Королева голод (сборник) Антонов Сергей
– Эх, Катька, Катька! – простонал Егор, садясь на кровать.
Обвиняя в своих неудачах Горбачева, перестройку, мир, труд, май, июнь и все последующие месяцы года, старый прапор тщетно пытался обмануть себя. На самом деле точкой отсчета мелких неприятностей и больших жизненных драм стал поздний вечер 25 апреля 1986 года. Он навсегда врезался в память Фролова и оставил там глубокую, временами начинавшую кровоточить рану.
В тот день Егор возвратился с работы позже обычного: дивизия готовилась к встрече Первомая и, трубач-любитель Фролов репетировал с военным духовым оркестром.
Жена Оксана помогла Егору снять галстук, поставила на стол тарелку с тушеной картошкой и, подпирая ладонями, подбородок смотрела на ужинавшего мужа.
– Катька опять клад искать пошла.
– Значит, скоро нам с тобой работать не понадобится, – усмехнулся Егор. – Дочка прокормит. Получим свои двадцать пять процентов, и будем, как сыр в масле кататься.
После ужина Фролов направился к телевизору, чтобы выполнить ежевечерний ритуал просмотра новостей. Нажать кнопку включения он не успел: с улицы донеслись встревоженные голоса, а через секунду – душераздирающий крик жены.
В тот апрельский вечер археологическая экспедиция дочери привела к трагедии. Бездыханное тело Кати нашел у входа в подвал замка ее дружок Максим Коротков. Он и дотащил труп девушки до шоссе. Все попытки прояснить обстоятельства гибели Катерины закончились провалом. Напарник Фроловой по поиску кладов Денис Мальченко очутился в психиатрической лечебнице, а Коротков мог лишь сообщить, что целью изысканий был клад какого-то казачьего атамана.
На похороны дочери Егор заявился в стельку пьяным и едва не раскроил себе череп, зацепившись ногой о чье-то мраморное надгробие.
Дальше было еще хуже. Когда все бессмысленные речи были сказаны, гроб опустили в продолговатую яму и о его крышку гулко стукнули комья оранжевой глины. Фролов, которого бережно поддерживали под локотки тесть и дальний родственник из неведомых краев, поначалу безучастно следил за процессом погребения, а затем рванулся к мужику, орудовавшему лопатой и, сбил его с ног ударом кулака. Люди застыли в немом изумлении, когда папаша завладел лопатой и начал лихорадочно выбрасывать землю из могилы.
– Ее похоронили в платке! – кричал Егор.
Дикая сцена закончилась тем, что его скрутили и затолкали в автомобиль.
Катю действительно похоронили в платке: загадочная болезнь оставила от красивых белокурых волос только воспоминания…
На похоронах жены, умершей через полгода, Егор был настолько трезв, что сам себе удивлялся. На этот раз он вел себя вполне пристойно. Вплоть до поминок, где неожиданно начал орать песню и старался уверить всех участников тризны в первостепенности самолетов и вторичности девушек.
И о самолетах. Прапорщик Фролов обманывал сам себя, когда обижался на перестройку, как главную причину выхода на пенсию. Последняя была наилучшим выходом. Потеряв жену и дочь, Егор допился до таких чертиков, что в один прекрасный вечер решил устроить фейерверк и начал палить из ракетницы через распахнутое окно квартиры.
Скандал замяли с большим трудом, а хулиганистому прапору командование намекнуло о том, что Родина не слишком нуждается в дальнейшем служении Фролова на ее благо.
– Старая я сволочь! – прохрипел Егор, обращаясь к жене и дочери, смотревшим на него с фотографии. – Так-то, девоньки мои…
Из глаз, испещренных красными прожилками, готовы были хлынуть слезы пьяного раскаяния, но их опередило выпитое спиртное. Фролов провалился в сон.
22
Маленький человек в поношенном плаще песочного цвета в это время уныло брел по пустынной ночной улице.
Изгнанник Петя успел позабыть о нанесенной обиде. Он думал только о том, как прокрасться в квартиру, не разбудив грозную женушку. Однако эта проблема перестала быть первостепенной, когда от стены пятиэтажки отделилась темная мужская фигура.
– Знание умножает печаль. Не так ли, друг мой? – с нежной назидательностью в голосе спросил незнакомец. – Мудрецам всегда уготован мученический венец…
Петру, от неожиданности плюхнувшемуся задницей на мокрый асфальт тротуара было не до рассуждений о звездах и терниях.
– Какого лешего…
Голосовые связки отказывались ему повиноваться, а мышцы скрутило в тугой узел, который продолжал затягиваться, повинуясь энергетическим волнам ненависти, исходившим от философа ночных улиц.
ОА! – продолжал тот, заходя за спину Петра. – И все из-за пары слов о каком-то мерзком окислителе! Слов, оброненных старым пьянчугой, для которого наилучшим выходом было бы подохнуть под ближайшим забором.
Ладонь незнакомца опустилась на плечо Пети. Теперь все выглядело так, будто человек и его верный пес позировали фотографу.
– Впрочем, и ты, дорогуша, такая же мразь, – задумчиво продолжал странный человек, наклоняясь над ухом слушателя. – Почему ты не оглох до того, как услышать о восемьсот семьдесят первом?
– Я…Я ничего не слышал, поверьте мне… Аб-б-с-сслютно ничего…
– Ах, Петр, Петр! – нотки ласковой укоризны смешивались с насмешкой. – Ты, как твой тезка, рыбак из Галилеи пытаешься отречься? Может, наивно рассчитываешь, сделать это три раза до того, как прокричит петух и быть реабилитированным?
– Я ничего не знаю!
– Два.
– Клянусь, ничего!
– Три!
Почти неуловимым для глаза движением, незнакомец обвил шею Петра одной рукой, а второй вцепился ему в волосы и запрокинул голову назад. Негромко хрустнули шейные позвонки. Тело несчастного пьянчужки мягко сползло на асфальт.
– Истинно, истинно говорю тебе, Петр: не стать, никогда не стать тебе пастырем его овец.
Закончив свое дело, убийца сунул руки в карманы и ушел, с видом человека, которому нынешней ночью предстоит немало сделать.
– Об овцах, дорогой товарищ, мы позаботимся сами! – донеслось из темноты. – Рартемод Тармагурах!
23
Ольга сидела на кровати, выдвинутой на середину комнаты. Весь пол был завален обрывками старых обоев, а стены выглядели так, словно по ним прошлись граблями.
В косметическом ремонте особой необходимости не было: перед переездом бывшие хозяева красили пол и оклеивали стены.
Мишина просто хотела хоть чем-нибудь занять себя и отвлечься от тягостных раздумий, терзавших ее после последней встречи с Маратом. На какое-то время физический труд отодвинул умственные упражнения на второй план, но вскоре Ольге надоело сражаться с бумагой и все ее мысли вновь сосредоточились на Чашникове.
Он позвонил после двухнедельного перерыва и заявил, что намерен на коленях вымаливать прощение за свои необдуманные поступки.
– Вел себя, как идиот. Теперь окончательно понял, что ты мне дороже всех сатанистов мира, вместе взятых. Мы можем встретиться?
В голове Ольги сформулировалась фраза вежливого отказа, но язык выдал в телефонную трубку совсем другое.
– Сегодня. После работы.
Чашников ждал ее на скамейке у библиотеки с большим букетом роз. Они долго гуляли по улицам, не произнося ни слова. Мишина исподтишка поглядывала на Марата, который задумчиво вращал в пальцах сигарету.
– Ты начал курить?
– Не только начал, но уже бросаю.
– Похвальное стремление человека отрекшегося от Бога.
– Малыш… Я и не подозревал, что в этом городишке найдется столько желающих пойти за лидером. Пойти куда угодно!
– Лидерство засасывает?
– Оставь свою иронию. Мне и так тошно от той каши, которую заварил.
– И как собираешься ее расхлебывать?
– Обрублю все концы разом. Не думаю, что придурки, внимающие моим речам слишком расстроятся, если им объявить о роспуске секты. Они, я уверен, найдут себе занятие по душе: в лучшем случае будут бить морды прохожим.
Марат и Ольга вышли на окраину города и прогуливались вдоль рва, окружавшего старый замок.
– Я собираюсь закончить все в ближайшее воскресенье, – продолжал Чашников. – Только тогда почувствую себя отмытым от дерьма, в которое с головой окунулся.
– Марат, а тебе не кажется, что эти старые стены нечто большее, чем просто руины? – Мишина оперлась на невысокий штакетник. – Вечером замок выглядит довольно зловеще. Марат ничего не ответил и Ольга почувствовала, как ее окатила холодная волна беспокойства: именно так выглядел Чашников, когда затеял потасовку в общежитии.
– Эй, на палубе! Ты меня слышишь?
– Тармагурах, – мужчина смотрел на замок и явно видел то, чего не могла видеть его подруга. – Так его зовут.
Через мгновение Чашников вернулся из Сумеречной зоны. Ольге стало понятно, что Марат напрочь забыл о своей последней фразе. Напоминать о неведомом Тармагурахе она не стала, но от этого ничего не изменилось к лучшему. Ночь, проведенная в квартире Чашникова, оставила тяжелый осадок. Дело касалось не секса, а разговора, который повел Марат после того, как уснул. Он в чем-то соглашался с невидимым собеседником, шептал о девушке, бредущей на окровавленных ногах по зеркальным залам.
Перед тем, как провалиться в сон, Ольге было суждено испугаться еще раз.
– Тармагурах! – отчетливо произнес Чашников. – Звезды зовут его наружу!
За утренним кофе ночные страхи улетучились. Марат нагнал возлюбленную в коридоре.
– Планы на вечер?
– С головы до ног в полном твоем распоряжении.
Губы Чашникова коснулись ее шеи. Еще не так давно от этого прикосновения Ольга могла бы забыть обо всем на свете. Теперь же она просто констатировала, что поцелуй Марата был сухим и холодным. Откровение номер два пришло позже. Когда Ольга осталась одна в своей комнате, она поняла, что вход в потаенные уголки сознания Чашникова не просто закрыт. Он был замурован и превратился в неприступную стену.
24
Стена, на которую задумчиво смотрела Ольга, когда-то была оклеена старыми газетами. Внимание девушки привлекла одна из пожелтевших фотографий. На ней был запечатлены остатки сгоревшего дома, но Мишину заинтересовал другой дом, который попал в кадр случайно. Когда она жила у матери, то не раз проходила мимо заброшенного строения.
Жившая там бабка умерла, а у городских властей так и не нашлось времени разобраться с покосившейся избенкой, которая не вписывалась в ряд современных пятиэтажек, построенных рядом.
Внезапно девушке стало понятно, чем именно она займет себя вместо ремонта. Комната так и осталась в самом плачевном состоянии, а Оленька отправилась в библиотечный архив и около получаса листала старые газетные подшивки. Она чувствовала себя египтологом, которому посчастливилось отыскать в песках Гизы обломок каменной плиты с полустершимися иероглифами. Молодой библиотекарше удалось заметить пусть эфемерную, но все-таки связь между пожаром в доме Мальченко и смертью старушки Батраковой.
Только оказавшись у дома Никитичны, Мишина поняла всю никчемность и безрассудность своей затеи. И не только. Где-то в глубинах подсознания она чувствовала, что пришла сюда не по собственной воле. «Так наверное ощущает себя щепка, подхваченная стремительным течением», – подумала Ольга и, удивляясь поэтичности родившегося в голове сравнения, принялась карабкаться через беспорядочное скопление досок, которые когда-то были забором.
Оказавшись во дворе, с удивлением увидела тропинку протоптанную через буйную поросль сорняков и ведущую к крыльцу.
Кто-то довольно часто посещал это унылое место. Борясь с желанием повернуть назад, Мишина осторожно поднялась на крыльцо и взялась за дверную скобу, очень старую, но не ржавую, а наоборот, отполированную чьей-то рукой. Дверь распахнулась с такой легкостью, словно только ждала прикосновения. Дом встретил гостью запахами пыли и сухого дерева. Лучи солнца пробивались сквозь щели в досках и напоминали о том, что за этими стенами есть и другой мир.
Удивляясь собственной смелости, Ольга прошла несколько шагов, осторожно переступая через завалы деревянного крошева и оказалась в центре единственной комнаты. Ощущение того, что кто-то или что-то двигает ею, как марионеткой, выросло до неимоверных размеров и лопнуло, как мыльный пузырь.
Теперь все казалось простым и легким. Носком кроссовки девушка принялась расчищать мусор, устилавший пол. Потом присела на корточки и увидела то, что искала. Пальцы скользнули по обугленным краям канавки. Мишина бережно смахнула остатки древесной пыли. Цветок…
25
Прохожие удивленно поглядывали на девушку, которая перебралась через остатки забора заброшенного дома и осматривалась кругом, как инопланетянин, вылезший из люка своего летательного аппарата. Только через несколько минут к Ольге вернулось ощущение реальности. Она торопливо отряхнула джинсы, кое-как пригладила волосы и зашагала по траве к тротуару.
Подходя к дому Марата Мишина вдруг поняла, что провалы в памяти, о которых она читала, на самом деле совсем не такие, как ей казалось. Попытки вспомнить то, что она видела в доме Батраковой, напоминали гоночную машину, раз за разом врезавшуюся в неприступный забор из каменных плит.
– Где ты шлялась?! – глаза Марата светились злобой и нетерпением. – Я уже несколько раз заходил в общежитие.
– Я обязана отчитываться?
– Нет, но я волновался, – Чашников взял себя в руки, что явно далось ему с трудом. – Выпьешь со мной? Есть отличное вино.
Ольга пожала плечами. Она слишком устала для того, чтобы ссориться.
– Выпью.
День был так богат на события, что Мишина утратила способность удивляться и не обратила внимания на то, что Марат не стал наполнять бокалы, а просто достал уже полные из навесного шкафа.
– Запах просто изумительный! – Чашников улыбнулся. – За нас с тобой, девочка!
Сделав первый глоток янтарно-желтой жидкости, Мишина причмокнула: вино действительно было очень хорошим.
– Марат, а ведь ты сейчас напоминаешь Азазелло, который травит Мастера и Маргариту фалернским.
– Даже так?
Ольга поставила пустой бокал на кухонный стол.
– Была, не была! Наливай еще, мой отравитель.
– Всегда к вашим услугам, Маргарита Николаевна!
Чашников шутил, но шутил фальшиво. Его выдали голос и напрягшееся лицо. Неужели Марат и вправду подмешал ей в вино какую-то гадость? Легкое головокружение могло быть следствием простого опьянения, но Мишина понимала, что все гораздо серьезнее.
В то же время она чувствовала восхитительное безразличие. Все краски стали настолько яркими, что захотелось закрыть глаза. Девушка так и сделала. Она услышала голос Чашникова. Тот нес какую-то чепуху об оказанной ей чести, которой удостаивались только избранные.
– На тебе, моя милая, лежит печать…
26
Печать? Девушка вновь раздвинула ногой мусор на полу и увидела печать, о которой шла речь. Круг и цветок с тремя треугольными лепестками. Очень странный цветок. Цветок, излучающий угрозу и несущий смерть.
Ольга опять услыхала голос Марата.
– Крошиб!
В следующий момент должно было произойти что-то очень важное, но Чашникову помешали. Девушка с трудом открыла глаза. Сознание не желало воспринимать реальность. Она ведь уснула на кухне, в квартире Марата, а теперь очутилась в мрачном зале, освещенном огоньками множества свечей.
– Перегибаешь палку, Марат! Отпусти девчонку!
Это говорил мужчина, который стоял к Ольге спиной. Причем стоял так, будто намеревался заслонить ее собой.
– Якши!
Молниеносный выпад Чашникова застал бы врасплох любого, но Тихонов был серьезным противником и лезвие ножа, нацеленное в грудь Сергея, рассекло пустоту. Марат ожидал этого и впечатал кулак левой руки в живот журналиста. Тот согнулся пополам, хватая ртом воздух, а Чашников под одобрительный гул сатанистов схватил Тихонова за волосы и нанес сокрушительный удар коленом в лицо.
Сергей рухнул спиной на острые обломки кирпича. Кровь из разбитого носа стекала по губам прямо в рот. Потолок синагоги медленно вращался и сейчас Тихонову хотелось только одного: поскорее отключиться. Марат не дал ему этой возможности. Он наклонился и, вцепившись в воротник куртки Тихонова, рывком поставил его на ноги.
– Ты все еще хочешь быть защитником униженных и оскорбленных?
Холодное лезвие прижалось к горлу Сергея. Лицо Чашникова дышало яростью и чувством превосходства.
– Я жду ответа, бачо!
Марат чуть двинул рукой и шею Тихонова обожгло болью. Сейчас или никогда! Марат оказался так близко, что упустить шанс было нельзя. В удар головой Сергей вложил остатки сил и добился нужного эффекта. Чашников отступил на шаг и, по его затуманенному взгляду стало понятно, что он готов вырубиться.
Дальше Тихонова вел уже не расчет, а рефлексы. Одним прыжком очутившись рядом с Маратом, он обеими руками сжал руку противника, а сам опустился на колено и перебросил Чашникова через себя. Крик ярости и боли, вырвавшийся у Марата, стал для его дружков сигналом к действию. Они одновременно двинулись на Сергея. Противостоять этой ораве было даже не пустым геройством, а простой глупостью. Тихонов ограничился тем, что проковылял к сидевшему на полу Марату и носком кроссовки подальше отшвырнул нож.
– Цирк окончен мальчики! Всем оставаться на местах!
Знакомый Тихонову голос звучал одновременно насмешливо и властно. Рядом со щелью в досках стоял Игорь Гончаров, а из-за его плеча изумленно выглядывал молоденький сержант в бронежилете и с автоматом в руках.
Сергей не сел, а скорее рухнул на лавку рядом с Ольгой, которая понемногу начала приходить в себя.
Гончаров небрежно привалился плечом к спине, пропуская в помещение подчиненных. Те профессионально обыскивали присмиревших сатанистов, а Сергей ободряюще улыбнулся девушке.
– Все в порядке. Как себя чувствуете?
– Сносно. Если не считать того, что кружится голова, и я абсолютно не помню, как здесь оказалась.
– Ну, положим, головокружением меня не удивишь, – Сергей провел пальцами по разбитым губам и вытер испачканную в крови руку о джинсы. – Ваш дружок отменно дерется.
– Я тоже думала, что Марат мне дружок… Теперь вижу, что ошибалась.
Разговор был прерван шумом и криками. Оказалось, что Чашников, воспользовавшись моментом, свалил одного из милиционеров подножкой и бросился прямиком к Гончарову. Тот попытался преградить беглецу путь. Однако Марат, не сбавляя скорости, врезался, в Игоря. Его отшвырнуло в сторону, а Чашников, как таран вышиб сразу несколько досок и исчез в темном проеме.
Игорь оттолкнул подчиненного, который хотел помочь ему встать.
– Разбирайтесь с остальными! Эту суку я сам возьму!
– Гончаров не даст Марату уйти, – Сергей протянул Ольге руку и та благодарно на нее оперлась. – Пойдемте отсюда.
27
Запах хорошего коньяка щекотал ноздри и Тихонов намеренно оттягивал момент, когда вкусно пахнущая жидкость прокатится по пищеводу и взорвется приятным теплом в желудке.
– Еще раз спасибо, Игорь. Сегодня ты спас мне жизнь.
– Брось. Что меня действительно волнует, так это Чашников, – Гончаров залпом опорожнил свою рюмку. – Не думал, что эта сволочь такая прыткая.
Прямо из синагоги Тихонов и Мишина поехали домой к Гончарову. Тот перенес свое приглашение на рюмку коньяку в связи с изменившейся ситуацией. Ольгу решили не отпускать в общежитие, так как девушка испытала сильнейший шок и нуждалась в чьем-то присутствии рядом. Сейчас она спала на диване в соседней комнате, а журналист и сыщик тихо обсуждали недавние события. Чашникову удалось сбежать, а всю его банду разместили пол камерам подвального помещения РОВД. Оставалось лишь изловить самого главаря, на квартире которого разместили засаду.
За окном занимался рассвет. Игорь снял со спинки стула наплечную кобуру.
– Сейчас бы часок вздремнуть, но придется разбираться с этими сатанистами. Может, с их помощью Марата удастся остановить побыстрее.
Из соседней комнаты донесся стон. Ольга заворочалась во сне. Сергей покачал головой.
– Провожу ее до общежития. И как только угораздило такую милашку связаться с Маратом?
– Тяга к сильной личности, – усмехнулся сыщик. – Кофе?
Пока Игорь возился на кухне, Сергей еще раз мысленно прошелся по событиям беспокойной ночи. Что-то, какая-то постоянно ускользающая от него деталь, не давала покоя. Короткий поединок с Чашниковым, полет отброшенного ножа, голос Гончарова и отчаянный рывок Марата… Одного из ее элементов мозаики явно не хватало!
28
Ольга опять тихо застонала. Во сне дом Никитичны казался больше, чем был на самом деле, хотя по-прежнему состоял из одной комнаты. Пол в ней был выстелен большими зеркальными плитками и только в центре оставался деревянным.
Круг с цветком внутри переливался всеми оттенками зеленого света и притягивал взгляд.
Мишина услыхала шуршание ткани. Невысокий, одетый в черную хламиду с капюшоном человек остановился в нескольких шагах и поклонился так, словно приветствовал Ольгу.
– Ты на-ш-ш-ша! – прошелестел тонкий голосок. – На-ш-ш-ш-ша!
– Наш-ш-ш-ша! – послышалось из круга, цветок в котором начал бешено вращаться, сливаясь в темную, быстро расширяющуюся воронку, край которой вскоре достиг кроссовок девушки. Стены комнаты начали сближаться, подталкивая Ольгу, к темному водовороту. Существо приблизилось и откинуло капюшон. Девушка ожидала увидеть человеческое лицо, однако из-под складок черной материи высунулась кошачья морда. От пристального взгляда желто-зеленых глаз у Мишиной похолодела спина. Бледная узкая ладонь коснулась запястья девушки.
– Наш-ш-ш-ша! – завывало в голове у Ольги все сильнее. – Ты наш-ш-ш-ш-ша!
Стремясь избавиться от невыносимых «ш» Мишина сжала голову руками. Зеркальный пол поднялся, оказавшись у самого ее лица.
29
Ольга видела свое отражение, но не в полу дома Никитичны, а в зеркале ванной комнаты. Мокрые от пота пальцы правой руки Мишиной сжимали бритву.
– Наш-ш-ш-ша!
Ольга полоснула лезвием по своему запястью и края раны разошлись. Едва заметная струйка крови под большим напором ударила в зеркало и рассыпалась по его поверхности мелкими каплями.
Гончаров, успевший вбежать в распахнутую дверь ванной первым, перехватил руку девушки, которая собиралась вновь пустить бритву в ход. Влепил Мишиной такую пощечину, что ее голова едва не сбила настенный шкафчик.
– Жгут! – заорал Игорь застывшему в растерянности Тихонову. – Полотенце, ремень, все что угодно! Быстро!
Сергей сорвал с вешалки вафельное полотенце, обмотал его вокруг руки Ольги и сильно затянул.
– Рана в принципе пустяковая, – констатировал Игорь, когда Мишину усадили на диван. – Но в больнице ей побывать не помешает.
Только в машине Гончарова Ольга пришла в себя и с удивлением взглянула на свою руку.
– Это натворила я?
– Нет. Крокодил Гена, – насмешливо сообщил с переднего сиденья сыщик. – Или, что более вероятно, коварный Чебурашка.
Тихонов с облегчением увидел на бледном лице девушки измученную улыбку.
– Не волнуйтесь, Оленька. Справиться с шоком, который перенесли вы не так-то просто.
Мишина кивнула головой.
– Я спала, а потом… В общем…
– В общем, из-за Вас, милочка, нам так и не удалось выпить кофе, – опять присоединился к беседе Гончаров, въезжая во двор больницы. – И все это при том, что за пару часов нам удалось угомонить бутылку коньяка.
– Пить ранним утром – первая ступенька на пути к алкоголизму, – назидательно выдала Мишина. – И никакой кофе, поверьте мне, тут не поможет.
– Что ж, – вздохнул Тихонов. – От хирургического отделения рукой подать до кабинета районного нарколога.
– Мне туда нельзя, – пожаловался Гончаров. – Если узнают на работе – кранты!
Все закончилось тем, что высаживаясь у двери приемного отделения, вся троица весело смеялась, вызывая недоуменные взгляды медперсонала.
– Какие планы? – Игорь высадил Сергея у городского универмага. – Боюсь, что в редакции тебя ждут небольшие проблемы и крупная взбучка.
– Именно поэтому я собираюсь наведаться туда позже. Пусть буря в голове моего шефа слегка уляжется. А пока попробую добиться аудиенции у Короткова.
– Желаю удачи. Очень надеюсь, что на этот раз обойдется без поножовщины.
– Я только защищался, – скромно потупил голову Тихонов. – Он первый начал.
30
К своему удивлению Сергей не только сразу дозвонился до ученого-затворника, но и получил согласие незамедлительно встретиться. Квартира Короткова напоминала описанное Гоголем жилище Плюшкина. Когда Сергей шел вслед за хозяином он несколько раз ухитрился врезаться в залежи книг, едва не обрушил уставленную разномастными камнями и обломками стремянку.
Максим уселся в глубокое кресло с потертой спинкой и, устроив руки на подлокотниках, стал похожим на Ван Хельсинга, дающего рекомендации по охоте на Дракулу.
– Итак, вы хотели бы услышать что-то новенькое о Кате Фроловой? Боюсь, что разочарую Вас, Сергей Александрович. Загадка ее смерти осталась загадкой для всех, в том числе и для меня.
– Мне просто хотелось бы узнать, чем интересовалась Катюша в последнее время. – Тихонов взял предложенную хозяином сигарету и прикурил от массивной настольной зажигалки. – Пусть это даже никак не связано с гибелью девушки.
– Хитрите, господин Тихонов. Катя не случайно оказалась в подвале замка, а ее смерть напрямую связана с предметом э-э-э изысканий нашего общества археологов-любителей или, как теперь их называют, черных копателей. Наша группа была помешана на кладе атамана Золотаренко. Слышали о таком?
– М-м-м… По моему…
– Гетман Золоторенко сражался против поляков под флагом царя Алексея Михайловича. В те времена для местного населения Иван Золоторенко считался захватчиком. Он взял город в осаду, но перед тем, как кольцо замкнулось полностью, сюда успел проехать обоз, который вез жалованье местному военному гарнизону. Около трех десятков бочек с золотыми и серебряными монетами были разгружены в замке, но раздавать деньги солдатам было просто некогда. Войска Золоторенко беспрерывно обстреливали город и замок, а гарнизон вел ответный огонь. Осада длилась больше месяца. В итоге сам гетман пал от меткой пули снайпера, его полки захватили город, но не нашли бочек с деньгами. Эта история и породила легенду о кладе атамана. По всем прикидкам бочки, скорее всего, удалось вывезти из города и утопить их в каком-нибудь болоте. Однако многие, в том числе и мы с Катей, верили в то, что клад был зарыт в подвалах замка.
Коротков замолчал, раздавил сигарету в пепельнице и тут же прикурил новую.
– Итак, мы искали клад. Искали по-дилетантски, бессистемно. Почему-то казалось, что именно через подвал лежит ближайший путь к вожделенному кладу. Тайком от сторожей вырыли землю, которая удерживала массивную стальную дверь, поочередно рылись в подвале и для этого даже сбегали с уроков. По плану Катюши необходимо было прорыть несколько лазов, ведущих из подвала в разные стороны. Мы взялись за дело с энтузиазмом, но все закончилось на первом тоннеле. Сейчас я просто удивляюсь нашему безрассудству. Продолбить кирпичную кладку полуметровой толщины и каждый раз шнырять под ней могли только молодые идиоты. Обвал мог произойти гораздо раньше, чем это случилось, в любую секунду.
– Вы сказали, что все закончилось на первом тоннеле. Как именно закончилось?
– Денис Мальченко однажды прибежал в школу и, дрожа от возбуждения, сообщил мне с Катей, что удалось докопаться до какой-то подземной полости. Спуститься туда в одиночку он не осмелился. Мы решили, что ближайшим вечером сделаем это вместе.
– Вы тогда опоздали…
– На каких-нибудь полчаса. Успей я вовремя, мог оказаться на месте Кати или… Дениса.
– Вы пытались говорить с Мальченко позже?
– И не раз. Однако безрезультатно. Денис не просто свихнулся, а на мой взгляд… Стал другим. Кстати, Сергей Александрович, доводилось ли вам когда-либо слышать о сумасшедшем-путешественнике?
– Что вы имеете в виду?
– Денис. Городской идиот, который может не появляться здесь по несколько месяцев. Я не силен в психиатрии, но мне кажется, что обычно сумасшедшие ведут оседлый образ жизни, а этот…
– Возможно, он никуда не уезжает, а просто старается не попадаться людям на глаза, – Тихонов встал. – Я вижу, вам не терпится вернуться к своим исследованиям. Последний вопрос: в те дни ничего необычного больше не было?
– Необычного? Нет. Если не считать того, что в наши ряды хотел влиться еще один кладоискатель. Обычно Катюша и Денис старалась и близко не подпускать к нашему тайному обществу посторонних, а за несколько дней до трагедии обещали познакомить меня с отличным парнем.
– И все?
– Знаю только, что он не из местных.
Сергей пожал руку протянутую Максимом и направился в коридор. У двери он обернулся к Короткову.
– Кстати, вам ничего не говорит слово Тармагурах?
Сначала на лице Максима отразилось недоумение, затем растерянность, а потом он неожиданно расхохотался.
– Вот так дела! Не спешите, Сергей Александрович, наш разговор еще не закончен.
Они возвратились в комнату и Коротков вновь уселся в свое кресло.
– Значит, Тармагурах?
– А что вас так веселит?
– Не обижайтесь, Тихонов. Просто имя одного из самых древних богов известно не каждому специалисту, а уж из уст журналиста районной газеты оно звучит достаточно неожиданно, – Максим улыбнулся и развел руками. – Еще раз простите. Откуда вам известно про Тармагураха из Крошиба?
– Вот уже несколько дней это имя я то слышу во сне, то его произносят те, с кем раньше я даже не встречался.
– Странно. Я как раз сейчас занимаюсь изучением легенд, связанных с этим жестоким божеством. Причем речь идет скорее о литературном исследовании, поскольку Тармагурах не оставил более материальных доказательств того, что ему поклонялись, чем мифы и легенды.
– Очень интересно. И о чем же рассказывают эти легенды?
– Тармагурах, как его называли в древнем Египте, известен, как Хрошем Рартемод в шумерских эпосах. Он, по крайней мере, ровесник бога солнца Ра, но вполне возможно, что ему поклонялись еще раньше. По легенде Тармагурах был изгнан из Крошиба, небесного обиталища богов, среди которых царило равноправие, за то, что возомнил себя самым главным и могущественным.
– История Люцифера?