Рысь Господня Негатин Игорь

© Негатин И., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

От автора

Эта старинная рукопись попала в мои руки случайно, и, должен признать, мне совсем не хотелось корпеть над ее страницами, часть из которых была изрядно испорчена, а состояние уцелевших оставляло желать лучшего. Несмотря на эти досадные обстоятельства, работа над переводом была начата. Я был обязан прочитать эти записи. Хотя бы из уважения к настоящему автору, который обращался к нам из глубины веков.

Неожиданный интерес, возникший в процессе работы, заставил меня изучить и другие источники, которые – к величайшему удивлению – подтвердили некие факты, изложенные в настоящей рукописи. Пришлось изменить названия городов и убрать из перевода точные даты, которые связывали происходившее с реальной историей и могли подтолкнуть излишне авантюрного читателя к опасным исследованиям и тайнам, часть из которых не разгадана до сих пор…

Глава 1

Приступая к повествованию, которое будет изложено в должной последовательности и приличествующим сему образом, я бы меньше всего хотел, чтобы эти записи стали доступны простым мирянам. Причиной тому и титулованные особы, упомянутые на этих страницах, и события, в которых они участвовали. Некоторые истории настолько невероятны и ужасны, что мне как автору этих строк стоило бы серьезно обеспокоиться возможным вниманием со стороны Святого Трибунала[1].

Как бы ни случилось, но я, уповая на милосердие Господа нашего Иисуса Христа, обязан записать все, что видел и знаю. Тем паче что сказания затрагивают не только дела земные, но и нечто большее, сокрытое от людского разумения. Несмотря на эти трудности, вера в пытливость ума человеческого дарит надежду, что потомки смогут разобраться в описанных мной загадках и отделить Божий промысл от козней диавола. Мне же, как свидетелю этих событий, не хотелось, чтобы имена – некогда весьма известные – были опорочены лживыми летописцами и досужими бездельниками, которые называют себя истыми знатоками древних времен. Среди достойных – требующих упоминания и уважения – человек, о котором вы, без всякого сомнения, слышали множество раз. Человек, чья жизнь была окутана тайной, а его деяния служили источником для бесчисленных легенд и преданий.

Орландо де Брег…

Да, именно под этим именем он был известен в нашем королевстве. Я познакомился с ним сорок лет назад. Много воды утекло с тех пор! Менялись короли и правители, на картах появлялись новые земли и новые государства. Многое, что казалось незыблемым, обратилось в прах, но воспоминания терзают мою душу и воскрешают дела минувших, канувших в Лету дней. Возможно, что всему виной старческое прекраснодушие или желание пережить свою молодость еще раз. Пусть даже так – в призрачной дымке размышлений, под тихий шелест книжных страниц и дневниковых записей.

Какие бы противоречивые чувства я ни испытывал к этому человеку, должен признать, что наша встреча не была случайной. Иногда мне кажется, что само Провидение связало нити наших судеб с неведомой, но, без сомнения, важной целью. Долгие годы мы сражались бок о бок, и это обстоятельство дает мне право выразить личное мнение и развенчать некоторые мифы, которые ему приписывают. Если учесть мой почтенный возраст, то сей труд станет последней попыткой разгадать тайну и понять: кем же он был на самом деле? Грешником, наказанным Всевышним за пытливый ум, безудержную храбрость и благородство, или же святым мучеником, заключенным в темницу нестерпимой боли?

Орландо де Брег… Оборотень из монастыря Святой Женевьевы.

Прежде чем я возьмусь за перо и начну повествование об этом человеке, полагаю, будет правильным сказать несколько слов и обо мне самом. Надеюсь, что читатель воспримет эти откровения не как безудержную гордыню, а всего лишь как скромную помощь летописца, чистосердечно признающего и свои ошибки, и свои маленькие победы лишь для того, чтобы предоставить полную картину прошлых лет.

Мой дорогой отец, барон Гийом де Тресс, владел небольшим и обветшалым замком, который находился на северной границе королевских земель. Даже сейчас, когда память меня подводит и заменяет суровое прошлое красочными воспоминаниями, я возвращаюсь во времена своей юности с неожиданной теплотой и нежностью. Как наяву, вижу неприступные стены, высокий донжон и хмурую надвратную башню, окутанную густым плющом, в котором вили гнезда маленькие и очень юркие птицы.

Отец получил грамоту на эти земли из рук самого Фрегенсби, деда нынешнего монарха, в награду за свою храбрость и бесстрашие в битве за Элонг. Раны, полученные в сражении, не позволили продолжить службу, и он, тогда еще молодой и крепкий мужчина, удалился на покой. Женился и дождался троих сыновей: Себастьяна, Валери и меня – Жака де Тресса. Вскоре после моего рождения умерла матушка. Наш отец тяжело перенес утрату, но, должен признать, он сделал все для воспитания сыновей. Вырастил и дал образование, и не только нам: оказывал должную поддержку своим бастардам, чьи потомки, вслед за своими отцами, унаследовали буйный баронский нрав и огненно-рыжую шевелюру. Все, кроме меня, Жака, который, словно в память о почившей матери, был награжден смуглой кожей, темно-серыми глазами и густыми прядями русых волос. Я был высок и довольно крепок. Широкие скулы, нос с небольшой горбинкой и узкие, всегда сжатые губы – в память о строгом воспитании и упрямом нраве, которым отличались все наши предки.

С младенческих лет мы находились на попечении учителя – Барта Уэшема, который был старым другом нашего отца и также получил увечье на королевской службе. Наставник не любил пустопорожней болтовни, а единственным достойным мужчины занятием полагал ремесло воина. Поэтому все свободное время мы проводили на заднем дворе, где постигали искусство фехтования, или в седлах, разъезжая по окрестностям замка.

Уэшем был жестоким наставником! Непогода во время занятий радовала его больше, чем кувшин вина или крутобедрая крестьянка из ближайшей деревни! Мы с братьями месили грязь, а он стоял рядом и проклинал тот день, когда взвалил на свои плечи заботу о нашем воспитании. За любую, самую мельчайшую, провинность жестоко наказывал. Сотни раз мы падали на землю, сбитые с ног его сильными ударами, но поднимались, вытирали кровь и мечтали побыстрее вырасти, стать сильными и отомстить нашему мучителю. Не прошло и пяти лет, как мы изменили свое отношение и поняли, что мастер Барт желал только добра, готовя нас к тяжелым жизненным испытаниям.

Когда моему старшему брату минуло семнадцать, отец собрал нас в зале и объявил свою волю. Мы узнали, что Себастьян унаследует замок и земли, а Валери, которому на тот момент исполнилось шестнадцать, отправится в столицу, где поступит на королевскую службу. Мне, как самому младшему, не оставалось ничего, кроме возможности жениться на тридцатилетней вдове, чьи владения граничили с нашими, или уйти в монастырь.

Сама мысль, что придется разделить ложе с этой женщиной, повергала меня в ужас. Она похоронила двух мужей и теперь подыскивала очередную жертву. Вспомнив ее тучное тело, похотливый взгляд и жирный, покрытый бородавками подбородок, я, даже не задумываясь, выбрал служение Богу. Получив отцовское благословение и простившись с домочадцами, я отбыл в портовый город Баксвэр, где и находился монастырь Святой Женевьевы. Так уж случилось, что я первым покинул отчий кров. Как сейчас вижу братьев, стоящих на пороге нашего дома, Барта Уэшема и отца, который опирался на свою толстую и тяжелую трость.

Себастьян прожил долгую жизнь, но мы больше не встречались. Валери дослужился до капитана королевских стражников и был убит в одном из сражений Десятилетней войны. Последний раз мы виделись за месяц до его смерти. Валери де Тресс был смелым человеком, а его военные подвиги заняли достойное место в летописях нашего королевства.

Настоящее редко заботит людей. Они предпочитают жить мечтами о временах грядущих или предаваться сладким воспоминаниям, которые будоражат охладевшую кровь. Будущее мне неподвластно, и посему я вернусь в годы моей юности, когда и началась эта история…

Глава 2

Дождь начался на рассвете и не прекращался до самого вечера. Узкая дорога, петлявшая между холмами, превратилась в болото. Под копытами лошадей сочно чавкала липкая грязь, и нам с каждым шагом становилось все тяжелее идти вперед. Оберегая ноги, а может, и свои шеи, мы давно спешились и вели лошадей за поводья, выбирая места посуше, чтобы не оставить в глине подметки насквозь промокших сапог.

Позади меня медленно шел Пьер – высокий и плечистый парень с копной черных волос, толстыми губами и маленькими поросячьими глазками. Сильные руки, крепкие кулаки и мощная шея. Он работал в нашем замке, помогая восстанавливать пострадавшую от пожара конюшню, но нынешний год выдался неурожайным, и никто не хотел оставлять на зиму лишние рты. Отцовский управляющий, посоветовавшись с мастерами, расплатился с парнем за работу и отказал от места. Так уж случилось, что это событие самым чудесным образом совпало с моим отъездом в монастырь. Пьер подкараулил меня во дворе и, комкая в руках дырявый колпак, попросил дозволения сопровождать в город, где он надеялся найти занятие, чтобы пережить зиму.

Казалось, что лучшего спутника нельзя и представить, но увы, несмотря на свою силу, он был добрым и богобоязненным человеком. Даже шутки, на которые так щедры мастеровые, не вызывали в нем злобы. Попавшись на очередную уловку, этот увалень разводил руками, смущенно топтался на месте и виновато улыбался, словно не мастера, а сам Пьер был виноват в их глупой проделке. За время нашего путешествия мы неплохо поладили, и я откровенно жалел, что вскоре расстанусь с этим парнем. Увы, но послушнику слуга не положен.

– Святые угодники… – вздохнул парень и покосился на небо.

– Не слишком ли часто их поминаешь, Пьер? Если они так добры, то почему бы им не разогнать тучи?

– Грешно так говорить…

– Это еще почему?

– Все же в святую обитель направляетесь.

– Когда прибудем, тогда и помолимся, – отозвался я и потянул за собой лошадь. – Пошла!

– Ох, грехи наши тяжкие…

Вскоре мы вышли на равнину, и редкие перелески сменились дубравами. Иногда, словно издеваясь над уставшими путниками, проглядывало солнце. Редкие лучи пронзали мрачные, будто залитые свинцом тучи и тут же прятались, не оставляя надежды даже на малую толику тепла. Стояла поздняя осень, и пышное золотое убранство сменилось скользким ковром из потемневших листьев. Было жутко холодно, а промозглый северный ветер лишь дополнял эту безрадостную картину, проникал под одежду и заставлял поплотнее запахнуть тяжелые от влаги плащи.

Мы перебрались через ручей, но не успели сделать и ста шагов, как показались несколько бродяг, которые вышли из леса и преградили нам путь. В горле вдруг пересохло, и я вспомнил все рассказы о тех ужасах, которые подстерегают путников на этих дорогах.

Что касается скудного имущества, то несколько тощих мешков, притороченных к седлам, составляли все мои богатства. Не считая котомки Пьера, которую он нес за плечами. Среди вещей было чистое белье, мешочки с крупами и сухарями, кусок солонины и баклажка с вином, которую мы заполнили сегодня утром, когда проходили мимо деревенского трактира. Оружия, кроме охотничьего кинжала, висевшего на поясе, и топора, который нес Пьер, не было. Отец, отправляя меня в дорогу, сказал, что будущему монаху не пристало носить меч…

Подробности происшествия, которое последовало за появлением этих людей, стерлись из моей памяти. Это свойственно человеку – забывать все неприятное, что происходило в его жизни. Увы, это не касается тех пережитых ужасов, которые навсегда врезаются в память и возвращаются ужасными ночными кошмарами.

Все, что запомнил, так это начало короткой и бесславной стычки. Первый разбойник, который легко поигрывал тяжелой дубинкой, походил на горного тролля – уж слишком был крепок. Казалось, что его тело высекли из куска гранита, но позабыли сгладить углы и сколы. Он окинул меня взглядом и довольно ощерился, показывая остатки гнилых зубов, почерневших от дурной пищи. Косматые волосы слиплись от грязи и походили на овечью шкуру. Жаль… Жаль, что он не овца. Было бы гораздо легче выпустить ему кишки! Он что-то крикнул, но я уже не слышал. Кровь! Она стучала в моих ушах, словно кузнечный молот. Кто-то из его подручных бросился вперед и попытался меня схватить, но уроки, данные мастером Бартом, не прошли даром! Я, даже не задумываясь, скользнул в сторону и, резко развернувшись, ударил его кинжалом в спину!

Послышался крик, затем стон и предсмертный хрип! Кто-то сквернословил и даже рычал, как дикий, загнанный охотниками зверь. Меня ударили, а затем свалили на землю, вдавливая в дорожную грязь. Еще удар, и я задохнулся от нестерпимой боли! Противник был слишком тяжел и крепок для пятнадцатилетнего юнца. Единственное, что запомнил, – его безумный взгляд, горевший злобой и ненавистью. В глазах темнело, и я уже прощался с жизнью, но послышался лошадиный топот, и голова моего врага треснула! Клянусь – она треснула, как перезрелая дыня! Хватка ослабла, а его горячая кровь брызнула мне в лицо, но это было не важно! Проклятый разбойник вздрогнул и завалился на бок. Я лежал в луже и хватал ртом холодный живительный воздух. Жив! Жив… Признаюсь – был так испуган, что даже не слышал, что происходило вокруг, пока не заметил мужскую фигуру, которая нависла надо мной.

– Вы ранены? – спросил он.

– Нет. – Я сбросил оцепенение и покачал головой. – Это… это чужая кровь.

– Как вас зовут, сударь?

– Жак. – Я попытался стереть с лица грязь, но только размазал и окончательно стал похож на безродного бродягу, который подрался из-за куска хлеба. – Жак де Тресс.

– Гийом де Тресс ваш родственник?

– Родной отец.

– Вот как? – Он удивленно дернул бровью и посмотрел на меня.

– Не знаю, как вас и благодарить… – прохрипел я.

– Пустое, мой друг! Вы храбрый юноша, Жак де Тресс! – сказал незнакомец и улыбнулся. Потом протянул руку и помог подняться. – Будь на дороге светлее, вы бы и сами прекрасно справились с этими негодяями.

Кровь ударила в голову, и я почувствовал, как краска заливает лицо. Мне стало безумно стыдно перед этим благородным человеком, который не только спас мою никчемную жизнь, но и помог сохранить достоинство в жалкой и позорной схватке. С большим трудом взял себя в руки и посмотрел на своего спасителя. Он перехватил взгляд и представился:

– Меня зовут Орландо де Брег. К вашим услугам!

Это был мужчина лет двадцати пяти. Если и позволительно сказать о мужчине, что он красив, то шевалье был достоин этих слов. Высок, статен, широкоплеч. Тонкие черты лица, красиво очерченная линия губ и слегка прищуренные глаза, отливающие темно-зеленым изумрудным блеском. Изящно подкрученные усы, небольшая бородка. Такие мужчины бывают счастливы и в любви, и в бою. Густые, длинные волосы, но что меня поразило, так это обильные седые пряди, которые серебрились в его черных волосах. Рядом с ним я себя чувствовал неотесанным деревенским парнем, что, если честно, было недалеко от истины. Его манеры и дорогой наряд лишь подтверждали мои мысли. Дублет, изготовленный из кожи тончайшей выделки, был украшен серебряной вышивкой. Штаны из шерсти и высокие сапоги, изрядно забрызганные глиной. В руке он держал обнаженный меч, который, вы уж поверьте мне на слово, стоит отдельного рассказа…[2]

Шевалье огляделся по сторонам, недовольно поморщился, а затем предложил не мешкать и продолжить наш путь. Пока мы разговаривали, мой Пьер успел обыскать трупы, но ничего достойного внимания не нашлось. Мешочек сухарей, четыре серебряных монетки и дрянной охотничий нож, который сразу перекочевал ему за пазуху.

– Ловкий малый, – усмехнулся де Брег. – Это ваш слуга?

– Только до Баксвэра. Там он будет предоставлен своей судьбе.

– Не пропадет. Из таких тихонь получаются отличные слуги.

По словам Орландо, до Баксвэра оставалось около часа пути, но дело шло к ночи, и нам следовало поторопиться. Трупы убитых разбойников были оставлены на дороге. Зверья в этих месах предостаточно, так что тела недолго будут валяться. Не пройдет и нескольких дней, как их растащат хищники.

Мой новый знакомый не задавал вопросов, а лишь поинтересовался целью путешествия. Узнав, что направляюсь в монастырь Святой Женевьевы, он понимающе кивнул и вернулся к прерванной беседе о придорожных грабителях.

– Эти бродяги давно здесь промышляют, – вздохнул де Брег. – Если не ошибаюсь, они из шайки Ван Аркона. Будь у нас чуть больше времени, я бы заглянул к ним в гости и пожурил вожака этих мерзавцев. Шериф Баксвэра обещал их вздернуть, но, как видите, дело не пошло дальше обещаний. В городской казне нет денег, чтобы гоняться за преступниками.

– Сударь, вы… – удивленно протянул я. – Вы знакомы с предводителем разбойников?!

– Да, знаком. – Он пожал плечами. – Почему бы и не познакомиться? Аркон не настолько плохой, каким его видят городские власти. Он никогда не забирает последнее, а бедняки, путешествующие по этой дороге, ни разу не пострадали. Мне доводилось слышать, что один бедолага даже получил мешок муки и жирный окорок, которые перед этим отняли у купца-южанина.

– Но это…

– Оставьте, Жак! Qui sine peccato est vestrum, primus in illam lapidem mittat![3] Скоро поймете, что мир не так прост, каким вы привыкли его видеть на землях вашего батюшки!

Закончив эту довольно странно прозвучавшую фразу, Орландо де Брег вдруг замолчал и пришпорил гнедого жеребца. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру, чтобы не оказаться перед закрытыми городскими воротами…

Баксвэр – самый старый портовый город на южном побережье нашего королевства. Он раскинулся на скалистых берегах большой бухты, которая своими очертаниями напоминала лошадиную подкову. Сюда можно было попасть либо морем, либо по единственной дороге, которая проходила по широкому распадку. Этот распадок, обильно украшенный огромными валунами и скальными обломками, был весьма удобен при обороне города и позволял горожанам защищаться малыми силами. На севере Баксвэр был надежно прикрыт высокой стеной с тремя сторожевыми башнями, а со стороны моря его покой хранили старая крепость и западный бастион, расположенный на прибрежном утесе.

Позволю заметить, что удачное расположение не сделало жителей счастливее и богаче. Город столько раз подвергался осадам, что от былого процветания не осталось и малейшего следа. Казалось, минувшие битвы нанесли такие раны, что в душах горожан поселилась глухая безысходность и смирение перед неизбежным.

Ремесла и торговля находились в упадке, налоги собирались крайне неаккуратно, что, по некоторым слухам, раздражало короля и добавляло уныния в жизнь города. В прошлом здесь проводилось две ярмарки в год, а сейчас лишь одна, которая не радовала ни количеством покупателей, ни выбором товара. Эти скорбные обстоятельства коснулись и монастыря Святой Женевьевы, который размещался на высоком холме, в западной части Баксвэра. Его стены и здания нуждались в серьезном ремонте, а некоторые помещения пребывали в столь плачевном состоянии, что грозили обрушиться прямо на головы монахов.

Мы добрались до города перед самым закрытием городских ворот. Надеюсь, вы не будете держать зла за то, что не опишу все увиденное. Признаться, день выдался очень тяжелым, и я мечтал лишь об одном – добраться до монастыря или найти какой-нибудь постоялый двор, чтобы согреться и получить миску горячей похлебки.

Как только прошли сквозь сумрак надвратной башни, наш благородный спутник указал дорогу к монастырю, а затем извинился и попрощался. Он так быстро скрылся в одном из переулков, что я даже не успел поблагодарить за помощь.

Несмотря на поздний час, улицы были заполнены народом. Мне, выросшему в глуши северных провинций, кучка людей показалась настоящей толпой. Праздные гуляки, нищие, несколько крикливых старух и оборванный бродяга, который тащил на веревке худую козу. Чуть поодаль, подпирая плетеную изгородь, стояла группа мальчишек, которые проводили нас хищными взглядами, но натолкнулись на мой взгляд и сразу потеряли интерес к нашим уставшим и озябшим персонам.

Увы, нынешний день был не самым удачным! Как сказал брат-привратник, стоявший у монастырских врат, настоятель отбыл в отдаленную обитель, расположенную в полутора неделях пути от Баксвэра. Монастырский приют для путников был переполнен, и нам не оставалось ничего другого, как развернуть лошадей и поискать ночлег в городе.

Глава 3

Мы с Пьером собрались вернуться обратно к городским воротам, где находился один из постоялых дворов, но едва тронули поводья, как я заметил всадника, чья фигура показалась очень знакомой.

– Шевалье де Брег?

– Жак, вы что, заблудились? Монастырь находится за вашей спиной.

– Да, я уже там был. Мне сказали, что отец-настоятель…

– Уехал, – догадался Орландо.

– Вы правы.

– Признаться, я совсем забыл, что он собирался навестить братьев из Лесной обители. Ну что ж, невелика беда! В городе есть несколько достойных мест, где можно получить горячий ужин и приличный ночлег. Если вы не против, то покажу одно из них.

– Не знаю, как вас и благодарить. Вы так добры.

– Пустое, мой друг.

Не прошло и четверти часа, как мы добрались до постоялого двора «Королевская охота». На деревянной, потемневшей от времени вывеске было изображено несколько всадников, преследующих оленя. Дабы у посетителей не возникало ненужных сомнений, голова одного из охотников была украшена короной. Окна были темны, но стоило нам постучать, как дверь распахнулась, и я увидел невысокого и плотного мужчину. Вопреки здешним обычаям, его седые волосы были коротко подстрижены, а борода и длинные усы подтвердили мою догадку, что он побывал на юго-востоке и перенял привычки тамошних жителей. Про эту особенность южан мне рассказывал Барт Уэшем, когда описывал свои приключения и походы. Что касается наряда, то на нем была обычная для горожан одежда, пояс из буйволиной кожи, на котором висел кошелек, и нож с коротким, но широким лезвием.

– Добрый вечер, господа!

– Скорее доброй ночи! – улыбнулся де Брег. – Мастер Гай, у вас не найдется свободной комнаты для моего знакомого?

– Сударь… – с некой укоризной заметил хозяин. – Для вас и для ваших друзей все что угодно и когда угодно!

– Вот и хорошо! Тогда я поручаю вашим заботам этого славного юношу. Его зовут Жак де Тресс. Он прибыл в монастырь, чтобы посвятить себя служению Всевышнему…

Пусть и забегая немного вперед, но я поведаю вам чуть больше, чем узнал бы простой странник, впервые попавший на улицы города. Этого человека звали Гай Григориус. Позднее мне доводилось слышать множество слухов как о нем самом, так и о причинах, побудивших его открыть свое заведение.

Злые языки утверждали, что давным-давно он был послушником одной обители, но так двусмысленно толковал уставы, что был неоднократно порицаем настоятелем за поступки, которые никоим образом не сочетались с порядками братства. Согласно другим слухам, он был приором отдаленного монастыря, принявшим – по велению души и сердца – святой обет нести Слово Божье всем заблудшим овцам в стаде Господнем. Его решение ознаменовалось знатным погромом в трапезной и повлекло резкое увеличение числа страждущих у брата-инфирмария, который извел на кровоподтеки годовой запас бодяги и подорожника, после чего Гай Григориус и был изгнан.

Как бы там ни было, но сей образованный муж открыл кабачок неподалеку от северных ворот, где обращался к посетителям с короткими проповедями, в которых всячески порицал тех кабатчиков, которые разбавляли вино простой колодезной водой. Увлекшись, Григориус зачастую богохульствовал, но всегда осенял себя крестным знамением и смиренно добавлял: «Боже, запиши на мой счет, потом сочтемся!»

Если же – надо заметить, весьма редко – в кабачке и случались потасовки между гостями, разгоряченными вином и блудницами, то Гай горестно вздыхал и обращал взгляд к небесам. После чего брал в руки приличную дубину и самолично успокаивал буянов, раздавая – по его словам – «полное отпущение грехов». В особых случаях мастер Григориус звал на помощь поваренка – громадного детину по имени Джори, который был только рад отвлечься от вертелов и жаровен.

Я так устал, что отправился спать, едва разделавшись с миской горячей похлебки. Гай выделил мне небольшую комнату на втором этаже, где стояли удобная кровать, маленький стол и тяжелая лавка. Оловянный подсвечник, оставленный хозяином, позволил заметить на стене оленьи рога, на которые можно было повесить сырую одежду, в надежде, что до утра она высохнет. Мне оставалось лишь помолиться и с большим удовольствием растянуться на тюфяке, набитом соломой. Пьеру тоже нашлось местечко, и день, принесший столько забот и треволнений, наконец закончился…

Наутро, после скромной, но сытной трапезы, я хотел спросить у хозяина совета насчет продажи лошадей, но не успел начать беседу, как услышал крик уличного мальчишки. Этот крик спутал мои мысли, и я, слегка раздосадованный этим обстоятельством, был вынужден обратить внимание на спешащих прохожих.

– Ведьма!!! – раздался оглушительный женский визг. – Сегодня ее сожгут!

– Куда все бегут? – спросил я у старика, который стоял у дверей трактира и равнодушно смотрел на суетившихся горожан. Он окинул меня взглядом и хмыкнул:

– Вы, сударь, видно, не местный?

– Нет, я прибыл из северных провинций.

– Сегодня казнят Катрину из Веймора.

– Казнят? За что?

– Разве не слышали, что кричат люди? – Он покачал головой. – Она ведьма и призналась в своих злодеяниях. Ее сожгут в полдень на центральной площади.

Признаться, мне стало любопытно. Никогда прежде не видел публичных казней, если не считать смерти двух оборванцев, которых уличили в краже и повесили во дворе отцовского замка. Надо же! Ведьма… Настоящая ведьма! Не мог упустить такого зрелища и поспешил за горожанами, которые двигались к месту казни. Увы, я был молод и глуп…

Улочки, прилегающие к площади, понемногу заполнялись людьми. Чумазые мальчишки, похожие на стремительных воробьев, облепили не только деревья, но и каменные ограды. Люди постарше неторопливо бродили вокруг высокого помоста, толкались и даже бранились в надежде присмотреть местечко повыше и поудобнее, дабы не упустить мельчайшие подробности предстоящей казни.

Прошло не меньше часа, прежде чем в конце улицы показалась процессия, состоящая из повозки, на которой везли осужденную, и вооруженных алебардами стражников в блестящих кирасах, идущих по бокам и отгонявших излишне любопытных зрителей.

– Ведьма! – послышался чей-то визгливый крик, который отозвался сотнями других, не менее противных голосов. – Ведьма!!!

Толпа, жаждущая зрелищ, заволновалась. Казалось, что здесь собрался весь Баксвэр! Пришлось прижаться к ограде, чтобы не оказаться затоптанным в толчее. Мне… Мне вдруг почудилось, что я окружен не людьми, а голодными серыми крысами, почуявшими кусок мяса. Хотел убраться в сторону, но вместо этого – совершенно чудесным образом – оказался в первых рядах и видел все происходящее в мельчайших деталях.

– Сжечь! Сжечь эту тварь!

Люди швыряли камни и комья грязи в ведьму, а она скалилась в ответ, проклиная своих обидчиков. Если смертным и было суждено увидеть дьявола во плоти, то эта женщина была одним из его образов! Само воплощение зла, посланного на грешную землю!

Будь проклято мгновение, когда я поддался греховному любопытству! Поверьте, смотрел на ведьму и чувствовал, как по спине струится холодный пот. Я оцепенел от страха! Ведьма была ужасна! Растрепанные волосы, перекошенное от злобы лицо и глаза, горящие огнем преисподней. Ее уста извергали такую хулу, что люди отшатывались прочь. Она была полна черной злобы и, визжа от бессилия, проклинала горожан, которые собрались поглазеть на ее смерть. Казалось, еще немного – и ведьма разорвет путы, а вот тогда – горе всем собравшимся!

Вдруг мелькнула ужасная мысль, которая долго не давала мне покоя и подарила много бессонных ночей. Пусть мое признание и покажется ужасным, но я обещал быть искренним в своих повествованиях. Именно тогда впервые подумал, что горожан притягивал страх! Они замирали от благоговейного ужаса перед ведьмой, но она манила их своими знаниями. Все эти проклятья, камни, которые они швыряли в женщину, – это была игра! Ужасная игра со смертью. Это было нечто непонятное и непостижимое для моего разума.

Возбуждение толпы нарастало, но прошел еще час, прежде чем появились служители Святого Трибунала в серых плащах с надвинутыми на лица капюшонами. Женщину возвели на помост и привязали к столбу. Вязанки хвороста были уложены таким образом, чтобы огонь разгорелся позади ведьмы, сжигая ее ноги и спину. Как я узнал позднее, это позволяло растянуть казнь и сделать ее более мучительной.

Один из служителей зачитал приговор, и палач поднес факел…

Ведьма окинула взглядом толпу и оскалилась. На ее губах выступила кровавая пена. Она была похожа на зверя, но вдруг… Вдруг замерла, словно увидела сонм карающих ангелов! Огонь, который бушевал в ее глазах, потух, и она сникла. Это превращение было настолько удивительным, что я проследил за ее взглядом и увидел… Орландо де Брега. Он стоял на возвышении, скрестив руки на груди, и, казалось, пребывал в полном одиночестве – люди старательно обходили его стороной.

Затем… Затем я не выдержал и начал продираться сквозь толпу, пока не вырвался на свободу и не уткнулся разгоряченным лбом в холодный гранит ограды. Было невыносимо страшно, и я не я стыжусь этого чувства! Не видел, как разгорался костер, но слышал ликующие крики горожан, которые наслаждались этим зрелищем…

– Вы испугались? – послышался знакомый голос, и я вздрогнул от неожиданности. Это был шевалье де Брег. Он подошел и встал рядом, продолжая смотреть на пылающий костер. Послышался вой ведьмы и торжествующий рев толпы. Господи!

– Нет, сударь, я…

– Жак, никогда не лгите! – Он сделал паузу и повернулся. Пристально посмотрел в глаза, потом ткнул пальцем мне в грудь и медленно произнес: – Мысли материальны, а ложь, даже в мелочах, убивает душу.

– Откровенность убивает еще быстрее, – неожиданно возразил я.

– Вот как? – удивился он и смерил меня взглядом. – Вы не так просты, каким кажетесь на первый взгляд…

– Простите, сударь…

– Простить? За что?

– Я не хотел показаться перед вами неучтивым.

– Вам не за что извиняться. Отчасти вы правы. Скажите, что вы думаете о казни?

– Это… Это ужасное зрелище, – признался я. – Ведьма…

– Она никогда не была ведьмой. – Он перебил меня и прищурился.

– Как так?!

– Эта женщина никогда не имела ничего общего ни с колдовством, ни с чернокнижием, ни с иными бесовскими делами.

– Тогда почему…

– Она заслужила эту смерть.

– Я вас не понимаю… – прошептал я.

– Вот и прекрасно. – Он неожиданно улыбнулся и хлопнул меня по плечу: – Пойдемте, друг мой, я угощу вас знатным обедом!

– Обедом?!!

– Разумеется. Скоро вернется настоятель, и вы навсегда забудете о хорошей кухне! Устав братства суров и не терпит чревоугодия.

Глава 4

Обед, которым меня угостил Орландо де Брег, был воистину чудесен. Признаю это безо всякого стыда – я изрядно проголодался, и даже увиденная казнь не отразилась на желании набить брюхо. Молодость… Во все времена она брала свое, невзирая на потрясения, которые подстерегали нас по пути к зрелости.

Толстый и розовощекий кабатчик встретил нас у дверей и проводил к столу. Судя по его льстивой угодливости, с которой он описывал блюда, и благодушным кивкам де Брега, мой друг был частым гостем в этой таверне. Не успели оглянуться, как на столе появился истекающий жиром кусок жареного мяса, свежий хлеб и кувшин красного вина. Достойное место заняли блюда с рыбой и устрицами. Чуть позже появились глубокие миски с густой похлебкой, щедро заправленной овощами, и мне не оставалось иного выхода, как вознести благодарственную молитву и приняться за эту роскошную трапезу…

Пока мы ели, я успел осмотреться – и сделал это с большим интересом. Мне, по молодости лет, не доводилось бывать в таких заведениях, если не считать нескольких постоялых дворов по пути в Баксвэр. Полутемный зал, тяжелые потолочные балки и два небольших, затянутых бычьим пузырем окна. Камин, сложенный из дикого речного камня, грубо сколоченный прилавок и десяток столов, рядом с которыми стояли массивные лавки. Земляной пол был усыпан нарезанной соломой и древесными стружками, что позволяло сохранить видимость порядка и относительной чистоты. Позади кабатчика на большой и тяжелой полке стояло десятка два запыленных – по большей части пустых – бутылок. Бочонок с вином, дюжина глиняных кружек – вот и все убранство.

Когда голод был утолен, я тяжело вздохнул и с большим сожалением взглянул на остатки мяса, которые лежали на блюде. Увы, но при всем желании не смог бы съесть и кусочка, как бы привлекательно он ни выглядел.

– Уф… Благодарю вас, сударь! Вы вернули меня к жизни.

– Не за что, – кивнул де Брег. – Рад, что здешняя кухня пришлась вам по вкусу.

– Это было чудесно!

– Вам придется очень трудно в святой обители…

– Мне не привыкать к трудностям, – пожал плечами я.

– Дело не только в суровом монастырском уставе, – продолжил он и поднял глиняную кружку. Медленно допил вино и посмотрел на меня, будто хотел увидеть нечто незримое, скрытое от людских глаз: – Вы разделите свою жизнь на «до» и «после». Тяжелый выбор. Особенно для юношей, которые и жизнь-то не видели. Вы готовы к этому?

– Всегда знал, что стану монахом. С самого детства…

– Но тем не менее мечтали о другом пути? Пути воина, не правда ли?

Я не ответил. Смотрел на огонь камина, который обогревал зал этой портовой таверны, и молчал. На стенах висели пучки засохших и пыльных трав. Несколько свечей, вставленных в оловянный подсвечник, бросали зыбкие тени на деревянные, покрытые многолетней копотью стены. Посетителей не было – люди наверняка толпились на площади, обсуждая казнь ведьмы. Мирно потрескивали дрова, но вдруг передо мной встал образ казненной, и меня передернуло, словно от пронизывающего до костей ветра. Это невольное движение не ускользнуло от внимания собеседника, но он был так добр, что не поинтересовался его причиной.

– Даже не знаю, что вам сказать, шевалье… – смутился я. – Не совсем так.

– Не совсем? Это интересно.

– Признаться, я никогда не испытывал тяги к воинскому искусству, хоть и преуспел в его изучении. Не сочтите за пустое бахвальство, но знания мне давались гораздо легче, нежели моим старшим братьям. Моя вина в том, что я был плохим учеником…

– Жак, вы слишком требовательны! – сказал шевалье. – Поверьте, ваш наставник отлично потрудился. Разбойнику, которого убили на дороге, вы нанесли отменный удар. Это говорит о хорошей, достойной дворянина школе.

– Мастер Уэшем был строг и относился к обучению со всем усердием.

– Он поступал правильно, – кивнул де Брег. – Оружие, мой друг, не приемлет задора и небрежности, распространенных среди молодых повес, получивших слабое представление о фехтовальном искусстве.

– Все равно я стану монахом, а не воином. Меня… Меня привлекает иная стезя.

– Служение Богу, мой друг, – это тяжелый труд, и ваши таланты пригодятся.

Я замолчал, и перед моими глазами, как наяву, возникла центральная зала старого замка. Обрывки соломы на каменном полу, тихий шепот, возня охотничьих собак, дравшихся над брошенной костью. Снаружи доносился голос ветра, завывающего от бессильной злобы. Север… Милый сердцу север. С трудом стряхнул это невольное наваждение и продолжил:

– Однажды я услышал беседу отца с Бартом Уэшемом. Они сидели у огня и вспоминали военные походы и приключения. Иногда, углубившись в дела минувших дней, рассказывали удивительные, а подчас и невероятные истории о событиях, которые происходили в дальних странах.

– Жак! – неожиданно и довольно резко перебил меня де Брег.

– Да, сударь.

– Вы позволите дать вам дружеский совет?

– Конечно!

– Рад, что вы открыты и честны, но… – Он поморщился и провел рукой по лицу, словно хотел скрыть нахлынувшие чувства. – Будьте осторожнее в своих беседах. Я имел честь быть знакомым с вашим батюшкой и знаю его как достойного и храброго мужа, но мир не всегда добр к таким людям. Вы ведь не хотите познакомиться с братьями из Святого Трибунала?

– Разве…

– Не все так просто! Будьте осторожны в откровениях. Особенно это касается рассказов о военных походах, в которых участвовали Гийом де Тресс и мастер Уэшем.

Он замолчал и подлил нам вина. Признаться, я был сбит с толку этими словами, но счел за благо запомнить его совет. Орландо отхлебнул вина, довольно кивнул и вернулся к нашей беседе:

– Итак, эти старые воины пробудили вашу страсть к знаниям?

– Да, вы правы, но слушать эти беседы мне дозволялось лишь в том случае, если я был прилежен в штудиях. Моих братьев эти рассказы не привлекали, и они предавались иным делам и забавам. Со временем у меня появились вопросы, на которые я не сумел найти ответов, но в замке было несколько книг, которые… Которые мой отец привез из последнего военного похода.

– Как это знакомо, – усмехнулся де Брег.

– Знакомо?

– Не обращайте внимания, Жак. Вы, как я понимаю, были очарованы этими рассказами?

– Да. Все эти истории о дальних странах…

– Мечтаете о путешествиях?

– Не думаю, что моим мечтам суждено сбыться, но в монастыре большая библиотека, в которой собраны труды известнейших ученых мужей.

– Жак, вы меня удивляете! Вы слишком умны для своего возраста. Сколько вам лет?

– Пятнадцать.

– Вы удивительный юноша, Жак де Тресс!

– Сударь, вы слишком добры. Мне даже страшно подумать о степени моего невежества!

– Скажите, что вы находите привлекательным в жизни? – спросил де Брег. – Кроме книг.

– Есть одна сторона жизни, которая привлекает сильнее прочих.

– Женщины? – улыбнулся шевалье, но тут же поднял руку, извиняясь за поспешность суждений. – Простите, не хотел вас смутить или обидеть. Тем более в преддверии столь важного шага, как посвящение себя Святой церкви.

– Священник, который обучал нас грамоте, назвал мой интерес греховным, но…

– …Вы с ним не согласны.

– Это прозвучит кощунственно, но не согласен. Разум дарован Богом, и было бы грешно не использовать эту силу для познания мира, дабы оценить всю щедрость Создателя.

– Поэтому вы так рады судьбе, которая привела вас в монастырь?

– Рад… Возможно.

– Эх, Жак… Ваша душа мятежна, и стены монастыря этого не скроют.

– Это не страшно, если смогу трудиться в библиотеке, – твердо сказал я.

– Пожалуй, вы правы. Это бесценное собрание, но… – Он покачал головой. – Не все так просто, как вам того бы хотелось. Есть множество вещей, которым нет объяснения. Вы уж поверьте мне на слово. Я прочел множество книг и знаю, о чем говорю.

– Мне кажется, что объяснение можно найти всему, если обращать должное внимание на мельчайшие подробности и любопытные совпадения!

– Вы хотите сказать, что они выстроятся в изящное переплетение мыслей и подтолкнут вас к решению заданной интенции? Определенно, ваш ум слишком хорош для монастыря!

– У меня нет иного выхода.

– Выход есть всегда. Просто вы его не увидели. Поймите, что до нас жили и другие люди. Прислушайтесь, и услышите их напутственный шепот. Если Создатель явит свою милость, то вы обрящете свой Путь.

– Шевалье…

– Не принуждаю и не приказываю. Подумайте, Жак. Подумайте и сделайте свой выбор.

– Это…

– Довольно бесед, мой друг! – Он отставил свою кружку и поднялся. – Пойдемте, покажу вам Баксвэр!

– Сударь, я до сих пор не могу оправиться от казни, а вы предлагаете мне прогулку?

– Предпочитаете сидеть и разглядывать паутину на потолочных балках?

– Нет, но…

– Вот и славно. – Он бросил на стол несколько серебряных монет и пошел к выходу.

Мы вышли из таверны и повернули в сторону пристани. Разбитая мостовая была покрыта слоем грязи и лужами, в которых отражалась хмарь осеннего неба. Рядом с соседним домом на пустых бочках сидело несколько бездомных оборванцев, в серых […][4]

…[бу]дет правильным начать описание с монастыря Святой Женевьевы. Это позволит вам не только следовать по нашим стопам, но и почувствовать незримую силу этих земель. Силу, которая была тем краеугольным камнем, рядом с которым возлегли другие, послужившие фундаментом для возникновения Баксвэра. История монастыря насчитывает больше четырех веков, а его неприступные стены помнят многих поборников святой веры, чья мудрость, подобная лучам солнца, пронзала тяжелые облака смуты и безверия.

Как я уже говорил, святая обитель находилась в западной части Баксвэра на небольшом холме, который возвышался над городом как некий сакральный символ. В далекие времена, когда королевские земли подвергались набегам южных соседей, эти монастырские стены становились надежной защитой, принимая под свою сень жителей города […]

…[широ]кая дорога, начинавшаяся у ворот, вела к центральной площади Баксвэра и уже отсюда разбегалась узкими улочками, застроенными каменными домами, в которых жили богатые горожане. Ближе к окраине, будто стыдясь своих обитателей, дома прижимались к земле, и двухэтажные постройки сменялись убогими и ветхими лачугами, где царили вечная нужда и голод. Нищета была мне знакома. Многие из крестьян, живущих на землях моего отца, с трудом доживали до весны, но здесь было нечто иное – непонятное и совершенно чуждое моему разуму.