Е.Б.Ж. Гармаш-Роффе Татьяна
– Ну, я тогда… Коли ты передумала, так я, эта… Ну, пойду, типа…
Вика довольно давно выработала одно правило в жизни: когда не знаешь, что сказать, – говори правду.
– Я еще не передумала. Но честно скажу: сомневаюсь. Идея мне казалась хорошей, а теперь кажется глупой…
– Так ты посомневайся, скока те надо, а я пойду… Позовешь, если занадоблюсь.
– Давай так, Леший, – решилась Вика, – ты помойся и поешь. А я пока подумаю.
– Ну, смотри, мамзель. Ты тут хозяйка – как скажешь, так и будет.
– Я уже сказала. Проходи в комнату.
– Нет уж, давай сразу мыться пойду. Я грязный, а у тебя тут чистенько так… Только попачкаю тебе все. В душ. Тока полотенце дай.
…Лешему были выданы полотенце, расческа и халат, оставшийся от мужа. Одежку бомжа она брезгливо спустила в мусоропровод, подумав, что лучше потратиться на новую, чем стирать в своей машине эту гадость.
Пока он мылся, она приготовила ужин. Пожарила мясо, сварила лапшу, нарезала овощи. Он мылся час, не меньше. Наверное, соскучился по воде…
Ее по-прежнему томило некомфортное чувство совершенной глупости. Она гнала его от себя, но разум твердил о том, что она поступила опрометчиво, пригласив в свою квартиру бомжа. Человека, по определению, без всяких принципов.
Леший все еще наслаждался ванной, а Вика, уже закончив стряпню, присела на табурет и задумалась. «Что ты знаешь о бомжах, – строго спросила она себя, – чтобы считать, что это люди без всякой совести? Какой снобизм, Вика! – гневно осудила она себя. – А вдруг это просто человек с несчастной судьбой? Порядочный, приличный, но бедный?!»
Она рассмеялась своим мыслям. Идиотка. Тепличное растение, не знающее жизни. Которое судит о ней по глупым сериалам и книжкам. Бомж – порядочный и приличный? Разве приличный человек может оказаться на помойке?
«…Все дело в том, Вика, – строго сказала она себе, – что ты совершенно отвыкла принимать решения самостоятельно. За тебя их пятнадцать лет принимал Миша. Он знал все, а ты ничего. И такое положение дел тебя устраивало. А теперь ты мечешься, и мысли твои скачут в совершенно противоположных направлениях. Но хочешь – не хочешь, а нынче тебе принимать решения самой. И, по сути, ты его уже приняла: вон оно, твое решение, фыркает в ванной! Так что, девушка, хватит переливать из пустого в порожнее! Дело теперь за малым: озвучить свою идею, хорошая она или плохая! Будущее покажет…»
Меж тем Леший выбрался из ванной. Его густая шевелюра и борода сверкали антрацитом от чистоты. Лицо было красным. Мужлан в дорогом темно-зеленом Мишином халате, поблекшем на фоне этих буйных красок. Отчего-то ей вспомнился Распутин – не к ночи будь помянут…
Леший встал на пороге кухни. Босой – Вика забыла о тапочках. Она спохватилась:
– Погоди!
– Да и так хорошо, – возразил Леший.
Однако она притащила шлепанцы и заставила его обуться. В квартире не холодно, но все же не дело ходить босиком! Не на пляже, чай…
Его глаза зажглись голодным блеском, когда он увидел накрытый стол. Вике снова стало его жалко. Она испытывала то сложное, одновременно сострадательное и брезгливое чувство, с которым кормят бездомных животных.
– Садись, – коротко сказала она.
… Леший ел руками. А чего она ожидала, интересно? Что он примется изысканно орудовать ножом с вилкой? Да еще и смену приборов и тарелок запросит?
Кроме того, он чавкал и шумно хрустел хрящами. Ха-ха-ха, идиотка ты, Вика…
Она вообще-то собиралась поесть вместе с ним, но, увидев этот смачный, первобытный процесс поглощения пищи, раздумала. Ей было неприятно.
Она достала из холодильника пару йогуртов и съела их стоя, наскоро, чтобы утолить чувство голода.
– А ты что ж не кушаешь, мамзель?
– Я на диете, – соврала Вика.
Наконец процесс поглощения пищи был закончен. Бомж вытер пальцы о халат.
– Салфетка, – сказала Вика, – возле тарелки.
– Вот эта? – Леший развернул большую нарядную бумажную салфетку.
– Да.
Он поднес ее к лицу и шумно высморкался. Вика пришла в отчаяние.
– Салфетка, – с трудом сдерживая отвращение, отчеканила она, – служит для того, чтобы вытирать рот и руки во время еды. А после еды их моют. Если же тебе надо высморкаться, то для этого существуют носовые платки. В частности, бумажные. Вот коробка.
Она ткнула ему под нос картонную коробку с благоухающими, нежнейшими бумажными платками.
Леший посмотрел на нее смущенно.
– Так, эта… А какая разница?
Вика промолчала. В самом деле, какая разница? То бумага и это бумага. Во всех случаях отправляется в мусорное ведро после употребления. И зачем она пристала к человеку?
– Леший, ты сладкое любишь?
– А у тя есть? – заинтересовался он.
– Печенье? Мороженое? Конфеты?
– А варенье?
Вика достала из шкафчика две банки – клубничное и смородиновое – и подала розетку. Обе были начаты, и Леший без смущения отвинтил обе крышки. Вывалил себе в розетку из двух банок столько, что варенье чуть не потекло на стол, и принялся смаковать эту смесь с блаженным видом.
– Чай?
– Хорошо бы… – мечтательно произнес Леший.
Что ему это напоминает? Детство? Не всегда же он был бомжом… Когда-то жил с мамой и папой… Или в неполной семье? Но любовь к варенью, Вика была уверена, – это из детства.
Она налила чай в две чашки, решила все-таки присоединиться к Лешему под финал. Села напротив, но чувствовала себя неуютно. Словно она была в гостях, а не он.
– Ну, решила че-нить, мамзель?
Она медлила, и он вдруг спросил:
– Как тя величать-то?
Ужасно смешно. Старинно-литературное «величать» рядом с просторечным «тя».
– Вика.
– Это что же, Виктория будет?
– Виктория.
– Красиво. «Победа».
Надо же! Какие познания! Она уже хотела было съехидничать, как он вдруг спросил:
– И много ты напобеждала, Виктория?
Она растерялась. Не хватало только пуститься в обсуждение ее личной жизни с бомжом! Она уже приготовилась ответить холодно и сухо, но снова не успела. Леший, склонив голову набок, ответил за нее:
– Не слишком, надо думать… Раз к помощи бомжа решила обратиться. Ну, говори, че стряслось-то у тебя?
Вика вдруг, уловив теплую и какую-то очень душевную интонацию, растрогалась. Простые люди – вот такие уж простые, что дальше некуда, – они лучше чувствуют жизнь, наверное… В них нет фальши! Они говорят то, что думают, а к трудностям им не привыкать. И они знают, что такое взаимоподдержка!
Не более чем через секунду Вика мысленно расхохоталась. Какие пафосные мысли! Ну придет же такое в голову!
– Я так понимаю, – снова заговорил Леший, не дождавшись ответа. – Раз ты меня зазвала, значит, есть у тебя затруднение. Раз ты зазвала меня, значит, не нашла другого человека, чтоб его разрешить. Теперь вопрос такой: могу ли твою проблему решить я? А на него ответить можно будет только тогда, Виктория, когда ты мне проблему скажешь… Так говори ужо. А то, выходит, я даром твой ужин ел.
Вика еще раз посмотрела в угольные глаза. Леший был прав. Раз уж он тут, надо довести это дело до логического конца. И, вобрав побольше воздуха в легкие, она заговорила.
…Он слушал, склонив кудлатую голову набок, и был тем похож на большую собаку – бездомную собаку, которую она подобрала на улице и приютила у себя.
– Я так понимаю, Виктория, – произнес Леший по окончании ее сумбурного повествования, – тебе надо пойти в контору, где у тебя большая доля. А ты стесняишьси, думаешь, что мужики тебя сразу забацают. Верно?
Верно, дальше некуда! Бомж с сермяжной простотой сформулировал суть.
– И хочешь при себе мужчину завести, для солидности. Это ты правильно рассудила, Виктория: бабам лучше при мужике быть. У нас вот, смотри, пока тишь да гладь – так все бабы сами генеральши, и не сунься! А как галдеж пойдет – так за мужиков прячутся. Природа у вас такая, у баб, че делать… Так по дружбе, значица, ты никакого не нашла. И решила, что лучше за деньги нанять, чем просить. А нанять подумываешь меня. Хочешь поправить че-нить?
– Нет. Ты все правильно сказал, Леший…
– И сколько ты мне заплатишь?
– А сможешь ли ты сделать это?
– А какая тут сложность?
– Вот какая: надо, чтобы тебя не за бомжа приняли. А за приличного человека. Вроде как в театре – роль сыграть надо. И я вот сомневаюсь: сумеешь ли ты?
– Понял твою заботу. Еще какие есть?
– Еще?
Вика удивилась. Других забот у нее вроде бы не было.
– Ну, как же, – усмехнулся он, – есть! Сойду я, скажем, за «приличного человека». Но за кого должен сойти «приличный человек»? – И, поймав недоумение в лице Вики, пояснил: – За соседа твоего? Мужа? Брата? Друга детства? Любовника?
– Я еще не решила… – Вика отчего-то покраснела.
– Ну, тогда слушай сюда, Виктория. Я те ничё не обещаю, поняла? Но соглашаюсь попробовать. Не всегда же я бомжом был…
– А кем ты раньше был, Леший? – вдруг спросила Вика.
– Это тебе побоку. Кем был – так уже сплыл.
– Извини…
– Чего «извини»? Хотела – и спросила. А я, как хотел, так и ответил. Ущерба никому. А будешь так извинялками разбрасываться, точно мужики тебя забацают!
– Ну да… – Она снова покраснела.
– Так, если дело пойдет, сколько заплатишь мне? – Леший только насмешливо мазнул взглядом по ее разрозовевшимся щекам.
– А сколько ты хочешь?
– Нет уж, сама называй гонорарий.
– Тысяча… Тысяча долларов.
– Годится. Только рублями. Мне с твоими гусеницами делать нечего.
– «Гусеницами»???
– Ну, их как называют? «Капустой» называют и еще «зелеными». Вот так на ум и гусеница капустная приходит…
– Э-э-э… Понятно. И как ты пробовать будешь?
– Как-как! Денег у меня нет, так что тебе тратиться придется. Костюм мне купи подходящий, ботинки там. И своди куда-нить… В ресторан или еще куда – на люди. И будешь смотреть. Вот и вся недолга.
– Годится, Леший… А как тебя звать-то на самом деле?
– Григорием. Ну, так бывай. Когда приходить велишь?
– А… А куда ты собрался?
– Гы-ы. Смешная ты, мамзель Виктория. На помойку, куда ж еще!
– Григорий… Я…
Вика залилась краской, на этот раз отчаянно, до слез.
– Я…
– Ну, ты выродишь или как?
– Я одежду твою в мусоропровод спустила…
Леший крякнул и запустил пятерню в шевелюру. Оглядел себя в халате и тапочках и снова крякнул.
– Я сейчас в магазин поеду… Куплю тебе костюм… – лепетала Вика.
– И я что же, в костюме на помойку пойду, мамзель?
– Я джинсы тебе куплю… И рубашку… Скажи, какую…
– И куда ж ты это поедешь? Десятый час, одежные магазины позакрывались… Беда с тобой, Виктория… От мужа ничего дома не осталося?
– Халат вот только… Который на тебе…
– М-дя…
Леший надолго замолчал. Вика тоже.
– Тогда завтра уже… – мучительно выговорила она наконец.
– Уж не сегодня, ясное дело… – откликнулся он.
– Может, тогда… – начала она.
– Может, тогда… – заговорил он.
– Ты только… – промямлила она.
– Ты только, эта… – застеснялся он.
– В общем…
– В общем, ты не волнуйся, Виктория… Я тя не ограблю. И эта… В общем, я не покусюсь…
– Короче, ты можешь спать в этой комнате, – отважилась Вика.
– Ага… Я за порог ни ногой.
– А честно?
– Глупость спрашиваешь. Если я врун, так и сейчас совру.
– И то верно… – вздохнула Вика. – Я глупости делаю и глупости спрашиваю…
– От то-то и беда твоя, мамзель… – философски заметил Леший.
Глава 6
Ночь прошла благополучно. Вика, как ни странно, заснула легко и быстро, а утром обнаружила Лешего на кухне: он уминал варенье с хлебом. Ночью он ее не ограбил и на ее девическую честь не покушался. Это утешало. И располагало к дальнейшему сотрудничеству.
Позавтракав, она съездила в магазин и купила Григорию самые дешевые (по его настоянию) джинсы, простую рубашку с коротким рукавом, носки и туфли. Стесняясь, прикупила ему и белье. Он, однако, не выразил ни малейшего смущения, принимая ее подарки. Трусы потянул в резинке, джинсы приложил к себе, деловито примерил да притопнул новой обувью и сказал, что сойдет. После чего выразил готовность ехать за приличным костюмом, чтобы приступить к эксперименту немедленно.
– Сначала в парикмахерскую. Куда ты с такой бородой?!
Леший озадачился. Похоже, что мысль о том, что с его великолепной бородищей придется расстаться, его совсем не радовала.
– Григорий, – настаивала Вика, – с такой бородой никак! Ее надо сбрить! Кроме того, надо постричься, у тебя же волосы до плеч, никак не сойдешь за солидного человека!
Леший заметно расстроился. Он был готов сменить костюм, и весьма легко, но расставаться со своим первобытным волосяным покровом ему явно не хотелось.
Немного погоревав, он все же сдался. Видимо, тысяча долларов стоила таких жертв в его глазах. И Вика, торжествуя, повезла его в парикмахерскую.
Она объяснила мастеру, что именно требуется, а потом ждала его в машине, которую удалось припарковать почти рядом со входом в парикмахерскую. Когда Леший вышел…
Нет, не Леший! Он больше не был лешим… Вышел мужчина весьма приятной наружности с неожиданно растерянными глазами… Как будто вместе с бородой и неандертальской шевелюрой он растерял все ориентиры.
Вика усмехнулась. Ей это было понятно. Она тоже растеряла все ориентиры с уходом Миши. Ничего, от этого не умирают!
– Григорий, – сказала она, – ты больше не Леший!
– Сам вижу, – буркнул он, садясь.
Он взбунтовался в третьем бутике, примерив в общей сложности с десяток костюмов.
– Тогда это будет стоит две тысячи «гусениц!» Я такие изззивательства над собой не потерплю!!!
– Ладно, – холодно сказала Вика. – Не хочешь, как хочешь. Сейчас отвезу тебя на помойку. В родные пенаты, так сказать.
Он не спросил, что такое «пенаты», а она спросила себя: почему? Постеснялся? Догадался о смысле слова по контексту?
– Мамзель Виктория, ну не могу я, елки-палки…
Он явно начал сдаваться. Но Вика и бровью не повела. У нее своя игра.
– Так что, на помойку?
– Ну, ты прям… Ну, чисто мучительница!
– Григорий, не морочь мне голову. Либо мы выбираем костюм, который понравится МНЕ, либо ты отказываешься, и тогда я везу тебя на помойку.
Он молчал, гордо отвернувшись к окну. При этом косил глазом на нее. Вике стало смешно. Ну, точно большая собака. У нее была когда-то такая, когда она еще жила с родителями. Она так же отворачивала свою кудлатую башку, когда ее ругали, и так же косила глазом в сторону. Умора.
Молчание принимается за согласие, верно? Вика завела машину и поехала в четвертый бутик. Григорий беспрекословно, хоть немо изображал святомученика, примерил очередной костюм. На этот раз Вика сжалилась: «Идет!»
Но это был еще не финал: требовалось купить туфли. И снова завертелась чехарда бутиков и препираний с Лешим. Тьфу, с Григорием.
К концу дня она была вознаграждена за все свои мучения: выйдя из последнего бутика, в ее машину уселся очень приличный и весьма интересный мужчина. Ни одна душа не догадалась бы, что это взятый напрокат с помойки бомж!
Оставалось потренировать его в стилистике речи. К чему Вика приступила немедленно дома, то и дело вспоминая Бернарда Шоу.
– «Мамзель» – это слово надо забыть!
– А как тя называть?
– Да Викой же! Неужто не ясно???
– А по отчеству как?
– Леший, ну какое отчество? Ты же должен сойти за своего человека!
– Ить, не подумал… А ты меня что ж, Лешим будешь звать?
– Да нет же! Я тебя Григорием… Нет, Гришей. А ты меня – Викой.
– Ага. Понял. Я тя Викой.
– Не «тя»! «ТЕБЯ». Понял?
– Тебя. Конечно. Я знаю, на самом-то деле. Тока забыл.
– Не «тока»! «ТОЛЬКО»!
– Ну да… Я просто, эта… Вспомнить надоть…
– Не «эта»! И не «надоть»! А вот как: «Мне просто надо вспомнить». Повторяй за мной!..
Кроме того, Вика учила его не чавкать, есть при помощи ножа и вилки, руки вытирать салфеткой, сморкаться в носовые платки. Потребовалось также немало усилий, чтобы отучить его стирать носки под краном с мылом (дорогим марочным мылом!) и сушить их на батарее. Для этого существует стиральная машина, объясняла Вика, и свое личное белье он может постирать самостоятельно. Вот кнопки, вот порошки, вот отдушка для белья – вперед!
И так в учениях прошло дней десять. Надо сказать, что Вика немало позабавилась за это время. Леший оказался нестрашным, покладистым и прилежным. В свободное от учений время он ел, спал, подолгу плескался в ванной и смотрел телевизор, явно наслаждаясь благами цивилизации. Кроме того, он с удовольствием пылесосил – Вике казалось, что его развлекает сам процесс: так мальчишки играют в машинки.
Еще он вызвался наладить подтекающий бачок в туалете и кран на кухне и, покопавшись в Мишиных «технических» ящиках, выполнил операцию по починке с блеском. Вика решила, что Леший в прошлом был сантехником, и даже отважилась задать наводящий вопрос, но он только сморщился в ответ: «Тебя это не касается, Виктория».
В один из этих дней, впрочем, случился инцидент. Вика вернулась откуда-то домой и застала Лешего за…
Точнее, Леший при ее появлении неловко попытался спрятать что-то за спину. Вика, сделав строгое лицо (подумала, что хлеб с вареньем ел, – а ему было категорически запрещено делать это на диване во избежание падания крошек и сладких липких капель на обшивку!), подошла и выудила из-за спины… ее дневник! Тот самый, где были разные фразы и описания, отрывки и наброски, поэтические и саркастические…
В принципе, преступление было невелико, но Вику охватила ярость. Этот дневник не предназначался для чужих глаз – раз! И выходило, что Леший рылся в ее секретере, – два! Что он там искал? Может, деньги? Может, хотел ее ограбить?!
Она принялась, едва сдерживаясь, объяснять Григорию азы этики. Он слушал ее, чуть склонив голову набок, и выражение его глаз трудно было разобрать… Но раскаяния в них точно не было.
Когда Вика дошла до фразы «Ты собирался меня обокрасть?!», он наконец отреагировал:
– Тьфу ты, вот дура-то. Если б надо было мне тебя ограбить, изнасиловать, убить – чего еще придумаешь? – то я бы уже сто раз это сделал и смылся! Бороду б обратно отрастил, и ищи-свищи меня по помойкам!
Вика обиделась на «дуру». Но что взять с бомжа?
– А зачем в секретер полез тогда?!
– Да не лез я никуда… Вот тут эта тетрадочка валялась, – указал он рукой.
Ой, вспомнила Вика, а ведь точно, она не убрала вчера! Переносила свои записи в компьютер, и тетрадка на столе осталась! Ну и впрямь дура, стыдно теперь как, зря обидела человека…
– Извини, – пробормотала она, убирая заветный дневничок в секретер. – Там ничего интересного, литературные потуги, тебе ни к чему.
Леший не ответил и молчал до ужина. А за ужином вдруг сказал:
– А ты хорошо пишешь.
Вика хотела было съязвить: «А ты хорошо разбираешься, надо думать?» – но не стала обижать Лешего, уже и так несправедливо обиженного ею сегодня.
В общем и целом их общежитием Вика была вполне удовлетворена. Леший не выказывал к ней никакого мужского интереса, он ее не ограбил, и никакого убытку от его присутствия в доме не случилось – ну даже тарелки не разбил.
Возможно, он был просто честным человеком (ведь бывают же бомжи честные?), а возможно, никакая украденная ценность не стоила в его глазах того комфорта, который он временно обрел в доме у Вики. Как бы то ни было, его присутствие было ненавязчивым и даже приятным, и, как ни странно, Вика чувствовала себя более защищенной, словно в доме и впрямь поселился большой и добрый ротвейлер.
По окончании интенсивного курса обучения хорошим манерам и правильной речи Вика отважилась вывести Лешего в свет. Она проинструктировала его, как пользоваться кредитной карточкой, и велела расплатиться в конце ужина. Под ее неотступным критическим взглядом Григорий невозмутимо орудовал ножом и вилкой, правильно пользовался салфеткой. И даже с умным видом отпробовал вино, которое официант, по правилам французских ресторанов, плеснул сначала в его бокал. Покатав во рту глоток, Леший царственно кивнул официанту, который немедленно наполнил бокал дамы и долил в бокал Лешего.
Из него выйдет толк, окончательно решила Вика. Ей попался способный ученик.
Единственное опасение, которое ее мучило, рассосалось само собой: в этом элегантном мужчине ни соседи, ни бомжи у помойки не опознали Лешего. Все, кому было дело, наверняка сочли, что Виктория Ольшанская завела себе любовника. А уж откуда он взялся, никто спрашивать не посмел. Никого не касается!
Глава 7
И настал наконец день, когда она сочла, что пора. Пора приступить к осуществлению основной задачи, ради которой все и затевалось! Однако она до сих пор не знала: в каком качестве представить Григория? Какую «легенду» придумать?
Она решила с ним посовещаться. В нем был природный здравый смысл, которого ей явно не хватало.
– Да никак, – пожал плечами Леший. – Скажешь: «Это со мной», и все.
– Но они подумают, что ты мой… – Вика смутилась. – Жених… Или любовник…
– А тебе что за печаль? Ты хотела прийти не одна? Вот и придешь не одна. А думы думать оставь им.
А верно ведь! Вика даже удивилась простоте решения. Отчего ее мысль так хлопочет, пытаясь предугадать чужое мнение? Оно ей нужно, это мнение? Оно ей интересно? Да нисколько! Просто привычка какая-то дурная – забегать вперед….
Отринув последние сомнения, Вика позвонила в свою фирму.
Позвонила-то она директору, Леониду Ильичу, которого мысленно окрестила «Брежневым». А попала на его секретаршу. Вика ее помнила: девица была молодая, с мосластыми коленками и нагеленными волосами и очень нахальная.
– Я могу вас записать на прием не раньше следующего понедельника, – ответила она пренебрежительно.
– Вы не поняли, девушка. Я – Виктория Ольшанская, мне принадлежит…
– Все я поняла, – перебила ее девица. – Знаю, кто вы. Но Леонид Ильич очень занят. Так вас записывать на понедельник?
Вика подняла растерянный взгляд на Лешего, который стоял рядом, прислушиваясь к разговору. Он ей что-то шептал, но она никак не могла понять.
– Секунду, – бросила она в трубку.
Прижав ее к животу, чтобы секретарша не смогла услышать их разговор, она переспросила Лешего.
– Скажи ей, что ты посмотрела список своих дел, и понедельник тебе не подходит. И что свидание нужно на этой неделе.
Читать бесплатно другие книги:
