Прекрасные мелочи. Вдохновляющие истории для тех, кто не знает, как жить дальше Стрэйд Шерил

Вы даете немало советов по поводу того, что надо делать. А можете ли вы посоветовать, чего делать не надо?

Прислушивайся к своей интуиции и не совершай неправильных поступков. Не оставайся, зная, что следует уйти; и не уходи, когда знаешь, что нужно остаться. Не борись, если надо держать оборону; и не держи оборону, если пробил час драться. Не сосредоточивайся на сиюминутных удовольствиях, зная о долгосрочных негативных последствиях. Не отказывайся от земных радостей ради ложного или мнимого представления о самом себе. Не стремись к удовольствию любой ценой. Я знаю, как бывает непросто разобраться, что делать, когда тебя рвут на части противоречивые эмоции и желания, но это не так трудно, как кажется на первый взгляд. Утверждать, что это сложно, – значит, в конечном счете, оправдывать свое стремление пойти по легкому пути, – изменить партнеру, остаться на ужасной работе, оборвать дружбу из-за обиды, продолжать любить человека, который скверно с тобой обращается. Не думаю, что существует хотя бы один дурацкий поступок, который я совершила в своей взрослой жизни, не отдавая себе отчета, что это дурацкий поступок, в тот момент, когда его совершала. Даже когда я пыталась оправдаться в собственных глазах – а я это делала всякий раз, – правдивая часть меня знала, что поступаю неправильно. Всегда. С течением лет я научилась больше доверять своей интуиции, но то и дело получаю суровые напоминания о том, что мне еще есть над чем работать.

Как вы думаете, всегда ли верны те советы, которые вы даете в своей колонке?

Я подписываюсь под советами, которые даю людям, и не беру назад ни одного слова. Однако не стану утверждать, что мои советы любому конкретному человеку верны. В основном потому, что я не обязательно мыслю о тех советах в категориях «верно – неверно». Иногда я заявляю, что убеждена в том, что какому-то человеку следовало бы поступить так-то и так-то, но чаще пытаюсь помочь своим корреспондентам увидеть третий путь. В своих колонках я не столько указываю людям, что делать, сколько пытаюсь либо обрисовать такую точку зрения, на которую может быть трудно самостоятельно встать части моих авторов, либо более полно изложить те варианты «или – или», которые описаны в письмах. Думаю, ответ на большинство вопросов гораздо чаще, чем мы пытаемся себя убедить, выходит за рамки бинарной системы «верно – неверно», когда злимся, боимся чего-то или испытываем боль. Мы – люди сложные. Нашу жизнь невозможно выразить в универсальных понятиях. Я хочу, чтобы моя колонка это отражала, но она всегда остается только моим мнением. Разумеется, есть и другие точки зрения.

Ложка дегтя в бочке меда

Дорогая Лапочка!

Мне двадцать девять лет. Я помолвлена и собираюсь выйти замуж. Мы с сестрой очень близки. Она намного старше меня (ей пятьдесят три), и, строго говоря, приходится мне сводной сестрой (у нас общий отец, который в первый раз женился очень молодым, а второй – в довольно зрелом возрасте). Мы с сестрой были близки всегда, но из-за разницы в возрасте она была мне скорее тетей, хотя за последние пару лет наши отношения изменились, и в них стало больше равенства. Не так давно мы вдвоем уезжали из города на выходные, и я узнала о ее жизни такие вещи, которые заставили меня ощутить… я даже не знаю, Лапочка, какое слово подобрать. Печаль? Дискомфорт? Гнев? Разочарование? Смесь всех четырех чувств. По этой самой причине я и пишу тебе.

Моя сестра замужем двадцать пять лет. Я люблю своего зятя почти так же, как и сестру. Я всегда считала их брак образцовым. Они продолжают любить друг друга спустя годы и по-прежнему остаются лучшими друзьями. Все, кто их знает, включая меня, считают их идеальной парой. Для меня они – живое доказательство того, что счастливые браки возможны. Или, по крайней мере, были таким доказательством.

Видишь ли, случилось так, что, когда мы были наедине с сестрой, я спросила ее, в чем заключается «секрет брака». Во время нашего разговора она поведала мне о вещах, которые удивили и расстроили меня. Она сказала, что, хотя она и мой зять действительно счастливы в браке, за эти годы несколько раз возникали моменты, когда они могли разойтись. Сестра призналась, что они оба изменяли друг другу. Несколько лет назад у моего зятя случился настоящий роман, продлившийся несколько месяцев, а у сестры однажды был короткий, «формально незавершенный флирт», о котором она решила не рассказывать мужу (ни к чему обижать его, коль скоро она «усвоила урок» и не собиралась из-за этого разрушать свой брак). Они со временем заделали эти бреши совместными усилиями, но это далось им нелегко.

Я знаю, что в их жизни было счастье. Они воспитали двоих детей, путешествовали, у них есть общие интересы. И дело не в том, что все, что я видела в них, было лишь красивым фасадом. Я это понимаю. Но не могу не признать, что мое представление о них изменилось, и у меня из-за этого возникли затруднения, поскольку я планировала, что они поведут меня к алтарю во время церемонии бракосочетания. Конечно, это может прозвучать как наивность и критиканство, но я потрясена, расстроена и не уверена, что люди, которые изменяли друг другу, должны играть такую значительную роль на моей свадьбе.

Уверена, что супруги должны работать над своими отношениями, но моя позиция относительно неверности такова: это условие, расторгающее сделку. Мы с моим женихом договорились, что, если один из нас когда-нибудь изменит другому, между нами автоматически все будет кончено, – и это не обсуждается. Когда я сказала об этом сестре, она – представь себе! – рассмеялась и ответила, что мы «слишком черно-белые». Но, Лапочка, мне не хочется даже думать о том, что через двадцать пять лет я буду заявлять, что бывали моменты, когда я думала, что мы с мужем не останемся вместе. Я хочу здоровой любви!

Читая твою колонку, я узнала, что ты замужем, и мне интересно узнать, что ты об этом думаешь. Мне кажется, что ты и мистер Лапочка тоже идеальная пара. В чем секрет удачного брака? Бывали ли моменты, когда ты не верила, что ваши отношения сохранятся? Разве измена – не повод для развода? Могут ли сестра и ее муж по-прежнему оставаться для меня примером теперь, когда я знаю, что они не сумели сдержать свои брачные клятвы, по крайней мере, в какие-то моменты своего пути? Следует ли им вести меня к алтарю? Почему я так расстроена? На сердце у меня тяжело от страха, что если уж у них брак не сложился, то вряд ли это может получиться у кого угодно. Действительно ли брак – такая сложная вещь, к которой я плохо подготовлена? Глупо ли с моей стороны спрашивать, почему два человека не могут просто любить друг друга?

Вместо подписи:

Долго и Счастливо

Дорогая «Долго и Счастливо»!

Однажды, примерно через год после того, как мы с мистером Лапочкой стали жить вместе, нам позвонила какая-то женщина и попросила к телефону мистера Лапочку. «Его нет дома, – ответила я. – Может быть, ему что-нибудь передать?» Она замешкалась – от этой паузы мое сердце неожиданно сильно забилось. Когда женщина, наконец, назвала свое имя, я поняла, кто она, хотя прежде с ней не встречалась. Она жила в городе за тысячи километров от нас, куда мистер Лапочка иногда ездил по служебным делам. Однажды я обнаружила в почтовом ящике адресованную ему открытку от этой женщины. Я спросила, кто она. «Мы с ней не то чтобы друзья, – сказал он мне, – скорее знакомые – это слово подходит больше». «Ладно», – отозвалась я.

И все же, когда я держала в руках телефонную трубку, у меня возникло странное чувство – несмотря на вмешательство внутреннего голоса, который высмеивал меня, говоря, что у меня нет повода для странных чувств. То, что мистер Лапочка безумно меня любит, было совершенно очевидно и мне, и всем нашим знакомым; и я также безумно влюблена в него. Мы были «идеальной парой». Счастливой парой. Нам суждено быть вместе. Беззаветно влюбленные. Два человека, которые вынырнули из одного озерца, чтобы по волшебным потокам плыть вместе. Я была единственной женщиной, которую он когда-либо называл единственной. А кто была она? Просто женщина, приславшая ему открытку.

Словом, я немало удивилась себе, когда в тот день, держа в руке телефонную трубку, спросила самым мягким, самым спокойным тоном, в то время как внутри меня все сжималось, знает ли она, кто я такая.

– Да, – ответила она. – Вы Лапочка. Подруга мистера Лапочки.

– Верно, – подтвердила я. – Возможно, вам это покажется странным, но меня кое-что интересует. Вы спали с мистером Лапочкой?

– Да, – тут же ответила она. Он приезжал к ней домой месяц назад, когда был в ее городе, сообщила она мне.

– Между нами существует «сильное сексуальное влечение», – сказала она, шумно вздохнув от удовольствия. – Мне жаль, если это вас задело.

– Спасибо, – ответила я ей, и сказано это было от души.

Отчетливо помню, как, повесив трубку, я, спотыкаясь, брела по комнате, словно кто-то всадил мне в сердце стрелу, которой суждено вечно торчать у меня в груди.

У нас с мистером Лапочкой тогда почти не было никакого хозяйства. В нашей гостиной стояли друг напротив друга лишь два шатких одинаковых дивана, которые нам подарили подержанными. Мы называли их «дуэльными диванами», потому что единственные предметы мебели в комнате находились в вечной конфронтации. Одним из наших любимых занятий было плюхнуться на дуэльный диван – он на один, я на другой – и лежать так часами. Иногда мы молча читали, каждый свое, но чаще читали вслух друг другу – книгу за книгой, от их заглавий у меня до сих пор замирает сердце – так сильно во мне напоминание о нежной страсти между нами в первые годы нашей любви: «Паутинка Шарлотты»[30], «Собор»[31] и другие рассказы, «Избранные стихи Райнера Марии Рильке».

И вот теперь все это стало кучей хлама, осознала я, рухнув на один из дуэльных диванов. Уехав и трахнув ту женщину, которая прислала ему открытку, но не рассказав мне об этом, мистер Лапочка все разрушил. Мое доверие. Нашу невинность. Мое волшебное ощущение себя как единственной женщины, которую он мог желать. Чистую и незапятнанную природу нашего идеального супружества. Меня била дрожь от унижения и ярости, но главным образом – от шока. Как он мог так поступить?!

Когда час спустя он вошел в квартиру и я сказала ему, что все знаю, он рухнул на дуэльный диван напротив меня – у нас состоялась дуэль не на жизнь, а на смерть.

Я не думала, что мы ее переживем. Я была совершенно уверена, что оставаться вместе после измены – безумие. Я никогда не была той женщиной, которая потерпит от мужчин всякое дерьмо, и не собиралась идти на попятную. Я любила мистера Лапочку, но, честное слово, шел бы он к черту! Я была верна ему, а он в ответ разорвал наше соглашение. Сделке конец! Даже быть с ним в одной комнате для меня унизительно.

Однако я там оставалась, плачущая и вопящая, пока он плакал и извинялся. Я говорила ему, что все кончено. Он умолял меня остаться. Я назвала его лживым, эгоистичным ублюдком. Он согласился – именно такой он и есть. Мы говорили, и говорили, и говорили, и говорили. Примерно через час мои ярость и печаль поутихли настолько, что я замолчала и стала слушать его рассказ: как именно это случилось с женщиной, приславшей открытку; что я значу для него и что значит для него та женщина, с которой он спал; как и почему он любит меня; что он никогда не хранил верность ни одной женщине в своей жизни, но хочет быть верным мне, несмотря на то что ему это уже не удалось; что он в курсе своих проблем с сексом, враньем, близостью и доверием, и они намного больше, чем этот одиночный проступок, и коренятся в его прошлом; что он готов сделать все от него зависящее, чтобы разобраться в своих проблемах, измениться, развиваться и стать тем партнером, каким он хочет быть; что знакомство со мной заставило его поверить в себя – он способен любить меня крепче, если только я дам ему еще один шанс.

Слушая его речи, я попеременно испытывала сочувствие и желание разбить ему физиономию. Он был ослом, но я глубоко любила его. И еще его слова находили отклик в моей душе. Я принимала его объяснения, в какую бы ярость они меня ни приводили. Я тоже была ослицей, когда поддавалась собственным искушениям, которые пока еще не проявились в наших отношениях. Он сказал, что занимался сексом с этой женщиной, потому что немного выпил и ему захотелось секса, и это никак не связано со мной, хотя, разумеется, в конечном счете очень даже связано – я понимала, что он имеет в виду. У меня тоже бывал такого рода секс. Он смотрел мне в глаза и говорил, что чувствует себя самым виноватым человеком на земле, и любит меня так, что не может выразить словами, – я понимала глубинный смысл его слов: все сказанное было чистейшей правдой.

Рискну предположить, что приблизительно такие же перепутья возникали в жизни твоей сестры и ее мужа – «идеальной пары» – в их невероятно успешных, полных любви отношениях, длившихся десятилетия и продолжающих крепнуть, горошинка моя. И еще предположу, что, если ты сумеешь жить долго и счастливо со своим милым, у тебя тоже будет пара-тройка таких моментов, не важно, станет ли в вашем случае конкретной проблемой неверность или что-то другое.

Жизнь небезупречна. Впереди еще многое предстоит, мой непорочный маленький персик. И нет никакого способа выразить это иначе, чем просто сказать это: брак – это действительно ужасно сложная вещь, к которой ты, похоже, плохо подготовлена, и у тебя, по-видимому, крайне наивные представления на сей счет.

Это нормально. Это свойственно многим людям. Будешь учиться по ходу дела.

Хорошее начало – отказаться от собственных представлений об «идеальных парах». Право, совершенно невозможно, не обманывая себя, видеть этот образ в других людях или самим соответствовать представлениям других людей, которые увидели этот образ в вас. Это лишь заключает в скобки одних и выводит за скобки других, и в конечном счете почти всех заставляет чувствовать себя по уши в дерьме. Идеальная пара – это вещь, закрытая для посторонних глаз. Никто, кроме двух людей, состоящих в этих самых идеальных отношениях, не знает наверняка, идеальны они или нет. Единственное определяющее свойство таких отношений состоит в том, что в них участвуют два человека, которые считают, что совершенно правильно поступают, деля друг с другом свою жизнь, даже в трудные времена.

Думаю, именно к этому и клонила твоя сестра, когда рассказывала о трудностях семейных отношений, отвечая на твой вопрос о «секрете брака». Она не пыталась расстроить или разочаровать тебя. Она действительно пыталась раскрыть тебе этот секрет. Позволив тебе поближе взглянуть на свой всеми восхваляемый, но небезупречный брак, твоя сестра хотела показать тебе, какой бывает по-настоящему идеальная пара: счастливой, человечной и – временами – выпускающей пар по полной программе.

Я не могу представить себе никого более подходящего, чтобы вести тебя к алтарю, чем твоя сестра и ее муж – два человека, которые сохранили свою любовь и дружбу на протяжении более чем двадцати пяти лет. Твои сомнения по поводу безупречности их брака говорят мне, что проблема в данном случае скрывается глубже и она не имеет никакого отношения к их браку, зато имеет прямое отношение к твоим собственным комплексам и страхам.

Похоже, ты зациклена на неверности как «поводе для расторжения сделки», который, по твоему мнению, побудит тебя «автоматически» расторгнуть твой будущий брак; и это вполне справедливо. Мне понятно то сентиментальное местечко в твоей душе, из которого исходит этот импульс. Нет, наверное, ничего более обидного и страшного, чем твой партнер, который вырвался из моногамных уз, заключенных по обоюдному соглашению. Выставленный заранее ультиматум дает тебе, по крайней мере, хоть какое-то ощущение контроля. Но это всего лишь иллюзия.

Как бы это ни было болезненно и неприятно, неверность в ее разнообразных проявлениях (единичная измена; частые измены; измена крохотная, которую можно не считать таковой; состояние, крайне близкое к измене; размышления о возможности измены; флирт в Интернете и т. д.) – самое обычное дело в долгосрочных отношениях. Письма, приходящие в мой почтовый ящик, истории многих моих друзей, да и моя собственная жизнь – тому доказательство. Я, разумеется, не утверждаю, что изменяют все – возможно, тебе и твоему мужу никогда не придется столкнуться с этой проблемой. Но если ты действительно хочешь жить долго и счастливо и искренне хочешь знать, в чем секрет сохранения пожизненной «здоровой любви», было бы разумно открыто попытаться преодолеть свои комплексы, а не притворяться, что ты сумеешь предотвратить измену, заранее выставляя ультиматумы об уходе – «не требующем обсуждения», – в момент совершения проступка.

Для этого потребуется пересмотр собственных темных сторон, равно как и аналогичных качеств твоего будущего мужа и членов тех супружеских пар, которые вызывают у тебя восхищение. Большинство людей изменяют не потому, что они неверные партнеры. Они изменяют потому, что они люди. Они движимы собственной жаждой или желанием еще раз ощутить, что кто-то их хочет. Они случайно оказываются в дружеских объятиях, принимающих неожиданный оборот, или сами стремятся к ним, потому что возбуждены, пьяны или из-за отсутствия тепла, которого они недополучили в детстве. Есть любовь. Есть вожделение. Есть возможность. Есть алкоголь. И молодость. Есть одиночество, и скука, и печаль, и слабость, и пагубные наклонности, и глупость, и высокомерие, и романтика, и эгоизм, и ностальгия, и власть, и потребность. Есть неотвязное искушение близости с кем-то другим, отличным от человека, с которым ты особенно близок.

Все эти фразы – просто моя многословная попытка сказать тебе: жизнь чертовски длинна, горошинка моя. И люди в ней время от времени терпят постыдные фиаско. Даже те, с которыми мы состоим в браке. Даже мы сами. Ты пока не знаешь, на чем именно оступишься, но если тебе повезет, ты и твой жених действительно созданы друг для друга и вы построите брак, который продержится всю жизнь, то, вероятно, наломаете дров в пути меньшее число раз, чем другие.

Это страшно, но с тобой все будет в порядке. Порой то, чего боишься в отношениях больше всего, оказывается дорогой к более глубокому пониманию партнера и близости в браке.

Именно это случилось со мной и мистером Лапочкой года через два после начала наших отношений, когда я узнала о его неверности и послала куда подальше, а потом приняла обратно. Мое решение остаться и вместе с ним преодолевать последствия этого предательства входит в десятку списка лучших решений в моей жизни. И я не просто благодарна за то, что решила остаться. Я благодарна за то, что все это случилось. Мне потребовались годы, чтобы принять измену – это правда. То, что мистер Лапочка мне изменил, помогло нам стать лучшей парой. Его неверность подтолкнула к диалогу о сексе, желании и обязательствах, который мы ведем до сих пор. И это подарило нам источник, из которого можно было черпать потом, когда мы сталкивались с другими трудностями. По правде говоря, несмотря на всю сладкую чистоту начала нашей любви, мы еще не были готовы принять друг друга в то время, когда упоительно любили. Та женщина, пославшая ему открытку, помогла встать на путь – нет, не идеальной пары, но пары, которая знает, как вести дуэль, когда схватка неизбежна.

Надеюсь, ты тоже обретешь этот путь, горошинка моя. Свою ложку дегтя в бочке меда. Не идеал, но настоящую любовь. Не то, что ты себе воображаешь, а то, о чем даже не мечтаешь.

ТвояЛапочка

Мы здесь для того, чтобы построить дом

Дорогая Лапочка!

Я молодая американка, живу в большом городе. Несколько недель назад меня уволили с работы. Увы! Я в процессе заключения соглашения с одним мужчиной: мы будем встречаться раз или два в неделю, и он станет выплачивать мне «содержание» – тысячу долларов в месяц. У меня на этот счет появилось множество противоречивых мыслей. Возникают вопросы: Противозаконно ли то, что я намерена сделать? Облагается ли такой доход налогом? Если да, то как мне следует сообщить об этом в налоговые органы? Справедлив ли такой размер оплаты?

Но, кроме того, есть и более важный вопрос: аморально ли то, чем я собираюсь заниматься? Этот мужчина женат. Он сказал мне, что любит свою жену и будет заботиться о ней всегда, но ему уже не хочется секса с ней так сильно, как прежде; она не ревнива, и он рассказал бы ей обо мне, но не хочет окунать ее лицом в грязь. По мне, так это просто трусость. Я не верю в моногамию; убеждена, что люди принимают такие решения, какие хороши для них лично. Но я также верю в общение, уважение и честность. Не становлюсь ли я соучастницей чего-то ужасного?

И последняя серия вопросов, Лапочка. Можно ли этим заниматься? Следует ли мне этим заниматься? Теоретически я за секс, но он никогда не доставлял мне истинного наслаждения. У меня огромное количество всевозможных неприятных проблем – конечно, они есть у всех, – и не знаю, поможет ли это мне или наоборот усугубит мои проблемы. Я пытаюсь взглянуть на ситуацию философски – как на предмет изучения моей феминистской идеологии; но всякий раз при мысли о том, что он ко мне прикоснется, мне хочется плакать. И все же я очень бедна и вскоре стану настоящей безработной. Насколько я должна (и могу) принимать в расчет свое отчаянное положение?

Думаю, мне все же придется через это пройти, так что не знаю, в чем, в сущности, заключается мой вопрос. Наверное, мне просто хочется поделиться и узнать, как люди справляются со всем этим дерьмом и как мне самой из него выйти. Спасибо!

ЛТЛ

Дорогая ЛТЛ!

Я согласилась на предложение о работе сразу. И спустя час осознала свою ошибку. Я была слишком занята, чтобы быть Лапочкой. Эта работа никак не оплачивается. Я зарабатываю на жизнь писательским трудом. Мистер Лапочка тоже зарабатывает на жизнь творчеством. У нас нет постоянной работы, трастового фонда, депозита, пенсионных отчислений, патента; родителей, готовых оплатить какую-то часть дошкольного образования своих внуков; бесплатной няньки; не опустошенной до предела кредитной карты, оплачиваемой работодателем медицинской страховки, оплачиваемых бюллетеней по болезни; не было даже детства в достатке, проведенного в семье среднего класса. У нас есть только двое прекрасных детей и десять гор долгов.

Я не могу работать даром. Я не могу работать даром. Ну, конечно же, я не могу работать даром!

Эти слова были мантрой, гудевшей у меня в голове с той самой минуты, когда я согласилась быть Лапочкой. Так что через час после того, как я сказала «да», я написала письмо с сообщением, что передумала. Это неотправленное письмо маячило на экране моего компьютера, пока я расхаживала по гостиной, думая обо всех тех причинах, в силу которых для меня было бы абсолютно неразумным решением вести безвозмездно колонку советов. Каждая причина сопровождалась большим мысленным восклицательным знаком. Мне нужно писать другие тексты! Писать сочинения, за которые будут платить! Писать тексты, которые приходилось бы откладывать в сторону, чтобы иметь возможность подготовить очередную еженедельную колонку! И вообще, что это за зверь такой – колонка? Я не пишу колонки! Я ничего не знаю о том, как давать советы! Плюс ко всему, существуют еще мои дети! Я и так загружена до предела, поскольку каждая секунда, не занятая работой, поглощена заботой о них! Вся эта затея с Лапочкой с самого начала была смехотворной!

И все же я не смогла отправить письмо с отказом. Я хотела быть Лапочкой. Я была заинтригована. Воодушевлена. Все безмолвные восклицательные знаки в моей голове сокрушило нечто более мощное – моя интуиция. Я решила довериться ей. И дала Лапочке шанс.

Так я размышляла, читая твое письмо, сладкая моя горошинка. Оно заставило меня задуматься о том, чт стоит на кону, когда мы обдумываем предложения о работе. О том, что это значит – работа. О шатком равновесии денег, логики, интуиции и наших представлений о себе, когда мы воображаем, то можем «философски» относиться к своим телам, жизням и способам повседневного бытия. О движущих силах, вступающих в игру, когда мы пытаемся настроить себя на неприятные поступки и отговорить от желаемых действий. Когда мы думаем о расплате за свои проплаченные поступки и о цене нашей бесплатной работы. О том, что такое мораль. И кто носитель этой морали. И какое отношение это имеет к добыванию денег. И как мораль связана с отчаянным положением.

Твое письмо лишает меня покоя. Имеется некий муж, предсказуемо маскирующий свое решение изменять жене под благотворительную акцию. Есть твоя наивность в отношении материально-технической организации проституции – вот он, правильный термин для обозначения торговли сексом за деньги, даже если ты называешь это «встречами». Но, главное, есть ты, дорогая непостижимая птица-правда[32], которая в деталях подсказывает мне, что именно ты должна делать. А потом поворачивается к этому спиной.

Тебе не нужен мой совет, следует ли принять это предложение. Нужно только, чтобы я помогла тебе увидеть себя в истинном свете. «Теоретически я за секс, но он никогда не доставлял мне истинного наслаждения», – пишешь ты. «Всякий раз при мысли о том, что он ко мне прикоснется, мне хочется плакать», – твои слова. Ты себя слышишь? Это твое тело говорит с тобой. Делай то, что оно велит тебе делать. Сотрудничай с ним. Не важно, о чем думает твоя голова – о ежемесячном «косаре», трудностях трудоустройства или «предмете изучения феминистской идеологии». Вера во всю эту чушь поможет тебе оплачивать аренду квартиры, но она не позволит создать свой дом.

Мы рождены для того, чтобы создавать свой дом.

Это наша работа, наш труд, самое важное трудоустройство на свете – создать место, которое принадлежит нам и опирается на собственный моральный кодекс. Это вовсе не тот кодекс, в котором прописаны навязанные культурные ценности. По собственному кодексу мы сверяем свои дела и поступки. Ты сама знаешь, что для тебя правильно и что неправильно. И это знание не имеет ничего общего с деньгами, феминизмом, моногамией или любыми другими понятиями, которыми ты жонглируешь, когда в твоей голове возникают безмолвные вопросительные знаки. Хорошо ли быть соучастницей обмана и неверности? Хорошо ли обменивать секс на деньги? Это стящие вопросы. Они имеют значение. Но ответы на них не подскажут, как тебе правильно распорядиться своей жизнью. Это сделает тело.

Вполне возможно, на свете есть женщины, которые могут трахаться с мужчинами за деньги и при этом быть в полном порядке; но ты – не одна из них. Ты сама об этом сказала. Ты просто не скроена для такой работы. Ты говоришь, что у тебя имеются «неприятные проблемы» в области секса и ты, мол, «знаешь, что они есть у всех нас»; но ты неправа. Не у всех. Они есть у тебя. Когда-то были у меня. Но не у каждого человека и не у каждой женщины. Обобщая свои проблемы, касающиеся секса и сексуальности, ты прячешься от самой себя. Ты прикрываешь полученные раны классической выдумкой: мол, это нормально, что я неудачница, потому что все вокруг – неудачники. Эта ложь, которую ты внушаешь себе, используется тобой как обезболивающее средство.

Но твоя боль никуда не уходит. Нечто внутри тебя, связанное с сексом и мужчинами, нуждается в лечении. И пока ты не исцелишься, тебе придется снова и снова обезболивать, бинтовать и отрицать эту рану. Предложение такой работы – это занятие совсем иного рода. Это предложение выполнить настоящую работу. Такая работа не принесет тебе ни цента, зато со временем у тебя появится надежная крыша над головой.

Так что делай свою работу. Забудь о том мужчине. Забудь про деньги. Тебе нужно сблизиться не с ним – с собой!

ТвояЛапочка

Пустая чаша

Дорогая Лапочка!

«Я мог стать хуже» – это одно из оправданий моего отца. Всякий раз, стоило ему услышать очередную историю о мужчине, который бьет своих детей, погубил семью или держит родных взаперти, он повторял: «Я мог стать хуже». Словно само существование порока и безнравственности могло искупить любой его грех.

Он никогда не бил мою мать или меня. Он не насиловал меня и не угрожал мне. Это первое, что приходит на ум, когда думаешь о неблагополучном детстве. Но, хотя моя мать ушла бы от него, вздумай он поднять на меня руку, слова – болезненные, ужасные слова – были вполне дозволены. Я страдала не от синяков и ссадин – от внутренней боли. Мой отец – самовлюбленный, властный, тщеславный, непостоянный и обаятельный человек. Если я не проявляла бурной жизнерадостности, он не желал меня видеть, и меня запирали в моей комнате на несколько суток; если я пыталась пошутить, он вопил и ругал меня за бесчувственность. Моя комната стала моим святилищем, а книги – лучшими друзьями. Я никогда не была идеалом – и все же отчаянно старалась заставить его гордиться мною, заставить его любить меня. В конце концов, он же мой папа.

Мне не с кем было об этом поговорить. Я не могла полностью доверять подругам, а мать была слишком озабочена отцом, чтобы осознать, насколько мне было больно. Мы с матерью были единственными свидетелями этой стороны его натуры. О психологическом консультировании не могло быть и речи, а родственники навещали нас редко.

Он дважды отказывался от меня. Причиной служили сущие мелочи, небольшие разногласия, из-за которых он заявлял, что я не его дочь. Когда же он сменял гнев на милость, мне полагалось просто принять перемену его отношения: никаких извинений с его стороны, никакого упоминания о случившемся. И каждый раз мать убеждала меня дать ему еще один шанс.

Но три месяца назад он зашел слишком далеко. Он предал мою мать, а когда я пыталась поддержать ее, сама стала объектом гневной отповеди. За то, что я уличила его в неверности, он обозвал меня долбаной сукой. Я, видите ли, не имела никакого права вторгаться в его частную жизнь.

На сей раз я сама отказалась от него. Я уехала из дома (мне сейчас двадцать лет, и я приезжала домой только погостить летом). Я оборвала все контакты. И хотя моя мать теперь лучше понимает меня, чем прежде, она все равно пытается восстановить разорванные отношения. Теперь я знаю, что могла бы счастливо прожить без отца, и стала сильнее с тех пор, как он ушел из моей жизни. Однако у меня такое ощущение, что я никак не могу освободиться от него. Мать постоянно говорит о нем, о том, как он изменился. Она хочет знать, когда я буду готова снова быть рядом с ним. Как ей объяснить, что у меня на самом деле больше нет к нему никаких чувств?

Вопреки заверениям матери, отец по-прежнему пытается контролировать меня и настолько поглощен собственной персоной, что не обращает внимания на мои чувства. Он выяснил, что мой психотерапевт – понимающая, добрая и умеющая сочувствовать женщина-консультант – тот самый специалист, с которым он когда-то работал, и настоял, чтобы я перестала встречаться с ней – еще одна попытка держать меня в изоляции, лишить всякой внешней поддержки. И все равно мать понуждает меня (порой бессознательно) помириться с ним. Но я ему больше не доверяю; не могу сохранять логику, когда речь заходит об отце.

У нас никогда не будет хороших отношений, но вправе ли я полностью прерывать их, Лапочка? Многие считают, что семья слишком важна для человека. Что мой долг – простить мужчину, давшего мне жизнь. Он единственный отец, который у меня есть. Но стоит ли все это боли, сомнений в себе и депрессии?

Та, Которая Могла Стать Хуже

Дорогая Та, Которая Могла Стать Хуже!

Нет, поддержание отношений с твоим неблагополучным отцом не стоит боли, сомнений в себе и депрессии. Оборвав все связи с ним, ты поступила правильно. Действительно, он единственный отец в твоей жизни, но это не дает ему права оскорблять тебя. Стандарт, который тебе следует применять, решая, возобновить ли отношения, – это тот же стандарт, который следует применять ко всем отношениям в твой жизни: ты не намерена становиться объектом дурного обращения, неуважения или манипуляции.

Твой отец в настоящее время не отвечает этому стандарту.

Мне жаль, что твой отец – самовлюбленный тиран. Сожалею, что мать предпочла умиротворять его безумие за твой счет. Это очень тяжело. Но еще тяжелее было бы провести всю жизнь, подчиняясь насилию. Я знаю, что освободиться от тирании твоего отца будет нелегко и непросто, но это – верный путь. И это единственный путь, который, может быть, – только может быть! – когда-нибудь приведет к здоровым отношениям между вами. Настаивая, чтобы отец обращался с тобой уважительно, ты исполняешь свой величайший долг – не только как дочь, но и как человек. То, что ты прекратила общаться с таким властным тираном, как твой отец, – свидетельство мужества и силы. Прими мое уважение!

У меня не было родителей, когда я стала взрослой. Я долго живу без них – и тем не менее не расстаюсь с ними даже на один день. Они словно две пустые чаши, которые я должна то и дело самостоятельно наполнять.

Полагаю, твой отец оказывает на тебя такое же воздействие. В некоторых отношениях ты права: вероятно, ты никогда не сможешь «полностью освободиться» от своего отца. Он будет пустой чашей, которую тебе придется наполнять снова и снова. Что ты поместишь в нее? Наши родители – это наш источник. Мы создаем собственную жизнь, но ее истоки принадлежат им. Они вместе с нами возвращаются к истокам. Их никак нельзя обойти стороной. Разорвав связи с отцом, ты породила пожар в своей жизни. И как ты теперь будешь жить?

Я назвала твой поступок – разрыв отношений с отцом – сильным и мужественным, потому что ты сделала то, что многим не под силу. Ты установила границу. Ты решила, что не потерпишь дурного обращения с собой, и сделала это. Твой выбор продиктован гневом и обидой, а территория за пределами границы будет определяться исцелением, внутренней работой и покоем – по крайней мере, если ты стремишься иметь потрясающе прекрасную жизнь.

Я хочу этим сказать, что ты покинула отца, но твои отношения с ним не окончены. Тебе потребуются годы, чтобы полностью примириться с ним (а также с матерью, кстати сказать). Тебе предстоит еще много работы, чтобы довести начатое до конца – с прощением и гневом, с принятием и освобождением, с печалью и даже, возможно, с радостью. На этом пути нет проторенных дорог. Они сплетаются и расплетаются друг с другом и изгибаются вспять, чтобы временами шлепнуть тебя по заду. На этом пути тебя будут ждать пощечины, слезы и смех. Ты думаешь, что у тебя никогда не будет хороших отношений с отцом, но на самом деле ты этого не знаешь. Ты изменишься. Может быть, он изменится тоже. Какие-то события твоего детства останутся неизменными, другие – нет. Возможно, ты никогда не постигнешь корни жестокости отца, но при условии внутренней работы и вдумчивости, понимания и души ты поймешь его самого.

Надеюсь, у тебя хватит мужества это сделать.

После смерти своей матери – мне тогда было двадцать два года – я написала письмо отцу. К тому времени я его ненавидела, но в моей ненависти была светлая брешь, созданная исключительно материнской любовью, в которую мой отец мог бы просочиться, если бы пожелал измениться. В этом письме сообщалось, что мать скоропостижно скончалась, а я по-прежнему надеюсь, что когда-нибудь наши отношения восстановятся. Я писала, что готова пойти на этот шаг, но вначале требовала объяснить причины его поступков, когда мы были вместе.

Иногда я представляю себе, как отец вскрывает это письмо. Это было двадцать лет назад, и хотя за эти два десятка лет почти все в моей жизни изменилось, мое представление о том, как отец получает письмо с известием о смерти матери, осталось неизменным. В моем воображении он тихо плачет. Он осознает, что теперь трое его детей стали сиротами и у него есть шанс все исправить. Его шанс быть нашим папой. Еще не слишком поздно. Он нужен нам сейчас.

Но он этого не осознал. Вместо этого он напился, позвонил мне и сказал, что я – лживая сука, а наша мать изгадила нам мозги и восстановила меня, брата и сестру против него. Я повесила трубку, не попрощавшись.

Прошло семнадцать лет.

Однажды зазвонил телефон – и вот оно, имя моего отца на крохотном экране телефона. «Он умер», – подумала я, решив, что это звонит его третья жена, чтобы сообщить мне об этом. Я не взяла трубку. Только слушала, как все звонит и звонит телефон. Пару минут спустя прослушала сообщение.

Оказалось, это не третья жена моего отца. Это был он сам. «Это твой отец», – проговорил он, а потом назвал имя и фамилию – на случай, если я вдруг забыла, кто мой отец. Он продиктовал номер своего телефона и попросил перезвонить ему.

Мне потребовалась неделя, чтобы собраться с духом. С ним было покончено. Я снова и снова наполняла его пустую чашу и преодолела, босая, кучу дерьма, держа эту чашу в руках. Я не позволила выплеснуться ни единой капле. Дочерней любви больше нет. Остались лишь воспоминания, что когда-то я любила его. Когда-то очень давно!

Я набрала номер.

– Алло, – проговорил он знакомым – сквозь все эти годы – голосом.

– Это твоя дочь, – сказала я и назвала имя и фамилию – на случай, если он забыл, кто его дочь.

– Ты смотришь Рэйчел Рэй? – тут же спросил он.

– Рэйчел Рэй? – прошептала я с бешено бьющимся сердцем, с трудом выговаривая слова.

– Ну да, Рэйчел Рэй. Писательница, автор кулинарных книг. У нее своя телепрограмма.

– Ах да… – выдохнула я.

И он продолжал болтать. Это был самый невероятный и ошеломительный разговор в моей жизни. Отец говорил со мной так, словно мы с ним беседовали каждую неделю, словно никогда не случалось того, что случилось, словно всего моего детства не существовало. Мы болтали о рецептах с низким содержанием жира и пуделях; о катаракте и важности защиты от солнца. Пятнадцать минут спустя я повесила трубку, совершенно ошарашенная. Он не был ни пьян и ни болен, не пребывал в старческом маразме. Он был моим отцом. Человеком, которым был всегда. И он разговаривал со мной так, словно я была его дочерью. Словно у него было на то право.

Но этого права у него не было. Вскоре после этого разговора он прислал мне по электронной почте беззаботное письмо. В ответ я повторила то, что написала ему много лет назад: налаживать отношения с ним готова только после того, как мы честно поговорим о нашем общем прошлом. Он ответил вопросом, что именно я «хочу знать».

К тому времени за моими плечами был большой путь! Я приняла свою жизнь и была счастлива. У меня двое детей и партнер, которого я люблю. Во мне больше не осталось гнева на отца и желания причинить ему боль. Но я не могла притворяться, что у нас есть какие-то отношения, если он отказывается признавать нашу жизнь. Я была готова выслушать. Мне нужно было его признание, чтобы понять его; нужно было убедиться, не стал ли он благодаря некоему чудесному повороту событий другим человеком – тем, который смог бы, наконец, стать моим папой.

Я написала самое великодушное, любящее, правдивое, бесстрашное, болезненное, зрелое и всепрощающее письмо, на которое только была способна. Затем вставила текст в электронную форму и отправила его.

Ответ пришел настолько быстро, что казалось невероятным, чтобы он мог успеть прочесть мое письмо целиком. В гневных выражениях он писал, чтобы я больше никогда не пыталась с ним связаться и что он рад, наконец, избавиться от меня.

Слез не было. Я зашнуровала кроссовки, вышла из дома, пересекла весь свой район, пошла в парк и поднялась на холм. Я не останавливалась, пока не добралась до самой вершины, а потом села на скамейку с видом на город. Это был канун моего тридцать девятого дня рождения. В свой день рождения я всегда думаю о родителях. А ты? Представляю их точно так же, как воображаю отца, получившего письмо с сообщением о смерти матери, – это представление застыло, что бы ни случилось с тех пор. Я отчетливо представляю себе мать и отца в тот день, когда я родилась. Как они, должно быть, держали меня на руках и думали, что я – чудо. Должно быть, они верили, что смогут быть лучшими людьми, чем прежде. Что они ими будут. Они знали, что будут. Они должны были ими быть. Потому что теперь на свете была я.

Поэтому тот момент – когда я сидела на скамейке, потрясенная случившимся – приобрел особую остроту. У меня было то самое чувство – его трудно определить словами, – когда ты одновременно и счастлива, и печальна, и разгневана, и благодарна, и покорна, и возмущена, и испытываешь все прочие возможные эмоции, слипшиеся вместе и стократно усиленные. Почему не существует названия для этого чувства?

Вероятно, самое лучшее определение – исцеление, однако мы отказываемся в это верить. Мы хотим верить, что исцеление намного чище и совершеннее, как младенец в свой день рождения. Как будто мы держим его на руках. Как будто мы стали лучше, чем прежде. Как будто мы будем лучше, чем были прежде. Как будто мы должны такими быть.

И это чувство помогало мне выжить. Оно будет и твоим спасением, сердце мое. Когда-нибудь и ты со всей полнотой осознаешь это и будешь процветать не вопреки утратам и скорбям, но благодаря им. Ты не выбирала событий, случившихся с тобой в жизни, но благодарна за них. В твоих руках вечно пребудут две пустые чаши, но тебе дано наполнить их.

Именно это я сделала в канун своего 39-летия, в последний раз наполнив пустую чашу своего отца. Долго-долго сидела я на той скамейке, глядя на небо, землю, деревья, дома, улицы, и думала: «Мой отец – мой отец! – он наконец-то, наконец-то, наконец-то избавился от меня».

ТвояЛапочка

Превзойди

Дорогая Лапочка!

Я не знаю, что мне делать. У меня такое ощущение, будто приходится выбирать между двумя вещами, которые я люблю больше всего на свете. У нас с женой есть полуторагодовалая дочка. Многие годы наша семейная жизнь был нелегкой. Моя жена – героиновая наркоманка, которая снова взялась за старое (после рождения малышки) после семи лет воздержания.

В моей семье со стороны каждого из родителей – по три поколения с историей зависимости. Я сам стал трезвенником, когда был подростком, и радикально изменил свою жизнь, пока жил в приюте для мальчиков, который отчасти считаю своим родным домом. Теперь я консультант по наркотической зависимости в том же приюте. Я стал ходячим примером для уличных детей Лос-Анджелеса, с которыми работаю, и они очень похожи на меня. Эта работа – мое призвание. Она даже вдохновила меня на написание романа, который стал самой воруемой книгой в моем родном приюте.

И с этого начинаются мои душевные терзания. Моя жена родом из маленького городка на Юге. Там я с ней и познакомился. Моя мать умерла в то время, когда я там жил. Жена заботилась обо мне. Этот город исцелил меня. Не так давно жена получила предложение о работе в этом городе. Там живут все ее родственники и друзья. У нее только что состоялось второе собеседование, и, вероятно, ей в итоге достанется эта прекрасная работа.

Просто не знаю, как быть. Я уже прошел половину курса по специальности «социология» в магистратуре, и в моей жизни появляются новые перспективы. Когда моя жена получила это предложение о работе, она призналась, что последние три месяца по предписанию врача сидит на лекарствах, чтобы постепенно избавиться от тяжелой зависимости. Она предпочитала не говорить мне об этом, хотя я поддерживал ее и просил не замыкаться в себе с момента срыва. Возможно, это покажется странным и бессмысленным, но ее молчание хуже предательства. Мне важно не терять контакта с ней.

Если она получит эту работу, не знаю, смогу ли я решиться на переезд, поскольку утратил к жене доверие, а моя жизнь здесь, в Лос-Анджелесе, начала налаживаться. Я хочу, чтобы моя жена была счастлива и была рядом со своими родственниками (у меня нет родных, которые могли бы поддержать ее), но для меня совершенно невыносима мысль о разлуке с дочерью. Я не хочу быть таким, как мой отец.

Я разрываюсь на части и пребываю в смятении. Следует ли мне быть с дочерью и женой – или продолжить по зову призвания работать в приюте для уличных детей Лос-Анджелеса, которых я люблю?

Пожалуйста, помоги мне все это обдумать, Лапочка!

Разрывающийся и Смятенный

Дорогой Разрывающийся и Смятенный!

Время от времени я преподаю, обучая слушателей писательскому мастерству. Я всегда прошу своих студентов ответить на два вопроса: «Что произошло в этой истории?» и «О чем эта история?». Это хороший способ понять, в чем суть произведения. Нередко оказывается, что содержание явно бедновато. Или, напротив, есть нагромождение событий, не получающих в тексте логического завершения. «Ваша жизнь не дает вам призовых баллов», – говорю я своим студентам. Недостаточно прожить интересную, энергичную или трагическую жизнь. Искусство – это не анекдот. Это сознание, которое мы запускаем, влияя на свою жизнь. Для того чтобы повествование вышло за границы личного, в нем должны быть движущая сила и смысл.

Это правило справедливо и в жизни. По крайней мере, оно верно для таких людей, как ты и я, стремящихся к постоянному развитию, сладкий мой горошек. И оно требует от нас ясности осмысления событий жизни, даже когда на самом деле мы ощущаем себя прискорбно запутавшимися. Оно требует, чтобы мы фокусировались не только на фабуле нашей истории, но и задавались вопросом, что мы хотим сказать, рассказывая свою историю.

В твоем письме есть фраза, которая значит больше, чем все прочие: «Я не хочу быть таким, как мой отец». Странно, что это так важно для тебя, поскольку не могу точно знать, что ты под этим подразумеваешь (в письме ты ничего не говоришь о своем отце). И все же, конечно, я тебя понимаю. «Я не хочу быть таким, как мой отец» – это история, которая мне хорошо известна. Это кодовое обозначение для тех, кто не сумел быть отцом. Это ответ на вопрос, о чем твоя история.

Если ты не хочешь быть таким, как твой отец, – не будь им. Вот он, твой смысл, дорогой. Это твоя цель на земле. Твоя дочь – самый важный человек для тебя, а ты – один из двух главных людей в ее жизни. Это больше, чем просто факт. Это сама истина. И, подобно всем истинам, она обладает собственной правдой. Она ослепительна в своей очевидности и решимости. Если ты хочешь быть верным своему предназначению, все, что происходит в твоей жизни, должно вытекать из этой истины.

Так что давай поговорим о том, что творится вокруг тебя.

Твоя первая родительская обязанность – защищать своего ребенка. Позволить увезти дочь на другой конец страны, зная, что ее мать – наркоманка, которой очень трудно преодолеть зависимость, – неудачная идея, независимо от того, сколько бабушек, дядюшек и кузенов будут жить в одном с ней городе. До тех пор пока твоя жена не пойдет по пути выздоровления, она не должна быть главным опекуном вашего ребенка. Я, разумеется, не подвергаю сомнению ту глубокую любовь, которую твоя жена питает к дочери. Но и я, и ты – мы оба знаем наркоманов; знаем, что какой бы замечательной и любящей ни была твоя жена, находясь во власти зависимости, она теряет рассудок. Из-за этого твоя дочь будет страдать, и уже пострадала. Твой долг – защитить ее максимально, насколько это возможно.

Твоя жена пытается бороться и противостоять болезни. На кон поставлено все. Ее способность «очиститься» напрямую связана с ее способностью быть матерью для своего ребенка и оставаться твоей партнершей. Ее зависимость невозможно исцелить работой или сменой места жительства, хотя эти вещи могут в конечном счете сыграть некоторую роль в ее выздоровлении. Исцеление возможно только в случае ее желания избавиться от зависимости и понять мотивы своего поведения, побудившие ее стать наркоманкой.

Я настоятельно рекомендую вам обоим отступить на шаг от опьяняющего возбуждения, вызванного возможностью работы в далеком и любимом городе, и сосредоточиться на чудовище, которое окопалось в вашей гостиной. Какая поддержка и какие ресурсы требуются твоей жене? Какова твоя роль в ее выздоровлении? Можно ли спасти ваш брак? Если можно, как вам восстановить супружеское доверие и контакт? В каком городе вы хотели бы строить свою совместную жизнь и что это решение значит для каждого из вас в профессиональном и личном плане? Если брак ваш спасти нельзя, как вы могли бы мирно перейти к процессу развода? Как вы будете вести переговоры об опеке над дочерью?

Вот вопросы, которыми вам необходимо задаться немедленно. А не размышлять, следует ли твоим жене и дочери переехать на другой конец страны без тебя в столь непростой период вашей жизни. Для твоей жены найдутся и другие рабочие места. Существуют они и для тебя (как бы тебе ни нравилось твое нынешнее место, по всей стране есть мальчишки, которым пошли бы на пользу твое руководство и мудрость). Будут и другие моменты, когда кто-то из вас (или оба), возможно, захочет вернуться в родной город или остаться в Лос-Анджелесе.

Если вы предпочитаете уходить от этих вопросов сейчас, это не означает, что они решатся сами собой. Это всего лишь кнопка «пауза» между событиями, происходящими в вашей истории, чтобы вы могли осознать их смысл. Это решение превзойти свою старую историю – подняться над ней или выйти за ее пределы – вместо того чтобы продолжать жить внутри нее.

Я знаю, что тебе известно значение слова «превзойти». Ты сделал это в собственной жизни, когда сотворил цельного мужчину из осколков разбитого детства мальчишки. Но главное при подъеме – не останавливаться, а продолжать восхождение; чтобы выйти за пределы, мы должны продолжать идти.

Ты пока еще только начал осознавать, что это означает – не быть похожим на твоего отца. Приближайся к пониманию сути. Не саботируй на этом фронте. Что бы ни случилось, если дело касается твоей дочери, тебе не стоит разрываться по поводу твоего брака, работы или места жительства, если только ты сам не решишь разорвать эти нити. В любом случае победа на стороне твоей дочери.

ТвояЛапочка

Мерцающий кусочек твоей таинственной судьбы

Дорогая Лапочка!

Через несколько месяцев я вступаю в брак. Почему меня обуревают агрессия и гнев? Как другие люди проходят через это событие?

Агрессивная

Дорогая Агрессивная!

Сразу видно, что ты – невеста. Ты испытываешь агрессию и гнев, потому что пребываешь в преисподней планирования свадьбы и запуталась в сетях всевозможных ожиданий: детские отголоски волшебных сказок; покупка неоправданно дорогих товаров; искаженные представления, за которые держится женщина, когда полагает, что можно безупречно срежиссировать поступки, разговоры, меру потребления спиртного, наряды для огромного числа родственников и свойственников, друзей, незнакомцев и коллег, не забывая про сердечное общение со своим любимым на виду у толпы зрителей. Нет, это невозможно.