиться к смертоубийству. Они с Бронном принялись разыскивать своих людей. Многие нашлись среди мертвых, Ульф, сын Умара, лежал в луже густевшей крови – без руки, отсеченной ниже локтя, вокруг него распростерлась дюжина Лунных Братьев. Утыканный стрелами Шагга скрючился под деревом, голова Конна лежала на его коленях. Тирион решил, что оба мертвы, но когда он спешился, Шагга открыл глаза и проговорил:
– Они убили Конна, сына Коратта.
Симпатичный Конн с виду был цел, если не считать алого пятна, оставленного на груди ударом копья. Когда Бронн поднял Шаггу на ноги, рослый горец, казалось, впервые заметил стрелы в своем теле. И по одной принялся вырывать их, проклиная дырки, которые острия оставили в его кольчуге и куртке. Те немногие, которые добрались до его плоти, он извлекал с младенческими стенаниями. Тут к ним подъехала Челла, дочь Чейка, предъявляя четыре отрезанных ею уха. Тиметта они обнаружили за грабежом: он раздевал убитых вместе со своими Обгорелыми. Из трех сотен горцев, которые выехали на поле битвы позади Тириона Ланнистера, уцелела, наверное, половина.
Он оставил живых приглядеть за убитыми, приказал Бронну позаботиться о пленном рыцаре и отправился разыскивать отца. Лорд Тайвин восседал у реки, прихлебывая вино из украшенной самоцветами чаши, оруженосец возился с завязками на его нагруднике.
– Прекрасная победа, – проговорил сир Кеван, заметив Тириона. – Твои дикари сражались отлично.
Глаза отца были обращены к нему, их бледная зелень, усыпанная золотыми искорками, казалась настолько холодной, что Тирион поежился.
– Ты удивлен, отец? – спросил он, – Это расстроило твои планы? Мы должны были погибнуть, не так ли?
Лорд Тайвин осушил чашу, выражение на лице его не изменилось.
– Я поставил на левый фланг менее дисциплинированных. Я ожидал, что они не выдержат натиска… Робб Старк – зеленый мальчишка, он скорее проявит отвагу, чем мудрость. Я надеялся, что, заметив провал на нашем левом фланге, он бросится развивать успех. И тогда копейщики сира Кевана, развернувшись, ударили бы северян в бок, загнали бы в реку, а я с резервом добил бы их.
– И вы отправили меня в самое пекло, не сообщив ничего о своих планах?
– Нельзя убедительно изобразить отступление, – сказал отец, – а я не склонен доверять свои планы человеку, общающемуся с наемниками и дикарями.
– Как жаль, что мои дикари испортили танец. – Тирион стащил с руки стальную перчатку и выронил ее, вздрогнув от пронзившей локоть боли.
– Мальчишка Старк оказался осторожнее, чем я ожидал, – признался лорд Тайвин. – Но победа – всегда победа. Кажется, ты ранен?
Правый рукав Тириона был пропитан кровью.
– Спасибо, что вы заметили это, отец, – проговорил он, скрипнув зубами. – Могу ли я обременить вас просьбой? Пошлите кого-нибудь за вашими мэйстерами. Если только вы не предпочтете иметь в качестве сына однорукого карлика.
Настоятельный крик «Лорд Тайвин!» заставил отца повернуть голову прежде, чем он успел ответить. Тайвин Ланнистер поднялся на ноги, когда сир Аддам Марбранд соскочил с коня. Конь был покрыт пеной, и губы его кровоточили. Сир Аддам пал на одно колено – рослый, темная медь волос ниспадает на плечи, полированная бронза играет на стали, изображая горящее дерево дома, вытравленное на нагруднике.
– Мой господин, мы захватили некоторых из их командиров: лорда Сервина, сира Уилиса Мандерли, Харриона Карстарка, четверых Фреев; лорд Хорнвуд погиб, и, увы, Руз Болтон сумел улизнуть.
– А мальчишка? – спросил лорд Тайвин.
Сир Аддам помедлил.
– Мальчишки Старка не было с ними, милорд. Говорят, что он пересек реку у Близнецов с большей частью своей конницы и отправился прямо к Риверрану.
«Зеленый мальчишка, – вспомнил Тирион, – он скорее проявит отвагу, чем мудрость…» Карлик расхохотался бы, если бы ему не было так больно.
Кэтлин
Леса были полны шорохов.
Лунный свет играл на быстрых водах ручья, искавшего дорогу среди камней на дне долины. Укрытые под деревьями боевые кони с негромким ржанием взрывали копытами влажную, покрытую опавшими листьями почву, люди негромко обменивались нервными шутками. Время от времени она слышала позвякивание копий и тихий металлический шелест кольчуг, но даже эти звуки были приглушены.
– Осталось недолго, – сказал Халлис Моллен. Он просил чести охранять ее в грядущей битве – по праву, как капитан гвардии Винтерфелла, – и Робб не отказал.
Кэтлин окружали тридцать латников, обязанных в целости и сохранности проводить ее в Винтерфелл, если битва повернется против Старков. Робб хотел выделить полсотни, Кэтлин же считала, что и десятерых ей будет довольно, а ему в битве понадобится каждый меч. Сошлись на тридцати, и оба остались недовольны принятым решением.
– Она придет тогда, когда придет, – сказала ему Кэтлин, зная, что она – это смерть. Возможно, смерть Хала… или ее собственная, или Робба. Никто не мог считать себя в безопасности. Ни за чью жизнь нельзя было поручиться. И Кэтлин была готова ждать, слушая шепот леса и тихое пение ручья, ощущая прикосновение теплого ветра к волосам.
В конце концов, она привыкла ждать. Мужчины успели приучить ее к этому занятию.
– Жди меня, котенок, – всегда говорил ей отец, уезжая ко двору, на ярмарку или на битву. И она терпеливо ждала его на стенах Риверрана, между вод Красного Зубца и Камнегонки. Отец не всегда возвращался вовремя; проходили дни, а Кэтлин несла свою стражу возле зубцов и амбразур, пока наконец на берегу не появлялся лорд Хостер на своем старом гнедом мерине.
– Значит, ты ждала меня? – спрашивал он, нагибаясь, чтобы обнять ее. – Значит, ты ждала меня, котенок?
Брандон Старк тоже просил ее ждать.
– Я не надолго, миледи, – обещал он. – Я вернусь, и мы сразу же повенчаемся. – Но когда наконец этот день настал, вместо него в септе рядом с ней стоял его брат Эддард.
Нед провел со своей новобрачной едва ли пару недель и тоже уехал на войну с обещаниями на губах. Но он-то, во всяком случае, оставил ей не только слова: он дал ей сына. Девять раз округлялась и тощала луна, и Робб родился в Риверране, а отец его все еще воевал на юге. Она родила сына в крови и боли, не зная, увидит ли его когда-нибудь Нед. Ее сын. Он был таким маленьким…
А теперь она ждала Робба… Робба и Джейме Ланнистера, позолоченного рыцаря, который, как утверждали люди, так и не научился ждать.
– Цареубийца не знает покоя и скор на гнев, – сказал Бринден Роббу. И сын ее рискнул их жизнями и надеждой на победу, положившись на правоту этих слов.
Если Робб и боялся, то не проявлял признаков испуга. Кэтлин внимательно следила за своим сыном; он обходил людей, хлопал одного по плечу, с другим обменивался шуткой, третьему помогал успокоить встревоженного коня. Броня его негромко позвякивала на ходу. Но голова Робба была обнажена. Кэтлин видела, как ветерок теребил его темно-рыжие волосы, так похожие на ее собственные, и удивлялась, когда же ее сын успел так вырасти. Ему пятнадцать, а он уже почти догнал ее ростом.
«Пусть он подрастет, – попросила Кэтлин богов. – Пусть доживет до шестнадцати, до двадцати и до пятидесяти. Пусть станет таким же высоким, как его отец, и возьмет на руки своего сына. Прошу вас, боги, прошу, прошу». И она смотрела на этого высокого юношу с пробивающейся бородкой и лютоволком, следовавшим за ним по пятам, но видела лишь младенца, которого давным-давно в Риверране приложила к груди.
Ночь выдалась теплой, но от мыслей о Риверране мороз пробегал по коже. «Где же они?» – гадала она. Неужели дядя ошибся? Сколько же зависело от справедливости его слов! Робб выделил Черной Рыбе три сотни отборных людей и послал их вперед прикрывать движение.
– Джейме не знает, – сказал сир Бринден, вернувшись. – Клянусь жизнью, ни одна птица не достигла его, об этом позаботились мои лучники. Мы встречали его разведчиков, но те, кто заметил нас, расстались с жизнью и не способны более говорить. Джейме следовало бы выслать побольше людей. Он ничего не знает.
– А большое ли у него войско? – спросил ее сын.
– Двенадцать тысяч пеших стоят вокруг замка тремя лагерями, разделенные реками, – сказал дядя с жесткой улыбкой, которую она помнила так хорошо. – Иначе Риверран нельзя окружить. Но это их и погубит… Еще у него две или три тысячи конных.
– У Цареубийцы в три раза больше людей, чем у нас, – напомнил Галбарт Гловер.
– Именно, – подтвердил сир Бринден. – Однако сиру Джейме не хватает одной вещи.
– Чего же? – спросил Робб.
– Терпения.
Войско их теперь увеличилось по сравнению с тем, которое вышло из Близнецов. Лорд Джейсон Маллистер привел свое войско из Сигарда. Пока они огибали исток Синего Зубца и скакали на юг, к ним присоединялись и другие: межевые рыцари, малые лорды и лишившиеся господ латники, бежавшие на север, когда брат ее Эдмур потерпел поражение под стенами Риверрана. Они торопили коней, стараясь успеть вовремя – так, чтобы Джейме Ланнистер не услыхал об их появлении, – и теперь час настал.
Кэтлин видела, как сын ее поднялся в седло. Державший его коня Оливар Фрей, сын лорда Уолдера, был на два года старше Робба и на десять лет юнее и взволнованнее. Привязав щит Робба, он подал ему шлем. Когда забрало опустилось, прикрыв столь любимое Кэтлин лицо, на сером жеребце вместо ее сына остался высокий молодой рыцарь. Под деревьями было темно, луна не заглядывала сюда. Робб повернул голову к матери, но она увидела лишь черноту за забралом.
– Я должен проехать вдоль линии, мать, – сказал он ей. – Отец говорил, что войско перед битвой обязательно должно увидеть полководца.
– Тогда ступай, – ответила она. – Пусть они увидят тебя.
– Это придаст им отваги, – сказал Робб.
«Кто бы придал отваги мне?» – подумала она, тем не менее сохраняя молчание и заставив себя улыбнуться.
Робб развернул высокого серого коня и шагом направился от нее. Серый Ветер следовал рядом, позади собиралась охрана. Когда он заставил Кэтлин согласиться на охрану, она настояла на том, чтобы сын тоже окружил себя верными людьми, и лорды-знаменосцы согласились. Многие из их сыновей добивались чести выехать на поле рядом с Юным Волком, как стали называть ее сына. Торрхен Карстарк и его брат Эддард были среди его тридцати, с ними Патрек Маллистер, Маленький Джон Амбер, Дарин Хорнвуд, Теон Грейджой, никак не менее пяти отпрысков Уолдера Фрея; были и люди постарше – сир Уэндел Мандерли и Робин Флинт. Среди них оказалась даже девица, Дейси Мормонт, старшая дочь леди Мэйдж, наследница Медвежьего острова, стройная особа шести футов, получившая шипастую булаву в том возрасте, когда ей было еще положено играть в куклы. Когда некоторые лорды выразили недовольство, Кэтлин не стала прислушиваться к их жалобам.
– Речь идет не о чести ваших домов, – сказала она. – А о том, чтобы мой сын остался живым и невредимым.
«Если дойдет до этого, – подумала она, – хватит ли ему тридцати человек? Хватит ли ему шести тысяч?»
Вдалеке слабо крикнула птица, высокая пронзительная трель казалась ледяной рукой, прикоснувшейся к шее Кэтлин. Ей ответила вторая, третья, четвертая. Голоса эти были памятны ей по Винтерфеллу. Снежные сорокопуты, иногда их можно увидеть в середине зимы, когда богороща бела и тиха. Птицы севера.
«Они идут», – подумала Кэтлин.
– Идут, миледи, – шепнул Хал Моллен. Он всегда любил подчеркнуть очевидное. – Да помогут нам боги!
Она кивнула; лес вокруг сразу притих. В тишине слышалась далекая, но уже приближающаяся поступь многих коней, звон мечей, копий и кольчуг, бормотание человеческих голосов, смех и проклятия.
Вечность, казалось, сменялась вечностью. Звуки становились все громче. Она слышала смех, громкие приказы, плеск, когда они переходили узкий ручей. Фыркнула лошадь, ругнулся человек. И тут она увидела… лишь на мгновение этот рыцарь промелькнул среди ветвей, однако она узнала его. Сира Джейме Ланнистера трудно было с кем-то перепутать – даже издалека. Лунный свет посеребрил его доспехи и золотые волосы и превратил малиновый плащ в черный. На нем не было шлема.
Джейме появился и исчез снова. Серебряная броня скрылась за деревьями. За ним тянулись остальные – длинная колонна рыцарей, присяжных мечей, вольных всадников – три четверти ланнистерской конницы.
– Этот не останется в шатре ждать, пока его плотники достроят осадные башни, – уверил ее сир Бринден. – Он уже трижды выезжал со своими рыцарями, чтобы поймать налетчиков или атаковать неподдающуюся крепость.
Кивая, Робб изучал карту, которую нарисовал для него дядя. Нед научил сына читать карты.
– Надо напасть на него отсюда, – указал он. – Взять несколько сотен людей – не более, – со знаменем Талли. Он погонится за вами, а мы будем ожидать. – Палец его сдвинулся налево. – Здесь.
Теперь это «здесь» пряталось в ночных тенях под луной, густой ковер мертвых листьев прикрывал землю, заросшие лесом края долины мягко понижались к ложу ручья, покрытые редевшим у воды подлеском.
«Здесь» ее сын оглянулся с коня в последний раз, отсалютовав матери мечом.
«Здесь» взревел рог Мэйдж Мормонт, низкий голос его, прокатившись по долине с востока, сообщил им, что последний из всадников Джейме въехал в ловушку.
Серый Ветер откинул к небу голову и завыл.
Голос его, казалось, пронзил Кэтлин Старк, она задрожала. Звук был ужасным, пугающим, но в нем слышалась и музыка. На мгновение она ощутила нечто вроде жалости к войску Ланнистеров. «Так звучит смерть», – подумала она.
– ХААрууууууууууууууууууууу, – раздался ответ с дальнего гребня, где Большой Джон затрубил в свой рог. На востоке и западе трубы Маллистеров и Фреев призвали к отмщению, на севере, где долина сужалась и изгибалась, словно задранный локоть, боевые горны лорда Карстарка добавили свои глубокие скорбные голоса в зловещий хор. Внизу у ручья кричали люди, пятились кони. Шепчущий лес разом выдохнул, когда укрывшиеся в ветвях деревьев лучники Робба выпустили стрелы на волю, и ночь взорвалась воплями раненых людей и коней. Вокруг нее всадники поднимали пики; грязь и листья, скрывавшие безжалостные блестящие наконечники, осыпались, открывая мерцание заточенной стали.
– За Винтерфелл! – услыхала она голос Робба после того, как стрелы вздохнули снова. И сын рысью поскакал прочь от нее, уводя своих людей вниз по склону.
Кэтлин без движения сидела на коне рядом с Халом Молленом, окруженная охраной; она снова ждала, как прежде ждала Брандона, Неда, отца. Она находилась на возвышенности, и деревья скрывали от глаз Кэтлин большую часть того, что происходило внизу. Один удар сердца, два, четыре, и вдруг на свете словно бы никого не осталось, кроме нее и ее защитников. Все остальные растаяли в зелени.
Однако поглядев на дальний гребень с другой стороны долины, она увидела всадников Большого Джона, появившихся из темноты между деревьями. Они шли длинным строем, бесконечным строем, и когда они оставили лес, на короткую долю мгновения Кэтлин видела только лунный свет на остриях их пик, словно тысяча блуждающих огоньков спускалась вниз, окутанная серебряным пламенем.
Но Кэтлин моргнула, и они вновь превратились в людей, чавшихся, чтобы убить или умереть.
После она не смогла бы утверждать, что видела эту битву. Но она слышала, а долина была полна отголосков: треск ломающихся копий, звон мечей, крики «За Ланнистеров» и «За Винтерфелл», «Талли! За Риверран и Талли». Поняв, что смотреть здесь не на что, Кэтлин закрыла глаза и прислушалась. Битва ожила вокруг нее. Она слышала топот копыт, железные сапоги расплескивали мелкую воду, глухо – словно под топором дровосека – стонали дубовые щиты, сталь скрежетала о сталь, свистели стрелы, грохотали барабаны, в ужасе тысячью глоток ржали кони. Мужчины ругались, просили пощады, получали ее (или же нет) и оставались в живых (или же умирали). Края долины странным образом играли со звуком: однажды она услыхала голос Робба столь же ясно, как если бы он стоял возле нее. Сын звал:
– Ко мне! Ко мне!
Потом она услышала рычание и ворчание лютоволка, услышала лязганье его длинных зубов, звук раздираемой плоти; в крике страха и боли слились голоса человека и коня. Там был только один волк? Трудно было понять.
Понемногу звуки начали стихать и удаляться. Наконец слышно стало лишь волка. Когда на востоке забрезжил кровавый рассвет, Серый Ветер снова завыл.
Робб подъехал к ней на другом коне, пегом мерине, заменившем серого жеребца, на котором сын спустился в долину. Волчья голова на его щите была изрублена, в древесине остались глубокие борозды, однако сам Робб казался целым и невредимым. И все же, когда сын подъехал ближе, Кэтлин заметила, что его кольчужная перчатка и рукав сюрко почернели от крови.
– Ты ранен, – сказала она.
Робб поднял руку, развел и сомкнул пальцы.
– Нет, – ответил он. – Это… наверное, кровь Торрхена или… – Он качнул головой. – Не знаю. – За ним вверх по склону следовала группа людей – грязная, помятая, но ухмыляющаяся. Теон и Большой Джон шли впереди, таща между собой сира Джейме Ланнистера. Они бросили его перед конем Кэтлин.
– Цареубийца, – без надобности объявил Хал.
Стоя на коленях, Ланнистер поднял голову и сказал:
– Леди Старк. – Кровь бежала по его щеке из глубокого разреза на голове, но бледный свет зари вернул его волосам золотой блеск. – Мне следовало бы отдать вам свой меч, но я, увы, потерял его.
– Мне не нужен ваш меч, сир, – заявила она. – Верните мне моего отца и брата Эдмура, отдайте моих дочерей, верните моего лорда-мужа.
– Боюсь, я потерял и их.
– Жаль, – холодно сказала Кэтлин.
– Убей его, Робб, – посоветовал Теон Грейджой. – Снеси ему голову.
– Нет, – ответил сын, стаскивая окровавленную перчатку. – От живого нам будет больше пользы, чем от покойника. Да и мой лорд-отец всегда был против убийства пленников после боя.
– Мудрый человек, – отозвался Джейме Ланнистер. – И благородный.
– Уведите его и наденьте на него кандалы, – сказала Кэтлин.
– Исполните волю моей матери, – приказал Робб. – Удостоверьтесь, чтобы охрана была надежной. Лорд Карстарк захочет поднять его голову на пику.
– Безусловно, – согласился Большой Джон, махнув. Ланнистера повели прочь, чтобы перевязать и заковать.
– Почему это лорд Карстарк захочет его смерти? – спросила Кэтлин.
Робб поглядел в лес с тем же самым задумчивым выражением, которое иногда появлялось на лице Неда.
– Он… он убил их…
– Сыновей лорда Карстарка, – объяснил Галбарт Гловер.
– Обоих, – добавил Робб. – Торрхена и Эддарда, а еще Дарина Хорнвуда.
– Никто не может усомниться в отваге Ланнистера, – заявил Гловер. – Увидев, что все потеряно, он собрал свою свиту и стал пробиваться вверх по долине, надеясь добраться до лорда Робба и зарубить его. И почти преуспел в своем намерении.
– Он «потерял» свой меч в шее Эддарда Карстарка после того, как отрубил руку Торрхену и расколол череп Дарину Хорнвуду, – сказал Робб. – Он все время выкрикивал мое имя. Если бы они не попытались остановить его…
– …тогда сегодня скорбела бы я, а не лорд Карстарк, – сказала Кэтлин. – Твои люди выполнили свой долг, Робб, они погибли, защищая своего сюзерена. Скорби о них. Чти их отвагу, но после. Сейчас для горя у нас нет времени. Возможно, ты сумел раздавить голову змея, но три четверти длины его тела еще охватывают замок моего отца. Мы выиграли битву, а не войну.
– Но какую битву! – сказал Теон Грейджой с пылом. – Миледи, страна не знала такой победы со времен Пламенного поля. Клянусь, Ланнистеры потеряли десятерых на каждого нашего. Мы взяли в плен почти сотню рыцарей и дюжину лордов-знаменосцев. Лорда Вестерлинга, лорда Бейнфорта, сира Гарта Гринфилда, лорда Эстрена, сира Титоса Бракса, Маллора Дорнийца… и еще троих Ланнистеров, кроме Джейме, племянников самого лорда Тайвина, двух сыновей его сестры и одного – его покойного брата.
– А как насчет лорда Тайвина? – перебила его Кэтлин. – Быть может, вы случайно прихватили и Тайвина, Теон?
– Нет. – Грейджой сразу притих.
– Пока вы не сделаете этого, война далеко не окончена.
Робб поднял голову и откинул волосы с глаз.
– Моя мать права. Есть еще Риверран.
Дэйнерис
Мухи медленно кружили над кхалом Дрого, их тонкое, едва слышное жужжание наполняло Дэни страхом.
Солнце стояло высоко и безжалостно палило. Жар трепещущими волнами поднимался над каменистыми выступами невысоких холмов. Тонкая струйка пота неторопливо ползла между набухшими грудями Дэни. Она слышала лишь ровную поступь копыт, ритмичное звяканье колокольчиков в волосах Дрого и далекие голоса за спиной.
Дэни следила за мухами.
Они были здесь величиной с пчел, жирные, пурпурные, блестящие. Дотракийцы звали их кровавыми мухами. Насекомые эти жили в болотах и стоячих водах, пили кровь и человека, и лошади, а яйца свои откладывали в мертвых и умирающих. Дрого ненавидел их. Если какая-нибудь подлетала поближе, рука его выстреливала и с быстротой змеи смыкалась вокруг насекомого. Дэни ни разу не видела, чтобы он промахнулся. Потом Дрого держал муху внутри своего огромного кулака и слушал ее отчаянное жужжание. Наконец пальцы сжимались, а когда он раскрывал кулак снова, от мухи оставалось лишь красное пятно на ладони.
Теперь одна из них ползла по крупу его жеребца, лошадь сердитым движением хвоста отогнала ее. Другие подлетали к Дрого все ближе и ближе. Кхал не реагировал. Глаза его были обращены к далеким бурым горам, поводья свободно лежали в руке. Под расписным жилетом пластырь из фиговых листьев и запекшейся синей глины укрывал рану на груди. Его сделали знахарки. Повязка Мирри Маз Дуур чесалась и жгла, и Дрого сорвал ее шесть дней назад, обругав лхазарянку мэйгой. Глиняный пластырь не так раздражал; знахарка сделала ему макового вина. Все эти три дня Дрого налегал на дурманящие напитки, если не на маковое вино, то на перебродившее кобылье молоко или перечное пиво. Тем не менее он едва прикасался к еде, а по ночам стонал и метался.
Дэни видела, как исхудало его лицо. Рэйго не знал покоя в ее животе, он брыкался, как жеребец, но даже это не вызывало интереса у Дрого, как бывало раньше. Каждое утро, пока он приходил в себя после тревожного сна, глаза ее обнаруживали на лице мужа новые следы боли. А теперь это молчание. Она боялась его. С тех пор как они сели в седло на рассвете, Дрого не сказал ни слова. На ее реплики он отвечал каким-то ворчанием, а после полудня не стало слышно даже такого ответа.
Одна из кровавых мух опустилась на голую кожу на плече кхала. Другая, кружа, прикоснулась к его шее и поползла ко рту. Кхал Дрого раскачивался в седле, колокольчики звенели, жеребец ровно шел вперед.
Дэни ударила пятками свою Серебрянку, подъехала ближе.
Читать бесплатно другие книги:
