Королева голод (сборник) Антонов Сергей
– Мы лишь поняли, что управлять моими вспышками ясновидения невозможно, – Мидллуайт развела руками. – Я, правда, научилась, касаясь фотографий из семейного альбома понимать кто на них снят, узнавала масть карты, дотрагиваясь до ее рубашки…
– Не так уж и мало!
– По-настоящему сильная вспышка произошла со мной в ночь смерти родителей, – продолжала Рэйчел. – Я хоть и находилась за тысячи километров от них, но видела, как обрушиваются пласты песка, слышала крики…
Девочка замолчала, сняла очки и вытерла платком выступившие на глазах слезы.
– Если тебе тяжело, можешь не рассказывать, – заботливо сказал Клод.
– Справлюсь. Тем более, что я подошла к главному. В автобусе, по пути сюда…
Когда Рэйчел закончила свое повествование, Клод восхищенно присвистнул.
– Круто! В кои-то веки удалось свести знакомство с настоящей ясновидящей! Теперь вижу, что в поиске сокровищ обузой не будешь. Однако раскрутить меня на пятьдесят процентов не надейся. Их не вытребовал бы у меня и сам Дэвид Копперфилд. Десять, девочка, нет пятнадцать – вот мое последнее слово!
– О, безграничная французская щедрость! – с деланным возмущением воскликнула Рэйчел. – Может, надбавишь пару-тройку процентов за то, что сняла тебя с яблони?
– Подумаю, если пообещаешь не наускивать на меня своего четвероного монстра.
– Договорились!
– Теперь подробнее о вчерашней ночи, – попросил Клод. – Хочется, знаешь ли, понять с чем или с кем придется иметь дело.
– Последняя вспышка была не такой, как остальные. Я видела не застывшие картинки и даже не то, что происходило в другом месте. Нет! Это было… Ну, скажем так, как в кромешной темноте поднести к глазам прибор ночного видения. Что касается старца в плаще…
Когда Мидллуайт передала Клоду слова привидения, тот от избытка чувств хлопнул в ладоши.
– Жак де Молэ! Расстановка сил изменилась и я очень рад тому, что взял тебя в долю. Твои паранормальные способности против загробных штучек Великого Магистра! Кто кого!
– Если мы прогуляемся до ворот усадьбы, то может быть, встретим настоящих специалистов по общению с духами, – сообщила Рэйчел. – С минуты на минуту сюда должны прибыть экзорцист из Рима и медиум из Америки. Станешь пересматривать условия нашего партнерства?
– Вот это номер! Здесь, что намечается симпозиум оккультистов под председательством Блаватской?
– Нет. Просто американский гость владелец всего, что ты видишь вокруг. Он собирается продать усадьбу, а римского священника привлек с целью очистить Крессе от духов, гоблинов и зеленых человечков.
– Усек, – Рэймонд вывел спутницу на аллею ведущую к воротам. – Надо бы произвести на гостей впечатление…
– На меня ты уже произвел. Я думала, что литературный кругозор Большого Клода ограничен рамками романов Сименона, а он еще, оказывается, читал о Елене Блаватской.
– Стало быть, произвел впечатление? – в голосе Рэймонда отчетливо прозвучали нотки обиды. – Ты умная и тактичная девчонка, Рэйчел. Поэтому сможешь понять, что есть вещи, над которыми нельзя насмехаться. Да, я стараюсь подражать в мыслях и поступках комиссару Мегрэ. Да, я хочу поступить в Национальную школу полиции и дослужиться до комиссара. Что плохого в том, чтобы ставить перед собой цель, пусть даже и недостижимую?
– Ничего плохого. Извини, Клод. А почему недостижимую?
– Туда поступают только самые-самые. Единицы. Вундеркинды, а я не принадлежу к их числу. Деревенщина, Рэйчел, которой на роду написано заниматься огородничеством и скотоводством…
– Не вешай нос, Клод. В тебе есть все, чтобы утереть нос любым городским выскочкам. Теперь скажи: на много ли тянет мой геройский поступок в автобусе?
– Ну… В общем-то ты… Слушай, Рэйчел, откуда столько тщеславия? – опешил Рэймонд.
– Ты ошибаешься! Вовсе не тщеславие движет мной, а здоровый прагматизм. Посуди сам: теперь я могу едва ли не на «ты» разговаривать с комиссаром Мортрэ. Так?
– Пожалуй…
– Тогда что мешает мне попросить о протекции для своего лучшего друга Клода Рэймонда?
– Спасибо, Рэйчел, – смутился Клод. – О! Кажется, появился первый из гостей. Фрида и Пьер встречают у ворот парня в лихо сдвинутой набекрень шляпе и переброшенном через руку, таком желтом плаще, что от него рябит в глазах.
– Исчерпывающе описание, – похвалила Мидллуайт. – Мои познания о католических священниках весьма скудны, но я не думаю, что Ватикан стал позволять своим служителям облачаться в столь экстравагантные одежды.
– Как знать, как знать, – рассмеялся Клод. – Экзорцисты – элита и, возможно, могут позволить себе некоторые вольности.
Подростки подошли к воротам и услышали первые слова гостя, которые свидетельствовали о том, что он не имеет к славной когорте служителей Ватикана никакого отношения.
– Черт меня побери! – распинался Ларуш. – Ваши французские таксисты настоящие грабители. За каких-то вшивых тридцать километров с меня взяли… Нет! И после всего этого он осмеливается намекать на чаевые! Каково?!
– Полностью разделяю ваше возмущение, мсье Жак, – с интонацией соловья в голосе посочувствовала Фрида. – Будь моя воля… Пьер, не стой столбом, возьми чемодан мистера Ларуша. Значит, путешествие было…
– Омерзительным, мадмуазель Фрида! – произнеся эту фразу, Жак заметил Рэйчел и Клода. – Почему меня не предупредили, что в замке проводятся экскурсии для школьников? Или эти милые детки попросту заблудились, Пьер?
– Видите ли, мсье Ларуш, – смутился Мулеж. – Я не успел предупредить вас о приезде моей племянницы Рэйчел… А этот молодой человек – ее друг.
– Хм.. Племянница и друг. Оба…
– Так же омерзительны как ваше путешествие и французские таксисты? – не выдержала Рэйчел. – Это вы хотели сказать?
– Как ты смеешь Рэйчел в таком тоне разговаривать с господином Ларушем? – взвилась Фрида. – Сейчас же извинись!
– И не подумаю! Не успел он здесь появиться, как уже с порога решил показать себя хозяином и аристократом, выместив плохое настроение на первом, кто попался под руку. Вы ошибались дядя: к сожалению, в потугах мистера Жака выглядеть чистокровным французским дворянином полным-полно опереточности. Ему не хватает только плаща с красным подбоем и пластмассовой шпаги. И как же вы заблуждались, дядя, называя этого… Отличным парнем.
После пламенной речи девочки наступила пауза. Настолько длинная, что лицо Ларуша успело стать красным, побледнеть и, наконец, вернуться к своему обычному цвету. Рэймонд сделал шаг вперед, интуитивно заслоняя подругу, а Жак неожиданно расхохотался, приблизился к девочке и, опустившись на колено, церемонно поцеловал ей руку.
– Смею ли я узнать ваше полное имя, леди?
– Рэйчел Мидллуайт.
– Жак Ларуш из Нью-Йорка, – поднявшись, он пожал руку Рэймонда и наклонился к его уху. – Будь добр, скажи своей даме, что я все-таки отличный парень, а ее гневная отповедь вернула мне хорошее настроение. Кстати, в нем я пребываю почти всегда.
Никто, за исключением Фриды не смог удержаться от смеха. Рэйчел не могла не признать: Ларуш с изящной легкостью исправил свою ошибку и завоевал ее расположение.
Клод испытывал противоречивые чувства. Ларуш ему понравился, однако записывать его в друзья он не собирался. Больше всех был доволен Пьер. На радостях он, наверное, расцеловал бы всех подряд, но тут послышался шум двигателя и в ворота въехал автомобиль отца Ангеррана.
– Новый гость! – тихо прокомментировал Клод, специально для Рэйчел. – Наш местный священник – сама почтительность, а стало быть, из Рима приехала действительно важная шишка.
Ларуш, сразу принялся выполнять обязанности хозяина. Он тепло поздоровался с Моруа и пожал руку Форелли.
– Добро пожаловать в Крессе де Молэ, святой отец. Наша маленькая компания счастлива принимать столь высокого гостя. Этот мужчина с добродушным лицом, в несколько старомодной кепке – мой дворецкий Пьер Мулеж. Дама – его жена Фрида, которая сделает ваше пребывание здесь максимально комфортным. Юная особа, разгуливающая в компании симпатичного колли – племянница Пьера Рэйчел Мидллуайт, а молодой человек – ее друг Клод. Я – Жак Ларуш.
– Очень приятно. Луиджи Форелли, – священник улыбнулся одновременно всем и каждому в отдельности. – Я ожидал увидеть нечто подобное. Отец Ангерран рассказывал мне о замке, но реальность превзошла все мои ожидания. Помимо того, что Крессе – прекрасный образчик архитектуры, в нем сохранился дух рыцарства, которого нашему веку так не хватает.
– Сейчас я покажу мсье Ларушу и отцу Луиджи их комнаты, – сказала Фрида. – А через двадцать минут жду всех в столовой.
– Мне очень жаль, – извинился Моруа. – Но присоединиться к вам не смогу: необходимо закончить статью, заказанную мне одним журналом. Надеюсь, что до завтра успею ее отослать и навещу вас, отец Луиджи.
– Буду с нетерпением ждать, – кивнул Форелли. – Нам есть, что обсудить.
– И поспорить! – улыбнулся отец Ангерран. – Я в восторге от «Продавцов», но считанию некоторые умозаключения о сектанстве слишком радикальными.
– О чем вы, дорогой коллега? – удивленно вскинул брови Форелли.
– О вашей последней работе, конечно же! «Продавцы Апокалипсиса» произвели настоящий фурор как в церковных, так и светских кругах.
– Ах, вы об этих «Продавцах»!
Форелли не заметил, что его ботинки обнюхивает Честер и наступил псу на ногу. Колли жалобно взвизгнул, отпрянул в сторону и зарычал на обидчика.
– Что я натворил? – всплеснул руками священник. – Не успел появиться, а уже… Приношу извинения.
– Не волнуйтесь, падре, – Рэйчел поспешила успокоить Форелли. – Честер – очень добрый пес. Он уже простил вас и, конечно же, позволит себя погладить.
Несмотря на заверение Мидллуйат, колли отказался идти на мировую, и когда отец Луиджии попытался его погладить, зарычал и показал два ряда острых зубов.
– Вот и нажил себе врага, – констатировал Форелли и возобновил прерванный диалог с Моруа. – Что ж с удовольствием дам вам бой. Итак, до завтра.
Отец Ангерран направился к своей машине, а все остальные к замку.
– О каком «Апокалипсисе» шла речь? – поинтересовался, поднимаясь на крыльцо Ларуш.
– Так называется моя последняя книга о тоталитарных сектах, – ответил Форелли.
– Тема, конечно интересная, но я предпочитаю любоваться разного рода апокалипсисами на экране, в голливудской интерпретации, – развел руками Жак. – Не так напрягает.
Ларуш вошел под своды замка последним и захлопнул за собой дверь. Полновластными хозяевами опустевшего крыльца, мощенного камнем двора и аллей стали осенний ветер, принесший на своих крыльях ранние сумерки. В окнах замка, как и в домах по всей округе зажегся свет. Если бы кто-то мог наблюдать и сравнивать, он заметил бы одну особенность. Окна Крессе светились не так, как другие. В них не было характерного для таких огней ощущения покоя и домашнего уюта. Замок не просто смотрел на окружающий мир узкими стрельчатыми глазами. Он наблюдал и ждал.
9
– Человечеству есть над чем подумать, – отец Ангерран Моруа процитировал вслух, последнюю из написанных фраз и отложил ручку в сторону. – Мне тоже есть над чем подумать…
Эпилог статьи о неофашистах, заказанной известным французским еженедельником, продвигался медленно. Обычно священник так увлекался работой, что сам не замечал времени до тех пор, пока не ставил точку в конце последнего предложения, но только не на этот раз.
Этим вечером все валилось из рук. Ангерран Моруа встал из-за стола, подошел к окну, чтобы полюбоваться идеальным порядком в маленьком, разбитом за коттеджем садом. И здесь были те же проблемы. Вид ухоженных клумб не радовал взор, а тревога в душе продолжала расти подобно опухоли.
– Я ошибаюсь, – прошептал святой отец. – Я стал старым и подозрительным. Да! Я ошибаюсь!
Собственный голос не показался особенно убедительным. Священник подошел к факсимильному аппарату, чтобы в сотый раз проверить включен ли он. Маленькая зеленая лампочка горела. Оставалось только ждать. Бумага, которая вскоре выползет из пластмассового чрева, разрешит сомнения и тогда все вернется в привычное русло.
В ожидании этого судьбоносного момента, священник уселся в кресло, вооружился черным маркером и листом плотной бумаги. Через минуту прямые и извилистые линии оформились в то, что узнал бы любой местный житель. Четыре восьмигранные башни, узкие стрельчатые окна и две скульптуры рыцарей-храмовников с обнаженными двуручными мечами по обеим сторонам крыльца, изображали замок Крессе де Молэ.
Отец Ангерран Моруа неплохо рисовал. В юности он даже собирался стать художником, но наследственность сработала с точностью отлаженного часового механизма. И дед, и отец были настоятелями прихода Крессе, поэтому мольберт и кисти пришлось отложить в сторону, а бархатный берет променять на черную шляпу с загнутыми полями.
Ангерран Моруа был холостяком. Усилий домработницы, приходившей по пятницам, вполне хватало на то, чтобы поддерживать в двухэтажном домике порядок.
Нехитрую науку приготовления чая и яичницы с беконом на завтрак, священник освоил в совершенстве, обедал в уютном кафе рядом с церковью, а ужинал в компании кого-нибудь из прихожан, всегда готовых угостить его блюдами домашней кухни.
Шестьдесят два года жизни протекли подобно реке, которая не петляла а текла по прямой. Книги по богословию, теософии, сборники стихов любимых поэтов, подшивки газет и журналов с собственными статьями составляли половину мира Ангерран Моруа. Другая складывалась из проповедей, бесед с прихожанами и молитвенных бесед с Господом, ставшим для аскетически худого, седовласого священника кем-то вроде хорошего знакомого, который всегда даст дельный совет и поможет в трудную минуту.
Все было предельно просто и понятно. Пожалуй, единственным исключением выходившим за рамки стройной системы мироздания было то, что сейчас священник видел на своем рисунке. Замок Крессе де Молэ. Гнездо тамплиеров, в котором, несмотря на пролетевшие столетия, было законсервировано и сохранено НЕЧТО. Тайна, которая стучалась в запертую дверь реальности и постоянно напоминала о себе людям.
Маркер пришел в движение. Отец Ангерран Моруа набросал несколько деревьев и фигуру человека. При всей своей схематичности она очень походила на Пьера Мулежа.
Впервые тот пришел к священнику лет двадцать назад и, смущенно комкая в руках свою кепку, попросил совета. Священнику до мельчайших деталей запомнился рассказ Пьера.
– В замке происходит нечто необъяснимое, отец Ангерран. Никаких материальных подтверждений тому, что я расскажу, у меня нет и, возможно, я зря вас побеспокоил, – потупился садовник.
Священник как мог, успокоил Пьера и тот начал свой рассказ.
– Звуки, которые я и моя жена слышим почти каждую ночь, пугают всех, кто попадает в замок впервые. Иногда это просто шорохи и стуки, реже – отчетливый скрип половиц и совсем редко – голоса. Случается, что я и Фрида различаем отдельные слова. Составить по ним четкое представление о сказанном невозможно. Фрида, например, утверждает, что слышала яростные проклятия, а я, наоборот уверен – кто-то смиренно молился. Впрочем, мы успели свыкнуться со звуками и едва обращаем на них внимание. Я не рассказывал бы вам этого, но… Неделю назад моя жена увидела в нашей спальне высокого старика в полумонашеском-полурыцарском одеянии. Я был разбужен криком Фриды и толком ничего не успел разглядеть, но запах гари был таким сильным, что о галлюцинации не могло быть и речи. Жена утверждала, что привидение чертило рукой в воздухе огненные знаки. Я зажег свет, обошел все комнаты, проверил электроприборы. Ничего. Фрида – женщина впечатлительная и я изо всех сил пытался найти разумное объяснение ее ночному кошмару. Старался забыть запах гари, который смог выветрить только утром, раскрыв все окна. А вчера за три четверти до полуночи, увидел рыцаря-монаха своими глазами. Как вы помните, святой отец, в замке большая библиотека. Множество ценных старинных книг, раритетных изданий, а помещение довольно сырое. Время от времени я разжигаю камин, чтобы книги не плесневели. Так было и вчера. Тепло и гипнотичесая игра языков пламени, привели к тому, что я задремал в кресле. Хорошо помню, что когда проснулся, стрелки больших напольных часов показывали четверть двенадцатого. Камин почти затухал и когда я наклонился, чтобы подбросить дров на глаза попалась тень спинки кресла, стоявшего в нескольких метрах позади моего. Точнее не самой спинки, а предмета над ней. Я детально изучил библиотеку и не мог припомнить ничего, что могло бы отбрасывать тень в виде высокого равнобедренного треугольника. Еще одной странностью было то, что в комнате с разожженным камином стало жутко холодно. Я вдруг понял: потоки ледяного воздуха и зловещий треугольник как-то связаны, но никак не мог найти в себе смелости обернуться. Мерцание углей полузатухшего камина, полнейшая, почти осязаемая тишина и нечто у меня за спиной… Очень холодное. Скорее всего, неживое. Я – хороший католик и никогда не пропускал богослужений, но в тот момент не смог припомнить ни одной молитвы. Все это не могло продолжаться бесконечно. Мне пришлось обернуться, святой отец и то, что я увидел, будет преследовать меня до могилы! В кресле сидел человек с остроконечным клоунским колпаком на голове. Определить его возраст было невозможно. Лицо, руки покрывали страшные ожоги, а то, что когда-то было бородой, превратилось в сгусток почерневшей пакли. Кожа вздулась безобразными пузырями и дымилась. Самым страшным, однако, были не ожоги, а выражение полного спокойствия на лице. Находиться в одной комнате с этим существом я больше не мог. Собрав все силы, рванулся к двери, но по пути зацепил ногой ножку дубового стола. Грохот моего падения услышала жена. К тому времени, когда Фрида ворвалась в библиотеку, я успел не только встать и убедиться в том, что фантом испарился, но и швырнуть на пол тяжелый фолиант. Эта маленькая хитрость не обманула Фриду. Она все поняла и вот я у вас потому, что не знаю к кому еще могу пойти. Может, просто теряю рассудок?
Что можно было посоветовать бедняге Мулежу? В рассказе садовника Ангерран Моруа заинтересовали две вещи: запах гари и остроконечный колпак. Первое выглядело очень тревожно. Старший брат священника умер в детстве от рака головного мозга. В числе прочих симптомов хорошо запомнились жалобы умирающего мальчика на невыносимый запах гари в комнате. «Что если и у Пьера, не приведи Господь, тоже опухоль мозга?» – подумал тогда священник и тут же отбросил эту версию, как заведомо ложную. Если это так, то Фрида тоже больна, а ведь рак, при всем своем коварстве не передается воздушно-капельным путем.
Что касается остроконечного колпака, то Моруа сильно сомневался, что к нему подходит термин «клоунский». Речь, скорее всего, шла о митре еретика, в которую инквизиторы облачали свою жертву перед казнью на костре. Вывод напрашивался сам собой: Мулеж действительно видел призрак бывшего владельца Крессе де Молэ, сожженого в четырнадцатом веке на Еврейском острове в Париже.
Священник побывал в замке, говорил с Фридой Мулеж, осмотрел злополучное кресло в библиотеке и вынужден был констатировать собственное бессилие. Он привык бороться с проявлениями нечистой силы в человеке, а Крессе де Молэ требовался тот, кто умел бы изгонять духов. В те годы отец Ангерран Моруа еще не был знаком с Луиджи Форелли, но уже тогда посоветовал Мулежу обратиться к специалисту по экзорцизму.
– Нет-нет! – замахал руками Пьер. – Да, если об этом узнает молодой хозяин, я потеряю работу!
В течение последующих двенадцати лет священник не услышал от Мулежа ни одной жалобы, но наблюдая за ним, понимал: призрак бывшего хозяина замка продолжает бродить по его коридорам и пугать своими выходками живых людей.
Отец Ангерран Моруа основательно изучил историю Крессе де Молэ и биографию Великого Магистра, достигшего небывалого могущества и кончившего жизнь на костре, прокляв перед смертью папу и короля. В одном из старинных манускриптов, священник нашел упоминание о тайном хранилище богатств тамплиеров и послании потомкам, зашифрованном в стихах некоего сира Гийома, близкого друга де Молэ.
Это многое проясняло. Ангерран Моруа вспомнил о злом роке, преследовавшим всех владельцев замка. Он с детства был знаком с легендами, касавшимися старинной усадьбы и понял: слухи о том, что обитатели Крессе погибали, пытаясь отыскать проклятые сокровища, не так уж далеки от истины.
Это открытие вовсе не означало, что Моруа, задрав рясу, броситься шарить по закоулкам замка. Он понадеялся, что все утрясется само собой и мысленно сочувствовал Мулежам.
Все изменилось неделю назад. Пьер прибежал к священнику с белым, как мел лицом и расширенными от ужаса глазами.
– Они двигаются! Они оживают! – вскричал садовник.
Когда Ангерран Моруа, с большим трудом удалось успокоить Мулежа, влив в него не менее трех бокалов бордо, тот поведал о причине своего испуга.
– Ночью я проснулся от стука дождя по подоконнику и поспешил закрыть окно. К тому времени на пол уже натекла порядочная лужа. Я стоял в ней не в силах сдвинуться с места и смотрел на то, что происходило в парке. Вспышки молний освещали двух стоящих на коленях людей в полном облачении рыцарей-тамплиеров. Они молились, пользуясь вместо распятия воткнутым в землю мечом. Фигуры и наряд показались мне очень знакомыми, но страх помешал мне узнать их сразу. Когда же сад осветила вспышка очередной молнии, я увидел… Точнее никого не увидел! Два призрака исчезли…
Отец Ангерран попытался убедить Пьера в том, что темнота и непогода сыграли с ним злую шутку, но садовник перебил его нетерпеливым жестом.
– При чем здесь темнота! Утром я побывал на том самом месте, отыскал на земле след воткнутого меча и вот, полюбуйтесь!
На этот раз Мулеж пришел не пустыми руками. Он развернул полиэтиленовый пакет и священник увидел острие меча, проржавевшее настолько, что стало почти ажурным.
– Вы сказали, что рыцари напомнили кого-то?
– Еще бы! Вот уже четверть века я поднимаюсь мимо них по ступенькам крыльца! Это две скульптуры, святой отец! В руке одной их них теперь зажат только обломок меча!
Отец Моруа погрузился в воспоминания настолько, что щелчок и гудение заработавшего факса не на шутку его испугали. Священник отложил рисунок и, дожидаясь пока бумажная лента выползет на приемный лоток, подошел к окну. Стекло, разделявшее комнату и уличные сумерки, было покрыто каплями дождя. Вспыхнула молния, заставившая Ангеррана вновь вспомнить о рассказе Мулежа и его просьбе.
– На днях ко мне приезжает племянница, – сказал Пьер. – Не хочу, чтобы девочка жила в атмосфере этого ужаса. Я сделаю все, чтобы уговорить господина Ларуша пригласить в замок специалиста по изгнанию злых духов. Вы поможете мне его найти?
И вот посланец Ватикана приехал. Оставалось только ждать результатов, которые, судя по послужному списку Форелли, будут великолепными. Так почему же он не находит себе места? В чем ошибся, что сделал не так?
Священник подошел к столу и, посмотрев на полученный факс, ахнул. Бросился к телефону так поспешно, что едва не сбросил аппарат на пол, порывистыми движениями набрал номер Мулежа. В трубке раздались короткие гудки. Видимо Фрида сплетничала с кем-то из местных кумушек и делала это в своем излюбленном стиле: выбрав самый неподходящий момент.
Отец Моруа бросился в коридор, сорвал с вешалки плащ, распахнул входную дверь и замер как вкопанный.
Яркие вспышки молний делали лицо стоявшего на крыльце человека серым и безжизненным. Руки, которые сомкнулись на шее Моруа, были твердыми, как камень. Священник пытался сопротивляться, молотил кулаками по груди душителя, пытался оторвать руки, которые по капле выдавливали из него жизнь.
Меньше чем через минуту обмякшее тело Ангеррана кулем свалилось на пол. Порывы ветра играли распахнутой дверью, а косые струи дождя барабанили по линолеуму, заглушая шаги вошедшего в дом убийцы.
10
Комиссар Мортрэ принадлежал к славной когорте полицейских старой закваски и очень болезненно воспринимал нововведения, которые принес новый век. Свою карьеру он сделал, задерживая преступников старого образца. Они, конечно, убивали, грабили, но делали это не так жестко, и не с таким размахом, как их современные коллеги. Террористы, не выдвигающие требований, подонки, лишающие ближних жизни без всяких мотивов… Сам Фантомас, прозванный Повелителем ужасов выглядел по сравнению с ними жалким паяцем, не способным на серьезный поступок!
Убийство священника, подтверждало теорию комиссара о том, что цивилизация катиться в пропасть и выход на пенсию – самый благоразумный способ избежать сумасшествия.
Мортэ мерил шагами комнату, обходя начерченный мелом силуэт на полу. Эксперт снимал отпечатки с поверхностей всех предметов, а фотограф, меняя ракурсы в который раз снимал свастику, нарисованную на стене черным маркером.
Пожилая женщина, сидевшая на диване, комкала пальцами носовой платок и, встречаясь взглядом с комиссаром, опускала глаза.
– Я нашла его утром, – бормотала она. – В пятницу, как обычно, прихожу навести порядок, что при аккуратности отца Ангеррана совсем нетрудно…
– Вы ничего не трогали? – Мортрэ спросил только для проформы: вид напуганной до смерти женщины был лучшим подтверждением того, что у нее и в мыслях не было что-то трогать в комнате, где лежал труп отца Моруа.
– Что вы, комиссар! Я сразу же побежала звонить в полицию!
– Вы правильно поступили. Не намечал ли Моруа какие-либо встречи? Не нервничал ли он в последнее время? – комиссар остановился у факсимильного аппарата и посмотрел на зазубрины рулона бумаги.
– Сержант, что-нибудь нашли?
– Ничего, что могло бы вас заинтересовать шеф!
– Все было как обычно, – продолжала домработница. – Отец Ангерран писал статью о неофашистах для какого-то журнала…
– О неофашистах? – напрягся комиссар. – Скажите, а когда появилась на стене эта мерзость?
– Свастика? Я никогда ее раньше не видела! Моруа ненавидел фашизм. Его отец, тоже местный священник, во время оккупации прятал в своем доме членов Сопротивления, был арестован гестапо и расстрелян.
– Вот как? – Мортрэ надоело ходить и он расположился в кресле. – Это уже кое– что. Священник писал статьи о неофашистах…
– И не только! Отец Моруа активно сотрудничал с организациями, разыскивающими нацистских преступников.
– Сойдет в качестве рабочей версии, – комиссар вновь встал. – Теперь о тех, с кем встречался отец Ангерран в последние дни.
– Да, встреча была! – воскликнула домработница. – Вчера он встречал важного гостя из Ватикана и отвез его в замок Крессе де Молэ.
– Хм… Второй раз за эту неделю слышу о людях, спешащих в Крессе, – пробурчал Мортрэ себе под нос. – Надо бы узнать, чем привлекает гостей этот замок. Что ж, спасибо за показания. Вы нам очень помогли.
Проводив домработницу до калитки, комиссар вернулся на крыльцо и осмотрелся. Свет усталого осеннего солнца, соскальзывал с черепичных крыш аккуратных деревенских домиков, чтобы упасть в лужи воды, оставшиеся после вчерашнего дождя и отразиться в них. Только замок Крессе не вписывался в добротную патриархальность общего пейзажа. Его серая громада казалась доисторическим динозавром, уснувшим среди мирных полей, а острые шпили четырех башен вонзались в небо подобно иглам гигантских шприцев.
Мортрэ вернулся в дом.
– Заканчивайте здесь, сержант, а я проедусь в Креесе и разузнаю, что за птицу занесло из Рима в наши места.
– Секундочку, комиссар. Полюбуйтесь-ка на это.
Сержант протянул шефу лист бумаги.
– Опять чертов замок…
– Нарисован тем же маркером, что и свастика.
– Значит, съездить туда нужно обязательно, – комиссар сунул в карман пиджака конверт со снимками. – Уверен, что обитатели де Молэ были последними, кто видел отца Моруа живым.
Зеленый «пежо», в который уселся Мортрэ, давно служил его коллегам по работе тренажером для развития остроумия. Неизвестно почему комиссар выбрал себе этого двухместного гномика. Масштабной комплекции Мортрэ подошло бы что-то более монументальное, но комиссар просто влюбился в автомобильчик и не чувствовал особых неудобств заполняя крохотный салон своим могучим телом.
Машина честно отслужила два десятка лет и всем своим видом молила о выходе на заслуженную пенсию. Однако комиссар не желал расставаться со старым другом и своими частыми визитами доводил работников окружных автосервисов до умопомрачения. Они, наверное, не отказались бы купить в складчину новый автомобиль для комиссара, чтобы раз и навсегда покончить с техобслуживанием дряхлого представителя зари французского автомобилизма.
Выбрасывая из выхлопной трубы клубы плотного сизого дыма «пежо» въехал в распахнутые ворота старинной усадьбы. Первыми кого увидел Мортрэ, был высокий священник, прогуливающийся по аллее в компании полного подростка и уже знакомой комиссару девочки.
Мортрэ припарковал машину у ограды. С сожалением вспомнил о нескольких банках пива, лежавших на пассажирском сиденье и прикрытых от посторонних глаз плащом. Одну из них он собиралась выпить по дороге, но сильно увлекся поисками связи между убийством отца Ангеррана и замком.
Комиссара заметили и направились ему навстречу.
– Доброе утро, – Мортрэ кивнул Рэйчел, как старой знакомой, совсем забыв о том, что девочка не может видеть его приветственного жеста. – Могу я видеть мсье Мулежа?
– Здравствуйте, комиссар! – приветливо прощебетала Мидллуайт. – Дядя в замке. Пойдемте!
– О, комиссар! – священник протянул руку Мортрэ. – Мне очень приятно встретиться с представителем французского закона. Я – Луижди Форелли. Приехал из Рима по приглашению владельца этой чудесной усадьбы мсье Ларуша. Надеюсь, вы прибыли сюда не по работе? Трудно представить, что кто-то из нашей маленькой компании не в ладах с законом.
– К сожалению, по работе, – ответил комиссар. – Вчера ночью произошло убийство, святой отец.
– Не может быть! – перекрестился Форелли.
– Представьте себе, может, – вздохнул Мортрэ. – Более того, вы были хорошо знакомы с жертвой. Это – отец Моруа. Присядем, падре. Мне хотелось бы в подробностях знать о ваших делах с покойным. Может быть, какая-нибудь деталь, известная только вам поможет полиции выйти на убийцу.
– Конечно, комиссар, я к вашим услугам, – Форелли опустился на скамейку рядом с Мортрэ. – Однако боюсь, что мало чем смогу помочь полиции. Я почти не знал отца Моруа.
– Тогда почему же он прибег именно к вашим услугам?
– Мои услуги потребовались вовсе не священнику, а господину Ларушу. Он, видите ли, собирается продать замок и крайне недоволен тем, что слухи о привидениях Крессе отпугивают покупателей. А я – специалист в такой экзотической области, как изгнание демонов.
– М-да. Куда уж экзотичнее, – Мортрэ сунул в угол рта сигару, настраиваясь на длинный разговор. – И все-таки, почему именно с вами связался Моруа?
– Я сказал, что не был знаком с ним лично, но это не означает, что мы не общались с ним заочно. Некоторые темы наших богословских трудов соприкасались. Мы вели переписку, консультируя друг друга по разным вопросам.
– Понятно. Значит Моруа встретил вас на Лионском вокзале и вы сразу направились сюда?
– Не знаю, имеет ли отношение к делу то, что я скажу. Отцу Ангеррану пришлось ждать меня. Я задержался по просьбе транспортной полиции для составления протокола.
– Что-то серьезное?
– Смерть, комиссар, вам ли этого не знать, всегда очень серьезно. Мой попутчик, пожилой человек умер в дороге от сердечного приступа.
– Вряд ли это имеет отношение к расследованию, которое я веду, покачал головой Мортрэ. – Не нервничал ли Моруа? Не заметили ли вы в его поведение чего-то особенного?
– Нет, комиссар. Отец Ангерран был бодр, энергичен и сегодня собирался от души подискутировать со мной по поводу моей последней книги.
– Что ж, спасибо, святой отец. Теперь остается поговорить с хозяином замка и садовником Мулежем, – Мортрэ взглянул на Рэйчел и Клода, которые играли с Честером. – Вот кому стоит позавидовать. С удовольствием поменялся местами с этим пареньком. Мне довелось познакомиться с Рэйчел при таких обстоятельствах…
– Я уже рассказала отцу Луиджи о происшествии в автобусе, комиссар! – крикнула девочка. – Не забывайте о том, что я у меня отменный слух. Если хотите, чтобы ваши секреты не достигли моих ушей, старайтесь держаться подальше.
Мортрэ и Форелли обменялись улыбками. Как только комиссар ушел, подростки уселись по обе стороны от отца Луиджи. Честер, так и не простивший священника, даже не приблизился к скамейке, а улегся на траву в сторонке.
– Хотелось бы услышать продолжение вашего рассказа, святой отец, – попросила Мидллуайт. – Мы остановились на том, что тамплиеры были великими путешественниками и первыми составили географические карты в том виде, какие они сейчас.
– Да, Рэйчел, – Форелли был рад отвлечься от грустных мыслей об отце Ангерране. – Как я уже говорил, крестовые походы преследовали не только сугубо военные цели…
Разговор Мортрэ с Мулежем был коротким и не добивал ничего нового к тому, что комиссар уже знал. Ларуш, которого выводила из себя любая помеха на пути к главной цели его приезда, был не слишком рад новому знакомству.
– Это ваши местные дела, уважаемый Мортрэ, – резюмировал Жак после того, как выслушал известие о смерти Моруа. – Я нахожусь здесь всего несколько часов и ничем не смогу помочь вам. В последний раз видел отца Ангеррана в детстве. Пьер контактировал с ним от моего имени, а его вы уже расспрашивали. Еще вопросы будут?
– Возможно, появятся позже, – буркнул Мортрэ.
– В таком случае, я провожу вас до машины.
Комиссару пришлось подчиниться откровенному указанию на дверь. Выйдя на аллею, он сунул руку в карман за портсигаром и наткнулся пальцами на конверт с фотографиями.
– Секундочку, месье Ларуш. Мне придется задержаться еще на несколько минут, чтобы кое-что показать отцу Луиджи.
– Делайте, как знаете!
– Это мы сняли в комнате, где был обнаружен труп Моруа, – сказал комиссар, протягивая Форелли фотографии изображенной на стене свастики. Хотелось бы услышать ваш комментарий.
Священник взял снимки и беспомощно развел руками.
– Забыл очки! Сколько раз собирался прикрепить к ним цепочку. Клод, не будешь ли любезен принести мне…
– Конечно, падре!
– По-моему я оставил их на бюро в своей комнате.
Через минуту, водрузив на нос принесенные Клодом очки, Форелли просмотрел фотографии.
– Свастика. Символ нацисткой Германии. Ее изобразил убийца?
– Думаю, да, святой отец. Вам известно о том, что Моруа писал статью о неофашистах и принимал активное участие в розыске нацистских преступников?
– Конечно, но эта версия заведет вас в тупик, комиссар.
– Почему вы так думаете?
– Круг подозреваемых будет слишком широк. Людей, которых Моруа задевал своими публикациями за живое – тысячи. Чтобы проверить каждого вам не хватит жизни. Могу предложить другую версию, но боюсь, что она покажется вам фантастичной.
– Говорите, падре. За годы работы в полиции мне не раз приходилась убеждаться в том, что грань между реальностью и фантастикой весьма эфемерна.
– Свастика – очень древний символ. В числе тех, кто делал ее своей эмблемой, были и тамплиеры.
– Это уж слишком! – комиссар с сомнением покачал головой. – Пользуясь вашей терминологией, круг подозреваемых, в этом случае станет еще шире.
– Я предупреждал, что не гожусь в консультанты по уголовным делам.
– И все равно – спасибо!
Мортрэ сунул руки в карманы плаща и двинулся к своему автомобилю.
– Не люблю полицейских! – заявил Ларуш, провожая комиссара взглядом. – Мне кажется, что преступления происходят там, где они появляются, а не наоборот.
– Оригинальное замечание, мсье Жак, – сказал Форелли. – Смотрите, не накличьте беду.
11
Сельское кладбище, на котором хоронили отца Ангеррана, на первый взгляд выглядело запущенным. Однако тот, кто рассматривал внимательнее, понимал: разномастные надгробия и старые, росшие, там, где им вздумалось деревья, создавали особый, ни с чем не сравнимый стиль, который навсегда утратили безликие городские кладбища с их выровненными по линейке рядами могил. И все же кладбище, каким бы замечательным оно не было, оставалось кладбищем.
Пьер Мулеж в черном костюме, шляпе с полями и солнцезащитных очках, совсем не походил на самого себя. Садовник и сам чувствовал, как ему не хватает удобного синего комбинезона, добела застиранной матерчатой кепки и кроссовок.
Галстук давил на шею, а черные штиблеты, которые Мулеж надевал в последний раз никак не меньше десяти лет назад, выполняли функцию колодок каторжника.
Порывы осеннего ветра швыряли на каменные надгробия охапки сухих листьев, а монотонная молитва священника почти сливалась с шумом колышущихся крон деревьев.
– Так склоним же наши головы в знак скорби, по Ангеррану Моруа, достойно несшим по жизни бремя пастыря овец господних…
Голос священника показался Пьеру знакомым. Продолжая смотреть вниз на оранжевые комья глины, обрамлявшие свежевырытую могилу, Мулеж размышлял над тем сможет ли полиция найти негодяя, который посмел поднять руку на отца Ангеррана. Панихида закончилась. Над кладбищем повисла тишина и только теперь Пьер заметил, что кроме него никто не пришел попрощаться с отцом Моруа. Как вышло, что здесь только он и священник? Мулеж осмотрелся и понял, что ошибся. В полусотне метров, опираясь на надгробие, стоял седой человек в длинном белом плаще с красным крестом.
– Святой отец, – Пьер взглянул на священника и осекся. – Отец Ангерран?!
– А что тебя удивляет? – Моруа указал на черный полированный гроб, который был пуст. – Должен же кто-то прочесть молитву и над моим хладным телом! За неимением желающих возиться с этим приходится мне самому.
Пьер понял, что надо бежать, но его ноги словно вросли в кладбищенскую землю. За спиной послышались шаги и холодная, как лед рука подтолкнула садовника к краю могилы.
– Склони свою голову в знак скорби, сын мой, – с откровенной насмешкой в голосе приказал седой тамплиер. – Покорись неизбежному и составь нам компанию.
Мулеж почувствовал, как осыпается земля, а его ноги скользят в пустоту.
Читать бесплатно другие книги:
