Рецидив Головачев Василий

– Поехали, – сказал Максим по-английски.

Водитель-араб в бурнусе молча тронул автомобиль с места.

С площади напротив морского вокзала выбрались на главную улицу Дохи, проехали изумительной красоты гигантскую искусственную раковину со светящейся изнутри жемчужиной, потом современные здания – стрелы и геометрические строительные шедевры катарской столицы – пирамидальной и готико-фрактальной формы, из металла и зеркального стекла.

Машина подъехала к зеркальному куполу Центра гуманитарной помощи, из которого вырастал ребристый букет из трёх башен, расходившихся в стороны, как лепестки тюльпана.

Максим вышел.

Дверь фургона открылась, из него вывалила толпа бойцов группы, переодетых в работников европейского телеагентства. На груди каждого красовался бедж с фотографией и фамилией, на каждом были бейсболки с логотипом ЕТА и одинаковые костюмы: бело-красные курточки и шорты.

Кондырин, уже не «хохол», но с бородкой, нёс телекамеру.

В руках Брызгалова была чёрная сумка ТВ.

Остальные несли штативы, микрофоны на длинных, телескопически раздвигающихся штангах и ещё одну телекамеру. Они тоже переоделись, кроме Жеки Жарницкого, продолжавшего играть местного жителя.

Не обращая внимания на полицейских в серой форме, охранявших здание, группа начала устраиваться напротив центрального входа, делая вид, что готовится к съёмке.

Из здания вышел офицер, к нему тотчас же подсунулся «араб» Жарницкий, показал удостоверение офицера службы безопасности Катара, объяснил ситуацию.

Полицейский понаблюдал за действиями «телевизионщиков из Европы», скрылся в здании.

Появился кортеж из трёх джипов «Мерседес» чёрного цвета.

– Приготовились! – приказал Максим.

Джипы остановились у входа в Центр плотной колонной.

К ним бросились «тележурналисты», наставив телекамеры и вытянув микрофоны на штангах.

Их попытались оттеснить полицейские, но безуспешно.

Из первого и третьего джипов вылезли смуглолицые, бородатые фидаины – охранники центральной тюрьмы в серой форме и особых головных уборах с платками, прикрывающими сзади шею. Они окружили третий джип, из которого вслед за охранником выбрался пленник – «русский террорист» в синей тюремной робе. Он был бледен и небрит, скован наручниками, и по сторонам не смотрел.

– Скажите, вы действительно невиновны? – крикнул один из тележурналистов – Савелий Тарануха – на английском языке.

Пленник не ответил, по-прежнему не обращая внимания на суету вокруг.

Максим понял, что его накачали наркотиками, после чего он скажет настоящим тележурналистам канала Эль-Джихара всё, что нужно американцам. Участвовать в заранее срепетированном спектакле означало сработать на руку парням из ЦРУ, и Максим принял решение действовать по самому жёсткому варианту.

– «Форсаж»! – объявил он. – Поехали!

Мгновенно всё преобразилось.

Сопровождавших «русского террориста» Михаила Сивоконя охранников насчитывалось пятеро. Кроме того, из Центра вышли три полицейских офицера, а из среднего джипа вылезли два господина в блестящих костюмах, блестящих в прямом смысле слова: американские служащие носили в жарких странах костюмы из особой ткани, отражавшей тепловые лучи, а заодно и свет. Это были сотрудники ЦРУ, отвечавшие за передачу пленника.

Всего вместе с полицейскими, охранявшими периметр Центра гуманитарной помощи, набралось тринадцать человек, вооружённых весьма серьёзно. И всех их надо было нейтрализовать, не применяя огнестрельного оружия! Но бойцы Максима были специально тренированы для боя в обстоятельствах тотального превосходства противника в живой силе, а уверенные в своём превосходстве и недоступности американцы и их коллеги не ждали нападения. Поэтому началось то, что потом с содроганием вспоминали все свидетели случившегося и что можно было поместить в любые учебники по диверсионным операциям.

«Тележурналисты» превратились в струи движения, используя свои рабочие инструменты – микрофоны, штанги, камеры – в качестве своеобразных нунчаков.

Первыми легли на асфальт у входа в здание Центра бородатые тюремщики.

За ними последовали полицейские, охраняющие подходы к зданию.

Брызгалов схватился с офицером, неожиданно проявившим сноровку спецназовца, и Кондырину пришлось ему помогать: он швырнул микрофон, попал в голову офицера, отвлёк его, и капитан мощным ударом отправил араба в нокаут.

Максим начал своё движение, когда пришли в себя цэрэушники, потянувшись к оружию, прятавшемуся у них под пиджаками в наплечных кобурах.

Первый агент, белобрысый и плотный, не оказал сопротивления, получив два удара – в локоть и в шею.

Второй, смуглый, черноволосый, жилистый, не то араб, не то иранец, оказался хорошим бойцом, и с ним пришлось «рубиться» на пределе возможностей, тем более что он успел выхватить пистолет – новейший MAP-2000[3] американского производства. Даже получив удары по мышцам предплечий, парализовавшие руки, он сумел продержаться около пятнадцати секунд, ушёл от «танцующего облака» – удара, приводящего к ослеплению, попытался выстрелить, но палец Максима наконец нашёл его сонную артерию, и агент обмяк, растекаясь по асфальту «лужей отсутствия выбора Пути».

Активная фаза операции длилась всего двадцать семь секунд.

Только после того, как все защитники пленного «террориста» оказались на земле, опомнились водители джипов. Их успокоили Жарницкий, Тарануха и Володя Есипчук.

Кондырин и Брызгалов подхватили застывшего в прострации пленника и втиснули в фургон, на котором приехали.

Жарницкий проколол шины джипов.

Максим вскочил на переднее сиденье фургона, и водитель, не проронивший ни слова, погнал машину прочь от здания Центра гуманитарной помощи, оставив замерших в шоке немногочисленных свидетелей «боевого шоу» и кучу неподвижных тел.

Выбежавшие из здания охранники увидели лишь мелькнувший зад автомобиля.

Начавшаяся метушня полицейских дала беглецам фору в несколько минут.

Возможно, полицейские и объявили в эфир о нападении, а также о перехвате фургона «Gumanus centre», но было уже поздно. За городом, возле завода по опреснению морской воды, беглецов ждал вертолёт «Bell-430» с работающим двигателем.

Уже через девять минут после нападения на тюремный кортеж группа «тележурналистов» была в воздухе.

Удача сопутствовала крессовцам и дальше.

Над Персидским заливом, когда капитаны катарских катеров береговой охраны только-только получили приказ сбить вертолёт с беглецами, группа вместе с пленником спрыгнула в воду, успев за короткое время переодеться в водолазные костюмы. Самое трудное при этом было натянуть костюм на пассажира, так и не пришедшего в себя, несмотря на сделанный ему укол допамина, повышающий тонус организма.

Когда они нырнули в воду вместе с пилотом и начали загружаться на борт подводной лодки для спецопераций, вертолёт нашла одна из ракет, выпущенная пограничным катером. Точнее, такова была официальная версия службы безопасности, озвученная каналом Эль-Джихара. На самом деле он был уничтожен с помощью американского взрывного устройства на базе пластита, и от него не осталось ровным счётом ничего.

Поиски тел напавших и беглеца, длившиеся трое суток, результата не дали. Глубина Персидского залива в этом месте достигала двухсот пятидесяти метров, а дно его было покрыто толстым слоем ила, способным поглотить вертолёт целиком.

Через двое суток команда Максима выгрузилась в Калининграде под покровом ночи, передала спасённого в руки военспецов Министерства обороны и отправилась в Москву.

Москва

6 июля, 19 часов 2 минуты

Сидорин был доволен больше всех.

После торжественной речи в квартире Максима, длившейся без малого десять минут, он, находясь в отличном расположении духа, допил коньяк и пообещал всех представить к правительственным наградам. Полковнику было чему радоваться, так как операция по перехвату Михаила Сивоконя прошла без сучка и задоринки, а катарские спецслужбы до сих пор искали похитителей и ломали головы, кто совершил похищение и почему не оставил ни одного следа.

– Отойдём-ка, – позвал он Максима на кухню.

– Уезжаете? – спросил Максим, довольный не меньше полковника.

– Да, у меня ещё деловая встреча. Тут вот что, майор, пока тебя не было, мы получили бумагу из «конторы», предлагающую тебе явиться к ним в Управление экологической безопасности.

– С какого бодуна?

– Хотят с тобой поговорить о синдорских событиях.

Максим вспомнил, что Ольга Валишева работает в упомянутом Управлении.

– Да я ничего особенного не припомню.

– Отказать мы им не имеем права, ты там был, да ещё и не один, так что придётся навестить коллег.

– Ладно, навещу.

– Во что ты там ввязался, только честно?

– Ни во что! – Максим клятвенно прижал ладонь к груди. – Искали охотников, а началось всё со звонка дяди, Николая Пахомовича, он работает в Синдоре лесником. Начали пропадать звери, медведи и лоси, он мне и позвонил. Я приехал, думал отдохнуть, а тут генерал прилетел со своими архаровцами, хотел поохотиться, хотя в июле охота запрещена. Группа пропала, Ольга приехала…

– Какая Ольга?

– Майор из этого самого Управления, там тоже заинтересовались пропажей зверей. В общем, заварилась каша, но закончилось всё хорошо, нашлись и охотники, и…

– Звери?

– Нет, звери действительно исчезли. Есть там какая-то загадка.

Сидорин почесал затылок, разглядывая лицо Максима, пожал ему руку, направился к двери:

– Расскажешь потом поподробней.

Ушёл.

Максим вернулся в гостиную, вычёркивая из памяти разговор, поднял бокал шампанского:

– За вас! За ваш профессионализм, холодные головы и горячие руки!

Бойцы захохотали.

– Почему руки, командир? – поинтересовался Савелий. – Раньше говорили – сердца.

– А сердца у вас из нержавеющей стали, – сказал тихий неулыбчивый Володя Есипчук. – Горячие бывают только у влюблённых и, реже, у женатиков. А кто из вас влюблён? Или женат?

– Ну, ты загнул, – покачал бритой головой Кондырин. – При чём тут жена или подруга? Я был женат дважды, ну и что? Я что, от этого стал хуже?

– Я не это имел в виду.

– А что?

– Руки мыли?

– Да ну его, – отмахнулся захмелевший Жарницкий. – У него, как всегда, с юмором напряжёнка. Главное, мы их сделали, этих уродов! И так будет с каждым!

– С кем? – съехидничал Савелий.

– С врагами!

– Скажи мне, кто твой враг, и я скажу тебе, где патроны дешевле, – шутливо провозгласил Савелий.

Все снова засмеялись. А Максим подумал, что парни из его группы действительно не имеют семей. К великому сожалению, работа отнимала у них не только свободное время, но и саму возможность быть счастливыми, отдых в семейном кругу, тех, с кем можно было бы поделиться своими проблемами и невзгодами. Вот и его жена ушла, не в силах терпеть внезапные исчезновения мужа и долгие командировки.

Хотя, с другой стороны, повода он не давал, Люся просто его разлюбила.

Пришла мысль позвонить Ольге.

Однако его опередили. Едва он, выйдя в спальню, взялся за телефон, тот зазвонил сам. Не глянув на номер, Максим поднёс айфон к уху.

– Слушаю.

– Где хаур? – раздался в трубке тягучий басовитый голос.

– Что? – растерялся на мгновение Максим. – Какой хаур? Кто говорит?

– Вы забрали хаур, он у вас, верните.

– Да о чём речь, разрази меня гром?! Что за хаур? Кто вы?

– Верните хаур, мы позвоним завтра. – Неизвестный абонент отключил линию.

Максим посмотрел на дисплей: на зелёном поле чернела надпись «Номер не определён».

В спальню заглянул весёлый Брызгалов.

– Ты чего уединился? Звонишь кому-то?

– Хотел позвонить Ольге…

– Майорше из «конторы»?

– А позвонили мне, спросили – где хаур.

– Что?

– Сам ничего не понимаю. Какой-то гундос попросил вернуть хаур, который мы якобы у них забрали.

– У кого?

– Да не знаю! – с досадой отмахнулся Максим. – Он отключил связь, пообещал позвонить завтра.

– Номер телефона записался?

– В том-то и дело, что не записался, есть такая опция у определённых аппаратов.

– Спецура?

– Может быть.

– Хаур… хаур… не помню такого слова в лексиконе катарцев, не арабское оно.

– При чём тут катарцы?

– Тебе сказали – мы забрали хаур, а где мы были? В Дохе. Может, хаур – это пленник по-арабски? Пойду спрошу у Жеки. – Брызгалов вышел.

Из гостиной долетел взрыв смеха.

Максим присел на край кровати, силясь разгадать заданную загадку, но в голове стоял призрачный туман хмеля, рождённый бокалом шампанского, и думать ни о чём серьёзном не хотелось. Откуда-то из бездн сознания всплыла мысль: может, хаур – это вообще из другой оперы? И связан он не с Катаром, а с синдорским рейдом? И обозначает он некий найденный в синдорских лесах артефакт? Но тогда возникает масса вопросов: кто нашёл, что это за артефакт, почему спрашивающий уверен в том, что он у Максима? А главное, откуда он знает номер его мобильного?

Вошёл раскрасневшийся Брызгалов.

– Не, Жека не знает, говорит, надо в словарь заглянуть. Но слово странное, не нашенское, гавкающее какое-то. И у меня складывается впечатление, будто я его когда-то слышал.

– У меня такое же, – пробормотал Максим, тщетно пытаясь вспомнить термин. – Ладно, иди к ребятам, я сейчас.

Он набрал номер телефона Ольги.

Звонки шли долго. Наконец в трубке раздался её голос:

– Алё, Максим?

– Он, – сказал Максим. – Меня не было в России, позвонить не мог, вернулся и звоню.

– Я так и поняла. Как дела? Вас начальство не пытало?

– По поводу?

– В связи с событиями в Синдоре.

– Нет, всё тихо.

– А меня посадили под домашний арест, отстранили от работы.

– Тебя под арест?! – не поверил он. – За что?

– Знала бы – ответила. Вахтанг вообще слёг, как мне сообщили.

– Этот ваш полковник-грузин? Что за беда с ним приключилась? На вид здоровый был.

– Вот и я о том.

– На что намекаешь? Что вообще у вас творится, отчего такая истерика?

– Мне показали один аппарат… – Ольга помолчала. – Напоминает видеокамеру, очень странную. Её привёз из Синдора один наш сотрудник.

– Так что?

– А забрал он эту камеру у твоего дяди.

– У Пахомыча? – удивился Максим. – Не может быть! Он мне ни слова не сказал.

– Ты не мог забыть про это в суматохе?

– Обижаешь, майор, на память не жаловался. Если бы он мне… – Его вдруг осенило. – Чёрт побери, вот, наверно, о чём шла речь!

– Что, вспомнил?

– Тут другое. Мне только что звонил какой-то тип и потребовал вернуть хаур.

– Хаур? Это что?

– Вот я и подумал, что хаур – та самая видеокамера. Кто её привёз?

– Саша Зайцев, старлей из Управления. Лапин, это зам. начальника Управления, утверждает, что Зайцева послали в Синдор после того, как замолчал Вахтанг. Зайцев добрался до хутора, встретил лесника. А у того лежала камера, чья – твой дядя не помнит. Ну, Зайцев и забрал её в Москву.

– Бред! Пахомыч должен был сообщить об этом мне.

– А если он тоже ничего не помнит, как и мы?

Максим задумался, озадаченный известием.

– Знаешь что, давай встретимся, поговорим.

– Не забывай, я под арестом.

– Тогда я к тебе заеду, диктуй адрес.

– Тебя не пустят, мне даже еду привозят наши церберы.

– Посмотрим, диктуй.

– Карамышевская набережная, дом шестьдесят, квартира сорок девять. Учти, дом охраняется, стоит за оградой, надо на калитке нажать кнопку и сказать, в какую квартиру идёшь.

– Разберусь, жди через час.

Максим вернулся в гостиную, в которой царило веселье: оперативники слушали анекдоты Савелия.

– Слушай мою команду!

Смех стих. Лица присутствующих обратились к хозяину.

– Продолжайте в том же духе. Мне надо отлучиться на пару часов. Кто захочет остаться – милости прошу.

– Не, командир, мы так не договаривались, – возразил Савелий. – Отдыхать – так вместе, что мы без тебя делать будем? Может, нас с собой возьмёшь? Если предвидится напряг?

– Напряга не предвидится. – Максим вспомнил жалобу Ольги на то, что её стерегут. – Хотя… почему бы и нет? Какое-никакое, а развлечение. У меня встреча на Карамышевке, ненадолго, могу взять кого-нибудь с собой.

– Почему кого-нибудь? Мы все поедем, да, мужики?

Мужики согласно закивали головами.

– Ладно, буду в долгу. Кто у нас самый трезвый?

Все дружно посмотрели на Есипчука, сыгравшего араба, сотрудника спецслужб Катара; он вообще не употреблял алкоголя.

– Сто рублей, – сказал он интеллигентно.

Раздался хохот.

– Каждому! – вскричал Савелий, дурачась.

– Идёт, – сказал Максим. – На чьей машине поедем?

– У Антоныча самая большая.

– Да без проблем, – пожал плечами Брызгалов, предпочитавший ездить на джипе «Лэнд ровер».

Весёлая, но не очень шумная компания вывалила во двор дома, расселась в джипе капитана. На заднем сиденье устроились трое: Брызгалов, Савелий и Жарницкий, Кондырин не уместился.

– Останешься за хозяина, – отдал ему ключ от квартиры Максим. – Будем к ночи.

Стемнело, на город легла прохлада, потоки машин на улицах Москвы поредели, поэтому от Речного вокзала, в районе которого жил Максим, до Карамышевской набережной доехали почти без затруднений, как в добрые старые брежневские времена.

Машина проехала мимо церкви, свернула к дому номер шестьдесят, остановилась у решётчатых ворот.

Максим вышел, нажал на столбике у калитки кнопку домофона.

– Слушаю вас, – ответил мужской голос.

– В сорок девятую гость, – сказал Максим.

– В сорок девятую? – Повисла пауза. – Хозяина нет дома.

– Не может быть, я недавно разговаривал с хозяйкой, она ждёт. Моя фамилия Одинцов, спросите.

На этот раз пауза длилась дольше.

– Простите, сегодня вы не сможете попасть в квартиру.

– Не понял, что значит – не смогу? По какой причине? Вы меня не впустите? Даже с разрешения хозяйки?

– У нас предписание…

– Какое предписание, от кого? Что вы мне лапшу на уши вешаете! Откройте, я покажу свои документы.

Охранники не отвечали больше минуты. Раздосадованный Максим хотел было связаться с Ольгой, чтобы она поговорила с охраной дома, но замок на калитке клацнул, и голос из домофона предложил:

– Проходите, но машину пропустить не можем.

Максим толкнул узорчатую металлическую калитку, сказал высунувшему голову в окно джипа Брызгалову:

– Ждите здесь, я позвоню, если что.

Он прошёлся по плиточной дорожке до центрального подъезда дома, дверь раздвинулась, повинуясь сигналу датчика.

В небольшом холле с выходами на две половины дома, пол которого был выстлан мраморными с виду плитами, с диванчика встал плотный мужчина в сером костюме. У него было квадратное лицо, выдающиеся скулы, нос боксёра и колючие глазки-буравчики.

– Вы кто?

Максим покосился на открывшееся слева окошко комнаты охраны.

– А вы?

– Служба безопасности. Документы есть?

– А у вас?

Квадратнолицый оглядел фигуру майора.

– Господин хороший…

– Точно так же могу сказать и я. Покажите документ, служба безопасности.

Квадратнолицый пожевал губами, достал красную книжицу с гербом и надписью «Федеральная служба безопасности России».

– Капитан Сюткин.

– Майор Одинцов. Ещё вопросы?

– Вы к Валишевой?

– Совершенно верно, мы с ней договаривались о встрече.

– К ней нельзя.

– Это ещё почему?

– Она… занята.