Роза Миров. Закон Дракона Силлов Дмитрий

И он прыгнул. С места, словно та самая учебная стрела, сорвавшаяся с тетивы и летящая прямо в живот недостаточно проворного ученика, на бегу слыша знакомый шелест клинка, покидающего ножны.

Справедливо рассудив, что тяжелое копье всяко медленнее меча, Лис поднырнул под занесенную руку арбалетчика и изо всех сил боднул его головой в защищенный кольчугой живот…

Из глаз тут же посыпались звезды.

«Хорошо, что не кираса», – пронеслось в голове.

Не ожидавший от парня такой прыти, стражник покачнулся и ухватился было свободной рукой за щедро смазанную жиром цепь подвесного моста, стремясь сохранить равновесие. Однако получилось только хуже – окольчуженная перчатка соскользнула с цепи, и стражник с грохотом приземлился на пятую точку.

Путь был свободен, и Лис что есть духу рванул к воротам. Боковым зрением он заметил, как второй стражник, не успевая выпадом копья достать беглеца, отработанным движением руки заносит над головой свое оружие.

Уже у самых ворот Лис с размаху упал на живот, по инерции проехав на нем пару локтей. Над его головой просвистело негромкое «Ш-шухх», после чего в створку ворот вонзился широкий наконечник копья, древко которого дрожало словно от злости на растяпу-хозяина, который не догадался метить в цель на четыре пальца пониже.

Не дожидаясь, пока стража перестанет надеяться на свои силы и начнет орать, призывая подмогу, Лис вскочил на ноги и, протиснувшись меж приоткрытых створок городских ворот, понесся по главной улице города, не отвлекаясь на достопримечательности и где огибая, а где и отталкивая с дороги редких прохожих.

Ему повезло. Ранним утром народу на улице было немного, и даже летящий в спину крик копьеносца «Держи вора!» не сподвиг на поимку беглеца полусонных горожан, только-только покинувших свои дома.

«Спасибо, Высшие!» – мысленно поблагодарил Лис, следуя полученному совету и возле церкви круто поворачивая налево.

И тут он понял, что поторопился, – ибо, как и рекомендовал в свое время дядька Стафф, любую благодарность стоит произносить, лишь когда дело доведено до конца.

Узенькую улочку перегораживала туша высотой около четырех локтей и примерно столько же в ширину. Ни пройти, ни проехать, ни обогнуть, ни перепрыгнуть. К тому же в правой руке гигант держал мясницкий топор нехилых размеров, одновременно левой почесывая необъятных размеров брюхо.

– Бежать вздумал, воришка? – ощерился здоровяк пеньками сгнивших зубов. – Ну иди, иди сюда. Отбегался, родимый.

Лис затравленно оглянулся. Бесполезно… Бежать некуда. Позади все ближе и ближе грохотали доспехи стражников. Еще несколько мгновений и…

Кустистые брови мясника недоуменно приподнялись, отчего кожа на лбу собралась в несколько жирных складок. Воришка неожиданно бухнулся на колени и пополз к нему.

– Дяденька, не губи! Пощади, дяденька!

На одутловатом лице гиганта отразилось сомнение.

– Да я это… Я ж только вот страже тебя сдам… Ты не подумай, я не душегуб какой… Я чтоб все по закону…

Завершить мысль ему помешало облако пыли и песка, неожиданно брошенное снизу в лицо. Бросок оказался точным – мельчайшее крошево забило сразу и широкие ноздри, и приоткрытый рот, и маленькие поросячьи глазки.

– Ах ты поганец! – взревел мясник, вслепую взмахнув топором. – Да я тебя щас…

Гибкая тень проскользнула у него между ног. Толстяк ударил со всей силы, но опоздал лишь на мгновение… А потом пришла боль. Резкая и нестерпимая…

Некоторое время мясник тупо разглядывал топор, торчащий из ступни, после чего неожиданно тонко всхлипнул.

– Мой сапог, – плачущим голосом простонал он. – Моя нога… Люди, помогите…

Вывернувшийся из-за угла стражник, бегущий с мечом наперевес, заорал дурным голосом, вращая глазами навыкате:

– С дороги, чучело! Нечистого упустим!

– Мой сапог… – продолжал стонать гигант, мерно раскачиваясь из стороны в сторону. – Помогите топор достать, люди добрые! Сам я ни в жисть…

Краем уха Лис слышал сзади стоны раненого толстяка и вопли стражи, пытающейся убрать с дороги неожиданное препятствие, но все это было уже неважно.

В конце улочки стояло большое трехэтажное здание, так же, как и городские стены, сложенное из тесаного камня. Узкие стрельчатые окна больше напоминали бойницы, а из башенки, возвышающейся над кровлей третьего этажа, можно было вполне успешно силами пары арбалетчиков простреливать как всю улочку, так и «мертвую зону» возле мощной дубовой двери, которую разве только крепостным тараном и штурмовать в случае, ежели кто-то сильный и могущественный решит вдруг во что бы то ни стало добраться до хозяев дома-крепости.

Над окованной железными полосами дверью на толстых цепях болтался старый фонарь. Бесценная, наверно, штуковина была в свое время, пока какой-то варвар не разбил стрелой дорогущее стекло фонаря. Стрела, кстати, так и осталась торчать меж острых осколков стекла, словно в живой рваной ране.

Лис бросился к двери, схватился за железное кольцо и замолотил им в дверь со всей силы.

– Входи, добрый человек, – немедленно раздался голос из-за двери. – Не заперто.

Лис потянул кольцо на себя – и массивная дверь поддалась на удивление легко. Парень шмыгнул внутрь полутемного помещения и остановился на пороге, осматриваясь и хватая ртом спертый воздух, словно рыба, выброшенная на берег.

Несмотря на то что с минуты на минуту дверь должна была распахнуться и меч стражника, войдя в спину нарушителя спокойствия, поставил бы в книге его жизни жирную стальную точку, Лис каким-то звериным чутьем понял, что он в безопасности.

Он стоял в просторном зале… в котором не было ничего, кроме четырех стоящих по углам больших светильников из тяжелого черного металла, утыканных чадящими свечами, массивного стола, стула с очень высокой спинкой и человека в черном балахоне, сильно напоминавшем сутану слуги Высших. Человек сидел на стуле, положив на стол худые руки с длинными пальцами. И отчего-то казалось, что это не части тела живого человека, а абсолютно посторонние, неживые предметы, на одном из которых сверкал массивный перстень с печатью. Таким же мертвым показалось Лису и лицо сидящего. Выцветшие брови, бледное лицо, тонкие, бескровные губы и абсолютно неживые глаза, смотрящие словно сквозь Лиса. И парень понял – в присутствии этого человека стража не посмеет не только убить его, но даже переступить порог без приглашения. Хотя на всякий случай, припомнив слова нищего, произнес:

– Защиты и покровительства!

Змеиные губы человека дрогнули.

– Являешься ли ты хозяином своего тела, души и разума?

Слова живого мертвеца непостижимым образом разносились по всему залу. Казалось, будто из каждого угла невидимые слуги хором повторяют сказанное.

«Чушь какая-то», – пронеслось в голове у Лиса, но он на всякий случай кивнул. Времени задавать вопросы не было – он явственно слышал за дверью бряцанье тяжелых доспехов. И несмотря на то, что частая дробь окольчуженных сапог по мере приближения к двери сменилась звуком неуверенных шагов, вполне могло статься, что нерешительность городской стражи явление временное.

– Осознаешь ли ты то, о чем просишь?

Лис кивнул снова. Сейчас он осознавал лишь то, что позади него стоят два вооруженных стражника и от его спины острия их клинков отделяют лишь несколько дубовых досок, скрепленных железными полосами.

– Готов ли ты вступить в Гильдию Воинов ночи?

Лис настолько энергично дернул головой сверху вниз, что у него заболела шея и тонкая струйка крови, скатившись по переносице, потекла по подбородку.

«Кутруб тебя побери! – выругался про себя Лис. – Об кольчугу того дуболома лоб разодрал, не иначе. Пока бежал, рану волосами залепило, а нынче кровь отворилась. Сейчас прогонит меня тощий демон, чтоб пол не пачкал, тут мне и конец».

Однако его опасения не оправдались. На столе перед «тощим демоном» не было ничего, кроме куска пергамента и заточенного гусиного пера, лежащего на простой деревянной подставке. Лис еще успел удивиться – где ж чернильница? В деревне был всего один грамотей – слуга Высших, бравший за церковные обряды и составление писем непомерную плату. Так он всегда ходил с письменным набором и переносной чернильницей на поясе. А тут перо есть, а…

– Плохо, когда большой и сильный хочет обидеть слабого и беспомощного, – прервал ход размышлений Лиса человек в черном балахоне, пододвигая к краю стола кусок пергамента. – Подойди, неофит. Ты должен расписаться под договором.

«Интересно, он что, знал, что я приду, и загодя договор написал? Или у них все заранее заготовлено на случай, если кому-то срочно защита и покровительство потребуется?»

Однако мысли не мешали ему осознавать, кто, переминаясь, сомневается за дверью – входить или подождать, пока жертва сама выйдет? Поэтому Лиса долго упрашивать не пришлось. Чуть не бегом парень пересек зал и остановился возле стола, соображая, каким образом он сейчас будет ставить кружок под пергаментом абсолютно сухим пером.

Смысл строк, написанных на квадратном куске телячьей кожи, для Лиса был недоступен – у дядьки Стаффа в жизни не набралось бы столько денег, чтобы научить приемыша столь сложному искусству, как грамота. Да и нужно ли оно что простому пахарю, что воину? Отрывок из Книги Высших, если надо будет, Посвященный прочтет, а иных книг, наверно, и на свете нет. Во всяком случае, Лис о них не слышал.

Вблизи человек в балахоне производил еще более жуткое впечатление. То, что издали казалось глубокими морщинами, оказалось застарелыми шрамами. Причем на удивление симметричными, словно их нанесла чудовищная лапа с острыми когтями, когда-то давно пытавшаяся сорвать лицо с черепа благодетеля Лиса. Хотя благодетеля или нет – это еще вопрос. Кто его знает, что у него на уме. Вдруг…

Додумать мысль снова не получилось.

«Благодетель», до этого неуверенно вертевший в руке перо, вдруг выбросил вперед руку, да так быстро, что Лис заметил лишь размытую линию. И, естественно, не успел отшатнуться.

Отточенное перо ощутимо кольнуло рану над бровью, словно птица клюнула. Лис недоуменно хлопнул глазами и инстинктивно поднял руку ко лбу.

– Не трожь, – скомандовал равнодушный голос, и Лис совершенно неожиданно для себя подчинился. Его рука словно по волшебству остановилась на полпути. И в эту руку длинные пальцы человека в балахоне ловко вложили перо с алой каплей на кончике.

– Размажешь кровищу по ладони, договор ненароком заляпаешь, – пояснил вербовщик. – Расписывайся.

Лису показалось, что правая рука сама, без его участия и желания поставила кружок под текстом на пергаменте.

– Ну, вот и отлично.

В голосе вербовщика проскользнула едва заметная нотка удовлетворения, которое испытывает человек, хорошо сделавший свою работу. Длинные пальцы сноровисто скатали пергамент в трубку и перевязали его красной нитью. Словно ниоткуда возникла на столе зажженная свеча в подсвечнике из желтого металла, выполненном в виде миниатюрного человеческого черепа. На ней вербовщик разогрел тонкую палочку сургуча, смастерил из нее блямбу, навесил ту блямбу на нить и запечатал перстнем.

Лис стоял столбом, завороженно глядя на руки вербовщика, которые двигались с неестественной для обычного человека быстротой и ловкостью. Стоял и думал, что захоти сейчас этот человек убить его, пожалуй, ему хватит одного движения, которого Лис просто не заметит.

Нерешительный стук в дверь вернул парня в реальность.

– Входите, – разрешил вербовщик.

Лис даже не стал оборачиваться. Зачем? Что он сможет сделать против двоих закованных в броню воинов в пустом зале? Только сейчас он осознал, что подписал какую-то бумагу, не зная, что в ней написано. Может, сам себе приговор одобрил? Хотя особого выбора-то все равно не было. Так что зачем лишние движения? Не все ли равно, как тебе смахнут мечом голову – лицом к двери или наоборот…

– Мессир, этот человек…

– Вы слишком долго топтались под дверью, доблестные воины.

Человек в черном поднялся со стула, и Лис удивился в который раз за сегодняшний день. Таких высоких людей он еще никогда в жизни не видел. Голос вербовщика с громким званием «мессир» звучал одновременно со всех сторон, заставляя вжимать голову в плечи от величия услышанного.

– И вы опоздали. Этот человек только что стал членом Гильдии Воинов ночи.

Лис осторожно повернул голову и посмотрел через плечо.

Двое стражников представляли собой жалкое зрелище. Растерянные, прячущие глаза в пол и заметно дрожащие от страха фигуры – аж доспехи слегка позвякивали. Нет, конечно, «мессир» производил внушительное впечатление, но чтобы вот так тряслись от одного его вида вооруженные воины? И потом, что значит это «мессир»? Что-то такое рассказывал дядька Стафф давным-давно, вспоминая старую легенду. Искореженное просторечием «мой сир»? Обращение то ли к рыцарю, то ли или к носителю секретных знаний, то ли к главе тайного ордена…

– Вы свободны, – отрывисто бросил человек в черном.

Две закованные в железо фигуры словно только того и ждали – отвесив каждый по глубокому поклону (как только шлемы с голов не свалились?), они вымелись из зала со скоростью, казалось бы невозможной для людей, носящих на себе по полтора пуда местами проржавевшего металла.

Лис стоял, рассматривая окровавленное перо, валяющееся на столе. Смотреть больше было не на что. Мессир стоял над ним, возвышаясь, словно черная тень демона смерти, и поднимать глаза решительно не хотелось. Кому охота лишний раз смотреть в лицо человека, напоминающего посланца подземного мира? Да и человека ли? Может, это и есть один из Нижних богов, о которых полушепотом рассказывают долгими зимними вечерами старики у общинных костров?

Однако посмотреть заставили. Холодные, жесткие пальцы сомкнулись на нижней челюсти Лиса. Резкая боль пронзила низ подбородка, и парень волей-неволей задрал голову кверху.

Несколько мгновений мессир рассматривал лицо Лиса, как привередливый покупатель, выбирающий на рынке окорок посвежее, поворачивая голову парня так и эдак. Видимо удовлетворившись осмотром, человек в балахоне кивнул и, отпустив подбородок, хлопнул в ладоши.

Немедленно в конце зала отъехала в сторону неприметная панель.

«Ничего себе дверь! – удивился Лис, потирая онемевший подбородок. – В двух шагах стоять будешь – не заметишь. Странное место. Интересно, куда я все-таки попал?»

Из-за панели вытек очень худой человек, закутанный в темно-серый, слегка мешковатый костюм, оставляющий открытыми лишь бесстрастное лицо и кисти рук. Именно вытек, а не вышел. Движения человека были плавными и одновременно стремительными. Словно на теле большой змеи кто-то искусно сделал три длинных надреза, которые превратились в человеческие конечности. А потом та змея научилась ходить на своём бывшем хвосте, переставляя две его половинки, лишенные костей.

Человек-змея приблизился. Не доходя до мессира пары шагов, он склонил голову и перетек в положение на коленях.

– Проводи неофита в келью, Мунк, – распорядился вербовщик. – Заберешь у него оружие, потом дашь ему еды, питья и немного Драконьей крови. Пусть отдохнет с дороги, расслабится и выспится.

– Крови дракона? – переспросил Лис. Пить юшку летающей твари, которая сожгла его дом и дядьку Стаффа, Лису решительно не хотелось.

– Это название одного из лучших сортов вина, которое есть в погребах Гильдии, – отмахнулся мессир. – Сейчас ты будешь есть и спать, чтобы завтра быть готовым к церемонии посвящения в Воины ночи.

– А что я должен буду делать, когда стану Воином ночи?

Вопрос Лиса потонул в складках балахона, ниспадающего с плеч мессира до самого пола. Человек, обладающий способностью повергать в ужас вооруженных воинов одним своим видом, повернулся спиной к парню, обогнул стул с высокой спинкой и словно поплыл над полом.

Легкий хлопок по плечу на мгновение отвлек Лиса от удаляющейся фигуры. Он обернулся – и его взгляд наткнулся на внимательные глаза человека-змеи. Тот, кого вербовщик назвал Мунком, одним незаметным движением извлек из кармана Лиса рыцарский кинжал, после чего махнул рукой, мол, иди за мной. Повернулся – и направился к квадратной дыре в стене, которую язык не поворачивался назвать входом: все-таки люди обычно входят в двери, а не в стены. Лис кивнул, но прежде, чем последовать за странным слугой, обернулся. В зале больше никого не было, кроме него и Мунка. Вербовщик словно провалился сквозь землю.

Лис поежился. Жуть какая-то. Замаскированные входы, слуги, выходящие из стен, господа, имеющие обыкновение исчезать словно привидения. А может, это и было привидение?

Лис осторожно потрогал лоб. Нет, вряд ли. Привидения не тычут заточенными перьями в людские раны с целью добыть каплю кровавых чернил. Это или слуга Нижних богов, или черный колдун, или…

– Ыыыы!

На этот раз хлопок по плечу был гораздо жестче. Лиса аж скрючило слегка. Кто бы мог подумать, что легкий тычок в плечевое сочленение костей может причинить такую вспышку боли? К счастью, кратковременную. Да, в этом доме с гостями не церемонятся.

– Ы!!!

– Да иду, иду, – проворчал Лис, потирая плечо. В другое время он, может, и двинул бы этому Мунку промеж внимательных глаз, но сейчас не в том он был положении, чтобы драться со слугами господина, который только что спас его от смерти. Ради такого дела можно и потерпеть. Некоторое время.

– А ты чего «ыкаешь»? Немой, что ли?

Слуга обернулся, окинул Лиса взглядом, полным ненависти, и потек к проему в стене, более не оборачиваясь.

«Интересно, как это он так ходит? – думал Лис, следуя за слугой. – Кошку и то слышно, как она лапками по полу топочет. А этот как поземка по льду скользит, будто в нем вовсе веса нет. Не иначе колдовство какое…»

За черной дырой в стене сразу начиналась крутая винтовая лестница, ведущая вниз. Отчаянно чадящие факелы, воткнутые в ржавые держатели, откованные в форме торчащих из стен драконьих лап, давали больше сажи, чем света, которого еле-еле хватало на то, чтобы рассмотреть ступени. Спускаясь вслед за Мунком, Лис невольно жался к стене, рискуя подпалить волосы об очередной факел. Уж больно неприятно выглядел бездонный круглый колодец, вдоль которого вилась узкая каменная лестница со ступенями, стертыми тысячами ног за многие-многие годы.

«И сколько же народу за это время ухнуло в ту дыру? – подумал Лис. – Хоть бы перила догадались поставить, того и гляди сорвешься».

Но коренных обитателей замка этот вопрос точно не волновал. Мунк стекал по лестнице быстро и уверенно, словно горный тролль по карнизу над пропастью – только успевай догонять.

От бесчисленных витков у Лиса начала слегка кружиться голова. По его подсчетам, они спустились уже на глубину не меньше полусотни локтей. Порой в стене попадались большие черные дыры, похоже, входы в тоннели, из которых несло сырым сквозняком. Встречались и двери, наверно не открывавшиеся со времени постройки замка – столько на них было паутины и потеков извести, вымытой из древней кладки подземной сыростью.

Наконец Мунк остановился перед одной из таких дверей, с виду ничем не отличающейся от предыдущих. На его руке блеснуло кольцо с камнем, таким же серым, как и одеяние слуги. Мунк потер камень мизинцем левой руки, совершив при этом кистью сложный жест, который вот так с ходу не повторить, как ни старайся. После чего, не отрывая мизинца от камня, дунул на то место, где у обычной двери положено быть ручке и замочной скважине.

Лис не поверил своим глазам – дверь бесшумно ушла вбок, прямо в каменную кладку вместе с паутиной, ржавыми петлями и мощной оковкой толстенных дубовых досок, потемневших от времени.

Парня передернуло.

«Магия! Запрещенное действо, за которое полагается смерть на костре в любом графстве, если ты не принадлежишь к Гильдии Сенситов или не являешься слугой Высших! Куда я попал? Мунк явно не сенсит, и уж точно не Посвященный. Тогда чей это замок? Неужто последователей Низших, по слухам использующих черную магию Неупокоенных? Но тогда смерть на костре покажется невиданной милостью в случае, если меня поймают стражи Закона. Ведь я только что подписал бумагу о том, что являюсь членом Гильдии, о которой никогда не слышал!»

Только сейчас Лис осознал, что наделал. И от этого ему стало совсем муторно. Подписать договор с людьми, использующими магию… Уж лучше тихо-мирно умереть на виселице за воровство, чем быть сожженным заживо. Или и того хуже – корчиться на колесе в страшных мучениях много дней, если Чистильщики веры заподозрят, что ты использовал магию.

Но пути назад не было, разве только головой вниз, в бездонный пролет винтовой каменной лестницы. Но головой вниз пока не хотелось – свойственно человеку надеяться на лучшее до последнего. Вот Лис и пошел вслед за Мунком по коридору, открывшемуся за заговоренной дверью, – длинному, сырому, полутемному. Те же факелы на стенах, те же заросшие паутиной двери по бокам коридора…

«От сырости да плесени даже магия не помогает, – нервно усмехнулся про себя Лис. – Интересно, для кого построены эти казематы? Здесь же не одну сотню человек запереть можно».

Мунк остановился у одной из дверей и, произведя ту же процедуру с кольцом, шагнул в образовавшийся проход, поманив парня за собой. Лис, переступив порог, машинально провел рукой по косяку. Сплошной камень, никаких следов паза, в который могла уехать дверь.

«Точно магия», – подумал Лис… и неожиданно успокоился. Ну магия и магия, что ж с того? Живут себе эти странные люди в доме-замке, построенном внутри города, и, судя по поведению стражи, пользуются неслабым уважением властей. Значит, и ему нечего трястись, если запретные действа здесь в порядке вещей.

Он осмотрелся. Помещение здорово смахивало на келью служителя Высших, которую Лис видел в деревенском храме, когда носил Посвященному положенную ежемесячную десятину от скудных доходов дядьки Стаффа. Только здесь, понятное дело, стены были не деревянные, а сложенные из грубо обтесанного серого камня.

Стол заменял куб, высеченный из того же материала. Вместо табуретки – просто плоский серый валун, которого даже не коснулся резец камнетеса. Ворох подгнившей соломы в углу – это небось постель. А дыра в полу – сток для нечистот. Скудное убранство кельи освещал факел, воткнутый в рыжую от ржавчины железную драконью лапу, вделанную в стену – такую же, как на лестнице и в коридоре. И на всем – налет слабой магии. Не надо быть колдуном, чтобы понять простейшее: факел хоть и чадит, но затухать явно не собирается. Окна в келье нет (оно и понятно, подземелье же!), но в то же время в ней не душно. И из стока не воняет, хотя должно непременно. Не бывает так, чтобы дерьмо, да не пахло. Ясное дело, магия…

Сзади послышался еле слышное «тук!».

Лис обернулся.

Понятно. Дверь, с виду толстенная, что твои крепостные ворота, тихонько встала на свое место после того, как из камеры неслышно выскользнул Мунк. Замечательно. И что теперь прикажете делать в этом каменном мешке?

Впрочем, недолго отсутствовал немой прислужник мессира. Лис только-только успел солому переворошить, мастеря себе лежбище поудобнее, как человек-змея заявился, неся в руках поднос с двумя плошками и небольшим кувшином с узким горлышком. Сгрузил все это на стол и, даже не посмотрев на парня, ретировался.

Лис полюбовался в очередной раз, как плавно ходит туда-сюда тяжеленная с виду дверь, но уже без особого удивления – человеку свойственно привыкать к необычному. Только что стоял столбом, рот открывши, а как удивительное повторилось раз-другой-третий, уже вроде оно и в порядке вещей. Вроде так и надо, и по-другому вовсе быть не должно.

В общем, Лис решил голову больше не ломать над вопросами, на которые все равно ответа не предвидится, и воздал должное ужину. Кстати, на редкость вкусному. Более того – ничего более восхитительного Лису в жизни есть не доводилось.

В одной плошке оказалось какое-то белое нежное мясо с розовой подливой, которое парень попробовал сначала с опаской. Но, осторожно разжевав первый кусочек размером с ноготь, после в один присест умял всю тарелку. Во второй плошке тягуче перекатывался жирный, наваристый то ли суп, то ли студень – не разобрать. История повторилась. Попробовали, зажмурились от удовольствия и тут же умяли все, после вылизав глубокую деревянную тарелку, украшенную сложным резным узором.

А в кувшине было вино. Наверно, та самая «Кровь дракона», о которой говорил вербовщик. И ведь не наврал. Более того, наверно, поскромничал, говоря, что это лучшее вино, которое есть в погребах Гильдии. Смакуя содержимое кувшина и жмурясь от удовольствия, Лис подумал, что это самый что ни на есть лучший напиток в мире! И самый хмельной на свете.

Вроде было в кувшине всего-то ничего, а в голову шибануло будь здоров. Лис как-то у проезжего винодела бутыль крепчайшего самогона украл. И выпил один в лесу, зная, что дядьке Стаффу предлагать бесполезно, – ворованное он пить точно не станет, да еще и уши надерет. Так с того самогону гораздо меньше по мозгам дало, даже, помнится, сам до дому доплелся. А в этом кувшине вина раз в пять меньше было, чем в той бутыли, но с камня-табуретки встать у Лиса не получилось, как ни силился. Келья-камера внезапно поплыла перед глазами, словно на отрисованную в темных тонах картину щедро плеснули маслом… Лис поднатужился, скрестил руки на столе и уронил на них неподъемную голову…

Ага, думал, что на них, но оказалось, что промахнулся. Руки маленько вперед уехали, и парень слегка приложился лбом об каменный стол. Но разве такие мелочи могут огорчить человека, по всему телу которого разливается теплая, нереально приятная благодать? Единственное, что подумал Лис перед тем, как окончательно отрубиться, было: «Эх, только зря солому ворошил… Придется теперь так спать… мордой на камне»…

Пробуждение бывает разным. Самое лучшее – это когда утренний ветерок, случайно залетевший в окошко, ласково ерошит твои волосы. Ты еще спишь, но уже осознаешь, что сегодня – седьмина, седьмой день недели, и тебе не нужно вставать, чтобы идти косить траву или метать стрелы под суровым взглядом одноногого лучника-ветерана.

А самое поганое пробуждение, это когда на тебя сверху обрушивается поток ледяной воды, и ты вскакиваешь со своего места, воя от неожиданности, словно помойный кот.

Вдобавок ко всему Лис неслабо приложился коленкой об каменный стол, что, естественно, не добавило ему любезности.

– Ах, ты, сучий потрох!!! – заорал парень. – Да я тебя сейчас!..

«Сучий потрох» по имени Мунк стоял с большой бадьей в руках справа от Лиса и смотрел на него абсолютно равнодушным, отсутствующим взглядом. Лис, мокрый, злой и мгновенно продрогший, попытался двинуть обидчика ногой по колоколам – прием верный и никогда парня не подводивший. Однако Мунк не покатился по полу камеры, выронив бадью и зажимая руками промежность. Напротив, Лис зашипел и сел на корточки, схватившись за второе колено и осознавая произошедшее.

Понимание пришло через несколько мгновений – подлый прислужник мессира в момент удара Лиса просто немного опустил свою бадью вниз, и нога парня врезалась в ее край, окованный железной полосой.

– Т-твою мать! – выдохнул Лис, когда, наконец, вновь обрел способность к членораздельной речи. – Ну в кого ты такая падла, а?

Мунк не ответил. Лишь, обхватив бадью одной рукой, другой показал жестом, мол, раздевайся.

– Полностью? – переспросил Лис.

Злость на, мягко говоря, немногословного прислужника слегка притупилась. В конце концов, он лишь выполняет чужие приказы, и ненавидеть нужно не его, а того, кто отдает распоряжения будить людей таким изуверским способом.

Мунк кивнул.

Лис не стал упрямиться. Понятно, что начнешь выпендриваться – окатят из бадьи еще раз, а потом не исключено, что той же бадьей еще и по кумполу съездят, чтоб мозги на место встали и строптивец понял в конце концов, что свой устав в чужом подземелье можно использовать только по известной надобности.

Скинув драную куртку, грязные штаны и исподнее, Лис хмыкнул про себя – интересно, на кой это все надо, если воды в бадье Мунка осталась едва ли половина? Еще один-единственный раз плеснуть? Так это не поможет. После вчерашнего путешествия Лис был похож на трубочиста, которому для мытья нужно бочки две воды, причем желательно горячей и с мыльной пеной.

Однако воды в бадье Мунка оказалось больше, чем можно было предположить. Он плеснул на Лиса раз, второй, третий… десятый. Парень ежился под ледяными струями и поневоле скреб свое тело ногтями, желая лишь одного – чтобы побыстрей закончилась эта пытка.

Удивительно, но ледяная вода буквально растворяла грязь, въевшуюся в кожу Лиса. Потоки воды, черные в призрачном свете факела, струились по каменному полу, стекая в черную дыру, заменявшую нужник.

Наконец истязание закончилось. Мунк удовлетворенно кивнул, запустил руку в бадью, вытащил оттуда странное украшение лазурно-небесного цвета, похожее на восьмиконечную, слабо светящуюся звездочку, и сунул ее в карман. При этом Лис готов был поклясться, что «украшение» слабо шевельнуло лучами-щупальцами. Снова магия… Уже не удивительно, кстати. Странно только одно – зачем столь могущественным преступникам, откровенно плюющим на известный «Закон о преступном колдовстве», мог понадобиться погорелец, у которого за душой гроша ломаного нет?

Впрочем, все должно было вскоре разрешиться. Окончив истязание, Мунк исчез за дверью, но вскоре вернулся, неся в одной руке поднос, а в другой – холщовый мешок. На подносе оказался завтрак – втрое уменьшенная копия ужина. А в мешке – свободная одежда, такая же, как у Мунка, только вместо широкого кожаного пояса с пряжкой, на которой был грубо отчеканен разбитый фонарь, Лису досталась лишь простая веревка.

Ну что ж, мы люди не гордые, и веревкой подпояшемся, благо не впервой. Лис поел, жмурясь от удовольствия, после чего надел удобную, мягкую кожаную обувку без подошвы, темно-серые штаны, безрукавку того же цвета со множеством карманов, как внутренних, так и внешних, сверху набросил накидку с балахоном, подпоясался – и решил, что жизнь не такая уж плохая штука. Вопрос, на фиг он сдался этим колдунам, оставался пока открытым, но если кормят, моют и одевают, значит, имеют на него какие-то виды. Какие – со временем будет ясно.

Мунк качнул головой, мол, пошли. Открыл дверь и пошел не оборачиваясь знакомой дорогой, по коридору к лестнице. Лис, естественно, за ним, прикидывая на ходу, что может значить герб и название Гильдии, в которой так вкусно кормят уличных бродяг. Разбитый стрелой фонарь, это, наверно, с легендой какой-нибудь рыцарской связано, коих множество пересказал Лису долгими зимними вечерами покойный дядька Стафф.

Любили богатые господа все романтичное. Небось какой-нибудь из них стрелой ночью фонарь разбил, прокрался в замок, спер оттуда красотку, а потом орден организовал с гербом соответствующим. Ну точно, соответствует. Воин ночи и есть тот меткий рыцарь, что в темноте по фонарю не промахнулся. С кем еще в темноте воевать-то, разве только с блохами? А потом небось рыцари в том ордене торговать начали, обросли связями, да такими, что им и магией заниматься можно, и сам кутруб не брат. Вот и получилась Гильдия. Сейчас же им, наверно, просто толковых парней не хватает. Мессир-то как смотрел на него, изучал, будто коня на рынке покупал. И, похоже, доволен остался. Глядишь, гонцом-посыльным назначат, ноги у Лиса быстрые. Или бери выше, оруженосцем при рыцаре или герцоге каком-нибудь. Потом, понятное дело, Лис себя покажет, стараться будет изо всех сил. А там, глядишь, герцог на войну поедет, в беду попадет, а Лис его спасет само собой. И за это…

Парень аж зажмурился. Картина ему моментально нарисовалась, как герцог в сверкающих доспехах бьет ему плашмя мечом по плечу и провозглашает: «Правом, данным мне Высшими и сюзереном моим, называю тебя своим вассалом и рыцарем…»

Жмуриться на винтовой лестнице дело неблагодарное. Лис споткнулся и чуть не впечатался носом в каменную ступеньку. Хорошо, что среагировал вовремя, приземлившись как кошка на четыре точки. Хотя нет, на пять – правым многострадальным коленом он все ж об ступеньку слегка приложился. С учетом предыдущих травм получилось больно, аж факелы на стене расплылись от невольно набежавших слез, которые Лис зло смахнул рукавом, как только поднялся на ноги. Хорош будущий рыцарь, ничего не скажешь! В собственных ногах путается и рыдает как девка. Хоть бы Мунк не заметил…

Но прислужнику мессира было, похоже, наплевать на то, идет ли за ним Лис, или уже рухнул в бездонный пролет винтовой лестницы. Как шел себе впереди, так ни разу и не оглянулся. Ну и хорошо. Не хватало еще, чтоб увидел, как его подопечный чуть себе нос не расквасил и по этому поводу слезами умылся немедленно. Хоть в чем-то повезло.

Далее Лис шел осторожно, не думая о постороннем, глядя себе под ноги и стараясь подражать Мунку, вернее, его бесшумной манере передвижения. Кстати, парню это удавалось… ну, почти удавалось. В эдакой обуви оно не очень-то и сложно. Особенно если подражать текучей походке прислужника мессира. Но, глядя на то, как двигается Мунк, Лису понемногу стало казаться, что и у него суставы словно из мокрой глины слеплены, и что он тоже может вот так, без малейшего шороха, скользить словно тень под многочисленными неугасимыми факелами подземелья…

Неожиданно Мунк быстро свернул в боковой проход – Лис аж чуть не потерял его из виду. Пришлось прибавить шагу, чтобы не отстать. Затеряться в этом темном и сыром подземелье как-то не хотелось.

Правда, сильно ускориться не получилось. После съеденного и выпитого в голове образовался легкий, приятный туман, благодаря которому бегать особо не хотелось. Хотелось идти не спеша, а лучше прилечь где-нибудь, свернуться калачиком и заснуть. Но в то же время Лис осознавал: заснуть в сыром и холодном подземелье, это значит наверняка подхватить грудной кашель, от которого люди становятся стариками, не дожив и до двадцати весен, – если раньше не умирают, конечно. Потому он продолжал идти вперед, невольно улыбаясь: сытый желудок и легкая, приятная эйфория способствуют хорошему настроению практически в любых условиях.

Проход, в который свернул Мунк, оказался коридором, длинным и прямым. Пройдя около двух сотен шагов, Лис рассмотрел в неверном свете факелов огромную двустворчатую дверь, которой заканчивался коридор. Скорее, не дверь, а ворота. Тяжелые, массивные, которые не всякий таран возьмет. И как, интересно, Мунк собирается их открывать?

Но прислужник мессира раздумывал недолго. Подошел, приложил ладонь к какой-то потемневшей от времени металлической блямбе на двери. Блямба тут же замерцала голубоватым светом, после чего тяжелые створки бесшумно отворились внутрь.

«Магия, одна сплошная магия, – подумал Лис. – Ну, попал так попал. Если кто наверху узнает, с кем я тут якшался, повесят быстрее, чем успеешь «ох» сказать. Хотя, если меня в городе поймают, то и так по-любому повесят. Так что выбор небольшой».

Но в следующее мгновение все мысли куда-то подевались. Лис открыл рот от удивления, да так и остался стоять, смутно осознавая, что со стороны выглядит деревня-деревней. Но поделать с собой ничего не мог, уж больно величественное зрелище открылось перед ним.

Это был огромный зал круглой формы, словно плавающий в полумраке. Десятки жаровен с красными углями, расставленных по всему помещению, и светильников причудливой формы, развешанных по стенам, освещали его, но этого было явно мало, чтобы рассмотреть убранство всего зала в деталях. Хотя, возможно, это было сделано специально. Тени, пляшущие на стенах, погружали зрителя в состояние мистического благоговения перед силами, которые человеческий разум не в силах постичь. Отблески пламени то и дело выхватывали из темноты то край гобелена, изображавшего битву людей с кошмарными чудовищами, то висящую на стене пару перекрещенных мечей с длинными рукоятками, то чей-то пожелтевший череп причудливой формы, покоившийся на резной подставке…

Но наиболее сильное впечатление на Лиса произвел не сам зал, а то, что находилось посередине него.

Огромный трон из черного металла возвышался в самом центре помещения. Несомненно, его создали руки великого мастера, но при этом с головой либо творца, либо заказчика явно что-то было не в порядке. Скорее всего, и тот, и другой нашли друг друга.

Весь трон был выполнен в виде гигантского клубка змей. Черные тела переплетались друг с другом, били хвостами, кусали сородичей острыми и длинными зубами, вырывая куски плоти. Благодаря колеблющемуся пламени светильников казалось, что змеи шевелятся. Их движения завораживали, и очень трудно, нереально трудно было отвести глаза от этого зрелища.

Но Лис сделал над собой усилие и постарался получше рассмотреть тех, кто находился возле этого кошмарного произведения искусства.

Их было двенадцать. Фигур, одетых в свободные черные накидки до пят с широкими рукавами и просторными капюшонами, скрывающими лица. Они стояли полукругом, шестеро с одной стороны трона, шестеро – с другой, и все как один смотрели на Лиса. Глаз их не было видно из непроглядной черноты капюшонов, но парень чувствовал эти взгляды, казалось прожигающие насквозь.

– Приветствуем тебя, неофит! – внезапно раздалось со всех сторон.

Лис готов был поклясться – это двенадцать загадочных людей в черных хламидах произнесли фразу одновременно, причем негромко. Но их слова, казалось, раздались отовсюду, многократно отразились от стен, и тихое эхо под непроглядным сводом зала еще несколько долгих мгновений шептало многоголосо, наперебой, постепенно угасая: «Приветствуем тебя, неофит…»

Эйфория и хорошее настроение как-то сами собой исчезли, словно их и не было. Лис беспомощно оглянулся, инстинктивно ища поддержки хоть у кого-нибудь, но Мунк словно испарился. Да и вряд ли он стал бы помогать проклятому или разъяснять что-то. Просто свойство есть такое у напуганного человека – надеяться на чудо, что кто-то придет и разрешит все проблемы. А Лис был реально напуган. В своей деревне он слышал сказки про могучих колдунов, живущих в подземельях, но с недавних пор считал их вымыслом для ребятни. Сейчас же зал, трон и эти двенадцать фигур словно вышли из тех страшных сказок, и инстинкты, глубоко запрятанные в любом человеке, сейчас настоятельно требовали бежать отсюда со всех ног.

– З-здрасте… – Лис непроизвольно сделал шаг назад.

– Пусть робость оставит твое сердце, – прошелестел хор голосов. – Сегодня ты вступаешь в ряды Гильдии Воинов ночи, которым неведом страх. Готов ли ты пройти посвящение?

Лису показалось, что копьевидные головки металлических змей, из которых состоял кошмарный трон, шевельнулись и уставились на него в ожидании ответа.

– А… а можно я еще подумаю? – выдавил из себя парень и попытался сделать еще один шаг назад…

Но не тут-то было. Его спина уперлась в мягкую, но непреодолимую невидимую стену, на которую что дави лопатками со всех сил, что не дави – толку никакого.

– Время для размышлений кончилось, – прошуршало по стенам многоголосое эхо. – Ты сам еще не осознаешь величия происходящего. Но это нормально. Лишь истинный Воин ночи способен осознать, какое это счастье – быть членом Гильдии.

– Счастье – оно, конечно, здорово. Но как-то я не готов пока к такому счастью…

Парень попытался сдвинуться вбок, обойти участок пространства, внезапно ставший непреодолимым, но получилось у него это неважно. Сбоку хода тоже не было. Уплотнившийся с трех сторон воздух не давал возможности идти куда-либо, кроме как по направлению к трону. Более того, он начал потихоньку подталкивать вперед отчаянно упирающегося парня.

– Стань одним из нас, – с легким, едва заметным недовольством шептали фигуры. – Познай могущество Ночи, усыпляющей все живое и окутывающей миры непроглядной тьмой. Оставь за порогом всю суету мира и ощути прелесть смерти, которую ты понесешь в мир. Дай Ночи проникнуть в твою душу…

Не хотелось Лису, чтобы в его душу что-то проникало, но поделать ничего не мог. Хочешь не хочешь, а приходилось переставлять ноги, чтобы не зарыться носом в каменный пол, ибо толчки в спину становились все настойчивее.

– Ты сделаешь это добровольно, – бормотали голоса. – Ты познаешь величие Ночи и проникнешься величием Гильдии…

Колени Лиса ткнулись в сиденье трона, и тут неведомая сила развернула его. Мощная волна воздуха толкнула парня в грудь, и ему невольно пришлось сесть на холодную, скользкую поверхность. Как только ладони Лиса коснулись металлических подлокотников, несколько десятков оживших змей оплели его предплечья и голени, и теперь при всем желании он не мог пошевелиться.

«Змеи-то реально живые, получается, – заметалась в его голове заполошная мысль. – Проклятая магия! Никогда про такое не слышал, чтоб железяки живыми были…»

От ужаса и неожиданности он непроизвольно попытался крикнуть, но не смог сделать и этого. Черные, холодные ленты скользнули по его щекам, подбородку, сдавили горло. Вместо крика из груди Лиса вырвался сдавленный хрип.

– Ты онемел от величия происходящего, – раздался над ухом хор мертвых голосов. – Это естественно, неофит. Тот, кто несет смерть во внешний мир, не должен тревожить воздух лишними звуками. Смерть нема, немы и ее слуги. Осталось лишь закрепить великое знание, полученное тобой сегодня.

Лис уже слабо соображал, что происходит вокруг. Полураздавленное горло почти не пропускало воздух в легкие, перед глазами все плыло, зал казался размытым и нереальным, а тени, мечущиеся по стенам, стали объемными и живыми…

Одна из них, возникшая в дальнем углу зала, стала медленно приближаться к трону. С каждым ударом останавливающегося сердца темный силуэт приближался, дрожа и расплываясь в мареве раскаленных жаровен. Лис уже не мог понять, где явь, а где призраки, порожденные угасающим сознанием. Он лишь шире раскрывал рот и напрягался из последних сил, стараясь протолкнуть в легкие хоть малую толику воздуха.

Силуэт приблизился, оказавшись еще одной фигурой в черном балахоне. Несмотря на одежды, скрывающие фигуру, ее очертания были смутно знакомыми. Но эту информацию умирающий мозг выдал скорее по привычке, нежели по необходимости, как смертельно раненный олень все еще бежит от волков, путаясь ногами в собственных кишках, вывалившихся из распоротого брюха. Какая разница, знаешь ли ты кого-то или нет, когда шею уже щекочет холодное дыхание смерти?

Однако Лис успел рассмотреть, как некто в черном воздел кверху руки. В одной из них тускло блеснул вороненым клинком нож, в другой было зажато нечто, напоминающее небольшие кузнечные клещи.

– Да славится Ночь! – резанули по ушам пронзительные голоса. – Да примет она от тебя, неофит, твою добровольную жертву!

Внезапно Лис ощутил резкую боль в горле. Он непроизвольно попытался сомкнуть челюсти, но не тут-то было. Металлические змеи проникли в рот и теперь, кроша зубы, раздирали его, как ученик лекаря раздвигает крючьями рану, чтобы учитель мог извлечь из нее наконечник стрелы.

А потом Лис увидел собственный язык, вытянутый изо рта на казалось бы нереальную длину. Узкий кусочек плоти, средоточие немыслимой боли, которое тянул, тянул на себя клещами мучитель в черном балахоне. Из-под капюшона на мгновение блеснули глаза, и в помутненный запредельной болью мозг парня молнией ворвалось узнавание. Абсолютно неживые глаза смотрели словно сквозь Лиса в то время, как рука мессира, сжимающая нож, приближалась к лицу несчастного…

Стальные змеи на мгновение ослабили петли, сжимающие шею, и из груди парня вырвался страшный вопль, когда он почувствовал, как ледяная сталь вгрызается в корень языка. Но тут же крик перешел в бульканье. Горячий поток хлынул из образовавшейся раны, заливаясь в горло и обильно брызжа на новую одежду. Но захлебнуться в собственной крови Лису было не суждено.

Неторопливым движением руки мессир бросил отрезанный язык в жаровню. Трепещущее мясо мерзко зашипело на раскаленных углях. Понаблюдав, как корчится от нестерпимого жара кусочек человеческой плоти, мессир деловито засунул за веревочный пояс окровавленные нож и клещи. После чего он протянул руку и вытащил из жаровни металлический прут, расплющенный на конце в небольшую блямбу, сияющую от жара, словно крохотное солнце.

От нереальной боли и значительной кровопотери беспамятство уже заволакивало сознание Лиса. Но недостаточно быстро. Несчастный мысленно умолял всех Высших и Низших богов, чтобы они побыстрее забрали его душу… Но боги не спешили. Вероятно, им было интересно смотреть, как мессир медленно подносит огненную каплю к лицу своей жертвы, как резким движением просовывает железо в горло, по пути доламывая и без того раскрошенные зубы, и как от великих мучений сокращается в конвульсиях человеческое тело…

Но сам Лис уже не чувствовал боли. Когда страдания становятся запредельными, боги либо забирают страдальца к себе, либо милосердно гасят сознание. Последнее, что Лис осознал, был запах горелого мяса, ударивший в ноздри. Так же пахла деревня, сожженная драконом. Так же пах мертвый рыцарь и его лошадь…

Запах смерти.

«Скорее бы…» – пронеслось в голове Лиса, прежде чем он провалился в черную бездонную пропасть…

Тысячи ледяных игл кололи лицо, шею, грудь, руки. Но больнее всего было губам. Казалось, что иголки бьют по оголенному мясу, с которого только что содрали нежную кожу.

От этой боли он и пришел в себя. А может, от холода, неистово ломящего кости. Или же от ветра, назойливо теребящего ресницы, слипшиеся от слез и крови.

Разлепить веки было непросто, но Лис все-таки сделал это.

Над ним от края до края мира раскинулось небо с крупными звездами. Обе луны внимательно смотрели на парня с высоты, словно тревожась – не простынет ли он, лежа на земле под мелким ночным дождем?

Но Лису было все равно. Перед его глазами все еще стоял полутемный зал с троном из стальных змей и мертвое лицо мессира поверх крохотного раскаленного солнца.

Парень знал: стоит пошевелиться – и тело немедленно отзовется взрывом запредельной боли. Поэтому уж лучше лежать на сырой земле, смотреть в небо и ощущать, как дождь бьет по сожженным губам и как медленно, но неотвратимо подбирается ночная сырость к пока еще теплому сердцу.

Но умереть сейчас, лежа на мокрой земле, ему было не суждено.

Внезапно одну из лун загородило пламя факела, и Лис невольно прищурился.

– Слышь, бродяга, чего это ты здесь разлегся? – раздался над головой грубый голос.

Капля горячей смолы упала на лицо парня, он невольно дернулся – и тут сбылись самые худшие его ожидания. Боль, притаившаяся в его теле, вырвалась наружу. Адский огонь опалил горло. Парень застонал, зажал ладонями рот и принялся корчиться на земле.

– Может, у него падучая? – с сомнением поинтересовался другой голос. – Или же демоны вселились в этого бродягу и теперь мучают его изнутри?

– Самое лучшее средство от демонов и падучей – это веревка, – авторитетно заявил первый. – Была бы моя воля, я б всех этих нищих, бездельников и бродяг отправлял на виселицу сразу после поимки.

– Сразу нельзя, – вздохнул второй. – Какой же это закон будет, если сразу? Надо, чтоб судья приговор прочитал, тогда можно. А так чтоб вот после поимки и прямо тут же вешать – никак нельзя…

– Ладно, хорош трепаться, служивый. Давай-ка лучше глянем, что это за любитель загорать по ночам в луже…

Чья-то сильная рука ухватила Лиса за шиворот и рывком поставила на ноги. На запястьях парня сомкнулись стальные перчатки, рванули вниз, вынуждая оторвать от лица ладони.

Перед ним стояли двое стражников, закованных в стальные доспехи. Один из них держал в руке факел и пытливо заглядывал в лицо пленника.