Закон Долга Силлов Дмитрий

Вот она, цель моего путешествия. Бывшие Покровские казармы, в которых вольготно расположился передовой отряд армии шайнов. Надо сказать, немногочисленный. Пятеро хайнов-нойонов, приближенных Пятиглазого, также обладающих ментальными способностями, да дюжина кешайнов – профессиональных воинов, смахивающих на хорошо накачанных двухметровых рептилий.

Остальными постояльцами казарм были пленники, ментально захваченные пятиглазым и его подручными. Будущая армия послушных марионеток. Их захватчики планировали бросить на Кремль в качестве пушечного мяса, которое не жаль потратить. А когда защитники древней крепости истратят на «кукол» достаточное количество стрел, патронов и физических сил, тогда на приступ пойдет основная армия шайнов, теперь вооруженная не только луками и пороховыми ракетами, но и автоматами, найденными на старом складе.

Их уже много было в казармах, этих безвольных «кукол», скованных ментальными путами и неподвижно стоящих в пустых помещениях. Вполне достаточно для того, чтобы осуществить задуманное. Пятиглазый лишь ждал свою армию, которая должна была подтянуться к рассвету.

Его план удался, все получилось даже раньше, чем он рассчитывал. И пока ученики-нойоны ментально «держали» пленников, пятиглазый решил вечерком прогуляться по теперь уже своим владениям, взяв с собой на всякий случай отряд личной охраны, состоящий из автоматчиков-кешиктенов…

Прогулялся.

Обычно у агрессоров в России прогулки таким образом и заканчиваются. Так было не раз, так всегда будет и впредь.

Однако это было еще не всё.

Вождь шайнов мертв. Но живы его ученики и дюжина их охранников, расположившиеся в Покровских казармах – остальные ушли искать своего хозяина и пока не вернулись. Двенадцать огромных человекообразных рептилоидов, запакованных в тяжелые доспехи кешиктенов с автоматами в когтистых лапах. Откуда я знал, сколько учеников Пятиглазого и их охранников осталось в казармах? А бес его ведает, просто знал. Иногда лучше не заморачиваться, а то можно додуматься до такого, что тебе самому совсем не понравится.

Обстановку я изучал, укрывшись за кучей ржавчины, некогда бывшей каким-то транспортным средством. Каким – уже не понять, так как все сгнило и проросло развесистыми, колючими кустами. Впрочем, укрытие отличное, пятнисто-разноцветное, в котором моя камуфла по-любому потерялась, даже если рептилоиды обладают способностью видеть в темноте, да еще и в цвете.

Четверо кешайнов стояли возле главного входа в здание, сканируя окрестности большими желтыми зенками, перечеркнутыми вертикальным зрачком. Стояли грамотно, рядом с колоннами, чтоб в случае чего за ними и укрыться. Чуть позади них горел костер, возле которого грелись еще два караульных рептилоида, одновременно жаря какую-то снедь на стальных рогульках, вбитых прямо в крыльцо. Офигенно грамотно, кстати, развести огонь так, чтоб сзади подсвечивать силуэты товарищей! Хотя кого им тут бояться? Я чувствовал, что ментальной силы у учеников пятиглазого вполне достаточно, дабы без проблем справиться что со стаей крысособак, что с отрядом биороботов.

Эх, как я пожалел, что сейчас нет со мной моей СВД или, на худой конец, ВАЛа. «Калашников» – машинка замечательная, но громкая. Начну стрелять по рептилоидам, немедленно ученики-нойоны услышат. И даже сами не пойдут меня мочить, нафиг им это не надо. Рептилоиды меня огнем прижмут к земле, а нойоны пошлют полсотни «кукол» – и привет. Навалятся кучей, и даже без оружия тупо зубами загрызут.

Задачка однако…

И тут я начал действовать. Совершенно неожиданно для себя, так, как я никогда бы не стал вести себя ранее в подобной обстановке.

Но то было раньше. А сейчас я просто встал в полный рост, закинул за плечо автомат и не спеша направился к входу в здание.

Разумеется, через десяток шагов меня заметили. Рептилоиды аж из-за колонн повылезали – получше рассмотреть, что это за чудо к ним направляется, спокойно и неторопливо, словно по бульвару прогуливается.

А я продолжал идти, наблюдая, как здоровенные кешиктены медленно поднимают свои автоматы. Правильно, куда им торопиться? Очередями отработать из четырех стволов по одинокой ростовой фигуре с тридцати метров – задача элементарная даже для тех, кто впервые взял в руки автомат. Те, что у костра грелись, даже с корточек не приподнялись, лишь повернули головы на длинных шеях, наблюдая, чем кончится этот спектакль.

Но я прекрасно чувствовал, что сейчас у охранников здания в головах имелось некоторое смятение. Если ученики-нойоны ментально захватили очередную «куклу» и ведут ее в здание, почему об этом не уведомили охрану? Непосредственно захватом занимался Великий, его ученики лишь охраняли добычу, держа ее в состоянии транса. Но так открыто, не боясь ничего, в этом ужасном мире могла ходить только «кукла»! И как тут быть?

– Стой, хомо! – наконец проревел самый здоровый рептилоид. – Говори, кто ты и откуда?!

Я продолжал идти, словно зомби, слегка покачиваясь из стороны в сторону, но когда кешиктен красноречиво щелкнул переводчиком огня, поднял на него глаза и произнес деревянным голосом:

– Не стреляй, о доблестный Нург. Меня прислал Великий, приказав передать тебе это.

Услышав свое имя, рептилоид озадаченно приоткрыл пасть. Вместе с его челюстью вниз опустился и ствол автомата.

– Сам Великий… Послал передать что-то мне… Но Старший Ученик совсем недавно обеспокоился чем-то и послал отряд следом за Великим. Почему же Великий не прислал кого-то из своих воинов?

– Он не счел их достойными, – произнес я, суя руку за пазуху.

– А ты что, достоин, презренный хомо? – осклабился Нург во всю свою зубастую пасть. Рядом громко и угодливо захохотали подчиненные.

– Вполне, – сказал я. – Или ты, доблестный Нург, усомнился в мудрости Великого?

В глазах рептилоида промелькнуло смятение. Его подчиненные разом захлопнули пасти и принялись сосредоточенно смотреть в сторону, усердно делая вид, что ничего не слышали. Лишь один, задумчиво почесав чешуйчатый затылок, произнес:

– Послушай, Нург, а не слишком ли складно этот хомо говорит для безмозглой «куклы»?

Иногда излишняя сообразительность бывает крайне вредной – потому, что в любом бою противник стремится прежде всего уничтожить именно сообразительных. Тупые сами передохнут, а от шибко умных всегда можно получить много проблем. Потому сообразительному и досталась первая пуля, которую я выпустил из пистолета ПСС, достав тот из-за пазухи.

ПСС – машинка бесшумная. Ну, или почти бесшумная. Звук от выстрела – будто кто-то чихнул в кулак. Но от этого «чиха» в башке сообразительного между глаз появилось аккуратное входное отверстие, а из затылка рептилоида на ближайшую колонну обильно плеснуло белесо-красным. То есть толстый череп пробило насквозь. Что неудивительно, ибо пуля ПСС из легированной стали на расстоянии двадцати пяти метров способна прошить двухмиллиметровый стальной лист. А уж башка мутанта никак не крепче стали.

Кстати, вдобавок данный пистолет стреляет не только без характерного звука, но и без пламени. Потому рептилоиды и не среагировали сразу, пытаясь понять, что за чихающая штука у меня в руках. И пока в тяжелых черепах проворачивались конструктивные мысли, я планомерно вышиб их из тех черепов вместе с мозгами. Нург, правда, попытался вскинуть свой автомат, но не успел и покатился по ступенькам высокого крыльца Покровских казарм, гремя доспехами и оружием.

Надо отметить, что два оставшихся рептилоида, сидевших возле огня, среагировали довольно шустро, вскочив на ноги и схватившись за сабли. Вредный рефлекс при наличии автоматов. Но огнестрелы им выдали несколько дней назад, а с саблями они, похоже, родились.

Два громадных кешиктена ринулись ко мне, сжимая в лапищах сверкающую, остро заточенную смерть. Но две стальные пули, выпущенные из бесшумного пистолета, заставили их споткнуться, с размаху грохнуться на каменное крыльцо и замереть навеки.

Я сунул пистолет за пазуху – и подивился собственному спокойствию. Как-никак боевая ситуация, реальная опасность… Но нет, ничего похожего хоть на малейший выброс адреналина. Отстрелял как в тире по ростовым мишеням, после чего совершенно спокойно зарядил опустевший пистолет последними шестью патронами СП-4, дефицитность которых сложно передать словами. Если и этот магазин придется расстрелять, пистолет можно смело выбрасывать, ибо вероятность найти в этой Зоне такие патроны практически равна нулю.

Пока я перезаряжал пистолет, от костра потянуло паленым. Горела жратва, которую рептилоиды жарили себе на ужин, так как больше некому было вращать самодельный вертел. Я хотел уже было двинуть дальше, попробовать на прочность высокую и широкую входную дверь, но форма куска горящего мяса на мгновение отвлекла мое внимание от основной цели.

И, присмотревшись, я понял, что жарили на костре кешиктены пятиглазого.

Это была рука. Детская. Вернее, ее фрагмент от плеча до локтя. Отрубили, кость вытащили – вон она валяется – а вместо нее вбили вертел и подвесили над костром. Там же, рядом со свежей костью, расколотой вдоль, чтобы вытащить мозг, лежали обломки других костей. Преимущественно тонких – рептилоиды явно больше уважали нежное детское мясо.

И вновь я не почувствовал ничего. Ни ярости, ни даже возмущения подобной дикостью. Они ели то, что им нравилось. А мне нужно просто убить их всех, чтобы выполнить свой Долг. Потому что, если этого не сделать, они убьют меня. Вот и всё.

Я повернулся, вытащил из рюкзака КС-23 и подошел к дверям. Не заперто, одна створка даже чуть приоткрыта. Ну да, зачем закрывать двери, когда перед входом такая охрана?

Я шагнул внутрь, в темноту. И сразу почувствовал невыносимое зловоние. Такая вонь могла быть в зверинце, где с недельку не убирали… Или в замкнутом помещении, где сосредоточено большое количество грязных, немытых тел, неподвижно застывших на одном месте, словно памятники самим себе.

Полная луна вылезла из-за туч, ее холодный, мертвый свет заглянул в высокие окна первого этажа. И в этом призрачном свете я увидел их… Пленников пятиглазого шама и его учеников-нойонов.

Они стояли рядами, словно терракотовые солдаты из гробницы китайского императора Цинь Шихуанди. Живые люди. И живые мутанты – нео, кио, дампы, осмы, руконоги… Все они были, похоже, погружены в состояние сродни анабиозу. Не мертвые, но и не живые. Я коснулся руки одного человека в камуфляже, разодранном на груди. Рука была почти ледяной, как это бывает у трупа, еще не успевшего до конца остыть. Понятно. Жизненные процессы замедлены до предела. Этим «куклам» не нужна пища и вода – до тех пор, пока ментальная команда не выведет их из комы. Странно, почему Глаза не дадут им приказ разорвать меня на части?..

«Глаза? При чем тут глаза?»

Но не успел я подумать, как ответ пришел сам собой.

Так пятиглазый шам называл пятерых своих учеников. «Мои Глаза, которые видят мой Путь и учатся моему Пути». По-восточному высокопарно, с претензией на мудрость. И теперь эти пять средоточий шамьей мудрости ждали меня там, в глубине здания. Я ощущал их присутствие, а они чувствовали моё. Но не убивали руками своих «кукол».

Я зачем-то был им нужен живым.

Но между мной и ими было препятствие. Нет, не ряды жутких, полуживых «кукол», между которыми я шел довольно свободно, почти не задевая их локтями. Просто залы соединял короткий коридор. Темный. Неширокий. Путь через который был перекрыт лютой ненавистью. Именно так я почувствовал то, что находилось в его чернильной темноте, до которой не могли дотянуться тусклые лучи лунного света.

А потом я понял, от кого исходят эти почти осязаемые волны ненависти… И невольно остановился.

Я знал, что будет дальше. Я слишком явно видел во сне свое очень недалекое будущее, чтобы ошибиться.

Коридор был тем же самым. И в его глубине стояли шестеро, перегораживая его живой стеной.

Живой ли?

Похоже, ученики шама умели управлять мертвыми. Наверно, для них это было проще, чем командовать живыми существами. Во всяком случае, в этих шестерых рептилоидах не было ничего живого. Я не чувствовал ни дыхания, ни биения их сердец. Только лютую ненависть. В «куклах», что неподвижно стояли вокруг меня, было больше жизни, чем в телохранителях «Глаз» шама, убитого мною.

Я знал, что сейчас будет, но отступить – также значило умереть. «Глаза» мертвого шама давно почувствовали меня и сейчас играли со мной. Испытывали, на что я способен. Убийство охранников на крыльце их не то чтобы впечатлило, но заинтересовало. И сейчас им было просто любопытно, как я предпочту умереть.

Что ж, они хотят игру – они ее получат.

Я поудобнее засунул в рюкзак свой карабин, так, чтоб только рукоять торчала, перекинул ремень АКМ через голову, вытащил из ножен «Бритву» и шагнул вперед. Почему не попытался прочесать автоматной очередью черноту коридора? А потому, что таковы были правила игры. Я знал это совершенно точно. Или я пройду коридор с ножом в руке – или даже не смогу дойти до него, разорванный «куклами», готовыми немедленно подчиниться ментальной команде «Глаз». Те «куклы», что стояли рядом со мной, даже чуть шевельнули головами, вперив в меня бессмысленные взгляды.

Но мне уже было не до них.

Итак, рептилоидов в коридоре было шестеро.

А я – один.

И пути назад у меня не было. Потому я разбежался – и прыгнул вперед, как в том сне, после которого я проснулся в липком поту. И когда кешиктены начали стрелять, бросился им под ноги, кувырнулся, и, сбив с ног одного из стрелков, покатился вместе с ним по каменному полу. Однако это не помешало мне рубануть ножом наугад… и попасть.

На этот раз более удачно, чем во сне.

Кровища из вспоротого горла врага хлестанула нехило, но я успел увернуться от вязкой струи, сладковато воняющей мертвечиной. Лишь несколько капель на щеку брызнуло. Я знал, что убил полутруп до конца – без крови они напоминают сдувшиеся воздушные шарики. Поэтому, чтобы существовать, мертвым кешиктенам нужна чужая живая кровь. Но сегодня ради того, чтобы поесть, им придется неслабо подраться.

Обмякшее тело живого трупа еще падало на пол, а я уже успел дважды наотмашь рубануть ножом в темноту. Я ни черта не видел, просто знал, куда нужно бить. И в какую сторону уворачиваться, чтобы не попасть под поток вонючей крови.

Такого не было в том сне, где я умер, располосованный автоматными очередями. Может быть, потому, что я учел свои ошибки, сделанные там. Бред? Возможно. Но когда сон становится явью, удивляться и сомневаться не нужно. Нужно резать и уворачиваться, вонзать нож, проворачивать его в ране, протаскивать клинок сквозь тела и снова бить в темноту – потому, что, когда точно знаешь, куда нужно бить, темнота не помеха.

– Это… не человек… – прохрипел один из невидимых кешиктенов, оседая на пол, залитый кровью. – Это…

И умер, не договорив, захлебнувшись кровью, хлынувшей из рассеченной артерии в надрезанную трахею.

Я убил четверых, прежде чем оставшиеся двое поняли, что к чему. Они словно по команде вскинули автоматы и нажали на спусковые крючки.

В тесном коридоре загрохотали выстрелы, роем рассерженных пчел рассекли воздух пули, отрикошетившие от стен… И не одна из них меня даже не оцарапала.

Потому, что я знал, куда они ударят. И успел поднырнуть под линии выстрелов прежде, чем горячий свинец пронзил мое тело.

Кешиктен стрелял, уперевшись спиной в стену, словно опасаясь, что я зайду сзади и перережу ему горло. Но я лишь катнулся ему под ноги и, вонзив «Бритву» ему в пах, провернул нож на сто восемьдесят, а после рванул его влево и вверх, рассекая мочевой пузырь и кишечник.

Кешиктен вздрогнул от боли – травмы паха мгновенно и очень жестоко дают о себе знать – и не совладал со своим АК, яростно трясущимся в когтистых лапах. Автоматная очередь вышибла облако кирпичного крошева из противоположной стены… и мозги второго охранника из башки, попавшей под случайный выстрел.

Всё…

Я распрямился, резким движением стряхнул кровь с клинка, сунул его в ножны – и невольно скрипнул зубами.

Потому, что все произошедшее только что было неправильно.

Потому, что даже в режиме замедления времени я бы не выжил в этом коридоре.

Сон, что приснился мне в сталкерской хижине, был правдивым.

Я должен был умереть, здесь и сейчас.

Но я выжил.

И объяснение этому могло быть только одно.

«Боишься своей богоподобности, сталкер?» – прошелестел у меня в голове холодный, мертвый голос.

Он был не только жутким, леденящим, но и весьма странным. Словно несколько человек хором шептали одинаковые слова.

«Не можешь поверить, что ты способен на такое? Опасаешься самого себя?»

Многоголосый шепот бил точно, каждое слово – в десятку. Да, я боялся. Я, считающий Смерть своей названой сестрой, «перехожий», способный проходить сквозь границы миров, – боялся того, во что я превратился. Ибо страшно осознавать, что ты – это уже не совсем ты. Что пятиглазый шам перед смертью вкачал в меня свою черную сущность, свою уродливую душу, и Зона теперь знает, сколько процентов от настоящего меня осталось во мне…

«Не бойся, – шептали голоса. – И не сопротивляйся. Иди к нам. Ты прошел проверку. И теперь мы точно знаем, что ты – это ты, наш Хозяин. Мы, твои верные Глаза, поможем тебе излечиться от человеческой сущности, прозябающей внутри тебя. Ты вновь сможешь увидеть мир таким, какой он есть на самом деле. Твой мир, который уже почти лежит у твоих ног».

И я почувствовал, как нечто, спящее внутри моего сознания, шевельнулось, отреагировав на зов. Оно пока что было слабым, это нечто, но голоса внутри моей головы явно придавали ему сил… Еще немного, и оно подавит мою волю, сплющит ее, уничтожит полностью. И в моем теле вновь возродится Пятиглазый…

– Нет уж, хррен ты угадал, сволочь! – прорычал я, бросаясь из темного коридора вперед, в глубину второго зала, плечами сшибая по пути «куклы», безвольно падающие за моей спиной, словно большие кегли. Они звали меня? Они хотели, чтобы я пришел?

Что ж, я – иду. Пока еще я… Стиснув зубы до боли в челюстях, сжав кулаки до хруста. Потому, что это очень трудно – бежать вперед и одновременно бороться с чудовищем, пытающимся уничтожить твое сознание.

Это было больно. Словно внутри моего мозга родился маленький осьминог и начал шевелиться, разрывая щупальцами мозговые ткани и пытаясь выбраться наружу.

Боль внутри головы нарастала, словно проклятый осьминог собрался выдавить мои глаза и выбраться наружу через пустые глазницы. Я уже очень плохо, словно сквозь густой туман видел то, что происходило впереди. То ли это ожили «куклы» и двинулись мне навстречу, протягивая вперед тонкие, высохшие руки… То ли прислужники Смерти пришли в этот мир, чтобы вытащить из чужого теперь тела мою душу и утащить ее в мрачные чертоги Сестры.

Но мое «я» хоть и очевидно проигрывало чужеродной силе, но еще не было побеждено полностью. Я не был уверен, что поступаю правильно, но какая разница, что ты делаешь на пороге небытия? Главное – делать хоть что-то. Ибо побеждают лишь того, кто сам решил, что он побежден.

В общем, тут же, на бегу, сорвал я с плеча автомат, и широко, от бедра, веером дал длинную очередь, перечеркивая горячим свинцом пространство перед собой. А потом еще одну, в другую сторону, стремительно слабеющими руками пытаясь удержать автомат, внезапно ставший очень тяжелым.

Патроны кончились. Когда стреляешь так, словно из брандспойта поливаешь, они быстро заканчиваются. Плевать. Все равно не было больше сил держать автомат. Пальцы разжались, оружие упало на пол, но звук удара я услышал словно через ватное одеяло. Неважно. Всё неважно. Кроме одного…

Фигур, приближающихся ко мне, вроде стало меньше. А может, и нет. Без разницы. Все равно там, в тумане, что-то шевелилось. Зона меня подери, как же это трудно поднять руку! Поднять, взяться за пистолетную рукоять карабина и тащить, тащить, тащить его, тяжеленного, словно стокилограммовая чугунная балка. Но я должен его вытащить… Должен… должен…

Я рухнул на колени – ноги больше не держали – и чудом не завалился вперед. Хорошо. Лучше сдохнуть на коленях, сопротивляясь, чем умереть, стоя столбом и не оказав сопротивления… Потому, что я должен…

В тот момент я уже ни черта не соображал, и от меня осталось лишь одно слово, бьющееся где-то в отдаленных уголках мозга, не захваченного проклятым осьминогом.

«Должен… должен… должен…»

Внезапно я осознал, что ору это слово, громко, до боли в горле, с каждым криком чисто рефлекторно, из последних сил нажимая на спусковой крючок своего КС-23. И заряд крупной картечи раз за разом бьет в кровавую массу, лежащую впереди, в пяти шагах от меня, вырывая из нее крупные куски плоти…

А потом я понял, что не чувствую рук. Как и всего остального тела.

Пустой карабин с грохотом упал рядом с автоматом, но я ничего не смог сделать. Тело было словно не моим… Словно? Или все-таки моим?

Я зажмурился. Крепко, до боли в глазных яблоках. Хорошо. Очень хорошо! Если двигаются веки, значит, не все потеряно.

И почти сразу закололо везде, словно я отлежал всего себя и вдруг решил пошевелиться. Блин, как же неприятно-то! Я шевельнул рукой, и новая волна покалываний, болезненных, как иглы татуировщика, прокатилась от плеча до кончиков пальцев. Плевать. Главное, что я – это пока еще я, и ради этого можно вытерпеть очень многое.

Держась, чтобы не взвыть от этой пытки тысячью игл, я поднялся на ноги. Неужели все кончилось?

Я сделал шаг, потом второй. Оружие подберу потом, все равно от него сейчас нет никакого толка. И не заряжу, и не выстрелю, пока еще руки еле слушаются. А вот ноги переставлять могу. Уже неплохо. Так что это, блин, за фарш валяется впереди? Ближе. Еще ближе…

Это было неаппетитно. Мягко говоря. Другой бы на моем месте, с менее крепким желудком, пожалуй, блеванул прямо тут. И было от чего. Крупная картечь КС-23 обладает воистину страшной разрушительной силой. Существо, попавшее под выстрелы моего карабина, она просто разворотила в бесформенный, кровавый фарш. И не понять, кто это был раньше.

А чуть подальше еще один лежит. Почти такой же, но с целой головой. И одной рукой, оторванной напрочь, валяющейся в метре от тела.

Впрочем, меня заинтересовала только голова. Слишком красивая для обычного земного существа. Слишком совершенная. Заляпанная кровищей чуть меньше, чем полностью. Но, несмотря на это, было понятно – это голова женщины. Густые черные волосы, точеные черты лица, полные губы, тонкий нос, маленькие ушки совершенной формы. И даже то, что у головы был лишь один глаз, ее совсем не портило.

Большой, широко раскрытый, безумно красивый глаз, обрамленный длинными ресницами, был расположен точно над носом, под густой, красиво изогнутой бровью. Умело наложенный макияж подчеркивал его выразительность. В этом широко раскрытом глазу застыли удивление и детская непосредственность, свойственные редко встречающемуся и бесконечно милому типажу «женщины-ребенка». Такую обидеть стыдно даже прожженному грабителю, специализирующемуся на отъеме дамских сумочек. В общем, весьма красивая голова для циклопши, вероятно родившейся от противоестественной связи представителей двух рас – людей и шамов.

Туман перед моими глазами почти рассеялся. Я проморгался, и в тусклых лучах лунного света, падающих из окон, смог рассмотреть, что наделала моя стрельба вслепую.

Справа и слева от меня сломанными куклами валялись пленники Пятиглазого. Четыре ранее неподвижных фигуры, случайно попавших под свинцовую раздачу. Осм, юная самка нео и два человеческих тела в грязных лохмотьях. Что ж, бывает, увы. На войне неизбежны случайные жертвы.

Зато чуть дальше на полу, раскинувшись, лежало тело третьего Глаза. Или третьей. Похоже, Пятиглазый набрал себе в личные помощники полукровок, то ли появившихся на свет случайно, то ли выведенных искусственно.

И надо отдать должное, помесь получилась удачной. Обнаженное мертвое тело девушки было прекрасно, словно высечено из мрамора. Правда, отверстия от автоматных пуль его слегка портили, но какая ж красота без изъяна. А иногда ту красотищу приходится уничтожать к чертям собачьим, ибо зачастую то, что красиво внешне, крайне опасно и насквозь прогнило внутри…

Но любоваться обнаженным трупом мне было неинтересно. Гораздо важнее понять, куда делись остальные два псионика. Впятером они чуть не лишили меня собственного тела. Вдвоем, думаю, они лишь немногим менее опасны. Почти что разбуженная сущность внутри меня, похоже, временно заглохла без их помощи. И мне совершенно не хотелось, чтобы эксперимент по ее пробуждению повторился.

Ощущение игл, покалывающих мое тело, практически сошло на нет, мои руки перестали трястись от слабости. Тело, подвергшееся нехилой ментальной атаке, постепенно возвращалось в норму. Отлично. Осталось лишь вернуться за своим оружием и…

Дикий, нечеловеческий визг разорвал тишину, царящую в зале, наполовину заполненном все еще неподвижными «куклами». Справа, из-за крайнего ряда пленников Пятиглазого ко мне метнулась гибкая тень. Я успел заметить, как в лунном свете металлическим блеском сверкнули длинные когти на растопыренных пальцах мутанта.

А еще я увидел глаз…

Большой и невероятно красивый в своей детской непосредственности. Добрый, милый взгляд, от которого становится тепло на душе и легко на сердце. До тех пор, пока то сердце не вырвут из груди жертвы стальные когти.

Я все это прекрасно осознавал, но ничего не мог поделать. Взгляд единственного глаза подручной мертвого шама был настолько невинен, что у меня и мысли не возникло выдернуть из ножен «Бритву» и попытаться защититься. Разве можно убивать наивную девушку, которая, играя, бросилась на тебя с кулачками?…

«Можно, – словно кто-то произнес внутри моей головы. – Точнее, необходимо, если эта девушка твердо решила убить тебя и вполне способна это сделать».

Моя рука легла на рукоять «Бритвы»… но я все равно не успевал ни ударить ножом навстречу, ни уйти от стремительного броска. Мое тело еще не до конца восстановилось после ментальной атаки. А когда в мышцах нет силы для резкого и мощного рывка вбок, бесполезно даже пытаться спастись от смертельного удара. Тварь, способная столь быстро двигаться, по-любому перехватит в воздухе слишком медлительную жертву…

Все это промелькнуло у меня в голове за доли секунды. Тому, кто не раз бывал в бою, несложно просчитать шансы на спасение. И понять, что их просто нет…

Но за долю секунды до того, как в мое горло вонзились страшные когти, из толпы «кукол» наперерез гибкой твари бросилась длинная серая тень.

Точнее, мне так показалось, уж больно быстрым был бросок. А потом по полу покатился клубок из двух тел, рвущих друг друга на куски. В разные стороны летели капли крови и клочья грязной шерсти, звериный рев перекрыл истошный визг ярости, казалось, рвущий душу на части…

Этот визг встряхнул меня, словно разрядом электрического тока. Выхватив «Бритву» из ножен, я метнулся вперед, к клубку дерущихся монстров – ибо мой неожиданный спаситель тоже был монстром. И еще неизвестно, какой из них страшнее…

Существо, бросившееся на подручную Пятиглазого, очень напоминало помесь волка и человека. Серая шерсть, мощные, когтистые лапы, широченные плечи, толстая шея… И голова на ней, одновременно похожая и на человеческую, и на звериную. Уши острые, торчащие кверху, загривок лохматый, лицо, сильно вытянутое вперед с переразвитыми клыкастыми челюстями. Остальное было не разобрать в этой куче окровавленных тел, рвущих друг друга на части.

Кроме того, что волкоподобному приходилось туго…

Он, видать, еще не совсем пришел в себя после ментального удержания. Только и хватило сил, чтобы броситься вперед, сбить с ног подручную Пятиглазого и несколько раз рвануть ее клыками и когтями. А потом его тело, долгое время лишенное движения, воды и пищи, начало быстро сдавать. Одноглазая бестия драла его своими когтями, прорубая в плоти получеловека-полузверя глубокие борозды.

Наконец, ей удалось подмять под себя обессилевшего, израненного мутанта. С торжествующим визгом занесла она свою когтистую лапу над его горлом, чтоб ударить в последний раз.

Но у нее не получилось.

Потому, что я тихонько подошел сзади и резко ударил «Бритвой» по запястью твари.

Она даже не поняла, что произошло. Не почувствовала боли, так как хороший нож зачастую режет безболезненно – боль приходит позже. Одноглазая ударила противника, метя точно в горло… но вместо того, чтоб убить, лишь обдала его потоком крови, хлынувшей из обрубка. А когтистая кисть упала на пол, продолжая сжимать пальцы словно в бессильной ярости.

Поняв в чем дело, подручная Пятиглазого обернулась, и я вновь поразился невинной чистоте ее взгляда. Никогда бы не подумал, что единственный глаз во лбу мутанта может быть настолько прекрасным. Я даже отвлекся на мгновение, уставившись на эту красоту, и чуть не прозевал момент, когда одноглазая попыталась ударить меня снизу второй лапой.

Но не вышло у нее. Дернулась вхолостую. Ее атакующую конечность из последних сил схватил своими лапами волкоподобный. И держал, трясясь от напряжения и аж скульнув тихонько при этом: мол, ты бы поторопился, хомо, надолго меня не хватит.

Я и не стал больше медлить. Сделал шаг вперед, схватил одноглазую за роскошные волосы, и, глядя прямо в ее прекрасный глаз, наотмашь рубанул «Бритвой» по длинной, красивой шее.

Голова легко отделилась от тела, будто на пластилине держалась. Что и говорить – когда моя «Бритва» в форме, ей нет равных, ни плотные мышцы, ни шейные позвонки для нее не препятствие. Лишь с каждой отнятой жизнью прибавляется лазурной синевы у клинка, гуще и насыщеннее становится его цвет, подпитываясь энергией смерти.

Я приподнял отрезанную голову на уровень своего лица, посмотрел, как угасает жизнь в огромном глазу, – и отбросил в сторону страшный трофей. Я не люблю убивать, но слишком часто приходится это делать, чтобы самому остаться в живых. И неплохо, черт возьми, когда вместо тебя умирает твой враг. Ибо очень обидно, когда случается наоборот. Я уже не раз умирал, я знаю.

– Снайпер? Ты?

Голос, раздавшийся за спиной, был до боли знакомым. Впрочем, поправлюсь: я, несомненно, по привычке так подумал. Это раньше он был «до боли», до дрожи во всем теле. Сейчас же – просто хорошо знакомый женский голос. Очень хорошо знакомый.

И я не ошибся. Обернувшись, я увидел девушку с синими глазами. Ее, как я понимаю, тоже захватил Пятиглазый. Но, поскольку сделал он это с ней позже, чем с остальными, она и пришла в себя раньше других. Кстати, и почему я раньше думал, что у нее глаза цвета чистого неба? Поэт, блин. Просто синие глаза. Как у многих.

– Ага, я, – сказал я.

И отвернулся, высматривая, куда подевалась пятая одноглазая тварь. Спряталась в толпе медленно оживающих «кукол»? Или убежала от греха подальше, бросив сестер? Кстати, если б они вдвоем бросились, серый мутант ничем бы мне не помог. На пару они нас сделали б как пить дать, разорвали в бастурму. Но тварь предпочла спасти свою шкуру. Впрочем, нельзя ее осуждать. Правильное решение. Своя-то шкура всяко дороже чужой будет.

Но одноглазой нигде не было. А вот на мое плечо легла рука и попыталась развернуть меня в свою сторону. Хммм… Не люблю я, когда меня пытаются повернуть куда-либо против моей воли.

Но все-таки я развернулся. Почему? Да просто вспомнил, что вроде как ради этой девушки я пришел в этот мир. Решил, что это мой Долг ее спасти. Именно так, Долг с большой буквы. Забавно. Глупо вешать на себя долги, когда ты ничего не должен. Тем более когда это выдуманные тобой же обязательства перед девушкой, которой ты совершенно не нужен.

Она стояла передо мной, пытливо вглядываясь в мое лицо, словно хотела найти там что-то. И, видимо, не находила. А что там можно найти, кроме чужой подсохшей кровищи, которая скоро высохнет совсем и начнет отваливаться, словно кора с трухлявого дерева?

– А ты стал другим, – медленно произнесла она. – Вроде ты – и в то же время не ты.

– Людям свойственно меняться, – хмыкнул я, вытирая клинок «Бритвы» об грязный рукав. – Ты вон тоже стала другой. Сначала меня любила, потом полюбила его.

Я кивнул на серого мутанта, который лежал на полу, хрипло дыша. Нехило его порвала одноглазая. Выживет ли? Хотя какое мне дело. Не завали мы ее, никто бы не выжил. А так у него теперь есть шанс. Так что друг другу мы ничего не должны.

– Ты не понимаешь, – очень тихо, едва слышно произнесла она. – Ты ничего не понимаешь…

– Пусть так, – кивнул я. – Я тупой сталкерюга, я ничего не понимаю. И на этом закончим. Пойду я, пожалуй. Все долги отданы, и мне тут больше делать нечего. Береги своего серого. Можешь ему спеть про пыльник, крылья и чистое небо. Глядишь, быстрее оклемается.

По залу шатались понемногу приходящие в себя бывшие «куклы». При этом оголодавшие нео уже косились на людей и более слабых мутантов. Да и осмы вон рылами водят туда-сюда, прикидывают, то ли свалить, то ли попробовать присоединиться к нео. Авось не прогонят, жратвы на всех хватит.

Признаться, не хотелось мне участвовать в том, что должно было тут начаться минут через десять, когда мохнатые Новые люди окончательно оклемаются и приступят к трапезе. Поэтому я присмотрел себе свободный участок в углу зала, подобрал свои автомат с карабином и направился туда.

Позади мне послышался жалобный всхлип. Ох, как же я ненавижу сопливые мелодрамы, особенно если они происходят в жизни. Уж лучше двину-ка я обратно в Чернобыльскую Зону. Подальше от голодных нео, бешеных биороботов и женских слез, искренних, как плач крокодила по жертвам, съеденным им же.

Моя «Бритва» сверкала синевой, словно чувствуя, что ей сейчас предстоит сделать. Наелась чужих жизней, сытая, довольная, готовая к работе. И верная, как преданная собака. Всяко у нас с ней было. И болела она, и крали ее у меня, но всякий раз возвращалась она ко мне. Потому я простой и страшной искренности оружия верю больше, чем женским слезам. И моя личная практика показывает, что в вечном противоборстве Любви и Смерти моя сестра обычно побеждает. Честностью, бескомпромиссностью и полным отсутствием мелодраматических соплей.

Я зарядил автомат с карабином и совсем уже собрался рубануть своим ножом пустое пространство перед собою, как на мое плечо вновь легла чья-то рука. Гораздо более тяжелая, чем предыдущая.

– Ну что еще, мать твою? – резко развернулся я, вполне готовый подкормить свою «Бритву» еще одной жизнью…

И не подкормил.

Потому, что передо мной стояла еще одна хорошая знакомая из прошлого, которая однажды чуть не отправила меня на тот свет, проколов грудь и легкое танталовым штыком[3]. Девушка-киборг с порядковым номером 5627NST876. Тоже, кстати, с пронзительно-синими глазами, красивая до невозможности.

Все в ней было избыточно. Маленькие ступни, тренированные бедра, обтянутые эластичными серебристыми шортами, узкая талия, руки – мускулистые, но в то же время не отталкивающие буграми плоти, как это бывает у тренированных спортсменок. И лицо, совершенное в своей красоте, искусственно созданной гением академика Кулагина.

Вообще в постапокалиптических мирах довольно часто встречаются красивые девушки. Причины этому разные. Направленные мутации, инициированные учеными. Переделки внешности с помощью артефактов. Изменения плоти, которые хищные твари совершают над собой, чтобы приманить доверчивого мужика и полакомиться человечинкой. А вот нормальной, естественной красоты тут почти не встречается. Выжгли ее на этой планете двести лет назад тотальной ядерной войной. Такие дела…

– Ты видел Фыфа? – прервала мои раздумья Настя – так я ее прозвал однажды. – Где он?

Ишь ты! Кто бы мог подумать, что мой трехглазый приятель способен вызвать подобные чувства у полудевушки-полумашины. Глаза горят, высокая грудь вздымается, кулаки сжаты. Как говорится в народе, любовь зла, полюбишь и козла. Хотя, на мой взгляд, вышеназванное парнокопытное выглядит как-то естественнее, нежели жутковатые с виду представители племени шамов.

– Там он, – сказал я, кивнув на пустую стену.

– Издеваешься? – надвинулась на меня Настя, того и гляди порвет. А она может. Только не на того напала.

– Спокойнее, родная, осади-ка назад, – сказал я, направляя ей в живот ствол КС-23. – А то не посмотрю, что мы давно знакомы, и влегкую научу вежливости.

Киборг скользнула взглядом по карабину, способному насквозь прошивать бронелисты и пробивать бетонные стены.

– Ладно, погорячилась, – процедила она сквозь танталовые зубы. – Просто уж больно по нему соскучилась.

– Я тронут, – хмыкнул я. – Если хочешь, можешь пойти со мной. Только смотри не пожалей потом. Мир, в который я ухожу, местами намного хуже этого. И Фыф твой стал совсем другим.

– Ты тоже стал другим, – прищурилась Настя. – Совершенно другим. Будто подменили.

– Спасибо за комплимент, – сказал я, сунув карабин в рюкзак и вытащив из ножен «Бритву». Если кио сзади кинется, точно успею полоснуть ей по горлу, а там уж как карта ляжет.

Ну, а дальше все произошло так же, как обычно.

Я ударил сверкающим ножом по воздуху, словно занавес разрезал – и края рассеченного пространства разошлись в стороны, словно я живому существу нанес нехилую рану. Ах да, помнится, Кузнец говорил, что надо очень четко представлять, куда я хочу попасть. Странно, но сейчас мне это было абсолютно по барабану. Вроде совсем недавно в Чернобыльскую Зону собирался, только вот зачем оно мне?

Впрочем, какая разница. Этот мир мне тоже в общем-то по фигу, но в Чернобыльской Зоне хоть не носятся по зараженной земле бешеные биороботы, и красивые девчонки, волоча по полу безжизненное тело мутанта, не бросают на тебя взгляды, полные ненависти. Вот и спасай их после этого. Бессмысленное и бесполезное дело помогать кому-либо. Добро люди воспринимают как должное и очень быстро забывают о нем. А то еще и мстить могут начать, мол, ишь ты, сволочь какая, добро мне сделал! На, гад, получи, чтоб впредь неповадно было в мою жизнь вмешиваться!

– Ну и пошли вы все к шамовой матери, – сказал я. И шагнул в разрез между мирами. Следом за мной то же самое сделала кио. Что ж, ее выбор. Пусть теперь расхлебывает. А еще боковым зрением вроде как уловил я, будто за спиной Насти промелькнуло что-то, словно мимолетная тень скользнула на фоне мерцающих краев портала. Но, скорее всего, мне это только показалось.

Под моими ногами вновь была знакомая серая трава Чернобыльской Зоны. А перед глазами – знакомый дом, в котором мы с Фыфом прожили несколько дней, восстанавливаясь и залечивая раны. Правда, этот гостеприимный сталкерский «пансионат» теперь выглядел намного хуже, чем в тот момент, когда мы его оставили.

Точнее, дома больше не было. Лишь еще дымящаяся куча сгоревших бревен от него осталась, да закопченная печная труба, торчащая из этой кучи.

Вот те на! А я-то рассчитывал в «пансионате» пополнить запас патронов, да и заодно отвязаться от Насти, сдав ее Фыфу с рук на лапы.

Жаль, не вышло. Ну да ладно. Теперь я в Зоне, которую знаю как свои пять пальцев, так что пришло время вплотную заняться собственным благополучием. Для начала соберу крепкую группировку, меня тут знают, за мной многие пойдут. Потом зачищу Зону от конкурентов и стану тут полновластным хозяином. А после…

– Где Фыф?

Ну вот, блин, связался с танталовой бабой на свою голову, подумать не даст. И на кой оно мне надо?

– Где-то в данной конкретной Зоне, – недовольно бросил я. – Когда я уходил, он тут был. Сейчас может ушел куда. Твой мужик, ты и ищи, я-то тут при чем?

– Вообще-то он твой друг, – сквозь зубы напомнила кио.

– Самый лучший друг для меня – это я сам, – сказал я. – И давай на этом поставим точку. Я тебя сюда привел по твоей просьбе, теперь…

– Погоди! – подняла руку Настя, внимательно вглядываясь в непроглядную гущу леса, окружающего поляну. Увидела что? У нее ж не просто глаза, у нее в черепе и радар, и тепловизор встроены, и слух гораздо острее человеческого.

– Там, за деревьями, прячется кто-то, – прошептала она. И вдруг резко бросила: – Ложись!

На такие команды я приучен реагировать не спрашивая, зачем да почему. Плюхнулся на брюхо, и тут же за деревьями хлопнуло. После чего я отчетливо услышал, как справа, прям над головой Насти просвистела пуля.

Вот ведь, блин… Из чего стреляют – непонятно, деревья звук глушат и искажают. Откуда? А черт его знает откуда именно, из леса пуля прилетела. А мы – на открытой местности. Может, танталовая подсобит своими тепловизорами? Только вот толку от ее способностей маловато. Всё, чем она располагает из оружия, так это металлические штыки, выдвигающиеся из ладоней, да огненная отрыжка изо рта, наподобие маломощного огнемета. До деревьев по-любому не добьет.

– Слышь, лови!

Я бросил ей автомат. Она его поймала и грамотно откатилась в сторону, за пригорок. После чего я сам жахнул из КС-23 в сторону деревьев. До них метров сто, и толку от моей картечи – чисто стрелка на себя отвлечь. Который, кстати, опять в нашу сторону пальнул. И снова справа прошелестело, но вспышки от выстрела в гуще деревьев я не увидел. Вот сволочь! А ведь третьим выстрелом он кого-нибудь из нас точно достанет…

Но тут рядом со мной коротко тявкнул «калаш». Один выстрел. И тишина.

– Готов, – негромко сказала Настя, поднимаясь из-за укрытия. – Он один был, больше нету.

– Понятно, – сказал я, вставая на ноги. – Одного оставили на оборудованной лежке. Проследить, не вернусь ли я.

– Опасались, что ты Фыфа искать будешь, которого они утащили.

– Ну да, по ходу, все это они ради нас с Фыфом устроили, – сказал я, кивнув на пепелище. – Целый штурм организовали, числом не менее роты.

Всё это легко читалось по следам. Да штурмующие особо и не скрывались. Вон вся трава вытоптана их берцами. А от края леса до сгоревшего дома через минное поле – черная полоса выжженной земли. То есть знали куда шли и приволокли с собой ЗРП-2, переносной заряд разминирования, прозванный в войсках «Змеем Горынычем». Отстрелили ракету с детонационным кабелем, который и рванул, проделав проход к дому. Ага, а Фыф незваных гостей не пустил, принялся из пулемета поливать через окно-бойницу, вон в деревьях отверстия характерные. Так, а они его, по ходу, газовыми гранатами закидали, вон баллон от «Черемухи-12» возле сгоревшей стены дома валяется. Что на человека, что на шама облако раздражающего вещества CS, по идее, должно действовать одинаково – предки-то у нас по-любому общие.

В общем, операция была продумана хорошо. И продумана либо военными, либо военизированной группировкой – большинство обычных сталкеров про «Змея Горыныча» и «Черемуху-12» слыхом не слыхивали. А уж достать такое в Зоне простому сталкерюге вообще нереально, для этого нужны нехилые связи с военными за Периметром.

Все это я продумывал, пока мы с Настей шли к кромке леса. Надо ж глянуть, кого она подстрелила…

Но дойти не получилось.

До ближайших деревьев оставалось метров пятьдесят, когда она замерла на месте.

– Что? – тихо спросил я.

– Сюда идут, – так же негромко ответила она. – Их человек двенадцать. И они почти рядом. Похоже тот, кого я подстрелила, успел вызвать по рации подмогу.

Так. Дюжина хорошо подготовленных вояк против нас двоих. Шансы уцелеть очень невелики. Они наверняка хорошо знают лес, а также в курсе насчет того, что их вшестеро больше. Конечно, киборга завалить непросто, но не сложнее, чем бойца в экзоскелете. Я прекрасно видел, как под ураганным огнем гибнут и опытные вояки, запакованные в экзо, и кио, считающие себя неуязвимыми терминаторами. А два отделения стрелков военизированной группировки нам этот ураганный огонь обеспечат запросто.

Я бегло осмотрелся.

Не-а, без толку. Укрыться негде. Бежать тоже некуда, догонят по-любому, а изображать из себя дичь, гонимую охотниками, я не привык. Единственное – сзади, где за нами должен был закрыться портал в другой мир, продолжала мерцать вертикальная линия разреза. Будто кто прямую молнию подвесил в воздухе, и она так и осталась висеть. Интересное явление, но сейчас мне было явно не до него.