Сократ (сборник) Радзинский Эдвард
Сократ. Да! Да!
Первый. А я отчего-то думал, что ты хочешь умереть…
Сократ. Живое не может хотеть умереть. Живое может лишь достойно принять смерть.
Входит Второй ученик.
Первый. Ну что ж, Аполлодор порадуется твоей любви к жизни. Прощай!
Сократ. Куда ты?
Первый. Я должен идти. Аполлодор все объяснит… Ты изменился, Сократ. Я никогда не думал, что тебе так захочется жить. (Уходит.)
Второй. Сократ! Сократ! Я не видел тебя почти месяц… (Обнимает его.)
Сократ. Как живет Ксантиппа, моя жена?
Второй. Вчера мы передали ей деньги, и она…
Тюремщик (заглядывая). Пора!
Второй. Нет времени, Сократ!.. Ты наденешь сейчас мое платье. Я останусь здесь вместо тебя. Мы подготовили твой побег, Сократ. Ты отправишься в Фессалию, по пути тебя ждут со свежими лошадьми все – беседовавшие с Сократом. В Фессалии тебя встретит Платон.
Тюремщик (заглядывая). Быстрее!
Второй. Простимся, Ксантиппа и раб с лошадьми во дворе. Что ты молчишь.
Сократ. Я думаю.
Второй. Прости, но нет времени!
Сократ. Всегда должно быть время подумать! Садись спокойно, Аполлодор, и поразмыслим.
Тюремщик (заглядывая). Скоро придет новая стража.
Второй. Сократ!
Сократ. От стражи легче спастись, чем от неверного поступка.
Второй. Сократ, мы готовили этот побег четыре недели. На днях возвращается посольство из Дельф, и тогда…
Сократ. Ответь мне, Аполлодор, справедливо ли отвечать злом на зло?
Второй. Нет, Сократ. Но…
Сократ. Ответь, справедливо ли поступили со мной законы моего отечества?
Второй. Нет.
Сократ. Но разве я жил в своем отечестве только потому, что условился, что его законы должны поступать со мной справедливо во всех случаях?
Второй. Но…
Сократ. Отвечай.
Второй. Нет, Сократ!
Тюремщик (заглядывая). Ваша жена ругается. Она стоит во внутреннем дворе и очень сильно ругается.
Сократ. Это замечательная женщина, Аполлодор. Иметь ее – большое счастье и ответственность. (Тюремщику.) Сходи и объясни Ксантиппе, что ее муж, Сократ, занят беседой. Она знает, как это важно, и поймет.
Тюремщик уходит.
Итак, законы вполне резонно могут мне сказать: «Сократ! Согласно нам, законам твоего отечества, отец твой взял в жены твою мать, и ты появился на свет. Ты – есть в некотором роде наше порождение. Согласно нам, ты вскормлен, воспитан и наделен благами. Наконец, согласно нам, ты мог попросту покинуть свое отечество, когда вырос. Но ты не сделал этого. Более того, ты никогда не выезжал из Афин, разве что только на войну. Даже ради празднеств не покидал ты родной город. Ты даже не путешествовал. Значит, ты не хотел уехать от нас в другой город с другими законами. Значит, мы, законы твоего отечества, тебе нравились, пока относились к тебе справедливо! Но вот сегодня ты претерпел от нас, и что же? Ты уже готов предать нас, а следовательно, и свое отечество. Ты готов бежать от нашего постановления, скрыться из тюрьмы, переодевшись в козью шкуру или в платье Аполлодора, к нашим врагам. Значит, ты решил ответить своему отечеству злом за зло? Но ты учил всегда иначе! Что же тогда тебе делать, Сократ, в чужой стороне? Чем ты станешь там заниматься? Учить справедливости и добродетели? Но, сбежав от нас, ты сам ее первый нарушишь. Тогда чем ты станешь жить в Фессалии? Услаждать себя едой? Но это хуже смерти!». Аполлодор… Аполлодор… Мне очень хочется жить… Но тебе будет стыдно, если твой собеседник Сократ предаст свои убеждения ради жизни… Ты плачешь, Аполлодор? Но почему? Надо радоваться! Мы ведь поняли с тобой, что есть благо, и не совершили непоправимого поступка. Мы идем до конца в своей вере, не так ли? Ну, отвечай, я прав или не прав?
Второй (еле слышно). Ты прав, Сократ!
Тюремщик (врываясь). Она бушует и плачет. Она кричит. Подходит стража…
Сократ. Иди к ней, Аполлодор, и скажи, что Сократ – как вакхант, завороженный звуками собственной флейты. Он идет за своими убеждениями, и они гудят в нем, и он не слышит ничего другого! (Хрипло.) И уведи Ксантиппу… Только, пожалуйста, пройди с нею мимо моего окна… Я хочу увидеть ее лицо.
Второй ученик молча кланяется и уходит. За ним – Тюремщик. Сократ, гремя оковами, становится у окна. Ждет.
(Глядя в окно.) Какое лицо! Какое у нее прекрасное лицо!..
Афины. В доме Анита. Анит и Гарпия спят на ложе.
Входит Раб, будит Анита.
Раб. К господину пришли…
Анит (вскакивает, надевает одежду, будит Гарпию). Уходи!
Гарпия (сонно). Вот так всегда… Больше не приду. (Уходит за занавеси.).
Раб вводит Первого ученика.
Анит. Я рад тебя видеть в своем доме. Это большая честь для меня. Заслуги твоего рода перед Афинами…
Первый. Я не пришел болтать с тобой о моем роде. Сейчас Аполлодор сидит в камере Сократа. Тюремщик подкуплен. Лошади ждут. Сократ отправится в Фессалию.
Анит (будто не слыша сообщения). Я очень рад с тобой беседовать. Я тоже в свое время занимался философией: нас было трое – я, Тисандр из Афидны, Андрон, сын Андротиона… Однажды мы держали совет, до каких пор можно заниматься философией стоящему человеку, который собирается достигнуть чего-то в жизни.
Первый. Послушай, Анит…
Анит. Я это говорю тебе потому, что мне жаль, когда молодой человек, принадлежащий к такому прекрасному роду…
Первый. Я обойдусь без сожалений кожевенника Анита…
Анит. Несколько неудачно построенная фраза.
Первый. Послушай, Сократ убежит, ты понимаешь это?
Анит. Это я давно понял. А вот зачем ты, ученик Сократа, который, кстати, готовил этот побег, раб которого сейчас стоит с лошадьми и ждет вместе с Ксантиппой упомянутого Сократа, – зачем ты пришел ко мне? И что ты хочешь? Вот этого я не могу понять.
Первый. Ты и не сможешь этого понять, кожевенник… Ты долго будешь медлить?
Анит. Позволь это решить мне. Ведь ты пришел ко мне, а не я к тебе… (Светски.) Значит, я хочу дать тебе один совет. Я любил твоего отца и знал тебя с колыбели. Ах, как быстро бежит время: время не проходит, это проходим мы, безумцы!
Первый (выхватил нож). Слушай, Анит…
Анит (схватил его за руку). Как вы все похожи. Вы любите бездны и ощущение катастрофы. (Выворачивает ему руку и швыряет нож в угол.) Даже ты, самый спокойный, как пьяница, алчешь привкуса смерти.
Первый (орет). Ты долго…
Анит (спокойно). Ты о чем?.. Ах, Сократ… Да, Сократ… Что ж, Аполлодор действительно приходил к нему. Но полчаса назад Сократ отказался бежать.
Первый. Что?!
Анит. И Платон напрасно ждет Сократа в Фессалии.
Первый. Откуда ты… знаешь?
Анит. Добрые люди… Они всегда подскажут вовремя. Я надеюсь, что и ты в дальнейшем не забудешь дорогу в этот дом.
Первый (усмехнулся). Ты решил, что я стану твоим доносчиком, кожевенник Анит!
Анит. Я мог бы арестовать тебя за участие в побеге. Но я не спешу. Я надеюсь на тебя… И если ты впредь не оправдаешь мои надежды… (Остановился.) Удивительны пути, по которым распространятся слухи в народе о предательстве ученика Сократа.
Первый. Тогда ты ляжешь у этого порога, пес!
Анит. Все же я надеюсь на тебя. (Помолчав.) Мне было приятно с тобой встретиться…
Первый. Это ничто, Анит, по сравнению с тем, как было приятно мне. (Уходит.)
Возвращается Гарпия, подходит к задумавшемуся Аниту, обнимает его.
Тот вздрагивает от неожиданности.
Гарпия (сладко). Я привязалась к тебе, суровый Анит… Хитроумный Анит. Как ты ловко его…
Анит. Ты слушала нашу беседу, многознающая Гарпия? (Целует ее. Смеясь.) У тебя есть яд?
Гарпия глядит на него изумленно.
Чтобы выпить его, когда я вышлю тебя в холодную Скифию.
Гарпия в ужасе смотрит на Анита. Но Анит простодушно смеется. И Гарпия, решив, что это была шутка, начинает хохотать.
Афины. Тюрьма. Рассвет следующего дня. Сократ спит. Постепенно в камеру входят первые отблески поднимающегося солнца. Появляются Анит и Тюремщик. Тюремщик будит Сократа. Гремя кандалами, Сократ садится на ложе и различает стоящего в дверях Анита.
Анит. Привет тебе, Сократ! Прости, что я разбудил тебя. Я слышал, что прежде ты вставал вместе с солнцем. Я забыл, что в тюрьме привычки меняются.
Сократ. Я давно жду тебя, Анит, и все удивляюсь, почему ты не приходишь.
Анит. Ну что ты, Сократ, я не покидал тебя все это время. Я был с тобой… как бы это точнее сказать… незримо. (После паузы.) Что бы ты сказал, Сократ, если бы я объявил тебе, что сейчас возвратилось посольство из Дельф и наступило твое последнее утро?
Сократ. Я поблагодарил бы тебя, Анит, за то, что ты вовремя разбудил меня и дал мне увидеть последний восход солнца.
Анит. Но я еще не объявил тебе этого, Сократ. (Помолчав.) Мудрейший из афинян, как ты думаешь, о чем я пришел попросить тебя?
Сократ. Если ты хочешь попросить меня не являться к тебе после смерти…
Анит. Ну что ты, Сократ, я не верю в жизнь после смерти. Как, впрочем, не верю и в богов.
Усмешка Сократа.
Видишь ли, человеческая жизнь слишком мгновенна, чтобы проверить, существуют ли великие боги. А я – кожевенник и верю только тому, что можно проверить на собственной коже, точнее – шкуре… И вообще, согласись, Сократ, было бы слишком печально узнать, что вся наша короткая жизнь находится в воле (жест в небо) этих вечно бранящихся олимпийцев… Неужели ты действительно веришь в богов?
Сократ (улыбаясь). Мне очень хочется верить в жизнь после смерти.
Анит. Тогда это забавно, Сократ: человек, который верит в богов, посажен в тюрьму другим, который в них не верит, по обвинению в неверии в богов.
Сократ. И это бывало, Анит… Остается лишь выяснить, кто из этих двух счастливее.
Анит. Ну конечно, ты – осужденный. Ты докажешь мне это с легкостью. И даже меня, как барана, заставишь повторять вслед за тобой, что лучше сделаться пищей червей, чем стать властелином мира. У тебя уж так устроены мозги – ты докажешь все, что хочешь… А если действительно, Сократ, сейчас наступило твое последнее утро, тебе не жаль его терять на болтовню?
Сократ. Я называю это беседами, Анит. Я потратил на это всю свою жизнь…
Анит. А если это была ошибка? Я ведь сам занимался философией, Сократ, в молодые годы. Вчера я даже начал рассказывать об этом… одному, хорошо знакомому тебе молодому человеку… который разбудил меня рано утром, так же, как я тебя… (Замолчал, ждет вопросов Сократа.)
Сократ молчит.
Значит, я рассказал этому молодому человеку, как трое нас – Тисандр из Афинды, Андрон, сын Андратиона, и я…
Появляется Тюремщик, но по знаку Анита уходит.
Так вот, собрались мы однажды и держали совет, до каких пор можно заниматься философией стоящему человеку. И мы решили: до тех пор, пока он не станет вредить себе излишней мудростью.
Сократ. И вы счастливо избежали этой опасности.
Анит. Именно, насмешник Сократ. Поэтому, когда я вижу старца в глубоких летах, который утонул в философии, отстранив себя от нормальной жизни, – прости за резкость, я говорю то, что думаю, – мне хочется позвать раба с кнутом и высечь этого старца… Но не будем горячиться, не так ли? Значит, о чем мы говорили? Да, о посольстве из Дельф. Но я еще не сказал тебе, что посольство возвратилось. Это пока у нас повисло в воздухе, не так ли? Да, еще чтоб не забыть… Мне очень понравились твои рассуждения об афинских законах: я имею в виду то, что ты говорил здесь наедине Аполлодору. Ты вспомнил?
Сократ молчит.
Это похвально, хотя сам я, который посадил тебя сюда на основании законов, которые ты так уважаешь, – не разделяю твоего мнения о них. Наши законы – дурны, ибо они установлены слабосильными. Что делать – слабосильных большинство: в природе всегда больше дурного и отходов. И вот, чтобы защитить себя от меньшинства сильных, то есть от тех, кто способен над ними возвыситься, – это слабое большинство придумало наши афинские законы. И утверждает, что встать над большинством – несправедливо и надо страшиться этого. Но, Сократ, ведь сама природа повсюду провозглашает право сильного. Закон великой природы считает справедливым, если лучший и сильный подавит худшего и слабого. «Творить насилие рукой могучей» – это сказал великий поэт Пиндар… Мы же берем с детства самых решительных и сильных людей и приучаем их заклинаниями законов, что все они должны быть равны ничтожному большинству и что только это справедливо… Но мне хочется, Сократ, чтобы у нас появился некто, достаточно одаренный природой, который освободился бы от этого дурмана и освободил других.
Сократ. Это будешь ты, Анит?
Анит. (не отвечает). И восторжествует закон естественного, то есть природа.
Сократ. Тогда я очень мешал тебе, сильный Анит!
Анит. Ты мешал всем. Умным, потому что многое из того, что приходило в голову тебе, приходило в голову и им. Но они молчали. А если кто-то молчит, ему совсем не нравится, когда говорит другой… Ты мешал глупым – они тебя не понимали… Ты мешал тем, кто не верит, потому что требовал веры… Ты мешал тем, кто верит, потому что их раздражала твоя вера, которую надо все время проверять сомнением – истинна ли она.
Сократ. И все-таки почти половина судей, несмотря на подкуп, запугивания, были за меня, Анит. Почему так? А может быть, вера и сомнение не страшат народ, а страшат лишь тиранов… или будущих тиранов? Мы можем и это исследовать…
Появляется Тюремщик.
Анит. Пора! (Встает.) Времени не осталось, Сократ. Я объявляю тебе, Сократ: священное посольство ночью прибыло из Дельф, и наступил день твоей смерти. Во дворе собрались твои ученики, твоя жена и дети. Они ждут, когда снимут с тебя оковы. (Жест в сторону Тюремщика.) Он приходил сюда для этого. (Тюремщику.) Уйди пока.
Тюремщик выходит.
Сократ, я могу заключить сейчас под стражу Ксантиппу, Аполлодора, Симия, Кебета и других по обвинению в подкупе тюремщика и в подготовке твоего побега…
Сократ молчит.
И чтобы легче нам было закончить рассуждения о пользе веры, сомнения и философии вообще, я могу открыть тебе, мудрейший из афинян, откуда я знаю о твоем побеге… Нет, не от тюремщика, хотя и от него тоже…
Сократ (не выдержал). Откуда, Анит?
Анит (не ответил, засмеялся). Но я оставлю их всех на свободе, потому что тюремщик принял деньги по моему повелению. Ты можешь бежать, Сократ. Более того, я пришел просить тебя бежать… Я надеюсь, что в Фессалии у тебя будет время поразмыслить о твоем любимом ученике… и о том, почему он рассказал мне о твоем побеге.
Пауза.
Сократ. Ты хочешь, чтобы я бежал. (Засмеялся.) Это очень похвально, Анит, что ты решил творить зло, не проливая крови… Но возможно ли это? Исследуем.
Анит. Отвечай быстрее, Сократ.
Входит Тюремщик.
Ты бежишь в Фессалию?
Сократ. Ты отлично знаешь, Анит, что я никуда не побегу. (Жест в сторону Тюремщика.) Тебе ведь доложили мою беседу с Аполлодором?
Тюремщик утвердительно кивает.
Прощай, Анит. И не мучь меня понапрасну. Мне очень хочется жить. Я был не прав. Оказывается, даже в тюрьме можно жить. Более того, в тюрьме можно многое понять.
Анит (не удержавшись от насмешки). Мне всегда казалось, что людям твоего склада совсем не худо побывать здесь. Я даже позаботился о тебе, Сократ.
Сократ. Спасибо, Анит. Жаль, что не смогу ответить тебе любезностью на любезность и убежать в Фессалию…
Анит. Ты вспомнил о своих детях, Сократ?
Сократ. Вспомнил, Анит.
Анит. А о жене, об учениках?
Сократ. И о них вспомнил.
Анит. А если я велю кричать на всех углах о предательстве любимого ученика Сократа, это не принесет тебе пользы за гробом!
Сократ. Ты хорошо сделаешь: о предательстве нужно кричать.
Анит (Тюремщику). Начинай!
Тюремщик снимает оковы с Сократа.
И пустишь к нему жену и друзей. (Сократу.) Он принесет тебе чашу с ядом и объяснит, как все это половчее сделать. Слушайся его, Сократ, у него в этом большой опыт… Да, жаль! У тебя была длинная жизнь, на твоих глазах построили великие храмы Акрополя, на твоих глазах Афины расцвели и увяли. В последний раз, Сократ…
Сократ. Есть басня Эзопа, Анит. Некий заботливый хозяин решил отмыть своего черного раба, эфиопа, чтобы тот стал белым. Ты знаешь, чем это кончилось.
Анит. Мудрый старец. (Засмеялся.) А ты действительно – мудрый. Ну конечно, я не хотел, чтобы ты бежал в Фессалию… И казни твоей не хотел… В казни есть что-то торжественное, страдальческое… А у меня быта мечта: убить тебя как собаку., как трусливую собаку при попытке к бегству. И рад, что открываю Сократу эту последнюю истину. Прощай.
Сократ. Я рад, что не ошибся: зло всегда порождает кровь.
Анит уходит.
Тюремщик (заканчивая снимать оковы). Сейчас придут твои друзья и жена. Но сначала давай договоримся, когда приготовить чашу.
Сократ садится на ложе и медленно, с наслаждением растирает затекшие руки и ноги.
Сократ. Как только они уйдут, сразу неси мою чашу.
Тюремщик. Вот это разговор! Молодец, старичок! (Распахивает двери.)
Входят Ксантиппа и ученики Сократа.
Среди них – Первый и Второй.
Сократ (продолжая со счастливой улыбкой растирать ноги). Какая странная вещь, друзья. То, что люди зовут приятным и сладостным, подчас поучительно уживается с тем, что принято называть мучительным, больным. Они будто срослись в одной вершине – кто получит одно, вскоре получит и другое. Еще недавно моим ногам было тяжело и больно от оков, а теперь всему моему телу сладостно и приятно. Тема для басни Эзопа.
Второй (стараясь говорить весело). Кстати, меня спрашивало уже несколько человек, правда ли, что ты вдруг начал сочинять стихи?
Первый. Это неправда. Сократ сочинял в тюрьме не свои стихи, а перелагал древние басни Эзопа.
Сократ (будто не слыша Первого ученика, обращаясь только ко Второму). Знаешь, Аполлодор, в течение жизни мне часто снился сон, будто чей-то голос говорил мне: «Сократ, потрудись на поприще муз». Я считал, что я так и делаю, ибо философия считается величайшим из всех искусств муз. Но в тюрьме… в тюрьме философия не всегда утешает. И вот после болезни, когда в моей душе проснулось ликование, я попытался творить на самом обычном для муз поприще – я начал слагать стихи.
Второй. И что же?
Сократ. Оказалось, нельзя творить стихи при помощи разума. Оказалось, поэты летают. И только тогда приносят свои песни, собранные в садах и рощах муз. Поэт – это существо легкое, крылатое и безумное. И творить он может, только когда сделается исступленным, вдохновенным, чего не позволяет мне мой скучный разум. И потому я оставил свои жалкие потуги и сочинил всего один гимн в честь Аполлона. Ведь благодаря празднику Аполлона в Дельфах я прожил этот лишний месяц, и не поблагодарить его было бы невежливо. (Отдает гимн Второму ученику.) Ты передашь это сегодня священному Хору, когда он сойдет на землю Афин.
Ксантиппа. Я не могу так! Я не могу!
Сократ. Ксантиппа… Ксантиппа…
Ксантиппа (бессвязно). Я не могу, Сократ! Я просто не могу.
Сократ. Уведите ее!
Ученики держат Ксантиппу.
Ксантиппа. Нет! Все, все, я буду молчать! Я буду молчать! Я должна все это до конца увидеть. Ты слышишь? Я должна быть с тобой до конца, чтобы ты знал, что я тебя люблю.
Сократ (Второму). Ксантиппа – женщина, но что с тобой, Аполлодор?
Ксантиппа вырывается из рук учеников, падает на пол и ползет к Сократу.
(Опускается на колени.) Ну, давай поговорим, Ксантиппа. Ты ведь стала у меня совсем мудрая.
Ксантиппа (шепотом). Совсем мудрая.
Сократ. Ты уже научилась беседовать со мной. Не так ли?
Ксантиппа. Научилась.
Сократ. Тогда слушай: ты ведь знаешь, что ни одна птица не поет, если она страдает…
Ксантиппа. Знаю.
Они стоят на коленях друг против друга.
Сократ. Тогда ответь мне, почему лебеди, почувствовав свою смерть, заводят такую громкую, такую счастливую песню? Отчего они ликуют?
Ксантиппа (ничего не соображая). Отчего они ликуют?
Сократ. Значит, смерть – это не всегда страдание. А ведь лебеди – это вещие птицы и принадлежат все тому же Аполлону. Ты поняла?
Ксантиппа (целуя его руки). Я поняла.
Сократ. Теперь ответь мне, Ксантиппа, свойственно ли настоящим философам пристрастие к так называемым наслаждениям: к питью или еде? Ответь мне.
Ксантиппа. Свойственно… Несвойственно. (Вцепилась в руку Сократа.)
Сократ. А к остальным удовольствиям, начиная с тех, что относятся к уходу за телом – например, щегольские сандалии, красивый плащ, – ценит ли все это истинный философ или не ставит ни во что, кроме самых необходимых?
Ксантиппа (бормочет). Несвойственно… Свойственно…
Сократ. Молодец. Ксантиппа! Стало быть, истинный философ на протяжении всей своей жизни постепенно освобождает свою душу от прихотей тела. И когда наступает час его смерти, что с ним происходит?
Ксантиппа. Что с ним происходит?
Сократ. Душа обычного смертного разлучается с телом оскверненная и замаранная. Всю жизнь она угождала своему телу – его страстям и наслаждениям. Она настолько срослась с телом и зачарована им, что не считает истинным ничего, кроме утех тела, то есть того, что можно осязать, выпить, съесть или использовать для любовной утехи. Все смутное, незримое она боится и ненавидит. И оттого мучительно такой душе расставаться с телом и жизнью. Не то философ! Ксантиппа, я никогда не заботился о теле. Я победил все его желания – и теперь, вступая в пору, когда оно будет докучать мне своими слабостями и мешать мне мыслить, я расстаюсь с ним легко, без сожаления, как лебеди. Я убегаю из-под его стражи. Это не страдание, Ксантиппа. Я покидаю землю легко, с осознанной любовью ко всем живущим. Считай это просто выздоровлением моего дряхлого тела. И как при выздоровлении приносят богу Асклепию в благодарность в жертву петуха – сделайте так, когда я закрою глаза.
Ксантиппа плачет.
Уведите ее, прошу вас!
Ученики уводят Ксантиппу. Она вырывается. Падает на пол. Сократ целует ее. Ученики тянут ее по полу, как куклу.
Останься, Аполлодор.
Все уходят, за исключением Второй и Первого учеников – Первый молча стоит в стороне и записывает все происходящее.
(Тюремщику.) Я пойду сейчас проститься с детьми. (Выразительно.) И когда вернусь…
Тюремщик (радостно). Нести?
Второй. Зачем ты спешишь, Сократ?
Тюремщик (торопливо). Значит, я прикажу – пусть сотрут яд и положат в чашу?
Сократ. Да.
Тюремщик. Мы с тобой управимся до обеда. Я сразу понял, что ты самый толковый из всех, кто сюда попадается. А то начнут – плачут, кричат, ругаются… А зачем?
Первый. Солнце еще не закатилось, Сократ, а все обычно принимают отраву после его захода.
Сократ не глядит в его сторону.
Второй. Он прав. Я узнавал: все обычно ужинают и пьют вволю на закате, и некоторые даже наслаждаются любовью.
Сократ смеется.
Тюремщик. Я пойду?
Сократ (Тюремщику). И я с тобой. Я хочу сам омыться, чтобы не хлопотали после. (Второму.) Нужно кончать. Если еще продлится, она не выдержит. (Уходит за Тюремщиком.)
Второй (Первому). Сократ странен с тобой – он не глядит в твою сторону.
Первый. Сократу не надо на меня глядеть. Мы понимаем друг друга без взглядов и без слов. Я знаю все, что он думает. Сегодня на рассвете Сократа посетил Анит. Анит узнал о готовящемся побеге и объявил Сократу, что арестует ночью нас и жену Ксантиппу.
Второй. Я убью Анита.
Первый. Ты прав, это необходимо. Я пойду с тобой.
Второй. Ты останешься. Ты один знаешь все, что говорил Сократ. В тебе его голос.
Первый. И опять ты прав. Тогда торопись…
Второй. Сократ услышит обо мне, он успеет.
Первый молча протягивает Второму нож, тот берет его и отдает ему свиток с гимном Сократа.
Первый. Простимся.
Второй. Простимся.