Охотник Щепетнов Евгений
— Я отобрал его у Рабовладельцев.
— Вот как? — зверочеловек с новым интересом взглянул на Финна своими глубоко посаженными глазами. — И что же случилось с Рабовладельцами?
— Сдохли, — сказал Финн, слегка вздрогнув от гордости. — Их было двое… и шестеро… ну, других.
На бородатом лице появилась мрачная, но одобрительная улыбка.
— Ах, как мне нравится слышать такое! — Тут ему в голову пришла какая-то мысль. — Так это ты устроил ту шумиху? Я что-то слышал, так было много дыма и огня — вон там, в том направлении, в нескольких днях пути? и он махнул рукой в сторону долины, где Финн получил свое боевое крещение.
Финн кивнул.
— Там жили Рабовладельцы, в двух таких больших штуковинах, вроде домов. Они сгорели.
— Я так и думал, — снова сказал зверочеловек. — Я был поблизости и видел, что там происходило что-то веселенькое.
Все это время он внимательно изучал Финна.
— Это что-то новенькое, мальчик. Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из вас поднял руку на Рабовладельцев. И уж, конечно, не видел никого, кто бы сделал это и остался в живых.
Финн слегка покраснел.
— Я не совсем понял, что случилось тогда. Мне повезло.
— Да, удача помогает, если схватишь ее за хвост, — дружелюбно сказал зверочеловек. — Но и ты должен быть ловким и стойким, чтобы сразиться с Рабовладельцами. Похоже, ты такой и есть… — Снова вспыхнула кривоватая улыбка. — Я уже понял, что ты сильнее, чем кажешься.
Финн почувствовал, что эта грубая похвала ему, как ни странно, нравится.
Зверочеловек подался вперед и протянул свою огромную руку.
— Пожмем руки, мальчик, и помиримся. Похоже, что мы с тобой одного поля ягода. Как тебя зовут?
— Финн Феррал, — сказал Финн, осторожно протягивая руку, и его руку так энергично пожали, что он тут же вскочил на ноги.
— Зови меня Медведем, — сказал зверочеловек, и тут же его глаза блеснули, когда он увидел, как Финн пытается сдержать улыбку. — Что смешного?
— Не обижайся, — сказал Финн, пытаясь согнать с губ улыбку, — но я… я думал, ты и был медведем, когда услышал, как ты идешь. А когда я увидел тебя, я…
— Подумал, что я похож на него, да? — сказал Медведь со смешком. — Я понял. А ты слышал, как я шел, да? А я-то думал, что я иду очень тихо и осторожно. — Он удрученно покачал большой головой. — Не везет мне в этом проклятом лесу. Но ты-то, Финн Феррал, тебе-то кажется здесь хорошо?
— В своей деревне я был охотником, — сказал Финн просто. — Лес для меня — дом родной.
— Вот как? — с интересом сказал Медведь. Он пнул что-то носком башмака, и Финн увидел, что это были куски жареной рыбы, которую они втоптали в землю во время своей яростной схватки. — Похоже, что ты раздобыл хорошую еду, — продолжал Медведь. — А я вот так и не помню, когда мой живот был полон. Как ты думаешь, можно еще наловить рыбы?
Финн смешался. Уж о еде-то он думал сейчас в последнюю очередь.
— Там ее много, можно наловить, — сказал он, указывая на пруд. Но…
— Не знаю, — перебил Медведь, поднимая руку. — У тебя на языке вертится куча вопросов — мне тоже любопытно узнать побольше о тебе, как и тебе обо мне. Но моя голова говорит мне, что для разговоров у нас впереди целая ночь и чуточку времени перед тем, как станет слишком темно для рыбалки. А мое брюхо говорит мне, что я могу беседовать с тобой куда с большим толком, если я сначала набью его.
Финн огляделся. Солнце почти село, тени были очень длинными.
— Хорошо, я приготовлю ужин. Только нужен хворост для костра.
— Уж с этим-то я справлюсь, юный Финн, — пророкотал Медведь. — Две вещи может сделать старый Медведь… — он выразительно погладил рукоять своего мачете… — рубить дрова и убивать Рабовладельцев.
Под эти зловещие слова, эхом прокатившиеся по лесу. Финн вернулся к пруду. У него в голове все перепуталось. Странный гость казался ему слегка нереальным.
Они еще не кончили есть, когда на лес опустилась кромешная тьма. Финн принес к костру гору рыбы и с удивлением наблюдал, как Медведь управился с большинством из нее. Когда они поели, Финн по просьбе Медведя рассказал о себе. Медведь оказался чудесным слушателем: слегка наклонившись над огнем, он напряженно вглядывался в лицо Финна, словно опасаясь пропустить хоть одно слово, и издавал ворчание и рычание в знак понимания, сочувствия и симпатии. Финн и не заметил, как выложил ему все, начиная с подробностей своего странного появления в деревне, до последних событий, приведших к яростному преследованию вихревых саней и ужасающему столкновению в долине.
Когда отзвучали последние слова его повествования, наступило долгое молчание, прерываемое только хрустом пережевываемой большими зубами Медведя рыбы.
— Ну, вот, — сказал, наконец, Медведь, — такие истории я называю достойными рассказывания. Слушать было так же хорошо, как есть эту рыбу.
Финн озадаченно покачал головой.
— Я до сих пор не могу поверить, что все это происходит со мной, сказал он. — Совсем недавно я дрался за свою жизнь с… как я думал, с одним из монстров Рабовладельцев. А теперь я сижу рядом с ним, ем рыбу и рассказываю ему о себе.
Медведь кивнул и перебил:
— Звучит забавно. Но я не монстр Рабовладельцев, как ты говоришь, уже много долгих лет.
— Теперь твоя очередь, — сказал ему Финн, — рассказывать, кто ты и что здесь делаешь.
— Так я что — просто Медведь. И делаю то, что делал уже несколько лет. Брожу, гуляю по этому миру, стараюсь остаться живым, — голос его стал глубже, задрожал, подобно отдаленному грому, — и убиваю Рабовладельцев.
— Почему? — настороженно спросил Финн.
— Сам знаешь, почему. Потому, что они — _м_о_н_с_т_р_ы_. Потому, что одно из двух: ты убиваешь их, или они убивают тебя. Ведь они убивают людей гораздо больше лет, чем я могу сосчитать.
— Но ты же… — Финн запнулся, скрывая смущение.
— Не принадлежу к роду людскому? Не человек? — Глаза Медведя сверкнули в свете костра. — Может быть, и не похож. Может быть те, другие, похожие на меня, поступали не как люди. Но мы существуем. Мы, как и вы, происходим от доброго людского корня.
— Не понимаю… — начал Финн.
— Как же, — сказал Медведь. — Да можешь ли ты понять? Эти твои люди прятались в своих деревеньках, крепко зажмурив глаза и думая, что пришлые пугала не тронут их. Люди слишком перепуганы, чтобы даже защитить себя, слишком напуганы даже для того, чтобы разузнать что-нибудь о врагах и попытаться защищаться. Все они такие — перепуганные и невежественные. — Он взглянул на Финна со своей кривой усмешкой. — Кроме старого Медведя. А теперь в это исключение попадаешь и ты, я думаю.
На лице Финна было написано смятение.
— Я такой же невежественный и перепуганный, как и любой из них. Я видел Рабовладельцев, сражался с ними, но узнал лишь, как много я не знаю. А мне нужно знать.
Медведь обсосал косточки последней рыбы и швырнул их в огонь, после чего он уселся поудобнее и удовлетворенно отогнул.
— Ага, нужно. Или ты не выживешь и месяца. А старый Медведь как раз тот парень, который научит тебя. Как ты заметил, теперь моя очередь рассказывать. — Снова кривая усмешка. — Но не жалуйся, если тебе целый месяц будут сниться кошмары.
Медведь оказался таким же хорошим рассказчиком, как и слушателем. Время шло, наступила глубокая ночь, луна своим серебряным светом смягчила тени вокруг костра, а Финн сидел неподвижно, едва дыша, словно загипнотизированный рокочущей басовой мелодией голоса Медведя. Он всецело обратился в слух и не пропускал ни единого слова.
Медведь сначала рассказал о себе.
— Начнем с малого, — сказал он со своей кривой усмешкой, — и оставим мировые проблемы на потом.
Он действительно был рожден и рос, как один из "монстров Рабовладельцев" далеко на западе, в одном из главных Центров Рабовладельцев, окруженном высокой горной цепью. Это был один из главных Центров, сказал он Финну, возможно, самый большой из всех: он занимал большую площадь и был густо населен.
Как и все, подобные ему, он служил "хозяевам". Когда он вырос, он, как и его соплеменники, стал сторожить — или пасти — большую группу людей-рабов. Но тот факт, что Медведь продолжал исполнять свои обязанности, не помешал ему увидеть, как безнадежно и беспомощно они жили.
Медведь видел, как люди, ковыляя, выполняли работу, будто тягловый скот, каковым они и стали. Он видел, как людей изучают и жестоко гоняют зверолюди — включая его самого. Он видел, как люди старели и умирали с ужасающей легкостью, а их заменяли другими — такими же беспомощными, жалкими и обреченными.
Но с самого начала Медведь знал, что в нем есть какое-то отличие, которое отделяло его от диких соплеменников. Возможно, более высокий уровень интеллекта, возможно, зарождающиеся ростки сострадания. Как бы то ни было, но он почувствовал вину по отношению к людям-рабам. И он задал себе вопрос, которого никто никогда не задавал. Вопрос — _п_о_ч_е_м_у_?
И еще он понял, вопрос этот будет терзать его, пока он не найдет ответа. Втайне, украдкой, он начал изучать Рабовладельцев.
Несколько лет он подсматривал, подслушивал, учился, копил информацию — медленно складывал ее частички воедино, он строил подробную картину того, кем и чем являются Рабовладельцы, почему они появились на Земле, каковы их долгосрочные планы. Никто не замечал, что позиция Медведя изменилась, никто и на мгновение предположить не мог, что он делает.
— Так я потерял осторожность, — пророкотал Медведь. — Я выбрал время и проскользнул в те помещения Центра, куда не пускают таких, как я. Многое я там узнал. Там меня и поймали.
За преступное проникновение в запретную зону его приговорили Рабовладельцы к смерти. А зверолюди — его братья и товарищи — решили для забавы медленно забить его силовыми кнутами.
— Когда все кончилось, они швырнули меня со склона горы, куда сваливали мусор, — голос Медведя стал скорбным и глубоким, как похоронный звон. — Но я одурачил их. Я не умер. Я лежал там несколько дней. Без воды, без пищи, раны мои загнили, я лежал неподвижно, лишь только страдал от боли. Но я не умер. Со временем я смог шевелиться и стал рыться в отбросах в поисках кусочков еды. Позже, когда мои раны стали заживать, я уполз в лес, где и живу до сих пор.
Но даже когда он совсем выздоровел, остались внутренние рубцы, которые никогда не заживут. Они породили глубоко укоренившийся гнев, дьявольскую жажду наносить ответные удары, и только это позволило ему выжить, когда он лежал, истекая кровью на груде отбросов.
— Так я объявил войну рабовладельцам, — пророкотал Медведь. — Смешно звучит? Старый Медведь, совершенно один, объявил войну целой расе завоевателей, со всем их заумным оружием и машинами. Но я их знаю. Я знаю их слабости, их уязвимые точки. Я знаю, как укрываться от них и как убивать их. Вот чем я занимаюсь с тех самых пор. Вот чем я буду заниматься до своего последнего дыхания. Убивать Рабовладельцев.
— А своих, таких, как ты? — поколебавшись, спросил Финн.
— Ага. Не прорвешься через того — не убьешь этого. Но я больше не держу их за подобных себе. Знаешь, они считают себя существами иной породы, чем люди. Называют себя _б_р_а_т_ь_я _п_о _к_р_о_в_и_ — будто все они кровные братья. Они только и умеют, что выполнять приказания Рабовладельцев — делают это так жестоко и уродливо, как только они и умеют. А что до меня, так я считаю себя человеком, хотя большинство людей бросится бежать со всех ног, если увидят меня.
Финн нахмурился:
— Но как ты… как они стали такими? Откуда они появились?
Медведь некоторое время внимательно смотрел на Финна. И ответ, который Финн понял только наполовину, встревожил его еще больше оттого, что он был произнесен ровным, холодным тоном:
— Видишь ли, мой мальчик, нас СОЗДАЛИ. Вырастили специально Рабовладельцы.
Медведь ухмыльнулся своей кривой усмешкой, увидев, как Финн сидит, словно пораженный.
— Ты, наверное, так и не понял. Я не имел в виду, что нас создали так, как они делают свои или своих соглядатаев. Братья по крови из мяса и крови и костей, как и ты. Происходят они от людей, рождаются, как и все. Только… задолго до их рождения, когда они не больше булавочной головки, завязавшейся во чреве их матери. Рабовладельцы их вытаскивают и что-то с ними делают.
Потрясенный Финн слушал рассказ об огромной лаборатории, которую Медведь обнаружил в Центре. Там человеческие вибрионы — не больше оплодотворенных яйцеклеток — оперируют странными и тонкими инструментами. Проделав над ними неизвестную операцию. Рабовладельцы вновь помещают их в утробы матерей, где они естественным образом растут до рождения.
Правда, добавил Медведь, многие не доживают до рождения, или, родившись, живут недолго. Все родившиеся не похожи на людей.
— Некоторые из них скрючены, деформированы или еще чего похуже, сказал Медведь, — и Рабовладельцы таких убивают. Большинство оставшихся получаются похожими на меня — и Братья по крови получают несколько новых мальчиков.
— Мальчиков? — спросил Финн.
Медведь сплюнул в огонь.
— Рабовладельцам нравятся большие, сильные и злобные Братья по крови. Девочек они убивают.
Финн невидящим взором уставился во тьму, пытаясь осознать всю глубину бессердечной жестокости, которую он едва мог вообразить. А потом еще более ужасная мысль поразила его.
— Медведь, — начал он, — а матери…
— Юные женщины, которых Рабовладельцы забирают у людей, — сказал Медведь, — и Братья по крови заставляют их спариваться с мужчинами рабами, — его глубокий голос смягчился. — Я знаю, о чем ты думаешь, Финн. И, вероятно, ты прав. Взгляни правде в лицо. Может быть, как раз сейчас твоя маленькая сестричка становится матерью одного из Братьев по крови.
— Нет!!! — вырвался из горла Финна полный муки крик. Он посмотрел на Медведя затуманенным взором. — Почему все это творится? Почему?
— Боюсь соврать, мальчик, — мягко сказал Медведь. — Рабовладельцы не объясняют своих поступков Братьям по крови. Но мне всегда казалось, что они пытаются сделать что-то особенное. Пытаются создать новый сорт людей. И я думаю. Братья по крови, скорее всего бракованные экземпляры.
— Какой же сорт людей им нужен? — спросил Финн.
Медведь начал было отвечать, но внезапно остановился, словно что-то невидимое сразило его. Когда он снова заговорил, голос его звучал почти обыкновенно.
— Не могу сказать тебе, Финн. Откуда мне знать.
Поглощенный своими мучительными мыслями. Финн не заметил ни паузы, ни изменившегося тона. Он не заметил, как изменился взгляд Медведя, когда его глаза скользнули по россыпи маленьких темных точек на левом предплечье Финна.
9. ДВА ПУТНИКА
Много долгих минут Финн сидел неподвижно, как статуя, уставившись в темноту, весь поглощенный мыслями и видениями, которые были почти невыносимы. Наконец, Медведь беспокойно зашевелился.
— Не рви ты себя на части, Финн, — пророкотал он. — Я понимаю, тяжело. Но ведь весь наш мир тяжел и мерзок. Он стал таким с тех пор, как появились Рабовладельцы. И этого не изменить.
Финн медленно повернулся к Медведю, глаза его сузились. Костер бросал тени на его лицо, казавшееся высеченным из гранита.
— Кое-что я изменю, — сказал резким и мрачным голосом. — Если не убьют. Я выручу Джошуа и Джену, где бы они ни были.
Медведь помрачнел и держал себя за бороду.
— Я почти уверен, убьют тебя, мальчик. Если ты вообще найдешь их, мальчик. Но черт меня возьми, если я не хочу присоединиться к тебе, если ты возьмешь меня с собой.
Финн с удивлением взглянул на него.
— Почему?
Медведь пожал плечами:
— Потому что мне ничего не остается делать. Потому, что мне любопытно посмотреть, как ты управишься. Потому, что тебе, возможно, понадобится кто-нибудь, кто умеет убивать Рабовладельцев, — в его бороде снова промелькнула кривая усмешка. — Потому, что я несколько раз чуть не подыхал от голода, а ты здорово готовишь.
Выражение лица Финна не изменилось, пока он разговаривал. Наконец, он кивнул.
— Почему бы и нет? Если мне не придется из-за тебя идти медленно.
— Я могу идти быстро, если постараюсь, — уверил его Медведь.
— Тогда отправимся с рассветом. А пока будем идти, — добавил Финн запоздалое соображение, — ты расскажешь мне еще немного о Рабовладельцах и как с ними бороться.
На следующий день, к концу дневного перехода. Финну не на что было жаловаться. Медведь казался неутомимым. Большую часть дня маршрут, который выбирал Финн, вел их по широкой полосе низины, влажной и болотистой, покрытой обильным переплетенным подлеском. Как и всегда. Финн находил проходы и бреши там, где их, казалось, не существовало совсем, пока он в них не проскальзывал. Поэтому Медведю казалось, что ветви расступаются перед человеком. У него самого таких способностей не было, но он компенсировал свой недостаток огромной силой и выносливостью, напролом пробираясь сквозь заросли, и в крайних случаях прибегая к помощи острого, как бритва, мачете, которым прорубал проходы для своего громадного туловища.
Днем они разговаривали мало, — Финн, как обычно, далеко отклонялся в обе стороны от выбранного направления, все еще надеясь отыскать какие-нибудь следы вихревых саней. А Медведь, со своей стороны, строго держался прямой линии, которую ему указал Финн. А когда сумерки начали робко ощупывать землю, они уже прошли существенное расстояние.
На этот раз Финн не жалел, что ему приходится прервать дневной поход и заняться поисками пищи. Он предвкушал вечернюю беседу. Весь день ушел на раздумья: он пытался свыкнуться со страшным откровением прошлой ночи и судьбой, которая, вероятно, ожидает Джену. Но кроме того, он думал и о том, какой полезной может оказаться компания Медведя, как источника информации о врагах.
Его голова жужжала от вопросов.
И этой ночью, когда они уже плотно набили желудки зажаренным на вертеле мясом каких-то водяных грызунов, которых Финн наловил в силки, он стал требовать ответов у Медведя.
Медведь откинулся назад, почесал бороду, и, как всегда, охотно заговорил:
— Ты должен понять, — начал он, — что Рабовладельцы много не разговаривают даже между собой. Братья по крови получают приказы и не задают вопросы. Поэтому над многими вещами я и не думал.
Среди неразгаданных загадок был и вопрос о происхождении Рабовладельцев — с какого другого мира они появились. Но для Финна, который ничего не знал о космических полетах и других планетах, это был бессмысленный вопрос. Его гораздо больше интересовало то, что Медведь все-таки узнал, что именно привело Рабовладельцев на Землю.
— Им чертовски нужны металлы, — сказал Медведь. — Видимо, большинство маленьких баз Рабовладельцев построены поблизости от источников каких-то специальных металлов, оставшихся от забытого времени. Не естественные руды, а те металлы, которые были выработаны или созданы древними людьми, которые создали ту блистательную цивилизацию, а потом разрушили ее.
— Тут вокруг куча такого металла, — продолжал Медведь, — только он покрыт девственным лесом и нужно покопаться, чтобы достать его. Это-то Рабовладельцы и делают большую часть своего времени — копают. С помощью своих машин или рабов, или того и другого.
Возможно, подумал Медведь, на закладку такой шахты и наткнулся Финн в этой долине.
Дальше Медведь рассказывал об остатках Забытого Времени, которое он видел.
Обширные пространства, которые были опустошены в ходе последней разрушительной бойни, куда даже дикий лес не смог прорваться — и даже Рабовладельцы держатся от них подальше. Редкие травы, которые растут в тех местах, причудливо изуродованы и даже ядовиты, а животные, которые бродят по тем пугающим областям, почти так же уродливы и еще более смертоносны.
Эти растения заинтересовали Финна, но не так, как те подробности, с которыми Медведь описывал Рабовладельцев. Как он никогда не видел, чтобы они ели, и он предполагал, что они никогда не спят, и хотя ночью держатся подальше от Братьев по крови, и потому Медведь не был уверен в этом, как изменение цвета их глаз выказывает их чувства — но в очень ограниченных пределах, не более, чем внезапное удивление или гнев. Как эти фасеточные глаза обладают особой способностью видеть слишком маленькие или слишком удаленные от человека предметы и видеть совершенно отчетливо в почти полной темноте.
Финн стал особенно внимательным, когда Медведь заговорил о слабостях Рабовладельцев.
— В их тощих руках и ногах почти нет силы, — грохотал Медведь, — и в шее тоже.
Финн мрачно кивнул. Он и сам знал об этом.
— Но их тела… ничто не может пробить эту броню. Ни клинок, ни даже огненное копье.
Финн пожал плечами.
— Какое это имеет значение, если их можно убивать по-другому?
— Не очень большое, — согласился с ним Медведь. — Но просто любопытно. Ты сам знаешь, на что похожи изнутри крылатые шпионы. Что, если Рабовладельцы выглядят так же?
— Ты хочешь сказать, машины… — спросил Финн, вспомнив металлический блеск внутренностей крылатого существа, которое он сбил.
— Ага. Или отчасти, во всяком случае, — Медведь задумчиво подергал бороду. — Несли они… если их как-то сделать, как они делают крылатых шпионов… то кто или что сделало их?
Да, это вопрос, подумал Финн. Но еще он подумал, слегка задрожав, несмотря на тепло костра, что не хотел бы он узнавать ответ на этот вопрос.
В течение нескольких следующих дней пути и ночных разговоров, Финн продолжал слушать и познавать. Медведь особенно любил рассказывать о своих приключениях с тех пор, как он удрал из Центра Рабовладельцев и вел свою одинокую войну против чужаков. Но он всегда был готов вставить в рассказы побольше фактов и подробностей, которых жаждал Финн.
— Вот что еще забавно у Рабовладельцев, — сказал он как-то вечером. У них нет воображения. Они, конечно, сообразительны, сообразительнее людей, вне всякого сомнения. Но их мозги всегда работали по прямой, шаг за шагом. И это их делало весьма уязвимыми в отношении людей, вроде нас с тобой.
— Каким образом? — с интересом спросил Финн.
— Потому, что они не могут предвидеть, что мы сделаем, или почему. Я сам убил Рабовладельца и удрал. Вышел другой Рабовладелец и увидел мертвого. Он не смог понять, кто или что убило его. Он огляделся, не увидел никого, просто повернулся и ушел домой. Никакого воображения, глубокий басистый смешок выкатился из могучей груди. — Чтобы перемудрить их, какими сообразительными они могут быть, нужно лишь воспользоваться своим воображением. Делать что-то слегка безумное, чуточку невиданное, и они не поймут, кто их убьет.
Так шли дни, полные тяжкого пути и ночи, полные разговоров. В ходе их Финн начал сознавать, что происходит нечто необычное.
Финн и Медведь были настолько различными, насколько могут быть различными два индивидуума. Их свел вместе случай, и остаются они вместе по почти непреднамеренному и, видимо, временному соглашению. В других обстоятельствах они могли бы стать смертельными врагами. Но каким-то образом в течение этих дней и ночей между ними образовались какие-то узы. Что-то большее, чем просто чувства попутчиков, большее, чем просто товарищеские отношения. Как ни странно, они становились друзьями.
Если бы его спросили. Финн мог бы сказать, что в его жизни нет места дружбе. Свирепая, стальная решимость, которая овладела им, потерявшим Джошуа и Джену, решимость, ставшая более холодной и твердой во время мрачной погони, полностью захватила его. Оцепенение, поразившее его, когда Медведь открыл, что происходит с юными девушками, попавшими к Рабовладельцам, все еще отражалось в его глазах и накладывало отпечаток отчужденности, которого раньше не было.
В то время Финн был молодым человеком, который оказался один-одинешенек в мире, которого почти не знал, столкнулся с врагами, которых знал еще меньше и нес на себе тяжелую ношу боли, горести и утраты. Сам того не сознавая, он очень нуждался в друге. И Медведь, Брат по крови или нет, идеально подходил для этой роли. Их растущая близость стала особенно очевидной Финну, а может быть, и Медведю на пятую ночь их совместного путешествия. Медведь вспомнил о днях своей молодости, и Финн внезапно спросил его, откуда взялось его имя, и что оно, собственно, означает.
Медведь подергал себя за бороду, неуверенно поерзал и попытался сменить тему. Но Финн, заинтересованный, нажал на него.
— Да, глупая это история, — пробормотал Медведь. — Наверное, ты будешь смеяться до колик.
— Я не буду смеяться, — пообещал Финн.
Медведь взял палочку, наклонился и написал на земле "МЕДВЕДЬ".
— Ты читаешь? — спросил он.
— Немного, — ответил Финн. — У Джошуа было несколько книг Забытого Времени и он чуть-чуть научил меня.
Медведь хмыкнул:
— Похоже, отличный парень твой папа. Нашему миру нужны такие, как он. А я никогда не учился читать. Братья по крови не умеют. Но иногда Рабовладельцы выкапывают старые книги и вещи и я украл несколько штук, прежде, чем Братья по крови пустили их на растопку. Выучил я несколько букв, и как писать свое имя.
— Так что же твое имя? — настаивал Финн.
Порывистый вздох.
— Видишь ли. Братья по крови сами дают свои имена малышам. Большей частью по их облику и поступкам, и чаще всего не очень-то изящные. Я знавал одного по имени Рваное Брюхо, и Редкозубого знал, такая вот ерунда. Со мной тоже, — он уныло почесал бороду. — Ты уже заметил, что я довольно-таки волосатый. А когда я был моложе, я был еще большего желтого цвета, чем теперь. Все другие смеялись, пока я не вырос и не начал бить им морды. И все же имя мне дали из-за этих желтых волос. Только когда я стал старше, я укоротил его и получилось: Медведь.
— Так все-таки, какое же имя было? — не отступал Финн.
— Если хочешь знать, — проворчал Медведь, — меня звали Медвяноголовый.
Довольно долгое время Финн честно смотрел на Медведя и на его лице ничего не было написано. Но постепенно его лицо побагровело, зубы сжимались все крепче, и он уже не мог сдерживать странную дрожь, сотрясавшую все его тело. Наконец, он уже не смог сдержаться. Финн взорвался заразительным смехом.
— Медвяноголовый! — задохнулся он и хохотал, пока слезы не полились из глаз, а ребра не заболели, как переломанные.
А потом засмеялся и Медведь, его бас словно исходил из большого барабана. Лесные зверюшки застыли в изумлении, наблюдая из темноты, как двое людей катались по земле, ухватившись за бока, а девственный лес вторил незнакомому звуку смеха.
Наконец, хохот начал стихать. Финн судорожно старался взять себя в руки, а громкий смех Медведя перешел в звучный хохот.
— Сынок, — сказал Медведь наконец. — Мне было бы очень приятно, если бы все, что я тебе рассказал, исчезло из твоей памяти.
— Я постараюсь, — отвечал Финн, все еще сдавленным голосом. — Или я размозжу себе башку.
— Да, смех помогает при таких страданиях, как у тебя, — пророкотал Медведь. — И я думаю — тебе нужно было такое лекарство, как раз сейчас.
Он был совершенно прав, думал про себя Финн следующей ночью. Вспышка веселья, казалось, смягчила тени, уменьшила внутреннее напряжение. Боль и чувство утраты все так же оставались с ним, как и его свирепая решимость. Но они больше не висели на нем непосильной ношей, не угрожали вытянуть из него всю душу и сердце и превратить его лишь в холодную, горестную и пустую скорлупу, идущую к своей цели, как машина. Или, подумал он мрачно, как подобие Рабовладельцев.
И именно Медведь дал ему первый толчок к выходу из тяжелого состояния — он снова становился нормальным человеком. Медведь — его друг.
Начинало смеркаться. Финн бежал трусцой по пустому кустарнику и нес трех жирных перепелок, которые обеспечат им ужин.
В течение этого дня, как и во все предыдущие, они двигались на запад и оставляли за собой кусок дикого леса, но не видели ни малейшего следа ничьего присутствия — ни чужаков, ни людей. Но постоянная настороженность Финна, ставшая такой же частью его натуры, как, скажем, кожа, не ослабла.
Поэтому от его внимания не укрылась легкая тень, мелькнувшая высоко над головой и едва различимая сквозь листву.
Волосы у него на голове встали дыбом. Почти не прерывая бега, он подпрыгнул, ухватился за сук и вскарабкался на дерево с легкостью белки.
Возле верхушки дерева ему уже ничто не мешало смотреть, и в пламенеющем от заката небе он с замиранием сердца увидел, что его первое предположение оказалось верным.
Похожий на летучую мышь, крылатый шпион Рабовладельцев не спеша, по прямой линии, летел прямо на север.
Финн не отрываясь следил за ним. Он знал, что пышная листва дерева укроет его. Но холодные пальцы сжали его сердце, как только он увидел, что линия полета крылатого шпиона внезапно изменилась. Существо сделало вираж, и начало снижаться по широкой пологой кривой, словно ловчий сокол кружил над ничего не подозревавшей жертвой.
Интуитивное чувство направления Финна усилило его озноб. Он знал, что крылатый шпион кружит над маленькой, заросшей травой поляной, на согретом садящимся солнцем западном склоне невысокого холма.
Там он оставил Медведя.
Он сломя голову бросился вниз, перелетая с ветки на ветку, спрыгнул на землю и побежал. Но уже тогда он знал, что опоздал.
Крылатый шпион завершил осмотр находящейся под ним земли и стрелой полетел на север.
10. ЛОВЦЫ
Когда Финн добежал до полянки. Медведь спокойно сидел, наслаждаясь вечерним теплом и очищал своим тяжелым мачете кожицу с тонкой зеленой палочки.
— Ты видел его? — закричал Финн.
Медведь вздрогнул всем телом, чуть не уронил мачете и повернулся.
— Проклятие, мальчик, — прорычал он, — ты бы хоть ногами шаркал, что ли. А то подойдет бесшумно, да завопит, как сейчас, я себе чуть палец не отрезал.
— Ты его видел? — настойчиво повторил Финн.
— Кого его? — Медведь нахмурился, но потом его лицо приняло виноватое выражение. — Ничего я не видел. Даже и не подумал взглянуть вверх. Но, надо понимать, он-то меня увидел.
— Что будем делать? — спросил Финн.
Медведь пожал плечами.
— Ничего. Если он что-то увидел, то то же самое увидели и Рабовладельцы, где бы они ни были. Эта штука каким-то образом посылает картинки на свои базы. Я думаю, вскорости несколько Рабовладельцев сами прибудут сюда посмотреть, что делает одинокий Брат по крови в лесу.
Финн бросил взгляд на западную часть горизонта, на тени сумерек, сгущавшиеся среди деревьев.
— Они явятся ночью?
— Ага. Для них нет разницы, светло или темно.
Зубы Финна сверкнули, но это была не улыбка.
— Тогда подождем их здесь и посмотрим, что произойдет. Сколько их может появиться?
— Наверное, один или двое, — Медведь улыбнулся со свирепым одобрением. — Вряд ли они посчитают, что нужно больше, если они видели меня одного.
— Тут мы их и увидим, — сказал Финн.
— Увидим, — согласился Медведь, взвешивая в руке мачете. — Только я надеюсь, они явятся после того, как сготовится ужин.
И на самом деле: три птички, насаженные на прутки, очищенные Медведем, были изжарены и обглоданы до костей и уже наступила глубокая ночь, а все еще чужие звуки не тревожили тишины леса.
Финн посмотрел во тьму.
— Может быть, я пройдусь немного на север, поразведаю.
— Я так и думал, — сказал Медведь со своей кривой усмешкой. Крылатый шпион видел только меня, и поэтому ты собираешься оставить меня одного. Как приманку.
— Ты не обязан, — заверил его Финн.
Медведь захохотал.
— Нет, это хорошая мысль. Не очень-то мне улыбается мысль продираться отсюда в темноте. Но я очень надеюсь, что ты не позволишь им попрактиковаться в стрельбе по мне в цель из огненного копья.
— Не позволю, — пообещал Финн.
А потом он исчез, а Медведь моргал, покачивая головой и всматриваясь туда, где Финн растворился во тьме.
— Этот мальчик появляется и исчезает, как клуб дыма, — пробормотал он про себя и наклонился к огню, чтобы рассмотреть лезвие своего мачете.
Финн вошел в лес и скользил между деревьями скорее, как тень, нежели как клуб дыма. Он никогда не смотрел прямо в огонь, и его ночное зрение не было повреждено. Там, где он проходил, вряд ли и листок шевелился. Семейка кроликов, щипавшая травку, даже не насторожила уши, а он прошел всего лишь в нескольких шагах от них. Сова, парящая между ветвей, и не моргнула глазом, не шарахнулась в сторону, хотя и пролетела на расстоянии ширины ствола от него. А Финн шел быстро, резко увеличивая расстояние между собой и Медведем.
Через несколько минут он внезапно остановился и, казалось, превратился в часть ствола, к которому прижался. Какая бы интуиция не заставляла его войти в лес, сейчас он был ей признателен.
Где-то впереди, едва различимо сквозь заросли, он услышал, как что-то тяжело с треском продирается среди деревьев и увидел слабый отблеск жуткого вертящегося люминесцентного сияния.
Вихревые сани Рабовладельцев.
Вскоре яйцевидная машина пролетела около того места, где замер Финн. Она летела медленно, ее задерживали заросли, и ей все время приходилось огибать деревья. Но водитель явно держался строго по курсу, который вел туда, где ждал одинокий Медведь.
Сани прожужжали сквозь тьму. Их обитателю или обитателям не было ни малейшего шанса заметить почти невидимую тень, которая была Финном и не слышно неслась следом за ними.
Рядом с полянкой, на которой сидел Медведь, деревья стали расти ниже, и вихревые сани увеличили скорость, с жужжанием метнулись вверх по склону и резко остановились всего в нескольких шагах от костра, где Медведь холодно следил за их приближением.
Читать бесплатно другие книги:
