Духи реки Прозоров Александр
Пыхтун глубоко вздохнул, вставил палку в вырезанную щель, прижал деревяшку и, навалившись на сучок всем своим весом, принялся быстро-быстро двигать его в щели вперед-назад, не жалея сил.
Поначалу ничего не происходило, но вскоре он явственно ощутил легкий запах гари. В щели, в тех местах, где края палки упирались в дно, появились слабые коричневые полоски. Это не значило еще ничего – хорошо натертая древесина чернеет даже сырая. А сырую зажечь невозможно совсем.
– Дымок, Пыхтун! Дым появился! – вдруг взвизгнула Снежана.
Но паренек ее радости не поддался. Он пытался добыть огонь не в первый раз и отлично знал, что успех приходит только тогда, когда потрачено немало времени, а сил в руках и теле уже не остается. Для огня мало просто дымков. Нужно, чтобы мельчайшие крупинки древесной муки, что с дымом вытираются сейчас со дна выемки, сбились в самом конце – там, где приготовлен трут. И этих крупинок должно быть много. А уже от них займется огнем остальной трут. А первые дымные крупицы – они погаснут еще до того, как он успеет поднять голову. И Пыхтун продолжал тереть, тереть, тереть, пока не почувствовал, что сейчас упадет от бессилия. Только после этого паренек глянул в конец выемки, куда так долго бил теркой.
Там над щелью курился совсем слабенький дымок – но он был!
Пыхтун тут же добавил в щель немного трута, осторожно подул, добавил еще, опять подул – и лишь заметив в коричневой кучке крохотную алую точку, аккуратно сунул в нее краешек белой полупрозрачной бересты. Подул снова. Появился легкий язычок пламени. Паренек подложил в него еще бересты, добавил сверху пук сухой травы, а когда занялась и она – тут же перенес к сложенным шалашиком тонким веткам. Они затрещали. Пыхтун уже смелее добавил сучки в палец толщиной и, не дожидаясь, пока они займутся, смело прижал сверху толстыми валежинами. И только после этого позволил себе откинуться назад и перевести дух.
– Ой-ёй-ёй! – радостно замахала руками Снежана. – У нас костер! Представляю, как удивится мама, когда нас найдет!
В это самое время к пляжу у стойбища племени Мудрого Бобра приставали пять лодок. В каждой сидело по два охотника, и в каждой посередине лежала прикрытая рогожей груда хорошо пропеченного мяса. Мужчины были веселы и горды собой: они привезли столько добычи, что ее должно хватить на много, много дней. И еще останется, что засушить и сложить в домах на случай ненастного или неудачного голодного времени. Охотники были так довольны, что не сразу обратили внимание, сколь печальны встречающие их женщины и дети.
– Где Хромой Зубр? – первым заметил неладное шаман.
Женщины невольно оглянулись на взгорок, где хромой охотник, остававшийся в стойбище старшим, поливал землю под священной ивой сладким травяным отваром, моля духов леса о помощи. Однако рассказать об этом Чужому Голосу никто не успел. Чистая Капля, не сдержавшись, растолкала старших и кинулась к мужу:
– Пыхтун пропал! Клык, его унесло еще позавчера, и он так и не вернулся!
– Как унесло? Чем, куда? – не понял Ломаный Клык, вытаскивая лодку на песок.
– Их плавучее дерево унесло! – выкрикнула Белая Лиса. – Снежану и Пыхтуна! Мы искали, но не нашли…
Молодая женщина расплакалась, закрыв лицо ладонями. Чистая Капля лишь нервно ощипывала мех с подола платья из тонких оленьих шкур и с надеждой смотрела на мужа большими голубыми глазами.
– Помогите Ломаному Клыку и Храброму Рыку разгрузить лодки! – решительно приказал охотникам Белый Камень, которого уже много лет все слушались как вождя. – Чужой Голос, ты поплывешь с Клыком вдоль закатного берега. Призови всех добрых духов, дабы помогли найти детей. Я и Рык поплывем вдоль рассветной стороны. Торопитесь! Мы и так узнали о беде слишком поздно!
Десять сильных мужчин моментально перекидали груз из двух долбленок на прибрежную траву, помогли столкнуть прочные осиновые лодки обратно на воду. Охотники запрыгнули внутрь и, тут же взявшись за весла, насколько хватило сил разогнали узкие и длинные стремительные челноки вниз по течению. Деревья и кусты замелькали с такой скоростью, словно люди бежали со всех ног.
Почти сразу мужчины обогнули первую излучину, промчались до устья Черной реки, заскользили по реке дальше. При этом потомки Мудрого Бобра не отрывали глаз от берегов. Опытный взгляд прирожденных охотников мигом отмечал все мелочи: обломанные ветки, примятую траву, следы на песке, вывернутые камни. Но ничто пока не выдавало появления здесь детей или опасных для них хищников. Никто рослый и тяжелый не выбирался из реки, утаптывая траву, не ломился через кустарник, не шел вдоль берега, оставляя выемки во влажном песке и мелкой гальке.
Остался позади Песочный ручей, лодки миновали очередную излучину…
– Сюда! – Храбрый Рык неожиданно погрузил весло в воду, тормозя лодку, указал на обрыв. Охотники повернули к берегу, выпрыгнули из лодок. – Вот, смотрите! Кто-то крупный спрыгнул сверху. Вон какие выемки в слежавшемся песке. Судя по тому, насколько широко стоят лапы, это был…
Он запнулся.
– Да, это он, – согласно кивнул Белый Камень. – Он что-то увидел в реке, спрыгнул, вошел в воду… Вот здесь… А здесь вышел. Следы уже сильно затекли, это было позавчера. Он хотел достать какую-то добычу, но не смог и потрусил вдоль воды. Вот следы, вот… Ломаный Клык, возвращайтесь вместе с Чужим Голосом к тому берегу. Если он кинулся к детям, они должны были переплыть на ту сторону.
– Зачем им это? – покачал головой шаман, опершись на весло. – По закатной стороне тянется топь, по ней не пройти.
– Лучше топь, чем Большой Кот! – возразил вождь. – Снежана и Пыхтун потомки Мудрого Бобра, они не боятся воды. Им незачем забираться в болото, они могли пойти назад вдоль берега. В реке лесные звери не страшны.
– Тогда бы они вернулись в селение еще вчера, Белый Камень, – возразил шаман. – Но их нет. Значит, на берег они не выходили. Мне жаль, братья мои, но они, похоже, утонули.
– Этого не может быть! – перебивая друг друга, горячо возразили Ломаный Клык и Храбрый Рык. – Они дети Бобра! Они всегда прекрасно плавали и лазали по деревьям! И не раз играли на плывущих деревьях! Они не могли утонуть! В нашем роду вообще никто никогда не тонул!
– Дерево могло повернуться в воде и своей кроной неожиданно увлечь их на дно.
– Если бы они утонули, Чужой Голос, – холодно ответил Белый Камень, – их тела прибило бы к берегу. Так или иначе, нужно искать. Обратись к духам, пусть они помогут в этом!
На этот раз шаман возражать не стал. Лишь пригладил курчавую, рыжую с проседью бороду и забрался в лодку.
Он был стар и мудр, Чужой Голос, он помнил куда больше всех остальных охотников. Он знал, как мало веселых, крепких и ловких малышей доживают до возраста взрослых мужей. Не успев набраться силы и опыта, одни становятся жертвами зверей, другие забредают в болото или умирают из-за болезней. Кто-то падает с дерева или с обрыва. А многие – тонут, как самые обычные лесные звери. Река коварна, и далеко не всегда несет только спасение. Летом в ней случаются водовороты, зимой – полыньи, она способна зацепить жертву невидимой подводной корягой или кинуть на камень. Мир жесток к оступившимся, и поэтому на его долгой памяти число жилищ в племени увеличилось всего на два дома. Было шесть, стало восемь. Дети же в домах рождаются каждый год…
Почему Пыхтун и Снежана не приплыли на пляж сразу, когда дерево стало уносить? Почему не бросили его, когда их унесло за излучину? Даже забаловавшись и забыв обо всем, они все равно должны были вернуться к ночи! И если их нет, значит…
Но делиться своими мыслями с родителями шаман не стал. Не решился причинять боль отцам, потерявшим первенцев. К тому же – а вдруг?..
Однако берег скользил за бортом, девственно нетронутый: на краю топи не селились даже утки. Белый Камень и Храбрый Рык тоже не подавали знаков. Значит, ничего не замечали. Ни кровавых следов тигриного пиршества – что было хорошо, ни следов ночлега – что было плохо. Отдаляться от спасительной воды дети бы не стали. Нет следов – значит, из реки никто не выходил.
Лодки миновали очередную излучину, и шаман вздохнул: как ни горько, но поиски потеряли всякий смысл. Зачем детям уплывать так далеко? Что могло заставить их полдня сидеть на дереве? Почему они не вернулись, увидев, что мимо тянется уже Дальняя топь? Почему не испугались тигра и не кинулись к другому берегу? Объяснение всему этому напрашивалось только одно, и было оно очень, очень печальным.
– Смотрите, это знак! – привстав в осиновой долбленке, указал вперед Чужой Голос. – Это тени! Тени без людей! Я должен обратиться к духам, они хотят говорить со мной.
Охотники честно попытались разглядеть что-либо над блестящей поверхностью реки. Никаких теней они не заметили, но возражать шаману не стали. Ведь духи приходили только к нему, только Чужой Голос слышал их речи и сам говорил голосами духов.
Лодки повернули к берегу, причалили возле небольшой поляны, и мужчины выбрались на берег.
– Расступитесь. – Шаман опустился на колени, наклонился, поцеловал траву, сдвинул вперед висящую на плече плетеную из листьев рогоза сумку, откинул край, достал туесок из бересты, высыпал на ладонь несколько щепоток порошка из гриба-красноголовика, помогающего увидеть иной мир, кинул себе под язык и надолго замер, рассасывая зелье. Когда же сознание знакомо помутилось, открыл глаза и быстро закрутил головой, громко призывая духов: – Ой-я бобу! Ой-я, еу, еу…
От быстрого вращения головой и протяжного горлового пения голова закружилась, мир вокруг слился в яркие белые, синие и зеленые кольца, размазался, и шаман окончательно потерял сознание – свалился набок, мелко затрясся, изо рта потекли желтые пенящиеся струи.
– Чужой Голос, ты меня слышишь? – присел рядом на колено Белый Камень. – Ты здесь или ушел? Что за дух в этом теле, отвечай!
– Дух-х… – сипло ответил совсем другой, незнакомый, не шамана голос. – Здес-сь…
– Ты видел детей, здешний дух?
– Ви-иде-ел… – просипел некто, вошедший в тело шамана.
– Где они сейчас?
– Забра-ал…
– Кто забрал? – не выдержал Ломаный Клык. – Их сожрал тигр? Они утонули?
– Не-е-ет… – слабо шевелясь, ответили губы шамана.
– Подожди, – отодвинул охотника Белый Камень. – Духов нужно спрашивать проще. Скажи, детей схватил тигр?
– Не-е-ет…
– Они утонули?
– Не-е-ет…
– Они живы?
– Да-а-а-а…
– Где они сейчас?
– Забра-ал…
– Кто забрал, куда?
– Забра-ал…
– Кто забрал? Куда? – нетерпеливо повторил вопрос Белый Камень.
– Я-а-а-а… – выдохнули губы, и шаман перестал биться в конвульсиях.
Чужой Голос перекатился на живот, приподнялся на четвереньки, тряхнул головой. Дополз до воды и опустил лицо в воду. Поднял, пополоскал рот, сплюнул в сторону, опустил снова. Поднял, откинулся, сел на камни:
– Кто-то приходил? Здесь были духи?
– Да, – кивнул Белый Камень. – Дух сказал, что тигр не тронул детей, что они не утонули и живы до сих пор. Но кто-то их забрал… Дух сказал: «Я».
– Значит, он и забрал, – устало потер виски шаман. – Теперь понятно, куда они пропали и почему нет следов. Духи забрали их к себе, в свой мир. Забрали живыми, не причиняя боли и не убивая. Детям сейчас хорошо. Может быть, когда-нибудь мы их даже увидим. Но сейчас их нет. Их забрали духи.
– Вот как… – Белый Камень надолго задумался, потом медленно кивнул: – Хорошо хоть, они все-таки живы. Но в мир духов у нас пути нет. Горько мне, но придется возвращаться без них. Мне жаль, Клык. Жаль, Рык. Надеюсь, духи будут милостивы к ним в своих землях. Спускайте лодки, братья. Плывем домой.
Пыхтун же в эти мгновения и не вспоминал об оставшихся где-то далеко за лесами соплеменниках. Он искал место для трутной ямы. Ведь добывать огонь с помощью трения – очень трудно, даже в сухие дни не всегда получается. В сырую погоду – невозможно вообще. Поэтому огонь лучше не разжигать, а хранить. Самый лучший способ – в сухих ямках, набитых пересохшей трухлявой древесиной или трутом с березовых древесных грибов и слегка присыпанных от лишнего воздуха. Яма размером с человеческую голову способна тлеть почти два дня. В любой момент ее можно разрыть и раздуть огонь. Или досыпать свежего трута взамен истлевшего. Но она должна быть обязательно сухой, сухой в любой ливень. Если в яму затечет вода – все погаснет.
Дома люди делают такие ямы возле очага, на возвышении. Но в доме не бывает дождей. В лесу же сухое место найти весьма не просто. В низинах земля сырая просто всегда, на взгорках – в дождь по склонам течет вода и заполняет любые ямки. Причем в песке ни защитной канавы, ни бортика не сделать – влага все равно просочится. Поэтому в первую очередь паренек пошел на вершину холма. Туда, куда вода не способна стечь никаким образом. Увы, именно вершину облюбовали для себя могучие темные ели, которые, как известно, сухости не любят. На всякий случай Пыхтун все же копнул опавшую хвою, но под ней, как и ожидал, наткнулся на чуть влажный дерн.
– Здесь ямы не вырыть, – разочарованно вздохнул паренек, пробираясь между тяжелыми лапами, вышел на обратный склон и замер, увидев просто сказочное зрелище: молодую сосну, сломавшуюся на высоте его роста. Такое в лесу случается часто, особенно после зим с оттепелями: влажный снег налипает на высокую крону дерева, подмерзает, налипает снова и оказывается столь тяжел, что сперва сгибает дерево, а потом и ломает его. Только на здешнем холмике таких ломаных сосен было больше десяти. Но эта – лежала на почти ровном участке на вершине холма и не отломалась от высокого пня, удерживаясь комлем на толстом куске дерева.
– Дом! Это же готовый дом! – пробормотал Пыхтун и поднял взгляд на небо.
Оно оставалось безмятежно-голубым. Но рано или поздно зной неминуемо закончится, Мудрый Бобр проснется и начнутся дожди. К этому времени было бы неплохо иметь укрытие от непогоды. Паренек покрутился на месте и побежал назад:
– Снежана! Снежана, собирайся! Я нашел нам дом!
– Ты где, Пыхтун?! – из-за елей закричала в ответ девочка. – Иди сюда! Принеси мне лопухов, мне не в чем готовить!
– Это ты сюда иди, я такое место…
Тут паренек спохватился, что его спутница совсем не ходок, и замолчал. Вернулся под сломанную сосну, разворошил хвою. Песок снизу был, понятное дело, влажный. Но это ведь под хвоей! На воздухе, на солнце высохнет быстро. Пыхтун раскидал в стороны мох и мусор на два шага в ширину и десять в длину и громко ответил:
– Иду!
– Ну, ты где? – обиженно спросила девочка, когда он прибежал к костру. – У меня уже полдня в животе урчит! Листья лопуха нужны, чтобы корни запечь.
– Сейчас! Сейчас принесу. – Мельком глянув на ее белую распухшую ногу, Пыхтун бегом промчался вниз по склону, в траве на прогалинах между осинами надрал крупных лопухов, поднялся наверх: – Держи!
– Наконец-то! – Снежана уже успела расчистить песок и сделать небольшую выемку. Теперь девочка застелила ее листьями, чтобы не пачкать еду, на них в три ряда выложила корни рогоза, сверху опять же закрыла еду листьями, насыпала тонкий слой песка, палочкой нагребла сверху угли из кострища, добавила дров. – Скоро готово будет, Пыхтун. Далеко не уходи.
– Я рядом… – Паренек быстрым шагом обогнул ельничек, хорошенько переворошил подсохший сверху песок под сосной, руками вырыл ямку ближе к кроне. Теперь опять следовало немного подождать, и он отправился в новый обход своих ближних владений, собирая валежник. Зверей на облюбованном холме явно не было, а потому мальчик оставил свое новенькое копье возле Снежаны, и набирал в обе руки полные охапки хвороста, восхищаясь здешним изобилием.
Богатый лес! Не то что возле деревни, где даже тяжеленные сухостоины – в радость.
К тому времени, когда возле будущего дома лежала целая гора толстых сухих сучьев, под костром как раз поспели корешки. Маленькая стряпуха не подкачала – угощение и не подгорело, и хорошо пропеклось.
– Ты просто молодец! Настоящая хозяйка! Никогда еще не пробовал такой вкуснятины! – похвалил ее Пыхтун, уплетая сладкие и плотные корешки, пахнущие дымом и прошлогодней листвой.
– Это меня мама научила, – зарделась Снежана. – Если спеть песню про весну столько раз, сколько пальцев на руках, корни как раз как надо запекаются. Ой, как тут хорошо! Тепло, спать хочется…
Впервые за последние три дня дети наелись досыта, и у Пыхтуна тоже начали слипаться глаза. Но он не мог позволить себе сна. У него, как мужчины, имелось еще очень, очень много неотложных дел.
Паренек подхватил с земли из кучки полукруглый кремневый скребок и побежал к озеру. Крепким острым инструментом работать было легко и приятно. Пыхтун с удивившей его самого скоростью нарезал охапку камыша, вернулся на холм. Опустил возле девочки:
– Чего не спишь? Чужой Голос сказывал, хвори во сне быстрее всего уходят.
– Пить очень хочется. Хотела спуститься, а нога не идет, – пожаловалась Снежана. – Не болит, я и забыла.
– Сейчас принесу, – кивнул паренек. – Слушай, раз уж ты не спишь, может, сплетешь тонкую циновку? Трутную яму закрывать.
– Давай, – малышка потянула к себе из охапки верхние стебли. – А чего кисточки не оторвал?
– Неудобно в воде. Вот, возьми… – Он выбрал из кучи колотого кремня небольшой осколочек с острой гранью. – Сама срезай, где нужно. Я сейчас еще немного принесу, раз уж все равно за водой идти…
В этот раз Пыхтун шел к Воде Заката медленно, внимательно глядя по сторонам. Он помнил, что где-то недалеко от тропинки видел краем глаза плотный пучок зеленых зонтиков, но поначалу не придал значения находке. Дудник – трава привычная, чего на него внимание обращать?
– А-а, вот ты где! – Паренек свернул, острой гранью скребка отсек отростки с соцветием, потом аккуратно подрезал у корня. Дунул внутрь хрупкого трубчатого стебля: – Не ковш, конечно, но воду набрать можно.
И Пыхтун бегом помчался на берег.
Плести циновку из длинных камышин – дело несложное. Складываешь стебли бок о бок, потом протягиваешь другие стебли поперек, переплетая с основой. Главное – пристукивать не забывать, чтобы плотнее лежали. Пока Пыхтун ходил к озеру, Снежана успела уже сделать плетенку почти в локоть шириной. Он только брови удивленно приподнял, подавая ей стебель с водой:
– Ловко у тебя получается!
Девочка гордо кивнула, в несколько глотков осушила длинную, но тонкую емкость:
– Так мало?
– Сколько влезло, столько и набрал. Сейчас еще принесу.
– Я вот подумала, может, нам ею укрыться? – тряхнула сплетенным куском Снежана. – А то холодно ночью. Я до темноты успею. Ты для тепла чего-нибудь найдешь?
– Попробую.
– Только воды сперва принеси!
Чтобы напоить девчонку, к озеру пришлось бегать четыре раза. Потом Пыхтун перенес с помощью двух палок в будущую трутневую яму нагоревшие угли, накидал сверху валежника: пока прогорит, песок от последней влаги как раз избавится. Пересадил на новое место Снежану, сбегал в осинник за трухлявым сухостоем, а после этого – вернулся по берегу к болоту, мимо которого вчера протаскивал свою спутницу, надрал там верхнего, почти совсем сухого, легкого и мягкого мха, за несколько ходок принес на холм изрядную кучу…
Пыхтун так увлекся работой, что напрочь забыл про изготовленное утром копье. Оно так и осталось стоять у сосны. К счастью, нужды в оружии за весь день так и не возникло.
Вечером дети подкрепились печеными корнями, а потом долго сидели у догорающего костра, глядя в усыпанное сверкающими звездами небо.
– Что же нас так долго найти не могут, Пыхтун? – вздохнула девочка. – Так ведь мы совсем пропадем.
– Унесло далеко. Так сразу и не выследишь, – ответил он. – Давай ложиться спать. Может, утром они будут уже здесь. Давай я помогу…
Он перенес Снежану на песок под ствол, сделав ей под бедро и под плечо небольшие ямки, накрыл ее огромной, втрое больше, чем нужно, циновкой, сверху заложил всю циновку толстым слоем мха. Выбрал в костре несколько самых крупных углей, перекинул их в ямку, на слой нагоревшей днем золы, засыпал сухой трухой, добавив для страховки пару трутневых грибов, накрыл корой и запорошил песком, оставив только маленькую дырочку для дыма. Постоял, прислушиваясь к доносящемуся откуда-то издалека голодному вою – и только тут спохватившись, сбегал за копьем, положил в изголовье. Постоял еще немного – оглядываясь, вспоминая.
– Кажется, сделал все как надо, – наконец решил маленький мужчина и осторожно, стараясь не рассыпать мох, ногами вперед влез под циновку.
Жесткие стебли камышей царапались и кололись. Но не так сильно, чтобы причинять боль. Зато здесь, в простеньком укрытии, было тепло, уютно пахло дымком. Еще бы крышу над головой соорудить – и будет совсем, как дома. Усталый Пыхтун закрыл глаза и мгновенно провалился в сон.
Дом
Рано утром, с первыми рассветными лучами, Пыхтун подпрыгнул, на четвереньках добежал до трутной ямы, скинул кору с песком, ткнул палкой в дымящиеся среди золы дырочки, поворошил в них берестой, подул… И белесая ленточка тут же полыхнула ярким пламенем!