Пятьдесят оттенков Дориана Грея Уайльд Оскар

Глава 10

Больше всего на свете Розмари хотелось снова почувствовать Дориана внутри себя. Как она могла не замечать этого желания, как могла отказывать ему все это время? Она лежала на смятом покрывале своей кровати в одной лишь тонкой сорочке. Она только что прочитала его письмо в шестой раз и подбросила листы в воздух, чтобы они падали на нее в беспорядке и она могла впитать его мольбы и обещания каждой клеточкой страждущей плоти. Она закрыла глаза в надежде, что он приснится ей.

После того как Розмари убежала из его дома, чувствуя сквозь чулки, как ее тело оплакивает потерю девственности последними алыми каплями, она все время чувствовала головокружение, как будто падая с огромной высоты – с высоты почти неправдоподобного наслаждения и невыносимой боли. Она спотыкаясь пешком шла к дому, но в конце концов, почувствовав тошноту, села в экипаж. Едва слышно она произнесла свой адрес, подавляя всхлипы, и легла на бок, чтобы хоть немного утишить огонь, пылавший внизу живота. Ей казалось, что все внутри ее исковеркано, и она боялась ночи, когда бессонница вынудит ее подвергнуть свое тело тщательному изучению. Оказавшись дома, она легла в постель и провела там целый день, вставая только, чтобы облегчиться, и этот процесс заставлял ее вскрикивать, переживая снова и снова удар, который был нанесен ее любви.

Она поклялась больше никогда не видеть Дориана Грея.

Но хуже всего были дни, которые последовали за этим. Отец засыпал ее письмами, которые она даже не открывала. Затем начали приходить письма от Дориана, полные безумных заверений. Она не спешила открывать их, но каждый раз они неизменно разочаровывали ее. Он объяснял, что удары, которые он наносил ей (он называл это любовными утехами), – это всего лишь выражения любви, которыми во все времена обменивались возлюбленные. Он писал, что сейчас она еще слишком наивна, чтобы понять это. Он извинялся за то, что пытался научить ее слишком многому для первого раза.

Но последнее письмо было другим. Строчки мчались одна за другой, как будто им было тяжело удерживать себя в рамках страниц. Он уверял ее, что сам страдает оттого, что причинил ей боль, что его собственная жестокость потрясла его. Он писал о своей матери, прекрасной англичанке с голубыми глазами и копной каштановых волос, на которую она так похожа. Розмари была тронута тем, что оба они потеряли мать, когда были детьми, и что Дориан носит в своей душе печаль, так похожую на ее собственную. По его словам, он иногда чувствует ненависть к женщине, которая бросила его, и хочет причинит ей боль, прямо или косвенно. Сходство его матери с Розмари было так невероятно велико, что волею судьбы ей пришлось взять на себя удары, предназначенные ей.

А еще он написал, что любит ее: «Я люблю тебя. Люблю. Моя Розмари, жизнь моя».

И просил выйти за него замуж: «Я прошу тебя выйти за меня, моя Розмари, я прошу тебя – будь моей женой».

Как это прекрасно! Она даже вскрикнула от удовольствия. Миссис Дориан Грей! Она вскочила с постели и, сделав пируэт по комнате, подбежала к зеркалу и присела в реверансе, представляя, как они с Дорианом приезжают на бал. Все ждут их появления с нетерпением, все говорят о них.

– Да, да, здравствуйте, леди Дориан Грей, очень приятно, – представилась Розмари своему отражению, протягивая руку для поцелуя. – Благодарю вас, вы тоже прекрасно выглядите! Да, весна была чудесной, – она погладила себя по животу, наградив всех очаровательной улыбкой. – Неужели это так заметно даже под платьем? Да, мы ждем, что ребенок появится в августе.

Конечно, она увидит его. Что может быть хуже, чем жизнь вдали от Дориана Грея? Да, ему нужно было награждать шлепками свою мамочку время от времени, а она ведь по чистой случайности так на нее похожа, но и что с того? Она быстро выучила, что секс – это не так-то просто. Она ведь и сама была не святой. Она отдалась ему, а ведь он даже не ухаживал за ней. Кроме того, он пообещал, что никогда больше не позволит себе ударить ее, и она ему верила. Ей хотелось верить всей душой.

Но ей придется подождать. Она подняла рубашку и поморщилась при виде громоздкой пеленки, которую приходилось носить каждый месяц. Ни один мужчина не захочет видеть ее такой. И она прекрасно знала, что происходит, если мужчина смеет перечить женщине в таком состоянии – женщина сходит с ума. Истекающая кровью, на грани истерики… нет, придется подождать, прежде чем она увидит своего возлюбленного, своего мужа, отца ее еще не родившегося ребенка. У них будет много детей, так она хочет. Ребенок, в котором течет кровь Дориана Грея, не может не быть счастливым, но она и сама обладает некоторыми выгодными качествами. Она окинула себя одобрительным взглядом. Ее каштановые волосы и его серые глаза… Они будут такой красивой семьей!

Она снова легла на кровать. Летний день был в разгаре, но в ее положении следовало оставаться в постели, пока не иссякнет поток крови. И слишком сильно волноваться ей тоже не следует. Тишина и покой – вот что предписывают врачи для лечения этого ежемесячного недуга.

Она начала дремать, когда услышала, как дворецкий постучал в дверь.

– Войдите, – сказала она, накрываясь одеялом.

В комнату заглянул Паркер. Он знал о ее состоянии и трепетно ухаживал за ней, не смея поднять глаза и никогда не снимая перчаток.

– Мисс Холл, пришел мистер Дориан Грей. Мне не следует впускать его, не так ли?

Господи! Что же ей делать? Если она не примет его, он может истолковать это как очередной отказ. Она почувствовала, что исчерпала свою силу воли. Дориан Грей – блестящий молодой человек, и, стоит ему пожелать, вся Англия, а возможно, и Америка будут у его ног. Станет ли он и дальше добиваться какой-то художницы, которая не молодеет со временем и, откровенно говоря, на два года старше его? Если она прогонит его сейчас, то может потерять навсегда.

– Нет, Паркер, впустите его.

– Прикажете проводить его в гостиную? – спросил дворецкий.

Безусловно, будет неприлично принимать его здесь. В таком состоянии приходят в голову сумасбродные мысли!

– Да, в гостиную, благодарю вас, – ответила она.

Паркер поклонился и закрыл за собой дверь, лишний раз повернув ручку, чтобы убедиться, что она тщательно заперта. Розмари выскочила из кровати и бросилась к шкафу. Спокойно! Она почувствовала сгусток крови между ног.

Она выбрала прекрасное платье чистейшего голубого оттенка – подарок отца на Рождество, – которое хранила для торжественного случая. Розмари представляла, как надевает его на встречу с Дорианом: они, конечно, пойдут в театр на представление «Ромео и Джульетты», ее любимой пьесы. Она вспомнила, что всего несколько недель назад не могла вообразить, чтобы они делали что-нибудь вместе вне стен ее мастерской. Она была как в сказке. Розмари Холл, скромная художница, которая собиралась посвятить свою жизнь искусству, выходит замуж за состоятельного красивого юношу, который в буквальном смысле слова был мужчиной ее мечты.

Она вылетела из своей спальни, и ей казалось, что она уже мчится навстречу своему мужу, с которым намерена провести чудесный вечер. Если бы только не мешала эта отвратительная пеленка, обернутая вокруг бедер. Можно расслышать, как она шуршит под юбками.

Дориан сидел за роялем. Как часто она вот так выходила ему навстречу, не подозревая, что когда-нибудь наступит этот момент, когда она пообещает никогда больше его не оставлять.

– Дориан, – произнесла она.

Он обернулся и застыл в изумлении. Она поняла, что он поражен ее красотой и теперь еще больше убедился в правильности своего выбора. Она была самой подходящей для него женой во всей Англии и, если бы он пожелал, во всей Америке! Воспоминание об американских женщинах больно укололо ее самолюбие. Они бы так и набросились на него! В голову ей пришло замечание Хелен в ответ на слова Розмари о том, как красивы американки: «Они делают вид, что неотразимы. В этом секрет их очарования». Розмари чувствовала, что ее всегда будет преследовать этот холодный голос, отравляющий каждое новое впечатление ядом своей жестокой логики, как бы далеко она ни находилась от Хелен Уоттон. Мысль об этом легла тяжелым камнем у нее на душе.

– Розмари Холл, – сказал Дориан и встал, чтобы поклониться. Он взял протянутую руку и покрыл ее нежными поцелуями. Она не могла не думать, что целовали эти губы, когда он был с Хелен. Сможет ли она когда-нибудь простить его за это? Она не знала, до чего они дошли, но уж точно не хотела бы знать подробностей. В письме Дориан писал, что был околдован Хелен и ее порочной философией. Но сейчас заклинание разрушено, и ему удалось сохранить свою совесть нетронутой.

Дориан притянул Розмари к себе, и мысли о Хелен улетучились. Он держал ее так близко от себя, что она касалась его лицом, вдыхая мускусный аромат, исходивший от него. Дориан, Дориан, Дориан… Имя человека, который спас ей жизнь. Она даже не подозревала, что умирает от одиночества, посвящая все свое время живописи. Живопись! Сейчас ей казалось нелепым заниматься созданием иллюзий, когда все, ради чего стоило жить, находилось прямо перед ней. Раньше она просто боялась вступить в реальный мир.

– Спасибо, что не прогнала меня, – прошептал он.

– Дориан! – она отстранилась, чтобы взглянуть на него.

Его глаза сияли, он как будто поглощал взглядом ее красоту. Она не знала никого, кто был бы красивее его. Она дотронулась до его лица, на котором знала каждую черточку, и провела рукой по волосам. Он смиренно наклонил голову. Радость переполняла ее. Ощущение счастья полностью захватило ее сознание. Розмари приподнялась на носках, чтобы поцеловать его. Дориан ответил ей жадным поцелуем. Он осторожно взял ее за шею, затем провел пальцами по ее хрупким ключицам и дотронулся до груди. По ее телу прошла дрожь возбуждения.

– Ты простила меня? – спросил он, и его руки скользнули за корсаж.

– Да, – ответила она. Сейчас ее грудь была особенно округлой, и особенно чутко отзывалась на прикосновения. Когда он касался ее, каждый нерв трепетал.

– И ты станешь моей женой? – он сжал руку. Розмари закусила губу, чтобы подавить крик.

– Да, – ответила она.

Он взял ее за подбородок и поцеловал. Их языки переплетались, а его сильные руки ласкали ее грудь. Розмари прижималась к нему всем телом. Одно прикосновение там, внизу, освободило бы ее от томления.

– Мы можем пройти в твою спальню? – спросил Дориан.

Она прижималась к его ноге и чувствовала легкое покалывание внизу. У нее захватило дух.

– Да, – еле слышно ответила она.

В коридоре они встретили Паркера, который поспешно спрятал глаза. На его лице отразился ужас. В спальне Дориан опустился на кровать и протянул к ней руки.

– Моя прекрасная жена, – сказал он, усаживая ее к себе на колени и покрывая поцелуями. – Я так боялся, что потерял тебя.

Его руки устремились к ней под юбки. О, да! Розмари чувствовала себя кошкой, которую ласкает властной рукой хозяин. «Он коснется меня, и боль утихнет», – подумала она, но затем вспомнила о своем недомогании, и, выскользнув из его рук, перебралась на другую сторону кровати.

– Розмари, я… – он посмотрел на свои руки так, как будто они были повинны в преступлении.

– Нет! – Она подползла к нему на коленях и ласково погладила по плечу. Затем обвила себя руками: ей нельзя было касаться его, если она хотела подавить свое желание.

– Нет, все очень хорошо, – сказала она.

– Тогда что случилось, дорогая моя? – спросил он.

– Дело во мне, – ответила Розмари. – Я сегодня больна и не могу заниматься любовью.

– Больна? – взволнованно переспросил Дориан. Он дотронулся до ее лба тыльной стороной ладони. – Ты немного горячая.

Он наклонился, чтобы снова поцеловать ее.

– Нет, – она отшатнулась. – Прости, но мне даже не следует вставать с постели.

– Этого и не потребуется! – сказал он, отдергивая покрывало, которым она накрылась.

– Нет, Дориан, мне нужно лежать в кровати и отдыхать. Я вышла к тебе, только чтобы сказать, что я люблю тебя так же, как ты любишь меня, что я принимаю твои извинения и твое предложение тоже. Насчет того, что ты говорил в письме: конечно, я подожду, пока дядя отдаст тебе обручальное кольцо твой матери. Не нужно спешить. Мне не требуются подтверждения того, что принадлежу тебе.

Она протянула ему руку, на которой не было никаких украшений. Дориан поймал ее и поцеловал, не отрывая от нее глаз.

– Я всего лишь хочу заняться с тобой любовью, – сказал он. – Если ты устала, я могу просто целовать тебя там.

Розмари почувствовала, что краснеет, а тупая боль между бедер становится сильнее. Из ее груди вырвался глухой стон. Ничего другого она не хотела.

– Дориан! – воскликнула она, обвивая его шею руками и кладя голову ему на плечо. Она чувствовала себя такой маленькой, но с ним она будет в безопасности.

– Что такое, милая?

– Оттуда идет кровь! – выпалила она. – Я одна из тех несчастных женщин, которые так страдают от этого. Мне так жаль, что я обречена переживать этот недуг снова и снова, – она склонила голову. – Это случается со мной каждый месяц. Правда, каждый месяц! Обычно пятого числа. Но никогда не продолжается дольше тринадцатого.

Она закрыла лицо руками, наблюдая за его реакцией в щель между пальцами.

– Ничего страшного, – сказал Дориан, отнимая ее руки от лица и держа их в своих. Казалось, он поглотил ее ладони, такими маленькими они были. – Из-за этого я не стану любить тебя меньше. То, что происходит, – это естественно. Хотя восемь дней – довольно долгий срок.

– Правда? – спросила Розмари. Она знала, что с ней что-то не так. Дориан просто не хочет обидеть ее.

– Да, – ответил он, целомудренно поцеловав ее в лоб. – Мы что-нибудь придумаем. Но тебе действительно нужен покой в эти неприятные дни, нужно как можно меньше напрягаться. Я хотел доставить тебе удовольствие, хотел почувствовать твой вкус на губах, но такое потрясение может плохо на тебе сказаться.

Он серьезно посмотрел на нее и кивнул, как будто еще раз желая убедиться, что Розмари соглашается с ним. Она тоже кивнула, хотя толком не понимала, с чем должна согласиться. Оказывается, он очень много знал про женское тело. Она хотела положиться на его мудрость, но ведь это такие деликатные вопросы.

– Это не так страшно, как тебе кажется, моя милая, – сказал он. – Тебе нужно отдыхать, но вот здесь, – он положил ее руку на свой пенис, который сильно выделялся под брюками, – ты можешь почувствовать, что мое желание никуда не ушло.

Розмари почувствовала. Но она не знала, что сделать, чтобы самой не чувствовать возбуждения. Да она и не представляла, что делать! Она знала, что пенис должен быть твердым, но чувствовала себя смущенной и неловкой и была благодарна Дориану, когда он взял все в свои руки.

– Можешь расстегнуть брюки, – сказал он. Его голос не был жестким, но любви и понимания она в нем не услышала. Он звучал, как голос хирурга, который дает указания новичку-санитару.

Розмари подчинилась, вновь поразившись размерам пениса. Ей казалось, что она видит его в первый раз. Она взяла его в руки, как он учил ее. Его веки затрепетали, и она начала двигать кожу вверх и вниз. Ей показалось, что она делала это уже довольно долго, боль желания нарастала и превращалась в невыносимое томление. Как же ей хотелось, чтобы он вошел в нее и овладел ею прямо на этой кровати, на спинке которой были вырезаны лошади и цветы. Но одновременно она боялась этого, потому что воспоминание о том, в какое чудовище он превратился в прошлый раз, было еще свежо.

Она продолжала, как вдруг он внезапно убрал ее руки.

– Ложись, – приказал он.

Неужели он овладеет ею, когда она в таком состоянии? Она была не в силах остановить его, так ей хотелось, чтобы он оказался у нее между ног, придавив к кровати всей своей тяжестью. Она упала на кровать, но затем снова вскочила, вспомнив, что ей нужно в ванную комнату.

– Куда ты? – спросил Дориан.

Она закусила губу.

– Мне нужно помыться, – ответила она, одновременно почувствовав странное желание прибавить: «господин».

– В этом нет никакой необходимости, – сказал он, похлопывая рукой по кровати.

– Но… – начала она, однако послушно вернулась на кровать.

– Розмари, – проговорил он, поцеловав ее в шею.

Когда он добрался до мочки уха и принялся вылизывать ее, ей показалось, что его горячее желание пронизывает ее насквозь. Она почувствовала дрожь в ногах.

– Не здесь, – произнес он, прошелестев рукой по ее юбкам. – А здесь, – он провел пальцем по линии ее губ.

У Розмари округлились глаза. Она крепко стиснула зубы, а потом попыталась улыбнуться, как будто это было в порядке вещей, но вновь сжала губы. Снова овладевая ее волей, Дориан взял ее руки в свои.

– Это вполне естественное занятие, – сказал он. – Когда женщина находится в твоем ужасном положении, чего вы не можете избежать, потому что такова жестокая воля природы, приходится подходить к проблеме с другой стороны.

Дориан встал и, приподняв ее, – она почувствовала себя маленькой куклой в его руках – посадил к спинке кровати, подложив подушку под спину. Его каменно-твердый пенис был по-прежнему прямым. Розмари судорожно сжала зубы. Зубы! Не помешают ли они? Она вспомнила, как он сжал ее шею в прошлый раз. Может быть, это еще один способ удушения? Если она едва могла удержать его руками, как он поместится у нее во рту? «Скажи ему, что не можешь этого сделать, – подумала она. – Это уже слишком». Но она не могла его разочаровать, ведь он любит ее. Слишком много было поставлено на карту. Если она не могла принести ему удовольствия, когда ее охватывает этот недуг, то что же будет в будущем? Нет, он, конечно, был прав. Восемь дней в месяц – это слишком большой срок, ни один муж не станет ждать так долго. Вот так они и оказываются в публичных домах.

– Если ты встанешь на колени, тебе будет удобнее, – сказал Дориан, взбивая подушку. Она встала и посмотрела на него в ожидании дальнейших инструкций. – Розмари, ты такая красивая сейчас, – произнес он, поглаживая ее по щеке. – Ты должна знать, как мне будет хорошо, если ты это сделаешь. Если ты почувствуешь, что больше не хочешь, только сделай мне знак рукой. Прошу об одном – не прекращай резко, мне может быть больно. И еще кое-что, – он взял ее руку и положил к себе на яички. – Делай рукой вот так, ты можешь нажимать сильнее, помнишь?

– Хорошо, – тихо ответила она.

Розмари так хотела доставить ему удовольствие! Она наклонилась, сделала самый глубокий в своей жизни вдох и оказалась лицом к лицу с его членом. Он был длиннее, чем ее голова, и шире, чем ее улыбка. Она лизнула осторожно, как котенок.

– Медленно возьми его в рот, – говорил он. – Не бойся.

Розмари кивнула и случайно наткнулась на него лбом. Они оба вскрикнули от неожиданности. Но когда она взяла его в рот, они оба сразу же забыли об этом происшествии.

– Глубже, – сказал Дориан. – Как только сможешь.

Господи, неужели это только часть? Взявшись одной рукой за его яички, другой она направляла оставшуюся половину – если не больше – себе в рот. Он был горячим и соленым на вкус. Вдоль всей длины шла пульсирующая вена. Она провела вдоль нее языком. Дориан вздрогнул от удовольствия.

– Да, – произнес он. – О, Розмари.

Он положил руки ей на голову и начал двигать ее вперед и назад, и его член дотрагивался до таких частей ее горла, которых никогда раньше не касалась человеческая плоть. Розмари прижимала губы к зубам и слюной старалась смочить его пенис, чтобы он легче двигался. Внезапно она издала ужасный квакающий звук, но продолжала с еще большим усердием, используя вену, чтобы правильно определять направление. Ее собственное возбуждение напоминало о себе влажным ощущением под юбками, но она стремилась закончить данную ей работу. Она почувствовала спазм. Он крепко держал ее за голову, только ее пальцы продолжали двигаться.

Он закричал, потом еще и еще. После третьего крика горячая струя полилась ей в рот. Она отклонилась и сплюнула на пол.

Дориан лег на спину, пытаясь восстановить дыхание. Он слепо пошарил рукой и, нащупав ладонь Розмари, положил ее к себе на грудь.

– Дорогая моя, это было прекрасно, – сказал он. – Я думаю, со временем ты будешь очень хорошо это делать. У нас восемь дней, чтобы тренироваться.

Розмари легла ближе к нему и обвила рукой.

– Я что-то сделала не так? – спросила она, взглянув на лужу спермы на полу, как будто это не было доказательством ее успеха.

– Милая моя, – ответил он, целуя ее руку, – все было замечательно. Только пару раз ты задела меня зубами, а ты понимаешь, как это неприятно для чувствительного мужского органа. И под конец лучше быстрее двигать рукой, вынув его изо рта.

Розмари перекатилась на спину и вздохнула. Ей нужно было что-то сказать ему, но она не могла понять, что. Все это разочаровывало ее. Больше всего на свете она хотела доставить ему наслаждение, и, казалось, ей это удалось, а сейчас он делает замечания, тогда как в ней самой не утихает порочная страсть. Она не хотела больше лежать в кровати, но, вспомнив многочисленные указания, свернулась калачиком возле Дориана, слушая, как он легко похрапывает.

Всего лишь восемь дней в месяц. И на этот раз он не бил и не душил ее. Жизнь стала гораздо привлекательнее с сегодняшнего утра, когда ей казалось, что она умрет в одиночестве. Она посмотрела на свою руку, на которой вскоре появится кольцо его матери. Она подумала о своей собственной матери. Она не любила отца, зато любила кого-то другого – так сильно, что оставила свою семью. Она ненавидела ее за это, но какой-то частью своей души понимала. Когда она смотрела на спящего Дориана Грея, который тихо посапывал во сне (божество с трогательными человеческими чертами), она старалась вообразить, что могла бы оставить ради него. Сказать «все» значило не сказать ничего. Она была гораздо счастливее своей матери.

Глава 11

Дориан хотел видеть ее каждый день, но она отказывала ему, ссылаясь на усталость. Томление по нему все не проходило, и она хотела взаимности, каким бы естественным ни было то, что он заставлял ее делать.

На восьмой день кровотечение прекратилось. Розмари чувствовала себя разбитой и вялой, так долго пролежав в постели. Она заставила себя съесть обильный завтрак, это был первый полноценный прием пищи за последнюю неделю. Паркер положил ей на кровать груду корреспонденции. На самом верху лежала записка от Дориана, которую доставил посыльный. Записка гласила, что он пошлет за ней экипаж к 11 часам и в полдень уже будет ждать ее в своей постели. Она покончила с остатками завтрака и бросилась в ванную комнату.

Сидя в экипаже, она пыталась отогнать от себя настойчивую мысль, которая, как гноящаяся рана, не давала ей покоя все эти дни. Она и без того была на грани нервного расстройства, которое не поддается в эти дни ни логике, ни рассудку. Прошлой ночью, не в силах больше спать после целого дня, проведенного в кровати, она взяла книгу, которую когда-то давно принесла ей Хелен. Книга называлась «Страсти по Альфонсу Гри». Это был любимый роман Хелен, странный, неприятный. Розмари едва могла просмотреть его, а уж о том, чтобы сделать своей настольной книгой, как сделала Хелен, и речи не могло быть. Но она знала, что главный герой – Альфонс Гри – занимался любовью со своими возлюбленными, избирая для этого самые зловещие способы. Одну за другой он оставлял их полумертвыми, связанными на полу. Одна из сцен была так живо описана, что Розмари не смогла дочитать до конца. Альфонс душил женщину, проникая в нее сзади и свободной рукой выдергивая целые пряди ее волос. Женщина отчаянно боролась, пытаясь сохранить себе жизнь. Это была всего лишь вторая глава.

Неужели Дориан был в некотором роде похож на этого Альфонса Гри?

Нет! Он прекрасен – и душой, и телом. Он был так изящен и невинен, когда она писала его. Но с тех пор многое изменилось. Она вспомнила, как его руки обхватывали ее шею, когда они занимались любовью. У нее на животе появились синяки от его толчков. Но вслед за этим последовало письмо, в котором он просил прощения, говорил о безумии, которое нашло на него, и обещал, что никогда больше не выйдет за границы разумного. Слова устремлялись со строчки на строчку, как будто бежали от него, как будто он не мог надолго удержать их.

Она должна обсудить это с ним. Экипаж доставил ее к его дому, и она гордо прошла по дорожке, кивая желтым макам, как будто признавая их красоту и приглашая убедиться в ее собственной.

Виктор открыл дверь, поклонился и тяжелыми шагами ушел в одну из многочисленных темных комнат этого огромного дома, в который, как заметила Розмари, едва проникал солнечный свет. Нужно как-нибудь исправить это, если она собирается здесь жить. Жить с Дорианом Греем! Это все еще звучит как несбыточная мечта!

Прежде чем подняться наверх, она заглянула в столовую, чтобы посмотреть, повесил ли он картину, как обещал. Нет, но, очевидно, он повесил ее где-то еще, потому что она больше не была прислонена к камину. Интересно, куда?

Она вошла в спальню, и, как только увидела плотно задернутые шторы и тщательно заправленную кровать, которая выглядела такой нетронутой, такой строгой, ее пронзило воспоминание о том, что произошло здесь в прошлый раз. Наслаждение – да! Она чувствовала наслаждение, но жестокость, которую он проявил потом… Она кричала, она просила его перестать, но он продолжал и чуть не убил ее. Ей стало трудно глотать, когда она подумала о том, как его пальцы сжимали ей шею. Даже если он на секунду захотел ее смерти… Нет, конечно, нет. Она знает его, он никогда не был убийцей, даже в мыслях. Его душа так же прекрасна, как и его тело! Он просто увлекся, ведь так он ей написал, и, наверное, искушенные в любви люди считают это естественной частью процесса. Когда-нибудь она тоже научится получать от этого наслаждение.

Розмари разделась, стоя возле зеркала, но не отваживаясь заглянуть в него, и забралась в постель, свернувшись там, как конфетка, завернутая в бумагу. Виктор наверняка предупредил Дориана о ее приходе. Он появится с минуты на минуту. Он постучит или сразу войдет? Она уже принадлежала ему или ее все еще нужно было добиваться? Она чувствовала, что должна подготовиться к чему-то, но не знала, к чему. Его указания были простыми. Она должна была прийти, лечь в постель и дожидаться его, и вскоре он придет и окажется сверху и внутри. Но неприятные мысли все равно не давали ей покоя.

Дориан постучал и вошел, не дождавшись ответа. При виде нее, обнаженной, в его постели на лице его не отразилось ни малейшего удивления. Он был одет просто: рубашка и брюки, не было даже ботинок. Казалось, что он провел все утро, шатаясь без дела. Таким Дориан Грей был за кулисами светской жизни. Таким она будет видеть его и любить, пока смерть не разлучит их. Если только он сам не привык еще распоряжаться жизнью и смертью.

Ее голос сорвался, когда она пробормотала слова приветствия. Почему она так нервничает? Он сел возле нее на кровать и взял ее руки в свои. По телу Розмари прошла дрожь, она почувствовала щекочущий жар между ног. Он хотел стянуть с нее одеяло и уже собирался поцеловать, когда она заговорила. Все, о чем она думала, вылилось наконец в слова.

– Я сделаю все, чтобы доставить тебе удовольствие, Дориан. Но я не думаю, что создана для того, что привык делать ты, – сказала она.

Он не отвернулся. Его губы по-прежнему были в нескольких дюймах от ее губ. Он щурился, как будто не понимал, о чем она говорит.

– Ты не должен думать, что я не одобряю – совсем напротив! – продолжила она, прижимая правую руку к груди. – Но я боюсь этого. Ты ведь можешь показать мне еще способы удовлетворить тебя, Дориан? Если тебе действительно нужно доставить боль, чтобы… – Розмари поморщилась при мысли о том, как должно было закончиться это предложение. Затем поморщилась снова при мысли о собственной щепетильности.

Неужели она никогда не избавится от этого провинциального ханжества? Она подумала о коварном Альфонсе из желтой книги Хелен. Что движет этими людьми? А дружба Дориана с Хелен – к чему она привела? Что они делали вдвоем? Почему она не могла перестать об этом думать? Стоило хотя бы перестать говорить об этом, но она продолжала, несмотря на непонимающий вид Дориана.

– Возможно, мне никогда не удастся удовлетворить тебя, – говорила она, чувствуя, как щеки пылают от стыда. – Но я знаю, что человек, которого я писала, то есть ты, Дориан, тоже не хочешь этого в глубине души.

– Не говори ничего, – проговорил он, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать ее. Ее губы так долго ждали этого поцелуя, что голос в ее голове затих и сознание погрузилось в молчание, которое было необходимо ей, как прохладный ветерок в жаркий день. Она сжала бедра, почувствовав, что внутри ее снова разгорается пламя.

Однако, как только он отнял губы, желание объясниться вернулось. Но как заговорить об этом? Почему секс – это так сложно? Понимала ли она хоть немного то, о чем говорит? Вряд ли. У нее не было никаких догадок, только глава из этой ужасной книги. В одном из тех омерзительных монологов, которые Хелен заставляла ее выслушивать, она высмеивала застенчивых юношей, которые не осмеливаются даже шлепнуть ее по заду. Она презирала своего мужа за то, что он скорее засунет свой член в рот шлюхе, чем собственной жене. Она говорила омерзительные вещи про пенис лорда Уоттона: он был, конечно же, крошечный (она поднимала вверх мизинец в качестве иллюстрации) и изогнут, как старый гвоздь. Розмари старалась не слушать ее рассуждения о сексе. Обычно она утыкалась в холст, занимаясь каким-нибудь безобидным пейзажем. Сейчас она жалела, что не записывала всего этого.

Дориан прижал палец к ее губам.

– Розмари, я уже сказал, как люблю тебя, – сказал он. – Я не хочу причинить тебе боль. Я сдерживаю свои желания.

– Да, я знаю! – вскричала Розмари, бросаясь в его объятия.

Она гладила его щеки и губы, восхищаясь его мужественной красотой. Как удивительно, что он принадлежит ей! Но могла ли она дать ему то, чего он хотел? Понравится ли ему просто заниматься с ней любовью? А Хелен?! Хотя Розмари знала, что должна верить Дориану, она была уверена, что Хелен всегда будет где-то рядом, в тени, недовольно наблюдать за их счастьем. Она будет ждать удобного момента, чтобы разрушить его. Но нельзя так много думать о Хелен, это только навредит. Она должна сосредоточиться на Дориане и на их отношениях. Что-то все-таки изменилось в нем, но она не могла определить, что. Внезапно ей пришла в голову мысль.

– Мой милый! – вскричала она. – Если бы я только могла заглянуть тебе в душу так, как это было, когда я писала твой портрет. Я могла бы написать тебя еще раз – теперь уже не просто как друга, но и как возлюбленного, – я бы поняла тебя еще лучше, еще глубже проникла в твою душу. Тогда я была слишком застенчива, чтобы взглянуть на тебя с этой стороны.

Она чувствовала наконец единение с ним в своей любви. Это была великолепная идея! Но лицо Дориана стало холодным и отчужденным.

– Я никогда больше не буду позировать для тебя, Розмари, – сказал он.

Он встал с кровати, подошел к зеркалу и начал задумчиво разглядывать свое отражение. Розмари подтянула колени к груди, свернувшись клубком в кровати. Он так странно себя ведет! Она думала, что может умереть, если он не перестанет быть таким отстраненным. Неужели она многого просила? Он должен быть готов на все ради нее, ведь она пришла к нему в постель сама после всего, что произошло. Она всхлипнула, вспомнив, как он обидел ее и как заставил взять в рот свой огромный пенис, а потом дал понять, что она не слишком хорошо сделала свою работу. После их первого занятия любовью она три дня не могла сесть прямо. А сейчас он даже не удосужился подойти к ней.

– Это невозможно! – воскликнул он.

– Почему ты не хочешь понять? – Она сознавала, что становится слишком придирчивой, чего никогда раньше за собой не замечала. Она не упустила случая поздравить себя с успехом: первый мужчина, к которому она придирается, – это Дориан Грей. Если бы только у нее был друг, которому можно излить душу. Но у нее нет друзей! Единственного друга она потеряла благодаря Дориану. Она ему напомнит об этом чуть позже.

– Розмари, у меня есть свои причины отказаться. Уважай мое решение, – произнес Дориан.

Глядя, как он рассматривает себя в зеркале, она вспомнила, что перед ней идеальный мужчина. На мгновение ей просто захотелось, чтобы он лег рядом и овладел ею. Но потом одернула себя – нужно донести до него свою мысль. Если она собиралась построить с ним свое будущее, нужно выяснить, почему он так себя ведет.

– Нам нужно поговорить об этом, – настаивала она.

– Я не намерен это обсуждать, – отрезал он. – Либо мы поменяем предмет разговора, либо не будем говорить совсем.

Она встретилась взглядом с его отражением и подчинилась. Розмари вспомнила, с каким трудом ему давались долгие часы без движения, когда она только начала портрет. Неужели она захочет подвергнуть его такому испытанию еще раз? Может быть, в этом все дело: он просто не хочет тратить время, неподвижно сидя на стуле в неудобной позе? Портрет был просто предлогом, чтобы соблазнить ее, не так ли? А сейчас они уже принадлежат друг другу. Почему этот божественной красоты молодой человек должен опять страдать?

– Хорошо, оставим этот разговор, – сказала Розмари. – На какое-то время… – добавила она, чтобы не упускать из рук власть.

– Спасибо, – ответил Дориан. Его глаза все еще смотрели на собственное отражение. Он был так красив! Розмари почувствовала, что все мысли улетучились из головы. Она захлопала в ладоши, как маленькая девочка.

– Другой предмет разговора? Как скажешь! – сказала она с детским лукавством. – Хотя предмет на самом деле все тот же, – ее веселый тон начинал раздражать. – У меня есть хорошие новости по поводу портрета!

Дориан мгновенно повернулся.

– Какие новости? – спросил он.

– Я собираюсь выставить его в Париже этой осенью! – радостно провозгласила она.

Глаза Дориана сузились. Он смотрел на нее так, как будто хотел задушить. С чувством стыда она поняла, что это ее возбуждает.

– Ты гордишься мной? – спросила она, откинув одеяло. Она лежала, вытянувшись на кровати, в позе, которую припомнила на одном из дагерротипов Хелен, призывно посасывая палец. – Жорж Пети хочет устроить мне персональную выставку, – произнесла она сладким голоском. – Я первая женщина, которая удостоится такой чести. Он выберет мои лучшие работы для выставки на улице Сэз.

Розмари подползла к краю кровати, протягивая ему руку, почти касаясь его ноги. Он был в футе от нее, но не подходил ближе. Нежность уступила место непроницаемому выражению на его лице. Он был таким загадочным! Она села на кровати и, смутившись, снова завернулась в атласные простыни.

– Я обещала ему портрет, – сказала она своим обычным голосом. – Выставка продлится всего месяц, я думаю, ты сможешь расстаться с ним на месяц?

Дориан, казалось, был ошеломлен.

– Выставка? – переспросил он. – Ты собираешься выставить портрет?

– Да, – ответила Розмари. (Какой же у него сложный характер!) – Мне придется еще раз покрыть его лаком, но это не займет много времени. Я могу сделать это даже сегодня.

– Нет! – крикнул Дориан и одним прыжком оказался возле кровати, как будто вот-вот должна была взорваться бомба.

– В чем дело? – спросила Розмари. – Ты все время прячешь его за экраном, вряд ли ты им так сильно дорожишь.

Дориан сел на кровать и приложил руку ко лбу, на котором выступили капельки пота.