Грех и немножко нежно Данилова Анна

4. Ланг

Его кабинет засиял веселым солнечным светом, когда в дверях появилась она. Высокая молоденькая брюнетка с лисьим взглядом синих глаз и полуулыбкой на пухлых губах. И он сразу понял, что теперь его жизнь разделится на две части, первая – до встречи с ней, вторая – после. Он и сам не мог понять, откуда вдруг взялось это знание? Быть может, за ними кто-то наблюдает сверху, с высоты звезд, и контролирует, чтобы линия жизни не промахнулась мимо предначертанной каждому судьбы?

– Это вы здесь самый главный? – спросила она, с каждой секундой становясь ему все ближе и родней. Откуда, откуда вдруг это чувство?

Юрий Михайлович Ланг с пылающими щеками поднялся со своего места и улыбнулся. Подумал, как же хорошо, что он сменил зубную пасту, купил себе дорогую, крепко пахнущую мятой. Да и рубашка на нем чистая, и брюки новые, летние…

Господи, что за чушь лезет в голову?!

Он был очарован незнакомой девушкой, вплывшей, как облако, к нему в тихий и унылый кабинет посреди жаркого дня. Как мираж.

– Да, я тут самый главный, – улыбнулся он, разглядывая ее. – Хотите посмотреть наш музей?

Он сразу понял, что она не местная, залетная птичка, райская.

– И да и нет, – напустила туману девушка. – Хотела бы просто найти такого человека, с которым можно было бы поговорить о прошлом города, о его жителях, о немцах…

– О, тогда это точно ко мне! – обрадовался он. – Я знаю про здешних немцев вообще все! Вы ищете родственников?

Он задавал вопросы, но ему хотелось самому догадаться, что же привело эту современную, одетую в шорты и майку девушку в краеведческий музей.

– Понимаете, я хотела бы сделать фоторепортаж местного немецкого кладбища… Дело в том, что я учусь на факультете журналистики нашего университета, и у меня есть летнее задание… Словом, я должна написать очерк о немецком кладбище Зульштата… У меня есть список немецких фамилий, присланных мне из Германии людьми, которые ищут свои корни… Теперь понятно? – И, не дав Лангу перебить себя, она быстро продолжила: – Работа предстоит интересная, но и опасная, поскольку я очень боюсь бывать на кладбищах… Но если мне удастся разыскать семейные склепы некоторых фамилий да еще и познакомиться с оставшимися в живых родственниками этих людей, то мою работу опубликуют в известном немецком журнале… Ну, это уже вам неинтересно…

– Почему же, очень даже интересно! И я с радостью вам помогу, чем смогу! Вы можете дать мне прямо сейчас ваш список, и я поработаю над ним, подниму архивы, быть может, найду интересующие вас документы, да и лично познакомлю с нашими немцами, их в городе много!

– Отлично! Правда, сейчас у меня с собой этого списка нет, я пришла сюда как бы в разведку… Вы до какого часа работаете?

– Сегодня до пяти.

– Хорошо, тогда я приду после обеда, и мы с вами еще поговорим, да?

Девушка исчезла так быстро и неожиданно, что Юрий еще несколько минут смотрел на дверь, за которой та скрылась, спрашивая, не приснилась ли она ему.

Он снова испытал то сладостное чувство возбуждения, которое посещало его по нескольку раз в день, то напряжение, которое, всякий раз суля наслаждение, заканчивалось унылой и стыдной болью, и он вздохнул.

Его мужская энергия искала выхода, не отпуская его ни днем, ни ночью. И даже тихие музейные стены и вид дремлющей на своем месте неизменной смотрительницы Елизаветы Вальтеровны не заглушали в нем острого желания обладания женщиной.

Он думал о женщинах постоянно, чем бы ни занимался, что бы ни читал или ни смотрел. Глядя на одетую и застегнутую на все пуговицы женщину, он представлял себе ее голой, со всеми подробностями ее анатомического строения, со всеми складочками, округлостями, пышностями и влажностями. Мысленно он давно уже обладал практически всеми молодыми особами Зульштата, но вот реально познакомиться с женщиной и хотя бы взять ее за руку, не говоря уже о поцелуе, он не мог. Вот не мог и все. Робел страшно, болезненно. Он так глубоко увяз в своих невысказанных сексуальных желаниях, утонул в душном болоте своей неудовлетворенности, что иногда ему казалось, что его ненашедшая выхода и протухшая мужская энергия набухает и изливается гноем из крупных блестящих нарывов на лице и спине. Быть может, поэтому он несколько раз в день принимал душ, смывая свою физическую и моральную грязь, осознавая себя отвратительным типом, погрязшим в низменных инстинктах. И вот с таким грузом, ненавидя себя, он всеми силами старался полностью погрузиться в работу, сведя к минимуму общение с представительницами слабого пола и лишь издали подсматривая за ними, любуясь их совершенством и страдая от их недосягаемости.

С появлением в его жизни Интернета, он стал живо интересоваться психологической стороной своей проблемы и пришел к выводу, что помочь ему в его беде может только он сам. Что он никогда в жизни не решится рассказать о себе никакому психологу или сексологу, а потому никогда не услышит и профессиональных советов, как же ему жить дальше. Значит, надо работать над собой самому и внушить себе мысль, что женщины – существа такие же реальные и обыкновенные, как и он, разве что иначе устроенные, и что нужно научиться с ними разговаривать, чтобы хотя бы узнать их получше.

Безусловно, в свои сорок пять у него имелся опыт общения с женщинами, но весьма скромный и опять-таки стыдный. Родная тетя Эльза соблазнила его, когда он был еще мальчиком четырнадцати лет. Он запомнил только темную ночную комнату, запах красного вина, горький аромат хризантем, льющийся в распахнутое окно деревенского дома, куда он приехал вместе с родителями на свадьбу одного из родственников, да тяжесть горячего женского тела… Да, еще запах помады и чего-то животного, соленого, непонятного, словно это была кровь…

Были еще какие-то короткие и стыдные встречи с женщинами, случайные и с вином.

Быть может, именно запах и действие вина спровоцировали его в новогоднюю ночь на поступок, к которому он так пока еще и не выработал своего отношения.

С ним за одним столиком оказалась очень милая, скромная и тихая женщина по имени Кира. Очень аккуратная прическа из русых локонов, румянец во всю щеку, блестящие глаза, маленький носик… Вечернее платье ее, бархатное, красивого темно-красного цвета, в области груди просто-таки распирало от упругих (он чувствовал это!) форм! Чудесная молодая женщина лет тридцати, и совершенно одна, без кавалера!

Он смотрел на нее, можно даже сказать любовался ею, они вместе, чокнувшись бокалами с шампанским, проводили старый год, потом встретили новый, и он совершенно не помнил, как привел ее к себе домой и уложил в койку. Память просто отшибло.

Утром же он проснулся один, но ясно отдавая себе отчет, что ночь он провел с женщиной. Доказательством тому было множество мелких оставленных впопыхах этой женщиной предметов (шпильки, бутоньерка из красных бархатных цветов, помада, две скомканные влажные салфетки, на подушке – длинный русый волос, а под кроватью – зимние, с меховой опушкой, сапоги с натекшей лужей талого снега на паркете!) и некоторые детали интимного свойства.

Однако никогда в жизни он не испытывал большей гордости, чем когда обнаружил на простынях бурое пятно крови. Конечно, происхождение этого пятна могло быть самым разным, но Юрий придумал для себя, что оно появилось вследствие дефлорации им его русоволосой кроткой гостьи. То есть что это он, Юрий Ланг, сделал из этой тихой мышки настоящую женщину. Напоил, привел к себе и сделал это. Как настоящий мужик.

Ему так понравилось воспринимать себя именно таким, не вполне серьезным и даже безответственным мужчиной, что, когда его наполовину фантазийная женщина вдруг предстала перед ним, материализовалась в кабинете и спросила, где сапоги, он так растерялся, что уже сейчас не помнил, что вообще нес! Она тоже, видимо, разволновалась, говорила что-то о винных парах, призналась, что бежала домой после этой безумной ночи босиком… Он сказал, что готов вернуть сапоги, когда ей будет угодно. А потом зачем-то сказал, что очень занят. Он хотел, чтобы она ушла. Вот взяла и ушла! Чтобы вернулась в его фантазии, позолоченные победным блеском, а не превращалась на его глазах в такое же запуганное, как и он сам, затравленное жизнью существо…

Да, именно это чувство, будто бы он увидел свое отражение, погасило в нем все то, что прежде распаляло его воображение, когда он вспоминал Новый год.

Уж лучше бы она была распутной девкой, шлюхой, разбитной и веселой девахой, вот тогда он бы с ней скорее нашел общий язык. Но вечером к нему пришла очень тихая и аккуратная, застегнутая на все пуговицы барышня с пирогами или с чем там еще… Она потом часто будет заходить к нему «на минутку» с кулинарными гостинцами, а он даже съесть их при ней не сможет, словно ему стыдно. Но и отказаться от пирогов или варенья он тоже не мог, не хотел причинять ей боль. Ведь человек старался, может быть, даже мечтал о нем.

И еще одно обстоятельство сильно мешало ему – все женщины, которых он вожделел, были реальными, причем местными. А это подразумевало при любом его провале или унижении перед ними (в чем он нисколько не сомневался, поскольку всегда был неуверен в себе) распространение слухов о нем по всему Зульштату. Что он будет делать тогда, уедет? Или будет сидеть в своем музее, вообще не высовываясь? У него и без того жизнь скучная и безрадостная, а тут еще такое…

Ладно, получилось (он это хорошо помнил) в новогоднюю ночь, но где гарантия, что получится и в другой раз? Да пусть даже и с Кирой?!

С другой стороны, у нее на лбу было написано: хочу за тебя замуж, Юра. Что ж, желание понятное, да только какой из него муж? Он вообще не понимает, как это – жить вдвоем. Спать в одной постели, есть вместе, разговаривать, целоваться, решать какие-то хозяйственные вопросы, договариваться о покупках… Брак иногда представлялся ему раем с необузданным сексом и праздником чревоугодия, но чаще всего – какой-то путаной, бессмысленной круговертью с суетой, выяснением отношений, недомолвками.

Однако иногда, представив себе, что он идет по парку за руку с малышом, своей маленькой копией, его охватывало такое теплое и светлое чувство, что даже слезу пробивало.

Ему было жаль Киру, но это чувство охватывало его всегда лишь после ее ухода, когда в комнате оставался слабый запах ее розовых духов, а на столе лежал сверток с пирогами, котлетами или вареньем, а ее самой уже не было. Он ее словно выдавливал из квартиры, сославшись то на занятость (откуда бы ей взяться, этой занятости, когда он от безделья уже не знает, чем себя занять!), то на нездоровье, то на усталость. Он – самый настоящий хам, неблагодарная скотина, свинья, и нет ему за это прощенья!

А может, он так вел себя, зная, что Кира никогда никуда от него не денется?

…Маша, как звали приезжую брюнеточку, заглянула в музей в три часа. На этот раз на ней были черные брючки и черная майка. На голове – красивый красный ободок с красным цветком.

– Салют! – поприветствовала она Ланга так, как если бы они были хорошо и крепко знакомы. – Ну что? Вы готовы?

– В смысле? Куда? – он поднялся и почувствовал, как кожа на его черепе вспотела и теперь неприятно покалывала.

– Как куда? На кладбище, конечно! Я вон во все темное переоделась. Будем ходить между могилами, искать склепы…

Несколько секунд Юрий Михайлович не мог проговорить ни слова. Кладбище. Что ж, вполне романтично для девушки с красным романтичным цветком на голове!

Что делать? Сослаться на занятость и перенести встречу на другой день? Но от этой Маши не так-то просто будет отделаться. Прет как танк.

Она же вдруг подошла к нему совсем близко и положила свою лапку к нему на грудь, улыбнулась широко, ласково так, мол, ну пойдемте, пожалуйста. Разве что не потерлась щекой о его щеку. Вот что бы он тогда сделал?

– Ну хорошо… – ответил кто-то внутри него, кто-то ненасытный и распутный, живущий своей, отдельной от Ланга жизнью и просто обожавший таких вот сладеньких девушек с тонкой талией, стройными бедрами и маленькой высокой грудью.

– Заметано! – Маша легонько хлопнула его по плечу.

…Кладбище заросло густыми сиреневыми кустами, дубами и издали казалось большой разросшейся рощицей на окраине города. Ланг, чувствуя близость молодого женского тела, с трудом выполнял свои обязанности экскурсовода. Войдя на кладбище с центрального входа с массивными литыми воротами, за которыми открывалась небольшая овальная площадь, он принялся рассказывать о самых помпезных, известных и дорогих захоронениях, но, наблюдая за выражением лица Маши, вскоре понял, что ее эта тема не интересует, что она стреляет взглядом то в одну, то в другую сторону, явно ища немецкие памятники и фамильные склепы… Однако ей придется разочароваться, поскольку старое немецкое кладбище заросло кустами, деревьями и травой и склепов практически не видно, их нужно еще поискать.

– Вот она, немецкая часть кладбища, – сказал Ланг чуть ли не извиняющимся голосом, показывая руками поросшие, заброшенные могилки.

Одна бровь Маши взлетела наверх в недоумении или недоверии.

– Да, вот так…

– А где же склепы?

– Пойдемте, покажу несколько…

Он привел ее к одному склепу, представлявшему собой окаймленную ровным рядом кирпичей полукруглую нору в земле, густо заросшую бурьяном. Словно земля в этом месте открыла рот с обломками некогда ровных зубов, и чернота внутри этого овала смотрелась просто зловеще. Взгляд невольно принимался шарить по поверхности земли вокруг этого рта в поисках глаз, наблюдающих за всем происходящим на кладбище.

– А вот и один из склепов.

– Мрак, пфф… – Маша фыркнула. – Ничего себе! А где же таблички, с помощью которых я бы, к примеру, смогла найти нужный мне склеп?

– Так вас интересует все-таки какой-то определенный склеп? – улыбнулся Ланг, и без того подозревавший, что легенду о журналистском расследовании девушка придумала. – Клад, что ли, ищешь?

Он с ходу перешел на «ты».

– Какой еще клад?! Да разве в этом богом забытом месте могут быть клады?

– Здесь клады ищут сколько я себя помню! – воскликнул Ланг. – Думаю, что и у тебя есть тоже какая-нибудь история, связанная с кладом ли, наследственными сокровищами, припрятанными твоими родственниками или родственниками твоих знакомых… Обычное дело.

– Но почему вы так решили?

– Да потому что – здесь реально можно найти клад! И находили уже, и именно в склепах. Думаю, что ты либо опоздала, либо тебе на самом деле предстоит найти сундук с золотом. Ты не думай, я не подкалываю тебя, это все вполне возможно. Немцы – народ серьезный, трудолюбивый, а потому и зажиточный, особенно много богатых немцев было до войны, так что у тебя есть шанс… Конечно, фамилию ты мне не скажешь, это страшная тайна, но главное, я думаю, ты из меня вытянула – я привел тебя на кладбище. Я прав?

Лицо Маши стало розовым.

– Ужасно не люблю, когда мне врут, – сказал Ланг. – Ну что, теперь я тебе не нужен?

И, не дожидаясь ответа, он развернулся и направился в сторону центральной аллеи кладбища.

– Постойте! – окликнула она его. – Куда вы уходите! Вы что же, думаете, что мне здесь не страшно?

– Просто не хочу мешать тебе искать клад…

– Да какой клад?! Нет никакого клада. Просто я хотела найти наш фамильный склеп… – она замолчала, все же не решаясь произнести фамилию своих немецких предков.

Ланг вернулся к ней.

– Но если ты действительно принадлежишь к одной из старинных немецких фамилий, то твои бабушка или дедушка наверняка проинформировали тебя о том, где может находиться склеп. Выходит, что ты ищешь чужой склеп.

– Да это вообще не ваше дело! – вспыхнула она. – Хотя… С другой стороны, конечно, вы мне нужны, вы же краевед!

– Назови фамилию.

– Давайте поступим следующим образом… – она оживилась, подошла вплотную к Лангу, словно боясь, что ее услышат покойники в могилах, поскольку рядом не было ни единой живой души. – Вы покажете мне все записи, документы, фотографии, имеющие отношение к старинным немецким фамилиям, семьям, а я вам за то, что вы предоставите весь этот материал, заплачу.

– Хорошо. И сколько же ты можешь мне заплатить?

– Ну… не знаю… Сто долларов или лучше евро. Устроит?

– Нет, не устроит. Ты поужинаешь со мной. У меня. Идет?

– Поужинать с вами, у вас? Ничего себе… Ну ладно… Хорошо…

Лангу казалось, что это не он, что все, что происходит сейчас на кладбище, – его очередной сон, фантазия, что такого просто не может быть! Он не понимал, как смог осмелиться говорить с этой девушкой таким тоном, словно он настоящий ловелас, бабник, мужик, коллекционер женщин, не знающий у них отказа! Слово за слово, и он превратился в главного героя его же собственной игры в соблазнителя. Вероятно, все это стало возможным в тот момент, когда он почувствовал ее слабину, когда понял, что нужен ей, что она приехала в Зульштат исключительно для того, чтобы разнюхать что-то о кладе (или тому подобном), а потому, пока не получит своего, не успокоится и не уедет. И это невозможно без его участия!

А может, просто наступил тот самый момент, тот пик его мужских желаний, когда с него сухой шелухой сползли все страхи и неуверенность в своих силах, уступив место древнему и мощному инстинкту, когда он понял, что именно эта молодая особа сделает его по-настоящему счастливым?

– Сегодня в восемь, – сказал он, расплываясь в улыбке, но чувствуя, однако, как начинают холодить спину и затылок привычные ему мелкие страхи. – Ты шампанское любишь?

5. Золотой тоннель: Жорж

– Ты настоящее животное, Жорж!

Худенькая черноволосая девушка еще некоторое время полежала на крышке рояля, глядя в отсыревший и покрытый черными пятнами плесени сводчатый потолок, затем опустила юбку и спрыгнула на пол.

Невысокого роста, полноватый мужчина средних лет невыразительной внешности стоял рядом с роялем и застегивал брюки. Он тяжело дышал, по его лицу с желтоватыми угрями катился пот.

– Все мы немного животные, – ответил он хрипловатым голосом. – Одевайся и уходи скорее, ко мне жена должна прийти…

– Интересно, и чего это Светке делать здесь, у тебя на работе? – гримасничая, поднимая с пола голубые трусики и надевая их, спросила девушка. Ее звали Лена, она жила по соседству с Жоржем и была дочерью подруги жены.

Небольшая комната за сценой служила гримерной самодеятельным артистам и была заставлена старинными гардеробами со сценическими костюмами, декорациями, пыльными музыкальными инструментами, потертыми туалетными столиками с потускневшими зеркалами, в углу стоял старый немецкий рояль. Директор городского клуба Зульштата Жорж Маковский помимо своей основной деятельности как организатора праздников, конкурсов художественной самодеятельности, культурно-массовых мероприятий и прочих развлечений жителей активно снабжал молодежь травкой, таблетками и другими сомнительными удовольствиями самого широкого спектра действия. Находясь в родственных отношениях с представителем правоохранительных органов, отвечающих в городе за борьбу с наркотиками, Жорж проворачивал свои делишки, честно делясь с нужными людьми, и жил себе спокойно, сыто, разве что не ел с золотых тарелок. А вскоре он пристрастился к довольно опасному удовольствию: принуждал девушек к интимной близости в качестве платы за таблетки или травку. Когда же ему и это наскучило, он после полового акта требовал еще и денег за дозу, получая наслаждение теперь уже от унижения женщины.

– А тебе-то что? Вот, держи и помалкивай, – Жорж достал из кармана и сунул во влажную теплую ладошку девушки две розовые таблетки.

– А чего так грубо-то? – девушка поморщилась. – Правильно говорят: после совокупления каждый зверь печален.

– Дура ты, Ленка. Беги домой, пока тебя никто не видел.

– Через черный ход?

– Зачем дурацкие вопросы задавать? Ты что, первый раз здесь, что ли? Конечно!

Лена, пригладив на голове кудряшки, засеменила к выходу, однако тотчас была задержана тихим окликом Жоржа:

– А деньги?

– Какие еще деньги? – у нее округлились глаза.

– За таблетки, дорогуша.

– Так я же того… как бы расплатилась… – лицо Лены пошло красными пятнами. – Ты чего, Жорж, совсем охренел?

– Деньги, говорю. Иначе больше ничего не получишь.

– Ты что, спятил? С Ольги Горюновой, значит, денег не берешь, а с меня – берешь? Ты уж определись, Жорж: натура или деньги. Где это видано, чтобы двойную плату брать?

– Ты поменьше болтай, просто заплати и иди себе. – Он наблюдал за ней, и волна какого-то странного приторного чувства власти над этой потаскушкой охватывала его, придавая ему сил.

– Да нет у меня денег!

– А чего тогда пришла? Думаешь, что твои услуги стоят так же, как две таблетки дури? Ты что, подруга, берега попутала?

– Сам ты попутал! Ничего я тебе не должна! Да ты посмотри на себя в зеркало! Урод уродом, глядя на тебя, блевать хочется!

Зарвавшаяся тварь, считавшая себя чуть ли не членом семьи из-за дружеских отношений своей матери со Светланой, женой Жоржа, а потому решившая, что ей все позволено и все сойдет с рук, через мгновение уже лежала, раскинув руки и ноги, на полу с залитым кровью лицом. Жорж потом долго не мог вспомнить, как же это произошло – тяжелая пыльная валторна, которую он метнул в нее, просто пригвоздила ее к полу, разбив голову.

Лена умерла мгновенно. Пол под ее затылком начал темнеть, черные кудри, гордость и краса девушки, напитывались кровью, на тусклом медном боку валторны появился красный блик…

Жорж испытал странное чувство, словно в этот самый миг, когда он осознал, что убил Лену, хрупкое стекло его сознания будто кто-то очень услужливый и добрый протер мягкой тряпочкой, отчего тотчас появилась ясность и яркость происходящего и, главное, наметилась определенная, точная цель. Да что там цель, смысл жизни. Огромная и страшная, холодящая душу проблема затмила все вокруг, и надо было действовать четко, умно и очень быстро, чтобы замести следы преступления, чтобы труп Лены исчез.

С одной стороны, Жорж испугался так, что у него заболел живот и первым порывом было броситься в туалет. С другой – его словно расколдовали и превратили в прежнего, нормального, без болезненных удовольствий, которые раздули его и превратили в липкий сладкий шар, Жору Маковского.

За окном был теплый августовский день, нежно-голубое небо сияло за высокими окнами старого католического храма, превращенного в клуб, солнце освещало пыльную гримерную с перепуганным насмерть директором и трупом девятнадцатилетней Лены Тимохиной.

Клуб оживал лишь вечером, когда начинали свою работу музыкальные кружки, когда на сцене начинались репетиции городского хора ветеранов или народного оркестра, когда в клуб валом валили скучающие пенсионеры, пытавшиеся пробудить в себе крепко уснувшие таланты, или молодняк, который под видом любопытствующих проникал в гримерную, чтобы купить у Жоржа дозу «удовольствия».

Сейчас же Жорж был в клубе один. Совершенно один…

Жорж пришел в себя, сосредоточился, подошел к старому резному гардеробу, открыл одну створку, отодвинул рукой театральное тряпье на плечиках и вошел внутрь, чихнул, вдохнув нафталинового духу. Нащупав в темноте ручку потайной двери, он открыл ее, и тотчас зажмурился от яркого солнечного света. Шагнув в это солнечное облако, он оглянулся.

Сразу за гримерной находилась крохотная комнатка, два на два метра, с большим окном, в которой стояли в ряд три сейфа с «дурью» и деньгами. Комната была без дверей и прежде являлась частью гримерной. Кто и когда отделил ее кирпичной стеной, можно было только догадываться. Скорее всего, эта перепланировка была произведена бывшим директором клуба, Вячеславом Фоминым, талантливым музыкантом, сколотившим свой вокально-инструментальный ансамбль «Волга-Стар», под музыку которого танцевала, влюблялась и размножалась молодежь семидесятых. Фомин спился и повесился молодым, его дочери только исполнилось восемь лет. Жена сразу же вышла замуж за своего дальнего родственника и укатила в Германию. Получалось, в городе не осталось никого, кто бы знал о существовании этой тайной комнаты. Именно это обстоятельство и побудило Жоржа сделать ее своим «золотым» кабинетом, своей сокровищницей.

Старый хозяин оставил в сейфах запасы спиртного и сигарет. Денег или драгоценностей не было.

Жорж вернулся в гримерную, завернул голову Лены в сорванное с вешалки платье и перенес труп в кабинет. Положил в угол. Ночью он найдет способ, как вынести его и закопать где-нибудь в лесу. Сейчас же ему нужно отмыть полы в гримерной, почистить валторну… Едва он привел место преступления в относительный порядок, в дверь постучали.

– Кто там? – сорвалось с языка Жоржа.

– Что за вопрос? – послышался высокий женский голос. – Это я, твоя жена, Света!

6. Кира

Вечером Кира подошла к дому, в котором жил Ланг. В сумерках окна дома светились леденцово-желтым, розовым, оранжевым светом. Она нашла желтые окна Ланга, дождалась, когда за занавесками появится его силуэт, и лишь после этого вошла в подъезд.

Если днем в нем было темно, прохладно и пахло кошками, то сейчас на каждом этаже горела лампочка, и кошачья вонь заглушалась запахами жареной капусты и крепким укропно-чесночным духом, как если бы где-то консервировали помидоры, огурцы.

Труп девушки ей не привиделся, поскольку Кира днем реально отстирывала пятна с одежды, замывала свои балетки. Но сейчас она была уверена – трупа в подъезде нет. Его просто не могло быть, потому что наступил вечер, все жильцы вернулись после работы домой и уже обнаружили труп. Или…

Вынести его Юрий Михайлович не смог бы – рискованно, да и машины у него нет. Значит, втащил в квартиру и спрятал, чтобы вынести ночью.

Или же он затащил его на чердак.

Кира поднялась на площадку перед дверью в квартиру Ланга. Вот здесь, упираясь ногами в порог, и лежал труп девушки.

Она позвонила. Долгое время было тихо, потом раздались какие-то неопределенные звуки. И снова все стихло. Кира позвонила еще раз, потом приблизилась вплотную к двери и прошептала в замочную скважину:

– Юрий Михайлович, это я, Кира.

Дверь почти сразу же распахнулась. Она увидела Юрия, одетого словно для выхода из дома. Чистый, опрятный, в белой рубашке, обутый в светлые ботинки.

– А… Это вы… – он насупился и замолчал, явно думая о чем-то своем.

– Юрий Михайлович, давайте поговорим.

– Не самое удачное время вы выбрали для разговора… – сказал он и поджал губы.

– Вы так и будете держать меня на пороге?

– Ну… хорошо… – он нехотя впустил Киру в квартиру, и она сама проворно заперлась за все замки. Посмотрела ему прямо в глаза. – Где она?

– Кто?

– Эта девушка… мертвая… Я видела сегодня. Она лежала прямо на вашем пороге. А до этого вы с ней ругались. Она оскорбила вас, я все слышала. Это вы ее… убили?

Последнее слово она произнесла шепотом.

– Вы что такое несете? – он перешел на шелестящий фальцет.

– Тсс… Только не вздумайте убивать меня. Моя близкая подруга знает, где я.

– Да вы не в своем уме! Уходите!

– Я не уйду, пока вы не ответите мне, куда ее дели. Если же она где-то здесь, в вашей квартире…

С этими словами Кира бросилась осматривать всю квартиру, Ланг следовал, молча, пыхтя, за ней, как паровоз.

Труп девушки она обнаружила под кухонным столом, покрытым новой, сильно пахнущей клеенкой, концы которой свисали почти до пола.

– Сильно воняет… – сказала она, приоткрыв клеенчатый «занавес» и разглядывая покойницу.

– Это не она пахнет, это клеенка, так воняет поливинилхлорид, – находясь на пике волнения, зачем-то пояснил Ланг. Его просто колотило.

– Юрий Михайлович, так за что вы убили эту девушку? За оскорбления? И кто она вам?

– Я ее не убивал… – дрогнувшим голосом ответил Ланг, сел за стол и заплакал. – Ее кто-то застрелил. У нее огнестрельная рана в груди.

– Да, я видела. Но прежде она была у вас, и вы с ней ругались. Она оскорбляла вас, я же слышала. Она обвиняла вас, говорила, что вы импотент, что приставали к ней… Это правда?

– Послушайте, я повторяю еще раз: я ее не убивал. Да, мы с ней разругались. Это верно. Но я к ней не приставал. Это не то, что вы подумали… Все очень сложно… Мы поругались, она вышла от меня, потом я услышал звук… такой… как это сказать… Как если бросить монету с силой в жестяное ведро… Короткий металлический звук. Пистолет, я предполагаю… Кто-то знал, что она у меня, подкараулил и убил ее, тем самым подставив меня.

– Она была вашей любовницей, ведь так?

– Это вышло случайно.

– У вас была с ней связь… сегодня? Была, можете не отвечать, я же все слышала…

– Вы что же это, подслушивали?

– Я приходила к вам утром, вы как раз ругались… У вас и дверь была не до конца закрыта… Она сказала, что вы противны ей, что она жалеет, что это произошло, что она чувствует себя грязной… – она намеренно озвучивала самые болезненные для него слова, готовя Ланга к самому главному, к своей цели.

– Прекратите! Что вам нужно от меня?

– Сначала объясните мне, что вас связывало. Кто она такая?

– Приезжая. У нее здесь тетка живет. Она искала семейный склеп. Прилипла ко мне, вцепилась мертвой хваткой, попросила меня найти сведения о семье, о склепе…

– И что? Вы помогли ей? Нашли склеп?

– Да не знаю я уже ничего… Она мне ничего не рассказывала… Я обманул ее… Мне не нужны были от нее деньги, я хотел, чтобы она была со мной… Вот так… – его дрожащие руки едва касались клеенки. – Я нехорошо с ней поступил, потому что все это несерьезно… Все эти склепы, истории о кладах… Бред!

– Как вы ее обманули?

– Это вообще неважно…

– Почему вы не вызвали полицию?

– Потому что я не идиот. Она была со мной утром… вы же сами все слышали… Я подумал, что в ее организме остались мои биологические следы… Кира, не смотрите на меня так… Уж так случилось, что мы с вами стали близкими людьми… Думаю, что я должен извиниться перед вами за Новый год… Получается, что я изнасиловал вас.

– Глупости! – Кира почувствовала приятное волнение, что было совершенно несвоевременно и даже противоестественно в данной ситуации. – Еще неизвестно, кто кого изнасиловал. Тоже мне, насильник нашелся…

– Но если проведут экспертизу, то найдут мои следы в ее теле… Я же не дурак, фильмы смотрю, книжки читаю… Да и убили ее прямо у моей двери. Меня посадят, если я вызову полицию и расскажу всю правду. Я не отмоюсь. Это будет позор на весь город. Как после этого жить? Гнить в тюрьме за чужое убийство?

– И что вы решили?

– Мне надо избавиться от трупа.

Кира приблизилась к Лангу, обошла его сзади и положила ему руки на плечи. Мягко коснулась губами волос на его затылке. От них пахло мужской туалетной водой – горьковато-сладкий аромат.

– Юрий Михайлович, я готова помочь вам, но при одном условии.

Он закрыл глаза. Напрягся.

– Если все закончится благополучно, вы женитесь на мне?

– Зачем вам я? И что значит, «закончится благополучно»? Где гарантии, что меня оставят в покое, даже если мы спрячем труп на Марсе? Ее могли видеть входящей в подъезд…

– А вы просто дайте честное слово – и все.

– Вам нужна свадьба или… Я что-то совсем уже ничего не понимаю…

– Я хочу, чтобы вы были моим мужем. Я буду заботиться о вас, кормить вас, стирать ваши рубашки, я сделаю в вашей квартире ремонт!

– Да вы же меня совсем не знаете!

– Так вы согласны? Если да, то я помогу вам спрятать труп и буду молчать. Я стану вам самым близким другом!

– А вы не обманете меня? – спросил Ланг, тихонько завывая. Конечно, в этот момент Кира видела перед собой совершенно раздавленного страхами, запутавшегося человека, даже уже не дающего себе труд скрывать эту свою слабость от нее, от женщины.

– Я буду любить вас.

– Хорошо. Я женюсь на вас, – прошептал он тихо, как если бы давал страшную клятву.

– Прямо сейчас.

– Как это?

– Ну… так, что я теперь всегда уже буду с вами, словно мы поженились. Дело же не в печати.

– А вы странная.

– Вы согласны?

– Хорошо. И что мы теперь будем делать?

– Дождемся, когда все в доме заснут, я подгоню отцовскую старую машину, мы погрузим тело и отвезем на Графское озеро. Вот и весь план.

– И вы реально можете его осуществить?

– Юрий Михайлович, у нас маленький город… Ночью вы не увидите на дорогах ни одного полицейского. Да и вообще – все свои! Обещаю, что все закончится самым наилучшим образом. Главное ведь, что вы не убивали!

– Поверьте мне, я на самом деле никого не убивал… Конечно, если вы слышали, какими словами она меня… унижала… Я бы мог ее, скажем, ударить, это да, хотя… Признаюсь, я ни разу в жизни никого и пальцем не тронул… Просто мог бы инстинктивно, чтобы поставить ее на место, дать ей, например, пощечину… Но убить, да еще и застрелить! У меня и оружия-то нет.

– Я верю вам, Юрий Михайлович.

Она чувствовала, как наполняется силами. Машина ее отца стояла в гараже и была на ходу, это она отлично знала, да только водила она крайне неуверенно. Вот разве что ночью, когда улицы пустые… Тем более что отец и учил ее вождению ночью.

Теперь – труп. Труп они постараются уложить между сиденьями, передними и задними, девушка худенькая, должно все получиться. Сверху она уложит картонные коробки, которых полным-полно в гараже. Словом, так замаскирует тело, что, даже если их остановят, его не заметят.

Удивительным было и отсутствие страха. Она совершенно ничего не боялась. Быть может, она чувствовала себя такой уверенной потому, что это не она убила девушку, да и Ланг тоже, по всей видимости, ее не убивал, а потому она как бы собиралась сделать доброе дело, помогая ему выпутаться из опасной истории. Он был прав, стоило ему позвонить в полицию, как его сразу же задержали бы. А если бы еще узнали, что незадолго до смерти девушка с ним переспала, так он точно не выпутался бы. Бедный Ланг. Похоже, он был влюблен в эту молодую особу. Он сказал, что обманул ее. Кира предположила, что этот обман мог быть связан с той информацией, которую он подкидывал небольшими порциями девушке в обмен на любовь. Быть может, выдавал ей копии архивных документов, которые не имели никакого отношения к той фамилии, которая ее интересовала. Да мало ли чего можно было придумать, чтобы напустить туману, чтобы привязать ее к себе хотя бы на время…

– Так я пошла? – она ободряюще улыбнулась Лангу, собираясь за машиной.