500 Квирк Мэтью

Глава двадцать четвертая

Мы оттащили в хибару коробку с провизией и походную газовую плитку. Стены там были покрыты какими-то бессвязными сумасшедшими граффити: «Я никогда не пытался мучить свою мать», «На меня надевают наручники», «Эти люди сдирают мне кожу»…

— Кто это тебе тут так украсил? — спросил я Картрайта.

— Да в прошлом году наркоман бездомный кантовался.

Это был затерянный среди холмов трехкомнатный домик за окраиной Лисберга. Картрайт, у которого оказалось куда больше приработка на черном рынке, нежели я мог себе представить, держал его на случай, если возникнет нужда в серьезной собственности.

— Откуда ж тогда такой запах? — поморщился я.

Сложное амбре немытого тела и грязных носков шибало в нос.

— Приютил на прошлой неделе девятнадцать сальвадорцев.

Я не стал расспрашивать детали.

— У тебя все при себе? — уточнил я у Картрайта.

Он извлек из сумки шесть консервных банок — я собирался готовить чили, — затем достал конверт. В нем лежал тяжелый золотой значок с орлом наверху. В середине значилось: «Комитет по контролю за оборотом алкоголя, табачных изделий и огнестрельного оружия», над ним шла надпись «Министерство юстиции», а снизу — «Специальный агент».

Я глянул на часы. Энни уж два часа как должна была появиться. Я еще не видел ее со вчерашней нашей пробежки по вечернему парку. Конечно же, Маркус с Дэвисом вычислили ее двойную игру, и теперь она либо мертва, либо того ужаснее… Они бог знает что могли с ней сделать.

Отец уже несколько часов сосредоточенно изучал синьки с подробными чертежами здания Министерства юстиции. Исходя из того, что сказал мне Лэнгфорд, мы сумели определить в подвальных этажах достаточно большие помещения, где и могли располагаться архивы. Там-то, вероятно, и скрывалось доказательство вины Дэвиса.

Снизу на дороге засветились передние фары. Картрайт выключил в домишке свет. Каждый занял свое место: отец с дробовиком встал у входной двери, Картрайт и я, прихватив по «М16», разошлись к окнам.

Если они «накрыли» Энни, то она приведет их сюда.

Машина остановилась вдалеке, открылась и захлопнулась дверца. Луна в эту ночь не светила, поэтому невозможно было разглядеть, кто приехал.

— Пластик! — выкрикнула Энни.

Это был наш пароль. Я тут же рассекретился, ответив ей:

— Выпускник.

Перестрелка отменилась.

Я выскочил из дома, обнял ее, потом повел в дом.

— Тут миленько, — сказала она, войдя в нашу ночлежку, и кинула на стул жакет. — Джеффри Биллингс.

Мы с отцом переглянулись.

— Это имя на папке? — спросил я.

— Да.

Теперь у нас было все, чтобы прижать к стенке Генри. От радости я обхватил Энни, приподнял ее и закружил по комнате. Она сморщилась от боли.

— Что с тобой? — спросил я.

— Все нормально.

Хотя явно было что-то не то. Под глазами у девушки краснели круги, точно она плакала. Я осторожно закатал ей рукав, чтобы увидеть предплечье в том месте, где я ее только что схватил, поднимая. Вокруг запястья разлилась синева.

— Это Генри? Он тебя вычислил? Ты из-за этого опоздала? Он над тобой издевался?

— Нет, — ответила Энни и даже хохотнула, маскируя боль. — Нет, это не Генри. Когда он увидел мою окровавленную физиономию там, в парке, то решил, что ты пытался меня убить. Потому-то они и сбавили бдительность и при мне упомянули в разговоре имя на той самой папке. А это, — показала она на синяк, — оставил Драгович.

— Радомир? Он в Штатах?

— Да, он в Ди-Си. Когда я нынче вечером вышла из конторы, два его человека подобрались ко мне со спины, схватили за руки и затолкали в машину. Они отвезли меня в какой-то ночной клуб и завели через заднюю дверь.

Вероятно, это «Белый орел». Старинный, эклектического стиля особняк, где Александер с Мирославом вершат свои «суды» и куда как магнитом стягиваются арабские и восточноевропейские новые валюты.

— Они повели меня куда-то в заднюю комнату, — продолжала Энни, опуская рукав. Я попыталась сбежать. Тогда они схватили меня и потащили силой. Там, в задней комнате, был Драгович. Сидел обедал.

— Чего он хотел?

— Тебя. Я ему сказала, что ты исчез, и что я с ними на одной стороне, и что я работаю на Генри, а Генри сотрудничает с полицией, чтобы тебя выследить. Но, похоже, ему на это начхать. Я попыталась его охолонить — мол, Дэвис не позволит, чтобы со мной так обращались. Напомнила, какое у Генри влияние. А он ответил, что все это его ровным счетом не колышет, что он перешагнет и через Генри, и через кого угодно, причем любой ценой — если речь идет о его чести… А потом он подошел ко мне сзади, наклонился к самому уху — я даже чувствовала кожей его дыхание — и сказал: «Я любил свою дочь. Мистер Форд любит тебя. Мистер Форд убил мою дочь, поэтому я…» — Энни запнулась на мгновение. — Он не закончил фразу. Он просто сел, намазал маслом булочку, покрутил вино в бокале… — Она уставилась в пол, не в силах заставить себя продолжать.

— Что он сказал, Энни?

— Что крайний срок — завтра в восемь утра. Если к тому времени он тебя не получит, то заберет меня.

— Для чего?

Она сжала губы, закрыла глаза:

— Ни для чего хорошего.

Я обнял Энни, ее всю колотило.

— Он не делал тебе больно?

— Нет, только попугал немножко.

Я перевел взгляд с нее на отца. Они были всем, что у меня осталось, — и я подставлял их под убийство из-за своих дурацких заблуждений. Из-за своего крестового похода против Генри Дэвиса.

Дэвис ведь хотел, чтобы я вернулся. Он оказался совершенно прав: я и впрямь не знал истинной цены честности. Может, он сумел нащупать мою собственную цену?

Радо был, конечно, круче Дэвиса по части злобы и полнейшей психопатии. Но у Дэвиса все же было достаточно влияния, чтобы от него защититься. Если я сдамся Генри, то, возможно, он сумеет оградить Энни от Драговича? Разумеется, это означает, что я заложу свою душу, но уже пол-Вашингтона пошло на эту сделку. Они это пережили — переживу и я.

— Послушайте, — заговорил я, — я не допущу, чтобы вы оба страдали из-за меня. Я могу пойти к Генри, и…

Энни с отцом переглянулись. Отец закатил глаза, она презрительно фыркнула.

— Совсем не тот случай, Майк, — сказал отец. — Он же самый грозный тип в Вашингтоне — а на этот раз он сам боится. Здесь столько желающих выбраться из-под его башмака! Он говорит, к каждому можно подобрать рычаг? Так вот, мы тоже нашли на него управу. Нельзя этим не воспользоваться.

— И как мы это сделаем? — спросила Энни.

Я подвел ее к столу с чертежами.

— Это здание Министерства юстиции, — пояснил я.

Это правительственное здание являлось объектом четвертого уровня безопасности наравне с ФБР. Круче охранялись разве что ЦРУ и Пентагон. Это означало проверку идентифицирующего смарт-чипа по центральной базе данных, обязательное сопровождение посетителя на все время пребывания в здании, выявление любого незаконного вторжения, рентгеновское просвечивание и металлодетектор на каждом входе и, конечно же, замки второй группы защиты (да-да, наш старый знакомец «Сарджент и Гринлиф»).

В этом здании размещались ФБР, Федеральная служба по обеспечению безопасности авиаперелетов, кабинет министра юстиции США, Управление по борьбе с наркотиками и Федеральное управление тюрем — короче говоря, самые заклятые враги преступного мира собрались в одном удобном местечке.

— Я собираюсь туда проникнуть и выкрасть папку, — сказал я.

— А потом? — спросила Энни.

— Потом пойду торговаться с дьяволом.

У входа в Министерство юстиции стояли четыре охранника, и все при оружии. Для вящей убедительности два офицера Федеральной службы охраны у парадной двери держали при себе по пистолету-пулемету «МП-5». Все проносимые сумки и портфели просвечивались рентгеном, люди же проходили через металлодетектор с изогнутыми дверцами, где каждого в течение пяти секунд просматривали, прежде чем разрешали пройти.

Была суббота, выходной день, и в министерстве было почти пусто. Я бы предпочел, конечно, отправиться туда в час пик, когда людская суматоха отвлекает охранников, но у нас было мало времени. Имя на улике Дэвис с Маркусом упомянули, когда при Энни заговорили о Восточном побережье. Не знаю, как они это выяснили — может быть, из украденного телефона судьи, — но было понятно, что вскоре они доберутся до Лэнгфорда. Если уже не добрались. Они без малейших колебаний примутся выпытывать у него, где улика. И как только они узнают, где хранится папка, у меня в министерстве сразу же появится компания.

На нашей конспиративной квартире Энни подстригла и покрасила мне волосы, а Картрайт сделал мой нос слегка покрупнее. Какой-то кусочек латекса — и я едва узнал себя в зеркале.

Однако вся моя уверенность в новом облике мигом улетучилась, едва я оказался возле охранников.

Когда я накануне показал отцу распечатки, он поднял меня на смех:

— Тебя что, в интернете научили, как проникнуть в Министерство юстиции?

На самом деле да. Примерно раз в пять лет ищейки из ревизионного ведомства конгресса — из Счетной палаты США — проверяют, сумеют ли они обойти охрану ЦРУ, ФБР, Министерства юстиции, федеральных судов и прочих важных государственных структур. Обычно запускают разными путями десятерых агентов с деталями настоящих взрывных устройств — и до сих пор ни разу ни одного из них не завернули на входе и не поймали. Эти ребята были так любезны, что расписали в подробностях, где и как они это проделали, и даже разместили в интернете — как специально для предприимчивых прохвостов вроде меня. Не просто же так мы платим налоги!

В конце даже отдельным пунктом объяснялось, что из-за проблем финансирования эти недостатки в ближайшее время не будут исправлены. На что я, конечно, очень надеялся.

Охранник уставился на меня.

Видите ли, в Вашингтоне, будучи внимательным, скоро начинаешь понимать: в большинстве бюрократических структур где-то девяносто процентов всех усилий направлены на то, чтобы создать видимость того, будто что-то делается. В системе безопасности этот процент, пожалуй, даже выше. Больше охранников, больше стволов, больше преград для возможного злоумышленника. Триллионы долларов спускаются на доказательство того, что другие триллионы долларов были потрачены недаром, что на эти деньги здание наводнено вооруженными людьми. И это грандиозное силовое шоу призвано уверить посетителей и высших чиновников в том, что ничего с ними не случится.

Может, это и помогало, но по-прежнему оставалось множество способов проскользнуть мимо охраны, и эта внешняя неприступность могла иметь эффект «обратной вспышки», потому что лишь маскировала уязвимость защиты. Что мне было только на руку. С точки зрения мошенника, эту убежденность в безопасности и следовало использовать. Если люди, мимо которых надо пройти, так уверены в силе закона и оружия — значит, ты должен стать представителем этого самого закона.

Я предъявил охраннику свой значок.

— Ну, как служба? — улыбнулся я, всем своим коповским видом излучая прекраснейшее расположение духа. — Мне надо закинуть кое-какие материалы секретарю. — И приподнял свой дипломат.

Он перевел взгляд с него на мой значок и цыкнул сквозь зубы:

— Проходи.

Маленькую фомку я тщательно спрятал сбоку дипломата, чтобы проскочить металлодетекторы, но парень махнул рукой, чтобы я прошел мимо них. А если б у меня там лежала осколочная мина «Клеймор»?

И все бы ничего, если бы он не подозвал кивком сурового вида девушку — явно только после колледжа — в брючном форменном костюме. Я, конечно, ожидал, что меня будут сопровождать, но теперь задача усложнилась. В большинстве зданий четвертого уровня, если у тебя нет допуска к секретной документации и права на свободный проход, ты получаешь на все время «няньку». Один мой приятель полгода проработал в госдепе в ожидании допуска — так всякий раз, чтобы справить нужду, ему приходилось отпрашиваться и брать с собой «чеперона».

Впрочем, это я предусмотрел. Едва мы вошли в здание, я достал мобильник и начал набивать текст (надо сказать, в Вашингтоне, если ты не пялишься постоянно, как зомби, на свой смартфон, то будешь сильно выделяться из окружающих). «Звони», — набрал я и послал сообщение.

За десять минут мы дошагали до кабинета секретаря министра юстиции.

— Вам сюда, — указала девушка нужную дверь.

Я уставился на табличку:

— Мне ж еще должны поставить печать о получении.

— Но офицер внизу сказал, вам нужно к секретарю.

— Бумаги — секретарю, а мне — печать.

— Печати ставят в службе приема и рассылки корреспонденции. — Девица сердито засопела, но все же выдавила улыбку. — Что ж, пошли.

Мне надо было выиграть время. Я мог бы, конечно, тупо треснуть ее фомкой и оттащить в уборную, но так было куда прикольней.

Мы были на полпути от места назначения, когда вдруг завспыхивали строб-лампы и приятный женский голос в динамиках произнес: «Аварийная эвакуация! Это не учения. Пожалуйста, соблюдайте спокойствие и пройдите к ближайшему выходу. Пожалуйста, без паники. Это не проверка. Повторяем: это не проверка».

— Нам надо идти, — заметно встревожилась девица и пулей устремилась к парадным дверям.

У самого выхода я в суматохе отделился от толпы и поспешил к лестничному колодцу.

По моему сигналу — текстовому сообщению — отец позвонил в полицию и сказал, что в здании Министерства юстиции заложена бомба. Он уже отсидел свое по тюрьмам, и я не хотел пользоваться его услугами для такого злостного преступления, как проникновение на секретный объект. Это была моя работа.

Наконец возле лестницы стало пустынно. Я фомкой вскрыл две двери, ведущие в подвал, где, по предположению Лэнгфорда, и была спрятана улика против Дэвиса.

Здесь как будто с семидесятых годов никто ничего не трогал. Стены в хранилище были из бетона. На производственных стеллажах громоздились пыльные банковские контейнеры в четыре фута высотой. Металлические сетки делили помещение на множество клеток. Низко, над самой головой, тянулись трубы коммуникаций.

И где-то в этом лабиринте таился единственный способ спасти мою жизнь, равно как жизнь отца и Энни, — папка с именем Джеффри Биллингс. Я вошел в первый отсек и начал пролистывать хранившиеся там документы. Некоторые лежали в алфавитном порядке, некоторые нет. Я проглядел названия сбоку на контейнерах, ища подсказку об их содержимом. Там оказалась полная неразбериха: где-то указывались даты, где-то имена, где-то некие шифры. Я заглянул в каждую коробку, ища какую-нибудь папку с именем на «Б», но «Биллингса» так и не нашел.

Снаружи до меня доносился вой сирен. Времени оставалось совсем мало, до того как наряд саперов пойдет обыскивать здание. Я отстранился от происходящего снаружи, пытаясь думать спокойно, чтобы как-то систематизировать поиски. В искомой папке лежали исследования образцов крови и отпечатков пальцев и еще куча всякой полицейской писанины — так что папочка обещала быть толстой. Я остановился посредине помещения и пораскинул мозгами, как ее отыскать.

Где-то слева от меня скрипнула дверь — я был тут явно не один. Я нырнул за поддон со стопкой коробок и внимательно оглядел хранилище. Послышались шаги — причем прямо передо мной. Я на цыпочках двинулся параллельным курсом, стараясь через щели между коробками и сквозь проволочную сетку высмотреть идущего. Наконец я увидел его лицо.

Пока за тобой охотится Уильям Маркус, уединение тебе уж точно не светит.

Я неслышно обогнул комнату, уйдя подальше от него. Мне надо было отыскать папку до того, как Маркус найдет ее — или наткнется на меня. У меня была монтажка, у него — пистолет. Я был абсолютно уверен, что он меня еще не заметил, иначе он бы уже попытался меня обезвредить.

Маркус медленно обходил зал. Сильно пригнувшись, я бесшумно пересек хранилище и замер между коробками на его пути. Воздев фомку, я ждал, когда Маркус пройдет мимо меня. Мне давался лишь один удар. Убрав Уильяма со своего пути, я мог бы сосредоточиться и найти папку с уликой.

Я весь собрался, затаил дыхание, чтобы он не смог меня услышать. Вот сейчас он вывернет из-за коробок. В любой момент… Я стиснул пальцы на монтажке, ощутив вспотевшими ладонями холод металла.

Прошло пять секунд… Десять… Двадцать…

Мимо он так и не прошел.

Что-то звякнуло в углу хранилища, и, повернув туда голову, я увидел открытый выход и коридор за ним.

Итак, Маркус ушел.

Он что, поймал меня в ловушку? Или он сам уже нашел улику? Выждав немного, я повернул за угол — и тут унюхал знакомый запах. Даже очень знакомый можно сказать, пропитавший все мое детство. Это была отдающая гнилой капустой вонь, что шибает в нос при утечке природного газа.

Маркус выбил вентиль на газовой трубе под потолком где-то в полусотне шагов от меня. Сквозь смрадный запах газа я различил еще один — горелой бумаги. Стопку коробок в противоположной стороне подвала уже облизывало пламя.

Он не нашел улику и не поймал меня. Он просто решил одним махом — одним хорошим пожаром — избавиться сразу от обеих проблем. Я мигом развернулся и побежал подальше от огня. Я был внутри одной из клеток, и, чтобы добраться до выхода, мне пришлось бы бежать мимо горящих коробок.

Послышался гул: газ воспламенился. Мимо с ревом пронеслась мощная волна, едва меня не задев. Эффектное, признаться, ощущение. Впереди, посреди металлической сетчатой загородки, оказался пустой открытый сейф — где-то четыре на четыре фута и в три глубиной. Не раздумывая, я метнулся к нему, юркнул внутрь и захлопнул дверцу.

Завеса огня проревела мимо, как выхлоп реактивного двигателя. Длилось это всего несколько секунд. Металлические стены заметно потеплели и продолжили нагреваться. Судя по звуку, огонь еще бушевал, но уже заметно тише. Я нажал на дверцу — она не поддалась. Вот те раз! Я запер себя в сейфе. Это было что-то новенькое. Впервые в моей практике я был добычей — и должен был украсть сам себя.

В редеющем воздухе даже ощущался вкус огня. Я скорчился в комок, чтобы оказаться подальше от раскаляющихся стенок сейфа.

Самая прелесть в том, что, предполагая, будто правительственный сейф взламывается за двадцать часов, подразумевают, что это делается снаружи. В темноте я пробежал пальцами по замку — механизм с циферблатом закрывался коробочкой размером с мою ладонь, и два винта с крестообразным шлицем крепили ее к дверце. Я снял их с помощью монтажки и на ощупь стал ковыряться в замке.

От дыма уже кружилась голова, пот пропитывал насквозь рубашку и затекал со лба в глаза.

Типичный замок второй группы защиты, с четырьмя дисками. Все кодовые замки — будь то дешевые типа «Мастер-ключ» или солидные для банковских хранилищ — хранят свои секреты в так называемом колесном механизме: три-четыре диска, на каждом из которых сбоку имеется зазубрина. Циферблат соединен с самым последним диском, причем от каждого колесика торчит маленький выступ, «кулачок», и устроено все таким образом, что когда ты четыре раза прокручиваешь «очистить», то на самом деле цепляешь все четыре диска за их выступы. Когда, вводя код, циферблат доводишь до нужной цифры, а затем крутишь обратно, то оставляешь диск с его зазубриной под металлическим штырем, называемым «барьером». Если крутить циферблат взад и вперед в соответствии с правильным кодом, все четыре зазубрины совпадают, «барьер» опускается и оттягивает задвижку.

Уже чувствуя запах собственных опаленных волос, я погрузил покрасневшие пальцы в механизм, старательно нащупывая зазубрины на дисках. Это было ужасно, я задыхался и обжигал руки.

Я установил первый диск, затем второй. Воздух сделался невыносимо горячим. Этот огнеупорный сейф стал для меня печью. Я провернул третий диск до нужного положения, затем четвертый. Слава богу, на тот момент, когда я открыл дверцу, огонь малость опал, и я не загорелся, точно факел.

Когда я открыл дверь, комната была вся черная, рядом плясало пламя. Я пополз по полу, накинув на голову рубашку и увлажнив ее, насколько смог, слюной.

Огонь опалил мне кожу, дыхание, даже по полвдоха, обжигало, но я все же добрался до выхода, захлопнул за собой дверь и, спотыкаясь, добрел до лестницы. Через окна я увидел, что комната сплошь затянута темным дымом и огнем. Документы горели, и тайна Генри горела вместе с ними. Едва я взошел по ступеням, давление наросло, оконные стекла разлетелись вдрызг, и жадные языки пламени глотнули воздуха, рассчитывая превратить все вокруг в пепел. Улика против Генри — единственное средство воздействия на этого монстра, его единственная ошибка и мой единственный шанс — исчезла навсегда.

Я вскарабкался по ступеням, подальше от пекла, и лишь теперь смог хоть как-то продышаться. Сквозь дым впереди показалась красная размазанная табличка с надписью «выход», которая по мере моего приближения становилась все отчетливее. Наконец я надавил на поручень тяжелой двери и, шатаясь, выбрался через задний выход, подставляя лицо солнцу, которое совсем недавно уже и не рассчитывал увидеть вновь.

Я наслаждался свободой… пока не опустил взор и не увидел целый легион полицейских, пожарников, медиков «скорой помощи», штурмовиков-спецназовцев, фэбээровцев, который разом ломанулся в мою сторону. Казалось, каждый житель столичного региона, имевший пару рабочих брюк, короткую стрижку, пошлые усы или мигалку, нынче осаждал это здание на Пенсильвания-авеню — и теперь все они гигантской волной устремились ко мне. Точно армия зомби-полицейских из неотвязного ночного кошмара!

Первый подбежавший взял меня за руку.

Все, конец. Я был в розыске, и меня поймали копы, которых непременно подкупит Генри, если уже не подкупил. И я только что наблюдал, как горел мой единственный козырь. Я приподнял руки, сдаваясь.

— Парень, ты в порядке? — спросил мужик и тут же закричал: — Освободите проход! Фельдшера сюда! Мы нашли его, слышите? Мы его нашли!

Похоже, они беспокоились о пропавшем агенте Комитета по обороту наркотиков, алкоголя и оружия, то бишь обо мне. Они помогли мне пройти через волнующуюся живую стену заграждения, что стояла вокруг здания министерства, точно габион на пути взрыва.

Взгляды стольких вылупившихся на меня субъектов из разных правоохранительных органов доставляли куда больше беспокойства, нежели моя обожженная кожа. Прикрыв рот рукой, я жестом показал нехватку воздуха. Тут же принесли баллон с кислородом, уложили меня на каталку. Я надеялся, что кислородная маска, опаленные волосы и сажа на лице позволят мне выиграть немного времени, прежде чем меня узнают. Увы, латексная накладка на моем носу давно отвалилась или расплавилась.

Фельдшеры «скорой» обложили меня пакетами со льдом. С полдюжины пострадавших так же получали медицинскую помощь — одни сидели на поребрике, другие лежали на траве.

И тут я увидел Уильяма Маркуса — тот болтал с одним из копов, изучающе разглядывая всякого, кто выходил из здания. Человек в штатском ему кивнул, велел заграждению расступиться… И Маркус направился в сторону машин «скорой помощи», то есть прямо ко мне.

Мое ухищрение со значком Комитета по наркоконтролю могло прокатить перед копами, но уж никак не перед Маркусом. Я надеялся, что мне вдруг сделается хуже — шок, остановка сердца, что-то еще, — отчего меня упрячут в «карету» и увезут подальше, но я не мог сам вызвать медицинский кризис или имитировать отказ своих жизненно важных органов.

Маркус между тем двигался прямехонько ко мне. Лежа на каталке, я уставился вверх, моля небо, чтобы он прошагал мимо.

Однако до меня он так и не дошел. Когда я снова глянул в его сторону, Маркус уже топал обратно — его поманил к себе Генри Дэвис. Обменявшись парой фраз, они направились через Пенсильвания-авеню к человеку, стоявшему возле черного седана. Вместе с ним они забрались в машину и укатили.

Этим человеком был мой отец.

Глава двадцать пятая

Медики доставили меня в университетскую больницу Джорджа Вашингтона. В переполненном приемном покое творилась суматоха, и пока дожидались, когда прикатят аппарат ЭКГ, я сумел благополучно ускользнуть. Вернувшись на место преступления (вот уж воистину мой новый бзик!), я забрал от здания министерства свою машину и отправился выяснять, во что, черт возьми, ввязался мой папашка.

Когда я утром уходил на дело, мы с отцом договорились: я сделаю всю тяжелую работу, а он останется прикрывать тыл. Но похоже, мне все же следовало помнить: никогда не верь на слово мошеннику. Спасибо, конечно, что он спас мою задницу, но теперь я вовсе не был уверен, что смогу спасти его.

Я домчался до особняка «Группы Дэвиса», проехал мимо, поглядывая на окна Генри. Когда меня доставляли к нему связанным, шторы были сдвинуты — теперь же окна оказались не завешены, в его кабинете не было никого.

«И что ты собирался тут делать, Майк? — спросил я себя. — Напасть на зловещий замок, явившись туда этаким рыцарем в сияющих доспехах, оттяпать Генри голову и спасти отца? Чушь какая».

Я долго грыз ногти, прикидывая так и сяк, что делать дальше, когда зазвонил телефон.

— Майк? — раздался в трубке голос отца.

— Ты где? — встрепенулся я. — Ты в порядке?

— В «Баджет мотор инн», есть такой мотель на Нью-Йорк-авеню. Не в лучшем виде, но, по крайней мере, сбежал. Ты на тачке?

— Уже еду. Ты в опасности?

— Да вроде нет. Но чем скорей, тем лучше.

Отец всегда держался стоиком, а потому его расстроенный голос с каким-то тревожным напряжением меня сильно взволновал.

Я поспешил на Нью-Йорк-авеню. Район этот я хорошо знал — своего рода ворота в округ Колумбия на пути национальной автострады Балтимор — Вашингтон. Как и следовало ожидать, местечко жуткое, с пустующими промышленными строениями и наркоманскими отелями.

Указанный отцом мотель был скверной дырой, каких поискать: у входа в открытую работают шлюхи, окна завешены простынями. Едва машины на шоссе застревают в пробке, множество бичей трусят к ним попрошайничать или продавать краденое, почему-то чаще всего навязывая упаковки носков. Зато канал Эйч-би-оу тут халявный!

Какие-то торговцы наркотой пытались завлечь меня недвусмысленными гримасами, пока я шел через парковку мотеля к тому номеру, где отсиживался отец. Дверь оказалась открыта, замок взломан.

Едва я открыл дверь, на меня уставилось дуло ружья. Увидев меня, отец опустил его и положил слева от себя на кровати. Несколько уже пропитавшихся кровью салфеток были прилеплены к правому плечу.

Комнату наполнял аромат кофе. Уж точно, яблоко от яблони…

— Хочешь? — кивнул отец на кофейник. — Заварил, пока тебя ждал. Приподними-ка меня.

Я помог ему сесть на постели. Из уха у него тут же выкатилась капля крови.