Настоящая фантастика – 2013 (сборник) Гелприн Майкл
– Самая что ни на есть, – с оттенком гордости отозвался демон. – Что бы там ни говорили о нашей конторе, халтурщиками нас никто не назовёт. Никогда.
Виктор сделал глубокий вдох. Покачал головой. Ощущение праздника. Радость. Сказка.
– Спасибо, – от всей души сказал он, прижимая к груди свободную руку.
Что-то изменилось.
– Ох! – выдохнул его собеседник. – Ох.
Глаза у него стали совсем круглые. В комнате как-то разом посветлело, и откуда-то издалека донеслась негромкая музыка. Миг – и демон, обратившись в облако золотых искр, устремился вверх, к потолку скромной однокомнатной квартиры в пригороде Питербурга, и дальше, в серое осеннее небо.
Мирослав Бугров
Клинок
Клинок был откровенно хорош. В нем соединились прекрасные боевые качества: баланс, заточка, сталь и красота – он был покрыт сложной рунической вязью, от самой гарды и почти по всему лезвию. Рукоять обтянута кожаным ремешком, который защищал руку от скольжения. Меч был полуторным, мечом-бастардом – им можно фехтовать как одной, так и двумя руками. Да, он был взаправду великолепен. Но давайте подробнее…
Мы нашли этот меч в горах Шотландии в прошлом месяце. Но до сих пор так и не удалось установить возраст этого оружия, хотя было понятно, что ему не меньше шести сотен лет. Если исходить из этого возраста, то можно сказать, что клинок очень и очень хорошо сохранился. Сейчас меч хранился в музее за бронированным стеклом… И он был прекрасен!
Мы с Иваном Петровичем остановились у входа в музей. Он закурил. Честно говоря, терпеть не могу сигареты! Да, кстати. Иван Петрович – руководитель археологической экспедиции, в которой я состоял, когда мы нашли меч.
– Знаешь, я вот что не могу понять, – сказал Иван Петрович, – ведь это оружие – необычайно красиво, достойно восхищения и почитания, так ведь?
– Да.
– Но как можно восхищаться предметом убийства? Я не понимаю.
– Но ведь не меч убивает. Убивает человек.
– Нет, ты не понял. Я не говорю об убийце, я сказал об орудии убийства, эдаком билете в загробный мир! Как можно им восхищаться? Этот клинок обагрён кровью, он видел жизни многих людей и оборвал их, он опасен. Он попросту недостоин восхищения. Разве я не прав?
– Не совсем, Иван Петрович. Я могу привести, по крайней мере, два аргумента против вашей идеи.
– Ну-ка, ну-ка, давай послушаем, – заинтересовался он.
– Во-первых, люди восхищаются не мечом-орудием, а мечом-шедевром, предметом созидания. Ведь он не появился из воздуха. В этот клинок вложено не меньше труда, чем в любое другое произведение искусства. Лично я впечатлён работой и талантом человека (или людей), которые создали меч.
– Хорошо, допустим, тут я согласен с тобой, хотя и не во всем. А вторая причина?
– Суть второго аргумента в том, что вы смотрите лишь с одной стороны – стороны тотального гуманизма.
– Это плохо?
– Разве я так сказал? Это нормально, но такая точка зрения неполноценна. Некоторые люди должны быть убиты. А некоторых и людьми считать нельзя. Тогда меч будет инструментом очищения мира от такого балласта. Кстати, некоторые религии так себе его и представляли – как предмет очищения мира от пороков.
– Проклятый софист, – пробормотал Иван Петрович, с удовольствием затягиваясь сигаретой.
На такой оптимистической ноте мы и расстались. Иван Петрович сел в подъехавший автобус, а я пошел домой пешком. Скажу честно, я не люблю ездить машинами, как, впрочем, и автобусами да любым другим транспортом. Слишком много там людей; людей злых, нервных… они как радио – транслируют свои подгнивающие эмоции, удручают меня и друг друга, рождая все новые островки пустоты в душах. А те транслируют всё новую гниль… Идти пешком спокойнее, можно подумать, полюбоваться таким знакомым и разным городом. Хотя архитектуру я тоже не люблю.
Солнце садилось – день подходил к своему завершению. Но самое интересное ещё только начиналось…
Я уснул сразу, как только голова коснулась подушки: день выдался длинным и невыносимо скучным, как и большинство подобных ему. Знаете, мне часто снятся сны. Цветные сны. Иногда страшные, иногда смешные, но всегда интересные и цветные. Вот и сейчас приснился.
По пыльной дороге шли люди…
По пыльной дороге шли люди, много людей. Они двигались двумя колонами. За ними ехали какие-то повозки, наверное, поклажа или ещё что-то. Хм… странно, хотя это и мой сон, но я не могу ими управлять. Впрочем, у меня всегда так. Будто я гость, а не хозяин сна. Но… может, всё так и есть? Тогда кто мне все это показывает? Извините, отвлекся.
Самым интересным были не люди и повозки. Впереди всей этой проходящей и галдящей толпы шёл человек в белом плаще с красными вставками на плечах, в доспехах, которые когда-то были блестящими, а теперь покрыты пылью, и небольшим изящным венцом на голове. Но самое главное – на его спине через плечо был перекинут тот самый клинок, что мы нашли, и о котором я сегодня спорил в музее с Иваном Петровичем!
Внезапно в небе что-то громыхнуло. Я лишь на мгновение вскинул голову, а когда опустил, то декорации уже изменились. Люди были другими; они шли по другой дороге, а с неба веером шёл дождь; толпу вёл другой человек. Когда я попытался рассмотреть его получше, всё потемнело, а потом опять прояснилось, и вновь перед моими глазами восстала иная картина. И так раз за разом менялся провожатый, толпа, что шла за ним, их повозки – лишь одно оставалось неизменным – меч. У каждого лидера был этот меч.
Вновь всё потемнело, потом я увидел человека в плаще, который протягивал мне меч. Я поднял руку и взял его…
Стояло раннее утро.
Люблю это время – когда над землей нет ещё ни единого луча солнца, но ночная темень уже начинает потихоньку отступать, сдавая свои позиции грядущему утру. Город ещё спит, город только начинает просыпаться, и это видно везде. Люди на улице движутся подобно сонным мухам, машины ползут медленно и неохотно, дома стоят хмурыми великанами, вечно чем-то недовольными. Даже тучи плывут по небу как-то сонно и без особого желания. Город, возможно, только в это время спокоен. И я люблю его именно таким. И он такой меня любит.
Разозлится он позже, когда солнце будет изливать на него все запасы своего света, когда миллионы ног и тысячи колёс будут топтать его, город возненавидит нас. Но это будет позже, потом. А сейчас… я вернулся в комнату и обмер. На стене висел тот самый КЛИНОК! Сейчас он был в простых ножнах с перевязью, но я не сомневался – это был ОН. Но откуда? Как? И как с этим связан мой сон? Не понимаю. Я сел, тупо уставившись на меч, который висел передо мной. Ладно, попробуем мыслить логически. Допустим, кто-то забрал меч из музея и принёс его сюда. Могло такое быть? Могло. Правда, есть одно маленькое но. Квартира была заперта, ключей от неё больше ни у кого нет. Могли, конечно, взломать замок, но, собственно, зачем? Да и двери у меня такие, что попробуй, взломай. Один старый приятель (бывший взломщик к тому же) ставил. Могли, конечно, залезть через балкон. На восемнадцатый этаж? Слишком много усилий, и совершенно незначительный результат. К тому же сплю я чутко. Если бы услыхал шаги – проснулся. Да и мой сон явственно намекал, что меч попал ко мне в квартиру явно неспроста. Но всё же лучше я спрячу клинок в укромном месте.
Как бы там ни было, а работу никто не отменял. Сегодня в музее торжественное представление экспонатов, и я, как один из наиболее удачливых участников экспедиции, должен присутствовать. Хотя голова у меня была занята совершенно иными мыслями…
Умывшись и позавтракав, я вышел на улицу. Церемония начиналась в двенадцать, а сейчас было не больше девяти, поэтому я решил пройтись пешочком. Мало того, что я не люблю ездить в транспорте, а тут ещё утренние тянучки. Ну их, уж лучше пройтись.
На улице стоял светлый осенний день. Небо было чистое, ни единого облака. Солнце сияло со всей своей яростью, подобно немощному старику, который сохранил все свои умения и навыки, но уже не может их применить, он бессилен… пока что…
Я всё равно пришёл слишком рано и решил погулять в окрестностях музея. Немного пройдясь, вдруг заметил церковь… странно… почему-то раньше я никогда её не видел. Откуда-то появилось желание зайти внутрь. Церковь встретила меня пустотой, тишиной, запахом благовоний и покоем. Вообще, я атеист, но сейчас ощутил благоговение перед спокойной и мудрой силой этого места. Почему-то мне показалось, что церковь очень старая. Я посидел там совсем немного, так и не встретив никого из прихожан. Когда-то церкви, монастыри и соборы были самыми большими и красивыми зданиями, конкурировали с княжескими хоромами (или скорее наоборот). Люди пытались таким образом показать силу своей веры. Пристанище их Бога было достойно самого Бога. Теперь у людей другие Боги – разноцветные бумажки с водяными знаками и лицами президентов и других людей, пьяные звёзды с манией величия, интернет и телевизоры… Да и храмы иные – небоскрёбы. Они возвышались над старыми церквями, укрыли их вечной тенью, забрали их паству. Старушки церкви потеряли главное – душу. Перестали быть проводниками Бога. Теперь это лишь тяжёлые, старые стены, лишь воспоминание былого величия, которое молча доживает свой век. Из них ушла душа…
Из церкви я вышел с чувством лёгкой грусти. Я вошёл в музей, и хотя было ещё рановато, но мне просто стало скучно. Меч, как ни в чём не бывало, висел на своём месте. Та-а-ак, дело становится ещё запутаннее. Допустим, клинок могли подбросить мне домой, чтобы меня подставить, обвинить в воровстве, но зачем же его вернули назад в музей? И самое важное – кто это сделал?
Ответов на все эти вопросы не было, и, к сожалению, совсем не было времени их искать. Впрочем, а почему бы и нет?
Презентация шла своим ходом. На помост меня не вызывали – все наши прекрасно знали: когда я в таком задумчивом состоянии, меня лучше не трогать. Пользы ноль будет. Что я тут делаю, в таком случае? А чёрт его знает. Существует традиция, что все участники экспедиции должны присутствовать на конференции, вот я и придерживаюсь её…
События последних дней выбили меня из колеи. Я искал логичное объяснение ситуации, но не находил… И даже наоборот, всё ярче проступала дикая, трусливая мыслишка о чуде! Я ведь всегда верил в сказку, желал попасть в неё. А теперь сказка сама приглашала меня поиграть с ней. Эти мысли будоражили кровь, терзали душу манящей сладостью…
В какой-то песне есть слова: «Я ненавижу серость дней!» Это про меня. Собственно, я в археологи пошёл лишь для того, чтобы не так тесно сталкиваться с унынием бытия живущих в городе человечков. И всё же время от времени я чувствовал, насколько бессмысленно моё существование, как много в нём фальши, лжи, чаще всего по отношению к самому себе…
Надежда. Надежда, что это изменится, застенчиво стучалась в двери моей души…
Меж тем презентация закончилась, и я, с чётким ощущением своей ненужности здесь, уж было двинулся домой. Но неожиданно на улице столкнулся с Иваном Петровичем. Он помахал мне рукой, подзывая к себе.
– Ну как тебе наше сборище? – Последнее слово Иван Петрович как будто выплюнул.
– Честно? Никак, – мрачно ответил я. Мне правда не понравилось.
– И правильно, – согласился он. – Не было никого, слышишь, никого из интересующихся. Сплошные «пустышки»!
«Пустышками» он называл людей, которые лишь делают вид, что им интересны наши находки.
– Целые отряды лицемеров, им совершенно плевать на историю, культуру, на всех, кроме себя! Ходят лишь для статуса, чтобы показать свою интеллигентность, которой на самом деле нет! – всё кипятился он.
– Ну и что? – Казалось, из-за этой простой фразы он взорвётся.
– Как что?! Как что?!! – аж взвился он.
– Иван Петрович. Я ведь такой же, как и они, – задумчиво протянул я. – Я путешествую с вами не для изучения истории или культуры, там… Просто это разнообразит жизнь.
– Тут другое. Даже будучи «пустышкой», ты приносишь пользу нашему делу. А они просто занимают жизненное пространство музея. А может, кто-то, кому это действительно интересно, пришёл бы! А мест-то уже и нету! А, да что тут говорить? Тебя подкинуть?
– Нет, спасибо, сам доберусь. Удачи.
Солнце клонилось к закату, отблёскивая последними лучиками, которые плясали по крышам и стёклам. С моего восемнадцатого этажа открывался отличный вид на город. Говорят «старые постройки уничтожаются новыми зданиями». Неправда. Этот странный контраст намного красивее отдельных его составляющих. Чёткость линий советских и современных зданий подчёркивает мрачность старых готических соборов и пышность дворцов. Одно без другого выглядит либо слишком тусклым, либо чрезвычайно монотонным. Город красив.
Да, город красив. Настолько красив, насколько же и страшен. Я стоял посреди пустынной площади. Заброшенные здания вокруг смотрели проёмами выбитых окон и дверей. Россыпь туч покрывала тёмное небо. Вой ветра, казалось, сплетался в тихую странную мелодию. Город был непохожим на все прочие. Он создавал атмосферу. Не её подобие, как фантик создает подобие конфеты. Город был настоящим. И мёртвым. Замерший крик ужаса и счастья, радости и любви – вот чем было это странное место.
Я медленно шёл, разглядывая тихие улочки. Мне было абсолютно ясно – город мёртв, причём уже давно…
По всей дороге меня сопровождал странный запах. Лёгкий аромат дразнил ноздри. Немного погодя я вышел на ещё одну площадь. Посреди неё стоял большой красивый фонтан. Это была пробитая лодка, через пробоину текла мутноватая вода. Я наконец понял, что это запах. Пахло смертью и забвением. Кто-то уничтожил весь город, выпил из него жизнь, как вампир выпивает кровь из жертвы.
Через мгновение из подворотни вышел сгорбленный человек в плаще, с накинутым на голову капюшоном. Его руки были в чём-то красном. Лишь когда он подошёл ближе, я узнал кровь…
Непонятно откуда пришло знание – он виновен в смерти этого места. А мне… мне уготована судьба палача.
Человек подошёл ближе и встал на колени. Его лицо не выражало абсолютно ничего. В моей руке появился Клинок. Взмах! И в лодочку полилась кровь. Фонтан заполнился до краев и с оглушительным грохотом провалился под землю! Воздух заполнил оглушительный вой, и я, не в силах противостоять ему, упал на землю, затыкая уши руками. Здания вокруг начали рассыпаться, а над ними… над ними засияло Солнце!
Солнце сияло за окном. Однако странные дела творятся. Вернее снятся. Сон оставил странные ощущения. Особенно казнь. Я ведь ни на секунду не сомневался в правильности наказания, в том, что я лишь пешка в руках Неотвратимости. Наверное, тот человек тоже это осознавал, потому он был так спокоен.
Бросив взгляд на комнату, я понял: что-то не так, что-то не в порядке. На стене висела картина фонтана. Того самого фонтана в виде лодочки! А Клинок был испачкан уже подсыхающей кровью!
Я резко встал. Бред. Нелепица. Одно дело убить кого-нибудь во сне, но наяву… Не знаю, сколько времени я так просидел. Если бы меня не отвлёк дверной звонок.
Я пошёл открывать, догадавшись-таки спрятать меч под кроватью. Не ахти какое укрытие, но всё же лучше, чем оставить его на стене.
Посмотрев в «глазок», я увидел Сергея – своего соседа по этажу. Он выглядел неуверенным, даже напуганным. Я открыл дверь. Она распахнулась неожиданно резко, а через несколько секунд я обнаружил себя лежащим на полу со скрученными руками. Слегка скосив взгляд, я увидел нескольких людей в форме спецназа. Ещё один рылся под кроватью.
– Нашёл! – крикнул он.
– Хорошо. Приведите его в порядок.
Меня грубо подняли и пару раз врезали для острастки. Правда, били легонько, больше запугивая.
– Будешь дёргаться…. – мрачно намекнул один.
– Вот скажи, зачем ты это сделал? Сектант ты какой или просто псих? А, неважно. Ребят, уводите его!
То, что произошло дальше, вряд ли можно назвать моей волей. Какая-то непонятная сила подтолкнула меня вперёд, вырывая из рук бойцов. Спецназовец с мечом инстинктивно поднял руки, и я, словно бабочка на иглу, нанизался на блестящее лезвие!
Люди вокруг засуетились, что-то кричали, бегали… А через секунду мир померк.
Мир померк и снова засиял. Но это был другой мир. Он напоминал пасторальную картинку из сказок: зелёная трава, фруктовые деревья, синее небо с белыми пышными облаками и маленькая тропинка под ногами. По ней я и зашагал.
Идти пришлось недолго, хотя какое значение имеет время после смерти? Но это неважно. Важно то, что я наконец увидел двоих. Оба сидели на траве. Один – тот, что справа, – был одет в старенький, местами рваный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а лицо выражало спокойствие и грусть. Второй был одет в грязную и мятую чёрную рубашку и того же цвета брюки. На его груди висел жук, вырезанный из тёмного камня. В руках он держал трость с набалдашником в форме головы пуделя.
Отличная пара: философ и князь тьмы, Иешуа и Воланд!
Вопрос лишь в том, зачем они здесь? И зачем здесь я?
– Все действительно просто, – будто прочитал мои мысли Иешуа. – Мы здесь, чтобы рассказать тебе кое-что!
– Понимаешь, – продолжил князь тьмы, – человечество – это слепой человек, оно не может существовать без поводыря. Людям нужен тот, за кем можно последовать, тот, кто возьмёт на себя тяжесть принимать решения…
– Обладающий властью должен указать остальным путь… – продолжил философ.
– … и символ сей власти есть Клинок! – закончил Воланд.
Они замолчали. Распятый смотрел на меня, князь поигрывал своей тростью…
– Погодите, я ничего не понял! Что за власть, что за решения?! Что мне нужно сделать?!
– Мы не можем помочь тебе принять решение, лишь ты уполномочен решать.
– Но мы вправе ответить на все твои вопросы. Спрашивай.
– Расскажите мне обо всём подробнее, – попросил я.
– Хорошо. Один раз в цикл (не спрашивай, сколько это лет, мы и сами не знаем) Клинок является на землю, чтобы выбрать своего Пророка.
– Человека, который решит судьбу всего человечества. Всех Пророков не сосчитать… На них накладывалась большая власть и ещё большая ответственность: выбрать тот путь, которым пойдёт человечество дальше.
– И, подчиняясь воле Пророка, изменяются все люди.
– Но ведь, – в моей голове мелькнула одна мыслишка, – но ведь Пророки – лишь люди. Они выбирают те пути, что ближе им, однако могут не подходить человечеству. И, несмотря на это, все обязаны пройти путь…. Получается, люди – рабы?
– От этого утверждения до истины, как с Земли до Луны пешком, – фыркнул Воланд.
– Но, за неимением лучшего, примем его за истину, – вздохнул Иешуа.
– Тогда получается, что за все злые поступки, за все творимые людьми мерзости их нельзя винить?! Ведь таков Путь, – задал я самый важный вопрос.
– Разве? Вспомни свои же слова: «Это лишь одна из точек зрения» – или как там?
– Слушай внимательно, Пророк. Люди делятся на две категории. Одни противятся Пути, а вторые безоглядно подчинены ему. В свою очередь вторые разделены на тех, кто принял новый Путь, кто помогал ему всеми силами; и тех, кому просто не хватило смелости воспротивиться, – негромко говорил Иешуа.
– Кого ты зовёшь невиновными? Пионеров нового порядка, которые есть соучастники всех его преступлений? Трусов, неспособных на жертву? Кого, Пророк? – подхватил князь тьмы, отвлекаясь от своей палочки.
– В конце концов, именно они воспитали Пророка, они в ответе за то, кем вырос мессия.
– … а значит, и за принятый Путь, – закончил я.
– Правильно. Мы удовлетворили твоё любопытство?
– Пожалуй, да.
– Хорошо. Теперь ты должен принять решение. Вступит ли Земля в эпоху процветания или начнёт Третью мировую? Решать тебе.
– Просто подумай о своём выборе. Клинок поймёт, – подсказал Воланд.
Иешуа закрыл глаза, князь вернулся к пуделю, а я сидел и думал. Я ведь никогда не ожидал такого развития событий. Ещё вчера я – простой серый человек, а сегодня?!
Наконец я поднялся на ноги. Действуя всё по тому же наитию, я резко ударил коленом по мечу, переломив его пополам.
– Путь не может быть общим. У каждого должна быть своя дорога, своя судьба. Широкая и светлая или узкая и мрачная, но своя. Знаете почему? Мир не должен делиться на лагеря, не должен бросаться в крайности – «за» или «против». Это Путь в никуда, и вы прекрасно понимаете, что я прав. Я не знаю, что будет со мной, если честно – мне плевать на это. Я принял решение. Прощайте.
Мои собеседники истаяли. Из моей груди, пробитой насквозь Клинком, хлынула кровь, орошая зелёную траву. Я исчез.
А Путь не исчез. Он разделился на многие Пути. И пусть каждый сам находит свой, мне остаётся только пожелать удачной дороги!
Берегите природу – мать вашу!
Сергей Чекмаев
Мирная конференция
– Курт, – устало сказал Распорядитель Занду, – что вы делаете?
Помощник выравнивал по линейке точность расстановки кресел. Но как только услышал начальственный голос, замер на месте и тут же вытянулся во фрунт. Разве что каблуками не щёлкнул. Семь лет в роте почётного караула… М-да.
– Как вы приказали, господин Распорядитель, я…
– Вы уверены, что правильно поступаете, усаживая рядом Оплот и Союз? Они же терпеть друг друга не могут. Только скандала нам и не хватало! Ещё одного Генеральный не переживёт, да и мы с вами тоже.
Дней пять назад Занду немедленно преисполнился бы самых чёрных подозрений. Всего лишь ошибка, да? А вдруг Курт подкуплен – мало ли желающих сорвать конференцию.
Но сегодня Распорядитель просто устал напрягаться и переживать. Всё, что можно, – сделано. Всё, что в человеческих силах, и даже сверх того. Хватит. Есть предел эмоциям, и даже его легендарные железобетонные нервы могут не выдержать.
– Простите, господин Распорядитель. Я не подумал… Это больше не повторится, господин Распорядитель!
«Устал я, – подумал Занду. – Устал, да и надоело всё. Вот закончится эта конференция – попрошусь в отставку. Выкуплю гектар-другой на какой-нибудь из новооткрытых планет и уеду с Земли. Чтоб ничего этого больше не видеть и поскорее забыть. Как страшный сон».
С тех пор как сверхдержавы, испугавшись, что может наворотить ставленник противной стороны, лишили Генерального секретаря практически всех рычагов воздействия, сама ООН превратилась в некое подобие вышколенного персонала при шикарном отеле.
– Мы лишь предоставляем место для встреч, – любил говорить прошлый генсек Одзима. – А договариваются пусть сами. Без нас как-нибудь обойдутся…
В итоге должность распорядителя, который ещё лет десять назад всего лишь следил за соблюдением протокола и дипломатического этикета, неожиданно приобрела солидный политический вес. Занду шестнадцать раз пробовали подкупить, семь раз шантажировали и дважды пытались запугать давлением на семью. Служба безопасности докладывала о девяти удачно предотвращённых покушениях.
«Уеду, – снова подумал Занду. – В самую отдалённую глушь. В подмышку вселенной».
В наушнике нудно запиликал сигнал общего оповещения. Распорядитель поморщился – день послушаешь, потом опять зубы ломить будет.
– Внимание всем! Атмосферная активность ниже нормальной, серьёзных осложнений в ближайший час не прогнозируется. В связи с чем прибытие делегаций ожидается на пятнадцать минут раньше запланированного срока. Наземному персоналу и ангарной службе – приготовиться к приёму. Всем встречающим и лично господину Распорядителю предлагается прибыть на посадочную аппарель.
Занду посмотрел на часы. Время ещё есть, даже с запасом, но лучше всё же поторопиться. Правила хорошего тона требуют, чтобы он уже стоял на краю ковровой дорожки, когда стратолёты пойдут на посадку.
– Лучше шлем, Барри. Он прозрачный – все смогут видеть моё лицо. Мы должны выказывать уважение хотя бы внешне.
– Ну да, конечно, – проворчал техник, переживший на своей должности уже трёх генсеков и двух распорядителей, – уважение… Ветром грязь на забрало налепит, будете оттирать у всех на виду. Вот тогда самое уважение и случится.
Занду лишь покачал головой. Никогда ещё он не видел Барри довольным и весёлым, но без его ворчания, наверное, почувствовал бы себя неуютно: в этом мире хоть что-то должно оставаться неизменным.
– Какая там погода? – спросил он. Прогноз прогнозом, но в последнее время ни в чём нельзя быть уверенным. Атмосфера взбесилась окончательно.
– Как у чертей в аду, – буркнул Барри. – Жара шестьдесят два, штормовой ветер, и сверху накрыло, словно в хорошей оранжерее. Сваритесь за полчаса. Так что надевайте защиту, не спорьте. И не забудьте охлаждение вывернуть на максимум.
Техник помог загерметизировать шов, быстрыми и точными движениями запустил автотесты. Гулко хлопнул Занду по армированному плечу и показал большой палец – готово, мол.
Всю дорогу до посадочной площадки Распорядитель клял перестраховщика Барри последними словами. Тяжёлые доспехи термической защиты весили куда побольше пушинки, и у дверей лифта он уже вовсю обливался потом и даже начал задыхаться.
Но когда кабина остановилась и, едва створки поползли в сторону, с улицы ворвался раскалённый воздух, наполненный бетонной крошкой, песком и пылью, Занду понял, что Барри, пожалуй, был не так уж не прав. Лёгкий скафандр действительно нагрелся бы за считаные минуты, а в цепких объятиях защитного панциря Занду почти не ощущал дискомфорта. Особенно, когда поставил на максимум охлаждающий контур.
Он остановился, посмотрел вверх и по сторонам, привыкая к обстановке.
Небо, бурое с серыми прожилками вихрей, висело совсем низко, казалось, протяни руку – и коснёшься неопрятных клочьев грязного кислотного тумана. Атмосферное электричество, рассыпая жирные искры, с жадностью цеплялось за рогатые антенны громоотводов на куполе ООН и бессильно стекало в землю. На самой верхотуре плясали в безумном хороводе огни Святого Эльма. Ветер, ежеминутно меняя направление, гонял по площадке сухую чёрную пыль – содранный ураганами слой почвы, а сверху бесконечным потоком валилось разноцветное крошево из бетона, кирпича и песка. Крошево закручивалось в маленькие вихри, рассыпалось, оседая на зданиях, машинах и людях, а потом снова поднималось вверх, когда очередной локальный самум лизал землю раскалённым языком.
Занду обогнали люди из технической службы, электрокары снабженцев потянули к аппарели заправочные шланги. Жара мгновенно высосала крупинки инея на цистерне с жидким азотом, и большая серебристая сигара ползла в облаке быстро испаряющегося тумана, как заправский курильщик.
Тяжело топая, вдоль аппарели выстраивалась рота почётного караула. Директор Службы безопасности презрительно окрестил их «балетом» – ему парадные части не подчинялись, это тоже была епархия Распорядителя. Пресса по привычке называла части ООН миротворцами, «писмейкерс» – хотя от старых подразделений почётному караулу достались лишь голубые затылки шлемов и большая эмблема организации на грудной пластине бронекостюма.
Настоящая охрана заняла свои места дней пять назад. Снайперы с приказом стрелять во всё, что покажется им подозрительным, держат в прицеле окрестные высоты, десантно-штурмовые батальоны оседлали верхушки разрушенных небоскрёбов. Через минуту после приказа они посыплются с неба, как очень опасная и донельзя разъярённая мошкара.
Наверное, невозможно предусмотреть всё. Но для Распорядителя не существует слова «невозможно». Очередная – и на этот раз, видимо, последняя – попытка найти мирное решение конфликтов не должна провалиться. Иначе тлеющие огоньки конфронтаций перерастут в большую войну, финальную для Земли и первую космическую, убийственную для десятков неокрепших колоний.
Посадочные полосы заискрились сигнальными огнями. Проблесковые маячки слепили даже сквозь мутную пыльную взвесь.
Техническая служба устроила перекличку по общей сети вместо собственного канала связи. Занду сначала решил, что показуху затеяли для него, хотел оборвать, но передумал. Сейчас, как никогда, важен порядок, чёткое, даже немного буквоедское выполнение всех инструкций. Чтобы никто не сорвался от нервного стресса. Чтобы сразу заметить подозрительное поведение подкупленных саботажников. Чтобы, в конце концов, отвлечь людей от последних сверхнапряжённых минут ожидания.
Перекличка закончилась последним «воздухозаборные фильтры в норме!», и главный инженер отрапортовал:
– Готовы к приёму, господин Распорядитель.
– Хорошо, Саймон, спасибо. – Занду переключил канал. – Радарный контроль!
– Здесь!
– Отметки появились?
– Все пятеро, господин Распорядитель. Уже минут десять ведём их.
– Выходили на контакт?
– Да, все идентифицированы. Первым запросил посадку Оплот, второй – Гегемония, и пары минут не прошло. Даже здесь соревнуются, чтоб их…
– Хорошо, я понял. Спасибо, контроль.
Конечно, каждая из пяти мировых сил (пресса предпочитала называть их Векторами, дипломаты по-прежнему – нациями) имела длинное, грозное и весьма представительное название. Но поскольку с присоединением новых колоний, расширением границ влияния или с изменением политики после выборов та или иная Нация каждый раз меняла официальное наименование, в ООН использовали старые термины, заложенные в устав ещё при реорганизации Совета Безопасности в Совет Пяти Наций. Так проще.
Поэтому даже ангарная служба распределяла посадочные полосы не по номерам, а по названиям делегаций – бывший номер один для стратолёта Оплота Свобод и Демократии, номер два – для Конфедерации Стран Старого Континента и далее по списку: Союз Непримиримой Религии, Перенаселённая Восточная Гегемония и Никем не понятая Держава.
И больше никаких номеров. Цифры запрещено рисовать даже невидимой изотопной краской, даже размером в пару миллиметров. Иначе за первый ангар начнётся такая дипломатическая драка, что мало не покажется никому. Ещё бы – стоит только головидению дать шпионский снимок, на котором машину того же, скажем, Оплота затягивают в ангар с номером один… страшно представить.
Занду включил внешние микрофоны. Через заунывный скрежет миллионов песчинок, вой ветра и злобное шипение молний прорезался победный рёв прямоточных ускорителей – разорвав тягучий облачный кисель, на посадку стремительно снижался корабль Оплота. Вспухли ядовитые колпаки тормозных парашютов, лопатки сопел направили раскалённые струи точно вниз, измазав чёрной копотью бетонный парапет. Стратолёт коснулся посадочными опорами земли, прогнулся, подпрыгнув на амортизаторах и замер. Магнитные захваты намертво вцепились в металл посадочных полос.
Распорядитель мельком подумал, что посадка самолёта выглядела бы куда красивее – белоснежная птица, паря на раскинутых крыльях, форсирует ревущие турбины, выпускает когти-шасси и, словно перья, топорщит закрылки. Жаль, что атмосферной авиацией сейчас почти никто не пользуется: самолёты слишком опасны из-за вихрей. Никому не хочется попасть под удар тайфуна и очнуться где-нибудь в Антарктиде. А стратолёту не нужны обтекаемые формы – утюг с короткими и уродливыми крыльями. И цвета угрюмые, какая уж там «белоснежная птица»! Сколько ни раскрашивай борта, грязевые потоки встречных ветров, электрические разряды, песчаные бури и вездесущая пыль вымажут обшивку унылыми серыми пятнами.
Воздушный корабль Оплота ещё покачивался на опорах, когда в пляске огненных хвостов начали садиться все остальные стратолёты. Сначала ненамного отставшая от Оплота машина гегемонов, потом – Конфедерация и Союз. Последним, с опозданием минут на двадцать, что не лезло ни в какие рамки этикета, вывалился из грозовой облачности трёхцветный стратолёт Державы. Конечно, за спиной у представителя непонятых опять будут перешёптываться, а он опять не обратит на это никакого внимания. Может быть, извинится за опоздание, сославшись на плохие погодные условия.
Хотя Державу никто и не понимал, торговали с ней охотно. Она по-прежнему лидировала в космических технологиях, из которых, правда, не использовала и половину, зато широко и недорого продавала всем, кто ни попросит. Особенно Гегемонии и Союзу, что, понятное дело, частенько вызывало недовольство Оплота и тащившейся в кильватере его политики Конфедерации. Впрочем, на многочисленные ноты протеста и грозные заявления Держава благодушно поплёвывала. Как и на многое другое, кстати. В том числе и на союзы, выгоду, прежние договорённости. Кого Держава поддержит на очередных переговорах, оставалось загадкой до самого последнего дня. Оплот и Гегемония пытались перещеголять друг друга в посулах и угрозах, но Держава всегда оставалась непредсказуемой. Непонятая, одно слово.
В наушниках оркестр отыграл последний из пяти гимнов. Шлюзы открылись, на площадках появились главы делегаций, охрана, сопровождающие лица. В одинаковых чёрных скафандрах, похожие как близнецы.
Разумная мера, кстати. И порядок высадки каждый раз новый по той же причине: чтобы снайпер не знал, в кого стрелять. Один лишь представитель Союза позволил себе небольшое отступление – традиционный головной убор, такой же зелёный, как и нос стратолёта, венчал верхнюю часть шлема. Он, естественно, снайперов не боялся.
Занду выступил вперёд, включил микрофон:
– Уважаемые гости конференции! От лица секретариата и самого Генерального секретаря Ральфссона сердечно приветствую вас на нейтральной территории Организации Объединённых Наций. Добро пожаловать! С сегодняшнего дня и до конца конференции позвольте нам заботиться о ваших комфорте, досуге и безопасности.
Да, и это входило теперь в обязанности Распорядителя. Хотя на дипломатических встречах под эгидой ООН террористические акты находились под негласным запретом, Служба безопасности следила, чтобы гости – особенно из Союза и Оплота – особо не шалили. Они зачастую даже не пытались скрыть приготовления и, пойманные на горячем, не строили из себя воплощённую невинность. Ну да, мол, попались, сожалеем…
Каждый раз Занду, так же, как и его предшественники, гадал, зачем затевался весь этот спектакль. Для проверки бдительности? Или для отвода глаз?
Впрочем, для участия в конференциях ООН давно уже не прибывали сколько-нибудь заметные цели. Обычные пешки, с готовыми решениями в портфелях.
К сожалению, тщательно заготовленную и выверенную речь пришлось скомкать. Стоило Занду мысленно перелистнуть вторую страницу – должность не позволяла читать по бумажке или пользоваться диктовкой суфлёра, – как чуть слышно пискнула частота внутренней связи:
– Господин Распорядитель, говорит метеоконтроль. К нам приближается грозовой фронт, возможен кислотный дождь повышенной активности, град, опасное атмосферное электричество. Минут через тридцать он будет здесь, а наземным службам ещё надо укрыть машины гостей в ангарах.
Проклятье. С ураганом не поспоришь: океан рядом. Перепады температуры дикие, страшно даже представить, что там творится. Чудовищный водоворот поднял из океана тонны воды, закрутил, потащил за собой к берегу и через полчаса обрушит их на площадь, вместе с ржавыми балками давно сгнивших нефтяных платформ, водорослями, медузами… Хотя откуда там медузы. На поверхности давно не осталось ничего живого.
Занду выругался про себя, но, когда снова заговорил, голос его звучал спокойно и уверенно:
– К сожалению, природные условия ухудшаются с каждой минутой. Поэтому я приглашаю всех вас под гостеприимные своды штаб-квартиры ООН. Техническая служба займётся вашими кораблями и, поверьте, подготовит их наилучшим образом. Сопровождающие покажут апартаменты делегаций. К услугам наших уважаемых гостей бары и комнаты отдыха, рекреационные центры и переговорные боксы, защищённые от любого прослушивания. Чувствуйте себя как дома. Открытие конференции по оговорённому протоколу состоится в восемнадцать ноль-ноль по среднесолнечному времени в главном приёмном зале. По любым вопросам вы можете обращаться прямо ко мне, во всех комнатах стоят аппараты прямой связи. Надеюсь, вам у нас понравится.
Десятиметровые полотнища флагов свисали с потолка, медленно раскачиваясь под кондиционированным сквозняком. Все пять, вкруговую, чтобы, не дай Бог, ничей не оказался первым или последним. Скандала не оберёшься, упрёков и протестов. Обиженные настрочат ноту в самых нелестных выражениях, обвинят в подкупе противной стороной. Та в ответ отзовёт послов, а там и до войны недалеко. Хорошо, если дело ограничится очередной перестрелкой и парой бомбовых ударов.
В общем, лучшего повода сорвать конференцию не найти. А она и так уже шестнадцатая по счёту.
Занду произнёс приветственную речь. Гости выслушали призывы к мирному урегулированию проблем с каменными лицами. Ещё утром, прослушав секретные записи из переговорных боксов, Распорядитель понял, что как минимум Оплот, Конфедерация и Союз не настроены на поиск компромиссов. Гегемония, как обычно, держит в рукаве десяток неожиданных козырей, да и Держава всегда готова выкинуть какой-нибудь неприятный сюрприз.
В крайнем случае, можно прервать заседание, сославшись на террористическую угрозу, но вряд ли потом удастся снова заставить делегации сесть за стол переговоров.
Тупик.
Первым слово взял представитель Оплота. Так было всегда, и всегда никто из противников не протестовал. Ему давали выговориться, чтобы с удвоенной силой потом навалиться на доводы и предложения. Или поймать на какой-нибудь мелочи, ошибке или подтасовке фактов – Оплот не любил дипломатические изыски, предпочитая решать проблемы грубой силой, слегка прикрытой благожелательной риторикой на тему свобод и демократии.
Лощёный посол, блестя в свете бестеневых ламп высоким лбом философа и посверкивая благообразной сединой, зачитал приветствие гостям конференции. Естественно, его тут же поймали на лжи.
– …Наши владения сейчас составляют 25 планет…
Красные лампы полыхнули сразу над тремя делегатами. Слово просили все – и Союз, и Гегемония, и даже скрытная Держава. Занду по праву Распорядителя предоставил говорить посланцу Гегемонии, невысокому пожилому дипломату с непроницаемым лицом восточного тирана.
– Позвольте вас поправить, уважаемый посол. Насколько я знаю, тридцать семь часов назад квартирьеры Оплота начали подготовку к приёму колонистов на Касторе IV. Хотя это именно ваша Астрофизическая Служба представила на Мировом Совете по Космонавтике доклад об отсутствии в системах Альфа и Бета Близнецов пригодных для жизни планет.
Улыбка оплотника стала вымученной и фальшивой:
– Ваша разведслужба выше всяких похвал!
– Как и у вас, – ядовито заметил представитель Союза.
Посол Оплота пригладил безупречный пробор, тыльной стороной ладони стёр капельки пота. Он занервничал.
– Давайте перейдём к главному. Мы тут все собрались для того, чтобы официально объявить Землю демилитаризованной зоной и подписать соответствующие документы. Планета и так дышит на ладан, если на ней начнутся ещё и ядерные конфликты, то мало не покажется никому.
Теперь оплотник не читал по бумажке. Заготовленную речь он демонстративно отложил в сторону, решив говорить простым языком, а не канцеляритом дипломатического протокола. Когда трансляция первого заседания пойдёт по головидению, понятная и легко переводимая речь будет смотреться куда выгоднее деклараций противников. Как обычно, Оплот умело работал на свой имидж.
– Мы должны подумать о наших потомках, о детях миллиардов колонистов, которые подрастут и захотят посетить свою историческую родину. Что мы покажем им? Радиоактивную пустыню? Мир с полностью разрушенной экологией? Так пусть же ядерные взрывы больше не гремят на нашей родной планете! Мы… а к нашей позиции присоединяются и лидеры Конфедерации, что может подтвердить господин полномочный посол Кригсфогель…
– Йа, – важно сказал худощавый дипломат с военной выправкой, – мы поддершиваем инициативу многоувашаемого Оплота.
– …мы предлагаем присвоить Земле статус зоны, свободной от конфликтов, для чего необходимо запретить на ней присутствие любого оружия и войск, кроме необходимого минимума полицейских сил. Давайте перенесём военные действия в космос!
Под бурные аплодисменты дипломатов Оплота и Конфедерации посол сел на своё место. Занду включил микрофон, чтобы предложить слово Союзу, но тут, без предупреждения и вопреки протоколу, поднялся представитель Гегемонии. Он не пошёл к трибуне, лишь знаком попросил включить ему микрофон.
– Да простят меня глубокоуважаемые враги, – сказал он, – но я позволю себе не согласиться. Я выражаю мнение руководителей моей страны. С нами согласен и достопочтенный личный посланник пожизненного президента Державы…
Плотный, вечно улыбающийся увалень согласно кивнул. Остальные переговорщики поморщились – в этот раз Держава оказалась на чужой стороне.
– Если мы перенесём военные действия в космос, – продолжил гегемон, – то угроза разрушения нависнет над сотнями процветающих миров. Новых миров. Пока ещё живых, зелёных, незагаженных. Не говоря уж о герметичных куполах на смертельно опасных планетах, о тех колониях, что из последних сил борются за своё существование.
Гегемон взял небольшую паузу. Никто не перебивал его и не просил слова – он просто замолчал. Закрыл глаза и постоял с минуту неподвижно в абсолютной тишине.
Первым не выдержал посол Оплота:
– И что же предлагают ваши руководители, господин Ю Фан?
Желтолицый посланник как будто очнулся. С видимым усилием взял себя в руки и сказал:
– Мне тяжело это говорить, но иного выхода нет. Сегодня, на этой конференции, Гегемония предлагает отныне проводить все войны ТОЛЬКО на Земле.
Кто-то ахнул. Кто-то, не сдержавшись, непечатно выругался. Потом все загомонили разом, перебивая друг друга. Занду потребовалось пять минут, чтобы успокоить гостей. Звонок секретаря с призывом к тишине звучал, как похоронный колокол. Но едва голоса чуть стихли, снова заговорил Ю Фан:
Читать бесплатно другие книги:
