Боги Египта Павлищева Наталья
– Молодец, – согласилась Незер, – жизнь дороже любого золота. Тем более, я тебя не обманула, анх настоящий.
– Где ты его взяла?
– Не твое дело!
Она дотащила Шеду до двери быстро, так же быстро исчезла за ней, втолкнув скупщика обратно в дом и привалив под дверь камень, лежавший у входа снаружи, чтобы открыть сразу не получилось. В следующее мгновение Незер уже не было рядом с домом, но ни Шеду, ни его помощник не бросились следом.
Скупщик потирал шею и невольно вспоминал, как к его спине прижималась та самая упругая грудь, которую хотелось потискать. Но вспоминал недолго – анх важней любой груди!
Поняв, что ее не преследуют, Незер поспешила к Сетмету, чтобы избавиться от шетитов. Если скупщик пожалуется охране на нападение, без золота доказать что-то будет трудно.
«Пусть только попробует!» – пригрозила непонятно кому Незер.
Жрец в красном одеянии ее появлению удивился:
– Ты принесла золото? Где взяла?
– Подарили! – огрызнулась девушка. – Оно настоящее. Говори!
Взвесив мешочек с шетитами в руке, жрец бросил его на стол и сообщил:
– Тебе нужно во дворец Сета.
– Куда?!
Сетмет усмехнулся:
– Да, именно туда. Испугалась?
– Нет. Где Сет и как к нему добраться?
– Слушай и запоминай. От этого будет зависеть твоя жизнь. – Голос жреца скрипуч больше обычного, но сейчас Незер наплевать. – Ты боишься плыть, значит, пойдешь длинным и тяжелым путем – через пустыню. Большой караван выходит через три дня из Шедета, пойдет на юг по пескам. С ним дойдешь до Харги. Там караван свернет на юго-запад, а ты к Нилу в Дандару, чтобы переправиться на другой берег, оттуда до Джаути.
От жреца не укрылось, что при слове «Дандара» девушка вздрогнула, он едва заметно усмехнулся, видно знал что-то о Незер, связанное с этим городом.
– Запомни: у перевала тебя будет ждать человек, без которого на ту сторону нос совать не смей!
– Это еще почему?! – Незер понятия не имела, что это за название «Джаути» и что за перевал тоже, но не возразить просто не могла.
– Потому что по ту сторону особые владения Сета и там девушки не ходят без сопровождения. Главное для тебя – не опоздать к перевалу. Человек будет ждать тебя через четыре луны и еще до новолуния, но ни днем дольше. Опоздаешь – можешь возвращаться обратно. Человека зовут Юсеф, и ты покажешь ему вот это, – жрец протянул Незер круглый диск с какими-то знаками. Диск невелик, можно спрятать на груди под ожерельем, что девушка и сделала.
Жрец проследил за ней, довольно кивнул:
– Больше никому не показывай. Юсеф проведет тебя до дворца Сета, дальше сама. Только запомни: по ту сторону Нила будь очень осторожной. Тебе оплачен путь туда, а обратно не мое дело. Караванщика в Шедете зовут Бану.
– Ты сказал, что караван выходит через три дня?
– Да, до рассвета. Бану покажешь эту пластину, он возьмет тебя с собой до Харги и пристроит в караван до Дандары. В Кену переправишься сама, а там караванные тропы, и найдется кто-нибудь, кто идет в сторону Джаути.
Незер мало волновали проводники до Джаути, до Харги добраться бы.
– Значит, мне нужно уходить отсюда еще до рассвета?
– Если хочешь успеть…
Конечно, она хотела!
Где-то на юге лежала ее родная зеленая Харга, там остались родители, сестры, братья. И хотя Незер давным-давно порвала со своей семьей, посмотреть одним глазком на родных все же не терпелось.
Но еще больше хотелось успеть в нужный срок к этому Джаути и во дворец бога тьмы. Мало кто добровольно рвется к Сету, напротив, все бегут. Но для Незер это стало смыслом жизни.
Сейчас она жалела только об одном – что мало золота запросила у мерзавца Шеду, он мог дать куда больше. Сетмет сказал, что дорогу туда она оплатила, а вот как будет выбираться обратно?
«Главное добраться туда!» – решила для себя Незер и, тряхнув головой, поспешила прочь от дома Сетмета.
Странный день. Утром она отправилась на рынок, чтобы купить немного еды, там удалось украсть ценную вещь, потом сбыть анх скупщику и наконец получить вожделенные сведения от Сетмета. Сбылась часть мечты, теперь она хотя бы знала, где искать самое ценное в ее жизни…
О том, что какой-то красавец видел ее на рынке, вернее, видел попытку кражи, Незер не вспоминала. Даже если видел, пусть попробует доказать, что она что-то украла, так же, как и Шеду. У нее ни драгоценности, ни золота, только нужные сведения.
Можно бы отправиться в Шедет немедленно, но ладья Ра уже проплыла по небу больше половины дневного пути, скоро наступит вечер. Лучше подождать до рассвета. За три дня она успеет добраться до Шедета, чтобы попасть в караван Бану.
Кажется, в ее жизни что-то менялось к лучшему.
Писец Ани потянул носом и поморщился: в беднейшем районе Города не протолкнуться от беженцев, а они не имеют средств для покупки ароматических масел, пользуются разной гадостью или вообще ничем не пользуются. Из-за этого пахнут так, словно никогда не мылись.
Пожалуй, нужно подумать о том, чтобы перебраться в более богатый район. Он не хотел торопиться, надеясь подкопить еще шетитов, чтобы купить дом рядом с высокопоставленными чиновниками. Для этого требовалось время, а жить неподалеку от района бедноты становилось все трудней. Прогорклый запах плохих ароматических масел, тяжелый запах пота и отбросов, казалось, пропитали сам воздух узких улочек, даже легкий ветерок приносил вонь к соседям. Все чаще жители средней руки влезали в долг и покупали дома подальше от района бедноты, где так много беженцев с запада. Их места быстро занимали все те же беженцы, только побогаче.
Ани вздохнул, удобный и тихий недавно Город превратился в прибежище обездоленных людей. Их жалко, конечно, но как же быть тем, кто издавна жил здесь? Спокойная жизнь Города нарушена, не многие и помнят то, каким Город был раньше, до массовой волны беженцев.
Писцы уважаемые люди везде, у Ани всегда было много работы, но его семья была бедна, всего пришлось добиваться самому, много работать и скромно жить, чтобы скопить средства хотя бы на это жилье. Он никогда не делал долги, ведь тот, кто должен, превращается в раба, но сейчас придется это сделать.
Ани даже знал, у кого возьмет – в Городе есть мастер, для которого шетиты ценности не представляют. Менес не откажет приятелю.
Писец занес стило над папирусом и задумался, представляя, какой бы хотел дом.
Конечно, просторный, окруженный большим садом с золотистыми рыбками в нем… Нет, лучше рыбный пруд и пруд для купания и катания на лодках сделать отдельно. А еще беседки… и чтобы стены и пол в доме были сплошь расписаны картинами из жизни, он видел такие в домах у знатных людей…
В следующее мгновение Ани обругал сам себя – с кончика стило на папирус капнули чернила, и по тексту расползлась большущая клякса!
– Поделом тебе, не мечтай о несбыточном! – разозлился на себя Ани. Папирус стоил средств, к тому же испорчена красивая работа, которую он намеревался закончить к середине дня, теперь придется корпеть не только весь день, но и ночь, чтобы успеть сделать все к сроку. Не стоило мечтать о двух прудах, это потребует слишком много золота. Даже мечты должны быть осуществимыми.
Ани вздохнул и продолжил работу уже на новом свитке папируса, внимательно следя за тем, сколько чернил набирает, и больше не отвлекаясь на мысли о новом доме. Противный запах с соседней улицы можно и потерпеть…
Глава 2
Странным выдался день и у скульптора Менеса… Менес возвращался домой с рынка, досадуя сам на себя. Ему очень хотелось забыть увиденное преступление, но не получалось. Перед глазами стояла стройная фигурка воровки. Даже при большом количестве беженцев, заполнивших каждую улочку Города, он смог бы найти девчонку, такие не встречаются на каждом углу, один парик ее чего стоит, где и носят такие? Да, нужно ее найти и пристыдить! В Городе Мертвых жесткие порядки, если даже она прибыла издалека и ей нечего есть, нужно попросить помощь, а не воровать.
Скульптор не желал признаваться сам по себе, что если и станет искать преступницу, то вовсе не ради перевоспитания, а для того, чтобы еще раз взглянуть на совершенные формы ее фигурки. Может, она согласилась бы позировать ему? Менес почти не разглядел лицо, заметил только большие глаза непонятного цвета, но это неважно, имея такую фигурку, лица можно не иметь совсем.
Неизвестно, как поступил бы скульптор, но в мастерской его ждали необычные гости…
Даже во времена, когда Египет еще занимал всю территорию от океана на западе до пустыни за Нилом на востоке и правили им боги, не каждому было дано беседовать с этими богами.
Боги по своей воле могли появляться в любом обличье и любого роста. Гора, например, все видели с головой Сокола и огромным – восемь мужчин, встав друг другу на плечи, едва ли достали бы до его подбородка! Но были и те, кто не гнушался появляться перед людьми в почти обычном виде – рослыми, как сопровождавшие их бессмертные, но лишь на полголовы выше, например, Менеса.
Не перед всеми появлялись, только перед избранными. Менес входил в число таковых, он дружил с богом мудрости Тотом. Эта дружба досталась Менесу в наследство от его наставника. Еще мальчишкой он не раз видел бога Тота, снизошедшего до бесед с Сиа – учителем Менеса. Ученик слушал, запоминал, а потом сам принялся задавать вопросы. Отвечая, бог Тот внимательно приглядывался к ученику своего земного приятеля, а когда учитель умер, дружба между богом и младшим скульптором не умерла.
Тот появлялся, когда пожелает, но всегда один. А на сей раз…
Никто не знал, что вот этот некрасивый, похожий на огромную обезьяну мужчина (недаром его изображали в виде сидящего павиана) в действительности бог мудрости, научивший египтян писать, читать и считать. Да разве только этому научил бог Тот своих подопечных! Больше знаний им передал только бог Осирис.
Бог Тот сидел под большим сикомором перед входом в мастерскую, наблюдая за кем-то, кто был внутри. Менес поймал себя на дурацкой мысли, что внутри та самая девчонка, но поспешно эту мысль отогнал. Поприветствовав бога, опустился рядом на камень, тоже скосил глаза в открытую дверь мастерской. Там, разглядывая его работы, стоял рослый юноша.
Тот заметил этот взгляд, кивнул на гостя:
– Это Нармер. Хочу, чтобы ты его обучил своему ремеслу.
– Я? – изумился Менес.
Вот еще! Он никогда никого не учил, даже не представлял, как это делать. Сам учился долгие годы детства, просто каждый день наблюдая и помогая Сиа. Но он был мальчишкой, а этот взрослый совсем, как его учить?
Бог Тот, видно, понял мысли скульптора, на то он и бог мудрости. Усмехнулся:
– Знаю, не твое это дело, но все равно прошу взять ученика. Он юноша очень толковый, все схватывает на лету.
Менес снова покосился на юнца, как-то уж очень скептически оглядывавшего незавершенные работы, оставленные Сиа (а может, и тем, кто учил самого Сиа). Скульптор помнил собственное потрясение от этих несовершенных творений, тогда казалось, что лучше человек ничего создать не способен. Кроме того, стоило попытаться самому вылепить что-то подобное, как становилось ясно, что и до такого-то учиться и учиться.
А этот вон морщится…
– Зачем ему?
– Менес, я ведь тебя не только делу его обучить прошу. Хочу, чтобы ты из Нармера человека сделал.
– А он кто?
– Сноб. Заносчив очень, самонадеян. Сообразителен, схватывает все на лету, запоминает так, что диву даешься, голова, руки – все есть, но… заносчив, – снова вздохнул Тот.
Вот только заносчивого ученика Менесу не хватало!
В последнее время у Менеса вообще что-то не ладилось, заказов было много, и удачные работы тоже были, но хотелось чего-то грандиозного, а приходилось высекать одну за другой скульптуры ничтожеств, обладавших при жизни большим количеством золота. Он не нуждался в заработке и постепенно стал отказываться от неинтересных заказов, но это не добавляло значительности делам. Каждому мастеру нужна работа по его максимальным способностям, иначе он начинает тосковать.
Неужели Тот решил, что лучшее для Менеса – воспитание заносчивого юнца, словно мастер больше не способен ни на что путное?
И снова бог понял его мысли раньше самого Менеса.
– Менес, поучи его пока инструменты в руках держать и покажи что да как. У тебя скоро будет заказ, о каком можно только мечтать. Прославишься перед потомками навсегда. А этот, – Тот кивнул в сторону заинтересованно что-то разглядывавшего Нармера, – будет помогать. Но чтобы он помогать мог, должен сначала научиться.
– Какой из него помощник? – фыркнул Менес, заметив, что юнец взял в руки ком глины, намереваясь что-то вылепить. Но мысль, что мальчишка не боится испачкать руки, все же была приятна. И то хорошо.
Но вдруг сейчас набегут слуги, примутся дитя отмывать, причитать?
– Чей он?
Тот отвернулся, словно заинтересовавшись чем-то в небе:
– Неважно. И его не слушай, вбил себе в голову, что сын бога.
– А в действительности?
– Сказал же: неважно! Учи, словно он простой мальчишка!
– А потом его отец меня уничтожит.
Неожиданно Тот кивнул:
– Уничтожит, если плохо научишь. Учи хорошо.
– Нельзя научить того, кто не хочет.
– Он хочет. Не пожалеешь, у Нармера один недостаток – самоуверенность. Если исправить, ему цены не будет.
Менес усмехнулся:
– Исправить! Если он сын бога, значит, бессмертный. А если бессмертный, то почему бы передо мной не погордиться?
– Потому что ты мастер, а он никто!
Менес впервые видел досаду Тота, слышал раздражение и даже ярость в его голосе. Видно, этот Нармер его здорово довел. Но от поручений бога не отказываются, пришлось соглашаться.
Тот облегченно вздохнул, поднимаясь на толстые кривые ноги:
– Вот и хорошо. Быстро учи, он тебе для работы понадобится.
Глядя вслед поспешно удалявшемуся человеку с павианьей походкой, Менес подумал, что бог спешит, чтобы человек не передумал. Значит, была такая возможность? Зря согласился, надо было отказаться.
Но сделанного не вернешь, придется учить этого заносчивого юнца тяжелому и грязному труду скульптора. Жаль, не спросил о слугах. Но если о них уговора не было, значит, можно гнать, если появятся. А если мальчишка не выдержит без толпы слуг, тем лучше, пусть сбегает.
От этой мысли Менес даже повеселел.
До девчонки-воровки ли ему? И не вспомнил…
Бог Тот был прав, Нармер действительно хотел научиться ваять. В последние дни он подолгу стоял перед скульптурами Менеса, словно впитывая его мастерство глазами, именно такое внимание подтолкнуло Тота к решению пристроить подопечного к мастеру.
Вот и теперь Нармер, погрузившись в созерцание незавершенных работ, словно забыл о присутствии снаружи бога и мастера. Он переходил от одной полки к другой, отступал, снова приближался, что-то разглядывал, почти уткнувшись носом в скульптурки, хмыкал, снова отступал…
Одна из скульптур заинтересовала юношу больше остальных, снял с полки, разглядел, крутя в руках, хмыкнув, поставил на небольшой стол, за которым сам Менес иногда работал над глиняными моделями будущих скульптур. Вдруг решительно расстегнул и сбросил белоснежное схенти, оставшись в совсем коротеньком, едва прикрывавшем то, что мужчины прячут от любопытных женских взоров. Схенти легло на скромное ложе, на котором мастер коротал ночные часы, поверх него оказались брошены многочисленные золотые браслеты с рук Нармера, а потом и массивное ожерелье. Такое разоблачение ничуть не убавило привлекательности нового подопечного Менеса, Нармер был хорош сам по себе – крепкое тело, щедро умащенное маслами, короткий густой парик из черных шелковистых локонов, сильные для его возраста мышцы и небольшие изящные кисти рук…
Не замечая пристального внимания своего нового учителя, Нармер опустился на колени перед столиком, подхватил из-под рогожи ком глины, щедро (Менес отметил, что слишком щедро) смочил его водой из сосуда рядом и принялся мять руками. Именно то, что юнец не испугался испачкать свои холеные руки, понравилось скульптору и сыграло свою роль в согласии взять ученика.
Юноша очень старался повторить, но по-своему, выбранную скульптуру. Получалось не очень хорошо, его работа категорически не желала держаться, то и дело съезжая набок.
Но не это было самым главным. Менес прекрасно видел все ошибки ученика, как и то, что у Нармера безупречное чувство формы и пропорций. Бог Тот прав, у этого юнца талант и бешеная работоспособность, а еще упорство, за то недолгое время, что Менес наблюдал за ним, Нармер успел переделать свое творение трижды. И трижды потерпел неудачу.
Менес решил, что пора помогать.
Едва он переступил порог, юноша, не отрывая взгляда от своей работы, сообщил:
– Я Нармер. А ты Менес. Тот сказал. – Рука указала на полку с работами предшественников скульптора: – Это не ты делал. А вот там, – другая рука ткнула в противоположную сторону, – твои работы, когда учился.
Нармер точно определил, где что. Менесу это понравилось, но он поинтересовался:
– Почему ты так решил?
Юноша пожал плечами:
– Манера разная. Ученики?
– Учителя.
Нармер изумленно вскинул большие зеленые глаза:
– Чему они могли научить? Ты делаешь куда лучше.
Зеленые глаза в Египте не редкость, как и синие вроде глаз самого Менеса, но скульптора поразила глубина этих глаз. Наверняка полубог. Скульптор попытался вспомнить, у кого из богов зеленые глаза, но не смог, ведь обычно боги носили маски.
На замечание Нармера усмехнулся:
– Ученик обязательно должен превзойти учителя, иначе какой смысл учить? Если ты меня превзойдешь, буду рад.
– Превзойдешь! – с досадой фыркнул Нармер. – Чего оно не держится?
В голосе юноши против его воли прозвучала почти детская обида на непослушную глину.
Менесу стало смешно, но он сдержался, понимая, что ученик обидится. Скульптор опустился рядом на колени, подхватил ком глины, слегка смочил водой и принялся повторять фигурку, которую лепил Нармер. Опытный взгляд мастера сразу отметил и неудачу юноши, и его успех. А успех заключался в том, что Нармер точно уловил ошибку автора несовершенной поделки и попытался исправить. У Менеса имелась исправленная версия, но мастер был вынужден признать, что вариант, который пытался создать этот неуч, даже лучше его собственного. Пожалуй, бог мудрости, как всегда, прав, у этого мальчишки есть талант.
А вот снобизма или зазнайства Менес пока не заметил. Может, все не так уж плохо?
Нармер внимательно следил за работой учителя, уяснив собственную ошибку, смял глину в комок, смочил уже слегка и принялся создавать фигурку заново. Конечно, он работал не так уверенно и красиво, как Менес, но вполне достойно похвалы. Немного погодя на столике стояли две работы – мастера и ученика, и вовсе не отличались как сокол и ворона.
Внимательно осмотрев изделие ученика, Менес кивнул:
– Хорошо. Где-то учился?
Юноша спокойно покачал головой:
– Нет. Но мне нравилось лепить. А вот высекать совсем не умею.
Менес снова подумал, что снобизма не видит.
– Кто твои родители?
– Отец, наверное, Гор. А мать… не знаю, никогда не видел.
– Кто отец?
– Бог света Гор, хотя он в этом признаваться не желает.
Менес решил зайти с другой стороны:
– Тебя Тот воспитывал? Давно?
– Да, Тот. Всю жизнь, я и не помню, чтобы жил где-то еще.
Скульптор обругал сам себя, ну чего пристал к мальчишке? Гор так Гор, пусть верит, что сын бога, какое дело Менесу до его происхождения? Учился бы хорошо и работы не боялся, а кем рожден… Менес и сам не ведал своих родителей.
Бог мудрости, как всегда, прав – юноша схватывал все с полуслова, да и руки у него хорошие, достаточно один раз показать, как Нармер повторял так, словно учился многие годы. Менес был готов поверить в то, что рядом с ним сын Гора.
Нармер быстро освоил основы лепки и сам создал несколько скульптурок. За это время между делом он успел немного рассказать о своей жизни. Родителей не помнил, детства тоже. Воспитывался у Тота, который научил математике, законам движения звезд, чтению и письму, научил понимать язык многих животных и птиц, а также улавливать признаки предстоящего подъема воды в Ниле или будущей непогоды.
Многое Менес знал и без бога Тота, но его удивляли знания и умения юноши.
– Сколько тебе лет?
– Не знаю, – пожал плечами Нармер.
На вид лет пятнадцать, а в действительности? Могло быть сколько угодно, если он полубог, то такие не стареют по несколько человеческих жизней. Вполне могло оказаться, что перед ним умудренный опытом старик, выглядевший юношей. После такого рассуждения Менес невольно вздохнул: как обращаться с этим стариком-юношей?
Но очень скоро скульптора от мыслей о возрасте подопечного отвлекла новость, мельком сообщенная Нармером.
– Гор в ярости на людей. Он не так часто появляется без маски, а сегодня решил сходить на рынок в человеческом обличье. И у него похитили анх!
У Менеса даже внутренности свело от осознания, что он сам был свидетелем кражи. Так вот кем оказался рослый одноглазый мужчина перед прилавком гончара, сумку которого попыталась украсть девчонка! Сумку она вернула, но в том, что не стащила что-то из нее, Менес не был уверен еще утром.
– Но разве Гор не может вернуть анх своей властью?
– Мы на границе владений Сета. Если богу тьмы станет известно о потере Гором анха, это сильно ослабит Гора и приведет к настоящей беде. Я говорю это тебе, поскольку понимаю, что ты не поклоняешься Сету. Тебе можно доверять, если доверяет Тот.
– Гор не может увидеть, у кого анх?
– Нет, не знаю почему, но не может. Я хотел бы помочь отцу найти анх, но не знаю, как это сделать.
Нармер не знал, зато знал Менес – нужно немедленно найти черноволосую девчонку! Едва ли она служительница Сета, но могла украсть анх по глупости. Если срочно не вернет, то поплатится.
Менес с трудом дождался, когда его ученик закончит умываться и отправится к себе.
Подождав еще немного, он поспешил из своей мастерской, чтобы разыскать воровку. Мысль выдать ее Нармеру или Тоту ему почему-то даже в голову не пришла. Нет, нужно найти глупую красавицу, забрать или просто выкупить у нее украденное и… Менес пока не знал, как вернуть анх Гору, но надеялся что-то придумать.
Ему знакомы те, кто знал о ворах и воришках в Городе Мертвых все, – это расхитители гробниц. Главарь самых удачливых Сену не раз пытался продать Менесу его же собственные изделия, похищенные из захоронений. Скульптор знал, что другие мастера нередко покупают то, что не так давно создали, чтобы пустить в оборот снова, но сам не делал этого. У Менеса и Сену сложилось своеобразное соглашение: понимая, что скульптор не купит свои изделия, ни скупщики, ни сами воры старались не трогать его работы. Хоть в этом Менес мог быть спокоен – он не прича-стен к обидам, нанесенным умершим.
Зато теперь причастен к оскорблению бога Гора!
Сену спешил, они явно собирались «навестить» чье-то захоронение, но он знал, что Менес не из тех, кто позовет стражу или донесет чиновникам, а потому был спокоен. Однако при вопросе о стройной девчонке насторожился:
– Зачем она тебе? Хочешь предложить позировать?
– Хотел бы, – кивнул Менес, – но, боюсь, она влипла в историю.
– Что она натворила?
– Стащила ценную, очень ценную вещь.
Менес тоже доверяя Сену, зная, что тот не спросит больше чем нужно и не донесет.
– Значит, все-таки что-то украла… – хмыкнул главарь воров. – Тогда тебе стоит поторопиться, девчонка может завтра пойти к скупщику.
Скульптор откладывать до завтра не стал, отправился к девушке немедленно. До утра анх должен быть у него, не то Гор начнет искать сам, тогда девчонке несдобровать…
Каморку, в которой жила красавица, он нашел быстро, но хозяйки дома не оказалось. «Еще где-то ворует?» – поморщился Менес, заглядывая внутрь.
Изучать было нечего, здесь явно жили временно, не утруждая себя созданием уюта. Узкое ложе для сна, подобие столика даже без инкрустации, сиденье без спинки и подлокотников. На узкой полочке гребень, небольшой отполированный диск, каким пользуются женщины, когда подводят глаза, и фигурка богини Хатхор. Не жертвенник, просто скульптурка из обожженной глины, какие десятками делают ученики, чтобы научиться чувствовать форму. Только эта скульптурка высокого качества, работал не подмастерье…
Все равно бедненько. Менес и сам довольствовался простым ложем для сна, парой кувшинов для воды и мисок для еды, но он одинокий мужчина, а это жилище молодой девушки.
Мелькнула неожиданная мысль, что, по крайней мере, мужчин она здесь не принимает. Менес обругал сам себя: его дело забрать анх у девчонки, а не разбираться с ее мужчинами.
Досадуя сам на себя, он собрался выйти из жилища, чтобы подождать хозяйку снаружи, но тут услышал, как женский голос напевает песенку о милом малыше. Менес едва успел отвернуться от входа и взять в руки небольшую статуэтку богини Хатхор – единственное украшение жилища, как песенка смолкла на полуслове, и женский голос окликнул:
– Эй! Что ты здесь делаешь?
Он обернулся, и оба замерли, девчонка, видно, узнала свидетеля ее преступления, а Менес от изумления. Перед ним стояло совершенство – пухлые, красиво очерченные губы, нежный овал лица, темные брови вразлет над большими миндалевидными глазами изумительного зеленого цвета, точеная шея… Простенький калазирис не мог скрыть стройность фигурки, а торчавшая из него упругая грудь так и манила прикоснуться если не руками, то хотя бы губами. Такой и раскраска сосков охрой или золотом не нужна.
Но еще больше Менеса поразили ее волосы, они были мокрыми. Девушка вымыла свой парик и надела его, не просушив хорошенько? Да и парик какой-то странный – он не уложен в прическу, рыжие блестящие локоны рассыпались по спине, закрыв ее до самых бедер.
Первой опомнилась хозяйка жилища, она тряхнула головой, отчего волна тугих локонов заходила по спине, и, стараясь не смотреть ему в лицо, поинтересовалась:
– Зачем ты здесь?
Менес обратил внимание на походку. У девушки точеная фигурка, длинные ноги с небольшими ступнями, красивые руки, но едва уловимое покачивание бедрами подсказывало, что эта задорно торчащая грудь, тонкая талия и красивые колени уже познали прикосновение мужских рук. Скульптору понадобилось усилие воли, чтобы не думать о том, чем занимается красавица помимо воровства. И чем они могли бы заняться, не будь у него задачи найти анх.
– Думаю, ты поняла, почему. Я никому не рассказал и не скажу о воровстве, но ты должна вернуть украденное.
Она резко повернулась, заставив волосы взлететь над спиной, словно стаю птиц.
– Я не краду у бедных! – Зеленые глаза смотрели с вызовом.
– Но ты украла очень ценную вещь, ты хоть это понимаешь?
Девушка демонстративно пожала плечами.
– Ну и что? Наверняка у него золотых побрякушек полным-полно.
– Только это не побрякушка, как ты назвала, а анх – символ божественной власти.
Красавица даже обрадовалась такому уточнению.
– Тем более! Значит, он этот анх уже у кого-то украл. Вот с него и спрос. – Девушка сделала выпроваживающий жест, но Менес словно не заметил. Тогда она ехидно добавила: – Не я первая.
Что-то не похоже, чтобы преступница раскаивалась. Скульптор схватил ее за запястье и, как ни пыталась вырваться, держал крепко.
– Ошибаешься, ты первая, только тебе могло прийти в голову украсть символ божественной власти у Гора!
Она обомлела, даже дергаться перестала. И без того большие глаза распахнулись в немом вопросе.
Но эту красотку просто так не возьмешь, воспользовавшись тем, что Менес ослабил хватку, она ловко вывернула руку и мгновение спустя стояла в шаге от скульптора.
– Так я тебе и поверила!
Менес разозлился:
– Мне наплевать, веришь ты или нет! Ты украла анх у Гора, и если немедленно не вернешь, будешь наказана им самим.
Девушка плюхнулась на ложе и замерла, глядя куда-то в пустоту. Менес понял, что ослаблять нажим не стоит.
– Ну, так ты отдашь анх?
– Нет!
Очень хотелось обозвать ее дурой, но Менес все еще надеялся помочь глупышке вернуть символ, чтобы избежать наказания.
– Почему?
– У меня его нет, – пробормотала девушка.
– А где он? – скульптор старался быть терпеливым и разговаривал с девчонкой, как с нашкодившим ребенком. Наверняка она таковой и была. Небось сбежала из дома, соблазненная враньем о легкой добыче расхитителей гробниц. Они же не рассказывают о мести тех, кого обокрали, о страхе и о том, что живут жизнью отверженных.
Но перевоспитывать девчонку сейчас не время, нужно добиться от нее возврата анха, пока Гор не узнал, чьих это рук дело.
– Отдала.
– Кому?
– Чего пристал? Какое тебе дело?
Девушка предусмотрительно держалась от Менеса подальше, чтобы снова не попасть в капкан его сильных рук, видно, усвоила, что пальцы у скульптора как клещи.
– Я тебя в последний раз спрашиваю: где анх? Ты украла божественный символ у бога и можешь быть за это жестоко наказана. Это не золотая игрушка, а символ власти.
Сказал и подумал, что зря так напирает на божественность, мало ли что той дурехе придет в голову? Лучше бы просто объяснить, что анх дорог его владельцу и тот готов щедро заплатить.