Живым или Мертвым Блэквуд Грант

Глава 30

Полет прошел без приключений. Самолет разбежался, оторвался от земли, и пассажиры провели в нем восемь с половиной часов до того момента, когда к левой передней двери «Боинга-777» присоединили переходный рукав. Кларк поднялся с места почти сразу после того, как самолет коснулся земли. Он уже насиделся так, что у него ноги окостенели. Еще труднее было выдержать перелет его внуку, который сейчас во все глаза смотрел на свою родину. Вообще-то, он родился в Великобритании, но у него уже были и бейсболка, и первая бейсбольная перчатка. Месяцев шести от роду он начал играть в ти-бол, он ел хот-доги, как это полагается любому настоящему американскому мальчику. В булочке, с горчицей и даже с луком и приправами.

— Рада, что вернулась домой, детка? — обратился Динг к Пэтси.

— Мне там нравилось, и я буду скучать по подругам и друзьям, но дом — это дом.

Кларк и Чавес уговаривали жен отправиться в США без них, но те решительно сошли с самолета в Хитроу, и никакие уговоры не могли поколебать их решительности.

— Мы вернемся домой только вместе, — заявила Сэнди, положив конец всяким спорам.

Операция в Триполи прошла без каких-либо существенных сбоев. Было убито восемь плохих парней, из заложников никто серьезно не пострадал. Через пять минут после того, как Кларк сказал Масуди: «Пошли», к посольству подъехали машины местной «Скорой помощи», чтобы заняться заложниками, которые, как выяснилось, страдали, в основном, лишь от жажды. Еще через несколько минут в посольство вошли представители шведских Sakerhetspolisen и Rikskriminalpolisen, а еще через два часа «Радуга» погрузилась на тот же «Пьяджо Р180 аванти», на котором прибыла сюда, и направилась в Таранто, а оттуда в Лондон.

Официальный отчет об операции при участии Стэнли, Вебера и других, вероятно, через веб-камеру по защищенной сети должен был состояться позже, после того, как Кларк и Чавес определятся со своей дальнейшей жизнью в Соединенных Штатах. Их участие в этом мероприятии было не необходимостью, а всего лишь любезностью. Они с Дингом формально уже не входили в состав «Радуги», Стэнли сам участвовал в операции, присутствовал в Триполи, так что, помимо «разбора полетов», который обязательно проводился по горячим следам каждой операции, Кларк мало что мог добавить к официальному рапорту.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Джон Кларк у жены.

— Проспала почти всю дорогу. — При полете на запад нарушение суточного ритма переносилось легче. А вот перелет с запада на восток мог и убить. Она потянулась. Даже в первом классе самолета «Бритиш эйрвейз» сиденья были далеко не идеальными. Воздушное путешествие, даже в хороших условиях, мало кому полезно для здоровья.

— Паспорта и все прочее готовы?

— Все здесь, дорогая, — успокоил жену Динг, похлопав себя по карману пиджака. Джон был, по всей видимости, одним из самых младших американцев, имевших черные дипломатические паспорта. Зато у Динга был при себе 0,45-дюймовый пистолет «беретта», золотой значок и удостоверение, в котором говорилось, что он является заместителем федерального маршала США,[16] что было очень полезно для человека с оружием, особенно в международных аэропортах. У него даже было при себе британское разрешение на ношение оружия повсюду — чрезвычайно редкий документ, подписанный королевой собственноручно. Все это позволяло ускорить их прохождение через таможенный и иммиграционный контроль.

Миновав таможню, они увидели в зале мужчину неброской внешности, державшего в руке картонку, на которой была крупными буквами напечатана фамилия «КЛАРК», и все впятером направились к нему.

— Как прошел полет? — обычный вопрос.

— Прекрасно. — Обычный ответ.

— Машина у выхода. Синий «Плимут вояджер» с виргинскими номерами. Для вас приготовлены два номера на верхнем этаже в «Ки-бридж мариотт». — Слов о том, что в помещениях не будет «жучков», не прозвучало. Сеть «Мариотт» очень часто обслуживала всякие правительственные заказы, а этот отель, возле моста Кибридж, с видом на Вашингтон, в особенности.

— Как насчет завтра? — спросил Джон.

— У вас встреча в восемь пятнадцать.

— С кем? — спросил Кларк.

Мужчина пожал плечами.

— На седьмом этаже.

Кларк и Чавес переглянулись с обреченным видом, хотя, в общем-то, ожидали чего-то подобного и были готовы к тому, что придется рано лечь спать, проснуться самое позднее в половине шестого и обойтись без утренней трехмильной пробежки и привычной утренней зарядки.

— Как дела в Англии? — осведомился встречающий, он же водитель, когда они шли к выходу.

— Цивилизованно. Кое-что даже очень мило, — ответил Чавес и лишь потом сообразил, что встречавший их официальный представитель был небольшим чиновником и не имел понятия о том, чем они занимались в доброй старой Англии. И, вероятно, это было к лучшему. Он не был похож на отставного военного, хотя их не всегда можно узнать.

— А в регби вы там играли? — неожиданно поинтересовался встречавший.

— Немного. По-моему, играть в эту игру без щитков — безумие, — ответил Кларк. — Хотя они там довольно эксцентричные парни.

— Может быть, они просто круче нас, а?

Поездка в округ Колумбия прошла спокойно, поскольку они прибыли до наступления вечернего часа пик и не должны были кататься по городу. Нарушение суточного ритма сказывалось даже на бывалых путешественниках, и, когда они добрались до отеля, то наличие сопровождающего уже казалось им более чем уместным. Через пять минут они уже поднялись на верхний этаж и оказались в двух смежных номерах, и Джон сразу начал посматривать на королевское ложе, предназначенное для него одного. Пэтси отправилась инспектировать ванну — она оказалась меньше, чем те чудовищные бассейны, которыми предпочитают пользоваться англичане, но там можно было удобно сесть и без всяких ограничений пользоваться горячей водой, всего лишь повернув для этого рукоять крана. Динг занял кресло и, взяв пульт, приступил к возобновлению знакомства с американским телевидением.

За соседней дверью Джон Кларк, предоставив Сэнди распаковывать вещи, сунулся в мини-бар и был вознагражден бутылочкой старого «Джек Дениэльс № 7». Британцы не понимают вкуса бурбона или его родственника из Теннесси, так что первый глоток крепкого, даже без льда, показался ему очень приятным.

— Что у тебя завтра? — спросила Сэнди.

— Какая-то встреча на седьмом этаже.

— С кем?

— Он не сказал. Вероятно, с каким-нибудь помощником заместителя начальника отдела оперативной работы. Я плохо помню расстановку сил в Лэнгли. В общем, кто-то будет рассказывать мне, какое роскошное приданое они приготовили мне к пенсии. Сэнди, я думаю, что и впрямь, наверно, пора завязывать.

Он не стал добавлять, что никогда, в общем-то, не верил, что доживет до таких лет. Получается, везение еще не полностью изменило ему. Замечательно! Нужно будет купить ноутбук и всерьез заняться мемуарами. А сейчас — встать, потянуться, снять пиджак и повесить в шкаф, пока Сэнди не принялась бранить его за неаккуратность. На лацкане красовалась небесно-голубая полоска с пятью белыми звездочками, орденская лента Медали почета. Медаль устроил ему Джек Райан, изучив его послужной список и пространный документ, подготовленный вице-адмиралом Датчем Максвеллом, упокой Господь его душу. Когда Максвелл снялся с довольствия в восемьдесят третьем году, его тут не было — он мотался по Ирану, пытаясь выяснить, уцелел ли кто-нибудь из его агентурной сети, за которую крепко взялась иранская госбезопасность. Контрразведка лютовала страшно, но ему все же удалось вывезти пять человек вместе с семьями через Объединенные Арабские Эмираты. Сонни Максвелл еще летает командиром экипажа в «Дельта эрлайнс», у него четверо детей. И поводом для награждения послужило то, что он вытащил Сонни из Северного Вьетнама. Теперь кажется, будто это случилось в предыдущий ледниковый период. Но за это он получил ленточку, которой может хвастаться. Это вам не мячи гонять по полю. Где-то у него лежат аккуратно свернутый парадный жакет с нашивками старшего боцмана и эмблемой «морских котиков», сверкающей, словно фольга с бутылки «будвайзера», и черные ботинки от парадной формы. В любом флотском старшинском клубе его будут поить пивом бесплатно, вот только — Иисус! — нынешние старпомы кажутся такими юными. А ведь когда-то он воспринимал их ровесниками Ноя.

Однако хорошо, что он все еще не помер. И имеет возможность думать о почетной отставке и даже о мемуарах, если, конечно, Лэнгли когда-нибудь разрешит их опубликовать. Что маловероятно. Ему известно много такого, о чем лучше бы не знать никому, и в свое время сам сделал пару вещей, которых, пожалуй, не следовало делать, но куда деться, если в то время жизнь закинула его именно на эту лошадь? Те, кто сидит за столами в кабинетах Старой штаб-квартиры, редко это понимают, но ведь у них основные проблемы сводятся к тому, что кто-то занял удобное место на стоянке да в кафетерии не оказалось торта с корицей на десерт.

Из окна он видел Вашингтон. Капитолий, мемориал Линкольна, мраморный обелиск в память самого Джорджа и плюс к тому немыслимо уродливые дома, в которых расположились правительственные учреждения.

Для Джона Терренса Кларка это был целый город, состоящий из штабных крыс, нет, даже не крыс, а крысиного г…на. Для них реальность существовала в виде картонных папок, где должно быть подшито в нужном порядке множество бумаг, а если кто-то проливал кровь за то, чтобы все было так, а не иначе, это их крайне мало волновало. Их тут сотни, тысячи. У большинства из них есть жены — или мужья — и дети, но, даже зная это, трудно испытывать к ним что-то, кроме презрения — или, при случае, открытой ненависти. Но они живут в своем мире, а он — в своем. Эти миры могут соприкасаться, но никогда по-настоящему не встречаются.

— Рад, что вернулся, Джон? — спросила Сэнди.

— Пожалуй, что да. — Перемены предстояли тяжелые, но неизбежные. А куда жизнь уведет его отсюда — время покажет.

На следующее утро Кларк свернул направо с аллеи Джорджа Вашингтона, проехал по широкой дуге и миновал ворота с проходной, где вооруженный охранник нашел номер его машины в списке посторонних, имеющих право на въезд. Джону было разрешено поставить машину на стоянке для посетителей, раскинувшейся справа и слева от большого свода главного входа.

— Так, сколько же нам придется ждать, прежде чем они предложат нам заняться поисками новой работы, а, Джон? — спросил Доминго.

— Думаю, минут сорок. Такова уж их вежливость.

После этого умозаключения они вылезли из арендованного «Шеви» и подошли к входной двери, где их встретил незнакомый ОСОБ, то есть офицер службы охраны и безопасности.

— Мистер Кларк, мистер Чавес. Я — Пит Симмонс. Добро пожаловать домой.

— Дом, милый дом… — протянул Джон. — Вы?..

— Безопасность и охрана, жду назначения. Два месяца как с Фермы.

— Кто у вас там был инструктором?

— Макс Дюпон.

— Макс еще не на пенсии? Отличный парень.

— Хороший учитель. Он кое-что рассказывал о вас обоих и показывал учебный фильм, который вы сделали во втором году.

— Помню, как же, — ответил Чавес. — Смешать, но не взбалтывать. — Он хохотнул.

— Доминго, помнишь: «Я не пью мартини»?

— Хотя и не такой красавчик, как Шон Коннери. Симмонс, а что лично вы вынесли из этого фильма?

— Не торопиться с решениями и не ходить посередине улицы. — Вообще-то, эти правила и впрямь можно было назвать основными заповедями полевого агента.

— Так с кем же мы встречаемся? — поинтересовался Кларк.

— С помощником заместителя директора Чарльзом Самнером Олденом. В народе — ПЗДО.

— Политический назначенец?

— Именно так. Гарвардская Школа Кеннеди. Держится, правда, вполне дружелюбно, но иногда мне кажется, что он вовсе не одобряет то, чем мы тут занимаемся.

— Интересно, чем занимаются Эд и Мэри Пэт?

— Эд в отставке, — ответил Симмонс. — Мэри Пэт перешла в НКТЦ. Ох и молоток тетка!

— Ни разу не встречал полевого агента с такими, как у нее, инстинктами, — сказал Кларк. — Все, что она говорит, можно смело закладывать в банк.

— Вот и думай теперь, почему президент Килти не захотел оставить ее и Эда на службе, — добавил Чавес.

«Нет, тут дело нечисто», — думал Кларк.

— Как тут настроение? — спросил он, когда они миновали турникет. Симмонс приложил к пульту карточку, а потом дал знак сидевшему поодаль вооруженному охраннику, который нажал кнопку, чтобы Кларк и Чавес смогли пройти.

— Не самое лучшее. Полно народу толчется в директорате стратегической разведки, ну а из наших — последнего выпуска Фермы — пока что никто не получил назначения.

— А откуда вы сюда попали?

— Был копом. Бостонская городская полиция. Завербовался по «синему набору». Окончил, конечно, не Гарвард, а Бостонский университет. Языкознание.

— И какие же языки?

— Сербский, немного арабский и пушту. Обещали отправить в Монтерей, довести их до уровня, но так и забыли.

— Два последних вам пригодятся, — заметил Джон. — И спортивная подготовка. В середине восьмидесятых я провел некоторое время в Афганистане, так тамошние горы вымотают и горного барана.

— Так серьезно?

— Тамошний народ воюет для развлечения, и приятных людей там просто не найти. Мне иногда бывало жаль русских. Афганцы — крепкие ребята. Полагаю, в той местности слабым просто не выжить, а у них к тому же ислам — это всего лишь тонкая пленочка на культуре племенного общества, практически не менявшегося за последние этак тысячи три лет.

— Спасибо за совет. Раз так, придется вычеркнуть Афганистан из списка пожеланий, — сказал Симмонс, нажимая в лифте кнопку седьмого этажа.

Он расстался с ними около секретарского стола. Толстый ковер на полу ясно давал понять, что они попали в важный кабинет — он и выглядел недавно отремонтированным. Кларк взял журнал и принялся неторопливо листать, а Доминго безмятежно уставился на стену. Многолетний солдатский опыт приучил его без труда переносить скуку.

Ровно через сорок минут в приемной появился Чарльз Олден, улыбавшийся точь-в-точь как торговец подержанными автомобилями. Высокий и тощий, как бегун на средние дистанции, достаточно немолодой для того, чтобы проникнуться сознанием собственной важности вне зависимости от того, что ему пришлось сделать для того, чтобы заслужить нынешний пост. Кларк был готов принять в отношении этого человека презумпцию невиновности, но все предпосылки к такому отношению моментально развеялись.

— Так вы и есть знаменитый мистер Кларк, — утвердительно произнес Олден вместо приветствия (и не подумав попросить прощения за то, что заставил их ждать, отметил про себя Кларк).

— Не такой уж и знаменитый, — ответил он.

— Ну, по крайней мере, в этих кругах. — С этими словами Олден провел его в свой кабинет, не пригласив туда Чавеса. — Я как раз прочел ваше личное дело.

«За пятнадцать минут? — подумал Кларк. — Не иначе, владеет искусством скорочтения».

— Надеюсь, вам было не очень скучно.

— Впечатляет. Вывезти семью Герасимова из России — та еще работа. И миссия в Токио с русским прикрытием… Весьма, весьма… В прошлом — флотский спецназ. Вижу, президент Райан наградил вас Медалью почета. Двадцать девять лет в управлении. Чуть ли не рекорд, — изрекал Олден, прежде чем указать Кларку на кресло. Оно было меньше того, в котором сидел хозяин кабинета, и определенно сконструировано так, чтобы сидевшему было неудобно. «Силовое давление», — подумал Кларк.

— Я просто старался хорошо выполнять задания, которые мне давали, и умудрился остаться в живых.

— В вашей работе частенько встречались элементы физического воздействия?

Кларк, сохраняя каменное выражение лица, пожал плечами.

— Теперь мы стараемся обходиться без таких методов, — сообщил Олден.

— Я давным-давно старался обходиться без них. Но судьба порой распоряжается по-своему.

— Знаете, Джим Грир оставил пространный документ, в котором рассказал о том, как вы попали в поле зрения Управления.

— Адмирал Грир был очень симпатичным и почтенным джентльменом, — заметил Джон, внутренне насторожившись, поскольку не имел никакого понятия о том, что могло говориться в этом документе. Джеймс Грир увлекался такого рода писаниной. Что поделаешь — даже у него были слабости. А у кого их нет? — Он ведь открыл и Джека Райана, верно?

— И многих других.

— Да, насколько мне известно.

— Простите, сэр, как я понимаю, мы обсуждаем теоретические вопросы?

— Не совсем так. Просто я предпочитаю понимать, с кем разговариваю. Вы ведь тоже занимались вербовкой. Отыскали, например, Чавеса.

— Отличный офицер. Даже если не брать во внимание то, чем мы занимались в Англии, Динг всегда оказывался там, где его присутствие требовалось стране. Между прочим, получил образование.

— Ах да, магистерскую степень в «Джордже Мейсоне», верно?

— Верно.

— Тоже немного склонен злоупотреблять физическим воздействием, как и вы. Не совсем классический полевой агент, в том смысле, в котором большинство народа понимает этот термин.

— Не могут все быть такими, как Эд Фоли или Мэри Пэт.

— У них тоже впечатляющие досье. Но мы, но мере того как меняется мир, стараемся уходить от прежних методов.

— Но так ли это?

— Да, таковы сегодняшние реалии. Мир меняется. То дело, которое вы с Чавесом провернули в Румынии — оно, вероятно, было страшно захватывающим.

— Его нельзя было выполнить никак иначе. Не так уж часто оказываешься в чужой стране в самый разгар революции, но мы все же сначала выполнили задание, а уж потом удрали из страны.

— Вы убили порученный объект, — сказал Олден явно недовольным тоном.

— Его нужно было убить, — ответил Кларк, не сводя глаз с лица Олдена.

— Это было противозаконно.

— Сэр, я не адвокат. — И приказ убить, пусть даже отданный президентом, тоже не сказать чтобы так уж точно соответствовал конституционному праву. «Этот парень — олицетворение кабинетного работника», — понял Джон. То, что не записано на бумаге, не существует, а если написанное не утверждено подписью начальника, значит, оно неверно. — Когда на тебя наводят заряженный пистолет, — сказал Кларк, — поздновато предлагать официальные переговоры.

— Вы стараетесь избегать таких ситуаций?

— Да. — «Гораздо лучше застрелить сукина сына в спину, предпочтительно, когда он будет безоружен, но такое, увы, не всегда получается», — добавил он про себя. Когда дело напрямую сводится к жизни и смерти, все правила честной игры летят к чертям. — Мне было приказано схватить этого человека и, если получится, передать его соответствующим властям. Не получилось.

— Ваши отношения с правоохранительными органами не всегда были самыми лучшими, — сказал Олден, листая страницы секретного досье.

— Еще раз извините меня, но что в этой папке? Отметки о нарушениях правил дорожного движения?

— Вашей карьере содействовала дружба со старшими.

— Полагаю, что да, но это справедливо для очень многих. Я, как правило, справлялся с порученными заданиями, и только поэтому так долго остаюсь в деле. Мистер Олден, какова все же цель этой беседы?

— Ну, как заместитель заместителя директора я должен хорошо знать людей, работающих в Национальной секретной службе, и, глядя на них, я вижу, что из всех у вас самая яркая карьера. Вам повезло продержаться на службе очень долго, и теперь о вашей карьере можно говорить как об уникальной.

— И каким будет следующее назначение?

— Следующего назначения не будет. О, конечно, вы можете пойти инструктором на Ферму, но послушайтесь искреннего совета: лучше всего для вас будет выйти в отставку. Вы ее вполне заслужили. Все необходимые документы готовы, осталось только подписать их. Вы заслужили это, Джон, — сказал он, растянув рот в ледяном подобии улыбки.

— Скажите, а нашлось бы у вас место для меня, будь я на двадцать лет моложе?

— Разве что место дипкурьера, — ответил Олден. — Но ни вы, ни я не моложе на двадцать лет, чем мы есть на самом деле. Управление изменилось, мистер Кларк. Мы отказываемся от военизированных акций, за исключением разве что тех, для которых используются люди, прикомандированные, например, из отряда «Дельта»,[17] но стараемся полностью исключить из нашей практики то, в чем специализировались вы с Чавесом. Мир гораздо добрее и мягче, чем представлялось многим прежде.

— Так, может быть, стоит сообщить об этом в «Нью-йоркере»? — невинным тоном осведомился Кларк.

— Такие вещи делаются по-другому. Хитрость заключается в том, чтобы опередить время и вдохновить людей, которые стремятся привлечь к себе наше внимание, на выбор иного пути.

— Но как именно это делается — хотя бы теоретически?

— Эту проблему мы и решаем здесь, на седьмом этаже, применительно к каждому конкретному случаю.

— Когда подобные проблемы сваливаются на человека в полевых условиях, у него не всегда оказывается возможность обратиться за советом к начальству. Нужно доверять своим людям, поощрять их на инициативу и поддерживать их, когда эта инициатива разумна. Я много бывал там. Там, как говорится, в поле, чувствуешь себя ужасно одиноко, особенно если не чувствуешь доверия в людях, стоящих за твоей спиной, особенно если до них пять тысяч миль.

— Инициатива хороша в кино, но не в реальном мире.

Кларку очень хотелось спросить: интересно, когда ты в последний раз был в поле, то есть в реальном мире? — но он решил этого не делать. Он пришел сюда не для споров и даже не для обсуждения чего бы то ни было. Он находился здесь лишь для того, чтобы выслушать глас божий, который транслировался через этого засранца-теоретика. В Управлении уже случалось такое, но тогда, в 1970-х, когда он с помощью Джеймса Грира в первый раз спасся от отставки, в которую его пытались отправить против воли, он сделал себе определенное имя, работая в СССР на «особых» заданиях. Хорошее было время, когда имелся враг, в существовании которого никто не мог позволить себе усомниться.

— То есть я уволен?

— Вы получите почетную отставку с благодарностью от нации, которой вы верно служили, не считаясь с опасностью для жизни. Знаете, читая эти материалы, я не раз задумывался, почему вы так и не получили звезду на стене вестибюля. — Он имел в виду стену из белого мрамора, на которой сверкали золотые звезды в память агентов ЦРУ, погибших при исполнении служебных обязанностей.

Книга, в которой перечислялись имена — она хранилась в ящике из стекла и бронзы, — зияла многими пробелами, в которых имелись только даты, поскольку многие имена оставались засекреченными и через пятьдесят лет после гибели их обладателей. По всей вероятности, Олден пользовался отдельным лифтом для начальства, вход в который находился прямо на охраняемой стоянке, так что ему крайне редко приходилось смотреть на эту стену, черт возьми, да не то что смотреть, а хотя бы проходить мимо нее.

— А как насчет Чавеса?

— Как я вам уже сказал, он имеет право выйти в отставку недель через десять — учитывая его службу в армии. Он получит пенсию, исходя из двенадцатого разряда по шкале ставок, естественно, со всеми привилегиями. Или, если он будет настаивать, ему может быть предложено место инструктора на Ферме на год или два, а потом мы отправим его за границу, возможно, в Африку.

— Почему в Африку?

— Там много чего происходит — вполне достаточно для того, чтобы нам нужно было пристально наблюдать за регионом.

Как же, понятно. Отправить его в Анголу — где испанский акцент примут за португальский, — чтобы его там прикончил какой-нибудь партизан, так ведь? Вряд ли тебя, Олден, это хоть сколько-нибудь расстроит. Эти аккуратные, осторожные и добросердечные типы никогда не переживают из-за отдельных людей. Их куда больше интересуют глобальные проблемы, они тратят все силы на запихивание квадратных штырей реальной жизни в круглые дыры, поставляемые теоретическими рассуждениями о том, как миру следует выглядеть и существовать. И эта дурь свойственна всем без исключения политиканам, которые мнят себя самыми хитрожопыми на свете.

Эти мысли он оставил при себе.

— Ладно, в конце концов, это, полагаю, его дело. Что касается меня, то, думаю, за двадцать девять лет службы я вполне заработал себе право на отставку, верно?

— Совершенно верно, — согласился Олден, изобразив улыбку, которая своей натуральностью могла бы поспорить с оскалом торговца, чувствующего, что ему вот-вот удастся впарить какому-то простофиле «Форд-пинто» 1971 года выпуска.

Кларк поднялся. Он не протянул руку Олдену, но тот протянул, и Кларку пришлось все же ее пожать — просто ради приличия, а приличное поведение всегда обезоруживает таких вот засранцев, в какой бы части мира ни происходило дело.

— Ах да, чуть не забыл! Кое-кто хотел с вами повидаться. Вам знаком такой Джеймс Хардести?

— Когда-то служили вместе, — ответил Кларк. — Он еще не в отставке?

— Пока еще нет. Он занимается архивами спецопераций, это входит в проект департамента оперативной работы, который мы ведем уже около четырнадцати месяцев — так сказать, засекреченная история. В общем, его кабинет на четвертом этаже, возле лифтов, рядом с киоском. — Олден протянул Югарку лист бумаги, на котором был записан номер помещения.

Кларк взял листок, сложил и убрал в карман. Значит, Джимми Хардести все еще здесь? Каким же чудом ему удалось укрыться от внимания всей этой дряни, того же м…ка Олдена?

— Что ж, спасибо. Загляну к нему на обратном пути.

— Ну что, я им нужен? — спросил Динг, когда Кларк закрыл за собой дверь.

— Нет, на этот раз им требовался только я. — Кларк поправил галстук, подав тем самым условный сигнал, но Чавес никак не дал понять, что понял его. Они сразу же спустились в лифте на четвертый этаж. Они миновали киоск, где слепые продавцы торговали всякой ерундой вроде шоколадных батончиков и коки — на посетителей это всегда производило жуткое и отталкивающее впечатление, но в ЦРУ это рассматривали как похвальное желание поддержать людей с ограниченной дееспособностью, предоставив нескольким из них работу. Если, конечно, они и в самом деле были слепыми. В этом здании никто и никогда не мог быть уверен в чем бы то ни было, но такое положение было всего лишь частью местной мистической атмосферы.

Отыскав кабинет Хардести, они постучали в дверь, снабженную кодовым замком. Через несколько секунд она открылась.

— Большой Джон! — воскликнул Хардести.

— Здорово, Джимми. Что ты делаешь в этой крысиной норе?

— Пишу историю оперативной работы, которую никто не будет читать. По крайней мере пока я жив. А ты — Чавес? — обратился он к Дингу.

— Да, сэр.

— Входите, входите. — Хардести обвел жестом свою каморку, в которой были два свободных стула, небольшой столик, за которым кое-как можно было писать, и ровно столько места, чтобы двое гостей могли бы не поджимать ноги.

— На каком ты сейчас периоде? — поинтересовался Джон.

— Ты не поверишь, но на 1953 годе. Всю прошлую неделю потратил на Ханса Тофта и дело с норвежскими поставками. Кровавое было дело, и далеко не все погибшие были такими уж плохими парнями. Полагаю, такова была цена вопроса, и морякам с судна нужно было сто раз подумать, прежде чем соглашаться на это дело.

— Это было еще до нас, Джимми. Ты не говорил с судьей Муром? Мне кажется, он имел отношение к этой операции.

Хардести кивнул.

— Он был здесь в минувшую пятницу. В молодости, до того как он пересел в судейское кресло, у него накопилось немало всякой всячины. И у него, и у Риттера.

— Кстати, что поделывает Боб Риттер?

— А ты не знаешь? Умер три месяца назад, в Техасе, от рака печени.

— Сколько ему было? — спросил Чавес.

— Семьдесят пять. Лежал в военном отделении Андерсоновского онкологического центра, так что лечение и уход были самыми лучшими, но ничего не помогло.

— Все так или иначе умирают, — заметил Кларк. — Рано или поздно. Никто не сообщил нам, в Англию, о Риттере. Догадываюсь почему.

— Нынешняя администрация относилась к нему без особой симпатии.

«Вполне понятно», — подумал Джон. Он был воином из самых суровых давних времен, работал в Красной зоне, боролся против главного врага, который существовал в ту эпоху, а рыцари «холодной войны» редко умирают легко.

— Нужно будет выпить, помянуть его. Мы иной раз крепко цапались, но он никогда не делал гадостей. Я все думаю насчет этого типа, Олдена.

— Джон, это не наш человек. От меня требуют полного отчета о тех людях, которых мы устранили в ходе работы, какие законы при этом были нарушены, ну и все такое.

— Так, чем я могу быть тебе полезен? — спросил Кларк хозяина кабинета.

— Олден заговаривал с тобой об отставке?

— Я прослужил двадцать девять лет. И все еще жив. Даже самому не верится, когда думаешь об этом, — произнес Кларк после небольшой паузы.

— Что ж, если захочешь чем-нибудь заняться, могу дать тебе несколько телефонов. Твои знания и опыт — это же капитал. Ты можешь обратить их в деньги. Например, купить Сэнди новую машину.

— Какого рода работа?

— Возможно, тебе будет интересно. Хотя не уверен, что это впрямь по твоей части, но, черт возьми, какая разница? Даже если не сойдетесь, все равно тебя угостят ленчем.

— Кто это?

Хардести молча протянул Кларку еще один листок бумаги с телефонным номером.

— Позвони туда, Джон. Если, конечно, ты не намерен писать мемуары и согласовывать каждую фразу с народом с седьмого этажа.

Кларк хохотнул.

— Ни в коем случае.

Хардести поднялся и протянул руку.

— Извини, что пообщались так наспех, но у меня еще куча работы. Позвони. Или не звони, если не хочется. Тебе решать. Откуда я знаю — может, тебе хочется тихо сидеть на пенсии?

Кларк тоже встал.

— Разумно. Спасибо тебе.

Потом еще несколько секунд в лифте, и они оказались в главном вестибюле. Там Джон и Динг остановились и посмотрели на стену. В ЦРУ еще оставались люди, для которых эти звезды означали геройскую смерть, и те, кто был отмечен звездами, заслуживали ничуть не меньшего почета, чем лежащие на Арлингтонском мемориальном кладбище. Правда, туда пускали туристов, а сюда — нет.

— Джон, что это за номер? — спросил Чавес.

— Судя по коду, где-то в Мэриленде. — Он посмотрел на часы и достал сотовый телефон. — А вот мы, не откладывая, это и выясним.

Девяностоминутный просмотр электронного трафика, с которого начинался каждый рабочий день Джека, не принес ничего существенного, и потому он взял третью чашку кофе, рогалик, вернулся в свой кабинет и взялся за то, что называл «утренней рыбалкой» в мириадах перехваченных сообщений, которые поступали в различные разведывательные учреждения США. Через сорок минут упражнений в борьбе с разочарованиями ему на глаза попался перехват сообщения Министерства национальной безопасности. «Ну-ка, вот это интересно», — подумал он и взялся за телефонную трубку.