Королева голод (сборник) Антонов Сергей
– Не говори обо мне в прошедшем времени! – закричал Платон. – Это ты сдох, а я хоть и с одной ногой, но буду жить! Так-то, мать твою!
– Живи, если сможешь. Только помни: ты рассчитался со мной, но не с другими кредиторами.
– Что?!
– Не надо так пугаться, мон шер, – Арсентий улыбнулся черными, как деготь губами. – Есть надежда, что духи удовольствуются одним куском мяса. Я слышу шорохи. Они уже здесь. Желаю вам договориться полюбовно. Прощай, коллега.
Фантом растворился в воздухе. Дашутин посмотрел на изуродованную ногу. Кровь, поначалу вырывавшаяся из перерезанных артерий мощными толчками, теперь сочилась тонким ручейком. Платон решил ползти в спальню, чтобы соорудить жгут из простыни, но стремительно усиливающееся головокружение заставило его оставить эту затею. Он занялся единственным, на что был способен: молил всех богов ниспослать духам плохой аппетит.
Девяносто восемь имен Аллаха
– Более странного текста мне встречать не доводилось, – профессор Амиров посмотрел на Рашида с нескрываемым интересом. – Откуда, если не секрет, вы его переписали?
Рашид замялся. То, откуда он переписал текст, было не просто секретом, а самой большой тайной в его жизни.
– Никакого секрета, Бахтиор-ака, – Рашид пренебрежительно махнул рукой. – Нашел обрывок бумажки в документах отца. – Само собой захотелось узнать, что означают эти письмена, а тут как раз приехали в Самарканд вы. Вот и воспользовался моментом.
– Просто бумага? Не пергамент?
– Какой там пергамент! Обычный лист, вырванный из школьной тетради.
– Жаль. Очень жаль, – профессор вскочил из-за стола и начал нервно расхаживать по комнате. – Жаль молодой человек, что нельзя расспросить вашего отца о том, где он переписал этот текст. Видите ли, стиль и манера написания соответствуют эпохе тимуридов.
– Да? – Рашид изо всех сил старался сохранить безразличный вид, но пальцы предательски подрагивали. Ему хотелось схватить старенького профессора за его жидкую бородку и вытрясти все сведения. – И о чем же идет речь?
– О девяноста девяти именах Аллаха.
– Вот как? И что же в этих именах такого интересного? Почему именно девяносто девять, а не сто? Более круглая цифра…
– У Аллаха – девяносто девять имен: сто без одного, – писал великий мудрец Аль-Бухари. – Он – один и любит нечетное. Тот, кто перечислит их, войдет в рай.
– Неужели девяносто девять имен такая великая тайна? – терпение Рашида иссякало.
– Даже известные своей святостью правоверные мусульмане знают самое большое – тридцать-сорок имен Аллаха. Самые распространенные из них – аль-Кадир – всемогущий, ар-Рахман – милостивый, ар-Рахим – милосердный, аль-Барр – благотворитель, аль-Карим – великодушный, аль-Гаффар – всепрощающий и так далее.
– Войти в рай, – прошептал Рашид. – Это интересно… А причем здесь тимуриды?
– Согласно легенде, Тимур Тамер-Ленг, великий Железный Хромец знал все девяносто девять имен Аллаха. Именно поэтому ему всегда и во всем сопутствовала удача. Документ, который вы принесли мне для перевода – первая часть древнего текста. Если верить ей, то во второй части перечислены все имена Аллаха, а автором рукописи является сам Тимур.
– Значит, если бы…
– Вы отыскали список имен, стали бы таким же сильным, могущественным, богатым и удачливым, как Тамерлан! – торжественно закончил профессор. – В конце переведенного мною текста пишется, что пергамент помещен в шкатулку сандалового дерева и надежно спрятан до тех пор, пока потомки Тамерлана не станут настолько совершенными, что будут достойны великого знания.
– Боюсь, что эти времена наступят не скоро, – Рашид грустно улыбнулся, что стоило ему большого труда. – И все же огромное спасибо, Бахтиор-ака!
Шагая по улицам родного Самарканда, Рашид так задумался, что не заметил, как оказался у Гур-Эмир. Он долго смотрел на купол гробницы Тамерлана с таким чувством, словно был не коренным жителем города, видевшим Гур-Эмир тысячу раз, а туристом, впервые посетившим Самарканд. Домой вернулся поздним вечером и первым делом чмокнул Гульнару в щеку.
– С чего это ты такой нежный? – с улыбкой поинтересовалась жена.
– С того, что скоро все изменится! – воскликнул Рашид, подхватывая Гульнару на руки. – Мы наконец-то выберемся из нищеты. Я брошу свою дурацкую автозаправку, а тебе больше не придется дни напролет сидеть в душной бухгалтерии. Мы будем богаты, сказочно богаты, любимая!
– Эх, мечтатель!
Глубокой ночью, бесшумно выбравшись из-под одеяла, Рашид вышел во двор. Полная луна освещала обнесенный каменной стеной участок старого Самарканда, на котором в течение многих веков жили предки… Рашида? Нет, черт возьми! Самого Тамерлана, великого завоевателя, знавшего девяносто девять имен Аллаха! Рашид кривил душой, сомневаясь в том, что время тех, кто достоин великого знания, придет не скоро. Оно уже пришло! Наступило в тот момент, когда он взял в руки лопату и начал рыть яму для погреба. Аллах руководил им, а старинная шкатулка, веками хранившаяся в земле, была наградой за долгие годы лишений и прозябания в безвестности!
Рашид вошел в сарай, вытащил из-под груды рухляди свое сокровище и направился в рощицу, находившуюся по соседству с домом. Лучшего места, для того чтобы вступить в прямой контакт с небом и придумать было невозможно. Под сенью раскидистых деревьев здесь журчал прозрачный ручей, на берегу которого и устроился Рашид. Он бережно открыл шкатулку и с трепетом развернул пергамент – вторую часть документа, где были перечислены все имена Аллаха.
Перед тем, как приступить к их перечислению, Рашид решил лишний раз убедиться в том, что список полон и пересчитать имена. После третьей попытки он нахмурился. Ошибки быть не могло. Только девяносто восемь! Пальцы коснулись нижней части пергамента. Она сохранилась хуже всего. Время сделало свое черное дело. Различить последнее, девяносто девятое имя было невозможно.
– Не паниковать, – тихо произнес Рашид. – Не отчаиваться. Профессор говорил, что самые святые из святых знают не больше сорока имен. А у меня их – девяносто восемь! Ключи от рая стоят того, чтобы рискнуть!
Рашид разложил пергамент на коленях, набрал полную грудь воздуха.
– Аль-Раззак, аль-Карим, аль-Гаффар…
Находясь в середине списка, Рашид поднял глаза к усыпанному звездами небу. Ему показалось, что луна начала светить ярче. Возможно, это было всего лишь игрой воображения, а скорее всего… Уверенность в том, что Аллах на его стороне, придала Рашиду новые силы.
– Аль-Кадир, аль-Барр…
Последнее, девяносто восьмое имя Рашид прокричал. Сначала не произошло ровным счетом ничего. Однако уже через минуту в кронах деревьев прошуршал ветерок, журчание ручья сделалось более громким. Рашид попытался встать, но тело отказывалось повиноваться. Надписи на пергаменте полыхнули ослепительным оранжевым светом и Рашид почувствовал, что падает в бездонную пропасть.
Очнуться помогла боль. Пальцы ног ныли так, словно их зажали в тиски. Рашид открыл глаза и сел. Он по-прежнему находился на берегу ручья, но перестал быть прежним прежним Рашидом. Морщась от боли, снял туфли, стащил носки. В свете наступающего утра было видно, что пальцы посинели. Пришлось их помассировать. Рашид встал. Сделав несколько шагов вдоль берега ручья, он понял, что хромает. На этом сюрпризы не закончились. Сорочка, как оказалось, порвалась на спине, а брюки стали такими короткими, что едва доходили до колена. И еще деревья… Раньше он, при всем желании, не мог бы дотянуться до нижних ветвей, а теперь делал это совершенно свободно. Несколько минут напряженных размышлений позволили понять то, что было абсолютно очевидно. Не брюки стали короткими, не деревья маленькими. Изменился он сам! Трансформация коснулась не только тела. В голову лезли странные мысли. О стрелах, не знающих промаха и конях, бешено мчащихся по бескрайним, опаленным солнцем степям.
Рашид покинул рощу и побрел к центру города. Он чувствовал острую необходимость с кем-нибудь поговорить. Поделиться своими ощущениями с живым человеком, получить совет… Однако редкие прохожие, завидев босоногого великана шарахались в сторону.
На противоположной стороне улицы Рашид увидел чайхану и седобородого старика, с пиалой в руке. Он перешел дорогу. При виде раннего посетителя старик привстал.
– Эй, парень, чего тебе?
– Правды, старик, – неожиданно для себя произнес Рашид. – Разве ты не знаешь, что главными достоинствами настоящего мужчины считается умение метко стрелять из лука и говорить правду?
– Кто ты, бродяга? – старик поставил пиалу. – Я никогда не видел тебя раньше. Уходи или я позову сыновей. Эй, Сафар, Карим!
Два рослых молодца выросли словно из-под земли. Смерили Рашида оценивающими взглядами.
– Разве ты не слышал, здоровяк, что сказал отец?
– Проваливай, пока мы не намяли тебе бока!
Рашид остался стоять на месте и тогда один из молодцев попытался его толкнуть. Это было большой ошибкой. Рашид легко оторвал его от земли и швырнул о стену с такой силой, что доски с треском проломились. Аналогичная участь постигла второго сына чайханщика. Уложив обоих противников, Рашид с победным видом посмотрел на толпу, которая успела собраться у чайханы.
– Клянусь Аллахом, паршивые псы, так будет с каждым, кто посмеет поднять…
Последние слова заглушил вой сирены примчавшегося милицейского УАЗа. Рашид дрался как лев, но на этот раз на стороне противников был большой численный перевес. Дебошира избили, заковали в наручники и затолкали в машину.
– Сейчас же освободите меня! – вопил Рашид, с силой ударяясь головой о прутья решетки. – Я великий Тимур-Ленг! Оплот мира и повелитель правоверных!
– А ведь похож! – с улыбкой констатировал один из милиционеров. – И рост подходящий, и хромает…
– Ничего, – ответил второй страж порядка, потирая фиолетовый кровоподтек, расплывшийся на всю скулу. – Приедем в отделение, я ему такого Тимур-Ленга покажу, век не забудет!
– Только постарайся рассчитаться с ним побыстрее, – посоветовал третий милиционер. – Клиент явно не наш. По нему психушка плачет.
Белая гарпия
1
Свет в бункере отдыха охраны зажегся после того, как шеренговый Михаил Власюк закрыл массивную стальную дверь. При этом ее изъеденные ржавчиной, несмазанные петли жалобно взвизгнули. Михаил поморщился. Чертова экономия. Петли давно пора было смазать. То, что противный визг действует на нервы – еще полбеды. Когда-нибудь дверь заклинит и ему придется отдыхать после дежурства прямо на ступенях бетонной лестницы, не снимая противогаза. А в его возрасте такие кульбиты противопоказаны. Здоровье уже не то.
Власюк вздохнул, обвел недовольным взглядом помещение, в котором прожил без малого двадцать лет. Выложенные пожелтевшей кафельной плиткой стены. Бетонный, покрытый ромбовидной насечкой пол. Два ряда двухъярусных деревянных нар. Длинный, сбитый из наспех оструганных досок стол, весь изрезанный ножами. Имена, философские мысли и матерные выражения. Развлечений у Миши и его сослуживцев было немного и царапать стол, пожалуй, относилось к числу основных способов убить свободное от дежурств время.
Меблировку бункера дополняла пара деревянных лавок, да стальная вешалка с крюками для защитных костюмов и противогазов. Та еще обстановочка. Образец бережливости и аскетизма, мать их так.
Михаил уселся на свои нары. Расшнуровал поношенные, на два размера большие, чем следовало берцы. Стянул прорезиненный костюм, швырнул его на пол. Звякнули нашитые на ткань свинцовые пластины. Под костюмом оказалась черная футболка с вылинявшими от стирок белыми буквами «С.Н.С.» и серые кальсоны.
Возраст Власюка определить было трудно. На бледном лице его не было ни единой морщинки, но абсолютно лысая голова, отсутствие бровей и блеклые, неопределенного цвета глаза свидетельствовали в пользу того, что ему не меньше пятидесяти. На самом деле Власюку было сорок два. Ниже среднего роста, кряжистый и мускулистый, но уже с наметившимся брюшком, Михаил ничем не отличался от других охранников, чьей почетной обязанностью была охрана Великой Белорусской Стены.
Как и остальные мечтал сделать военную карьеру, но не дослужился даже до капрала Службы Национальной Стабильности. И это при том, что трижды участвовал в ежегодных работах по ликвидации последствий взрыва на атомной электростанции, где под завязку хватанул радиации, воевал с Польшей, пытавшейся насильно посеять в Беларуси зерна демократии, не раз ходил на операции по очистке Минска от мутантов.
Кроме нашивок о ранениях и памятных значков добился лишь звания шеренгового и не самой престижной должности охранника Стены.
Имелись здесь, конечно и свои плюсы. Только солдаты Службы Национальной Стабильности получали в Беларуси твердый паек, имели возможность пить очищенную воду и жить в подземных бункерах. Да и работа у них была не самой тяжелой: следить за тем, чтобы на территорию страны не провозились контрабандные западные товары, отстреливать предателей-оппозиционеров, которые пытались перелезть через Стену. Одни для того, чтобы сбежать, другие – чтобы пронести в страну вражескую литературу и аппаратуру связи.
На счетчике гравитационной винтовки Власюка было зафиксировано восемьсот двадцать два попадания в цель, что напрямую связывалось с размером его будущей пенсии.
Не слишком мало, но и не очень-то много. Например, у самого известного снайпера СНС, полковника Павлючкова на личном счету имелось более трех тысяч подонков, пытавшихся дестабилизировать ситуацию в Беларуси.
Полковник имел все шансы получить отдельный бункер в центре Подземного Мегаполиса и провести остаток дней ни в чем не нуждаясь. Шеренговый Власюк мог рассчитывать лишь на комнатушку в общежитии отставников – бесконечные внутренние кризисы и происки внешних врагов не позволяли Родине дать всем своим защитникам то, что они заслужили.
Правда, завидовать снайперу Павлючкову теперь уже не стоило. Герой всегда пер на рожон и все-таки попал в лапы мутантов, которыми кишели леса у Великой Белорусской Стены. По слухам, его сожрали живьем…
Куда не кинь – всюду клин. Власюк улегся на плоский, как блин тюфяк и, заложив руки за голову, уставился на одинокую лампочку-грушу, болтавшуюся под потолком подобно висельнику, который, наконец, нашел в себе силы свести счеты с опостылевшей жизнью.
Усталость брала свое. Михаил уже собирался закрыть глаза, но тут яростно загудела сирена и замигала красным лампочка над дверью, ведущей в бункер высшего командного состава. Власюк вскочил с нар, словно подброшенный пружиной.
Эта дверь открывалась только снаружи. За все двадцать лет это случалось три или четыре раза. И всегда это связывалось с каким-нибудь очень значимым событием, выходившим за рамки повседневной охранной рутины.
Михаил натягивал защитный костюм, но в спешке сунул ноги в одну штанину и, когда дверь с лязгом распахнулась, предстал перед визитерами не в самом лучшем виде.
В бункер вошел адъютант командующего – капрал Лисицын. В новенькой эсэнэсовской форме и начищенных до зеркального блеска берцах, он выглядел настоящим щеголем. Лицо его носило особый налет аристократизма, и дело касалось не только правильных черт. Бледная, почти мраморная кожа, через которую просвечивали голубые прожилки вен, говорила о принадлежности Лисицына к везунчикам, белорусской элите, которая если и покидала свои подземные убежища, то лишь на специальных, надежно защищенных от радиоактивного излучения бронетранспортерах.
За спиной адъютанта стояли два дюжих парня с одинаковыми, бульдожьего вида лицами, широченными плечами и такими огромными руками, что тяжелые гравиавтоматы казались в них игрушечными.
Михаил искренне завидовал обладателям таких лиц. Если бы у него была такая же квадратная харя, то прозябать простым охранником не пришлось бы.
Он, наконец, справился со штанинами, с треском застегнул «молнию» защитного костюма и вытянулся в струнку.
Лисицын не спешил начинать разговор. Наморщив свой элитный нос, он рассматривал пальцы Власюка, торчавшие через дыры в прохудившихся носках. Миша тоже молчал. Вякнуть что-нибудь не в тему, всегда успеется. Лучше уж сопеть в две дырочки, чем раздражать начальство излишней болтливостью.
– Шеренговый Власюк?
– Так точно, товарищ капрал!
Михаил собирался щелкнуть каблуками, но поскольку надеть берцы так и не успел, то вместо щелчка получился шлепок.
– Приведите себя в порядок. Вас вызывает командующий.
– Е-е-есть п-п-привести себя в п-порядок!
От волнения Власюк начал заикаться и никак не мог попасть ногами в берцы. Его вызывает сам командующий! Он увидит живую легенду – генерала Дуботовка! Такой шанс выпадает раз в жизни. Ничего плохого от этого вызова ждать не приходится. Если бы командующему приспичило расстрелять шеренгового, он не стал бы посылать за ним личного адъютанта. Да и расстреливать в белорусской армии в продвинутом двадцать втором веке было не принято – у провинившегося просто отбирали оружие, защитный костюм, противогаз и выгоняли на поверхность. Все остальное делала радиация или кровожадные мутанты. Нет, его ждет не наказание…
Ты жаловался на судьбу парень? Так вот он – твой шанс и возможность выйти в люди! Дело за малым – понравиться Дуботовку, запомниться ему и тогда блистательная карьера обеспечена!
Размышления о радужных перспективах помогли Власюку справиться с неподатливыми шнурками.
– Я готов!
– Не стоит так вопить, товарищ Власюк, – опять поморщился Лисицын. – Уши закладывает…
– Виноват! – опять гаркнул Михаил. – Есть не вопить!
– Следуйте за нами, шеренговый…
Войдя в заветную дверь, Власюк ожидал увидеть разные чудеса. Например, красную с зелеными кантами ковровую дорожку, какие-нибудь канделябры и прочую хрень. Ничего подобного. Обычный коридор. Бетонная коробка, освещенная люминесцентными лампами без плафонов. Что ж… Оказывается заявления руководства страны о тотальной экономии всего и вся – не просто красивые слова. Элита делит со своим народом все горести переходного периода.
Коридор оказался на удивление коротким. Он упирался в стальные створки лифта. Один из помощников адъютанта, не преминув смерить Власюка презрительным взглядом, набрал комбинацию цифр на кодовом замке.
Только оказавшись в лифте, шеренговый понял, что исполнять хвалебные оды в честь аскетизма начальников рано. Плавно поехавшая вниз кабина была украшена с вызывающей роскошью. К отполированным до блеска медным панелям крепились золотые гербы Беларуси, вперемешку с профилем Верховного Председателя. Кнопок в лифте имелось всего две и в каждую из них было вкраплено по драгоценному камню.
Власюку стало стыдно за свои, вдрызг разношенные и грязные берцы. Он боялся пошевелиться, чтобы не испачкать белый, как свежевыпавший снег, пластиковый пол. Путешествие на лифте длилось довольно долго. По всей видимости, апартаменты командующего находились на приличной глубине.
Когда лифт, наконец, остановился и створки бесшумно разъехались, Михаил увидел новый коридор длиной метров в пятьдесят. Освещенный свисавшими с потолка хрустальными люстрами, он упирался в широкую двустворчатую дверь, украшенную огромным гербом. Опять-таки золотым. На этот раз никаких кнопок нажимать не потребовалось. Датчики движения отреагировали на появление группы. Из невидимых динамиков грянул национальный гимн. Дверь распахнулась. Пораженный великолепием бункера командующего, Власюк застыл на месте. Адъютанту Лисицыну пришлось толкнуть его в спину. Походкой лунатика Михаил двинулся по выложенному разноцветными мраморными плитами полу.
Все обиды на невнимание властей к его заслугам мгновенно улетучились. Ради того, чтобы это увидеть стоило жить. Стоило бороться и терпеть все невзгоды солдатского житья-бытья.
Потолок апартаментов генерала Дуботовка был стилизован под звездное небо. Многочисленные лампочки разных размеров символизировали планеты и звезды солнечной системы, а гигантский, закрытый матовым плафоном светильник играл роль солнца. Стены овального зала представляли собой картинную галерею. Полотна лучших художников Беларуси иллюстрировали историю страны за последние двести лет.
Вот Верховный Председатель выступает перед рабочими «Белстенстроя», объясняя им необходимость возведения Великой Белорусской Стены, как защитного барьера от посягательств на суверенитет Беларуси. Вот идут работы по заливке бетонного саркофага вокруг разрушенного взрывом реактора Островецкой АЭС.
Вот бравые парни в черной униформе Службы Национальной Стабильности ведут бой с мутантами. Хвостатые твари с приплюснутыми головами рептилий падают штабелями, сраженными меткими выстрелами эсэнэсовцев, похожих статью на античных героев.
Вот Верховный Председатель и его помощники переезжают в новую резиденцию – Великий Октаэдр, когда-то называвшийся национальной библиотекой…
На последней картине, которую успел рассмотреть Власюк, была изображены аграрии, столпившиеся вокруг последнего достижения гениальных белорусских генетиков – двуглавой, четырехвыменной коровы. Мужчины и женщины в респираторах с интересом рассматривают чудо-животное, а голубоглазый блондин, по виду руководитель сельхозкооператива, что-то объясняет слушателям.
Михаилу доводилось читать об этом научном прорыве в газете «Великолепная Белоруссия». Корова-мутант могла питаться загрязненными радиоактивными элементами кормами и давала в день не меньше десяти ведер зеленоватого, но вполне пригодного для употребления в пищу молока. Ее мясо очищалось от плутония на специальных установках и могло соперничать по калорийности с основной пищей белорусов – мясом варанов. Это изобретение должно было, наконец, решить все злободневные проблемы сельского хозяйства.
– Шеренговый Власюк?
Низкий, с чуть заметной хрипотцой голос генерала Дуботовка оторвал Михаила от созерцания картин.
– Так точно, товарищ командующий. Прибыл по вашему приказанию.
– Подойди ближе, сынок.
Власюк пошел вперед, чувствуя, как ноги наливаются свинцом. Командующий сидел в кресле с высокой спинкой и упирался локтями в письменный стол невероятных размеров. Слева от него висела большая карта Беларуси с фрагментами сопредельных государств. Жирная красная линия на ней была Великой Белорусской Стеной. Со всех сторон в нее упирались черные стрелки, очевидно иллюстрирующие угрозы, исходящие от акул капитализма.
Справа на высоком мраморном пьедестале стоял бронзовый бюст Верховного Председателя. На золотой табличке, прикрепленной к пьедесталу, была выгравирована цитата, знакомая каждому белорусу с детства: «Я буду править страной до тех пор, пока не сделаю белорусский народ счастливым!».
Власюк почувствовал, как к горлу подкатывает ком, а на глаза наворачиваются слезы. Такие люди рождаются раз в тысячелетие! Гений, взваливший на свои плечи тяжелейшую ношу управления страной, никогда не давал пустых обещаний. Он начал работать на благо белорусов в далеких девяностых годах двадцатого века и продолжал заботиться о стране вот уже сто двадцать лет. Годы и десятилетия не сломили железного здоровья Верховного. Кто же он: человек или полубог?
– Мне рекомендовали тебя, как опытного военного и преданного государству гражданина, – продолжал Дуботовк. – Следовательно, я могу рассчитывать на тебя, шеренговый Власюк?
– Так точно, товарищ генерал!
На этот раз щелчок каблуками удался на славу. Михаил впился в генерала преданным взглядом.
2
– Я хотел поручить эту миссию полковнику Павлючкову, – Дуботовк встал, подошел к бюсту Верховного Председателя и с трепетной нежностью смахнул с бронзовой головы невидимую пылинку. – Однако наш лучший снайпер геройски погиб в неравном бою с мутантами. Спецслужбы докладывают мне, что твари, растерзавшие полковника, были наняты врагами с Запада. Мы, конечно, отомстим им, но сейчас… Из Минска получено срочное сообщение – на наш участок Стены с рабочим визитом прибывает Верховный!
– Сам?!
– Да, сынок.
Дуботовк приблизился к Власюку вплотную. Ударившая в лицо волна перегара, едва не сбила Михаила с ног. Командующий видать всерьез увлекался самогоном. Эта молодецкая утеха оставила на припухшем лице генерала следы: красные и синие прожилки, какие-то узелки и ямочки, отчетливо выделявшиеся на бледной коже.
Пил генерал, конечно, не то пойло, каким по государственным праздникам потчевали охранников Стены. Элита баловалась самогоном высшей очистки, которым после окончательного разрыва с Западом и Россией, были заменены все благородные напитки.
Власюк за всю жизнь попробовал такой самогон всего один раз. Его нашли во фляжке убитого мутантами офицера. Михаилу довелось сделать всего один глоток, но до сих пор помнил небесный вкус этого напитка.
– Сам понимаешь, дружок: от того, как мы примем главу страны, зависит очень многое, – генерал сделал многозначительную паузу. – Твоя, да и моя карьера в том числе.
– Сделаю все, что смогу!
– Сделаешь. Никуда не денешься, – генерал вернулся в кресло и подпер пухлый подбородок ладонями. – Да и делать ничего особенного не потребуется. Ты, говорят, не раз имел дело с мутантами.
– Так точно. Вражеских убивал, а с лояльными власти сотрудничал. Согласно приказам командования.
– Отлично. Отправишься к своим дружкам и добудешь у них белую гарпию. Но запомни, черт бы тебя подрал, белую. У Верховного есть привычка. Во время своих рабочих поездок он любит питаться деликатесами той местности, которую посещает. У нас он решил полакомиться рагу из белой гарпии.
– Сделаю, товарищ генерал. Будет ему белая гарпия.
– Сделай, будь так любезен и получишь полковника.
– Слушаюсь!
– Любой ценой! Слышишь, Власюк? Любой ценой, но через шесть часов белая гарпия была здесь! У меня!
– Есть через шесть часов! Есть у вас!
– Лисицын, мать твою, хватит лыбиться, рявкнул генерал. – Выдать шеренговому Власюку лучшее снаряжение!
Уже через полчаса Михаил вышел из ворот бункера, сообщавшегося с апартаментами главнокомандующего и имевшего наклонный, уходящий под землю под углом в сорок пять градусов пол.
Вскоре Власюк уже пробирался между кривыми деревьями и ржавыми остовами машин неизвестной породы к цели своего путешествия – хижине мутанта по кличке Циклоп.
На Власюке был новенький защитный костюм, а в снаряжение входили мощный гравитационный автомат с полным зарядом, офицерский противогаз, снабженный приборами ночного видения, отличный наручный хронометр с компасом и брезентовая сумка с магнитной застежкой.
В одиночном путешествии без специальных инфракрасных линз было не обойтись. Это на стене довольствовались прожекторами, а здесь… День и ночь давно стали для жителей Беларуси понятиями абстрактными. Магнитные бури порождали мощные ветра, а те в свою очередь поднимали с земли тучи радиоактивной пыли, закрывавшей солнце.
Поскольку страна категорически отказалась от иностранной помощи, то жить приходилось в вечном полумраке. Отлично чувствовали себя здесь только мутанты второй и третьей волны – то, что убивало людей, делало этих тварей только сильнее.
Первая волна мутантов вымерла почти сразу же после катастрофы. Это были даже не мутанты, а очень больные люди, над которыми радиация вдоволь поиздевалась. Генетические отклонения принимали самые причудливые формы, но не делали мутантов первой волны жизнеспособными. Вторая волна оказалась куда крепче, а третья в открытую начала соперничать с белорусами за жизненное пространство.
Мутанты строили свои хижины на всей территории страны. Некоторые даже ухитрились перебраться за Стену. Правда в километре от нее, там, где начиналась чистая местность, власть мутантов заканчивалась. Породившая их радиация, определяла ареал обитания.
Мутанты делились на две категории. Первая объединялась в банды и охотилась на людей. Вторая подчинялась властям и сотрудничала с ними. Мутанты, жившие за Великой Белорусской Стеной, автоматически заносились в список врагов.
Власюк успокаивал себя тем, что с вражескими мутантами ему не придется иметь дела. Во-первых, он находился на территории Беларуси, а во-вторых, не собирался слишком удаляться от Стены. Главным для него сейчас были не мутанты, а гарпия. Одна единственная.
Гарпии относились к племени мутировавших животных. Являлись помесью ворон и летучих мышей. Лет двадцать назад расплодились так, что стали нападать на людей. Твердые клювы легко раскалывали черепа, а когти-крючья рвали одежду и кожу. Лишь своевременно вышедший Декрет Верховного Председателя «О дополнительных мерах по борьбе с гарпиями» остановил нашествия тварей. Специальные отряды СНС уничтожали гарпий сотнями и тысячами. Тогда-то люди и узнали, что из мяса гарпий можно готовить вкуснейшие блюда. Особенно нежным оказалось мясо белых гарпий. Правильно приготовленное, оно ценилось куда выше, чем мясо черных гарпий или мутомедведей. В итоге, достать взрослую особь белой гарпии стало неимоверно сложно. Добывать их ухитрялись только опытные охотники вроде Циклопа. У кого-кого, а у него обязательно найдется свежая белая гарпия.
Из серого полумрака проступили знакомые очертания хижины. Власюк остановился. Посмотрел на хронометр. Путешествие через лес заняло полтора часа. Минут тридцать уйдет на разговор с Циклопом. Плюс – время на обратную дорогу. Спешить некуда. Запас времени есть. Он успеет вернуть, передохнуть и доложить о своем приходе генералу Дуботовку через адъютанта.
Михаил приблизился к входу в хижину, отодвинул рукой полог, сшитый из шкуры мутомедведя.
– Эй, есть кто живой?
Не успел он закончить фразу, как из темноты выпрыгнула волосатая, невероятного размера рука. Через пару секунд шеренговый лежал, а существо ростом метра в три, прижимало его коленом к полу. При тусклом свете нещадно дымившей лучины Михаил увидел желтую, как древний пергамент кожу, вытянутую огурцом голову, седые космы волос и сверкающий, как маяк единственный глаз.
– Циклоп! Циклоп, мать твою! Это я – Мишка Власюк!
Ладонь, сдавливающая шею шеренгового, разжалась.
– Власюк? Каким ветром тебя…
Голос у мутанта был таким низким, что местами переходил в хрип. Циклоп выпрямился. Могучее тело, невероятно широкие плечи, полное отсутствие шеи, узловатые, как корни старого дерева руки, кривые ноги с огромными ступнями – так выглядел самый старый в этих местах охотник. Правый глаз он потерял в схватке с мутомедведем, некогда терроризировавшем всю округу.
– Попутным, Циклопушка, попутным, – Михаил сел. – Дельце у меня к тебе образовалось.
– Ага. Привет. Выпить хочешь? Есть у меня в запасе фляжечка…
– Спасибо, Циклоп. Не до бухла мне.
Власюк в нескольких словах обрисовал ситуацию. Он был уверен, что Циклоп в помощи не откажет. Ведь в свое время, когда вышел Указ «Об использовании мутантов в качестве средств передвижения», Михаил совершил поступок, который расценивался властями как предательство. Предупредил Циклопа о том, что из него собираются сделать ездового мутанта. Циклоп спрятался вовремя. Многие из его собратьев, которые передвигались на четырех конечностях, гораздо быстрее, чем на двух, угодили в ловушку.
Заменить издохших лошадей мутантами не получилось. Указ не сработал, но благодарный Циклоп с тех пор считал, что должен Власюку, как земля агрогородку.
– Не-а, Мишка, ничего не выйдет, – проворчал Циклоп, выслушав друга. – И рад бы помочь, да не могу. Черные гарпии изредка попадаются, а белых уже лет пять не видел. Если и можно их добыть, то только по ту сторону Стены. Тамошние люди гарпий не жрут. Только наш брат мутант балуется. Вот популяция с грехом пополам и сохранилась. А у меня свежего мяса мутомедведя – полон погреб. Может, сойдет?
– Не сойдет, – Власюк едва не плакал от досады. – Пойми же ты: у меня на все про все только три часа. А без белой гарпии назад лучше не возвращаться. Полный зарез…
– Ладно, Мишаня, – Циклоп прошелся по хижине, поправил узкую тряпицу, служившую набедренной повязкой. – Выручу. Метрах в трехстах от Стены, на той стороне брательник мой живет. Давно с ним не виделся. Иначе нельзя: он – враг, а я – лояльный.
– Ты не рассказывал…
– А зачем? Я с властями отношений портить не хочу.
– И то верно.
– Звать моего брата Упырем. Уж очень он до человечей крови, подлец, охоч. Так вот у него белая гарпия обязательно найдется.
– Время, Циклоп, время. Пока до Стены, пока через Стену и обратно… Не успеваю я…
– Ну, эта проблема решаема, – Циклоп оскалил в улыбке огромные клыки. – Не понадобится тебе через Стену лазать. Есть у мутантов свои ходы. И до места я тебя минут за сорок домчу. Только имей в виду: к Упырю я ни ногой. Сам разбирайся.
– Разберусь, – Власюк похлопал по прикладу гравиавтомата. – Не впервой.
Поездка на мутанте через лес, заваленный буреломом и ржавым металлом, оказалась не самым приятным занятием. Как не цеплялся Михаил за волосы Циклопа, он несколько раз был на грани того, чтобы свалиться со спины своей чудо-лошади. Циклоп же не обращал на страдания ездока ни малейшего внимания. Он мчался через лес гигантскими прыжками и мертвые деревья, казалось, перед ним расступались.
Власюк увидел Великую Стену, а через минуту оказался в каком-то подземелье. Сочащиеся влагой стены, гнилые, держащиеся лишь на честном слове подпорки из грубо обработанных стволов. Теперь шеренговый знал, каким образом мутанты и вражеские агенты ухитрялись проходить через Стену, как нож сквозь масло. Интересно, сколько еще таких подземных ходов в запасе у мутантов?
Циклоп выбрался наружу и выгнул спину, заставляя Власюка слезть.
– Приехали, братан. До хижины Упыря – метров пятьдесят. Прощевай.
Михаил не успел поблагодарить мутанта – тот юркнул в подземный ход. Власюку осталось лишь взять автомат наизготовку и шагать к хижине. Присутствие резвящихся мутантов он обнаружил издали. Хохот, чавканье, хриплые голоса, фразы, которые можно было разобрать лишь частично.
Жаль, что Упыря не удалось застать одного. Разговор получился бы не таким болезненным. Однако отступать Михаилу было некуда. Не сбавляя шага, он добрался до входа и откинул сплетенный из сухой травы полог.
– Не двигаться! Служба Национальной Стабильности, мать вашу!
Власюк отлично знал, что пустыми словами мутантов не остановишь, поэтому без колебаний надавил на курок. Целясь в скопление мутных, как болотная жижа глаз. Грохот падающих на пол мутантов и леденящий душу вой, наверное, были услышаны даже на Стене.
Продолжая выпускать гравитационные заряды, Власюк заревел:
– Упырь! Мне нужен Упырь!
– Я… Я – Упырь, – донеслось из темноты. – Не стреляй больше… Бо-о-о-ольно!
– Выживешь! – Михаил попятился к выходу. – Вон из хижины! Быстро, урод!
Упырь послушно вышел наружу.
– Я не сделал ничего плохого людям… Чес слово…
– На колени, сука! На колени я сказал!
Лишь выполнив приказ Власюка, Упырь оказался одного с ним ростом.
– Я повторяю…
– Заткнись! Мне нужна белая гарпия! Вывернись наизнанку, но достань!
– У меня нет, нет у меня – плаксиво запричитал мутант. – Пришли в гости друзья. Мы их съели… Есть свежее мясо мутомедведя…
– Достали вы меня со своими мутомедведями!
От удара стволом автомата в лоб, Упырь покачнулся.
– Белая гарпия! – зарычал Власюк. – Больше повторять не стану!
– Хорошо, человек, есть одна. На черный день, для себя припрятал.
– Считай, что твой черный день уже наступил. Сюда ее!
Упырь опустился на четвереньки, подполз к углу хижины и принялся рыть землю обеими руками. Через минуту он достал полиэтиленовый сверток и протянул его человеку.
– Разверни!
Увидев белые перья гарпии, Власюк так обрадовался, что готов был расцеловать мутанта в фиолетовые губы. Бережно сунув добычу в сумку, Михаил кивнул Упырю.
– Молодцом. Живи пока. В хижину и не высовывать морду.
– Хорошо…
Власюк понимал, что обещаниям мутантам верить нельзя. Он основательно потрепал их, но эти твари – люди. Их даже гравиавтоматом не остановишь. Самое большее пять минут и они очухаются. Обязательно бросятся в погоню.
Шеренговый мчался к Стене с такой скоростью, что ветер свистел в ушах. Он был всего в двадцати метрах от подземного хода, когда увидел, что обратный путь отрезан. У Стены стояли мутанты во главе с Упырем, который плотоядно улыбался Власюку и делал своими лапищами призывные жесты.
Михаил резко сменил направление. Черт с ним подземным ходом! Он залезет на Стену! Белая гарпия у него и никакие мутанты не помешают доставить угощение к столу Верховного Председателя.
С разбегу запрыгнув на Стену, Власюк вцепился в коричневые стволы мутировавшего вьюна. Первый метр дался ему относительно легко. Шеренговый добрался до ржавых арматурин, торчавших из бетонной плиты. Начал подтягиваться, но тут почувствовал, что кто-то вцепился ему в ногу. Врешь, не возьмешь! Власюк лягнулся и, судя по вою, попал одному мутанту в зубы. Еще один рывок, еще одно нечеловеческое усилие и все закончилось.
3
Вскарабкавшись на гребень Стены, Власюк упал. Рухнул на спину. Но осторожно. Так, чтобы не приведи Господь, не помять драгоценное содержимое сумки.
Слушая, как внизу беснуются оставшиеся с носом мутанты, отдыхал минуты две. Затем взглянул на хронометр. Полчаса. У него оставалось всего полчаса, а сделать предстояло очень много. Он мог бы добраться до ближайшего поста, сообщить о своем прибытии по радиостанции и дождаться, когда за ним соизволят прибыть посланцы адъютанта. Но тогда… Во-первых, на разного рода бюрократические разборки ушло бы не меньше пары часов. А во-вторых, и это было самым главным, вся слава досталась бы Лисицыну, который палец о палец не ударил для того, чтобы доставить гарпию к столу Верховного Председателя. Не уж. Он будет прорываться. Если потребуется – то с боем. Заряда гравиавтомата хватит на то, чтобы уложить еще человек двадцать и, видит Бог, он на полную катушку использует эту возможность.
Власюк встал. Только сейчас заметил, что на правой ноге нет берца. Обувка осталась на той стороне. Стала трофеем мутантов. Ничего. Белая гарпия того стоит.
Михаил захромал по тропинке, протоптанной на гребне стены караулами СНС. Метров через сто он увидел крытую ржавой жестью караульную будку. Его тоже заметили. Парень в противогазе сорвал с плеча гравитационную винтовку.
– Стоять! Руки вверх!
Власюк выполнил приказ.