Санаториум (сборник) Петрушевская Людмила
ОКСАНА. Ненду у муну нифахо на тяхонтяфни тэнь. (Нет у меня никого на сегодняшний день.) Ай коту тыпы забаразыд дож, тыты андинд? (Я хочу тебя спросить тоже, ты один?) Окы?
ИВАН. Бозлуфай, бызлы ку нам, а? Ку мыны? Имхо. Аллы нны фосяч?(Послушай, пошли к нам, а? Ко мне? Или не хочешь?)
ОКСАНА. Окы-окы. Фасу. (Хочу.)
ИВАН. Что окы? Бызлы ку нам или нны фосяч? (Пошли к нам или не хочешь?)
ОКСАНА. Я бамтарау, осянны фосю. Танда кафты? (Я повторяю, очень хочу. Тогда когда?)
ИВАН. Кафты-кафты… Фисяш? (Когда-когда, сейчас?)
ОКСАНА. Имхо.
ИВАН. Туту паташты, айя тольчин сфекась са бальсибисиран фотыком, окы? (Ты подожди, я должен сбегать за фальсифицированной водкой.)
ОКСАНА. Окы. Сиду шыту тупя. (Сижу жду тебя.)
ВЛАДИМИР. Цыгане аж.
ОЛЬГА. Какая разница.
ВЛАДИМИР. Погоди, я сейчас им скажу. Окы? Ку-ку?
ИВАН (кивает). Ку-ку. Окы.
Крик: «Ку-ку».
ОЛЬГА. Еще не родила.
ВЛАДИМИР. Я вообще биолог, но интересуюсь группами языков. Не пойму вашу группу. Банту?
ИВАН. Я кандидат химических наук зиз елбище. Ы.
ОКСАНА. Я врач-методист по олигофрении зиз елбище ы.
ИВАН. Ты уже елбище зиз?
ОКСАНА. Комиссия была, окы. Яны бадавердылы муну кабалипикасиу, муну паравиззиу, зиз елбище. (Они подтвердили мою квалификацию, мою профессию.)
ВЛАДИМИР. Банту или манси. Сердце прихватило! Я просил у кого-то воды. Не допросишься. (Выходит.)
ИВАН. И мне аж бадавердылы кабалипикасиу зиз елби-ще ы. Андахо иа тольчон пизысь са бальсибицирна фотыка, ноо. Ы. (И мне аж подтвердили квалификацию. Однако я должен бежать за фальсифицированной водкой.) (Выходит.)
ВЛАДИМИР. Ничо не понятно, окы. Даже ы.
ОЛЬГА. Молчи. Оксаночка! Давайте я вас туда провожу. Она там (показывает наверх) рожает. Минутку, у вас юбка узкая. Я поставлю табуретку. (Выходит.)
ВЛАДИМИР. Ты что тут делаешь?
ОКСАНА. Я массаж медовый делаю. Везде. Хочешь?
Входит ОЛЬГА, дает Оксане в руки табуретку.
ВЛАДИМИР. Она не фельдшер.
ОКСАНА. Я врач. По олигофренам и дебилам. Дефектолог зиз елбище ы.
ОЛЬГА. Сойдет. Пошли.
ВЛАДИМИР. Дефектолог зиз елбище.
Уводит ОКСАНУ на балкон, та исчезает.
Вообще ы. Ку-ку! Женщина, вам лучше? После анальгина? Сейчас к вам пришла помощь! Имхо! Ку-ку!
Звонок.
Еще кого-то несет.
Ольга вводит ИВАНА, у которого в руках ящик водки.
Ы?
ИВАН. О! Гого аи фичу! Фалатымбир! Быриноз фотыку баласибисирану. Поняелдык? Окы? (О! Кого я вижу! Владимир! Принес водку фальсифицированную. Понял?)
ВЛАДИМИР. Окы аж. Зиз елбище.
ИВАН. Фотыс фыбид? Амми со дапоу мунсыги! Ы! Ожин тосафо гобиль! Бальсибисирна аж фотыка. Фам те тандо? Солодо.
ВЛАДИМИР. Не понял!
ИВАН. Хочешь выпить? Мы с тобой мужики! Эх! Очень дешево купил! Фальсифицированная аж водка. Вам не надо? У! Золото! Ы!
ВЛАДИМИР (указывает наверх). Неси, неси.
ОЛЬГА. Женщине не давайте.
ИВАН. Ну, хозяй, возьми! Это вам! (Кладет бутылку на кровать.) От всей аж души! Не обижай! За ваше здоровье! Хозяя, дай каку-никакую закусочку! Там колбаски?
ВЛАДИМИР. Не-а. Зиз елбище. Ы.
ИВАН. Голпазги аж не. (Колбаски аж нет.) Ну в сырку аж, рыбки не, а?
ОЛЬГА. Что вы!
ИВАН. Огурец аж? Окоуредзэ?
ВЛАДИМИР. Откуда аж!
ОЛЬГА. Каша геркулесовая, хотите? Я сварю двухминутную.
ИВАН. Стакан нет? Зыдаганэ нэнду?
ВЛАДИМИР. Что ты! Но погодите, вы вроде бы тюркская группа… Вы же не пьете?
ИВАН. Нет! Нет! День рождения отмечать будем.
ВЛАДИМИР. Вы даже докторскую колбасу не едите, так как там свинина. Или ы?
ИВАН. Нет! Тут день рождения, поздравляем.
ОЛЬГА. Ой! И вас также. С наступающим вас! Будьте здоровы!
Иван выходит на балкон с ящиком, тут же свешивается веревка с крючком, ящик уплывает наверх.
ИВАН (возвращается). Человек аж рождается!
ОЛЬГА. Заранее поздравляем!
ИВАН. Очень плохо у нас с рождаемостью. Дети аж не хотят выходить наружу.
ВЛАДИМИР. Дети соображают.
ОЛЬГА. Что ты такое несешь! Ку-ку! Я вас не слы-шу! Ку-ку!
Пауза.
ИВАН. У меня сын родился и пал мертвый. Народ погибает наш. Нас гонят с нашей земли.
ОЛЬГА. О, господи. Мы тоже такие. Кто мы на этой земле? Гости временные.
ИВАН. Есть разница, емтырь. Мы незваные, ы.
ОЛЬГА. А мы себя как тут чувствуем? То и дело нам напоминают, кто тут хозяева.
ВЛАДИМИР. Про милицию ни слова.
ОЛЬГА. Хотите чаю?
ИВАН. Мы гибнем.
ВЛАДИМИР. Ну а вот сейчас будет пополнение. Молодец, женщина. Алле! Ку-ку!
Пауза.
ИВАН. Это моя жена. Она аж рожает. Девять месяцев назад ее задержали в милиции на ночь. Денег не было им дать. Меня за деньгами отправили, ее оставили. А я вообще полный импотент. У меня не может быть детей.
ВЛАДИМИР. Надо было жаловаться. У них есть отдел собственной безопасности!
ОЛЬГА. Да, да. Они помогают! Я точно знаю! В милиции есть очень хорошие, просто изумительные люди!
ВЛАДИМИР. Меня на днях останавливают, ваши документы. Я: вы че, мужики! Вы на кого бросаетесь? Вы! У меня дочь лейтенант! Пару слов сказал. Совсем обнаглели. Надо в суд подавать. Да, я брюнет, и что?
ОЛЬГА. Ты лысый брюнет уже.
ИВАН. Но мы рады. Если даже в отделении милиции зарождается новая жизнь в нашей женщине! Нам нужно! Родится новый человек! Поздравьте меня! Я потому импотент, у нас в поселке была рядом атомная электростанция. Сейчас она остановлена, а что толку. Вся почва отравлена. И вода. Огурцы вырастают с локоть. В пруду двуглавые рыбы плавают. Поздравьте так что.
ОЛЬГА. А поздравляем. О, господи.
ИВАН уходит.
А Сережа говорил, это его жена.
ВЛАДИМИР. Есть народы… у них на всех одна жена. Сиккимцы, например. Бутанцы. Они могут купить в дом только одну жену на всех братьев. Нет денег, чтобы купить каждому по жене. Сиккимцы.
ОЛЬГА. Они не похожи на сиккимцев.
ВЛАДИМИР. Им сейчас тяжело. Их гонят из родины. Там аж идет война на истребление.
Звонок. Ольга вводит СТАРУШКУ с узлами через плечо.
Это еще что? Кто это?
ОЛЬГА. Я спросила, вы на балкон, она ответила да.
ВЛАДИМИР. А ты не спросила, вы нас грабить пришли?
СТАРУШКА. Грехи наши тяжкие, светы наши темные. А здравствуй, батюшка, сокол ясный, здравствуй, родимушка… Да вы меня не пужайтеся. Как поживаете?
ОЛЬГА. Спасибо, а вы?
СТАРУШКА. Поманеньку, баунька, Бог грехам терпит.
ВЛАДИМИР. Баунька, вам туда. (Показывает на балкон.)
СТАРУШКА (выходит на балкон и возвращается). А там никого нетути.
ВЛАДИМИР. А вы поднимайтесь. Не пужайтеся.
СТАРУШКА. Женщины мы не езжалые… Нигде не бывалые…
ВЛАДИМИР. Идите, поднимайтеся аж.
СТАРУШКА. Како?
ОЛЬГА. Ногу на табуретку, другую на перила, потом на шкафчик…
СТАРУШКА (смотрит). Ой! Как расшибет с такой высоты жахнуться.
ОЛЬГА. Нет, ногу на шкафчик.
ВЛАДИМИР. Там высокий опрокидывающий момент.
СТАРУШКА (смотрит на балкон, крестится). Страсть какая. Опрокидывающий, милок?
ВЛАДИМИР. Все ходят. (Кричит.) Ку-ку!
ОЛЬГА (кричит). Ку-ку!
Старушка трясет головой, крестится.
ВЛАДИМИР. Ку-ку там! (Трясет головой.)
ОЛЬГА (качает головой). Не так. Ку-ку!
Кукуют наперебой, глядя в потолок.
СТАРУШКА. А вы что, сектанты?
ОЛЬГА (трясет головой). Нет. Ку-ку!
ВЛАДИМИР. Ку-ку!
СТАРУШКА. Трясуны? Ку-ку?
ВЛАДИМИР. Я пигмей по матери, Ольга хазарка по бабушке, тевтонка по дедушке.
СТАРУШКА. Вы не местные.
ВЛАДИМИР. Сами мы люди не местные, предки наши жили на елке.
СТАРУШКА (перекрестившись). Случается. (Ольге.) А может, ты, милка, сама у меня купишь? У зятя на фабрике зарплату дают подушкими. У меня четыре тут подушки. Зять в аванс получил пятнадцать ли подушек… Дешево отдам. Дети пока так перепитаются, козы три, баранье, корова, огород, а вот в школу надеть польты и валенки с галошами нетути. На шее как щенята виснут. На гноищах и сметищах ищем обуви. Дома-то они по полу босые жвыкают… А у вас тут карманы глубоки, не выщупаешь… Купите, может?
ВЛАДИМИР. Да куда… Своих подушек некуда девать… Вон две аж валяются…
СТАРУШКА. Ты волосами слаб. Млявый поди.
ВЛАДИМИР. Ну не скажи…
СТАРУШКА. У меня подушки-то дюже гожие. Не потеют на них.
ВЛАДИМИР. Не лепо ли бяшить, братие.
СТАРУШКА. Пощуняй, не охичаешь, поди.
ОЛЬГА. Я пощуняю. (Тыкает кулаком в узел.)
СТАРУШКА. Ой, тише, касатик. (Гладит подушку.) Гоже. Лепые.
ВЛАДИМИР. Да маловаты они.
СТАРУШКА. Глаза перекрести.
ВЛАДИМИР. Я пигмей по матери.
СТАРУШКА. Да Господи Иисусе! (Крестится.) Упаси и помилуй! (Нежно.) Зачем нашего Христа распяли?
ВЛАДИМИР. Пигмей я! А Иисус Христос-то был не ваш. Еврей.
СТАРУШКА. Да Господи Иисусе! Да ты че, батя! Какой он яврей! Наш он!
ВЛАДИМИР. Первые люди все были евреи… Адам и Ева… Каин и Авель… Авеля Каин убил. Все люди, выходит, Каиново отродье. Вопрос: на ком был женат Каин?
СТАРУШКА. Да Господь Иисус натворил еще! Из праха! Прах ты есть и в прах обратишься. (Крестится.)
ОЛЬГА. Да! Кстати, у меня там есть детские валенки с галошами… Куртки какие-то… Не выбрасываю. Мало ли… Вдруг дачу себе заведем… Вдруг внуки будут…
ВЛАДИМИР. Мы разведемся, ты вообще голая останешься. Забыла? Так хоть продашь валенок за батон хлебушка на рынке…
ОЛЬГА. Барахла полно.
ВЛАДИМИР. Баунька! Мы как бедные научные работники ничего не выкидывали. В стенном шкафу фонд детских валенок.
ОЛЬГА. Я думала, у дочки будут деточки. Но они не спешат. Хотят пожить для себя.
ВЛАДИМИР. Пожалуйся еще.
СТАРУШКА. Не жалей того, кто плачет, жалей кто скачет. (Начинает прыгать.)
ОЛЬГА. Мы с ним расходимся. У него появилась женщина, а мы в честь этого продаем квартиру. Покупаем две отдельные. Но у нас плохая-то квартира. Во дворе вьетнамское общежитие. Они собак завезли и лишних пока выпустили, чтобы они тут у помойки перепитались.
ВЛАДИМИР. От дура.
ОЛЬГА. Сам такой.
СТАРУШКА. Надо говорить «жаль кулака ударить дурака».
ОЛЬГА. Пойдемте, я вам найду что-нибудь. Валенки есть. Там много чего… в стенном шкафу и на антресолях. На балконе елка невыкинутая, кстати. Вова, с позапрошлого года.
ВЛАДИМИР. Елка лысая нужна? Еще лыжи старые с одним ботинком, вот куда второй делся? Соковыжималка без штепселя…
ОЛЬГА. Сколько просила, просила, умоляла. Купила штепсель… Вставь! Сок будем пить…
ВЛАДИМИР. Чемодан, у него замки сломанные… Что еще… Матрас надувной с дыркой…
ОЛЬГА. Просила почини, заклей, заклей… Клей момент купила…
ВЛАДИМИР. Да, клей момент засохший два тюбика. Мясорубка, ручка потерялась. Берите все!
ОЛЬГА. Они отремонтируют что мы не смогли за всю жизнь. Они новые люди!
СТАРУШКА. Ой, милка. Мед каплет от устен твоех. Да я тебе за то подушку дам. Идите сюда лапки, всем подарки (вынимает из узла, кладет на кровать подушку). Зять внизу караулит на мотоцикле, в колясках тридцать ли подушек… Мотоцикл у него с двумя коляскими, называется как-то ли тримаран, что ли… Да. Ну, баунька, пошли.
ОЛЬГА. Ну пошли, баунька.
Выходят. Сверху спускается СЕРЕЖА.
СЕРЕЖА. Здравствуй!
ВЛАДИМИР. Салют.
СЕРЕЖА (садясь на кровать). Вот скажи, почему одним все, а другим ничего?
ВЛАДИМИР. Да! Я тоже об этом думал! Если, наложив на ухо муфту, искусственно держать его в тепле, оно останется белым. Это я про лягушек. Понял?
СЕРЕЖА. Не скажи!
Владимир достает из кровати бутылку, с полки стакан, Сережа открывает. Пьют.
ВЛАДИМИР. Несправедливость. Вот я. Ты слышал. Ученый высокого класса. Диссер лежит в столе… Наполовину я халдей! По матери.
СЕРЕЖА. Торёпе.
ВЛАДИМИР. Что? (Пауза.) Казалось бы… Невозможно решить, является ли недоразвитие передней части головы у позвоночных результатом наследственных факторов, ослабляющих индуцирующую способность крыши головной кишки! И никому! Никому не скажешь! Засмеют! Я в нотариальной конторе работаю курьером.
СЕРЕЖА. Головной кишки? (Трогает голову.)
ВЛАДИМИР. Это я так… Ничего у меня нет.
СЕРЕЖА. У тебя квартира, жена! Дети есть? Торёпе.
ВЛАДИМИР. Да толку… И жена, и три жены… Я не нужен никому! Мы размениваемся. И вот квартира… Которую я получу в результате… Вот она-то очень нужна кому-то… Как отличить, кому нужен я, а кому квартира?
СЕРЕЖА. Главное, дети! Жвака торёпе.
ВЛАДИМИР. Дети! Дети меня не одобряют. Когда жена меня ну, обвинила… ну что я живу там с другими… бред кобылы… У нее сексуальный бред… В ее возрасте бывает… И деточки встали резко на ее сторону… И так они вообще редко ко мне обращались… исключительно занять денег… Знаешь, родители как холодильник…
СЕРЕЖА. Холодильник родители? У нас старшие не холодильник. Они испытывают уважение. По всем вопросам совет дают.
ВЛАДИМИР. Это вы еще архаическая древняя цивилизация. А у нас дети заглядывают к родителям, только когда им что-то нужно взять… Как в холодильник. Вот что я имел в виду. А теперь вообще. Всегда у нас поиски кто виноват. Вот радость! Наконец виноватый нашелся! Это отец во всей нашей сраной жизни повинен! Эх да. Ты знаешь, кто у меня был знакомый? Друг просто? Высоцкий, знаешь?
СЕРЕЖА. Полузащитник из «Ротора»?
ВЛАДИМИР. Певец, олигофрен!
СЕРЕЖА. Певец олигофрен?
ВЛАДИМИР. Поэт и певец.
СЕРЕЖА. Певец я знаю Паваротти. (Поет по-итальянски.)
ВЛАДИМИР. А знаешь, какая настоящая фамилия была у Высоцкого? Володя Шпек. Или Шмук, забыл. Шванц! Вот! Шванц Володька!
СЕРЕЖА. Моя настоящая фамилия Кравченков, торёпе.
ВЛАДИМИР. Моя настоящая фамилия Смирнов.
СЕРЕЖА. Смирнов, торёпе. А Пушкин – он из нашего народа.
ВЛАДИМИР. Ой ли?
СЕРЕЖА. Ой. Лев Толстой тоже из нашего народа. Той – это праздник на многих языках. Тол – это взрывчатка. Лев Толтой. Неправильно произносят. Я праправнук Лев Толтоя. Я написал продолжение «Война и мир», называется «Брандахла».
ВЛАДИМИР. Брандахла? И всё?
СЕРЕЖА. Война. А брандахла да брандахлы – это война и мир. У нас это почти одинаковые слова. Война – брандахла. Изменяем одну букву – брандахлы, то есть мир. Остальное аналогично.
ВЛАДИМИР. А Лев как переводится?
СЕРЕЖА. Лев – это левый, левак. Леворадикальное течение. Леворадикальный праздник взрывчатки, вот полный перевод Лев Толтой.
ВЛАДИМИР. Погоди, а Троцкий тогда тоже ваш? Торёпе?
СЕРЕЖА. Кто?
Крик: «Ку-ку!»
ВЛАДИМИР. Слава тебе господи, жива.
СЕРЕЖА. Пусть кричит. (Стучит о подушку кулаком) О! (Нюхает ее, бросается ничком на пол. Полежав, встает.) Наша подушка! С гексагеном! Мухмутьевна принесла?
Входит СТАРУШКА, обвешанная валенками, на голове две ушанки.
СТАРУШКА. Ой ты гой еси! (Кланяется Сереже.)
СЕРЕЖА. Брифетфуя тыпы.
ВЛАДИМИР. Ты что, гой?
СЕРЕЖА. Гой.
ВЛАДИМИР. Я наполовину гой тоже. Наполовину торёпе.
СЕРЕЖА. Ты… Ты таджит.
ВЛАДИМИР. Я пигмей тутси. (Как бы танцует негритянский танец)
МУХМУТЬЕВНА (поет). Ой да ты погож, погож да…