Портрет смерти Робертс Нора
Прекрасный, ослепительный и недолговечный.
– Потому что тебя не за что было осуждать. Ни за то, что случилось с моей девочкой. Ни за то, что случилось с твоей матерью. – Соммерсет встретился взглядом с Рорком. – Малыш, – негромко сказал он, – тебя не за что было осуждать.
– И все же я был виноват. – Рорк слегка вздохнул, сорвал цветок и начал рассматривать его. Он вспомнил, что давно не дарил Еве цветов. Мужчина не имеет права забывать о таких вещах. Особенно если женщина их не ждет.
– Меня есть за что осуждать. – Он положил цветок на колени изумленного Соммерсета. Жест был символическим. – Ты подобрал меня, избитого до полусмерти, когда мне было некуда податься. Ты мог этого не делать; тогда я ничего для тебя не значил.
– Ты был ребенком – этого было достаточно. Ребенком, избитым до полусмерти, а этого было более чем достаточно.
– Для тебя. – Рорк задыхался от волнения. – Ты заботился обо мне. Учил меня. Дал то, чего у меня не было и на что я не рассчитывал. Дал дом и семью. А когда они забрали часть этой семьи, забрали Марлену – лучшее, что у нас было, ты мог осудить меня. Прогнать. Но ты этого не сделал.
– К тому времени ты стал мне сыном. Разве не так?
– О боже… – Рорк с трудом перевел дух. – Я надеялся на это.
Он встал, сунул руки в карманы и начал следить за фонтанчиком, струя которого вздымалась над клумбой с лилиями. Рорк смотрел на водяные брызги, пока к нему не вернулось хладнокровие.
– Решив поселиться здесь и построить дом, я попросил тебя приехать, и ты сделал это. По-моему, я никогда не говорил, как я тебе благодарен.
– Говорил. Много раз и разными способами. – Соммерсет сжал в пальцах длинный стебель и обвел глазами сад, где царили покой и красота.
Мир, созданный мальчиком, которого он воспитывал. Мальчиком, ставшим мужчиной. Сейчас этот мир зашатался, и его требовалось укрепить.
– Тебе придется вернуться в Ирландию. Придется.
– Вернусь. – Рорк кивнул, благодарный за то, что его поняли без слов. – Да, вернусь.
– Когда?
– Прямо сейчас. Думаю, откладывать не следует.
– Ты уже сказал ей?
– Нет. – Рорк мрачно посмотрел на свои руки и покрутил обручальное кольцо. – Она ведет сложное расследование. Нельзя ее отвлекать. Я хотел сказать, что уезжаю по делам, но понял, что не могу лгать ей. Наверно, будет проще, если я позвоню ей с борта самолета.
– Ей следовало бы полететь с тобой.
– Она моя жена, но не только. Иногда я думаю, что это в ней не самое главное. – Рорк слегка улыбнулся. – В отличие от тебя.
Соммерсет хотел что-то ответить, но демонстративно промолчал.
– От нее зависят жизни людей, – продолжил Рорк. – Она никогда не забывает об этом, и у меня не хватает духу отвлекать ее. Я могу справиться сам и считаю, что так будет лучше.
– Ты всегда считал, что можешь справиться с чем угодно в одиночку. Тут вы с ней два сапога пара.
– Может быть. – Рорк нагнулся к старику. – Помнишь, что ты сказал мне много лет назад, когда я дал волю ненависти и решил сменить имя? Заявил, что не буду его носить. Что не желаю иметь с этим человеком ничего общего.
– Помню. Тогда тебе было лет шестнадцать.
– Ты сказал: «Сохрани его. Это имя принадлежит тебе так же, как и ему. Сохрани его и сделай что-нибудь достойное. Тогда оно перестанет принадлежать ему и целиком перейдет к тебе. Начни прямо сейчас». Но ты не сказал, что именно я должен сделать, верно?
Соммерсет негромко хмыкнул и покачал головой:
– Этого не требовалось. Ты уже знал.
– Я должен вернуться и самостоятельно найти то, что она мне оставила. Должен понять, сумел ли я воспользоваться ее наследством, или это мне только предстоит. И должен сделать это немедленно.
– Трудно спорить с самим собой.
– Но мне не хочется бросать тебя на произвол судьбы.
Соммерсет насмешливо фыркнул:
– Как-нибудь справлюсь. Несмотря на эту женщину, которую ты навязал мне.
– Присмотри за моим копом, пока меня не будет, ладно?
– Ладно.
– Вот и хорошо. – Рорк поднялся. – Если что-то понадобится… ты сможешь разыскать меня.
Соммерсет наконец улыбнулся:
– Я всегда мог разыскать тебя.
Ева отчитывалась перед майором Уитни стоя. В кабинете начальника она предпочитала соблюдать все формальности. Ева уважала таких копов. Уважала за глубокие властные морщины, бороздившие его крупное лицо.
Переход на административную работу не сделал его мягче. Наоборот, добавил властности.
– Средства массовой информации не дают нам житья, – сказал Уитни, когда Ева замолчала. – Разберитесь с ними.
– Есть, сэр.
– Кое-кто жалуется, что «Канал-75», и в частности мисс Ферст, получает от следствия эксклюзивную информацию.
– Этот канал и мисс Ферст действительно получают эксклюзивную информацию, потому что убийца посылал сообщения непосредственно мисс Ферст на «Канал-75». И она, и станция сотрудничают со мной и моей бригадой. Поскольку сообщения были адресованы ей, я не имела права запретить ей передать в эфир их содержание. Однако она согласилась делиться со мной всеми сведениями. Quid pro quo[5], я согласилась делиться с ними сведениями, которые можно передать в эфир.
Уитни одобрительно кивнул:
– Если так, то наша совесть чиста.
– Да, сэр. Я считаю, что поступила правильно.
– Придется устроить пресс-конференцию. Когда имеешь дело со средствами массовой информации, лучше подстраховаться. Я просмотрю ваши отчеты и решу, что мы можем им сообщить.
Довольный Уитни откинулся на спинку кресла.
– Нужно найти связь между жертвами.
– Да, сэр. Я хотела бы внедрить в компьютерный клуб своего человека. А лучше двоих. Бакстера и Трухарта. Трухарт достаточно молод, чтобы сойти за студента. Он под началом у Бакстера, и мне бы хотелось, чтобы Бакстер тоже был рядом. У Трухарта маловато опыта. А Макнаб мог бы проверить университеты. Он уже был в клубе, показывал свой жетон и для роли подсадной утки не годится.
– Поступайте так, как считаете нужным.
– Сэр, я начала с «Портографии». Проверила список помощников Хастингса. Часть фамилий вымышлена. Некоторые просто берут себе звучные псевдонимы. Но тот, кто был на свадьбе, где присутствовала Хоуард, солгал намеренно. Я хочу потянуть эту ниточку. Кроме того, я хочу проанализировать фотографии, сделанные убийцей, определить стиль его работы и аппаратуру, с помощью которой они были сделаны. У меня много ниточек, которые можно подергать, но для этого придется на время рассредоточить бригаду.
– Что угодно, лишь бы скорее закрыть это дело. Держите меня в курсе.
– Есть, сэр. – Она шагнула к двери, но остановилась. – Майор, еще минутку… Месяц назад я просила включить сержанта Пибоди в список тех, кому предстоит экзамен на звание детектива.
– Вы считаете, что она готова к этому?
– Она прослужила под моим началом восемнадцать месяцев. Самостоятельно раскрыла одно гиблое дело. Провела в поле больше времени, чем любой из тех, кто сидит в нашем загоне. Майор, она хороший коп и заслуживает того, чтобы ей дали шанс.
– Ваша рекомендация многого стоит, лейтенант.
– Спасибо.
– Пусть начинает готовиться. Насколько я помню, этот экзамен – не прогулка по пляжу.
– Никак нет, сэр. – На этот раз Ева улыбнулась. – Скорее пробежка по минному полю. Она подготовится.
Ева спустилась в комнату для совещаний, села на край стола и начала изучать доску.
На нее смотрели фотографии. Рэйчел Хоуард на рабочем месте. Веселая, улыбающаяся, довольная жизнью. Место работы, типичное для большинства студентов: круглосуточный магазин, работающий всю неделю. Хотела стать учителем. Занималась упорно, имела друзей, выросла в дружной семье. Средний класс.
Снимок в метро. Едет домой, к семье. Или наоборот – в университет. Уверенная в себе, хорошенькая. Полная сил.
Снимок на свадьбе. Принаряженная. Волосы более пышные, губы более темные, ресницы более длинные. Широкая улыбка, отличающая ее от остальных. Такую девушку нельзя не заметить.
«Даже мертвую, – подумала Ева. – Сидит так уютно, так красиво и смотрит куда-то вдаль».
Кенби Сулу. Экзотичный, ослепительно-красивый. Место работы тоже типично для студентов театральных школ. Капельдинер. Хотел стать танцовщиком, упорно работал, легко заводил друзей, имел крепкую семью. Высший класс.
Стоит у здания Джульярдской школы. Либо собирается войти, либо только что вышел. Весело улыбается друзьям.
Официальная проба. Серьезный, напряженный, и все же в нем виден свет. Ожидание, здоровье, энергия.
На посмертном портрете видно то же самое. Танцевальная поза, словно он все еще может двигаться. И свет, сияющий вокруг, как нимб.
«Здоровье, – думала она. – Жертва должна быть здоровой, невинной, юной, хорошо сложенной. Чистой. Жертвы имели еще одну общую черту. Никаких наркотиков, никаких тяжелых болезней. Острый ум и здоровое молодое тело».
Она повернулась к компьютеру и начала поиск фотостудий и фотомагазинов, в название которых входило слово «свет». Таких оказалось четыре. Она отметила их, а потом приступила к поиску книг по фотоделу, в названиях которых фигурировало то же слово. Ева была убеждена, что в свое время убийца был студентом.
Книг оказалось несколько. Ева хотела распечатать названия, но одно из них привлекло ее внимание.
Доктор Лиэнн Браунинг. «Образы света и тьмы».
– О'кей, – вслух произнесла Ева. – Придется еще раз сходить в университет.
Дверь комнаты открылась, и Ева, не оборачиваясь, сказала:
– Пибоди, закажи и выгрузи текст книги по фотоделу «Образы света и тьмы», автор – Лиэнн Браунинг. Используй дополнительный компьютер. Этот занят.
– Есть, сэр. Как вы узнали, что это я?
– Так ходишь только ты одна… Заодно узнай, продается ли еще эта книга.
– О'кей, но что вы имели в виду? Как именно я хожу?
– Быстрым маршем в полицейских ботинках. Берись за работу.
Поднимать взгляд Еве не требовалось; она и так знала, что Пибоди хмуро уставилась на свои ботинки. Тем временем на экране появился перечень книг, статей и опубликованных фотографий, сделанных доктором Браунинг.
Сулу посещал Джульярд, но жил всего в нескольких кварталах от квартиры Браунинг и Брайтстар. Может быть, между ними существовала какая-то связь?
– Лейтенант, есть и электронный, и печатный вариант.
– Закажи оба. Пока они будут выгружаться, узнай расписание экзаменов на детектива. Тебя включили в список.
– Мне нужно дождаться окончания поиска, а потом… – Пибоди умолкла. – Мне предстоит экзамен на детектива? – дрогнувшим голосом спросила она.
Ева повернулась в кресле и вытянула ноги. У ее помощницы побелели губы. «Вот и отлично, – подумала Ева. – Хорошему копу нелегко решиться на такой шаг».
– Тебя включили в список, но выбирай сама. Если хочешь оставаться сержантом – дело твое.
– Я хочу стать детективом.
– О'кей. Сдавай экзамен.
– Вы думаете, я готова?
– А как по-твоему?
– Я хочу быть готовой.
– Тогда готовься и сдавай экзамен.
Щеки Пибоди вновь порозовели.
– Вы говорили обо мне с майором?
– Ты работаешь под моим началом. Приписана ко мне. Если я считаю, что ты хорошо работаешь, то должна ходатайствовать о твоем повышении. А работаешь ты хорошо.
– Спасибо.
– Продолжай в том же духе и выполняй мои указания. Я привлекла к этому делу Бакстера и Трухарта.
Ева вышла и спиной почувствовала, что Пибоди улыбается.
14
Лиэнн Браунинг была дома. На ней была длинная красная блуза, надетая поверх черного скинсьюта; ее волосы были заплетены в косу.
– Здравствуйте, лейтенант Даллас. Здравствуйте, сержант. Еще немного, и вы бы нас не застали. Мы с Анджи собрались выйти. – Она жестом пригласила их войти. – Хотели несколько часов поработать в Центральном парке. Жара выгоняет из дома множество интересных людей.
– Включая нас, – сказала Анджи, вошедшая в комнату с большим ящиком для аппаратуры.
Лиэнн негромко и чувственно рассмеялась.
– Чем мы можем вам помочь?
– Я хочу задать вам несколько вопросов.
– Давайте присядем. Вы узнали что-нибудь новое об бедняжке Рэйчел? Завтра состоятся похороны.
– Да, я знаю. Посмотрите на снимки. Вам знаком этот человек?
Лиэнн взяла фотографию Кенби, стоявшего перед Джульярдской школой.
– Нет. – Браунинг выпятила губы. – Нет, – повторила она. – Не думаю, что это один из моих студентов. Я бы запомнила его лицо. Потрясающее лицо.
– И замечательная фигура, – добавила Анджи, перегнувшись через спинку дивана. – Стройный, гибкий…
– Отличная фотография. Хорошо сделано. Тот же самый, верно? – спросила Лиэнн. – Тот же самый фотохудожник. Неужели этот красавец мертв?
– А что вы скажете про это? – Ева протянула ей снимок балетной труппы.
– А, танцовщик… Конечно. У него фигура танцовщика, верно? – Она негромко вздохнула. – Нет, я его не знаю. И никого из них. Но это снимал другой фотограф, не правда ли?
– Почему вы так думаете?
– Другой стиль, другая техника. Очень драматично. Великолепное использование тени. Конечно, в первом портрете тоже есть драматизм, но… Мне кажется, тот, кто снимал труппу, более опытен, лучше подготовлен и, наконец, более талантлив. Точнее, и то, и другое, и третье сразу. Могу предположить, что это работа Хастингса.
Заинтригованная Ева опустилась на диван.
– Вы можете определить автора по фотографии?
– Да, если у художника есть свой стиль. Конечно, способный студент или любитель могут его скопировать, используя цифровую технику и прочее. Но в первом снимке нет того, что я называю стилистическим подобострастием.
Она поставила две фотографии рядом и стала изучать их.
– Нет. У каждого из них свой стиль. Два художника, заинтересованные одной натурой, но видящие ее по-разному.
– Вы лично знакомы с Хастингсом?
– Да. Не слишком близко. Я сомневаюсь, что кто-нибудь может похвастаться близким знакомством с ним. Он слишком вспыльчивый. Но я часто использую его работы во время занятий. После долгих уговоров он позволил мне проводить семинары в его студии. Это продолжается уже несколько лет.
– Ей пришлось заплатить Хастингсу из собственного кармана, – промурлыкала Анджи, подбородок которой упирался в плечо Лиэнн. – Хастингс любит денежки.
– Это правда, – весело подтвердила Лиэнн. – Когда дело идет об искусстве, он бессребреник, но своей выгоды не упустит. Очень высоко ценит свой архив, свою платную работу и свое время.
У Евы тут же возникла идея.
– Кто-нибудь из ваших студентов работал у него помощником или натурщиком?
– О да, – хмыкнула Лиэнн. – И большинство возвращались с целым грузовиком жалоб. Он грубый, нетерпеливый, жестокий, невозможный человек. Но даю вам честное слово, они многому у него научились.
– Мне нужны фамилии.
– О боже, лейтенант! Я посылала к Хастингсу студентов больше пяти лет.
– Мне нужны фамилии, – повторила Ева. – Все, которые вы можете вспомнить, и все, которые включены в списки… А что вы скажете об этом? – Она протянула Браунинг посмертный портрет.
– Ох… – Лиэнн вцепилась в руку Анджи. – Ужасно. И великолепно. Он совершенствуется.
– Почему вы так говорите?
– Танцы мертвых. Вот как это называется. Использование света и тени. Черно-белый портрет, динамичная поза. Он мог бы поработать над лицом… да, тут есть что улучшать – но в целом все прекрасно. И страшно.
– Большая часть вашей книги посвящена искусству черно-белой фотографии.
Удивленная Лиэнн подняла взгляд.
– Вы читали мою книгу?
– Просматривала. Там много говорится о свете – его использовании, фильтрах, размещении осветительных приборов и так далее. И о его отсутствии.
– Без света нет изображения, а его нюансы определяют нюансы образа. То, как художник использует и видит свет, становится, возможно, главным в определении его стиля… Подождите минутку!
Она встала и вышла из комнаты.
– Вы подозреваете ее? – Анджи выпрямилась и посмотрела Еве в глаза. – Как вы можете? Лиэнн и мухи не обидит, не то что ребенка. Она не способна на зло.
– Я только задаю вопросы. Это моя работа.
Анджи кивнула, обошла диван и села напротив Евы.
– Эта работа дается вам нелегко. Когда вы смотрите на мертвых, у вас в глазах стоит жалость. – Она перевернула портрет Кенби. – Незачем на него смотреть. Вы его и так не забудете.
– Он больше не нуждается в моей жалости.
– Думаю, да. – Тут в комнату вошла Лиэнн, державшая в руках небольшой ящичек.
– Да это камера-обскура! – выпалила Пибоди и тут же покраснела – У моего дяди была такая. Когда я была подростком, он показывал мне, как ею пользоваться.
– Это очень старая техника. – Лиэнн поставила ящичек на стол, затем навела на Еву отверстие и сняла с него крышку. – Самодельный ящик с фотобумагой внутри. Свет поступает снаружи через отверстие, линза фокусирует луч и создает изображение. Пожалуйста, посидите неподвижно, – сказала она Еве.
– Этот ящик создаст мой портрет?
– Да. Понимаете, свет совершает здесь маленькое чудо. Я прошу каждого из моих студентов сделать такую камеру-обскуру и поэкспериментировать с ней. Тот, кто не понимает этого чуда, может неплохо фотографировать, но никогда не создаст произведение искусства. Знаете, техника и технология – это вовсе не главное. Не все зависит от аппаратуры и умения ею пользоваться. Основа образа – свет и то, что он видит. То, что мы видим благодаря ему.
– То, что мы берем у натуры? – спросила Ева, внимательно наблюдая за Лиэнн. – Что всасываем из нее?
– Возможно. Некоторые первобытные народы боялись, что камера, воспроизводящая их изображение, крадет у человека душу; другие верили, что она дарит им бессмертие. Мы унаследовали и то и другое, объединив два верования. С одной стороны, мы увековечиваем модель, с другой – крадем моменты времени и присваиваем их. Иными словами, каждый раз что-то отнимаем у натуры. Этот миг, это настроение, этот свет. Они никогда не будут такими же. Даже секунду спустя. Уйдут и навсегда сохранятся благодаря фотографии. В этом и заключается чудо.
– В фотографиях мертвых нет ни мысли, ни настроения, ни света.
– Нет, есть. Мысль, настроение и свет художника. В большинстве случаев смерть очищает человека. Отметает все лишнее и оставляет главное… А теперь посмотрим, что у нас получилось.
Она закрыла отверстие крышкой и вынула лист бумаги с изображением Евы, напоминавшим бледный набросок карандашом.
– Свет вырезает образ, выжигает на бумаге и сохраняет его. Свет, – сказала она, протянув листок Еве, – это инструмент, магия и душа одновременно.
– Интересный она человек, – сказала Пибоди. – Держу пари, что она потрясающий учитель.
– А поскольку она умеет манипулировать изображениями, то могла подделать показания видеокамер, подкрутив счетчик времени. Следовательно, ее алиби может оказаться фикцией. Во всяком случае, такая возможность существует. Придумай мотив.
– Ну, я не…
– Не обращай внимания на то, что она тебе нравится. – Ева выехала на улицу. – Зачем ей было выбирать, преследовать и убивать двух красивых юных студентов?
– Искусство. Все дело в искусстве.
– Конкретнее, Пибоди.
– О'кей. – Пибоди захотелось снять фуражку и почесать в затылке, но она сдержалась. – Управлять натурой? Управлять искусством, чтобы творить?
– Это первый уровень, – согласилась Ева. – Управление, творчество и в результате признание. Внимание, слава… Возьмем нашу профессоршу. Она учит студентов, отдает им свои знания, умения, опыт, а они берут это и становятся тем, кем она сама стать не смогла. Она написала пару книг, опубликовала несколько фотографий, но художником ее не считают, верно? Ее считают всего лишь учителем.
– Это очень уважаемая, но часто недооцениваемая профессия. Вот вы, например, хороший учитель.
– Я никого ничему не учу. Может быть, готовлю. Но это совсем другое дело.
– Если бы вы не учили меня, я бы не получила возможность выстрелить в мишень. Во всяком случае, это произошло бы не так быстро.
– Я лишь готовила тебя, и не будем больше об этом говорить… Второй уровень – это что-то взять у натуры. Для убийцы натура – не личность, у которой есть своя жизнь, семья, потребности или права. Натура – это что-то вроде дерева. Если для каких-то твоих нужд нужно срубить дерево – что ж, тем хуже для него. Деревьев на свете много.
– Вы же знаете, что в нашей семье – все сторонники «зеленых». – Пибоди передернула плечами. – При мысли о бездушно срубленных деревьях меня бросает в дрожь.
– Этот убийца убивает не ради желания пощекотать себе нервы. Гнев и корысть тут ни при чем. И секс тоже. Это что-то глубоко личное. И интимное. «У этого человека, у этой особи есть то, что мне нужно, и я возьму это. Возьму то, что у них есть, и оно станет моим. Они станут моими, а результат – произведение искусства. Вот он я. Восхищайтесь мной».
– Это настоящее извращение.
– Это очень извращенный ум. Извращенный, изощренный и хладнокровный.
– Вы думаете, это профессор Браунинг?
– Она имеет к этому отношение. И мы должны выяснить, какое именно. Кто знает ее, Хастингса и двух жертв одновременно? Кто имел контакты с ними всеми? Постараемся узнать.
Они поехали в Джульярд. Жизни Рэйчел Хоуард и Кенби Сулу должны были где-то пересекаться.
Ева велела Пибоди побродить по театральному факультету с фотографией Рэйчел, а сама пошла в деканат.
Когда зазвонил видеотелефон, Ева стояла в задней части репетиционного зала и следила за группой молодых людей, изображавших различных животных.
– Даллас.
– Привет, лейтенант. – На экране появилось лицо Рорка. Его улыбка тут же исчезла, сменившись недоумением. – Где ты? В зоопарке?
– В каком-то смысле. – Пытаясь уменьшить шум, она вышла в коридор. – Все в порядке?
– Более-менее. Ева, я должен на несколько дней улететь.
– Ох… – Собственно говоря, в его отлучках не было ничего необычного. У Рорка были обширные деловые интересы, но время он выбрал неудачное.
– Я должен лететь в Ирландию, – сказал Рорк, не дав ей продолжить фразу. – Должен вернуться и завершить то, что начал.
– Послушай, мне понятны твои чувства, но я веду дознание. Дай мне закончить дело. А потом я возьму отпуск. Подам заявление, как только вернусь в управление.
– Я должен сделать это сам.
Она сосчитала до десяти, а потом выдавила:
– Рорк…
– Ева, это нужно сделать. Тебе не о чем беспокоиться. Я не хочу, чтобы ты волновалась из-за меня. Извини, что я бросаю на тебя Соммерсета. Постараюсь вернуться как можно быстрее.
Лицо Евы осталось спокойным, а голос ровным. Это было необходимо им обоим.
– Когда ты улетаешь?
– Сейчас. Немедленно. Честно говоря, я уже на борту челнока. Не могу сказать точно, где я буду, потому что еще сам не знаю этого. Но персональный видеотелефон всегда при мне. Ты сможешь связаться со мной в любое время.
– Ты знал, что улетаешь! – Она понизила голос и повернулась спиной к сновавшим по коридору студентам. – Еще утром.
– Сначала мне нужно было уточнить кое-какие детали.
– Но ты уже принял решение.
– Да, принял.
– И нарочно позвонил тогда, когда я уже не могу остановить тебя.
– Ева, ты бы не остановила меня. А я не имел права отрывать тебя от дела и требовать, чтобы ты нянчилась со мной.
– Разве ты не делал то же самое, когда полетел со мной в Даллас? Не нянчился со мной?
На его лице отразилась досада.
Читать бесплатно другие книги:
