Иная вера Эльтеррус Иар
Серые будни легко и радостно окрашиваются осенне-ярким кленовым цветом, когда жизнь, еще недавно тоскливая и каждый день одинаково тошная, внезапно делает резкий поворот. Уже почти забытое прошлое подходит на перекрестке, приветливо улыбается и предлагает сказку – современную, в которую можно поверить здесь и сейчас. Интересная, хоть и несколько неоднозначная, работа по специальности, достаточно высокооплачиваемая, чтобы можно было снять небольшую квартирку в общежитии и еще оставалось бы на жизнь. Привлекательный, умный, обеспеченный молодой человек, во взгляде которого читается не только дружеский и профессиональный интерес, но который при этом не позволяет себе ничего выходящего за рамки приличия. О чем еще может мечтать молодая девушка, не склонная влюбляться без памяти, решившая если и строить отношения с мужчиной, то исключительно серьезные и долгие?
К встрече с Олегом Марина готовилась обстоятельно. Надела лучший – и, по правде сказать, единственный – строгий костюм с приталенным пиджаком и прямой юбкой до колена, серебристо-серую блузку из искусственного шелка, и даже разорилась на покупку новых туфель на невысоком каблуке. Заглянула к приятельнице-парикмахеру, за символические деньги сделавшей ей симпатичную стрижку. Почти час Марина посвятила макияжу, пытаясь максимально замаскировать собственную некрасивость. Выходя из дома, она бросила быстрый, но придирчивый взгляд в зеркало и улыбнулась – пожалуй, так хорошо она выглядела разве что на собственное шестнадцатилетие, и то лишь потому, что семь лет назад девушка просто была привлекательнее.
Когда Велагина подходила к отелю, в котором ей предстояло работать, позвонил Олег. Извинился, предупредил, что задержится минут на десять, и попросил подождать его в вестибюле.
С первого взгляда отель Марине понравился. Сразу же бросалось в глаза то, что здесь поработал талантливый дизайнер – изысканная и непошлая роскошь завораживала взгляд; чувствовался грамотный подбор кадров – все работники были естественны и приветливы, но без подобострастия, и каждый был занят делом.
Олег появился ровно через десять минут. Он не скрывал, что рад видеть девушку, хотя держался почему-то довольно отчужденно. Еще раз попросил прощения за опоздание и предложил не тянуть с делом. Для начала показал Марине ее будущий кабинет. Это была небольшая, уютная комната с французским окном во всю стену, из которого открывался вид на Неву – при необходимости окно затягивала песочно-золотистая штора, сквозь которую почти не пробивался свет. У окна стоял стол с проекционным блоком компа, напротив него – удобное кресло, чуть дальше у примыкающей к окну стены – кушетка. Кабинет был оснащен великолепной стереосистемой, обеспечивающей объемный звук. Еще одна стена, за столом, была полностью закрыта разделенным на две части – для одежды и для документов и книг – шкафом. Мебель, ковер, стены – все оформлено в мягких песочных тонах, не раздражающих взгляд и успокаивающих сознание.
Потом обсудили условия. Олег готов был платить начинающему психологу сразу же четыре тысячи в месяц, что составляло чуть больше двух зарплат на ее прежнем месте работы. График – тридцать и более часов в неделю, которые можно распределить по собственному выбору на четыре и более дня. Все «более» оставались полностью на усмотрение Марины, главное, соблюсти минимум. Испытательный срок – один месяц, который не пойдет в зачет в случае ее отрицательного решения по его истечении, но будет засчитан, если девушка согласится продолжить работу.
Видя, что Велагина уже практически согласна, Олег познакомил ее с частью персонала – в первую очередь, с управляющим отеля, серьезным молодым человеком, просившим называть его просто Михаил, без отчества, Динарой, полной светловолосой женщиной лет сорока, заведовавшей «девочками», и шестидесятилетней Ириной Витальевной, старшей горничной. Пообщавшись с ними – о возможной работе, о коллективе, в котором ей предстоит трудиться, о клиентах и сотрудниках и, заодно, просто о жизни, Марина все-таки согласилась. Через полчаса они с Олегом подписали предварительный трудовой договор, и Велагина получила работу.
Дальше последовали занявшие почти час подробные инструкции, от которых у девушки пошла голова кругом, и она мысленно сделала себе пометку – перечитать специальную литературу. А потом Олег, глубоко вдохнув и выдохнув, внезапно улыбнулся так, как улыбался при их предыдущей встрече – легко и искренне, – и сказал:
– Ну что же, с делами покончено. Могу я теперь пригласить тебя поужинать со мной?
– Разумеется, можешь, – недоуменно посмотрела на него Марина.
– Тогда я приглашаю, – Черканов улыбнулся уголками губ.
В чешском ресторанчике на Адмиралтейской набережной оказалось очень уютно, хоть и несколько шумновато, но главное – шеф-поваром этого заведения уже десять лет был немолодой чех, до того долго работавший на той же должности в Праге.
– Единственное в Петербурге место, где можно отведать настоящую чешскую кухню, – рассказывал Олег. – Есть еще очень неплохие рестораны, но там не то. Не знаю, как местным поварам это удается, но вкус блюд, что здесь подают, ничуть не отличается от аналогичных блюд, поданных в Праге. Это ресторан для настоящих ценителей чешской кухни.
– А ты – настоящий ценитель? – лукаво уточнила Марина, аккуратно отрезая кусочек свиного окорока и утаскивая его с деревянной доски на тарелку.
– Если честно, то не совсем. Мне больше по душе французская и итальянская кухня, но иногда их изыски надоедают и я иду, к примеру, сюда.
– А я не понимаю французской кухни. Эти лягушачьи лапки и гусиные печенки, крохотные кусочки еды в обрамлении тонких листьев салата на огромных тарелках… зачем это все? Зачем придумывать какие-то непонятные изыски и возводить в ранг национального блюда этих… лягушек? Главное, потом сами ведь обижаются, когда их лягушатниками называют.
Олег рассмеялся, разлил по высоким кружкам темное пиво из пузатой глиняной бутыли.
– В следующий раз пойдем во французский ресторан, если ты не против. Я покажу тебе, что такое настоящая французская кухня.
– Следующий раз? Ты так уверен в том, что он будет?
Черканов пригубил пенный напиток, поставил бокал на стол. Взгляд его стал серьезным.
– Нет. Мы встречаемся с тобой всего лишь второй раз и я уже начинаю бояться, что ты откажешь мне в следующем совместном ужине. Тем более что у тебя на это есть целая куча причин, начиная с того, что я, наверное, слишком развязно себя веду, и заканчивая тем, что у тебя есть гордость, которая мешает тебе спокойно принимать мои подарки и ходить со мной в рестораны, к которым я привык, потому что это все, по твоим меркам, очень дорого. А я… я просто устал ужинать либо в одиночестве, либо с деловыми партнерами. Иногда хочется просто пообщаться с интересным и близким мне человеком, только и всего. При этом я избалован своим статусом, вернее – тем, чего требует этот статус, и совершенно не желаю портить хороший вечер дрянной кухней в дешевой забегаловке.
– У меня складывается такое ощущение, что ты считаешь, будто бы хорошо и приятно отдыхать можно только за большие деньги, – покачала головой Марина.
– Или же дома, – согласился Олег. – Но если я приглашу тебя к себе домой, ты это сможешь правильно понять?
– У меня есть идея получше, – Велагина улыбнулась, пряча за этой улыбкой собственное смущение от осознания: если бы Олег позвал ее к себе домой, она согласилась бы, даже понимая это приглашение неправильно. – И потребует оно от тебя двух вещей: свободного дня и соответствующей одежды.
– Любую нужную одежду я куплю, это не проблема, а вот свободный день… – Он задумался. Потом достал планшет, открыл ежедневник, около минуты листал его, ввел несколько команд. – Хорошо, свободный день тоже есть – следующий четверг. Насколько я помню, в этот день у тебя три пары, с одной из которых ты легко отпросишься, на второй не проверяют посещаемость, а на оставшуюся можно просто забить.
– Ты так хорошо знаешь мое расписание? – смеясь, спросила Марина.
– Я знаю его наизусть, – совершенно серьезно ответил Олег и поднял бокал. – Ну что ж, за твою идею, пусть я ее пока что и не знаю!
Первый день на работе прошел беспокойно и непродуктивно – казалось, каждый из работников отеля считал своим долгом забежать к новому психологу, поболтать обо всем и ни о чем, рассказать что-нибудь о других сотрудниках… Впрочем, к чести работников отеля следует заметить, что рассказываемые ими сплетни были беззлобными, никто никого не пытался особенно очернять и в целом все относились друг к другу действительно дружелюбно.
Второй и третий дни оказались примерно такими же, как первый, – горничные, охранники, повара работали по сменному графику.
Четвертый день прошел скучно – зашли познакомиться двое из первой же смены, кто не успел прийти в тот день, а вечером заглянула «попить чаю и поговорить» Динара. Опять поболтали ни о чем, потом мадам перешла к делу: рассказала о своих девочках, об их особенностях, о том, что стоило бы учитывать в разговоре с каждой из них, и посоветовала быть очень осторожной с работающими здесь дамами среднего возраста – каждая вторая наверняка пожелает по возможности загрузить штатного психолога своими собственными проблемами, не имеющими ничего общего с работой.
А на пятый день пришла первая «клиентка» – как раз из девочек Динары. Велагиной пришлось призвать на помощь все свое самообладание, пока коротко стриженная брюнетка рассказывала все перипетии взаимоотношений с терроризирующим ее своей влюбленностью клиентом.
После полуторачасового разговора успокоившаяся и, кажется, даже что-то для себя решившая «девочка» ушла, а Марина устало откинулась на спинку кресла. Она надеялась только, что такое будет не каждый день.
Собравшись, девушка поехала домой. Еще многое нужно сделать, а времени осталось совсем чуть-чуть. Послезавтра – четверг, и к нему требовалось подготовиться.
– Может, ты хоть теперь скажешь, куда и зачем мы собираемся? – едва поздоровавшись, спросил Олег.
Марина отошла на шаг, окинула молодого человека придирчивым взглядом, с трудом подавила усмешку при виде миниатюрного блока проекционного компа, закрепленного на поясе, – неужели этот трудоголик считает, что она позволит ему работать? Впрочем, если не считать комп и мобил, Черканов выглядел небезнадежным. Прочный джинсовый костюм с кожаными нашивками на коленях, локтях и задних карманах, из-под воротника выглядывает капюшон, обшитой снаружи водоотталкивающей тканью толстовки. За спиной легкий, но вместительный рюкзак, на ногах – прочные и непромокаемые кожаные кроссовки.
– Куда – скажу, а зачем – ты и так знаешь, – она ослабила лямки, сбросила ношу на пол. – Сходи за билетами, пожалуйста. Только на обычный поезд.
– Почему не на аэро?[11] – искренне удивился Олег, тоже избавляясь от рюкзака. – Он же быстрее и удобнее.
– Потому что ты сегодня – простой бедный студент, который отдыхает доступными бедному студенту средствами. А бедные студенты, поверь, на аэро не ездят, довольствуясь обычными «стрелками»[12].
– Да, извини, постоянно забываю, – покаялся Черканов и пошел к автокассам. Марина, посмеиваясь, смотрела ему вслед, не забывая переупаковывать рюкзаки.
Он сообразил, только отстояв пол-очереди.
– До какой станции билеты брать?
– До ближайшей, – не сдержала смех девушка.
– В смысле?
– В прямом! Взгляни по схеме любую ближайшую станцию и бери до нее билет!
Так ничего и не поняв, Олег все же послушался. Вернулся через две минуты с билетами, ухватил свой рюкзак за лямку, дернул – и резко переменился в лице.
– Мой весит ровно столько же, – в сторону сказала Марина, подтягивая ремни, чтобы удобный анатомический каркас сел идеально по спине. – Надень, он не покажется таким тяжелым, когда затянешь все.
С помощью Велагиной он сумел более-менее нормально запаковаться в лямки, но любому было видно, что парень чуть ли не в первый раз в жизни поднял что-то тяжелее компа.
Обшарпанную, темно-зеленую в серых полосах «стрелку» Олег разглядывал с тем видом, с каким посетители железнодорожного музея смотрят на паровоз, доставивший Ленина в Петербург, не понимая, как это вообще могло ездить?
Заняв места в середине вагона, Марина поставила рюкзак на пол перед собой. Олег хотел было поднять свой на багажную полку, но девушка удержала его.
– Доставать долго.
– Как скажешь, – растерянно отозвался Черканов. Судя по выражению его лица, он смирился с загадочной неизвестностью и решил передать наконец бразды правления поездкой в руки подруги. Велагину это устраивало целиком и полностью – по крайней мере, на первый раз.
– Скажи мне только две вещи, – попросил он, когда поезд тронулся. – Первое – что за кирпичи мы везем? Второе – почему нельзя было поехать на флаере?
– Не кирпичи, а всего лишь топор, кое-чего из необходимой посуды, немного продуктов, вода – в общем, всего понемногу, – неопределенно отозвалась Марина. – А твой флаер… Все равно его пришлось бы бросить довольно далеко от точки назначения. Он просто не прошел бы по тамошней дороге.
– У меня в автопарке есть машина, переделка армейского внедорожника, – пожал плечами Олег. – Он почти везде пройдет.
– И ты с ним управишься на размокшей осенней дороге, на следующий день после сильнейшего ливня? – саркастически поинтересовалась Велагина, однако сарказм ее пропал втуне.
– Зачем мне с ним управляться? – удивление Черканова было совершенно искренним. – Есть же водитель.
– Я, вообще-то, еду на пикник с тобой, а не с твоим водителем заодно.
– Он бы отъехал на машине куда-нибудь, чтобы не мешать.
– Олег, иногда мне кажется, что ты безнадежен, – Марина тяжело вздохнула. – Ты никогда не думал о том, что твои охранники, водители и все прочие слуги – тоже люди?
– Почему же, я прекрасно это понимаю. Только у меня они – на работе. За которую я плачу хорошие деньги. Ты же не стесняешься сделать заказ в кафе у официантки? Ты отдыхаешь, она работает. В другой раз может быть наоборот – ты будешь работать, а она отдыхать. И это нормально.
– Хорошо, давай сойдемся на том, что мне просто не осознать размаха твоей жизни. И вообще, мы сегодня играем в бедных студентов. А бедным студентам не положено иметь армейский внедорожник, шикарный флаер и что там у тебя еще в парке стоит… нет-нет, не надо! Еще раз говорю, мы – бедные студенты!
– Я стараюсь к этому привыкнуть, – покорно согласился Олег. – Просто пока еще не могу увидеть глубинного смысла твоей затеи.
– Контра, – вдруг произнесла Марина, глядя молодому человеку за спину. – Давай-ка быстро к выходу.
– А в чем дело?
– Контролеры. У нас же билеты только на одну станцию, чтобы на вокзал попасть!
– Я предлагал купить.
– Это неспортивно!
Поняв, что спорить бессмысленно, Черканов потащился в тамбур.
– Значит, так, – принялась инструктировать его девушка. – Как только двери открываются – быстро выпрыгиваем на платформу и бежим два вагона вдоль «стрелки». Главное, успеть запрыгнуть, пока двери не закрылись. Потом – быстрым ходом дальше, в самый последний вагон. Все понятно?
– Все, кроме того, зачем нам это делать.
– Потому что я так хочу! – прибегла Марина к предпоследнему женскому аргументу. – Тебе так сложно выполнить мое желание?
Отвыкший от общения с противоположным полом и в то же время испытывавший определенную симпатию к конкретно этой его представительнице, Черканов сдался.
– Конечно, нет. Ну что, побежали?
«Стрелка» остановилась, со скрипом разъехались старые двери – через мгновение Велагина была уже на платформе. Она с места бросилась бежать, Олег только видел, как мелькает впереди яркое пятно ее рюкзака.
Они едва успели вскочить в вагон в тот момент, когда двери уже закрывались.
– Не тормози, – только и сказала девушка, врываясь в вагон.
– Ну и что это было? – спросил Черканов, отдышавшись.
Они сидели в последнем вагоне, Марина то и дело бросала тревожные взгляды на дверь тамбура.
– Я же говорю, контролеры. Если бы поймали – потребовали бы денег или штраф. Или высадили бы вообще.
– А чем деньги отличаются от штрафа?
– Тем, что деньги – это лично им в карман, а штраф – он официальный и в четыре раза больше. Понимаешь?
– Примерно. Странно только, что так легко их избежать, этих контролеров.
– Дело в том, что «стрелки» – очень непопулярный транспорт. За городом у нас кто живет? Либо богачи, рассекающие на личных флаерах… извини, я не про тебя, либо, наоборот, бедняки, которым в Питер таскаться незачем. Таким образом, пассажиров в «стрелках» мало, в основном – люди немолодые, которые так побегать не могут. И контролеров, раз в десяток перегонов проверяющих вагоны, вполне достаточно. Летом и в выходные они чаще ходят, иногда – по несколько человек, но это когда много народу едет за город просто отдохнуть. А сейчас их нет почти.
– Угу, – просто сказал Олег. – Но я все равно не понимаю…
– Может, еще поймешь, – со вздохом перебила его Марина. – А сейчас просто доверься мне.
Через полчаса они вышли из «стрелки». Олег огляделся и подавил тяжелый вздох: возле станции красовалось покосившееся здание вокзала, чуть поодаль виднелась площадка-остановка местного транспорта, за ней – узкое шоссе, покрытие которого последний раз менялось еще до того, как Черканов родился, а за шоссе стояли небольшие домики. Молодой человек тут же сделал себе мысленную пометку не приближаться к ним: мало ли – чихнешь, а домик рухнет. И ладно, если просто рухнет, а если на голову?
– О, автобус! – радостно сказала Марина. – Пойдем скорее, а то уйдет.
– Автобус? – недоуменно повторил Олег и осекся, разглядев это чудо техники начала века.
Когда-то ярко-желтая, а теперь обшарпанно-серая округлая гусеница на колесах стояла как-то криво, и сначала Черканову показалось, что часть шин просто спущена, но, к счастью, одна из сторон автобуса просто находилась вне древнего, выщербленного дорожного покрытия. Одного стекла не хватало, и местные «умельцы» закрыли пустой проем старым пластиком. Через другое окно, пересеченное змеящейся трещиной, можно было разглядеть внутренности автобуса: серые поручни, несколько пластиковых же сидений… и люди. Человек пятьдесят, не меньше.
– Мы туда не поместимся, – категорично заявил Олег, останавливаясь.
Марина взяла его за руку, настойчиво потянула за собой.
– Или влезать, или идти двадцать километров пешком. Что тебе больше по душе?
Черканов в очередной раз вздохнул и полез в автобус.
Последующие двадцать пять минут он старался никогда больше не вспоминать. Давка, тряска, давно не мывшиеся люди, естественная грубость общественного транспорта, от которой Олег давно успел отвыкнуть, оттягивающий плечи рюкзак, ругань двух алкоголиков, к одному из которых он оказался прижат вплотную, впившийся под ребра дверной поручень… Когда Марина что-то крикнула, автобус остановился, и девушка почти выпихнула молодого человека на улицу, Черканов почувствовал себя почти что на небесах.
– Ты в порядке? – спросила Велагина, с сомнением оглядывая легкую прозелень на щеках друга.
– Если меня не стошнило в автобусе от этой вони, то теперь тем более не стошнит, – ответил Олег, пытаясь взять себя в руки. Окончательно терять лицо перед Мариной ему не хотелось.
– Тогда пойдем.
Первые минут пятнадцать он угрюмо отмалчивался, жалея, что согласился на эту дурацкую затею. Потом молчать и смотреть безотрывно под ноги надоело, и Черканов поднял голову.
Вокруг высились сосны, их ровные стволы, подсвеченные утренним солнцем, отливали червленым золотом. Чуть ниже яркими пятнами выделялись желто-зеленые осины, белели березовые стволы в черных отметинах, шелестел чуть поблекшей листвой ольшаник. В десяти шагах раскинулся огромный величественный клен, наряженный осенью в багрянец и медь.
Олег остановился: смотреть на все это походя, скользящим взглядом, казалось ему сейчас почти что преступлением.
– Как же здесь… красиво…
– Стоило оно поездки в автобусе? – насмешливо, но незло спросила Марина, протягивая ему огромный кленовый лист, расцвеченный алым с золотыми прожилками.
– Да, – пришлось признать Олегу. – Пожалуй, стоило. Кроме того… общеизвестно, что после долгого пребывания в городе начинаешь ценить свежий воздух природы. Но после такого автобуса этот самый свежий воздух начинаешь ценить еще сильнее.
– Пожалуй, ты прав. Помоги мне собрать листья, только бери те, которые большие, красивые и на длинных черенках.
На этот раз Черканов даже не стал спрашивать, зачем.
Набрав две огромные охапки резных «осколков» осени, они пошли дальше. Марина, не особо деликатничая, сложила листву в пакет, пакет прицепила к поясу и принялась на ходу что-то мастерить. Сначала Олег пытался понять, что именно, потом решил, что, когда придет время, девушка сама скажет.
Чем дальше, тем гуще становился лес по обе стороны узкой дороги-колеи. В какой-то момент стало даже несколько не по себе, и Олег решился все же задать давно мучивший его вопрос:
– А куда мы вообще идем?
– К озеру, – отозвалась Марина, извлекая из пакета очередной кусочек золота в форме листа. – В этом районе вообще много озер, но в основном они куплены, вокруг построены богатые виллы, подведены дороги, лишний лес вырублен, ну и так далее. Уцелело на данный момент всего лишь несколько. И, за исключением того, к которому мы идем, они все совсем в чаще, к ним сложно добраться даже пешком, не говоря уже о том, чтобы ехать на машине или, тем более, флаере.
– А почему цело это озеро?
– Понятия не имею, – честно призналась Велагина. – Я что-то слышала, что здесь пытались и дорогу прокладывать, и лес вырубать, но что-то каждый раз не ладилось – то деньги в самый неподходящий момент заканчивались у компании-подрядчика, то убийство какое-то произошло, из-за которого пришлось всю деятельность свернуть, то ли еще что-то. Местные говорят, дух озера хранит его. Я не очень в это верю, но если так, то духу можно только сказать спасибо – к другим озерам практически не попасть.
– А далеко еще идти?
– Километра два. Мы уже прошли полпути.
Спустя полчаса Марина вдруг свернула с дороги на едва заметную тропинку, а еще через пять минут они вышли к зеркалу, раскинувшемуся у подножия вековых сосен. В идеально ровной глади его отражались зеленые, алые и золотые листья, медные стволы, голубое небо и белые облака, а подойдя совсем близко, Олег взглянул в глаза собственному отражению.
Велагина бросила быстрый взгляд на завороженного зрелищем живой, почти нетронутой природы Черканова, улыбнулась и принялась распаковывать рюкзак.
Костерок пылал жарко и ярко, не бледнея даже при свете усталого осеннего солнца, пронизывающего радужные кроны. В двух шагах истекало соком зажаривающееся на углях мясо, в металлических стаканчиках плескалось красное и белое вино, воздух пах дымом, лесом, водой, травой, осенью и солнечными лучами.
Олег сидел, прислонившись спиной к ровному стволу, смотрел на озерную гладь, вдыхал аромат природы, и ощущал себя идиотски счастливым. Расслабленность, охватившая его тело, и умиротворение, подчинившее себе разум, напоминали о четырнадцати днях лета, проведенных вдали от цивилизации, – как же давно это было… в семьдесят первом. Всего лишь четыре года назад. Неужели?..
Марина, ступая почти неслышно, подошла со спины, но шелест палой листвы под ногами все равно выдал ее приближение. Она легко, невесомо провела ладонью по волосам молодого человека, тихо щелкнула заколка, черные пряди рассыпались по плечам. Через несколько секунд Олега накрыл ворох золота и багрянца. Марина опустилась рядом, села прямо на листья, которые они специально сгребали в кучу – на ее темных волосах красовался такой же огромный венок, пестрящий оттенками желтого, алого и зеленого.
Не думая ровным счетом ни о чем, Олег протянул руку, обнимая девушку за плечи. Она не сделала попытки отстраниться, но и прижиматься не стала, только чуть запрокинула голову, ловя взглядом взгляд.
«Да катись оно все к черту».
Он наклонился – медленно, словно даже воздух изо всех сил сопротивлялся его движению, но и воздух не мог сейчас ему противостоять.
Взгляды, искавшие друг друга много лет, встретились, ждавшие друг друга губы соприкоснулись. У поцелуя был вкус осени, озера, хвои и белого вина…
IV. II
Выбирая лихую дорогу творца
Приготовься, ведь это дорога во Мрак!
Наверное, город сейчас спал. Где-то далеко, за негласной чертой границы, которая разделила жилища людей, имеющих право на существование, и людей, обреченных умереть, спали первые. Вторые не могли позволить себе такой роскоши – спать, когда просыпались и выходили на охоту обитатели трущоб. Хотя бы потому, что они сами были этими охотниками – безжалостными, беспринципными, обреченными.
Где-то неподалеку заливалась отчаянным, срывающимся на визг лаем бродячая псина. Быть может, брехала на проехавший с заглушенными огнями грав, а может, кто-то привязал ее в подвале старого дома на съедение крысам или, возможно, недавно попавший в этот свободный ад человек пытался впервые в жизни убить животное ради собственного пропитания. Через несколько минут собака захлебнулась воем, и на мгновение все стихло, но только на мгновение – потом проступили, ощутились, наполнили мир вокруг все те звуки, которые до того момента перекрывал плачущий лай. Тихий шелест битого камня под подушкой грава, яростная ругань двух подростков, не поделивших бутылку пива, далекий, но все равно очень резкий звук выстрела, протяжный вой, на этот раз человеческий, еще один выстрел – и снова тишина на мгновение.
Зашла за тучу луна, и Стас рискнул поднять голову. Осторожно осмотрелся, прислушался – никого. Тогда он сел на край крыши, в тени, отбрасываемой развалинами мансардного этажа, прислонился спиной к гнилым остаткам некогда огораживавшей край решетки, закурил, прикрывая огонек сигареты ладонью.
Когда жизнь ставит перед тобой цель, которой ты либо достигаешь, либо падаешь на самое дно, оставшись без всего, ты не видишь вокруг себя ничего, кроме этой цели. Каждый вдох, каждую мысль, каждый миг своей жизни посвящаешь ей, рвешься вперед, не думая ни о чем. Потом достигаешь последней черты, прыгаешь вперед, пытаясь ухватить эту цель, как редкую тропическую бабочку за основание крыльев, и внезапно осознаешь, что все позади. Все! Ты достиг цели, ты добился того, к чему стремился и чего желал. И замираешь в растерянности, сжимая бабочку в руке, уже не заботясь о том, чтобы не переломать хрупкие крылышки… Ты не понимаешь, что делать с ней дальше, как с ней дальше жить.
Стас знал, что так бывает, но не подозревал, что так случится с ним. Сначала он не думал, что вернуться окажется настолько сложно, потом – наоборот, не допускал мысли, что Орден примет его вновь, хоть и приложил к тому все усилия. А потом совершенно неожиданно для себя он вновь стал тем, кому доверяла и доверялась небольшая, но сплоченная группа людей, готовых пойти за ним, следовать его идеям. Стас не представлял, как не переломать этой бабочке крылья своим простым незнанием. Несколько дней после памятных шашлыков он провел взаперти в одной из пустовавших комнат детского дома, выходя только на ужин, на котором только молчал над тарелкой, глядя в никуда. В комнате же он занимался четырьмя вещами: курил, работал на выделенном ему ноутбуке, старом, но все еще функционирующем, часами сидел на полу, прижавшись спиной к стене и глядя в одну точку, и еще трижды спал по три-четыре часа каждый раз – больше не получалось почему-то. Он перебирал имеющиеся варианты, изобретал новые, снова перебирал, некоторое, найденное ранее, отбрасывал, перекапывал инфосеть, находил еще что-то, и так по кругу час за часом. К исходу второго дня Стас наконец понял, что подходит не с того конца, и до утра сидел над раскиданными по полу бумагами, исчерканными вдоль и поперек схемами, записями, планами, обведенными и перечеркнутыми вариантами…
Что теперь делать? Не Стасу – Ордену. Так просто решить: будем строить честное и доброе общество, где все будут вежливы друг с другом, все будут заниматься полезным и любимым делом, каждый будет получать от жизни удовольствие, и еще будет, будет, будет… Так просто решить, так сложно понять: каким образом построить этот рай на Терре? Детские дома, работа с подрастающим поколением, благотворительно-просветительские вечера, и все такое прочее – это очень хорошо, это прекрасно, но как же этого мало! Для самого начала – да, подходило идеально: проверить свои силы и убеждения, отсеять непригодных, утвердиться в правильности принятого решения, увидеть воочию результаты работы. К сожалению, для дальнейшего развития Ордена это даже не основа – это исключительно опыт, и не более. Нужно что-то другое. Но что?
Нужна возможность что-то менять. Кто они такие, аарн из Ордена на Терре? Никто. Студенты, начинающие психологи, юристы, врачи, пиарщики, айтишники, пока что способные только заработать себе на жизнь и помочь одновременно с тем сотне детишек в детском доме. Но разве от них зависит хоть что-то, что могло бы изменить жизнь миллионов людей? Конечно же, нет. Они не в силах даже повлиять на утверждаемые прямо сейчас, в эту самую минуту законопроекты, которые уже через месяц станут полновесными законами, приказывающими, к примеру, убивать стариков, неспособных оплатить свое право на жизнь, или инвалидов, невзирая на то что некоторые из этих инвалидов потеряли здоровье на службе своей стране.
Нужна власть. Идти в политику? Заманчивый был бы вариант, будь Стас готов рисковать кем-либо из аарн. Он нашел немало информации по этому поводу: полные идей, энтузиазма, сил и желания что-то изменить молодые люди собирали свои партии, находили сторонников и финансирование, представляли проекты, начинали их реализовывать, получали голоса на выборах, даже проходили в городской Совет. Но всегда все заканчивалось по одному из обкатанных за несколько десятков лет сценарию: либо, почувствовав вкус власти, руководство партии постепенно скатывалось до уровня своих коллег, становясь очередным куском политической помойки, грызущейся за каждый кусочек бюджета страны, за каждый рычаг влияния, за каждую возможность ухватить себе еще немножко власти и денег, либо же партия быстро и незаметно исчезала с политического горизонта, оставив в память о себе только заголовки в нескольких газетах – «трагически погиб», «несчастный случай», «скончался от болезни», – ну, или же вдруг всплывала какая-то кошмарная и шокирующая «правда» о руководителях партии, которые внезапно оказывались педофилами, убийцами, террористами. Нет, Стас совершенно не хотел подвергать своих людей такой опасности и такому соблазну. Быть может, сам он и пошел бы, но человек без прошлого – слишком лакомая добыча для конкурентов и слишком плохая рекомендация для молодой политической партии. Нужно что-то другое.
Еще один вариант приобретения достаточной власти – деньги, причем большие деньги. Даже не приказ, всего лишь просьба директора Санкт-Петербургской Строительной Компании зачастую весила не меньше требования лидера небольшой политической партии, а уж прямо высказанное желание главы корпорации «Россия» – в которую, к слову, входила и СПСК – могло быть приравненным к приказу министра. Но такие деньги не заработать честным трудом… вернее, заработать-то можно, если тщательно изучить все, касающееся управления и рационализации производства, выбрать перспективную отрасль, найти действительно хороших специалистов, грамотно выстроить имидж и политику компании, вовремя найти покровителей и вовремя от них избавиться, а главное – иметь солидный стартовый капитал. Который, опять-таки, можно заработать честным трудом, но за много лет отказа от всех радостей жизни. Сам Стас на это готов был пойти, но считал себя не вправе приказывать следовать его примеру остальных. Кроме того, теряемого на зарабатывание этого стартового капитала времени было очень жаль. Нет, и это не подходит. Нужно найти другой способ получить власть… или же другой подход к добыванию стартового капитала.
Еще три дня Стас искал, как молодой, здоровый и крепкий молодой человек, не имеющий специального образования, но готовый учиться и работать в любых условиях, может заработать за несколько лет большие деньги легальным способом. И на четвертый день он нашел. Нашел – и тут же столкнулся с очередным непреодолимым препятствием. На этот раз – в лице непосредственно Ордена, который черта с два отпустит вновь обретенного «Командора» на два с половиной года неизвестно куда. Или не таким уж и непреодолимым? Да к черту! Это нужно уже не Стасу, это нужно Ордену! Узнают тогда, когда уже поздно будет что-то менять. Так лучше всего.
Приняв решение, Ветровский почувствовал себя так, будто бы до сих пор у него на шее висела чугунная гиря, а теперь кто-то вдруг взял и снял ее. Он прекратил свое добровольное отшельничество. В конце концов, оставалось не так много времени и его требовалось потратить с максимальным КПД. И прежде всего – связаться с Костой. Тогда, весной семьдесят третьего, крылатый сказал, что, когда Стас вернется, он сам его найдет, однако молодой человек приехал в Питер больше половины месяца назад, а Коста так и не появился. Конечно, за два с половиной года могло случиться все, что угодно, но Стас гнал от себя эти мысли, пока не сообразил, что за эти самые две недели он почти не показывался нигде, проведя несколько дней у Алфеева, а потом неделю с лишним безвылазно просидев в своей комнате в детдоме. Посмеявшись над собой, Ветровский отправился в город. Несколько часов бродил по улицам и проспектам, набережным и мостам, иногда останавливаясь у памятных мест, потом, подустав, сел в метропоезд, заснул, вышел на конечной станции…
И с высоты станции увидел незримую границу между Питером и трущобами. Поезд улетел обратно в сторону центра, а Стас все стоял у металлического поручня и сквозь бронированное стекло смотрел в мир, когда-то давно, кажется, в прошлой жизни, бывший и его миром.
Хотелось курить, и молодой человек направился к лифтам, потом передумал и спустился по лестнице – медленно, словно борясь с самим собой за каждый сделанный шаг. Спустя десять минут он был уже на улице, вдыхал густой, пропитанный запахами газа и гари туман, подставлял голову мелкому, грязному дождику и всем собою ощущал сжимающиеся объятия ностальгии…
Он опомнился лишь тогда, когда старые, обшарпанные, местами покосившиеся, но все-таки еще жилые дома остались позади, а перед ним, за серой полосой бывшей автомагистрали, мрачно громоздились руины заброшенного завода, словно бы предупреждающие всем своим видом – не ходи сюда, чужак, тебе здесь не рады! Стас замер, пытаясь вспомнить, что он знал когда-то про зону этого завода, а в следующее мгновение прожектор полицейского флаера ударил по глазам, ослепляя, и из динамика прогремело:
– Стоять! Руки за голову, не двигаться!
Инстинкты сработали прежде, чем Ветровский вспомнил, что он – законопослушный гражданин, имеющий чип и пластиковую карточку, удостоверяющую личность, и максимум, что ему грозит – несколько неприятных минут, пока полицейские не проверят его документы. Все это он осознавал, уже бросившись зигзагом через полосу автомагистрали. Ударила по асфальту пуля, за ней еще одна, распорол воздух выпущенный из плазмера заряд, а Стек уже распластался в прыжке, отчаянно надеясь, что сейчас его не зацепят. Через секунду он приземлился, больно ударившись плечом, перекатился через голову, замер за вывороченным из земли огромным обломком бетона, вжался в серую пыль, пытаясь слиться с ней. Он помнил, что пограничные полицейские патрули никогда не искали тех, кто ломился в трущобы, гораздо больше уделяя внимание тем, кто пытался из трущоб выйти.
Спустя несколько минут свет погас, зашуршали обломки асфальта под подушкой патрульного грава, но Стек выждал для верности еще почти четверть часа и только потом рискнул осторожно высунуться.
Полицейские и правда ушли, но возвращаться в «цивилизованную» часть здесь было слишком рискованно: одно дело – заблудившийся гражданин, просящий у стражей порядка помощи и охотно предъявляющий к досмотру чип, карточку, вещи, и совсем другое – когда такой удивительно сговорчивый гражданин вылезает из трущоб ровно там, где с полчаса назад скрылся некий человек, оказавший сопротивление полицейским. Значит, придется провести несколько часов здесь и желательно за это время пройти к месту дежурства какого-нибудь другого патруля.
Выключив тихо игравшую в аудиосенсорах музыку – не то место, чтобы позволять собственному слуху отвлекаться на что-либо, – Стек проверил карманы. Ничего, способного послужить оружием в случае возникновения конфликта, не нашлось, только документы, сигареты и мобил, который был тут же отключен и убран во внутренний карман куртки. Ну что ж… придется ориентироваться по ситуации. В конце концов, нарываться на драку в любом случае не входило в его планы.
Внимательно оглядываясь по сторонам, Стек направился в глубь Свободного города – в этом районе граница трущоб делала изгиб вдоль автомагистрали, и проще было пройти насквозь, чем прятаться от прожекторов полиции у самого шоссе.
Минут пятнадцать он шел быстрым, но экономным шагом, каждую секунду ожидая нападения или какого-нибудь другого подвоха, но время шло, а Свободный город вокруг оставался спокоен. Немного расслабившись, Стас перестал следить за дорогой, частью себя отдавшись воспоминаниям. Где-то здесь он познакомился с Сивым и Тайгером, а вот за тем перевернутым автобусом они с Ниндзей – кстати, интересно, как там она? – прятались от банды Кривого… Трущобы не менялись, оставаясь такими же, как и прежде, и сейчас молодой человек совершенно не ощущал, что прошли долгие пять лет, наполненные событиями, всякий раз менявшими его жизнь. Вениамин Андреевич, отказ от наркотиков, поступление в институт, первые друзья и первые «мирные» враги, первая женщина и ее смерть, почти стершиеся из памяти, но почему-то воспрянувшие сейчас… Гибель приемного отца, боль и ненависть, поддержка соорденцев, первый благотворительный вечер, первая улыбка замкнутого, озлобленного детдомовца, Катя Годзальская и портрет крылатого убийцы, «самоубийство» хорошего парня Кирилла Бекасова, похороны и знакомство с Лешей, сумасшедшая мгновенная схватка у фонтана, лето, наполненное страхом и заботой о едва не сходящем с ума друге, долгая и спокойная осень, холодная зима и ударившая в спину неожиданным арестом и жутким обвинением весна… Суд, трагедия, случившаяся с Аликом по его вине, визит Канорова, ссора, появление Леши на суде – удар, выбивающий почву из-под ног куда надежнее нависших обвинений. Корпорация, первое убийство и первое наказание, принятое за миг до того, как он готов был сдаться, решение не сдаваться никогда, зарождающаяся дружба с Игорем, побег, весенний лес, деревня…
Стек тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Да, прошло пять лет, и он снова здесь – но на сей раз как случайный гость, и он не позволит трущобам вновь пустить корни в его душе. Свобода этого города – не его свобода и никогда не станет таковой.
Вышедшая из-за туч луна высветила контуры почти что целого здания – ни о чем не думая, Стек вошел в разверстую пасть скалящегося обломками лестницы дверного проема, осторожно и беззвучно ступая, поднялся на крышу. В последний момент сообразил, что яркий свет ночного солнца делает его идеальной мишенью, привлекающей к себе слишком много ненужного внимания, отступил в тень, пригибаясь к покрытому толстым слоем пыли бетонному полу. Наконец почти полная луна вновь скрылась за облаком, похоже – надолго. Стек поднял голову, осторожно осмотрелся, прислушался – никого. Тогда он сел на край крыши, в тени, отбрасываемой развалинами мансардного этажа, прислонился спиной к гнилым остаткам некогда огораживавшей край решетки, закурил, прикрывая огонек сигареты ладонью.
Принятое решение не давало покоя. Сможет ли он, справится ли? Слишком сложно, слишком опасно, а ведь ставка в этой игре – ни много ни мало, его собственная жизнь. Но другого варианта нет. И пусть слишком много «против», слишком мало «за» – но эти немногочисленные «за» с лихвой перевешивают десятки «против». Значит, так и будет. Главное – правильно подготовить себя.
Занятый своими мыслями, Стек не заметил приближающуюся опасность. Только тогда, когда отступать было уже поздно, он расслышал чужое дыхание, скрип обломков бетона под толстыми подошвами тяжелых ботинок, почуял запах жажды наживы. Вскочил, резко оборачиваясь.
В лишенном двери проеме стояли четверо. Совсем юные, даже старшему не исполнилось и шестнадцати, но уже превратившиеся в шакалов, пусть и трусливых, но хитрых и злых.
Стас, наверное, попытался бы решить дело миром, даже зная, что шансов нет. Стек не раздумывал – шакалы трусливы и сильны лишь тогда, когда нападают скопом, когда чувствуют за собой существенный перевес. Они способны выйти впятером против одного, но даже один может дать им отпор, если покажет собственную силу и не проявит страха. Стек сам едва не стал одним из таких шакалов, он знал их повадки и их слабости, и потому Стек бросился вперед.
Неожиданность – первый козырь. Шакалы ждали, что жертва будет бояться, они были готовы, что жертва попытается оказать сопротивление, но скорее станет просить о пощаде, но шакалы даже не допускали мысли, что жертва оскалится, демонстрируя клыки охотника, и нападет первой, на полную используя фактор внезапности.
Парень, стоявший ближе всех, получил первый удар – не мудрствуя, Стек пробил в пах и тут же обернулся к следующему. Перехватил правую кисть, сжал, выворачивая – неправильно удерживаемый нож со звоном упал на бетон, а Стек уже дожимал, вынуждая противника продолжать начатое движение. Осталось только подставить колено, и второй шакал упал в пыль, взвыв от боли в вывернутом запястье. Свистнула цепь, рассекая воздух в опасной близости от лица Стека, он пригнулся, мазнув рукой по полу, отпрыгнул в сторону, вновь наклонился, сгребая горсть пыли и каменного крошева, не глядя, швырнул в глаза противнику…
Им хватило. Четвертый не стал даже пытаться нападать – матерясь, ринулся к лестнице, оступился, покатился по ступенькам, не прекращая орать, за ним бросился обладатель цепи, пытаясь на бегу выцарапать из глаз песок, согнувшись, уковылял самый первый, а второму пришлось задать ускорение пинком. Не прошло и минуты, как Стек снова остался на крыше один.
– Терпимо, – прозвучал знакомый голос. – Но будь они самую малость смелее – ты бы не вышел из трущоб.
Вновь вышедшая луна бледными всполохами заиграла на поверхности стальных перьев. Коста стоял у края крыши, белесый свет высвечивал контуры чуть разведенных крыльев, окрашивал сединой падающие на грудь пряди темных волос.
Стек не смог сдержать ликующей улыбки. Он не понимал, когда слепая, не рассуждающая ненависть превратилась во что-то вроде симпатии или даже дружеской привязанности, да и не хотел понимать.
– Я рад тебя видеть, – искренне сказал он.
Крылатый чуть склонил голову набок, окинул визави пристальным взглядом.
– Взаимно. Я знал, что ты вернешься.
– А я в какой-то момент думал, что не вернусь.
– Такие, как ты, всегда возвращаются. Если выживают. А ты должен был выжить, – сказал Коста и тут же, без перехода, спросил: – Что будешь делать дальше?
– То же, что и раньше – строить Орден, – пожал плечами Стек. – Только по-другому. И мне нужна твоя помощь.
– В чем?
– Во-первых, я не знаю, как и где искать моих бывших сокамерников.
– Вот номера их мобилов и адреса электронной почты, – он протянул сложенный в несколько раз листок бумаги. – Это не проблема. Что еще?
Стек поблагодарил, спрятал листок в карман. Замялся, пытаясь сформулировать свою просьбу так, чтобы крылатый одновременно и понял его правильно, и при этом не стал бы отговаривать. Достал очередную сигарету, щелкнул зажигалкой. Попросить, не рассказывая, зачем – не представлялось возможным. Придется объяснять, причем с начала.
– Чтобы выжить в этом мире и получить возможность реально что-то менять, необходима власть. А власть – это либо политика, либо деньги. Есть еще множество побочных вариантов, но все они проистекают от одного из первых двух. Я не хочу рисковать своими, вынуждая их лезть в политику. Так что Ордену нужны деньги, и деньги немалые. Причем не через двадцать лет, а в ближайшие года три хотя бы. Я нашел один вариант, но… без должной подготовки мне не то что не заработать, но даже и не выжить.
– Рассказывай, – спокойно сказал Коста. Темные глаза внимательно наблюдали за собеседником, не оставляя без внимания ни единого жеста, ни одной отображающейся на лице эмоции.
Собравшись с силами, Стек начал рассказывать. С самого начала, не упуская ни одной мало-мальски важной подробности, ни одного из обдуманных и отвергнутых вариантов. По мере его рассказа взгляд крылатого, обычно спокойный и даже несколько отрешенный, становился все тяжелее, а бесстрастное лицо – мрачнее.
– Ты понимаешь, на что подписываешься? – негромко спросил он, когда Стек наконец замолчал.
– Да, – кивнул парень, в очередной раз прикуривая.
Он не успел даже заметить движения – крыло ударило по кисти, выбивая сигарету.
– Самонадеянный маленький идиот, – холодно, чеканя слова, проговорил Коста. – Ты даже в страшном сне себе не смог бы этого представить. Ты знаешь, каково смотреть в глаза смерти даже не каждый день – каждую секунду? Знаешь, как кричит раненый человек, которого ты не смог убить одним ударом и теперь должен добивать? Знаешь, как воняет дерьмом от распоротого живота?
С каждым «знаешь» он делал шаг, приближаясь к Стеку, с каждым «знаешь» в его глазах вспыхивали кажущиеся дьявольскими искры, с каждым «знаешь» сердце пропускало один удар, но в то же время с каждым «знаешь» росла решимость юноши поступить именно так, как он решил.
– Мне сложно однозначно ответить на твой вопрос, – сказал он, с трудом удерживаясь, чтобы не отвести взгляд. – Я знаю, каково смотреть в глаза смерти, пусть даже и не каждую секунду. Я знаю, как кричит человек, получивший очередь из автомата в живот, и знаю, как становится страшно, когда после сухого щелчка он замолкает – навсегда, потому что полицейским надоело слушать его вой. А этот человек – он был не врагом, и даже не каким-то абстрактным парнем, он был моим близким приятелем. Я не знаю, как воняет от распоротых кишок, но зато я знаю, как остаться человеком, будучи погребенным по самые уши в выгребной яме. Я многого не знаю, очень многого, и я это понимаю. Но не надо считать меня тепличным растением, беззаботным студентом или кем там еще. Я знаю, что я представить себе не могу всего того, о чем ты говоришь, – в том ракурсе, о котором ты говоришь. Потому я и прошу тебя о помощи.
Его голос, срывающийся в начале речи, к концу ее окреп и приобрел странно сочетающуюся со стальной уверенностью горячность.
Коста отступил.
– Неужели ты хочешь стать такой же тварью, как я? – тихо, спокойно спросил он. Но Стек прекрасно чувствовал горечь за этим напускным спокойствием.
– Я гордился бы, если мог стать таким, какой ты сейчас, – уверенно ответил молодой человек. – Что бы там ни было в прошлом…
– Если ты хочешь, чтобы я тебе помог – ни слова о моем прошлом, – оборвал его крылатый. – Я не желаю слышать об этом от тебя и не желаю помнить, что ты это знаешь.
– Как скажешь.
– Теперь о деле. То, что ты придумал, – бред. У тебя нет ни подготовки, ни времени на нее, ни связей. Тебя просто пустят на мясо. Запомни это хорошенько и поищи другие варианты. Если же не найдешь… Послезавтра к тебе придет курьер, принесет пакет. В пакете будет чип. Изучи информацию, прочитай все, просмотри видео. Подумай еще десять раз. Если не хватит ума передумать – приходи в понедельник к семи утра по адресу, который найдешь на том же чипе. Я буду ждать тебя ровно пять минут.
Стек хотел сказать «спасибо», но не успел – резко развернувшись, Коста шагнул с крыши семиэтажного дома, в падении расправляя крылья и исчезая в ночной тьме.
IV. III
Каждый имеет право на счастье —
Хромой, слепой, заплутавший и злой.
Ему всегда нравились именно такие женщины: уверенные, властные, циничные, представления не имеющие о всяческих сантиментах, свойственных обычным самкам человека. Он ненавидел мамаш с детьми, способных говорить только о своей ненаглядной крошке, визжащей из коляски, ненавидел гламурных дур, часами треплющихся о косметике и клубах, ненавидел уродливых недотрог в очках, сутками зубрящих свои конспектики, ненавидел заносчивых «золотых» девочек с папиными деньгами, ненавидел шумных и крикливых «пацанок», корчащих из себя не пойми что… словом, он ненавидел женщин – за исключением некоторых. Таких, как, например, та, что сидела сейчас напротив него. Безжалостная, умная, уверенная стерва. Власть, деньги, достижение цели – вот и все, что ее интересует.
– Вот список препаратов, которые мы можем предложить по обоим пунктам нашей договоренности. В таблице вы найдете основную информацию: название, описание, тип воздействия, скорость действия, стоимость, время изготовления партии.
Холеные руки, аккуратный неброский макияж, платиновое кольцо с рубинами – смотрится просто и элегантно, стоит примерно столько же, сколько новый флаер не самой дешевой марки.
– В данный момент меня интересуют долговременные препараты. Мне нужны подробности.
– Технические или общие?
– Общие. Я очень поверхностно разбираюсь в химии и медицине, этими деталями будут заниматься другие люди.
– Хорошо. Есть три варианта, для удобства мы означили их «альфа», «бета» и «гамма». Альфа – самое сильное и надежное средство: принявший его однажды пациент получает гарантию результата. Сам результат достигается примерно через пять суток. Бета – сложнее, необходим прием в течение нескольких дней – в случае единовременного принятия всей дозы высока вероятность немедленного летального исхода. Результат – спустя месяц. Гамма, на мой взгляд, лучший из вариантов. Достаточно одного приема минимальной дозы препарата, чтобы обеспечить результат.
– Достижение результата?
– По-разному. От недели до двух месяцев, в зависимости от изначального состояния организма. Пациент, имеющий проблемы с сердцем, язву желудка и больные почки, достигнет…
– Черт, да говорите же вы нормально! – не выдержала Кира. – Вы знаете, о чем речь, я знаю, о чем речь, так зачем нужны эти «пациенты», «результаты» и прочее?
– Как скажете. Человек, имеющий проблемы с сердцем, язву желудка и больные почки, получит осложнения на весь комплекс в течение недели, умрет примерно на десятый день. Причина смерти будет совершенно естественной. Полностью здоровый человек в течение месяца заработает тахикардию и аритмию, а также сильнейшую гипертонию, носящую приступообразный характер: в спокойном состоянии тонометр покажет идеальное давление, но при малейшем эмоциональном напряжении давление подскочит до двухсот. Еще от силы месяц – и гипертонический криз, сердечный приступ, труп.
– А как будут выглядеть смерти от первых двух ядов?
Читать бесплатно другие книги:
