Последний подвиг капитана Рождественского Тюрин Александр
Я вышел в коридор, где отчетливо попахивало пищевыми отходами из мусорного ведра — у капитана похоже нет даже пищевого комбайна, перерабатывающего несъедобное дерьмо в съедобное.
Подошел к двери спаленки. Никакие звуки не вылетают — ясно, люди там достаточно пожилые и с утра глупостями заниматься не будут. Ладно, уходить без «пока» невежливо, разбудим блудодеев, нефиг вам, развратники, дрыхнуть в семь утра. Постучал. Никакой реакции. Повернул старомодную ручку и вошел. Вот те на. Никого. Они, что, посреди ночи скололи? Ни подушек, ни одеяла. Похоже, и не ночевал здесь никто. Получается, я принял звук закрывающейся выходной двери за хлопанье дверей спальни. Значит, капитан Саша еще вечером ушел провожать прекрасную Елену и где-то задержался.
Что ж, совет им да любовь, а мне в любом случае пора сваливать. Разве что кофейка попью для бодрости. Не то начнешь клевать носом по пути и не заметишь, как тебя уже на шины намотали… Я включил кофейник, а вместе с тем и net-радио. Пока кофе шипел-булькал, я наслаждался последним выпуском ингерманландских новостей — как всегда про расцвет нашей юной свободы: еще больше геев, все круче транссексуалы, почти уж не осталось заводов — стали окаменелостями эти «советские динозавры», зато как ширится сфера услуг: вдобавок к секстуризму появился и анальный туризм (можно за небольшие деньги посрать на значимом для «совков» месте — Дворцовой площади или старом кладбище). Мы все привлекательнее для людей со всего мира, которые хотят здесь делать бизнес или отдыхать — это потому что у нас самые толерантные нравы. «Педофил», «барыга», «наркоторговец», «содержатель притона», «развратник» — всего лишь лжекатегории из обветшавшего арсенала царистко-советской пропаганды. Как прекрасна наша молодая демократия по сравнению с прошлым, проведенное под российским игом — а оно c каждым фильмом все страшнее и страшнее. Оттого всё гуще и гуще ворох комплиментов от европейских комиссаров… А в конце сообщается о том, что из воды в районе Новой Голландии выловлен труп Владислава Мокрецкого, известного банкира, борца за свободу чего-то от кого-то. Время гибели — вчера, от двадцати двух до полуночи. Предположительно, преступление совершили агенты «сил тирании»… Блин, а не страдаю ли я ясновидением?.. Или меня подставляют, приучают к тому, что именно я совершил это, с позволения сказать, преступление…
Всё, попил, пора сваливать. Только вот странность ощущается. Квартира-то не моя, я в ней провел всего несколько часов, но, по чувствам, как будто мне тут всё знакомо. Где хранится средство от тараканов я и то в курсе — в том ящике лежит пакет с контртараканами, которые, кстати, могут и диван прогрызть, если не отключить им функцию самопрограммирования… Подошел, дернул скрипучий ящик — так оно и есть.
Знаю я, как сделать, чтобы не сочилась постоянно вода из бачка в этом туалете, а то ведь деньги накручиваются. И как включать душ, чтобы на нижний этаж не протекало, там ведь очень агрессивные дядьки живут — знатоки боя на палках с острова Борнео. Знаю, что не надо слишком сильно ручку на шкафе дергать — отвалится.
Но при всём «одомашнивании» ощущений меня не отпускало чувство опасности, скребло под ложечкой, хватало за кадык, как у человека в темном-темном лесу, ожидающего что из-за соседнего дерева вылезет мишка и откусит шишку. Давно уже надо отчалить, а я свою куртку никак отыскать не могу — висела же на вешалке, крепкая старорежимная, а не из той «умной» материи с нитеботами и наноактуаторами, что может из-за кибервируса превратиться в трусы или носки. Или Сашок напялил мою, оттого, что был «на кочерге»?
Ладно, махнем не глядя. Взял аллаверды его куртку, она тоже неумная — нормальная, крепкая. Хорошо, что ключи от дома я всегда укладываю в карман штанов. Ага, чуть не забыл свой складной велик, вытащил его под вешалки, взвалил на плечо, пошел вниз. От подъезда проехал 50 метров до ближайшего скверика — где всё не зеленое, а фиолетовое в крапинку; деревья синтетической квазиживой плесенью покрыты еще со времен «освобождения». Оглянулся я и остолбенел, как жена Лота во время эмиграции из Содома и Гоморры. К Сашиному дому служебные машины подлетают, одна, вторая, третья. Это, во-первых, парни с откормленными ряхами из «Розуотер», того ЧОПа, что контролирует самые важные объекты в городе, во-вторых, голубая полиция бургомистра, явно набранная из геев — все словно облизанные, леденцы такие. И, в-третьих, совсем серьезные люди, поджарые, с длинными лицами и квадратными челюстями. Их бронированный лимузин не имел опозновательных знаков, но, судя по костюмчикам и походке, то были западные «друзья».
Столбенеть здесь дальше было не в жилу — у этих типов глаза завидущие и сейчас распознаватели, встроенные в их очки, цапают все подозрительные образы. Да и наверху явно парит пара птичек, дроны-микроптеры, прощупывают территорию. Хотел было я нажать на педали, да тут наткнулся на Сашину колымагу: раритетный фордец тех времен, когда америкакесы еще что-то пекли на эспорт, помимо «демократии».
А я-то думал, что Рождественский поехал Елену Дмитриевну провожать и не вернулся, заблудившись, так сказать в чужой кровати. Оказывается, никуда он не поехал, однако все равно домой не вернулся — ребус получается, который разгадывать нет времени.
Я еще раз взглянул на дом — понаехавшие люди уже были в сашиной квартире; вот один из них, распахнув ставни, посмотрел вниз, потом вдаль, похоже, что с большим интересом.
Теперь уж ясно, в квартире у Рождественского проводится обыск: отставного морячка явно подозревают в чём-то серьезном, международно значимом. Саша вчера, кстати, говорил, что его таскали в прокуратуру по поводу событий времен захвата, пардон, «освобождения» Питера натовцами и даже помещали в следственный изолятор типа гуантанамского курятника. Трясли хорошо, но так ничего и не вытрясли — по крайней мере, признаний в «военных преступлениях». А затем адвокаты умело отмазали его, правда все деньги забрали. Может, новая причина для шмона нашлась? Стоп, а не связано ли это с Мокрецким? Мягко выражаясь, Саша имел весьма обоснованные претензии к бывшему начальнику и зуб на банкира-адмирала был хорошо наточен. Рождественский уходит вечером, как бы с девушкой — ближе к полуночи банкир-подлюка получает своё. Совпадение или логическая цепочка?
Сашин «фордец» пискнул и снял блокировку двери, добро пожаловать — это он на меня отреагировал? Я сунул руку в карман куртки — ага, не на меня, а на ключи. Рождественский явно за своей колымагой не вернется, а мне пора ехать, велик закину на заднее сидение.
Теперь я имею цепочку, не простую, а логическую, и в нее, кстати, укладывается смерть Адмани — Саша и его прикончил. Или, постойте, нет тут никакой логики. Откуда Рождественский мог знать об Адмани до встречи со мной? Он же не Нострадамус. Или я чего-то не понимаю?..
— Эй, не рыпаться, руки из карманов.
Рядом возникло трое чоповцев из «Розуотер»; несмотря на габариты, как-то внезапно. В непроницаемых шлемах-куполах, арамидных штанах и кевларовых трусах, в жидкоброневых жилетах, утыканных сенсорами. У всех «розовых» были хеклер-унд-коховские штурмгеверы SG-2021 под беспатронные самонаводящиеся боезаряды. Рожок — двойной. Значит, в меню пули типа «бутон» повышенного останавливающего действия, для ближнего боя; они раскрываются прямо в теле и дают такой гидроудар, что с одним только ранением пальца человек оказывается в коме. А еще капсулы-кассеты, нашпигованные скрученными двадцатимиллиметровыми иглами — это, чтобы превратить в ежиков целую толпу «совков».
Один из «розовых» поманил меня рукой, затянутой в силовую перчатку, вторая наводила на меня ствол. Едва я сделал шаг навстречу, как другой шуцман зашел мне за спину — чтобы заломать и надеть самозатягивающиеся наручники. Всё, спалился.
Еще секундой позже и всё, меня б упаковали. Но я, наверное, сильно расстроился оттого, что вляпался так бездарно. И словно оказался в прострации.
Время замедлилось, стало вязким, а фигуры врагов как будто утончились, я бы сказал, что они предстали в эскизном виде — кустом сосудов и нервных волокон. Я их словно опередил, зайдя в «преднастоящее», где они еще не полностью материализовались.
Пригибаясь и разворачиваясь, я ухватил направленный меня ствол штурмгевера и повел его вверх, а потом развернул на наваливающегося сзади «розового» — в этот момент грохнул выстрел. Тот тип, что сзади, полетел в заплесневевшие кусты. Как тряпка под порывом ветра.
— Ах ты, сука, кацап[14], — начал протяжно выводить передний «розовый», пытаясь освободить ствол штурмгевера и одновременно вытащить пистолет из кобуры. Слишком много захотел. Я, правой рукой удерживая ствол и направляя его вниз, левой ухватился за приклад и направил его вверх. Вращательное движение привело к тому, что «розовый» получил прикладом снизу — под шлем, ну и ослабил хватку. Потом поймал угощение еще раз — прямо в забрало, отчего стал сползать по бортику машины. А штурмгевер был уже в моих руках. Волна закачала меня и бросила вперед. Я перекатился через капот, туда, где стоял третий шуцман. Ногой успел отбросить наводимый на меня ствол, затем, уже падая с капота, саданул противнику локтем под кадык, в просвет растегнутого бронежилета, да еще приложил его кумполом к борту машины. И еще раз — на тебе, бандеровская тварь, за погибшую Галицкую Русь и за исчезнувший Питер. Чоповец сел, хрипя и погружаясь в собственные ощущения.
А я влетел в кабину форда и заставил старичка тряхнуть сединой, вернее ветхими лошадиными силами. Это была приятность, неприятность же заключалась в том, что мне быстро составили компанию. Уже через минуту по моему следу шел мощный бронированный агрегат «Дао» — наверное, на семьсот лошадей. А по тому, как он рассекал пространство, было ясно, что он имеет приоритетные права на трассе и компьтерно-искиновское управление.
Да, зря я, наверное, в Сашину колымагу полез. Может, бросить не медля нахрен, и автомашинку, и куртку чужую, да и тикать на своих двоих колесах? Впрочем, со своим тиканием я уже через пару секунд могу оказаться под широким колесом агрегата.
Я машинально сунул руку в карман, а там Сашина мобила лежит. Может, у него еще вторая трубка есть, тогда надо звякнуть ему, предупредить, чтобы домой не лез, а пробирался огородами к Буденному. Авось и он мне что-нибудь посоветует, все-таки Рождественский более тертый калач, чем я. Посмотрел в «контактах», а там номера второй сашиной мобилы нет. Зато имеется номерок Елены Дмитриевны. Вдруг она что-то прояснит, пока догоняющий «Дао» застрял на перекрестке. Ясно, что утопающий хватается за соломинку, но как-то не хочется совсем безвестно сгинуть.
Вообще у этой дамы голосок строгий, а сейчас по «трубе» и вовсе железным послышался.
— Давненько, Александр Антонович, вас не слышали.
— Я — не Александр, а Павел. У меня Сашин мобильник, как раз хотел у вас узнать, где может быть сам Саша?
— Что еще за Павел такой? Вы — вор, что ли? Спёрли мобильник и теперь развлекаетесь?
— Да вы разве не помните, вчера мы все собирались у Рождественского, песни пели, там еще Павел такой был…
— Был, да сплыл.
Тут мне подумалось, что у нее в руке еще одна трубка, по которой она набирает номер голубой полиции.
— Елена Дмитриевна, сделайте одолжение, не звоните в полицию. Ничего я не украл, может, вы мое имя забыли, я ж не бургомистр, да только Саша Рождественский — мой друг. Мы с ним в одну триста восемнадцатую школу вместе ходили, это которая на Будапештской улице.
— В триста восемнадцатую, значит… А я чуть действительно не позвонила в полицию. Вот, значит, как вы прикалываетесь. Только вы не конспиролог, а дебил, Рождественский. Чмур вы негодный.
Она в натуре принимает меня за Сашу. И если я сейчас буду настаивать на правильной идентификации, то дамочка бросит трубку. А «Дао» с перекрестка уже рванул за мной… Хорошо, поучаствую в розыгрыше.
— Елена Дмитриевна (по отечеству и на «ты», так кажется обращался к ней Саша), у меня сейчас на хвосте компания очень неприятных типов.
— Получается, всё-таки вляпались во что-то. Вы где?
— На углу Измайловского и улицы Первого Латышского легиона СС, тьфу ты, Первой Красноармейской, на втором ярусе.
— Поезжайте в сторону Загородного проспекта. Я заберу вас на углу Звенигородской, на первом ярусе; пандус сразу за Витебским вокзалом, не промахнитесь.
С Красноармейской я выскочил на Московский проспект, который теперь обозван Стокгольмским, и, взвизгнув лысой резиной, свернул в последний момент на Загородный. А «Дао», несмотря на свой компьютерный разум, не смог повторить маневр. В-общем, выиграл я пару минут. За Витебским вокзалом резко бросил машину вниз на пандус и «Дао» лихо просвистел мимо. Облажался искин. Вот и угол Звенигородской виден, пора. Я прижал Сашину машину к обочине, сунул штурмгевер под куртку, схватил велик и бросился наружу. Когда-то на этой улочке на каждом шагу были подворотни, а в подъезде Дома Писателей добрые люди регулярно опорожняли свои нагруженные мочевые пузыри, по-хакерски преодолевая кодовый замок и наглядно показывая литераторам, чего они стоят. Но сейчас первые этажи и весь нижний уровень — это сплошной монолит нанопластика, чтобы «партизанам» было некуда сунуться, лишь сияют объемные рекламы борделей — вот, пожалуйста, «все девушки — кандидаты и доктора наук ведущих ВУЗов бывшего Петербурга», кое-где посверкивают и фотонические графитти, напрысканные анархистами — «Бургомистр, подставь ротик — ссать охота». А половина старых домов вообще снесена и на их месте стоят офисные бронестекляшки со стойками робоконтроля у входа.
Блин, «Дао» сейчас будет здесь, вот он, развернувшись у Пяти Углов, уже заезжает с Загородного. Абзац? Не успел я испугаться, как возле меня «приземлился» джип и поднялась радужным крылом дверь.
— Садитесь, чего пялитесь? А велосипед больше не нужен.
Я юркнул в кабину и быстро набирающееся ускорение вжало меня в спинку кресла. На водительском месте была Елена Дмитриевна, только уже не шатенка, а блондинка с волосами, светящимися платиной благодаря дорогой фотонической краске. И это была не изрядно измученная жизнью женщина как вчера, а этакая садо-госпожа с подпружиненными задорными титьками и в черной «второй коже» на длинных ногах… А я ведь, сто пудов, видел Елену Дмитриевну и до встречи в приемной Ваджрасаттвы. Когда всё устаканится, надо будет снова у нее спросить: «где».
Эстакада внесла нас на скайвей, на четвертый ярус, где ездят владельцы только дорогих мощных тачек с робоводителем, желающие платить по желтобаксу за каждые полкилометра пути. Выше только облака — на них сияет реклама прокладок для транссексуалов, а облачная красотка, представляющая искусственных дамочек «Надуй себе сам», настойчиво зовет в сад наслаждений.
Машина двигалась по трассе «Норд-Зюйд», которая узкой лентой вилась среди небоскребов-дендроидов, смахивающих на кактусы и расположенных на месте того, что было когда-то «Московским районом», а теперь называется Парком имени короля Густава-Адольфа.
— Вот они, — я показал на экран заднего обзора. «Дао» висел у нас на хвосте метрах в ста и не собирался отставать. Нам оторваться от него в условиях, когда все движение находится под контролем дорожной кибероболочки, было нереально.
— И где вы нагрешили? — поинтересовалась Елена Дмитриевна. — Вон даже шрам не закрасили.
— Шрам?
Я схватился за щеку, в Сашиной квартире не догадался и в зеркальце посмотреться — в самом деле, рассечение есть и кровь запеклась. А получил его… в бреду или виртуале, где я прикончил Мокрецкого. То есть, не я. Или я? Получается, это был не совсем виртуал и уж точно не бред.
— Ты слышала про банкира Мокрецкого, Елена Дмитриевна?
— Да я много про кого слышала.
— Кранты ему настали.
— Так просто и настали, где стол был яств там гроб стоит? И из-за этого я должна спасать вашу задницу от шампура?
Ее рука одним движением выпотрошила коробку контроллера и бросила чип на заднее сидение.
— Ладно, моряк, попробуем. У нас есть пару минут, чтобы оторваться.
Но, похоже, было поздновато. Экран верхней полусферы показал, что над нами летит стайка полицейских дронов.
А потом я увидел, что несколько дронов заходит спереди и снижается, словно забираясь закогтить джип — странно они себя ведут, у полиции же нет ударных БПЛА… Эти — явно военные, типа «летающее крыло», без хвостового оперения. Долго ждать гостинцев не пришлось — по встречному курсу полетел факел ракеты. Елена Дмитриевна стала мощно тормозить и почти сразу, впереди, метрах в тридцати, случилась вспышка.
Дальнейшее действие уложилось в пару минут, но переживаний там хватило бы на всю жизнь.
На скайвее нарисовалась вмятина, была сорвана и часть заграждения.
По ощущению невесомости я понял, что наша машина летит вниз, сквозь стаи пузырей, рекламирующих многоразовую туалетную бумагу на нанотрубках, и через несколько мгновений мое неудачное путешествие по жизни закончится. Но как бы не так…
Мы соскочили на трассу нижнего яруса, проехали еще где-то с километр — я, собственно, был баран бараном в это время, Елена же Дмитриевна без какой-либо гримасы ужаса и страха управляла сумасшедшим движением. А для этого не просто сноровку надо иметь, как минимум психопрограмму, загруженную в моторные центры мозга. И если это не она управляла, так борт-искин. Затем я увидел в экран заднего обзора, что дрон пустил ракету по догоняющему курсу. Второй раз испугаться уже не получилось, не успел.
Теперь наша машина сама пробила ограждение трассы. Всё не так плохо, сказал я себе — пока летим. Тут и Елена Дмитриевна скосила на меня глаз — не обделался ли подопечный; глаз, прекрасный своим внутренним спокойствием…
А траектория полета нарисовалась до извилистой прозрачной стены небоскреба. Стекло было крепкое, металлорганика, поэтому столкновение оказалось жестким, весь салон заполнился пеной, мгновенно твердеющей и превращающейся в сверупругий поролон. По счастью, металлическое стекло небоскреба не выдержало удара трехтонного внедорожника.
Машину внесло в зал, где жевало сено, а если точнее, унылую информацию, скученное офисное стадо, напичканные по самую макушку, как и рогатый скот, гормонами, энерджайзерами, красителями, антибиотиками и психософтом.
Продолжало трясти, хотя это был легкий менуэт по сравнению с недавним боданием… Машину несло по конторскому гнездовью, разграниченному пластиковыми стенками и компьютерными столиками, которые она ломала, плющила или отшвыривала бампером. Наконец, расширив пространство двери, мы вместе с машиной вылетели в коридор. Здание было многоствольным, и офисный ствол сочетался со стволом парковочным. Ветка вынесла машину прямо на тридцатый уровень паркинга. Затем понесло по спиральному съезду, только не вниз, а вверх.
Рядом застонала дама. Блин, да Елена Прекрасная совсем не проста — не отпустила руля до сих пор, несмотря на то, что ее сдавило поролоном до посинения.
— Мне помогать не надо, если ты вдруг собрался, я — близко к норме и лифчик на месте, — сказала она, подавив всхлип и прилепила к моему виску пластинку инфоносителя. — Инструкции получишь по пути. Встретимся на вертолетной площадке.
Через несколько секунд машина остановилась, взвизгнув шинами на цепком полу. Тридцать третий уровень. Я вывалился вместе с поролоном на пол, как игрушка из рождественской упаковки. Но вовремя вскочил. Через скин-коннектор штурмгевер сразу выдал целеуказание на мои линзопроекторы. На выходе из гаража меня ждали трое «розовых». Все — в полной готовности, поэтому и первые пули были от их них. Единственное, что они учли не полной мере — внутри гаража было несколько темнее, чем у входа. Через несколько секунд я стоял возле лежащих тел. Все три входные отверстия от пуль — между глаз. Никогда еще так метко не стрелял.
Стрела «дополненной реальности» показала направление. Из коридора в конференц-зал.
Когда я обогнул громоздкий голографический проектор в его центре, то столкнулся с «розовым» — пришлось стрелять из штурмгевера, считай уже в упор. У этого даже глаза выпрыгнули — такой силы был гидроудар от пули-тарелки.
Ближний бой перешел в перестрелку с парой других охранников. По ходу её гибли десятки «нонкомбатантов» — стулья, столы, занавеси и гардины. Летели щепки и осколки, воздух в конференц-зале полнился разноцветными искорками, затягивался струями дыма.
Один «розовый» оказался слева, другой справа. Я, прокатившись по полу, ткнул носком ботинка кнопку включения голопроектора — тот ожил и стал украшать помещение объемными картинами пляжно-курортной жизни в Сингапуре.
Я прыгнул прямо в бананово-лимонный закат и оказался на портьере, раскачиваясь на манер сингапурской обезьяны, заодно предоставил возможность одному из чоповцев случайно подстрелить другого — у бедолаги иглы повылезали отовсюду, даже из макушки. Впрочем, «меткий стрелок» сам хорошо подставился и съел пулю. Гидроудар выбросил из него из него несколько метров кишек.
Из коридора послышался топот копыт — на свидание неслось хорошо откормленное стадо, так что на рекогносцировку оставалось всего несколько секунд.
Ближе к правой стороне конференц-зала проходила матово-черная труба лифта, более похожая на столб густого дыма. В три прыжка оказавшись рядом, я подавил на кнопку «вызов». Потом обернулся в другую сторону и швырнул гранату в проем входной двери, откуда уже повалили чоповцы; залег, дав осколочному ветру необходимую миллисекунду на то, чтобы выкосить нападающих. Дверь лифта наконец открылась и в кабине оказалось несколько «голубых» полицейских — для них всё последующее стало большим сюрпризом, в том числе прием свинцовых пилюль.
Будет у меня хотя был несколько минут без посетителей?
Стрелка направила меня в лифт. Вытащив оттуда три изрядно сочащихся трупа, нажал кнопку, подсказанную «дополненной реальностью». Когда доехал до пятидесятого, всё было обесточено и свет погас, хорошо хоть двери подъемника и двери шахты наполовину совпадали.
Выходить здесь явно не стоило, стрелочка по прежнему тянула меня вверх. Я поднялся до следующего этажа по лифтовой шахте и тут начальство снова включило электропитание — чоповцам ведь тоже надо ехать — и кабина двинулась наверх. Она мне чуть ноги не оторвала под корешок — едва успел отжать дверные створки, ведущие наружу.
На этом этаже нашелся настоящий музей — повсюду стояли штабелями древние вычислительные мощности, начиная на с СМ-4 и PDP-11. Стрелка «дополненной реальности» довела меня до чуть менее ветхой «E-Machine». Я сдунул пыль с тумбы или как их там называли, «башни», потыкал кнопочки — поклониться, что ли, электронным костям? Или это, может, Елена Дмитриевна скверно надругалась надо мной — стрелочки-то рисовал софт с её инфоносителя. Ладно, вскрытие покажет — я включил комп и древняя операционная система «Убунту» залила желтой краской экран, всё плоско и наглядно. В море-окияне островок, на нем то ли пальма то ли дуб, на дереве кейс-ларец, в ларце утка, похожая на птеродактиля, в утке яйцо. Проводное соединение с сетью установлено, цифровой объект «Яйцо Кощея» ушел на выбранные адреса. Задание выполнено? Теперь можно и в лифт сесть. Вроде никто не мешает. Через полминуты я был на последнем этаже.
Далее был коридор, изгибающийся вокруг ангара под вертолетной площадкой. По дороге я подхватил тележку на электроприводе, оставленную кем-то в коридоре. А перед входом в ангар стоял охранник в экзоскелете. Его можно было и за робота принять, если бы не шмыганье носом. Это даже не «розовый», а хорошо отапгрейденный секьюрити из ЧВК «Киберпатруль», мужчина 2.0.
Меня спасла стремительность. Пока тот поднимал руку и приказывал остановиться, то получил тележкой по голеням. И защитные щитки ему не помогли — рухнул как миленький на тележку. Пока встроенная в него система управления еще соображала, с какой ноги вставать, я вытащил чип-ключи из его кармана. Когда наконец зажужжали сервоприводы экзоскелета и заскрипели наноактуаторы бронекожи, я уже направил тележку с живым грузом по трапу вниз.
А чип-ключ пригодился на входе. Система здесь не сверяла биометрику, полагаясь на «Киберпатруль», поэтому дверь в ангар распахнула.
Что дальше? Ни роторник, ни геликоптер я водить не умею даже во сне.
Или попробовать? Я направился прямиком к ближайшей машине, но внимание привлек звук — так бжикают подметки.
Не тот первый стреляет, кто первый начинает — гласит ковбойская мудрость.
Я, как более нервный, начал целиться первым, но первым выстрелил этот киберохранник. Не тот первый попадает, кто первый стреляет, говорит мудрость дуэлянтов. Я стрелял из-за корпуса роторника, в то время как охранник маячил еще возле двери, в результате чего получил свинец. Но не успел я отвернуться, как он снова встал. И это после того, как пообедал пулей-тарелкой!
Только второй выстрел остановил его. Киберохранник упал, выкинув свои узловатые пальцы в мою сторону. Пуля, пробив с близкого расстояния экзоскелет, вскрыла его чрево. И открылась еще та анатомия, апгрейд на апгрейде! Человеческие внутренности — сосуды, соединительная ткань, органы, кости, сухожилия, сочетались с какой-то волокнисто-пузырчатой структурой, скорее всего биополимерной, искусственного происхождения — прозрачной, со светящимися диодиками. Внутри активно ползали слизневидные медботы-ремонтники, а индикатор на артерии показывал, что давление крови быстро идет от нуля вверх — похоже на мужчине 2.0. еще рано ставить крест, подлатают и снова в строй вместе с остальными зомби.
Долго любоваться не пришлось. Сбоку, из кабины роторника, на меня прыгнул некто в оранжевом комбинезоне, вроде как механик, и вломил ногой. Хорошо, что я успел метнуться в сторону и свалился; но плохо, что сделал это не столько от ловкости, сколько от страха. Однако ж, оказалось, новая позиция удобна для того, чтобы трахнуть механика прикладом в челюсть.
Едва я привстал, как почувствовал — кто-то сзади. Враг выносит ствол своего штурмгевера на уровень моего пятого спинного позвонка и готов засадить туда игольчатый заряд.
Я сумел полуобернуться и почти угадать направление выстрела. Продолжая разворот, отвел свое тело от линии полета пули и, подхватив здоровенную гайку, швырнул в физиономию «розового». Оглушил, озадачил, за мгновение преодолел расстояние до противника — моя рука легла на вражеский ствол и рванула его на себя. Другая подхватила противника за талию. Девки сплясали интересно. «Розовый» грохнулся на спину. Он попробовал сесть и снова завладеть оружием, но получил коленом в висок и повалился.
Я влетел в кабину роторника. Пилот-то на месте — ну, держись. Это была… Елена Дмитриевна.
— Надо всего лишь иметь фирменное удостоверение, — объяснилась она и начала щелкать тумблерами.
— И еще доступ к базам данных какой-нибудь могущественной спецслужбы. В одном черном здании есть черная комната, а в этой черной комнате есть маленький черный винчестер, но одна дамочка прекрасно знает, какая хрень на нём записана. А сейчас поднимай машину, Елена Дмитриевна, надеюсь, ты умеешь… похоже, много чего умеешь, но если не умеешь… все равно поднимай.
— Я вообще-то готовилась на однороторных машинах, а здесь какая-то летающая тарелка, — неожиданно хихикнула она совсем по-девичьи; ясно, что ничего не боится.
Над головой раскрылась гармошка люка и мы вылетели в небесную синь.
Мне пару раз за всю жизнь удалось испытать чувство единения с пространством. Это когда солнце золотит воду и море вокруг, а небесная синь сливается с морской, отчего мир становится легким и тонким. Сейчас случилось такое же — на несколько секунд.
— Кочан прикройте, — напомнила мне Елена Дмитриевна о шлеме.
— Надо еще сказать «пристегните ремни» и исполнить «танец стюардессы».
Верхний дисплей, встроенный в налобник шлема, сейчас показывал местность в вертикальной проекции — изображение явно передавалось с орбитальной следящей системы. На нижнем подшлемном экране возникла интегральная радиолокационная картина в ортогональной проекции вместе с подстилающей поверхностью. Данные от нее явно поступали от радаров системы воздушного базирования.
— За нами «хвост», — сказала Елена Дмитриевна, опять спокойно так, без напряга. Она точно под психопрограммой работает.
Флайеры[15] пискиперов взмыли свечкой, заходя на позицию, удобную для атаки. На прозрачное забрало шлема выплыла «дополненная реальность» и показала свастики на бортах машин.
— Блин, да тут все финские ВВС.
Роторник рванул в сторону, на перпендикулярную улицу, которая напоминала каньон благодаря стенам небоскребов, подпирающих облака. Пущенная вдогонку ракета разнесла этаж углового здания.
Я видел, как из раненого небоскреба летят офисные потроха, полки, столы, бумаги, мешки или тела, что ли.
— Времени у нас мало, — с каким-то смущением произнесла Елена Дмитриевна, — напоследок хотела сказать, что вы… что ты…
Ровно через мгновение один из флайеров, заложив крутой вираж, зашел роторнику в лоб, и под крылом у него сверкнуло.
Почти сразу же нашу машину встряхнуло, повернуло, мои кости как будто отделились друг от друга, в нос шибануло острым запахом паленого металла, а какая-то жидкость вышла поздороваться из желудка, залепила мне рот и чуть не перекрыла дыхание.
В этот момент другой флайер, вывернувшийся из узости между двумя исполинскими небоскребами, влепил ракету в корму роторника, она тут же и сыпанула бенгальскими огнями. Кокпит отлетел, навалилась сильная перегрузка — потом я понял, что был выброшен спасательной системой из вспыхнувшей машины.
Когда пришел в себя от перегрузки, то понял, что не планирую к земле, как это должно быть по идее, а повис, уцепившись стропами кресло-парашюта за «архитектурное излишество» небоскреба в виде барочного архивольта. От Елены Дмитриевны никаких следов. Что же она хотела сказать на прощание, почему перешла на «ты»?
Еще одно неприятное известие: мной интересовался флайер пискиперов. Однако он не успел меня обработать. Глаза уловили бросок ракетного факела и тут же обломки финской машины шикарно впилились в изгибающуюся стену модернового небоскреба, напоминающего фаллос-переросток. Я успел даже заметить отлетевшее кресло с летчиком. Атаку на флайер произвел кто-то невидимый.
А вот и они, здрасьте. Под облаками возникла стайка серебристых мушек. Дроны? Те самые, что были предназначены для атаки на Россию? Они хоть и железяки, но явно сошли с ума. Со своего заложенного пентагоновским папочкой ума.
Одна из «мушек» словно обиделась и вогнала ракету метрах в десяти от меня в стену здания. Стегнуло каменной крошкой, меня чуть не сдуло, но от разрыва барабанных перепонок спас шлем.
Я очень не люблю высоту, а тут пришлось перерезать стропы, идти по выступу карниза — если вниз не смотреть, то ничего — потом еще пропихиваться в довольно узкое отверстие, пробитое бетонобойной болванкой. Чтобы пропихнуться, надо было шлем выбросить; жалко, зато перестал на сбитого летчика походить.
Внутри завывала сигнализация и брызгали пеной противопожарные системы, однако, в целом, контраст с недавним пейзажем был разительный. Тут и коридор с квазиживым ковром-газоном, и лифт работает. Я просто сел и поехал вниз.
Доезжаю до первого этажа. Там всё, как обычно — видимо, дана команда не поддаваться панике. Работает контроль на вход — терагерцевый сканер, детекторы ВВ и металлоискатели. А на выход — свободно. Я вышел и сел в такси. Я миллион лет в такси не ездил. А вот теперь, когда три раза свалился с большой высоты, то поехал.
Где взял деньги? Да все в той же куртке Сашиной нашлись: чипы голографической памяти FMD — валюта барахолок и наркодиллеров, на сотню желтобаксов, ее таксеры завсегда берут.
По дороге водила включил net-приемник. Сетевой эфир был уже переполнен левыми серваками — видимо киберполиции и ее ботам было не до наведения толерантности в сети. Собственно левые серверы и дорассказали то, о чём и так можно было догадаться.
Дроны били умеючи — недаром их стайный распределенный интеллект был вершиной проекта Flying genious. Умные парни из Массачузетского технологического института — их набирали не из толстожопых реднеков, а из лучших выпускников бесчисленных как песок китайских и индийских университетов — поработали на славу. «Летучие интеллектуалы» лупили в развилки скайвеев, в трассы сабвеев, в подстанции электроснабжения и ЛЭПы, в студии медийщиков, в линии информационных бэкбонов; энтропийные бомбы застилали серебристым аэрозролем атмосферу, глуша беспроводную связь, покрывали графитовой блокировкой проводную связь, а вместе с тем тухли «как-бы-мозги» I-Mind, диффузно имплантированные в центральную нервную систему «истинных ингерманландцев». Заодно угасал рынок вместе с философией брюха, с культом невидимой руки и нравственностью гельминтов.
Паники было столько, сколько предусматривалось авторами проекта — единственно, что город оказался не тот, который планировали ребята из МТИ. Уже через двадцать минут после первых ударов, нанесенных распределенным умом стаи, весь транспорт носился как очумелый, круша друг другу борта. Через чип-контроллеры в бортовые компьютеры автомобилей вместо инструкций входили вирусы со спамом под ручку — прямо из дикого киберэфира. От самобитья погибло многократно больше транспортных средств, чем от воздушных ударов — большинство магистралей было перекрыто грудами ломанного дымящегося металла.
В наступившем бедламе розовые чоповцы, пытающиеся пробить заторы своими бронемашинами, просто затерялись. Да и дроны не забывали дроны про чоповские хаммеры. А для вертолетов голубой и розовой полиции дроны быстро создали бесполетную зону.
Наконец встало всё, что требовало электричества, от поездов до компьютеров.
С отключением систем безопасности началось мародерство в супермаркетах, куроченье квартир и вынос всего, что ценнее десяти центов, со складов. Скромные гастарбайтеры, спасенные в Ландскроне от ужасов голода и войны, мгновенно самоорганизовались в орды, бесплатно сметающие любой товар на своем пути. Не отставали от них молодые профессионалы, маркетологи, рекламщики, дизайнеры, маклеры и прочие «креативники», получившие сертификаты полноценных Граждан Европейского Сообщества. После того, как потух I-Mind у них в мозжечке, осталось только желание урвать побольше.
Такси не доехало до моего дома, поскольку его подмял под себя какой-то взбесившийся бульдозер.
Посочувствовав стенающему таксисту, я отправился к родному огоньку через торговый центр.
Если точнее, бывший торговый центр — все эти «Маркс-энд-Спенсер» и «Си-энд-Эй» обратились в хлам. Земля была застелена многосантиметровым ковром из осколков разноцветного стекла, обрывков серебристого и золотистого металлопластика. Из хлама кое-где выглядывали говорящие головы манекенов: «Покупай или проиграешь». Модные шмотки, гаджеты, печенушки, колбаски, ради которых истощали поля, леса, недра, воды, скоротечно обратились в мусор — гниют углеводы, пахнет канцерогенной химией. Перекрытия не уцелели, полопались все стены. Кое-где еще высились колонны, по которым раньше взлетали прозрачные лифты. Теперь они упирались в никуда, да и гнилью покрылись — похоже, расползаются, начиная с верхушек.
Наноплант (TM) — материал чудесный, высокоприбыльный, обладает собственным метаболизмом, сам себя строит согласно вложенной программе и радует глаз создателей «молодой демократии». Однако есть минус — разлагается и умирает при отключении питания, а перед смертью набрасывается на все другие материалы, пытаясь их расщепить.
Чудом устояла лишь многоярусная спиралевидная эстакада, которая недавно возносила в потребительский «парадиз» движущуюся дорожку с вожделеющими потребителями. Но нынче вместо «парадиза» имелась одна пустота.
А еще в одном месте, над грудой рухляди, по-прежнему возвышался «шедевр». Абстрактными пенис-вагинальными произведениями искусства бургомистр Д. М. Бессен обязал оснастить все присутственные места города. Вот и это была авангардная статуя, изображающая существо с совмещенным ртом-задницей, глазищами-тарелками и обоеполыми гениталиям. То ли вполне видимая «жопа рынка», то символ идеального потребителя.
Добравшись до дома, я первым делом высадил в коридоре задраенные окна, которые дышать не дают — но поздно, теперь с улицы приносило только гарь и аромат наноплантовых катаболитов, очень напоминающий по палитре запах говна. Номер квартиры был указан на ключе, но я забыл даже в какую сторону поворачивать. Как внутрь зашел, батюшки, меня поразило, что я ее вижу словно впервые. Квартиру свою собственную. То есть, конечно, я ее помнил, но в общих чертах, без подробностей, словно она не моя. Я обосновал опупение отстутствием света и затмением в голове — меня ведь столько раз шибануло по мозгам во время полетов на джипе и роторнике.
Топаю по квартире и судорожно вспоминаю, где и что. Пренеприятное ощущение. Где хоть у меня харчи лежали, а то в животе совсем тоскливо стало? Блин, и в холодильнике пусто. В кухонном шкафу только несколько консервных банок с тушенкой и более ничего. Чтоб я так жил, как говорят в Одессе, имея ввиду прямо противоположное. В своем блуждании подхожу к книжной полке — снимаю томик с как будто знакомой обложкой.
Павел Спицын. «Ландскрона и Ингерманландия под российским игом». Открыл и прочитал наугад несколько страниц. Вот гадость — такого я никогда не мог бы написать, за такое автору в бубен давать надо.
Я — не Спицын! Я — Рождественский. И я действительно знаю Елену Дмитриевну с тех времен, как она работала в штабе Ленинградской военно-морской базы, в подразделении, заведующем научно-исследовательскими организациями. Должность у нее была, в самом деле никакая, но, может, это так, для виду. Почему-то вспомнилось, как однажды попал в штабе на «посиделки» накануне Первого мая. Под конец, угодив в бутерброд между мной и шкафом, она сказала, что замужем…
Компьютер надолго стух, но можно открыть ящик письменного стола. Там — вырезки из газет, листочки разного калибра, исписанные торопливой небрежной рукой, прыгающие буквы. У меня никогда такого почерка не была. Вот вырезка со статьей о том, что с яхты «Миранда» упало в море и, очевидно утонуло два человека, ее хозяин издатель Адмани и малоизвестный писатель Павел Спицын. Вырезка уже пожелтевшая.
Я — не Спицын. Но у меня ключи от его квартиры.
Меня сорвало с резьбы, я начал шарить по всем полкам, под ними и над ними — вот, в ковре из пыли на шкафу лежит наглядная иллюстрация. Павел с супругой, наверное. За окном марево, в квартире полумрак, глаза слезятся. На фотографии изображен не я. А женщина, похоже, та самая брюнеточка, что ушла к Адмани за деньгами и скрылась в тумане. Кого-то она мне напоминает. Да нет, не может быть, эта — брюнетка, а Елена — светло-рыжая.
Меня словно болтает волной у берега — туда-сюда. Паша — есть. Паши — нет. А я поселился в его квартире, потому что за мной шла охота. В этом доме живет сто тысяч разных народов и всем друг на друга плевать, а домохозяин ничего не будет выяснять, пока к нему исправно течет квартплата.
Но, получается, что я жил в квартире Паши и считал себя Пашей — не таков ли итог эксперимента доброго доктора Ваджрасаттвы? Возможно, благодаря имплантированному нейроинтерфейсу я смотрел на лицо Павла, изображенное на фотографиях, и считал его своим.
Спицын ушел мстить Адмани и больше уже не вернулся. Доктор Ваджрасаттва, еще тот жук, он мне пересадил Пашину память и передал ключи от его квартиры. Было сделано всё, чтобы сбить со следа ищеек — мои адвокаты подсуетились… я теперь вспомнил, в какую это сумму обошлось; Елена Дмитриевна, кстати, помогла с деньгами. В какой-то момент внесенная в мою голову память стала трескаться и сползать — ничто не вечно под луной. Из этого ухода появилась фантастическая встреча меня в виде Павла, меня в виде меня — да еще я смотрел на себя глазами Спицына…
Где-то грохнул взрыв, затряслись стекла и в этот момент я понял, как у меня мало времени. Пашина память окончательно слезла с меня, как старая кожа со змеи.
Я вышел из дома, прошел мимо развалин супермаркета и нашел такси, раздавленное бульдозером. Таксиста и след простыл, зачем ему искалеченная машина? А вот про бульдозер он и не подумал…
От остова грузовой станции тянутся широкой полосой железнодорожные пути. И хотя на них стоит с десяток разбитых цистерн и обгоревших платформ, похоже, что пути пострадали меньше всего. Однако заканчиваются они цветиком-семицветиком из скрученных рельсов. Это, похоже, торговый порт в районе Турухтанных островов. На темной поверхности воды горят нефтяные пятна. Из неё торчат какие-то апокалипсические шпили и башни — сразу и не догадаешься, что это надстройки покоящихся на дне судов.
Воюющих бойцов-удальцов не видно, зато у берега клубится облако — это либо труха, поднятая предыдущими взрывами, либо аэрозольная маскировка. Судя по серебристому окрасу, последнее более верно.
Всё вдруг оказывается расчерчено трассами зенитных выстрелов, видны и факелы ракет, которые оставляют за собой серые немного извилистые дорожки. Вот одна долбанула стелс-геликоптер «Дэймон», который стал видимым только после попадания. Не выйдя из виража, он вспыхнул где-то ближе к хвосту, затем разом переломился на две части, словно им стукнули об колено. Обломки, вальсируя, потянулись к земле, более крупный из них по дороге взорвался и превратился в рой красных и оранжевых конфетти.
Из серой с желтыми пятнами пелены, затянувшей небо, выскочило что-то похожее на сигарету.
Линзопроектор создал виртуальное окно телеприсутствия: познакомимся поближе, дрон проекта Flying genious, напоминающий на самом деле пиявку с крылышками переменной геометрии. Вот от него направились к земле лазерные лучи, похожие на золотые спицы, уткнулись в прибрежное облако. Спустя мгновение облако из серебристого превратилось в ярко-красное, напомнив по цвету и очертаниям губы кабацкой красотки. Какая-то цель была накрыта вакуумно-вихревыми боезарядами, маскировка не помогла.
Виртуальное окно телеприсутствия показывает крупным планом, как из-под развороченного автомобильного путепровода, что предсмертно оседает на опорах, изгрызанных взрывами, выползает около десятка единиц бронетехники. В реале они были едва приметны из-за маскировочных покрытий, напоминая ползущее марево. Ага, помимо ЗРК[16] на гусеничном ходу, там еще и пара танков. Вскоре один из них ненадолго украсился огненным тюльпаном — в его правый борт нырнул стремительный факел ПТУР[17] — и замер. Остальные поползли дальше, не желая маячить на открытой местности.
Здесь неуютно. Но пора и мне выполнить задачу. Ради нее я скрывался под личиной Павла Спицына, убитого охранником Адмани. Два события, ликвидация Мокрецкого и отправка в сеть стайного искина, который смог захватить эскадрилью дронов «Flying Genius», включили отсчет времени и маска сползла. Очевидно, Елена Дмитриевна знала больше меня, но вряд ли в ближайшее время я ее увижу.
Что я должен натворить? Надо вспомнить, потому что никаких инструкций и маршрутных карт у меня нет, я не мог их хранить, ни на бумаге, ни на электронных носителях, ни даже на инкопорпорированных в мое тело вет-чипах[18]. Но чужая память слезла и это не было случайностью — процесс запущен извне…
Мне показалось, что где-то лопнул огромный пузырь. Меня как будто закачало — по крайней мере так показалось — затем потащило невидимой волной и даже закружило водоворотом. Когда успокоилось и перестало тошнить, я понял, где был укрыт «Сирин» — внутри того самого причала с козловым краном. С достаточной вероятностью мой воздушный корабль и сейчас находится там. Если до него не добрался Мокрецкий, то, скорее всего, его не вычислили и западные «друзья».
Я побежал навстречу, все более в наклонку и ускоряя ход, ведь стрельба усиливалась, да и по-прежнему было непонятно, кто и откуда лупит. А преодолеть надо двести метров по открытой местности…
Когда я поровнялся с подбитым танком, башенный люк открылся и оттуда выпорхнул человек в дымящемся комбинезоне. Не замечая меня и хрипя на шведском, что ли, языке, он рванул куда-то. Хороший танк с бронекапсулой для экипажа, да и боеприпас, похоже, уже не рванет. В три прыжка я оказался на башне и соскочил внутрь.
Механик-водитель был трупом, струя расплавленного металла прошила ему шлем вместе с черепом — пахло сгоревшими мозгами. Двигаться машина уже не могла, трансмиссия точно накрылась, но вот заряжающий аппарат еще функционировал. Я положил руки на троды управления пушкой и скин-коннектор выдал на мои линзопроекторы картину местности, с захватом всех потенциальных целей. Второе виртуальное окно контролировало автомат заряжания: выбрал простым мановением пальца тип заряда и вот уже бронебойный подкалиберный снаряд лег в пушку.
Из пушки я еще ни разу не стрелял — а в меня бывало да, этим занимались те парни, что захватили Питер семь лет назад. Огонь! Танк ощутимо подпрыгнул, долбанув по моим изношенным позвонкам. А пробитая снарядом причальная стенка рухнула, козловой кран накренился, как пьяный моряк («спасайте женщин и детей, а я как нибудь сам доплыву») и показался нос «Сирина».
Я выпрыгнул из танка, потом несся как кенгуру и плыл вдоль причала как антилопа гну от крокодила. Сирин-сиринушка опознал и принял меня, спустив трап.
Когда вокруг меня ожили экраны кокпита, а виртуальные окна телеприсутствия сделали борта и верх прозрачными, я испытал прилив счастья. А когда мотор вытолкнул меня на водяную гладь… это было сравнимо с первым поцелуем любимой девушки.
Я рассекал мимо наноплантовых небоскребов питерской лагуны, окунающих подошвы в ее волны, картинно-голубые и слизистые и-за избытка ПАВ, я обдавал водяной пылью ничего не ведающих обитателей Петронезии — страны погибших, но не утонувших кораблей, где копошатся искатели мелкого счастья со всей планеты. Перепрыгнул через дамбу, ровно между двух батарей ветрогенераторов, похожих на кактусы-переростки, только у охранника кепку сдуло.
За Котлином надо мной баражировала пара истребителей-бомбардировщиков и несколько вертолетов морской разведки НАТО. Борт-искин визуализировал информационные потоки — натовский БДК был прикрыт системой раннего обнаружения, базирующейся на спутниковой группировке и тарелкообразных дронах модели UFO.
Прошел на траверзе Красную горку и оказался в толчее — вокруг выписывали круги натовские корветы последних проектов, похожие на здоровенные утюги, и мультикорпусные противолодочные корабли, смахивающие на огромные грабли. Но все эти силы и средства пока не видели меня. Зато я видел их. Стайный интеллект «Flying Genius», снабжающий меня информацией, все еще не был отключен от натовской системы ISR[19].
Борт-искин проложил курс на атаку, я шел со сумасшедшей скоростью под триста узлов, через две минуты «Сирин» должен был выпустить ракетоторпеды.
До цели они б проплыли, огибая донный рельеф, быстрее, чем всплыли пузырьки от их двигателей.
Но тут на курсе атаки оказался стометровый круизный лайнер «Принсес Дайана», направляющийся из Стокгольма в наш пассажирский порт. С вероятностью двадцать процентов одна из ракетоторпед должна была угодить в него, с вероятностью пять процентов его могли поразить оба «Базальта». С одной стороны — положить с прибором на тысячу шведских ебланов, ехавших проветриться в покоренный ими град Петров, с другой — утопить их, как-то не по-православному…
Я вдвое снизил скорость для совершения маневра и когда снова лег на курс атаки, мой кораблик был обнаружен — очевидно спутниковой группировкой, способной сканировать альбедо водной поверхности — погодка, увы, была идеальной. На всё про всё оставалось несколько секунд.
Стрелять «Базальтом» было поздно, его боеголовки не успели б ухватить цель, но в меню имелось еще два блюда. Одно: активизировать боеголовки и вперед — курсом на столкновение; другое: заложить резкий поворот и выйти из игры…
5. В семь часов вечера после войны
Я очухался в воде, на языке была кисловатая влага — всё пространство надо мной было затянуто дымной пеленой, которая пахла паленым пластиком и какой-то гнилью. Кое-где по воде расходились радужные топливные пятна, но оставлены ли они утонувшим судном, пойди пойми.
В спасательный жилет встроено несколько гаджетов, но ничего не работало, включая систему глобального позиционирования. Работал лишь простой компас и это внушало оптимизм, значит магнитные полюса на месте, а не приватизированы и не вывезены в офшор. Вода Финского залива, конечно, не для купания, но почему-то мне становилось все теплее, или, скажем, терпимее.
Ладно, поплыл по компасу на восток. Минут через десять сквозь туман стало пробиваться шлепанье, потом завиднелось что-то вопиюще желтое. И вот я обозрел плывущую конструкцию, напоминающую кита в том виде, в котором он изображался в сказках, с огромной пастью — принадлежала она судну-сборщику мусора. Никто не бросал спасательных кругов и концов. Забирался на борт сам. Мусорщик оказался полностью роботизированным, с нулевой командой. На роль матросов претендовали разве что спрутоподобные сортировщики, катающиеся на монорельсах вдоль бортов.
Через неопределенный кусок времени — я в это время сидел, прижимаясь к теплой двери, ведущей в машинное отделение — свет и ветер разогнали туман. Открылся вид на море — мусорщик, сделав свое дело, подходил к плавучему мусороперерабатывающему заводу. На палубах этой махины я тоже не увидел ни одного человека, хотя на таких «предприятиях» обычно кучами копошатся шоколадные братишки от мала до велика: роются в мусоре, что-то прямо варят и жарят, нагружают свои лодчонки барахлом, которое еще можно употребить в глобальной сети «секонд-хэнд».
Сейчас никто не рылся, не копошился. Я минут десять гулял по безлюдному заводу, затем подплыл катер веселой окраски и компания подростков предложила подбросить до города. Я знал, чем грозят поездки с хищными юнцами — но тут все оказалось до невероятия благопристойно.
Никаких попыток воткнуть мне «перо» под лопатку и вырезать мою печень, никто даже не предложил купить пакетики с дурью. Кажется, только у одного из молодцов был разъем для нейроинтерфейса, но другой сказал мне, что Колян творит на ходу виртуальные картины — он художник-маринист, под Айвазовского косит…
Город становится все ближе, но я никак не мог узнать хорошо знакомую набережную Васильевского острова. Пассажирский порт скоропостижно превратился в стоянку яхт, исчезли стоявшие к югу от него наноплантовые офисные вышки, сменившись гроздьями золотистых геодезиков. А к северу от него возник длинный пляж с белым песком, за ним, если в бинокль глянуть… смешные лавчонки в виде мультяшных персонажей. Далее к востоку — ступенчатые жилые дома, с зеленью, каждый второй этаж тянет на висячий сад Семирамиды… Слушайте, еще совсем недавно тут было несколько огороженных клубных участков с барами и ресторанам, вокруг них площадки по продаже подержанных автомобилей и автосвалки, а над этим хозяйством нависали облупленные коробкообразные махины, забитые гастерами. Так? И ничего не спишешь на дефекты зрения и коньюктивит, не получится — разница слишком внушительная.
Кажется, я недооценил тех ребятишек, что доставили меня к берегу. Похоже, они по дороге сделали мне инъекцию наркоинтерфейса — мономолекулярной иглой в мозг, хрен заметишь. Эй, Айвазовский, не намекнешь ли ты на что-нибудь? Нет, Айвазовский только лепечет что-то про «белеет парус одинокий».
Через несколько минут во всем подозреваемые парни высадили меня на берег. Я прошел мимо старичков, угнездившихся в «раковинках», защищающих их от ветра, мимо закаленной детворы, играющей с крылатым мячом, явным обладателем искина — солнце зашло за тучку и стало по-питерски зябко. Под ногами хрустел чистый песочек. Мусор собирали не пьяные бабки и не выходцы из более солнечных краев, а небольшие аппараты — на вид паучки. Как я заметил, столкнуться с ним невозможно, если даже попытаешься, он сразу прильнет к песку, и уже тарелка тарелкой.
Другие аппараты — напоминающие фламинго — разносили прохладительные и горячие напитки: жидкость лилась из «клюва», а стаканчики появлялись из-под «крыла».
Я прошел линию, где располагались будочки для продажи всякой снеди — роботизированные и легко трансформируемые — то это избушка яги, потчующая пирогами, то здоровенная печка, выдающая горшки со старорежимной кашей. И я, между прочим, не заметил, чтобы получатели пирогов и каши платили за еду.
Дальше была широкая улица, где катались машинки — было видно, что они относятся к одному проекту. Все круглые, с полупрозрачным корпусом, который одновременно является и единственным колесом. Диаметра и раскраски — разной, порой и откровенно безумной.
Водилы у них внутри не было. Соответственно, никто не ограбит задремавшего пассажира и не выбросит его голого на помойку. Мест для пассажиров — от одного до пяти. Сидения на гироскопической гондоле. Явно эти машинки-мячики и без двигателя внутреннего сгорания, энергия передается из-под дорожного покрытия.
Машины сновали по индивидуальным машрутам, однако на больших трассах катились цепочками.
Более всего меня удивило то, как они поднимались по подсвеченным дорожкам на стенах домах — по вертикали!
Я так понял, что это общественный транспорт. Блин, ничего такого вчера еще не было. Да и какой может быть общественный транспорт в городе, где правят желтобаксы? Но сейчас ВСЁ иначе. Я — в состоянии наркотического одурения… Или я был в состоянии наркотического одурения, а теперь вернулся к реальности?
Ко мне подъехала одноместная машинка с рожицей, нарисованной голографической краской, раскрылась как яичко, приглашая. Я сел, она закрылась и поинтересовалась: «Изменить раскраску?» Я буркнул что-то неразборчивое в ответ и мячик-машинка спросила: «Куда желаете, сударь?» «Пока никуда». «Все поняла, сударь мой, просто покатаемся по городу, я музычку включу, если не возражаете».
На борта-экраны сразу пошла информация о красотах города на Неве — это уже никакая не Ландскрона с долбанной Ингерманландией, а российская жемчужина Питер — в режиме «дополненной реальности». Вон за тем окном (стрелочка показывает, машинка рассказывает) живет старик-ученый, придумавший эффективную и безопасную беспроводную передачу энергии, благодаря которой мы так весело катаемся. Вот за той дверью — капитан с Северного морского пути, который освоил подводную транспортировку грузов в графеновых контейнерах. Вон там отважный полярник, который в одних трусах дошел до северного полюса, испытав клеточный антифриз — теперь готовится выйти без скафандра на поверхность русского Марса. А за этой скромной занавесочкой на десятом этаже пьет чай чиновник, действительный государственный советник. Он создал систему абсолютной честности для всего госаппарата, заменив 90 % персонала на компьютеры под управлением вечно строгого искина. Оставшимся бюрократам был имплантирован рефлекс чести и даже мысль о коррупционном акте немедленно вызывает у них рвоту и понос. Благодаря нашему герою, зарплату чиновники получают особыми деньгами, имеющими «цвет» и «запах», только такими и могут пользоваться — значит, уже не выйдет получить взятку и спрятать ее в офшоре.
— Что-то я не въезжаю, а почему такие люди не боятся указывать свое место проживания любому залетному уголовнику?
— Чем больше упоминаний о человеке в общественной сети, тем более к нему приковано внимание общественных систем безопасности, — стала охотно разъяснять машинка. — Вон посмотрите — на стене дома, где живет наш скромный герой, снуют туда-сюда такие роботы-гекконы, это бодигарды, так сказать. А над крышей словно мошкара вьется — это дроны-телохранители.
Гекконы, значит. Если это всё — не действие наркода на моего мозговые центры, то тогда я отсутствовал в городе гораздо дольше, чем мне кажется.
Я проехал через висячий сад на десятом этаже и оказался на широкой многоярусной улице — здесь тоже было зелено. Растения, пешеходы, машины, даже лошадки-пони — всё имелось в большом количестве — но не пересекалось, потому что располагалось на разных уровнях. Около памятника, напоминающего творения советских конструктивистов и представляющего что-то вроде торпеды в фуражке, я заметил название улицы. Имени и фамилии такого-то, голографический портрет его же — улыбается во весь рот, в парадной форме.
Это, по идее, я… Капитан III ранга Александр Антонович Рождественский. Год рождения указан и год отбытия в лучший мир. А судя по той справке, что нарисовала «дополненная реальность», Рождественский погиб три года назад при освобождении города от иностранных захватчиков и их агентов. Точее, пожертвовал собой во время атаки на вражеский БДК, на борту которого находилось до тысячи элитных бойцов атлантического блока. Подробности освобождения Петербурга — милости просим узнать, щелкните пальцем на ссылку, ведущую в Ноонет. Тут можно посмотреть про перепрограммирование дронов Flying Genius самой успешной хакерской атакой нашего столетия, а также о том, как включались в борьбу многочисленные «спящие» группы сопротивления — к членам одной из них, собственно, и относился наш герой… Имеется и видеозапись атаки капитана Рождественского. «Сирин» врезается в левый борт натовского БДК, в районе мидель-шпангоута, корпус лопается, плещет огнем, летят агрегаты, механизмы, обломки шпангоутов и обшивки; вражеский корабль резко кренится, с палубы сыпятся матросы… И про переброску в город российского спецназа, который сломал врагу хребет, Ноонет вам тоже расскажет. И про финальную зачистку города от бандитов, мародеров, коррупционеров и кривозащитников, с чем блестяще справилась пятая казачья дивизия атамана Перельмана, применившего к обнаружению антинародных элементов самые передовые математические методы… Математика математикой, но виноватых пороли нагайками — рецидивов антиобщественного поведения больше не было.
— Слушай, машинка, отвези-ка меня срочно к психиатру — и не к любому, а к доброму доктору Ваджрасаттве.
— Сделаем, — бойко отозвалась круглая машинка, — только почему-то его нет в базе данных.
— Не волнуйся, я тебе и так его адрес скажу.
По указанному адресу она меня, конечно, доставила. И, что интересно, в кармане у меня еще нашлась десятка желтодолларов — а машинка не взяла. От чип-валюты тоже отказалась. У нее даже ящичка для денег не было и прорези для дебитных-кредитных карточек. «Городская община оплачивает транспорт и другие общественные сети из фонда «Труд в пользу города»», — объяснила машинка напоследок и бойко срулила. Это, что ли, коммунизм вдруг нагрянул?
Дом с практикой Ваджрасаттвы остался на месте, разве что стал повеселее за счет новой облицовки фасада, представлявшей сюжеты из разных сказок с рельефными фигурками маш и медведей, серых волков и иванушек; гладкие стены нынче были явно не в моде. Только вот исчезли прежние соседи вместе с зазывными вывесками. Испарились и специалисты «Элизиума» по утилизации тех, кто не вписался в рынок, и поставщики искусственных сексуальных услуг из фирмы «Надуй себе сам». Сейчас слева был гимнастический зал «для тех, кому за шестьдесят», а справа клуб знакомств «для тех, кому за тридцать, но они стесняются».
Посредине не было ничего. Возможно, когда-то был вход, но потом его заделали. А возле несуществующего входа стоял робозаяц с корзинкой, совсем как настоящий, только из биополимеров, большой и толстый — и угощал морковкой.
— Спасибо, не надо. Я еще не привык к здоровому образу жизни.
Я был без наушников, но в мои уши вливалась узким звуковым пучком песня, которую не слышал более никто — мне под настроение. «Есть море, в котором я плыл и тонул и на берег был выброшен к счастью. Есть воздух, который я в детстве вздохнул и вдоволь не мог надышаться…» Похоже, почти со всем происшедшим мне придется разбираться самому…
На противоположной стороне улицы стояла женщина, чем-то похожая на… То ли я ее уже встречал, то ли встречу еще. Похожая на таинственную Елену Дмитриевну…
У женщины были такие же суровые серые глаза и светло-рыжие жесткие волосы, как у пропавшей Лены. Аж слезы навернулись.
Я сделал несколько шагов навстречу.
— Вы бы не могли подсказать, где я живу?
Она неожиданно легко улыбнулась, видимо люди стали меньше опасаться друг друга.
— А не хотите ли вы сообщать, что прилетели со звезд? Насчет «где я живу» номер не пройдет, молодой человек. Но, похоже, вы прилично расстроены, даже глаза мокрые. «Ведь ты моряк, Мишка, а моряк не плачет и не теряет бодрость духа никогда.» Идите и слушайте правильные песни.
— А как насчет… кино? Вместе сходим.
Читать бесплатно другие книги:
