Хозяин зеркал Зонис Юлия
– Подожди. Твоего дядю звали Родриком?
– Да. Родрик О’Сулливон. В честь одного нашего предка.
– И что же с ним приключилось? Не с предком, в смысле, а с дядей.
– Его застрелил дядя Поджер… дядя Джейкоба. У нас с ними вендетта. Вендетта – это когда…
– Я знаю, что такое вендетта, – перебила Госпожа. – Да. Чертовски волнительная история. Вы прям Ромео и Джульетта…
– Кто?
– Не важно. – Госпожа задумчиво почесывала чубуком трубки за ухом, что-то, видимо, соображая. – «Когда осколки неба падут…» – бормотала она. – Ну, это, допустим, про Химмэльсфэльзен. «Когда Трое сменят Одну» – это понятно. «Когда отец сына… А сын отца…» Кровосмешение какое-то. «Когда любовь станет льдом…»
При этих словах Госпожа уставилась на Герду, и было в ее взгляде что-то такое, от чего девушка беспокойно поежилась. Чтобы справиться с неловкостью, Герда спросила:
– Как вы думаете, Пророчество – это про что?
Госпожа сморщила точеный носик.
– Ариман его знает… может, еще Маяк, но он нам вряд ли уже что-то расскажет. Василиски считали это важным… Даже стенку изукрасили… – Присев на корточки, Госпожа W чубуком трубки вывела на снегу несколько букв.
Герда присмотрелась: «PWRFL».
– Powerful?
Госпожа рассеянно на нее оглянулась:
– Имя Аримана. Могущественный. Пять букв. А у Кея, даже если он напряжется, всего четыре. Пять кроет четверку, как страус воробьиху… Понятно, что Кей хочет союза. Но последней буквы у него нет. У нас, впрочем, тоже… – На губах Госпожи появилась неприятная улыбка: – Он говорит, что в захваченных Ариманом Кругах нет ничего живого. Только огонь.
Герда взволнованно сжала руки.
– Тогда надо ему… Ариману этому… помешать!
Улыбка сделалась еще неприятнее:
– Кей и пытается… из чистого альтруизма, надо полагать. Впрочем, без последней буквы ни мы, ни он ничего не сделаем. Статус кво. Видимо, до тех пор, пока любовь не станет льдом.
– Разве любовь может стать льдом? – удивилась Герда.
Госпожа вскочила, стерла подошвой буквы и непонятно ответила:
– Тебе лучше знать. – Задрав голову, она взглянула на солнце и сощурилась: – Но уже не в этом году. Оттепель. Скоро совсем теплынь настанет. Весна – время для любви и революций. Самое жаркое времечко!
Выдав эту загадочную фразу, Госпожа W воткнула трубку в уголок скорбно поджатых губ статуи, с удовлетворением обозрела свой шедевр и направилась в дом. Герда осталась стоять одна в ярком искрящемся свете. «Когда любовь станет льдом»? Она снова поежилась, хотя Госпожа была права: начиналась оттепель, и с сосулек на крыше особняка уже срывались тяжелые звонкие капли.
Госпожа W нынче утром была не в духе. Это объяснялось тем, что весело начавшаяся ночка кончилась довольно паскудно.
Когда они с Кеем покинули зоопарк, Госпоже вздумалось порадовать возлюбленного похабными армейскими частушками. Хотя частушки она распевала с некоторыми купюрами, текст отчего-то звучал еще похабнее:
- Как-то раз легионер
- Прищемил щитом свой… НОС!
- И с тех пор легионера
- Все зовут Герой-без-НОСА!
- Карфагенец Ганнибал
- Много баб… ПЕРЕВИДАЛ!
- Но однажды Ганнибалу
- Сципион обрил… ЛИЦО!
Исполнение пользовалось большим успехом. Голос Госпожи в теперешнем ее состоянии походил на резкий мальчишеский дискант. Слова дробно отскакивали от стен. Распахивались окна и форточки. Разбуженные обыватели в знак восхищения швыряли парочке цветы (как правило, вместе с вазонами), а один раз отметили выступление даже полным ночным горшком. Кей ловко уворачивался, до тех пор пока ночной горшок не грянулся о мостовую и не расплескал по снегу свое содержимое. Тут Госпожа решила оживить процесс. Забыв о поврежденной ноге, она спрыгнула на землю и принялась выворачивать из мостовой булыжники. Вывернутые булыжники Госпожа отправляла в окна, и к мелодичным частушкам (пения исполнительница так и не прервала) добавился звон бьющихся стекол. В общем, сплошная веселуха!
К сожалению, на Центральной площади любителей пения уже ожидали. У кое-как закрытой досками дыры, оставшейся на месте фонтана, топтались два Стальных Стража и инспектор Петерсен. Петерсена временно назначили на должность полицмейстера, и новым обязанностям он совсем не радовался – в управлении должность уже откровенно называли проклятой.
Когда парочка вынырнула из переулка, Стальные Стражи и инспектор двинулись навстречу.
– Франсуа Бонжу по указанному адресу не обнаружен! – гулко отрапортовал один из Стражей.
Второй тупо пялился пустыми глазницами шлема. Инспектор переминался с ноги на ногу и выглядел озабоченным.
– И что? – окрысилась Госпожа W, мгновенно, впрочем, превратившаяся в Господина W. – До утра с этим нельзя было подождать?
– Никак нет, ваше высокопревосходительство, – выдохнул инспектор. – Франсуа Бонжу не обнаружен на Котельной набережной, но обнаружен в другом месте и в таком состоянии, что я счел необходимым…
– Ладно, – кисло ответило начальство. – Показывайте.
Храм Праведных-во-Гневе был оцеплен полицией, дабы не тревожить обывателей. Но те уже встревожились, уже неведомым образом проведали о случившемся и теперь толпились в отдалении.
Как выяснилось, часам к двум ночи один из жителей слободки выбрался из дому по каким-то своим темным делам. Проходя мимо Храма, он заметил открытую дверь. Жители слободки издревле славились любознательностью. Вот и ночной прохожий не смог побороть искушения и заглянул внутрь. Внутри он обнаружил статую ангела Ориэля с гостеприимно задранным крылом. Будучи не только любознательным, но и весьма сообразительным, посетитель Храма подпер крыло кирпичами и обломками балок и лишь затем продолжил свои изыскания. Запалив масляный светильник, который предусмотрительно прихватил для темных дел, человек нырнул под крыло и спустился по узкой лесенке. То, что он обнаружил внизу, привело любознательного жителя слободки в полный восторг. Восторг его был сравним рзве что с восторгом кладоискателя, после долгих лет поисков откопавшего наконец сундук с сокровищами. Человек занялся делом. Дело это, если отбросить красивости, можно определить как ограбление трупов.
Через час или два усердной работы находчивый человек сообразил, что одному ему не справиться. Можно было, конечно, растянуть предприятие на несколько ночей, но трупы к тому времени уже стали бы пованивать. Вздохнув, мародер выбрался на поверхность и решился доверить свой секрет нескольким особенно близким друзьям. К сожалению, на этом его везение и кончилось. Друзья, хотя и близкие, не сошлись во мнениях по основному пункту, а именно в том, сколько и кому достанется. Дело закончилось потасовкой, и один из друзей, джентльмен особенно подлого нрава – или особенно хрупкого телосложения, что не способствовало в справедливом разделе богатств – не поленился протащиться через весь город в полицейское управление и разбудить клевавшего носом дежурного.
Доброхота на всякий случай арестовали, однако слух о находке успел просочиться. Не помогло сохранению секретности и то, что разбуженный посреди ночи инспектор Петерсен велел немедленно выслать к Храму полицейский наряд. Полиция выстроилась цепочкой вокруг здания, а за мундирами и киверами оцепления колыхалось темное людское море. Толпа зевак затопила Ржавый рынок, так что паромобиль Господина W, вызванный по такому случаю из гаража, громко сигналил и мигал фарами, пробивая дорогу к Храму. В конце концов машина миновала полицейский кордон. Кей, Господин W и инспектор выгрузились и прошли в Храм.
Внизу, в подземном зале, уже вовсю орудовали ведомственные фотографы. То и дело сверкали магниевые вспышки. В этом заревом освещении зал выглядел полем древней и кровопролитной битвы. Господин W, перешагивая через трупы, мечтательно говорил:
– Не хватает волков и воронов. Вот за что не любил Подземные Войны. Без трупоедов поле боя совсем не то.
Налетевший из туннеля сквозняк раздул его плащ, и на мгновение Кею представилась ровная и голая равнина, усыпанная телами. В низких облаках над равниной вспыхивали зарницы, и кружились в их свете вороны, а волки хищно скользили внизу и трапезовали мертвецами. Кей передернул плечами, отгоняя морок.
– Кончай мечтать. Лучше взгляни сюда.
Отняв у ближайшего полицейского фонарь, он осветил колонну, перед которой валялся покойный Франсуа Бонжу. Перстень с петушьей головой кладоискатели успели прибрать, хотя след кольца четко виднелся на пальце. Да и мантия, кроваво-красная, в отличие от темных одежд остальных покойников, привлекала внимание. Однако смотрел Кей не на мантию. Он указывал на колонну, мрамор которой разъела одна-единственная черная капля.
– Это то, что я думаю?
Господин W подошел, всмотрелся и сплюнул. Подняв свой фонарь, он провел лучом по известковым стенам пещеры. Луч скользнул, дрогнул и вернулся обратно, чтобы осветить неровную надпись. Кровь, которой она была сделана, уже успела побуреть.
Воин стремительно пересек зал и остановился там, где стену пятнали слова.
– «Когда сын напоит кровью отца…» Обалдеть. Что у вас тут за дела с отцами и кровью?
Кей, к которому обращался Господин W, что-то неопределенно промычал в ответ.
– Несчастный не стал бы тратить последние силы на бессмысленную писанину, – объявил нарисовавшийся рядом инспектор. – В этих словах несомненно кроется ключ к происшедшему.
– Ключ, – задумчиво повторил Господин W. – Ключ, говорите?
Кей развернулся и быстро зашагал к лестнице. Поколебавшись, Господин W двинулся следом. Тему отцов и крови они до утра больше не обсуждали.
Взлетев на третий этаж и распахнув дверь рабочего кабинета, Госпожа застала Кея за довольно странным занятием. Сидя на широком подоконнике, молодой человек беседовал с пугалом. Если уточнить, это была только голова пугала в широкополой шляпе с бубенчиками.
– …должен что-то помнить, – говорил Кей.
Бубенчики звякнули.
– Двенадцать лет у этого кровососа, и ничего?
В звоне бубенчиков Госпоже послышались утверждение и нотки негодования.
– Я знаю, как это работает. И все же откуда он узнал про Пророчество? Он ведь не из Долины…
«Дзинь-дзинь».
Тут терпение Госпожи W лопнуло, и она громко высказалась:
– У вас что, сезон весеннего помешательства? Твоя рыжая разыскивает Джейкоба, ты общаешься с чучелом…
– С Пугалом, – уточнил Кей, оборачиваясь. – Пытаюсь выяснить что-нибудь о Бонжу.
– А-а, это тот голем. Ну и как, выяснил?
– Он ничего не помнит.
– Почему меня это не удивляет? – саркастически усмехнулась Госпожа. Она уселась на стол, закинув ногу на ногу – при этом из-под рубашки высунулось голое смуглое колено. Солнечные пятна побежали по плечам девушки, но лицо ее оставалось в тени. – Ты, к примеру, забыл уточнить, что у тебя всего лишь два зеркала.
– Я над этим работаю…
– Сказал скорняк кунице, обдирая с нее шкурку. Как насчет пятой строки вашего знаменитого Пророчества? Девчонку ты прикормил затем, чтобы обратить ее в лед?
– Оставь Герду в покое, – процедил Кей.
– Вот как? С каких это пор ты сделался так заботлив?
– Ты что, ревнуешь?
Госпожа фыркнула:
– Ревную? К ней? Ариман упаси. Если бы я ревновала, твоя рыжая и дня бы не прожила. Нет, я просто достаточно хорошо тебя знаю, милый… – Госпожа развернулась к окну. Глаза ее не щурились от яркого света, а на губах играла все та же неприятная улыбка. – Достаточно хорошо, чтобы понять: ты ничего не делаешь просто так, из широты душевной. Если возишься с девкой, значит, она тебе зачем-то нужна. Не расскажешь ли, зачем?
Кей отставил Пугало в сторону и соскочил с подоконника. Сделав два шага, он оказался рядом с Госпожой.
– Пару дней назад я сказал, что знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять: ты не просто так со мной. Я был прав?
Госпожа, откинув голову, всмотрелась в лицо Кея.
– А у Джейкоба какого цвета были глаза? – неожиданно спросила она.
– Серые.
– Серые? Иногда я жалею, что у тебя не серые. Серые глаза не умеют лгать. Если человек лжет, они темнеют. Если ненавидит, светлеют.
– А если любит?
Девушка отодвинулась и сердито буркнула:
– Какая разница? У тебя-то все равно не серые.
Кей отвернулся к окну. Несколько минут в комнате царило молчание, лишь Пугало бормотал что-то себе под нос, еле слышно звеня бубенцами.
Затем Кей сказал:
– Я, возможно, улечу из Города на несколько дней. Фрост заменит меня на заводе.
– Куда направляешься, если не секрет?
– В Долину. Надо кое-что прояснить. И Герду с собой прихвачу – может, дома ей станет лучше.
– Отлично.
– Отлично.
– Долгие проводы – лишние слезы, – заявила Госпожа, соскакивая со стола. – Мне тоже надо кое-что прояснить. А еще отловить R, пока он не натворил делов. Так что до встречи.
Она уже подходила к двери, когда Кей негромко спросил:
– Что там было с крысами?
Девушка круто развернулась на каблуках:
– С какими еще крысами?
– Герда говорила, что в дуэльный зал хлынули крысы и стали пожирать все вокруг.
Госпожа хмыкнула:
– Герда твоя и раньше была блаженненькой, а теперь совсем ку-ку. Ей впору уже веночки плести и в волны швырять.
– А все же?
– Не было никаких крыс! – крикнула Госпожа и выскочила из комнаты, хлопнув на прощание дверью.
Кей остался один. Некоторое время он стоял у окна и следил за тем, как к крыльцу подъезжает низкий черный паромобиль и как Господин W – сменивший уже рубашку на фельдмаршальский мундир – усаживается в машину. Машина сорвалась с места, выбросила из-под колес комья грязи и вырулила на проспект.
Пугало вопросительно брякнул бубенцами.
– Да, – ответил Кей. – Да.
Пугало снова что-то спросил.
– Нет, – покачал головой Кей. – Ей я этого не говорил.
Глава 13
Брат и сестра
Они летели над горами три дня, а Долины все не было. Снежные волки бежали едва-едва, высунув языки, упряжка то и дело ухала в воздушные ямы. От этого желудок Герды проваливался куда-то вниз, а в ушах противно и тонко звенело.
Три дня назад они стояли на верхней площадке Смотровой башни. Сани, запряженные снежными волками, дожидались седоков. Кей накинул на плечи Герды тяжелую медвежью доху, а на лоб девушки опустил капюшон, отделанный мехом росомахи.
– Держись крепче!
– Мы точно успеем к возвращению Иенса?
Не ответив, Кей хлестнул волков кнутом, и упряжка взвилась в воздух. Герда вскрикнула, потому что Город съежился и упал. Холодный ветер ударил в лицо, так что говорить сделалось невозможно – оставалось лишь крепче вжиматься в доху и удерживать обеими руками капюшон.
Когда Герда снова решилась оглянуться, Города уже не было видно. Его затянуло желто-серое марево – дымы заводов и пар, поднимающийся от каналов. Внизу тянулись распаханные поля, а дальше уже клубились рощи в первой весенней дымке. Упряжка пошла тише.
Когда на горизонте выросли заснеженные горы, Герда не смогла сдержать радостного возгласа:
– Как хорошо!
Солнце сверкало на ледниках, и все предвещало быстрый и удачный конец путешествия. Но вышло совсем не так.
Едва путники миновали предгорья, на них накинулся ветер. Ветер крутил и трепал сани, нес пыльные облака, дышал пустынным жаром. Кей направил упряжку выше, туда, где синело небо с крапинками звезд. Ветер отстал, но Долина не приблизилась. Только коричневые ущелья, безжизненные, безводные, и холодный блеск ледников над ними. На высоте дышалось с трудом. Герда терпела сколько могла, а потом взмолилась:
– Пожалуйста, давай опустимся ниже. Мне страшно здесь.
Сани скользнули вниз и с тех пор кружили и кружили между одинаковых громад. На ночевку останавливались у какого-нибудь водопада, и всю ночь рушащаяся с карниза вода гремела, мешая уснуть. Еда подходила к концу. Кей, впрочем, и так ничего не ел, уступая Герде свою порцию лепешек и сушеного мяса. Ночами Герда лежала в санях под грудой теплых шкур и смотрела в небо. Небо здесь не казалось высоким: нет, оно накрывало горы черной крышкой с мелкими дырочками, сквозь которые виден был отблеск иных снегов. Девушка уносилась в сон, и снова просыпалась, потому что высунувшаяся из-под шкур рука мерзла, и видела Кея, который сидел на корточках у костра. Сгорбившаяся тень, бегущие струйки огня. Иногда Герде казалось, что у костра никого нет, что она совсем одна в чужих и холодных горах, но тогда Кей шевелился, подбрасывал в огонь ветку, и девушка облегченно закрывала глаза.
К вечеру третьего дня Кей опустил кнут и обернулся к спутнице:
– Ничего не выходит!
– Что же делать?
– Придется лететь к Караванщикам! – крикнул Кей, перекрывая голосом вновь поднявшийся ветер. – Те отыщут дорогу куда угодно!
Свистнув, он повернул волков на восток. Летели всю ночь. Герда, свернувшись под шубой, дремала и вновь пробуждалась. Ничего не менялось – тот же вой ветра, щелканье кнута и загнанное дыхание волков, лишь небесный калейдоскоп складывался во все новые узоры. Потом веки девушки защекотал теплый луч. Сдвинув капюшон, она увидела багровый шар солнца, медленно встающий из дымки. Дымка серебристо сверкнула, и Герда поняла, что впереди море.
Упряжка ринулась вниз. Уши снова заложило. Навстречу неслась бурая потрескавшаяся земля в лишайных пятнах солончаковых озер. Затем показались ряды дюн и белая кромка прибоя.
– Кей! Мы упадем в море!
Кей в ответ рассмеялся и, лихо развернув сани, направил их к приземистому четырехугольному строению.
– Караван-сарай! – крикнул он. – Последний на этом берегу. Последний к востоку.
Волки отозвались хриплым тявканьем, а из-за караван-сарая послышалось гортанное пение.
Человек распростерся на коврике лицом к невидимому отсюда морю. На человеке было что-то вроде халата, но не обычного полосатого и изрядно засаленного халата Караванщиков – нет, одежда незнакомца была снежно-белой. Непонятно, как она могла остаться такой белой в этом краю соли, воды и песка. Человек то ли подвывал, то ли бормотал что-то себе под нос.
– Кей, что он делает?
– Обращает молитвы к Аллаху, насколько я помню.
– Аллах – это море?
– Нет, глупышка. Аллах – это его бог.
– Вроде Святого Пустынника?
– М-м. Не совсем.
Чем бы странный человек ни занимался, занятие свое он завершил. Одним гибким движением встав на ноги, аккуратно скатал коврик и обернулся к гостям.
– Салям, Шахрияр, – улыбнулся Кей.
– Салям аллейкум, Джалид, – невозмутимо ответил незнакомец. – Не думал, что снова тебя увижу.
Герда с любопытством всмотрелась в лицо говорившего: сухое, горбоносое, смуглое, с черной бородкой и разбегающимися от глаз морщинами. Человеку можно было дать и сорок, и все шестьдесят. В бороде его серебрились два или три седых волоса. Высокий и статный, он был совсем не похож на тех Караванщиков, что Герда видела в Городе.
– Позволь тебе представить, – улыбнулся Кей, обращаясь к девушке, – султан Шахрияр, некогда владевший дворцами, землями и многочисленными слугами, но в итоге избравший участь караван-баши. А это… – Он обернулся к султану: – Это моя сестра. Ее зовут Герда. Мы заблудились, а Герда еще и проголодалась. Накормишь нас завтраком?
Человек по имени Шахрияр смотрел не враждебно, но и без особой приветливости. Помолчав, он сказал:
– Стыдно было бы не накормить гостей, явившихся к утреннему намазу. Прошу вас, уважаемые, пройти в дом и разделить мою скромную трапезу.
Чернобородый развернулся и зашагал к воротам караван-сарая. Герде совсем не хотелось идти за ним и завтракать тоже не хотелось, но Кей потянул девушку за руку:
– Пойдем. Не бойся, он всегда такой.
– А почему он назвал тебя Джалидом?
– «Лед» на их языке. На момент нашего знакомства я до Ледяного Герцога еще не дорос – так, мелкой ледышкой был.
Герде очень хотелось спросить, когда это Кей успел познакомиться со странным Караванщиком, но молодой человек шагнул в сторону, пропуская спутницу вперед. Не без робости та вошла в распахнутые ворота.
Внутри обнаружился широкий и пыльный двор, окруженный постройками. По левую руку виднелись верблюжьи стойла. Занято было лишь одно, и в нем переминался с ноги на ногу удивительно тощий и облезлый верблюд. Впереди стояло здание с плоской крышей – должно быть, гостиница. И забор, и постройки были одинакового желто-серого цвета. Посреди двора от колодца отходил наполненный водой желоб. По правую руку Герда заметила обрубленный конус тандырной печи. На Ржавом рынке в таких пекли лепешки, и от этой тянуло запахом свежего, чуть пригорелого хлеба.
Перед домом лежали ковры, а на коврах разбросаны были небольшие узорчатые подушки. Кей направился прямо туда и опустился на ковер, ловко подогнув ноги. Герда устроилась рядом и подняла голову. Над караван-сараем раскинулось выцветшее небо. От стен тянулись еще по-утреннему длинные тени. В небе мелькнула белая чайка. Повеяло соленым ветром.
«Красиво… и одиноко. И жалко, что Иенс не видит, – подумала девушка. – Он всегда хотел выбраться из Города на простор, а здесь так просторно… но все-таки одиноко».
Чайка крикнула, исчезая в солнечном блеске, и Герду потянуло следом, туда, где нет ни разлуки, ни горя.
– Джалид, бродяга! – заорали над ухом. – Вот уж кого не ждали!
Вернувшись на грешную землю, Герда обнаружила, что они во дворе уже не одни. Черномазый парнишка, по виду лет на пять младше Кея, радостно хлопал гостя по плечу. К удивлению Герды, Кей – этот холодный, невозмутимый Кей – отвечал ему взаимностью, так что только пыль летела от замурзанного халата.
– А это что с тобой за красавица? – Скорчив умильную рожу, юнец зачастил: – Ай девушка, ай красивая, ай глаза зеленые, пойдем, я тебя угощу сахарным урюком, медовыми финиками…
– Девушка занята, – хмыкнул Кей.
Мальчишка обиженно надулся:
– Твоя, что ли? Так бы сразу и сказал.
– Моя сестренка. Младшая. Любимая. Так что хвост подбери, змееныш.
– Совсем меня обижаешь, да? – плаксиво проныл юнец. – Большим человеком стал, да, обзываешься, да? Совсем обидел бедного Салима…
Выражение подвижной физиономии мальчишки стало до того жалобным, что Герда невольно рассмеялась.
– Ай какой смех, как золотой колокольчик!
– Давай, Салим, я тебя с собой в Город возьму, – вмешался Кей. – А то что-то сестренка моя загрустила. Вот ты ее, кажется, развеселил.
– Я очень веселый, – заявил Салим. – Такой веселый, ай, со мной весь день смеяться-хохотать будешь, горя знать не будешь…
Дверь большого дома распахнулась, и парнишка мигом прервал дозволенные речи.
– Ой-ой, – сказал он. – Я же помочь Шахрияру должен был. Чай принести. Ну сейчас мне будет…
Чернобородый вышел на порог с большим подносом. На подносе обнаружились чайник, пиалки и горка масляно блестящих лепешек, а также те самые медовые финики и сахарный урюк. Салим виновато прорысил к старшему и, приняв поднос из его рук, с поклоном водрузил на ковер перед гостями. Сам Шахрияр неторопливо подошел, уселся, поджав ноги, огладил бороду и воззрился на Кея.
– Разливай чай, – шепнул тот Герде. – Ему редко выпадает случай следовать обычаю, уважь старика.
Девушка поспешно взялась за чайник и принялась разливать зеленоватую жидкость по пиалкам. Шахрияр отметил ее рвение благосклонным взглядом. Еще раз огладив бороду, он проговорил: «Аллах акбар!» – и жестом пригласил всех к трапезе.
Герда отщипнула кусочек лепешки, отправила в рот – и тут поняла, что жутко проголодалась. Она бы с радостью запихнула весь остаток лепешки в рот, но в присутствии такого важного и сурового человека, как Шахрияр, делать это было ни в коем случае нельзя. Сдерживая жадную дрожь и стараясь смотреть на блюдо с лепешками не слишком голодно, Герда потянулась к пиале.
– Джалид, – неодобрительно проговорил хозяин, – ты моришь свою сестру голодом?
Рука Герды застыла.
– Ешь, девушка, не стесняйся. Хорошо ешь.
Это решило вопрос. Герда ухватила лепешку и впилась в нее зубами, нагребая с другого блюда финики.
– Мы заблудились, – повторил Кей, который столом, кажется, не интересовался вовсе. – Ищем дорогу в Долину Семи Колодцев. Шахрияр, не поможешь?
Высокий лоб хозяина прорезала морщина.
– Путь в Долину закрыт. Закрыт уже пять лет. Об этом все знают.
Лепешка выпала из руки Герды прямо в чай. Кей оглянулся на девушку:
– Герда, все в порядке. Мы найдем дорогу.
Шахрияр, услышав это, сухо улыбнулся:
– Ты всегда был заносчив, Джалид. Считал, что тебе доступно то, что недоступно другим. Я сказал: путь в Долину закрыт. – Помолчав, он добавил: – Можете остаться здесь до утра, но утром я жду большой караван. Я хочу, чтобы на рассвете вы ушли.
Кей недобро прищурился:
– Прогоняешь гостей?
Шахрияр поднялся с ковра и ответил:
– Твоя сестра всегда желанный гость. Тебя я больше не хочу видеть.
Герда на секунду испугалась, что Кей выкинет что-нибудь бешеное – например, вскочит и ударит хозяина или оттаскает его за бороду. Голубые глаза юноши и правда опасно сверкнули, но он быстро скрыл их блеск под опущенными ресницами.
– Как знать, Шахрияр. Может быть, когда я заплачу за постой, ты передумаешь.
Они пришли к дюнам на закате, но костер из плавника долго не хотел разгораться, сколько Салим ни морщился и ни дул. Когда пламя наконец вспыхнуло, оказалось, что уже стемнело. Свет раскинулся над ними круглым красным шатром, а за кругом были только песок и черное вздыхающее море с белой каемкой пены. Герда слушала плеск прибоя. Зажмурившись, можно было представить, что это мерно дует ветер над крышей родного дома в Долине, перебирает бесчисленные песчинки. Но, открыв глаза, она снова видела бесконечную тьму над и под горизонтом и белые пенные клочья.
Когда костер разгорелся, Салим радостно ухнул и полез за пазуху.
– Вино Шахрияр не одобряет, – пояснил он. – То есть не запрещает, я же не мусульманин и вообще не человек, но глядит так… неодобрительно.
– Это он может, – хмыкнул Кей.
– Ага. Но вот насчет травки ничего в Коране не сказано.
Сообщив это, парнишка извлек из-под халата бумажный сверток. В свертке оказался бурый брусок со смутно знакомым Герде запахом.
– Между прочим, товар из Долины. Последняя партия.
– Так он небось уже выдохся, – протянул Кей.
– Ничего не выдохся. Ядреное зелье, – заявил Салим и начал ловко сворачивать косяк.
Герда отвернулась и принялась смотреть на море. Было в нем что-то беспокоящее, рваный внутренний ритм, тяжелая и странная пляска. Ветер дул с суши, и волны катились назад, в обжитую ими тьму. Из воды выступала длинная светлая отмель.
– Отлив. Ты будешь?
Салим тронул ее за рукав, протягивая косяк, но Кей отобрал самокрутку.
– Ей нельзя. Нечего мою сестренку развращать.
– Я? Развращать? – возмутился юный Караванщик.
– А то.
– Мне можно, – сердито сказала Герда и вытащила тлеющий окурок из пальцев Кея. Затянулась, поперхнулась крепким дымом и отчаянно закашлялась.
– Вот, – наставительно сказал Кей, – что бывает, когда не слушают старших.
Читать бесплатно другие книги:
