Ласка скорпиона Робертс Нора

Лайла села и потерла лицо руками.

– У нее есть незарегистрированный мобильник. У Оберман. Я как-то раз открыла дверь кабинета, всунула голову, прежде чем она успела сказать «Войдите». И она говорила по этому мобильнику. Она меня с землей сровняла. Можно было подумать, я вошла без стука, а она там сексом занимается с майором. – Лайла уронила руки. – И мне кажется, у нее в кабинете есть тайник.

«Любопытно, – подумала Ева. – Мне тоже так показалось».

– Почему вы так подумали?

– Дверь у нее все время заперта намертво. Не кабинет, а форт, черт бы его побрал. В тот день мне удалось всунуть голову в дверь только потому, что Гарнет как раз оттуда вышел, а она не успела запереть за ним. Большую часть времени эта дверь заперта, а жалюзи всегда опущены. Всегда. Но мне кажется, у нее есть глаза и уши для наблюдения за «загоном».

«Жалюзи опущены, – чтобы ее не было видно, – размышляла Ева, – но она хочет все время держать своих людей под контролем».

– Когда я только перевелась в этот отдел, – продолжала Лайла, – была у меня пара классных наводок. Но не успела я их проверить, как она свалила на меня новое задание. Оба раза я ей говорила, что у меня есть кое-что горячее, а она мне приказывала передать горячее Гарнету. Будь это один раз, я бы еще поняла, но не дважды. То же самое с Ассертоном, – добавила она. – Бросила его дерьмо разгребать, как только он нашел что-то горячее. Я точно знаю: комната отдыха тоже под наблюдением. Ассертон показал мне фотографию сынишки в комнате отдыха – первую, снятую сразу после рождения. Десяти минут не прошло, как Оберман уже его вызывает и напоминает, что в ее отделе не положено приносить на работу личные вещи.

– Он согласится поговорить со мной? Ассертон?

– Думаю, да. Но… мне кажется, он охотнее поговорит со мной. Мы иногда вместе ходим на ланч. Он единственный из всей команды, с кем я нахожу общий язык.

– Только не рискуйте понапрасну, действуйте наверняка. Только если вы стопроцентно уверены. Не говорите с ним ни о чем в «загоне», вообще в Управлении. Не говорите по телефону, не пишите по электронной почте. Только лицом к лицу, в таком месте, где вас точно никто не услышит.

– Вы уже знаете, что он не замешан. Вы бы не дали мне отмашку, если бы речь шла только о моем мнении.

– Ассертон – моя следующая остановка, если бы вы мне отказали. Но вы подтвердили мое мнение о нем. Не будьте так твердо уверены, что Бринкер спит: для меня он все еще неизвестная величина. Когда со стороны кажется, что человек не обращает внимания, зачастую оказывается, что он-то как раз смотрит в оба.

– Я как-то не вижу Бринкера в сговоре с Оберман.

– Может, он и не в сговоре, – согласилась Ева. – Но он работает в команде чуть ли не с тех самых пор, как отделом командует Оберман. Никто не продержится так долго, если он не в игре или если она не найдет ему другого применения. Теперь Слоун. Скорее всего, она не замешана, потому что Оберман не любит работать с женщинами, но подозрений с нее мы пока не снимаем. Слоун получила тяжелый удар. Тяжелый удар многих может убедить не высовываться.

– Вы можете мне сказать, как далеко продвинулись? – спросила Лайла.

– Надеюсь получить кое-какие данные прямо сегодня вечером, самое позднее – завтра. Данные весомые. Надеюсь, вы сможете подождать еще сутки, прежде чем обращаться к Ассертону?

– Да, я предпочитаю подождать. Это нелегкая ноша. – Лайла, болезненно поморщившись, прижала ладонь к животу. – У него новорожденный ребенок. Пожалуй, это может подождать, пока у вас не будет серьезных доказательств.

– Действуйте по обстоятельствам, – посоветовала ей Ева. – Когда я буду уверена, что у нас есть нечто весомое, уведомлю БВР.

– О черт!

– Они захотят поговорить с вами.

Лайла кивнула, закрыв глаза.

– Я с детства мечтала стать копом. Мой брат… – Она открыла глаза и взглянула на Еву. – Думаю, вы читали мое личное дело. Вы и без меня все знаете.

– Знаю, – подтвердила Ева.

– Я об этом мечтала, я ради этого работала. Мне хотелось что-нибудь сделать… чтобы у чьей-то еще матери не разбилось сердце, чтобы еще чья-то сестра не спрашивала себя снова и снова, не могла ли она еще что-то сделать, как-то это остановить, спасти его. – В глазах Лайлы вспыхнул яростный огонь, напомнивший Еве о миссис Оучи. – Всякий раз, как я утром прикрепляю жетон, это ради него. Даже когда я просто об этом думаю – все ради него.

– Вот из-за них – в значительной мере! – мы и стали такими копами, какими стали.

– Может быть, – тяжело вздохнула Лайла. – Я не на то подписывалась, лейтенант. Не на то, чтобы отсиживать зад в грязной продажной команде.

– Она эксплуатирует чью-то мать, чью-то сестру, чьего-то брата всякий раз, как берет взятку – наркотой или деньгами, – всякий раз, как заключает сделку. Я вас уверяю, детектив, она думает только о выручке, когда утром прикрепляет жетон.

– Если я могу помочь вам свалить ее вместе с ее подручными, я это сделаю.

– Я прошу вас стать моими глазами и ушами в этой грязной конторе. Наблюдайте, слушайте. – Ева вынула из кармана визитную карточку. – Если вам понадобится мне позвонить, пользуйтесь незарегистрированным телефоном или автоматом. Не надо рисковать. Там указан мой личный номер.

– Лейтенант? – окликнула Еву Лайла, когда та была уже на пороге. – Я знала… по крайней мере, кое-что из этого. Я догадывалась. Но ничего не сделала.

– Зато теперь сделаете, – ответила Ева и закрыла за собой дверь.

Довольная успехами, Ева поехала домой зигзагообразным маршрутом, следя, не появится ли хвост. Никто ее не преследовал, но, подъезжая к воротам, она поняла, что кое-кто ее дожидается.

Автомобиль стремительно выскочил на дорогу прямо у нее перед носом и развернулся боком, блокируя ворота, когда она ударила по тормозам.

Ее захлестнула ярость, но она успела включить видеорегистраторы, глядя, как с водительской стороны вылезает Гарнет.

Один, с ним никого, отметила она, включив камеры заднего обзора, чтобы убедиться, что ее никто не блокирует с тыла. Будь она проклята, если позволит устроить себе ловушку на пороге собственного дома. На пороге ее нормальной частной жизни.

«Гарнет хочет устроить еще одну стычку? – подумала Ева. – Что ж, это может оказаться любопытным».

Она вылезла из машины, хлопнула дверцей.

– Это мой дом, Гарнет, тебе тут места нет. Сделай одолжение, сядь в машину и уезжай. Не задерживайся здесь.

– Да кто ты такая, мать твою? Что ты себе позволяешь? Думаешь, можно вот просто так прийти в мой отдел и мной помыкать? Думаешь, ты можешь натравить на меня БВР?

«Значит, Уэбстер подбросил ему запашок, – отметила Ева. – Я разожгла огонь, а он подлил бензину».

– Я думаю, что я старше тебя по званию.

Она проговорила это холодно, ясно сознавая, что пришлось столкнуться не просто со вспышкой скверного нрава, а со вспышкой скверного нрава, усиленной химикалиями.

– Ты ничто. Подумаешь, замуж вышла за толстый кошель! Да это кто угодно может! Вышла замуж и полезла наверх. Просто очередная шлюха с жетоном.

– И тем не менее я старше тебя по званию, Гарнет. А ты только что удвоил отстранение на тридцать дней.

– Тут никого нет, кроме нас с тобой, сука. – Он слегка толкнул ее обеими руками в плечи, просто чтобы раззадорить. – Вот сейчас увидишь, чего стоит твое звание. Ни хрена оно не стоит.

– Вот только тронь меня еще раз, Гарнет. – Теперь уже она его подзуживала. Ее саму охватил азарт. – Тронь меня еще раз, и потеряешь жетон навсегда. Ты неадекватен. Ты мне дерзишь, ты мне угрожаешь, наносишь оскорбление действием старшему по званию – и это уже во второй раз за сегодняшний день. Садись в машину и катись отсюда, а не то я закрою тебя навсегда.

– Да пошла ты!

Он ударил ее слева наотмашь. Она ему позволила. Она позволила инерции удара повернуть себя вокруг оси. А он надвинулся на нее, вошел в клинч с поднятыми кулаками.

Тут Ева молниеносно повернулась и всадила кулаки ему в лицо.

– О нет, да пошел ты!

Неожиданный удар заставил его отступить на шаг. Из уголка рта потекла кровь.

– А теперь пошел вон отсюда, – посоветовала Ева, но он бросился на нее.

Его кулак скользнул по ее плечу, но все-таки удар оказался столь силен, что рука у нее заныла. Но она понимала – поняла в эту самую минуту! – что сможет одолеть его в поединке. Он был крупнее, у него руки были длиннее, но он ослеп от бешенства и стал неосторожен.

Она блокировала нападение, нанесла ему еще один короткий и сильный удар в лицо.

– Пошел к чертовой матери!

Ева уже слышала рев двигателя. Это Рорк мчался по дороге к воротам. «Пора с этим кончать, – подумала она, – пока кто-нибудь не пострадал всерьез». Эта мысль проносилась у нее в голове, когда Ева заметила движение Гарнета, обнажившего ствол. Она инстинктивно выбросила вперед ногу, выбросила резко, ее ботинок вошел в жесткий контакт с его предплечьем. Он выронил оружие, оно отлетело и с лязгом громыхнуло по железным прутьям ограды.

– Ты с ума сошел! – В голосе Евы слышалось подлинное изумление. – Ты совершенно и окончательно спятил, идиот.

Он как будто решил ей это доказать и пошел прямо на нее. Ворота распахнулись. Как и Ева, Гарнет услышал лязг железа и топот ног.

– Сама справлюсь, – предупредила Ева Рорка, когда он нагнулся, чтобы поднять оружие Гарнета. – У меня все под контролем.

Взгляд Рорка, как и его голос, дышал холодом.

– Ну так разберись, а то я этим займусь.

У Гарнета шла ртом кровь, левый глаз уже заплывал. Одним глазом он косил с Рорка на Еву и обратно.

– Наш разговор еще не закончен. – Он бросился к своей машине, рванул дверцу. – Я тебя закопаю, сука! – прокричал он, прыгнул в машину и помчался прочь.

– Ты его вот так отпустишь?

– Только на сегодня. – Ева повела плечом, в которое угодил кулак Гарнета. – Хочу посмотреть, что он будет делать дальше. Он сорвался с поводка, это точно. Я об этом доложу, и у меня все записано – на камеру, на мою тайную прослушку, на твои регистраторы. Если все пойдет как надо, он завтра же будет арестован, и ему предъявят нападение с применением смертоносного оружия. Я думаю, этого довольно, он начнет торговаться и за сделку заложит Рене.

– Ты могла бы с тем же успехом арестовать его прямо сейчас. – Рорк протянул ей оружие. – Ты не пойдешь на сделку с ним.

– Ты чертовски прав, я не пойду на сделку. Я хочу взять их всех и законопатить по темечко. И, может, к завтрашнему дню у меня будут на это все данные. – Ева согнула и разогнула пальцы, расслабляя руку, сокрушенно осмотрела содранную на костяшках кожу и пожала плечами. – Но врезать ему пару раз по физиономии было приятно.

Рорк запрокинул ее лицо, осторожно потрогал разбитую губу.

– У тебя кровь идет.

Ева отключила камеру.

– Я нарочно пропустила удар. Гребаный ублюдок может обзавестись хоть армией крючкотворов, но на записи видно, как он меня бьет, как появляется кровь, а он опять бросается на меня, ему хочется еще. Знаешь, что это такое? Крыса в крысоловке, и выхода нет.

– Я бы предпочел, чтобы ты не так часто пускала в ход свое лицо для сбора доказательств. Я им очень дорожу.

Ева усмехнулась и тут же поморщилась, потому что губу саднило.

– Мог бы уже привыкнуть. Но все равно спасибо, что пришел на помощь. Тебе нужна белая шляпа. Хорошие парни всегда носят белое.

– Мне больше идет черное.

– Пошли домой. Мне надо доложить об одном нехорошем копе и его – держу пари! – незарегистрированном оружии.

– Ну и денек, – вздохнул Рорк.

День еще не кончился. Ни для одной из заинтересованных сторон.

Рене Оберман выдержала бесконечный семейный ужин и сопровождающую его лекцию дорогого папаши, поэтому ей меньше всего было нужно видеть у себя на пороге вышагивающего взад-вперед, как часовой, Билла Гарнета.

Стоило ей бросить взгляд на его лицо, как она поняла: Гарнет нарвался на неприятности, а теперь принес их к ее порогу.

– Иди домой, Билл, и приложи к лицу пузырь со льдом.

Он схватил ее за локоть в тот самый момент, когда она всунула ключ-карточку в прорезь. Рене ничего другого и не ждала. Она со злостью отдернула руку.

– Я не в настроении.

– А плевать я хотел, что ты не в настроении. – Гарнет распахнул дверь и втолкнул ее внутрь.

Рене повернулась волчком. Она не только возмутилась, она испугалась.

– Не смей меня лапать, слышишь! Никогда!

– Черта с два! Я посмею, Рене, я посмею тебя не только лапать. Я тобой сыт по горло, больше я не намерен это терпеть. Долго я тебя слушал, и что? Из-за тебя меня отстранили.

– Это из-за тебятебя отстранили. Ты не в себе, ты пьян! Ты только посмотри на себя! Я же тебе говорила, что с устранением я разберусь.

– Ну так разберись, мать твою! – Его избитое, покрытое синяками лицо наливалось багрово-синим цветом.

«Он не просто сорвался с поводка, – поняла Рене. – Он порвал поводок». Она попыталась пустить в ход коктейль из понимания и усталости:

– Я делаю все, что могу. Ради всего святого, я лично пошла к этой суке просить за тебя! А сегодня вечером мне пришлось унижаться и просить отца за тебя вступиться.

– А он вступится?

– Завтра он поговорит с Уитни.

«Но не станет вмешиваться в решение командования», – добавила она мысленно. Святой Оберман ясно дал это понять.

Рене прошла в кухню, вытащила из шкафа бутылку виски, сняла с полки два невысоких стакана и налила в каждый на два пальца янтарной жидкости.

Отец не пожелал ее поддержать. Она не понимала, почему все еще надеется, что когда-нибудь он ее поддержит. Только не безупречный майор Оберман, о нет! Оберман строго придерживается правил, за черту и носа не высунет, чтоб ему!

Но, возвращаясь в гостиную со стаканами, Рене надела на лицо непроницаемую маску. Нет смысла рассказывать Гарнету, как обстоят дела, пока у него приступ буйства.

– Вот – выпей и успокойся.

– Я не позволю себя отстранить и не дам лишить меня доли в деле Джеральди. Я тебя урою, Рене.

– Ну это понятно. И кто же тебя так разукрасил?

– Гребаная сука.

Рене так и не выпила. Она опустила стакан, поставила его на стол, потому что ее руки тряслись от бешенства.

– Ты хочешь мне сказать, что подрался с Даллас? Ты хочешь мне сказать, черт побери, Гарнет, что ты ее выследил и у вас до рук дошло? Опять?!

– Она сама нарвалась. Пустила за мной БВР… дошел до меня такой слух. Эта шлюха натравила их на меня… И она у меня еще получит! Я с ней сполна рассчитаюсь!

БВР? Это была пощечина лично ей. И большая угроза ее бизнесу.

Черт бы побрал Гарнета! Черт бы побрал Даллас!

– Да ты офонарел, черт бы тебя подрал! Меня окружают идиоты. Я пустила Фримена и Мэнфорда следить за ней по стандартной схеме. Она выехала, и через пять минут они ее упустили. А потом и ты решил отметиться? Да еще пошел напрямую? Как, черт побери, ты… – Ее душила ярость. – Фримен тебе говорил… Это Фримен тебе сказал, что она уехала из дому? Что ты наделал, Билл? Только не говори мне, мать твою так, что подстерег ее у дома!

– Она в этот дом вошла через передок, шлюха! Все это знают! – Он стиснул стакан так, что костяшки пальцев побелели, и опрокинул в глотку остатки виски. – Ну и что, что у дома? Ее слово против моего. Фримен меня прикроет. Присягнет, что я весь вечер провел с ним, меня около этой суки и близко не было!

«Все рушится вокруг меня, – в тревоге подумала Рене. – Мужчины! Чертовы мужчины! Будь я проклята, если позволю кому-то из них лишить меня того, что мне принадлежит! Мне это слишком дорого далось! Я это построила своими руками, это все мое».

Она отвернулась, стараясь овладеть собой. Вновь взяла стакан. Ее сознание словно подернулось льдом.

– Хорошо. Мы с этим разберемся, мы с ней разберемся. Она меня достала. Хватит ей вмешиваться в наши дела.

– Да уж. Давно пора.

– Мне надо все подготовить. Поезжай к Фримену. Позаботься, чтобы вас видели вместе. Потом возвращайся домой и жди. Может, мне удастся кое-что организовать еще сегодня. Она больше не будет нам мешать. Это будет окончательное решение.

– Я хочу сам. Я сам ее прикончу.

– Хорошо, но дай мне время все проработать, подготовить. Часа два, может, три. Иди пообщайся с Фрименом, выпей, пошуми, чтоб тебя видели и запомнили. А потом возвращайся домой, Билл, и жди.

– Если мы не подчистим все сегодня, я сам об этом позабочусь. По моим понятиям.

– В этом нет необходимости. – Рене забрала его стакан. – Выметайся.

– Раскомандовалась. Когда-нибудь ты пожалеешь, Рене, что так меня шпыняешь.

Но он ушел.

Рене унесла стакан в кухню, размахнулась и что было силы швырнула его в раковину.

– Чертов кретин!

Все, что пошло наперекосяк за последние дни и полетело в тартарары, началось с него. Кинер сорвался с поводка с десятью кило? Все потому, что Гарнет его упустил. Если бы не это, Даллас сейчас не дышала бы ей в затылок, не путалась бы под ногами, не вынюхивала бы в отделе. И не пришлось бы ей глотать отказ майора в просьбе окоротить суку. Не пришлось бы унижаться перед суровым и несгибаемым отцом.

Гарнет стал помехой. Немного успокоившись, Рене налила себе еще порцию виски. Помехи надо устранять. Особенно если они не поддаются коррекции.

Она задумчиво обошла кругом гостиную квартиры, которую – бережно, стильно, но не выходя из рамок бюджета – обставила сама.

Она не такая дура, как многие из тех, кто на нее работал.

Вот ее дом на Сардинии – совсем другое дело. Там она могла себе позволить роскошь. Она покупала произведения искусства, драгоценности, одежду – все, чего душа ни пожелает. Там она завела самых дорогих, продвинутых и сложных роботов в качестве прислуги. Они держали в безупречной чистоте дом и территорию.

Никто у нее этого не отнимет, и уж тем более она не позволит это сделать бывшему любовнику, потерявшему хватку и всю свою привлекательность.

Пора все исправить. Раз и навсегда.

Рене открыла сумку, вынула миниатюрный незарегистрированный телефон и позвонила Биксу. У него было точно такое же устройство.

– Ты один? – спросила она.

– Да, мэм.

– Хорошо. Бикс, боюсь, у меня серьезная проблема, и ты единственный, кто может решить ее так, как нужно.

Насколько мгновений он молча смотрел с экрана прямо ей в глаза.

– Что я должен сделать, лейтенант?