Портрет смерти Робертс Нора
Пролог
С первого вздоха начинается наш путь к смерти. Она становится все ближе и ближе с каждым биением нашего сердца. Ее не избежит никто на свете. Но мы все равно цепляемся за жизнь, молимся на нее, несмотря на ее скоротечность. Или, возможно, благодаря ей.
И все же мы думаем о смерти. Ставим памятники умершим, чтим ее в наших ритуалах. «Какой будет наша смерть? – спрашиваем мы себя. – Внезапной и быстрой или долгой и мучительной? Будем ли мы испытывать боль? Придет ли смерть после долгой и насыщенной жизни или неумолимо настигнет нас во цвете лет?»
Когда придет наш срок? Для смерти срока нет.
Мы придумали загробную жизнь, потому что мысль о конце невыносима. Придумываем богов, которые руководят нами, которые встретят нас в золотых вратах, дабы ввести в вечную землю, где текут молочные реки с кисельными берегами.
Мы – дети, за одну руку прикованные цепями к добру и вечной награде, а за другую – к злу и вечному наказанию. В итоге почти никто не живет по-настоящему и не знает, что такое свобода.
Я изучил жизнь и смерть.
Есть только одна цель. Жить. Жить свободно. Стать. С каждым биением сердца сознавать, что ты не тень. Ты свет, а свет следует пить, впитывать в себя отовсюду, из любого источника. Тогда наш конец не будет смертью. В конце мы сами станем светом.
Меня назовут безумным, но я нормален. Я обрел Истину и Спасение. Когда я стану самим собой, создам и сделаю то, что мне предназначено, это будет прекрасно.
И тогда для всех настанет вечная жизнь.
1
Настроение у Евы было прекрасное. Она пила свою первую кружку кофе и одновременно выбирала рубашку. Она остановилась на тонкой блузке без рукавов. Лето 2059 года выдалось знойным, и от жары задыхался не только Нью-Йорк, но и все Восточное побережье.
Ну и пусть! Жара лучше, чем холод.
Ничто не могло испортить ей день.
Ева надела блузку, оглянулась по сторонам, удостоверилась, что ее никто не видит, и, пританцовывая, направилась к автоповару за второй порцией кофе. Посмотрев на наручные часы, она убедилась, что времени для завтрака предостаточно, и дала команду автомату поджарить парочку оладий.
Потом она вернулась к шкафу за ботинками. Лейтенант Ева Даллас была высокой, стройной молодой женщиной. Летом она обычно отдавала предпочтение легким брюкам цвета хаки и светлым рубашкам. Ее каштановые, коротко подстриженные волосы кое-где выгорели на щедром солнце. Ее прическа со светлыми прядками шла к худому, с высокими скулами лицу Евы. На подбородке у нее была ямочка, и Рорк, муж Евы, обожал поглаживать эту ямочку.
Несмотря на жару, с которой предстояло столкнуться на улице – в самом доме царила чудесная прохлада, – Ева взяла легкий жакет и бросила его на портупею с кобурой, висевшую на спинке дивана.
Полицейский жетон уже лежал у нее в кармане.
Ева вынула из автоповара кофе, оладьи, плюхнулась на диван и приготовилась насладиться завтраком перед тем, как приступить к обязанностям офицера отдела по расследованию убийств.
Жирный кот Галахад, проявлявший поразительное чутье, когда дело касалось еды, возник из воздуха, вспрыгнул на диван, сел рядом и уставился на тарелку.
– Это мое. – Ева подцепила оладью вилкой и посмотрела на кота сверху вниз. – Дружище, Рорка тебе удалось бы уломать, но меня – нет… Тем более что ты наверняка уже ел, – добавила она, кладя ноги на журнальный столик и продолжая завтракать. – Бьюсь об заклад, что на рассвете ты прокрался на кухню, проскользнув мимо Соммерсета.
Она наклонилась и посмотрела коту в глаза:
– Ну, приятель, радуйся. Нас ждут три прекрасные, чудесные, волшебные недели. И знаешь почему? Знаешь?
Ева сдалась и сунула коту кусочек оладьи.
– Потому что этот тощий, упрямый сукин сын уезжает в отпуск! Далеко-далеко! – запела она, вспомнив, что мажордом Рорка, бич ее жизни, не будет раздражать ее ни сегодня вечером, ни в ближайшие вечера.
– Мне предстоит двадцать один день жизни без Соммерсета, и это замечательно!
– Не уверен, что кот разделяет твое ликование, – сказал Рорк, уже давно стоявший в дверях и наблюдавший за женой.
– Конечно, разделяет. – Ева схватила вторую оладью, не дав Галахаду сунуть нос в тарелку. – Он просто притворяется равнодушным… Я думала, что сегодня утром ты рассылаешь ценные указания по всей планете.
– Уже разослал.
Рорк вошел, и настроение Евы стало еще лучше. Она любила следить за изящными движениями своего ослепительно-красивого мужа.
«Его грации позавидовала бы даже кошка», – подумала Ева. Она улыбнулась и решила, что на свете нет женщины, которая не пришла бы в восторг от возможности смотреть на такое лицо во время завтрака.
Подобное совершенство мог создать только бог, причем в виде исключения. Скуластое лицо с твердым подбородком, с крупным, четко очерченным ртом, от одного взгляда на который у Евы кружилась голова, густые черные волосы и невероятные темно-голубые, почти синие, кельтские глаза.
«Все остальное не хуже», – подумала она.
– Иди сюда, красавчик. – Ева схватила Рорка за полу рубашки, притянула к себе и жадно припала к его губам, провела языком по нижней губе и отпустила. – Ты вкуснее оладий.
– Я вижу, ты сегодня очень жизнерадостная.
– Чертовски верно! «Жизнерадостность» – мое второе имя. Сегодня я собираюсь улучшать настроение всем и каждому.
– Приятно слышать, – весело ответил он, по-ирландски растягивая слова. – Тогда начни с меня. Я переживаю из-за отъезда Соммерсета.
Ева скорчила гримасу.
– Это могло бы испортить мне аппетит. – Она быстро доела оладьи. – Нет, не испортило. Скатертью дорога!
Рорк дернул ее за волосы.
– В самом деле?
– Да. Я готова танцевать от радости. Три недели! – Она довольно потянулась, встала и убрала тарелку подальше от кота. – Три потрясающие недели я не увижу постную физиономию этого типа и не услышу его скрипучий голос!
– Почему-то мне кажется, что он думает так же… – Рорк вздохнул и поднялся. – Но лично я уверен в том, что вам обоим будет не хватать друг друга.
– Еще чего! – Ева пристегнула портупею с кобурой. – Сегодня вечером я это отпраздную. Именно отпраздную. Закажу пиццу и съем ее в гостиной. В голом виде.
Брови Рорка взлетели вверх.
– Мысль интересная…
– Если так, закажи пиццу сам. – Она накинула жакет. – Пока. Я буду в управлении.
– Сначала потренируйся. – Рорк положил руки ей на плечи. – Скажи: «Приятного путешествия. Счастливого отдыха».
– Ты не говорил, что мне нужно попрощаться с ним. – Увидев выражение лица Рорка, Ева выпалила: – Ладно, ладно, так и быть! Приятного путешествия. – Потом она растянула губы в улыбке и добавила: – Счастливого отдыха… Наконец-то я хоть на время избавлюсь от этой старой задницы!
– Понятно. – Рорк провел ладонями по ее предплечьям, взял за руку и повел к двери. Кот стрелой вылетел из гостиной. – Старик тоже ждет этого с нетерпением. В последние два года он не брал отпуска.
– Потому что решил не спускать с меня глаз… Ладно, все в порядке! – весело сказала Ева. – Он все-таки уезжает, а это самое главное.
Она услышала кошачий вопль, проклятие и глухой стук. Ева была легка на ногу, но Рорк ее опередил. Он уже бежал вниз по лестнице туда, где лежали Соммерсет и куча рассыпавшегося белья.
– Черт побери… – только и сказала Ева, увидев эту сцену.
– Не двигайся. Постарайся не двигаться, – пробормотал Рорк, осматривая Соммерсета.
Ева добралась до нижней ступеньки и нагнулась. Лицо Соммерсета, всегда бледное, на сей раз было белым как мел и покрытым испариной. В его глазах застыла боль.
– Нога… – хрипло выдавил старый дворецкий. – Боюсь, я сломал ногу.
Ева и сама догадалась об этом: нога в колене была неестественно вывернута.
– Принеси плед, – сказала она Рорку, вытаскивая из кармана мобильный видеотелефон. – У него шок. Я вызову «Скорую».
– Последи, чтобы он не двигался. – Рорк бросился наверх. – У него могут быть и другие повреждения.
– Только нога. И плечо. – Старик закрыл глаза, тем временем Ева набрала номер. – А все этот проклятый кот, бросился мне под ноги. – Он открыл глаза и насмешливо проговорил: – Вы наверняка думаете: какая жалость, что он не свернул себе шею.
– Я думаю, что вы старый упрямец. – Ева облегченно перевела дух. Он в сознании, правда, глаза неестественно блестят. Она посмотрела на Рорка, возвращавшегося с пледом. – «Скорая» уже едет. Он злится и ворчит. Похоже, сотрясения мозга нет. Он пересчитал ступеньки и ударился о каменный пол. Споткнулся о кота.
– Ради бога…
Рорк взял Соммерсета за руку и сжал ее. Ева часто ссорилась с этим старым бабуином, однако хорошо понимала, что Соммерсет значил для Рорка больше, чем родной отец.
– Я открою ворота «Скорой».
Она подошла к панели управления воротами, которые отделяли обширные частные владения Рорка от территории города. «Галахад бесследно сгинул и скоро на глаза не появится», – отметила про себя Ева.
А может, проклятый кот сделал это нарочно? Решил испортить ей настроение в отместку за оладьи.
Услышав вой сирены, Ева открыла входную дверь и чуть не упала от удара тепловой волны. Времени едва восемь, а жара такая, что мозги плавятся. Небо – цвета кислого молока, воздух похож на густой сироп. И все же Ева с удовольствием пила бы и то и другое, будь у нее хорошее настроение.
«Приятного путешествия», – подумала она, усмехнувшись.
И тут в кармане Евы запищал видеотелефон.
– «Скорая» уже здесь, – обернулась она к Рорку и отошла в сторону. – Даллас слушает… Черт побери, Надин! – воскликнула она, увидев на экране лицо своей подруги Надин Ферст, репортера «Канала-75». – Ты не вовремя.
– Я получила сообщение. Похоже, серьезное. Встретимся на углу Деланси и авеню «Д». Я выезжаю.
– Постой, постой! Я не собираюсь сломя голову лететь в Нижний Ист-Сайд только потому, что…
– Думаю, кого-то убили. Мне прислали фотографии молодой девушки. – Надин отодвинулась, и Ева увидела разложенные на столе фотографии. – Думаю, она мертва.
Это была молоденькая брюнетка, сфотографированная в разных позах. Судя по снимкам, некоторые из них были любительскими, другие профессиональными.
– Почему ты думаешь, что она мертва?
– Все расскажу при встрече. Мы напрасно тратим время.
Ева жестом пригласила приехавших медиков войти и хмуро посмотрела на экран.
– Если у тебя была такая информация, почему ты не сообщила в полицию?
– А вдруг выяснится, что это утка? Тогда меня обвинят в том, что я морочу голову полиции. Даллас, по-моему, тут случилось что-то очень важное. Приезжай, или я начну действовать самостоятельно. А потом передам в эфир все, что удалось обнаружить.
– Будь все проклято, ну и денек начинается! Ладно, стой на углу. Купи себе какую-нибудь булочку, что ли… И ничего без меня не предпринимай. Тут у меня самой черт знает что творится! – Она шумно выдохнула и посмотрела на фельдшеров, осматривавших Соммерсета. – Я выезжаю.
Она дала отбой и сунула видеотелефон в карман. Потом подошла к Рорку и, не придумав ничего лучшего, потрепала его по руке.
– Мне придется отъехать, нужно проверить одну вещь.
– Не могу вспомнить, сколько ему лет. Ничего не помню.
– Эй… – На сей раз Ева сжала его руку. – Он не позволит себе слечь надолго. Послушай, если хочешь, я останусь…
– Нет, поезжай. – Рорк тряхнул головой. – Споткнулся о чертова кота! Он ведь мог свернуть себе шею. – Он повернулся и поцеловал Еву в лоб. – Жизнь полна мерзких сюрпризов. Берегите себя, лейтенант. На сегодня одного сюрприза достаточно.
Пробки были ужасные, но испортить Еве настроение они уже не могли. Поломка максибуса на Лексингтон-стрит остановила все движение в южном направлении. Вопили машины, в небе жужжали вертолеты патрульной службы.
Ева, которой все это осточертело, включила сирену, проскочила по тротуару, свернула на восток и, увидев, что путь свободен, снова повернула на юг.
Она позвонила в управление и сообщила, что берет час личного времени. Она не назвала причины и не сказала, что понеслась к репортеру прямого эфира, поманившему ее пальцем. Но она доверяла инстинкту Надин (нюх у этой женщины был что у твоей гончей), а потому приказала прибыть в Деланси и своей помощнице, сержанту Делии Пибоди.
Жизнь здесь била ключом. В этом районе было полно магазинчиков, кофеен и киосков, которые теснились вдоль тротуара и обслуживали обитателей здешних небоскребов.
Она припарковалась рядом с фургоном посыльной службы и включила маячок. Потом с неохотой покинула прохладный салон и вышла на удушливую и влажную летнюю жару. В нос тут же ударили запахи пережаренного масла, кофе и пота. Соблазнительный аромат дынь перебивал дым передвижного мангала, от которого несло луком.
Ева стояла на углу, оглядываясь по сторонам и стараясь не дышать. О господи, кто только ест всю эту гадость?
Она не увидела ни Надин, ни Пибоди, но зато обратила внимание на нескольких торговцев и ремонтника, о чем-то споривших у зеленого контейнера.
Следя за ними, она раздумывала, не позвонить ли пока Рорку. Как там Соммерсет? Может быть, произошло чудо, медики каким-то образом срастили старику кости и он собирается в дорогу? А из-за несчастного случая он возьмет не три недели отпуска, а все четыре? Во время отпуска безумно влюбится в профессиональную проститутку, которая будет спать со старым занудой бесплатно, женится на ней и поселится где-нибудь в Европе. Нет, не в Европе, это слишком близко. Они улетят в Колонию Альфа на планете Таурус-I и никогда не вернутся на планету Земля.
Если она сейчас не позвонит, то сможет еще долго цепляться за эту хрустальную мечту…
Но Ева помнила боль, стоявшую в глазах Соммерсета, и то, как Рорк держал его за руку.
Она тяжело вздохнула и достала видеотелефон.
Но прежде чем она успела набрать номер, один из торговцев толкнул ремонтника, ремонтник ответил тем же. Ева увидела поднятый кулак, и ремонтник рухнул на тротуар. Она сунула телефон в карман и пошла разнимать дерущихся.
Ева почуяла запах еще за метр. Она слишком часто сталкивалась со смертью, чтобы допустить ошибку. На тротуаре было тесно. Из киосков и парадных выскакивали люди и подбадривали драчунов криками. У обочины останавливались велосипедисты, желавшие насладиться зрелищем.
Ева не стала вынимать свой жетон. Просто схватила стоявшего за полы рубашки, а на грудь упавшего поставила ногу:
– Уймись.
Торговец был маленький, но жилистый. Он попытался вывернуться, но Ева продолжала держать его за влажную от пота рубашку. Кровью его глаза налились от гнева, но кровь на губе была настоящей.
– Леди, это не ваше дело, так что уходите, пока целы!
– Эта леди – лейтенант полиции. – Ремонтник, лежавший на земле, казалось, не горел желанием вставать. Это был тучный человек, страдающий одышкой, его левый подбитый глаз заплыл. Но Ева, не испытывавшая приязни к представителям всех ремонтных служб, продолжала удерживать его на земле.
Она вынула жетон и улыбнулась торговцу, продемонстрировав ослепительно-белые зубы:
– Еще посмотрим, кто из нас будет цел… Так что лучше помалкивайте.
– Коп? Вот и отлично. Посадите этого вонючего подонка! Я плачу налоги! – Торговец поднял руки и обратился к толпе за поддержкой, как боксер, бегающий по рингу между раундами. – Мы платим, а гады вроде этого на нас плевать хотели!
– Он оскорбил меня действием. Я хочу подать жалобу.
Ева взглянула на мужчину, прижатого ее ботинком.
– Молчать! Фамилия? – Она, ткнула пальцем в торговца.
– Ремке. Уолдо Ремке. – Он подбоченился, упершись ободранными костяшками пальцев в тощие бедра. – Это я хочу подать жалобу!
– Да, да… Это ваше место? – Ева жестом указала на магазинчик кулинарии за его спиной.
– Уже восемнадцать лет. А до того оно принадлежало моему отцу, у нас приличная еда, всегда большой выбор. Мы платим налоги…
– Это я уже слышала. Контейнер ваш?
– Мы платили за этот мусорный контейнер раз двадцать. Я, Костелло и Минц. – Потный торговец ткнул пальцем в сторону двух лавочников, стоявших сзади. – Но он половину времени сломан. Вы только понюхайте! Чуете этот запах? Кто захочет иметь с нами дело, если рядом будет так смердеть? За последние шесть недель мы трижды вызывали ремонтную службу. А им на это начхать!
Толпа согласно загудела, а какой-то остряк крикнул:
– Смерть фашистам!
Ева прекрасно знала, что жара, вонь и уже пролившаяся кровь могут моментально превратить сборище безобидных соседей в агрессивную толпу.
– Мистер Ремке, мистер Костелло и мистер Минц, останьтесь. Остальных прошу заняться своими делами.
Ева услышала за спиной топот; так цокали об асфальт только ботинки полицейских.
– Пибоди, – не оборачиваясь, сказала она, – удали толпу, пока они не нашли веревку и не линчевали этого малого.
Пибоди, запыхавшись, подбежала к Еве.
– Есть, сэр. – Она повернулась к собравшимся. – Пожалуйста, идите по своим делам.
При виде формы, даже подпорченной жарой, большинство зевак попятились. Пибоди поправила солнечные очки и фуражку, немного перекосившуюся во время пробежки по тротуару.
Ее широкое лицо покрылось испариной, но в темных глазах за тонированными стеклами читалась решимость. Она бросила взгляд на контейнер, а потом многозначительно посмотрела на Еву:
– Лейтенант?
– Вот именно, – сказала Ева и наклонилась к ремонтнику: – Фамилия!
– Ларри Пул. Послушайте, лейтенант, я только делаю свое дело. Я приехал по вызову, а этот тип накинулся на меня с кулаками!
– Когда вы приехали?
– Десять минут назад. Этот сукин сын даже не дал мне посмотреть на контейнер. Сразу полез в драку!
– Я хочу подать жалобу. – Торговец сложил руки на груди и начал облизывать окровавленную губу. Тем временем Ева помогла Пулу встать.
– Отойдите в сторону. Не напрашивайтесь на неприятности, – сказала она Ремке.
– Они швыряют сюда всякое дерьмо! – начал Пул. – В этом все дело, верно? Неправильно используют емкости. Если бросать органику в отсек для неорганических отходов, то, конечно, будет вонять!
Он захромал к контейнеру, но задержался, чтобы надеть маску.
– Все, что от них требуется, это соблюдать инструкции, но они, черт побери, предпочитают жаловаться каждые пять минут…
– Как работает замок?
– Он имеет код. Понимаете, они арендуют контейнер у города, а город хранит коды. Мой сканер считывает код, а потом… Черт побери, он сломан!
– А что я говорил?
Пул выпрямился и мрачно посмотрел на Ремке.
– Замок и печать взломаны. Иногда такое вытворяет ребятня. Проклятие, я тут ни при чем. Кто знает, почему мальчишки то и дело пакостят? Наверно, прошлой ночью они сломали замок и сунули в контейнер дохлую кошку.
– Я не собираюсь платить за испорченные замки… – начал Ремке.
– Перестаньте, мистер Ремке, – предупредила Ева. – Значит, контейнер не заперт и не запечатан? – спросила она Пула.
– Да. Теперь придется вызывать бригаду для очистки… Чертовы хулиганы. – Ремонтник начал снимать крышку, но Ева остановила его:
– Отойдите, пожалуйста. Пибоди.
От запаха выворачивало наизнанку, но Пибоди знала, что дальше будет еще хуже.
– Напрасно я съела по дороге хот-дог…
Ева уже взялась за крышку, но эти слова заставили ее обернуться и покачать головой.
– Ты ешь эту дрянь? Что с тобой?
– Они вкусные. К тому же это быстро. – Пибоди сделала вдох, задержала дыхание и кивнула. Потом они вместе подняли тяжелую крышку.
Оттуда вырвался запах смерти.
Она лежала ничком в отделении для органических отходов. Была видна лишь половина ее лица. Ева видела ее открытый зеленый глаз цвета бутылочного стекла. Она была молода и, должно быть, хороша собой. Но смерть и жара обезобразили ее.
– Что они туда пихнули, черт побери? – Пул заглянул внутрь и тут же отшатнулся. Его начало рвать.
– Пибоди, звони. С минуты на минуту тут будет Надин. Она попала в пробку, иначе уже давно была бы здесь. Не пускай сюда ни ее, ни оператора. Она будет уговаривать, но ты держись.
– Там кто-то есть. – На лице Ремке не осталось и следа гнева. Он смотрел на Еву испуганными глазами. – Человек…
– Мистер Ремке, идите к себе. И уведите остальных. Я сама подойду к вам, нам будет нужно поговорить.
– Я только посмотрю. – Он откашлялся. – Я мог бы… если это кто-то из наших соседей, я мог бы узнать… Я посмотрю, если позволите.
– Это тяжелое зрелище, – предупредила Ева, но махнула рукой и пропустила его.
Лицо Ремке было бледным, и все же он шагнул вперед. Потом на мгновение закрыл глаза и сжал губы. Его лицо побелело еще больше.
– Рэйчел!. – Он отпрянул, борясь с тошнотой. – О боже… О боже… Это Рэйчел – не знаю ее фамилии. Господи Иисусе, она работала в круглосуточном магазине на противоположной стороне улицы. Совсем девочка. – По щекам Ремке попозли слезы, и торговец отвернулся, пытаясь скрыть их. – Двадцать, максимум двадцать один. Студентка университета. Она всегда занималась…
– Идите к себе, мистер Ремке. Я займусь ею.
– Совсем девочка. – Он вытер лицо руками. – У какого зверя поднялась рука на ребенка?
Ева могла сказать ему, у какого зверя, – у самого злобного и опасного на свете. Но она промолчала. Ремке подошел к Пулу.
– Пойдем. – Он положил руку на плечо ремонтника. – Пойдем в магазин, там прохладнее. Я дам тебе воды.
– Пибоди, полевой набор в машине.
Отвернувшись от трупа, Ева включила прикрепленную к лацкану видеокамеру.
– Ладно, Рэйчел, – пробормотала она. – Беремся за работу. Начинаем запись. Жертва – женщина. Белая, приблизительный возраст – двадцать лет.
Она распорядилась оцепить место происшествия и расставила полицейских, которые не должны были допускать за ограждение зевак. Засняв труп, контейнер и прилегающую местность, она выключила камеру и приготовилась лезть в контейнер.
В конце квартала показался микроавтобус «Канала-75». «Надин начнет дымиться, – подумала Ева. – И умрет от обезвоживания организма. Ждать придется недолго».
Следующие двадцать минут были просто ужасными.
– Держите… – Когда Ева вылезла наружу, Пибоди протянула ей бутылку воды.
– Спасибо. – Ева залпом выпила полбутылки, потом перевела дух, но так и не смогла избавиться от мерзкого привкуса во рту. Вторую бутылку она вылила на руки. – Пусть эти ребята немного остынут. – Она кивнула на кулинарию. – Сначала мне нужно поговорить с Надин.
– Вы уже установили личность убитой?
– В картотеке нашлись отпечатки ее пальцев. Это Рэйчел Хоуард, студентка Колумбийского университета, работавшая неполный день. – Она стерла пот с лица. – Насчет возраста Ремке не ошибся. Двадцать лет. Тащи мешок с биркой, – добавила она. – Проклятие, она так испеклась там, что я не могу определить даже причину смерти, не говоря о времени.
Она оглянулась на контейнер.
– Посмотрим, что скажут «чистильщики», а потом передадим ее экспертам.
– Начать поиск свидетелей?
– Подожди, пока я не поговорю с Надин. – Ева сунула Пибоди пустую бутылку и пошла по тротуару. Один из зевак хотел что-то спросить, но увидел выражение ее лица и тут же отстал.
Надин вышла из микроавтобуса, злая как кошка:
– Черт побери, Даллас, сколько времени ты будешь меня мариновать?
– Сколько понадобится. Сначала мне нужно увидеть снимки. А потом отвезти тебя в управление и допросить.
– Нужно? Плевать я хотела на то, что тебе нужно!
Утро выдалось ужасное. Ева жутко вспотела, ее преследовал чудовищный запах из контейнера, а от завтрака, которому она так радовалась, осталось одно воспоминание. В душном воздухе стлался дым передвижного мангала, владелец которого сбивался с ног, обслуживая людей, толпившихся вокруг и жаждавших полюбоваться на чужую смерть.
Поэтому Ева и не пыталась сдержать гнев. Она с раздражением смотрела на Надин, выглядевшую словно майская роза и державшую в холеных пальчиках чашку кофе со льдом.
– Отлично. Ты имеешь право хранить молчание…
– Что это значит, черт побери?
– Пересмотренное предупреждение Миранды. Ты являешься важным свидетелем в деле об убийстве. – Ева жестом подозвала ближайшего полицейского. – Зачитайте мисс Ферст ее права и проводите в управление. Она задержана для допроса.
– За что?! Ева, ты спятила!
– Скоро узнаешь за что. – Ева резко повернулась и пошла к судебным экспертам.
2
В помещении было прохладно и пахло кофе, копченым лососем и свежим хлебом. Ева выпила стакан воды, протянутый хозяином. Ремке больше не напоминал готовую к старту ракету и выглядел измученным.
Ева по собственному опыту знала, что так часто бывает с людьми, ставшими свидетелями насилия.
– Когда вы в последний раз пользовались контейнером? – спросила она.
– Вчера вечером. Около семи, сразу после закрытия. Обычно нашу кулинарию закрывает мой племянник, но на этой неделе он взял отпуск. Повез жену и детей в Диснейленд. Один бог знает зачем.
Он оперся локтями о стойку и прижал пальцы к вискам.
– Не могу выкинуть из головы лицо этой девочки.
«И никогда не сможешь», – подумала Ева.
– Когда вы открыли магазин?
– В шесть утра. – Он тяжело вздохнул и опустил руки. – И сразу почуял запах. Я пнул контейнер. О боже всемогущий, пнул его, а она лежала там…
– Вы не могли ей помочь, но можете сделать это сейчас. Что было потом?
– Позвонил. Обругал оператора. Костелло и Минц пришли около половины седьмого, и мы сказали друг другу все, что об этом думаем. В семь я позвонил снова, потому что никто таки не явился. Звонил снова и снова и страшно злился, пока не приехал этот Пул. Думаю, прошло около десяти минут. А потом я его стукнул.
– Вы живете наверху?