Санаториум (сборник) Петрушевская Людмила

ОНА. Помните, вы по телефону звонили в книжный? Что у вас нет третьего тома? Я искала вам, и я нашла.

ОН. Зачем? Вы что, думаете, что я сам не получу того, что мне надо? У меня давно уже дубликат. Я вам мальчик, что ли, вызывать меня на свидание?

ОНА. Я договорилась с одними людьми, обменяла вам.

ОН. На что?

ОНА. На фантастику.

ОН. На какую?

ОНА. Не знаю, у нас дома стояла. Отец раньше собирал.

ОН. Какого года?

ОНА. Не посмотрела.

ОН. Кто автор?

ОНА. Я же говорю, было некогда.

ОН. Во молодежь пошла.

ОНА. Я не люблю фантастику.

ОН. Спасибо, конечно, за Ключевского… Но я не возьму. За любой подарок надо отплачиваться, а мне нечем.

ОНА. Оставьте ее себе. Она ваша.

ОН. Да мне зачем?

ОНА. Посмотрите внутри.

ОН (заглядывает). Это кто?

ОНА. Это мы. Вон, оригинал лежит в коляске. Решила вас познакомить наконец.

ОН. Зачем? Простите за прямоту.

ОНА. Вам на память.

ОН. Зачем эта подпись?

ОНА. От меня и нашей дочери.

ОН. Простите за откровенность, я вас не помню. Вас как зовут?

ОНА. Я же сказала вам по телефону свое имя.

ОН. Я не расслышал. Вы только сказали, что нашли мою книгу, которую я потерял.

ОНА. Вы помните, как вы мне говорили про Ключевского? Что это единственный правдивый учебник истории, и рассказывали из него разные моменты. Со мной так никто не разговаривал, с такой дружбой… Папе было некогда. Мама вообще только замечания делала.

ОН. Не только я с вами говорил. Врач Мишкин тоже.

ОНА. Да ну, я никогда его не слушала. Я таких громких не любила никогда. Он за всеми девчонками бегал.

ОН. Извините за прямоту! Но он лишил вас девственности!

ОНА. Это он сказал?

ОН. Да. Он мне сказал. Можешь действовать, я открыл дорожку.

ОНА. И вы ему поверили? Вы же сами никак не могли это надо мной сделать, вы сами бормотали, что это, как это. Что оперативно придется решать. У вас есть друг-гинеколог. И после того, как вытирали салфетками стол, где я лежала? И на мне, и на себе?

ОН. Мало ли, я понял, что ты подгадала, когда придут месячные. Ты ведь долго мне не уступала. Мишкин сказал – она тянет, ждет, когда у нее будет это дело. Чтобы симулировать девственность.

ОНА. Может так случиться, что вы видите меня в последний раз. И зачем так обижать ни в чем не повинного человека.

ОН. И последние разы могут длиться часами. Ну что, прощаемся. Ребенок этот на фото похож на Мишкина.

ОНА. Понимаете? Последний раз вы меня видите. Вот посмотрите, доктор! (Расстегивает блузку спиной к зрителю.)

ОН (отворачиваясь). Застегнитесь, увидят, здесь же клиника, все окна сюда выходят. Нечего меня соблазнять своей грудью кормящей матери.

ОНА. Я больна. Я скоро умру. Уже неоперабельно.

ОН. Да хватит. Я врач, мне жалость незнакома. Больны – надо лечиться.

ОНА. Когда мне врач сказала, я больше никуда не ходила, а поехала к вам.

ОН. Биопсию, флюорографию делала?

ОНА. Нет! Я говорю – поехала к вам.

ОН. Когда вы были у врача?

ОНА. Неделю назад. Но я долго собиралась.

ОН. Это вы за эти дни книжку достали?

ОНА. Нет. Это ваша была книжка. Вы ее оставили в малой операционной… Там, где мы с вами последний раз… это… общались. Где вы мне сказали, что женаты и очень жалеете об этом, потому что вы меня полюбили. И я вам сказала, что ни о чем не жалею и да святится имя твое. На небе, как и на земли. Благословляю тот пол, по которому проходили ваши ноги. Целую воздух, где вы прошли. Вы гениальный врач. Вы спасли столько народу. Вы читали рассказ Куприна «Гранатовый браслет»? Я любила ночью дежурить с вами. Пока вы не уходили утром, больные оставались жить. Такая легенда. В ваше дежурство не умирали. Вы не допускали.

ОН. Ну ладно, хватит. Ошибок хватало.

ОНА. И меня всему научили. Я тоже старалась. Никогда не спала и по первой тревоге бежала.

ОН. Я помню. Да.

ОНА. Я ваша ученица, и я знаю, вы меня спасете. Нашему ребенку нужна мать. Если я умру, его могут отдать в приют. Возьмите ее, я так вас прошу! Если что со мной случится! Моя мама, когда я родила в шестнадцать лет, она прямо как с цепи сорвалась, она не хочет смотреть на нас, она привела к себе мужчину, но он ушел, она кричала, что это из-за нас. Ребенок плакал по ночам. А что я могу поделать? Она не дает мне говорить по телефону, кидается, освободи трубку, мне должны звонить. Она сказала, что я выпиваю ее кефир из холодильника, что я воровка.

ОН. Сколько ей лет?

ОНА. Ей скоро сорок.

ОН. Рановато.

ОНА. Что рановато?

ОН. Климакс.

ОНА. Папа ушел пять лет назад. Нашел себе молодую.

ОН. Понятно.

ОНА. Но мама никогда не была такой. Хорошо еще, что у меня своя комната после их развода. Продали квартиру нашу… Папе комнату. Нам двухкомнатную такую небольшую квартиру. Мама заняла комнату восемнадцать метров, а мы в девяти метрах вдвоем.

ОН. Да, что уж.

ОНА. Она даже не пришла встречать меня из роддома… Всем девочкам приносили цветы. Бутылка и торт нянечкам, деньги. Я ждала, ждала. Звонила. Она трубу не брала. Мне на следующий день собрали сестры какие-то пеленки недостиранные, с пятнами, дали одеяло казенное… Которое списанное, уже на тряпки… С печатью…

ОН. Да… Наша действительность. Это Россия.

ОНА. И мы в этом ушли. Я ведь все приготовила перед родами, Выстирала, прогладила, купила памперсов две пачки. Все сложила в сумку, сказала ей. Она промолчала, это было рано утром. Пришли мы из роддома, а ничего в моей комнате нету. Мама все отдала кому-то. Или продала, я знаю. Она со мной не разговаривает.

ОН. Бешенство матки. Это мне знакомо.

ОНА. Я тогда свою простынку разрезала на пеленки. Что было делать. Но папа с женой мне все привезли на следующий день, когда она была на работе. Папа потом мне замок сразу сходил, купил и вставил. Сказал, чтобы я быстро оформляла приватизацию, а то мама приватизирует только на себя. Но это же ведь деньги! А у меня нету! Папа сказал, что пока что устраивается на новую работу. Они вместе с мамой работали.

ОН. Да, сложности… Слушай. Сейчас мне некогда, извини.

ОНА. А Сашенька совсем не плачет ночью. Имя как у вас, и отчество. Понимает все.

ОН. Сколько ему?

ОНА. Это девочка. Александра Александровна. Ей полгодика. Кудрявая уже.

ОН. Полгода? (Считает в уме.)

ОНА. Было ваше последнее дежурство. Мы прощались с вами в малой операционной как раз. Вы потом все, уже перешли в эту клинику.

ОН. Первые роды?

ОНА. Да.

ОН. Первая беременность?

ОНА. Что вы, да.

ОН. Когда начали жить половой жизнью?

ОНА. В больнице же, вы что.

ОН. Когда?

ОНА. Да в пятнадцать же лет, вернее, в пятнадцать лет и пять месяцев. На практике. Дежурила после восьмого марта, в ночь на девятое. Да вы помните.

ОН. Откуда!

ОНА. Вы мне букет подарили сначала. Тюльпаны.

ОН. Да там этих букетов было… Полная ординаторская тюльпанов. Коллеги не все взяли. Я и сунул вам.

ОНА. Вот видите. Вы помните.

ОН. Чем болели?

ОНА. Ничем я не болела. Я же медик, когда мне врач сказала, я подумала и пошла к вам. Вы меня спасете.

ОН. Я вас не соперирую. Я по другой специальности. Но при всех условиях сначала надо сделать биопсию. Потом уже кидаться на людей.

ОНА. А вы что тут, кем работаете?

ОН. Диссертацию делать мне не дали. Вместо меня защитился один тип из министерства, сказал, все новые данные посылайте мне для отчетов. Два года это длилось, а пока я собирал материал, он уже кандидат наук. Он у меня и в операционной торчал. Говорил, как интересно. Деловой такой. Он у вас после моего ухода стал главврач. Да я и ушел поэтому.

ОНА. Новый?

ОН. Да.

ОНА. Я же в декрете. Но я его видела. Дядечка с такой кожаной сумочкой. Гнида. Девчонки говорили, он всю кардиологию будет ремонтировать, врачей увольняет, пол в коридоре будет мраморный. В малой операционной полгода его мама лежала. В реанимации начали умирать пачками.

ОН. Не успел я опомниться, новый метод доктора… Ты запомнила его фамилию?

ОНА. Зачем мне?

ОН. Обобщение по клиникам, широкое распространение нового метода, его метода, по стране.

ОНА. Подонок. Пока его мама лежала в малой операционной, наши девочки все должны были за ней ухаживать. Операции сократились, второй-то операционной не было, эта бабка капризная, звонила каждые пять минут. А вы не хотели подавать в суд?

ОН. Нет.

ОНА. Я тоже. Моя мама все время кричит, я подам на так называемого отца в суд, пусть платит.

ОН. Подавай, добей меня, такую сволочь. Жена только и ждет доказательств.

ОНА. Я никому, ни единому человеку не говорила в мире про нас. Что это ваша девочка. Отчество ваше. Но мало ли кто с таким отчеством, это самое распространенное имя. Я теперь не маленькая дурочка. Я хожу, делаю уколы соседкам, они мне хоть немного платят. Моя слава уже и на весь двор распространилась, что я хорошо ставлю, они так говорят, внутривенные. Я мечтаю быть доктором. Если бы не этот диагноз.

ОН. А я уже ничего не хочу после той истории. Живу по инерции. Принимаю больных, но врач-то я остался довольно квалифицированный.

ОНА. Вы гений.

ОН. Жена в расцвете климакса. Дочь начала уже этот марафон. Жена в истерике бьется, девочка наркоманка, сделай что-нибудь.

ОНА. Ей шестнадцать?

ОН. Погоди. Да, как будто около того.

ОНА. Как было мне. Пятнадцать с половиной.

ОН. Когда она пришла утром, мы не спали всю ночь, я ей дал пощечину. Она опять ушла. Жена кричала, подала на развод. Какой из меня отец… Добилась своего, разошлись.

ОНА. Мне вас пока что некуда взять. Я начну зарабатывать, тогда я о вас позабочусь. И буду всегда с вами. Но мне надо сделать операцию! Ты понимаешь? Надо вылечиться! Нашей дочке нужно! Ну проверьте хотя бы! (Начинает снимать свитер.)

ОН. Да я же это не оперирую! Погоди!

ОНА. Денег нету. Договоритесь со своими коллегами.

ОН. Ну что же ты на меня наезжаешь.

ОНА. У нас в районной больнице очередь. Месяц-два ждать. У меня есть очень дорогая книга, у мамы лежала под бельем в шкафу. Это от наших предков единственное что осталось. Библия в свиной коже с серебряными застежками. Три килограмма весу.

ОН. Да откуда я знаю, стоит ли это что-то.

ОНА. Семнадцатый век, прадедушка у меня был коллекционер. Все распродала родня. Нам досталось только это. Это папина вещь. Мама ее носила в сумке всегда, когда он уходил.

ОН. Как тебя зовут-то?

ОНА. Я свое имя напишу на нашей с Сашенькой фотографии, которую когда-нибудь вам подарю. Когда все уже будет позади.

ОН. Я знаю. Галя тебя зовут. Редкое имя.

ОНА. Нет.

ОН. Леночка?

ОНА. Нет.

ОН. Господи. Что у меня с памятью? Склероз.

ОНА. Это неважно. Завтра я приду опять, во сколько?

ОН. Утром у начальства летучка. Потом за мной заедут на консультацию, это на весь день, везут далеко.

ОНА. Надо утром. Направление на операцию с датой.

ОН. Давай так. Сначала сдай анализы.

ОНА. Да мне перед операцией сделают. Так ведь и так понятно. (Задирает свитер.)

ОН. Это? Кто тебе сказал? Ты ведь кормящая мать. Закупорка.

ОНА. Врач мне сказала участковая. И мать услышала. Кричала, плакала. Я прямо с Сашенькой ушла гулять, хотя сама и не плакала.

ОН. Чтобы быть спокойной, все-таки сдай прямо вот так экспресс-анализы.

ОНА. Денег на это нету.

ОН. У мамы есть.

ОНА. Да не даст она. Называет меня «отцово отродье».

ОН. Займи у соседей. У нас все деньги уходят на лечение дочери, она в частной наркологии. Понимаешь? Там каждый день знаешь сколько стоит? Дорогая частная клиника по новой методике. Бывшая жена в них верит, я нет. Вот так, родили в муках, воспитывали дочку, нашлись другие воспитатели, бесы, научили, куда деньги девать, – вот так. Продай свою эту Библию.

ОНА. Продайте вы свои книги. Мама ее куда-то спрятала.

ОН. Друзей не продают.

ОНА. Вы же сами блестящий хирург.

ОН. Я кардиохирург, ты что.

ОНА. Это рядом.

ОН. Не то. Вот обратитесь к Васильцову.

ОНА. Только вы можете спасти меня.

ОН. Нет.

ОНА. Вы же учились вместе с Алабян.

ОН. С кем?

ОНА. С Алабян Ириной Васильевной, она в нашей районной больнице главный врач.

ОН. Она не врач. Давно уже. Я с ней дела не буду иметь. Как хочешь.

ОНА. Значит, все.

ОН. А Васильцов?

ОНА. У него умирают.

ОН. Ты что, узнавала?

ОНА. Больные сказали.

ОН. Больные есть больные. Врачи есть врачи.

ОНА. Тогда к Грошеву.

ОН. Кто такой Грошев?

ОНА. Хирург, кто, и завотделением.

ОН. Я спрашиваю, кто он такой? Врача такого я не знаю. Никаких таких особенных сведений у меня о нем нет. А уже кандидат наук. И пишет докторскую.

ОНА. Мне нужен Грошев.

ОН. Ты кому это говоришь?

ОНА. Я не понимаю, что делать.

ОН. Ну правильно, ты не понимаешь. Я тебе и говорю, Грошев шарлатан. Методика непроверенная. Я хочу, чтобы ты жила.

ОНА. Как меня зовут?

ОН. Лена. Ну или Таня.

ОНА. Лена старше меня на два года. Лене уже девятнадцать. А Таня у нас была сестра-хозяйка, ей тридцать.

ОН. Тогда я тебя вообще не знаю, кто ты.

ОНА. Венера дверь открыла тогда в ординаторскую, ночью. Вспомнили? Она на секунду включила свет. Ты оглянулся.

ОН. Венеру вспомнил. Да, вспомнил! Венеру-то. Она тебя от двери позвала.

ОНА. Как она меня позвала?

ОН. Склероз начинается от всего этого, от проклятой жизни.

ОНА. Как меня зовут?

ОН. Забыл, честно. Лицо я помню хорошо, ты такая была прекрасная. Ангел. Она тебя позвала… Скворцова!

ОНА. Ну да.

ОН. У меня стала плохая память. Тебя я помню всю, до мелочей. А вот имя…

ОНА. Ты меня как называл?

ОН. Солнце! Скворцова, солнце наше.

ОНА. Моя мама все время кричит, что найдет тебя, она просто с ума сошла. Она подозревает, что это произошло у меня на работе. Она совсем перестала спать. Она сказала, что отомстит. И она все время звонит Венере. Венера знает, что я заболела.

ОН. Венера?

ОНА. Венерка сказала, беги к нему, он спасет, он гений. Он всегда так думает о своих больных. Хотя лично Венера вас не любит после того случая.

ОН. Я думаю, да, о своих больных. Я сам за них отвечаю. Но у меня кардиохирургия!

ОНА. К Грошеву идти?

ОН. Шарлатану я не могу доверить тебя. Мое солнце Скворцова.

ОНА. Это же моя жизнь.

ОН. Даже и твою жизнь.

ОНА. К нему трудно попасть. Он не берет денег за госпитализацию.

ОН. Но после операции берет.

ОНА. Вы ему позвоните и скажите, что я ваша жена. Он вас уважает.

ОН. Обманывать не стану.

ОНА. Вы же не женаты на своей жене. Вы с ней развелись.

ОН. Откуда ты взяла? А, это я сказал уже.

ОНА. Венера знает.

ОН. Всюду она! Всюду она!

ОНА. Я теряю жизнь. Ну хорошо, распишитесь со мной чисто формально, и тогда вы скажете Грошеву, что это моя жена. Он вас уважает, он меня прооперирует бесплатно.

ОН. Это еще что такое?

ОНА. Венера грозит, что все расскажет вашей новой Елене Михайловне. Из гастроэнтерологии.

ОН. Не знаю даже как тебя звать после этого.

ОНА. Времени у меня нет. Понимаете? У меня нет времени.

ОН. Я не хочу говорить «прощай».

ОНА. И не надо.

ОН. Но так получится.

ОНА. Нет. Мы с вами сначала распишемся, вы удочерите Сашеньку. И тогда расстанемся. Сашенька не будет без отца.

ОН. Ну а сейчас я уже должен идти. Убегаю.

ОНА. Убегаете? Я тогда пальцем не пошевельну. Я умру. Ребенка мама отдаст в детский приют.

ОН. Насколько я разбираюсь в людях, из таких сумасшедших мамаш получаются преданные бабушки. Скажи маме, признайся, что ты больна. Хотя я так не считаю. Она тебя пристроит к Григорьеву. Не теряй времени. Пока.