Дневная битва Бретт Питер
Когда Ахман окажется полностью в ее власти, она рухнет на подушки и высушит его так, что любая женщина после нее покажется горьким разочарованием.
Но он продолжал таращиться на нее, и тление в его глазах превратилось в огонь. Инэвере стало жарко, она вспыхнула. Попыталась раздышаться в тяжелом аромате курений, от которого кружилась голова и ускользал центр. Она поняла, что пора действовать, но мысль прилетела как бы извне.
Инэвера беспомощно смотрела, как Ахман скидывает одежду и надвигается; он с силой привлек ее к себе и огладил ее тело. Вдохнул духи, которыми она надушила шею, издал рык, отдавшийся, как ей почудилось, у нее между ног. Она ощутила напрягшуюся плоть в его шароварах и поняла, что все планы рухнут, коль скоро она позволит взять ее как простую дживах, но он ухитрился нарушить линии силы в ее членах и опрокинул, беззащитную, на подушки.
В мгновение ока он очутился сверху, зашарил по ее телу руками и ртом, целуя и покусывая, а временами стискивал так, что она корчилась. Его руки скользнули ей между ногами, погладили шелк бидо. Инэвера застонала, вжалась в него сильнее.
«Я должна обуздать его, – в отчаянии подумала она, – иначе он будет брать меня, как захочет!»
Извернувшись, она перекатилась на него, стала развязывать поясные тесемки его бидо. В покоях нашлось масло, и она смазала руки, после чего взяла его плоть для первого из семи приемов.
Ахман застонал и откинулся на спину, захваченный экстазом, а Инэвера восстановила дыхание.
«Теперь он мой».
Но это оказалось ненадолго. Приемы призваны выровнять возбуждение мужчины и задать ему устойчивый ритм, но Ахман только пуще распалился. Она чередовала их, однако ему все равно оказалось мало. Он схватил Инэверу могучими руками, запустил пальцы в ее бидо и попытался его сдернуть.
Но одеяние най’дама’тинг сидело крепко и выдержало натиск. Ахман потянул сильнее. Инэвера судорожно глотнула воздух.
Ахман зарычал, обшарил ткань в поиске концов и не нашел их. Тогда попробовал разорвать шелк, но тот не поддался, даже когда молодой муж скрипнул от натуги зубами.
– Ты не проникнешь, пока я не размотаю, – проговорила Инэвера и толкнула его обратно на подушки. – Я буду танцевать…
– Потом.
Ахман вцепился ей в руку и уложил снова. Порылся в шароварах и вынул нож.
– Нельзя!.. – задохнулась она.
– Я твой муж, – заявил он. – Я мечтал о тебе много лет, и вот ты в моих руках. Это инэвера, и я не собираюсь ждать ни секундой дольше.
Она могла остановить его. Могла обездвижить рабочую руку или высвободиться, но заколебалась. В мгновение ока шелк был разрезан, и Ахман вошел в нее.
Уроки не подготовили Инэверу к острому наслаждению, которое навалилось, едва муж ее взял. Она бы растерялась, если бы не многочасовые упражнения в постельных плясках. Ее таз задвигался сам собой, вилял под натиском его бедер-тисков и то еще неистовее затягивал Ахмана внутрь, то выдерживал дистанцию.
Но Ахман – не кроткий евнух, и она обнаружила, что ей труднее сохранять заученные позы, когда бушуют чувства. Ахман возмещал неопытность страстью, и они боролись в подушках за главенство. Инэвера ощутила близость оргазма и, вопреки всякой мудрости, отдалась ему, сотряслась всем существом от кожи до центра. Она застонала, и Ахман вторгся в нее с утроенной силой. Она напряглась, впилась ногтями в его твердые ягодицы и не отпускала, пока он не взревел и оба не обмякли, обессиленные и задыхающиеся.
Они какое-то время проспали, и Инэвера проснулась от новых ласк Ахмана. Его дыхание было глубоким и ровным.
«Мой волк не унимается даже во сне», – подумала она с гордостью и вновь подалась бедрами к его напрягшейся в ночи плоти.
Но Ахман спал не так крепко, как казалось. Он резко перевернул ее на живот и с приглушенным рычанием взгромоздился сверху, как кобель на суку.
«Властвуя над членом, властвуешь над мужчиной», – учила Кева, но Инэвера осознала, что не владеет ничем. Отчасти ей этого и хотелось. Как такое возможно?
Голос внутри ее произнес:
«Потому что он – не просто мужчина. Он – Избавитель».
Уткнувшись в подушки, она застонала.
«В тебе находится член Избавителя».
Стоны переросли в крик. Инэвера с силой задвигалась встречно, и вскоре он тоже кончил, после чего провалился в глубокий сон.
Но Инэвера уже не заснула. Бодрствовала до утра.
Кости коварны и говорили порой полуправду.
Она знала, что ей предстоит сделать Ахмана мужчиной, но не ожидала, что и он сделает ее женщиной.
Глава 10
Тревога Кеневах
– Сын обещал когда-нибудь подарить мне дворец! – возликовала Кадживах, порхая по кай’шарумовым покоям Ахмана во дворце Каджи.
По правде, они не вполне принадлежали Ахману, не говоря о Кадживах, но женщине не было до этого дела, как и трем его младшим сестрам – Аймисандре, Хошвах и Ханье, которые с визгом носились по комнатам.
– Он обещал, и, хотя, Эверам свидетель, нас не баловала удача, я поверила! Говорили, я проклята потому, как родила после него трех дочерей, но знаешь, что я скажу?
Инэвера прикрыла глаза, вздохнула. «Это просто ветер».
– Что Эверам благословил тебя великим сыном, которому братья не нужны?
В ее тоне не было и тени сарказма, хотя за неделю замужества и знакомства с Кадживах она уже тысячу раз слышала подобные речи.
– Именно! – проблеяла Кадживах. – Матери это ясно! Я всегда знала, что мой сын рожден для величия.
«Ничего ты не знаешь», – подумала Инэвера. Да и откуда? Кадживах и ее дочери темны и неграмотны, не выделялись никакими достоинствами. Скудоумные женщины, которые в семье слишком сильно любили одного мужчину и мало – друг дружку. До недавнего времени они кормились черной работой – прибирали в богатых домах – да милостыней местного дама.
Отныне Кадживах не придется работать, а жить она станет в роскоши. И это превышало пределы ее разумения. Подлинное величие было ей не по уму, как небо для рыбы.
Кадживах щебетала, осматривая новое жилище. Она безобидна и почтительна к белому покрывалу Инэверы, но вечно путалась под ногами и слишком много кудахтала над сыном, в то время как молодая супруга страстно его хотела.
Хорошо бы выдать эту женщину замуж. Инэвера заставила Ахмана сосватать скучных сестер своим подчиненным еще до того, как они принесли обеты. Девицы довольно миловидны, а браки закрепят преданность его людей. Сестры завизжали от радости, когда услышали новость, и даже не спросили, кому они достались.
Но Кадживах слишком стара, чтобы рожать, а из предложенных Инэверой женихов никто не понравился Ахману достаточно, чтобы отдать ему обожаемую матушку. И вот она приложилась к домочадцам, испытывая терпение Инэверы.
«Сумеет присматривать за детьми, – подумала Инэвера, – пока им не исполнится пять и они не обгонят ее в развитии».
– Мама! Взгляни на это! – крикнул Ахман.
Инэвера обернулась и увидела, что супруг осторожно тянется к струе, бьющей из фонтана в приемной. Но до воды так и не дотронулся, отдернул руку, словно от страха осквернить нечто священное. Последние десять лет он спал в крохотной каменной келье, и это зрелище показалось ему фантастической роскошью.
Инэвера вспомнила, как впервые попала во дворец дама’тинг, и улыбнулась, когда Кадживах подбежала к сыну и оба, не разобравшись, использовали фарфоровый ночной горшок вместо кувшина и напились через край. Девушки с гиканьем и воплями примчались на их смех, и все приложились к фонтану.
Инэвера встряхнула головой и умиротворилась. Кадживах безобидна, а ее хлопоты – небольшая цена за радость Ахмана.
Прошло три года, и каждое лето Инэвера дарила Ахману ребенка. Двух сыновей, Джайана и Асома, как первородных наследников, а после – дочь Аманвах, наследницу для себя. Она заимела двух сестер-жен, Эвералию и Таладжу, – ради чего устроила собеседование всем незамужним даль’тинг в племени, бросила кости и выбрала лучших из лучших. По сути, они были прислугой, но подошли – как способные принести Ахману сыновей для укрепления статуса и умножения богатства. Обе вскоре и родили.
Ахман показал себя отличным кай’шарумом. Получил для начала пятнадцать человек и насмешил дама тем, что отдал предпочтение многим однокашникам по шараджу и отверг старших, закаленных ветеранов. Но люди Ахмана знали его еще в пору, когда он был най’ка, и привыкли повиноваться. Дисциплина в его отряде была жестче, чем в остальных формированиях Каджи, а воины сражались яростнее и истребляли столько алагай, что другие кай’шарумы начали пороть своих бойцов, дабы установить равенство. Вскоре Ахман командовал пятьюдесятью людьми, самым крупным отрядом в племени, а число убитых на счету у самого неумелого воина впечатляло любого наставника.
Теперь кай’шарумы смотрели на Ахмана настороженно.
– Кай Хайваль мечтает освежевать меня, как ягненка, – рассказал он однажды, когда Инэвера его мыла. – Я читаю это в его глазах, хотя ему не хватает смелости бросить вызов.
– Мне нужна его кровь, – отозвалась Инэвера.
Ахман взглянул на нее:
– Зачем?
Он всегда был отважен, и эта черта лишь укрепилась с годами. Он слушался Инэверу, но так, словно она была советником, как Шанджат, а не голосом Эверама. И задавал вопросы.
– Чтобы прочесть его судьбу, – объяснила Инэвера. – Убедиться, что в нее не входит твое убийство.
«И поиск продолжить, – добавила про себя, – на случай, если существуют другие, тебе подобные».
– Я же сказал – ему не хватает смелости, – напомнил Ахман, отвернулся и налег на нее спиной.
Закрыл глаза и с беспечным видом отдался массажу, которым она разминала в пару его ноющие мышцы. Упрямец.
– Трусы убивают не реже, чем герои, – возразила Инэвера. – Разве что незаметно для жертвы. Ножом в спину, клеветой, ядом в пище.
– Даже в этом случае ему придется обойти пятьдесят моих воинов, а после – меня. – Ахману незачем хвастать силой и беспримерной бдительностью.
Шансы сразить его призрачны.
Но если ревнивые грезы одолевают одного, то сыщутся и другие. Если для спасения Избавителя понадобится изучить расклады на всех мужчин, детей и женщин в Копье Пустыни, она это сделает.
– А вдруг он покусится не на тебя, а на твоих жен? – зашла с другой стороны Инэвера. – Или на детей? В истории полно таких примеров. Ты сможешь защищать нас всех ежеминутно? Что плохого, если я узнаю, насколько глубока его ненависть?
Ахман вздохнул:
– Ненависти пока нет. Он лишь завидует. Но завтра возненавидит, когда мне придется сломать ему нос и принести тебе окровавленную перчатку. Ты говоришь о единстве, о сплочении народа, но как это возможно при таком недоверии даже к родным соплеменникам?
Инэвера оцепенела, но согнулась на ветру и успокоилась до того, как Ахман что-либо заметил.
– Наверно, ты прав, муж мой.
Она вытерла его и вывела из ванной. После ночного боя и горячей пропитки расслабились даже упругие мышцы Ахмана, и она станцевала перед ним, прежде чем оседлать и высушить.
Позднее, когда он сыто захрапел, Инэвера выскользнула из объятий и крадучись удалилась в личную комнату. Слова Ахмана тяготили ее. Они были глупыми. Наивными.
Однако именно такой премудрости учил в Эведжахе Каджи. Дамаджах не доверяла никому, но шар’дама ка всегда умел достучаться до лучшего в людях, вдохновлял их на акты немыслимой преданности.
«Возможно, он и правда Избавитель».
Она преклонила колени, встала на бархатную подушку, расстелила на полу тряпицу и вынула кости. Фиал с кровью Ахмана всегда при ней, и она уронила на хора несколько капель драгоценной жидкости. Встряхнула.
– Как Ахману сплотить наш раздробленный народ? – прошептала она и метнула.
«У Избавителя должны быть невесты из всех племен, дабы родить ему сыновей и дочерей».
Инэвера вздрогнула. Кости часто выражались настолько туманно, что их советы оказывались бессмысленны или несли лишь малую толику знания. В других случаях они напоминали пощечину Мало того что Ахмана – заодно с нею – подвергнут остракизму за внеплеменной брак; слово «невеста» обозначалось тем же символом, что «дама’тинг». Неужели Эвераму угодно, чтобы она разделила мужа с другими дама’тинг? Это слишком. Да, от Ахмана зачинают Эвералия и Таладжа, но у них нет ни мозгов Инэверы, ни ее мастерства в постельных плясках, ни сопоставимой красоты, ни знания магии и врачевания. Вторая дама’тинг из племени Каджи опасна в качестве дживах сен, но из чужого клана? Одиннадцать человек!
Инэвера вздохнула, обрела центр. Она – служительница Эверама, орудие Его воли. Если кости приказали сделать так, быть посему.
Собрав хора, она осмелилась на второй бросок.
– Как выбрать невест для Ахмана?
«Они уже избраны».
Белина застала Инэверу во дворце андраха стоящей на коленях в каморке для прорицаний. Таких помещений много. Во время заседаний совета андрах и Дамаджи часто нуждались в мелких заклятиях и предсказаниях, которыми не подобало заниматься лично дамаджи’тинг. Объявлялся перерыв, и сделать расклад поручали воинству старших невест – от каждого племени, – которые сопровождали свою госпожу при дворе.
Инэвера была обязана присутствовать как третье по значимости лицо после Кеневах, хотя святой устав не требовал подобного. Старшие женщины дружно возмутились, когда она впервые пропустила заседание, ибо подчинилась приказу костей и занялась поиском разнообразных выгод для мужа. С годами таких случаев накопилось в избытке, и завуалированное оскорбление Кеневах не осталось без последствий.
Племена часто враждовали, но все дама’тинг почерпнули мудрость из Эведжах’тинг и нашли себе новых вождей за пределами дворца. Спустя несколько лет после того, как Инэверу допустили ко двору, явилась первая из этих девиц – на год младше ее самой.
С тех пор все они получили черные покрывала. Все, кроме Инэверы. Каждый визит ко двору напоминал о ее жертве ради Ахмана. Дама’тинг умели выразить взглядом неизмеримо много, и новые наследницы с презрительными насмешками косились на Инэверу – они продвигались, а она топталась на месте.
Она ненавидела их. Особенно Белину из племени Маджах. Миниатюрная дама’тинг взирала на Инэверу с неизменным пренебрежением.
Тем большей неожиданностью стала записка, переданная накануне Инэверой в коридоре – так быстро, что никто не заметил.
Гадальная каморка Инэверы была обставлена богато, как полагалось третьей по важности среди Каджи. В нее не проникал солнечный свет, и комната освещалась приглушенным меточным. Подле Инэверы стоял серебряный чайный сервиз, а тепловые метки сохраняли кипяток.
Когда Белина вошла, она разлила чай. Рассчитанный жест, хотя Инэвера унизилась перед той, кем должна помыкать.
– Благодарю за то, что пришла, сестра.
Белина грациозно взяла чашку. Она была крохой, не добирала ростом целый дюйм до пяти футов. Но костяк крепкий, талия узкая, груди большие и тяжелые, а бедра округлые. Из ее чрева могло произойти целое войско. Она подозрительно глянула на Инэверу.
– Я все-таки не понимаю, зачем я здесь.
Инэвера потупила взор, наполнила свою чашку.
– Не будем лукавить, Белина. Мы обе метнули кости перед сегодняшним совещанием. Скажи, о чем поведали твои, а я расскажу о моих.
Чашка в руке Белины дрогнула – единственный признак удивления, но для дама’тинг это все равно что выронить ее. Гадание – интимное общение с Эверамом, и если невесты порой и обсуждали расклад с самыми верными и близкими союзницами, то откровенный вопрос об увиденном считался верхом грубости.
Какое-то время они молча рассматривали друг дружку и прихлебывали чай. Наконец Белина пожала плечами:
– Они сказали, что ты сделаешь мне подарок, а после предложишь меня своему мужу. – Она вперила в Инэверу жесткий взгляд. – Но я не собираюсь выходить за ничтожного кай’шарума, тем более из другого племени. Говорят, твоя дамаджи’тинг отказывает тебе из-за этого в черном покрывале. Никакие подарки тут не помогут.
Инэвера пропустила через себя оскорбление.
– Я попрошу тебя выйти не за кай’шарума. Ты выйдешь за шарум ка, а шарум ка выше кланов.
Сработало. Белина прищурилась:
– Ахман асу Хошкамин ам’Джардир ам’Каджи станет новым шарум ка? Ты точно знаешь?
Инэвера кивнула и подавила улыбку. Имя ее «ничтожного» мужа уже известно дама’тинг из других племен.
– Такова инэвера.
Она не сказала о цене, что придется заплатить. Это тоже воля Эверама, которую не оспорить.
Белина пригубила чай.
– У самого андраха уже пять поколений не было в женах дамаджи’тинг. Даже шарум ка окажется ниже меня… – Она неуступчиво посмотрела Инэвере в глаза. – А я никогда не соглашусь стать ниже тебя.
Инэвера кивнула:
– Поэтому и подарок, как повелел расклад. Кровь, которая приоткроет тебе замысел Эверама. Протяни свои кости.
Белина опасливо взглянула на нее и потянулась к мешочку с хора, не то желая придержать покрепче, не то готовая извлечь защитную магию. Но вынимать кости не спешила.
– Ты предлагаешь мне кровь твоего мужа?
Это был бы неслыханный дар, способный вооружить Белину колоссальной властью над Ахманом. Он не вмещался в сознание, как и вопрос о раскладе.
Но Инэвера покачала головой:
– Не его. – Вынула нож и полоснула себя по ладонному бугру. – Мою.
Белина ахнула, когда Инэвера вытянула кулак, с которого готовилась упасть первая капля.
– Протяни кости.
Никто из знатоков магии хора не устоял бы перед таким предложением. В этот раз Белина подчинилась.
«Начало положено», – подумала Инэвера.
«Предложи то, от чего откажется только глупец, – и даже самая гордая дживах сен приучится повиноваться», – учил Эведжах’тинг.
Андрах засопел, следя за танцем Инэверы. Он был настолько тучен, что даже дышал с трудом под грузом огромной грудной клетки.
«Соитие может не получиться». Она уже сдобрила его еду и питье возбуждающим зельем, но для такой туши это сущий пустяк.
Когда Инэвера раздела его, пришлось пошарить под складками брюха, чтобы хоть член найти, а оседлать удалось, лишь применив все семь приемов, дабы ствол затвердел. Дважды андрах едва не вознесся на вершины небесного блаженства, но она придержала его оргазм, понимая, что от их союза зависит судьба ее мужа. Когда он вошел в нее, она все сделала быстро, для верности издала лживые стоны, которые едва скрыли отвращение, однако его привели в неистовство. Затем выполнила зажим с подворотом, заставила его кончить и бросила задыхаться в подушках.
– Хорошо, – выдавил он, пытаясь встать и одеться. – Сын Хошкамина станет следующим шарум ка.
Когда Инэвера уходила, она была пальмой, согнувшейся на ветру, но, едва пали шторы ее паланкина, ствол хрустнул и дама’тинг расплакалась. Она много лет знала, что им с Ахманом суждено пожениться, но не предвидела, что влюбится в него.
Через считаные часы после того, как Ахман надел белый тюрбан шарум ка и обратился к Дамаджи с просьбой выделить ему по невесте из каждого племени, Кеневах вызвала к себе Инэверу. Мелкие племена возликовали, а дамаджи’тинг разомлели при мысли, что их агенты окажутся в опочивальне шарум ка – не зная еще, что Инэвера выберет их собственных наследниц и усадит под свое начало.
Но Каджи было первым среди племен, сколько хватало памяти, и Дамаджи Амадэверам рассвирепел от перспективы смешать кровь Каджи с кровью меньших кланов. Кеневах промолчала при обсуждении, но встретила Инэверу тяжелым взглядом.
– Я решила, что муж твой спятил, потому и внес безумное предложение, – проговорила старуха. – Вообрази мое удивление, когда кости, – она громыхнула ими в горсти, – сообщили, что за этим скрываешься ты.
Удивленной она не выглядела.
Инэвера не ответила, чем еще сильнее разгневала дамаджи’тинг.
– Рехнулась? – проскрежетала та.
Инэвера развела руками, понимая тщетность жеста, но попытаться следовало.
– Разве не этого ты хотела? В нашем разговоре, много лет назад? Ты заявила, что андрах и шарум ка продажны и благоволят к Каджи в том, что разделяет и убивает наш народ. Я поклялась найти решение и вот нашла. У нас есть доблестный и честный шарум ка, который приобщится ко всем племенам.
– А тебя – в первую очередь, – с издевкой отозвалась Кеневах. – Не держи меня за дуру я вижу все. И как быть с андрахом? Ты и его заменишь? Несколько лет учебы в Шарик Хора не делают из твоего выскочки-мужа дама.
Инэвера пожала плечами:
– Каджи не был дама. Он восстал из крови алагай’шарак и объединил мир под своим копьем.
Кеневах рассмеялась:
– Думаешь, ты первая Инэвера, что возомнила себя новой Дамаджах? В Эведжах’тинг многое рассказано об их кровавых поражениях. Или ты настолько глупа, что искренне считаешь своего мужа возродившимся Избавителем?
– Я видела не одно будущее, где это подтверждается, – ответила Инэвера. – И добьюсь его свершения.
– Да неужели? И как Джардир отнесется к известию, что получил Трон копий благодаря отшлифованному тобой копью андраха?
Инэвера оледенела. Кеневах знает? Ветерок превратился в песчаную бурю, способную ободрать кору с гибчайшей пальмы.
И вновь Кеневах рассмеялась:
– Считаешь себя особенной? У старого борова есть дама’тинг, готовые из корысти ежедневно трудиться над его вялым копьем. Я и сама ложилась с ним задолго до того, как ты стала чашечкой кузи в жалкой руке своего отца! Невесты Эверама никогда не гнушались блудом ради выгоды, хотя, похоже, ты превосходишь большинство. Тебе не приходит в голову, что Ахман изобьет тебя, когда узнает? Какая восхитительная ирония: борьба за власть закончится тем, что мужа казнят за избиение дама’тинг!
Инэверу захлестнул страх. «Нет крови горячее, чем у обманутого шарума», – гласил Эведжах’тинг. С большой вероятностью Ахман придет в бешенство и убьет ее или андраха, а то и обоих. Рано или поздно ему придется умертвить тучного старца ради Трона черепов, но он не удержит последний, пока не обзаведется сыновьями-най’дама во всех племенах. На это уйдет как минимум десятилетие.
– Чего ты хочешь? – осведомилась она.
– Для начала – фиал с кровью твоего мужа, – отрезала Кеневах. – Я почитаю его сама…
– Категорически нет, – оборвала ее Инэвера.
– Ты забываешься, дитя, – ощерилась Кеневах. – Я все еще твоя госпожа. Ты не смеешь отказать мне ни в чем.
Инэвера пренебрежительно отмахнулась:
– Кости не указали на другую. По закону я стану дамаджи’тинг, когда ты умрешь, независимо от твоего одобрения.
– Если доживешь, – парировала Кеневах. – Я получу кровь Ахмана Джардира, даже если сперва придется высосать твою. Если ему и впрямь суждено величие, он еще сгодится в евнухи, когда тебя надежно запрут.
Инэвера вздохнула:
– Я надеялась этого избежать. – Она достала из мешочка хора череп огненного демона.
Кеневах запрокинула голову и загоготала:
– Огненный череп? Ты разочаровываешь меня, Инэвера. Я ожидала большего.
Без сомнения, ее стол покрыт противопламенными метками. Она вскинула руки и показала пустые ладони.
– Бей. Кости назовут другую, когда я убью тебя. – Она покачала головой и прицокнула языком. – Какая потеря!
– В самом деле, – кивнула Инэвера.
Повернулась и метнула огромный огненный шар, но не в Кеневах, а в толстые бархатные шторы на высоких окнах дамаджи’тинг. Взревело пламя, шторы распались в считаные секунды. В кабинет хлынул яркий солнечный свет, отразился от дыма и озарил каждый закуток.
Круг из хора, в котором стояла Инэвера, играл роль ловушки. Он взорвался и оставил тлеющие дыры в толстых коврах. Другие хлопки понеслись со стола Кеневах, старуха пронзительно вскрикнула под градом горящих осколков.
Инэвера уже спрятала огненный череп в безопасное вместилище. Хладнокровно и чинно обошла стол, остановилась перед старухой. Дым ел глаза и обжигал легкие, но терпеть можно.
– Магия тебе больше не поможет, старая карга. Уладим наше дело шарусаком.
Старухе следовало отдать должное, она не замешкалась. Давний навык не забылся, пусть даже она уже десятилетия ни с кем не сражалась. Ее атака, «Ветер ломает пальму», оказалась безукоризненной.
Но медленной. Кеневах оставалась в отменной форме, но при этом – старше на пятьдесят лет, и возраст отразился на скорости. «Хлесткая ветка» отвела «Ветер ломает пальму». Инэвера зашла сзади и пнула старуху под колено. Нога подогнулась, Инэвера поймала Кеневах в захват и повалила.
Кеневах извернулась и высвободилась, едва они грянулись о пол. Шарусак учил красть свободную энергию при каждой возможности, и даже старая женщина окажется грозной, если сумеет урвать себе сил. Рыча и хрипя, они катались средь дыма и затухающего пламени. Двери содрогались от стука, но Инэвера надежно их заперла.
Кеневах проявила себя более опасным противником, чем ожидалось, но исход предрешился, едва Инэвера прекратила снабжать дамаджи’тинг энергией и начала действовать медленно, усиливала зажим, пока не добилась желаемого результата. Через считаные секунды она вывихнула Кеневах бедра. Вопль дамаджи’тинг оборвался, когда Инэвера крепко обхватила ногами ее талию и потянулась за давно положенным ей черным покрывалом. Нашарила искомое и туго затянула его на горле Кеневах, после чего удерживала ничком, наблюдая, как багровело и раздувалось старухино лицо. Выждав еще немного, Инэвера расслабила захват и размотала шелк.
Она держала в руках черные капюшон с покрывалом, когда двери окутались вспышкой магии и в кабинет ворвались Кева с Энкидо в сопровождении десятка женщин – и дама’тинг, и най.
Кева с ужасом оценила разрушения. Пламя в основном потухло, но в комнате воцарилась разруха, обугленные обломки дымились. Кева впитала образ матери, что застыла на полу и лишилась покрывала, и повернулась к Инэвере. В глазах горела жажда убийства.
– Кеневах была стара и слаба, – громко произнесла Инэвера. – Настало время уступить черный капюшон.
– Как ты смеешь?! – возопила Кева.
Убийство дамаджи’тинг с целью расчистить дорогу наследнице – не новость, но совершенное столь откровенно – дело неслыханное.
– Мы с матерью научили тебя всему, что ты знаешь! Предать ее, после того как мы впустили тебя…
Инэвера рассмеялась:
– Впустили меня? Я не была ни уличной попрошайкой, ни най’тинг. Не надо переписывать историю и выставляться моей спасительницей. Вы молча вырвали меня из материнских рук и швырнули в темницу, где меня норовила убить твоя родная дочь.
Мелан стояла в толпе, безошибочно узнаваемая по клешне. Инэвера встретилась с ней вызывающим взглядом, предлагая возразить.
– А когда я не оправдала чаяний, – продолжила Инэвера, – Кеневах сама попыталась меня убить. Семь раз – так сказали мне кости. Я же, по крайней мере, почтила ее и сделала это в открытую.
– Ты лжешь, – пророкотала Кева.
Инэвера покачала головой:
– Зачем мне лгать, если мои слова не важны? Я единственная наследница Кеневах, какую назвали кости. Пока я жива, дама’тинг Каджи в моей власти.
– Если жива, – уточнила Кева и перешла в стойку шарусака.
Но едва она вышла из темной ниши, солнечный свет ударил в хора, которой она воспользовалась, чтобы распахнуть двери, и кость взорвалась в руке. Кева истошно вскрикнула и лишилась всякой собранности от удара, что сбил ее с ног.
Инэвера ринулась к ней, намереваясь прикончить, пока она отвлечена. Это будет быстрая смерть, и после лишь Мелан сможет предъявить ей счет.
Но между ними встал Энкидо. Его «Верблюжий удар» отправил Инэверу в полет через весь кабинет.
– Убей ее! – приказала Кева.
Инэвера с трудом поднялась на ноги.
– Без евнуха никак? Он и возглавит женщин нашего племени? – громко осведомилась она.
Как она и надеялась, все взоры обратились на Кеву. В тот же миг Инэвера запустила руку в мешочек с хора и зажала в кулаке отломок меченой кости, чтобы не угодила на свет.
– Ты недостойна их возглавить, коли не справишься с Энкидо, – рыкнула Кева. – Моя мать превратила его в копье, которое будет разить и после того, как она ляжет в могилу.
Инэвере было некогда парировать реплику. Энкидо сработал быстро и жестко, и такого шарусака она еще не видала. Габариты и свирепость шарума, грация дама и точность дама’тинг. Раньше он никогда не излучал злобу, но теперь явил ее во всей красе.
В Эведжахе говорилось, что «все шарумы обязаны мстить за гибель своего господина-дама даже ценой собственной жизни», и Кеневах, несмотря на свой пол, была его госпожой. Она искалечила его, но Энкидо превыше всего любил шарусак, и его сердце утешилось. Энкидо бросился на Инэверу, вооруженный всем, что знал и умел, и ей без магии пришел бы конец.
Но меченый отломок демоновой кости перекачал в руку чистую магию и напитал тело силой и скоростью, которые превзошли возможности обычных мышц и костей. Энкидо растерялся, когда первый удар не достиг цели, а Инэвера с силой вонзила напряженные пальцы в почку.
И пришла ее очередь удивиться. Энкидо был в доспехах. Пальцы встретили прочную керамическую пластину – шарумы вшивали такие в одежду для войны в Лабиринте. Удар ее раздробил, но сила израсходовалась, оставила в пальцах ноющую боль.
Инэвере едва удалось уклониться от ответного, но он развернулся и врезал ей левой в лицо так, что запрокинулась голова. Следующим ударом сломал ей ребра и швырнул на горящий стол Кеневах, который распался под ее весом. Обступившая их толпа дружно ахнула.
Инэвере пришлось напрячься, чтобы не разжать кулак и не лишиться хора, она впитала удар, сгруппировалась в шар и потратила толику энергии, чтобы перекатиться за груду обломков и вскочить на ноги. Энкидо был тут как тут, но она встала твердо и не собиралась недооценивать его впредь.
Они быстро обменивались ударами; Энкидо промахивался, Инэвера стремительно била в ответ, на что он либо не обращал внимания, либо спасался броней. Теперь начеку держались оба, старались не открываться и не давать противнику энергии. Инэвера глянула на Кеву, которая терпеливо ждала в окружении женщин – полная сил и готовая вмешаться, если Энкидо потерпит поражение.
И у нее будут собственные хора.
Энкидо выполнил «Увядший цветок», и Инэвера могла уклониться, но вдруг пропустила удар. Нога подогнулась, и Энкидо поспешил воспользоваться преимуществом, однако Инэвера напилась из демоновой кости и восстановила силу в вялой конечности. Ураганом бросилась на него, вонзила пальцы в зазор между пластинами и вынудила его схватиться за живот. Пока он не разогнулся, нанесла несколько точных ударов по шейным и плечевым энергетическим каналам, а после мощным пинком сломала ему колено.
Евнух рухнул без звука, возможного даже для безъязыкого. Попытался встать, наморщил от напряжения лоб, но уцелевшие члены не послушались. Тогда он затих, лишь глубоко дышал и глядел на Инэверу со спокойным достоинством в бесстрашном ожидании конца.
Но Инэвере незачем убивать евнуха.
– Ты почтил госпожу, шарум, но Эверам еще имеет на тебя виды.