Дневная битва Бретт Питер
Он видел по их аурам, что Дамаджи продолжают негодовать на юнцов, которые заменили их собственных наследников. Официально главенство над племенем не наследовалось автоматически, как принято у землепашцев, однако на практике именно так и происходило: все удерживалось в руках братьев, сыновей и племянников Дамаджи.
Более того, он прослеживал узы, которые, как нити, связывали их с ним. Простые шарумы и дама могли искренне верить в божественность Джардира, но Дамаджи выслуживались из страха.
«Если я погибну ночью, – подумал он, – моих сыновей убьют, едва об этом узнают». Быть может, Джайан и удержит белый тюрбан, а Ашан защитит Асукаджи и Асома, но остальные Дамаджи не замедлят истребить его сыновей най’дама. Альэверак не нарушит клятвы не причинять вреда Маджи, но в ней имеется оговорка, о которой обоим известно. Престарелый Дамаджи примет яд, чтобы задачу выполнили его сыновья.
Дамаджи переговаривались между собой, но Джардир громыхнул Копьем, и все замолкли.
– Дамаджи, наступает Ущерб. Алагай Ка и его князьки восстанут нынче, чтобы испытать наш народ на прочность так, как не случалось с самого Возвращения.
В одних он заметил сомнение, в других – страх. Впрочем, большинство сохранило невозмутимость, плод многолетних медитаций.
– Шарумов поведет Джайан. – Он посмотрел на юношу и отследил в его ауре рвение, возбуждение и надежду себя показать.
Ответом стал общий гул. Джардир вторично ударил Копьем.
– Прости нас, Избавитель, – произнес Альэверак. – Джайан преуспел как шарум ка, и мы не хотим проявить неуважения, но разве не шар’дама ка должен возглавить войска в Шарак Ка?
Джардир кивнул:
– Я простою рядом с сыном, сколько смогу, но когда покажутся князья Най, мне понадобится свобода действий.
– А нам где быть? – спросил Асом.
Джардир взглянул на сына и распознал гнев, что бурлил под спокойной личиной.
– В грядущей битве дама будут молить Эверама о милости. Это не мелочь, сын мой. – Он увидел, что Асом ни в грош не поставит молитвы, коль скоро демоны пойдут на штурм стены, но понадеялся, что тому хватит ума не раскрывать своих чувств.
Асом не сдался легко.
– Отец, зачем же дама изучают шарусак?
– А? – удивился Джардир.
– Едва начав постигать азы, я уже отрабатывал шарукин, – ответил Асом. – Я не знаю ни одного дама или шарума, кто выстоит против меня.
Джайан фыркнул:
– Ты похваляешься, потому что ни разу не схватился с настоящим противником. Алагай, знаешь ли, телеснее, чем воздух, по которому ты лупил в Шарик Хора.
Асом откровенно высмеял старшего брата:
– Иди сюда, коли так, о великий истребитель алагай, и мы поглядим!
Джайан зарычал и шагнул вперед.
– Не сметь! – крикнул Джардир и грохнул Копьем.
Всем своим сыновьям он запретил драться между собой, даже на тренировках, и мудрость этого решения никогда не была очевиднее, чем сейчас. По аурам стало ясно, что Джайан и Асом без колебаний убьют друг дружку – лишь бы расчистить путь к Трону черепов.
– Я не позволю моим сыновьям собачиться, как най’шарумы в очереди за кашей!
Асом повернулся к нему и поклонился:
– Как прикажешь, отец, но ты не ответил на мой вопрос. Мне запрещено сражаться с братом. Мне запрещено сражаться с алагай. Ты ликвидировал должность андраха, и стало незачем сражаться с Дамаджи за трон. К чему мне было ежедневно учиться воевать, если я должен праздно смотреть, как по земле шагает Алагай Ка?
Джардир замялся. Правду сказать, не согласиться трудно. Молитвы этой ночью не помогут. Но для его народа Дамаджи и дама не просто святые люди, они еще и мирские вожди. Клирики – мастера шарусака, однако все они, кроме Ашана, ни разу лично не встречались с алагай, и толку от них в предстоящем сражении мало. Но когда в конце концов наступит рассвет, они станут крайне важны для восстановления порядка.
– Твои слова разумны, – признал Джардир, – но Джайан прав в том, что алагай – враги, к которым дама не готовы. А сам ты сказал: Ущерб не то время, чтобы бросать на алагай’шарак необученные войска. – Он понизил голос и обвел Копьем мужчин в белом. – Дама изольют благословения Создателя на сборные силы и отправятся в подземный дворец.
Асом ничем не выдал своих чувств, поклонился и с достоинством выпрямился вновь, но его аура кипела от гнева, а у Джайана – плясала от восторга. Джардир уже пожалел о принятом решении, но дело сделано, и он не мог пойти на попятную, когда восстать готовится вся бездна Най.
– Ступайте! – Он хлопнул в ладоши, и люди потянулись к выходу. – Ашан! – окликнул он, и Дамаджи задержался.
Остальные ушли. Джардир спустился с возвышения, Инэвера следовала на шаг позади.
Ашан находился подле Джардира двадцать пять лет, неизменно поддерживал его, пока тот взбирался по ступеням красийского общества к власти. Дамаджи был женат на его старшей сестре, и в жилах детей текла смешанная кровь. Нет оснований сомневаться в его преданности, но все же Джардир прибегнул к силам Короны, чтобы не только прочесть внешнюю ауру, но и вникнуть в глубины души.
Он узрел в сердце друга, что доверие не поколебалось. Ашан не искал для себя власти и искренне, в отличие от многих Дамаджи, верил, что Джардир – Избавитель, посланный Эверамом для спасения мира. Его удручала судьба Ашии, но он остался фанатически преданным.
– Брат, – Джардир положил руки ему на плечи, – если меня сегодня убьют, ты должен занять Трон черепов.
Аура Ашана изумленно вспыхнула, хотя у Инэверы осталась бесстрастной, – жена ждала продолжения.
– Не колеблись, – внушил Джардир. – Объяви себя андрахом и возьми под стражу Альэверака. Убей остальных Дамаджи, пока не опомнились. – Он сурово посмотрел Ашану в глаза. – Пока не убили моих сыновей.
Ашан кивнул:
– А потом?
– Копье Каджи перейдет к Джайану, но ты сохранишь за собой Корону и Трон, пока Дамаджах не объявит моего преемника.
Аура Ашана побелела от потрясения, но оно сменилось насмешкой, когда он повернулся и всмотрелся в Инэверу, аура которой согрелась от одобрения.
– Ты откажешь в праве первенцу и предоставишь решать судьбу нашего народа женщине?
Джардир кивнул:
– Это она меня выбрала, Ашан. Нам обоим известно, что Джайан еще не достоин и, может, никогда не будет.
– А как же Асом? – настойчиво спросил Ашан. – Я люблю твоего второго сына, как родного, и мы готовили его в андрахи с рождения. Почему же Трон черепов должен занять я, а не он?
– Брат, я заглянул в сердце Асома. Он готов править не больше, чем Джайан, и если воссядет выше брата, улицы зальются кровью. У меня пятьдесят два сына, но большинство еще носит бидо или только-только его сняло. Могут пройти годы, прежде чем станет известен достойнейший.
Он сжал плечи Ашана так, что хрустнули кости. В ауре Дамаджи отразилась боль, но он ее не выдал.
– Ради блага нашего народа ты защитишь мою дживах ка и подчинишься ей, иначе я найду тебя на том свете и мы посчитаемся.
Аура Ашана на секунду похолодела, затем разогрелась решимостью.
– Этого не понадобится, Избавитель. Если ты падешь, все выйдет по твоему слову. – Он поднял взгляд и посмотрел Джардиру в глаза. – Но ты не падай… брат.
Джардир со смехом обнял его:
– Если я паду, то захвачу с собой Алагай Ка.
– На когтях алагай! – взревели воины, и рев долетел до самых Небес.
Джардир с гордостью обвел взглядом войска; Ашан же возглавил Дамаджи в молитвенном обращению к Эвераму, дабы Создатель излил на них милость. Солнце садилось, и хотя до того, как алагай осмелятся выползти на поверхность, еще оставалось время, в тени уже закурилась магия, и чувства Джардира ожили.
Вышколенные и породистые шарумы излучали преданность и уверенность, готовые драться и умирать на когтях алагай в согласии со своими правом и доблестью. Их вера укрепила его – как и знание того, что Инэвера обезопасила внутренний город. Что бы ни произошло, его народ выживет.
С Джайаном и Копьями Избавителя он направил коня к стене внешнего города, где, судя по предсказанию Инэверы, должна завязаться самая жаркая битва. Она не сумела определить участок первого удара, но в многочисленных вероятностях будущего присутствовало одно и то же поле, усеянное трупами. Джардир молился, чтобы они не угодили в ловушку.
Он услышал щелчок бича, обернулся и увидел длинный строй чинов, марширующих к стене. Их были сотни, легко вооруженных и едва защищенных, с мечеными копьями и маленькими щитами, но все держали оружие неуверенно. Все – в кандалах, соединенных длинными, продетыми в железные петли цепями, и страх их был осязаем. Эти люди покорно двигались навстречу смерти, охваченные ужасом перед одиноким путем. Многим даже не хватит отваги сразиться. Они растекутся перед алагай, словно вода по камню.
Джардир придержал своего белого скакуна, другие тоже остановились.
– Кто эти люди?
– Чины, которые хотели уклониться от призыва на алагай’шарак или опозорились в ночи, – ответил Джайан. – Их прикуют, как най’шарумов. Если не хотят сражаться ради чести, пусть бьются за свои жизни.
– Стоять! – крикнул Джардир погонявшим строй шарумам, и люди замерли.
Все взоры обратились к Джардиру, тот легко спрыгнул с коня, чтобы его видели все. И посмотрел на обреченных.
– Ваши рачители лгали вам! – прогремел он, прибегнув к мощи Короны, и его голос разнесся далеко в сумерки. – Еще когда вы кормились от материнских грудей, они твердили, что алагай – это мор, насланный Создателем за грехи человечества! Говорили, что вы заслуживаете этого, что у вас нет выбора, кроме как сжиматься, прятаться и ждать прощения и искупления!
Он всмотрелся в них, позволил взглянуть в свои глаза.
– Но Эверам любит своих детей и не проклял бы нас столь жестоко. Да, алагай – чума, но посланная Най, врагом, и никакого искупления не будет тем, кто ежится и увиливает! Оно уготовано мужам, которые примут бой, сразятся с детьми Най на Его Ала так же, как Эверам борется с Нею на небе!
Месяц назад он счел бы бессмысленным говорить с такими людьми, но сейчас читал в их сердцах и знал, что они устали проклинать себя за алагай; устали слушать, что потеря крова и близких есть наказание, которое они сами на себя навлекли. Они хотели уверовать, но его народ обошелся с ними не лучше, чем демоны, и лишил присутствия духа. Они отдадут что угодно – лишь бы снова почувствовать себя людьми.
– Вы видели, как мой народ сражается с алагай, – продолжил Джардир. – Вы знаете, что это возможно. Да, мои люди обучены, но главное – у них есть отвага. Отвага рождается не от копий, а от понимания того, что они борются не только за себя. Они сражаются за жен и матерей, сестер, дочерей и сыновей-младенцев. За стариков и больных.
Он обвел строй землепашцев Копьем.
– На вас оковы, потому как мои воины не верят в вас. Они считают, что вы не постоите даже за себя, и собираются приковать вас на пути у алагай. – Он показал на стену внутреннего города. – Но за этими стенами находятся не только наши женщины и дети! Я оказал покровительство всем, кто не может воевать, даже землепашцам! Они живут в тесноте, но в безопасности, пока мы удерживаем стены.
Он уловил перемену в людских сердцах и уцепился за нее, воздел Копье и обратился к его мощи, чтобы оно ярко засияло магией.
– Я выступаю в ночь сразиться за ваш народ! О том же прошу и вас, но если у вас нет мужества, вы мне сегодня не нужны.
Он наставил Копье на середину строя, оно разожглось еще пуще, и люди в ужасе прянули в стороны, открыли участок цепи. Джардир начертил острием метку, с кончика сорвался шар белой энергии и разорвал звенья.
– Стойте или бегите, – прокричал он, – но помните: вы мужчины, а не собаки!
Страх и сомнение в душах людей сменились благоговением, и многие упали на колени. Шанджат, что сидел на черном коне, воздел копье:
– Избавитель!
Другие шарумы подхватили это, за ними – коленопреклоненные чины, а мигом позже и остальные. С каждым выкриком они вздымали копья, и их голоса уносились далеко в ночь.
– Вот голоса мужчин! – громыхнул Джардир. – Прислужники Най услышат вас и задрожат от страха!
Он впрыгнул в седло, пришпорил коня и устремился к стене, сопровождаемый Копьями Избавителя и сотнями ревущих чинов.
– Прокляни меня Эверам, – пробормотал Керан с многослойной стены, откуда наблюдал за маршем шарумов. – Наступил Ущерб, а я стою здесь, бесполезный.
– Чепуха, – отозвался Аббан. – Избавителю нужно, чтобы его кузницы и стеклодувни охранялись, – иначе как вооружаться после Ущерба? Да и битва, глядишь, тут завяжется.
Керан покачал головой:
– Ты хорошо укрылся, хаффит. Это место не имеет никакого тактического значения, и алагай незачем штурмовать твои стены. А они, – постучал он копьем, – прочнее, чем во внутреннем городе. Мастеровые Избавителя в безопасности.
Он произнес «мастеровые» так, будто не мог избавиться от гадкого привкуса.
– Сам же заявил, что не готовы ни люди, ни ты, – напомнил Аббан. – А с новой ногой ты и двух недель не отходил.
– Люди еще не вошли в полную силу, но не я, – возразил Керан. – Но мы с моей сотней все-таки лучше, чем девять десятых воинов там, снаружи.
– С твоей сотней?
Керан посмотрел на него, и Аббан вспомнил, как круто обходился тот с ним в шарадже. Он терпеливо выждал и насладился легким кивком Керана.
– С сотней Аббана.
Аббан кивнул и в последний раз взглянул со стены, после чего предоставил наставнику командовать, а сам похромал в надежный подземный дворец, который разрастался под приземистым зданием в центре его вотчины.
Инэвера нашла Асома и Асукаджи в их личных покоях в подземном дворце Ахмана. Они играли с маленьким сыном Асома – Каджи.
– В чем дело, мама? – Асом пронзил ее взглядом, когда вошла она, а следом – Ашия. – Мало мне унижений?
Инэвера печально посмотрела на сына.
Восемнадцать лет назад кости, омытые в родильной крови, поведали ей: «Честолюбие – единственное, что превосходит его возможности». Сообщение говорило о будущей силе, но также являлось предупреждением.
– Во время боя мы с твоей женой, сын мой, будем обходить стены, – сообщила она. – Приглашаю тебя пойти с нами.
Асом насторожился, будто почуяв ловушку:
– Разве отец не приказал женам и дама’тинг оставаться в подземном дворце?
Инэвера пожала плечами:
– Возможно, но кто посмеет нас остановить?
– Я, например, – сказал Асом.
Инэвера кивнула:
– Или можешь пойти со мной… ради моей безопасности. Отец наверняка тебя простит.
Асом повернулся к Асукаджи.
– Только ты, сын мой, – уточнила Инэвера.
Мужчины глянули на нее с вновь вспыхнувшим недоверием.
– Ахман не расторг твой брак, Асом. По крайней мере, пока. Когда в ночи восстанет Алагай Ка, я пойду в обществе сына и невестки. – Она посмотрела на Асукаджи и крошку Каджи. – Не сомневаюсь, что мой племянник защитит моего внука, как родного.
Асом чуть потемнел лицом, но Асукаджи тронул его за руку.
– Все в порядке, кузен. Ступай. – Его голос упал до шепота, но Инэвера, чувства которой обострились от магии, расслышала все. – Я сберегу нашего сына до твоего возвращения.
Он поцеловал Асома так нежно, что сердце у Инэверы защемило, но за спиной шевельнулась Ашия и напомнила, что в треугольнике есть третья сторона.
Она посмотрела на внука. «А в середине – несчастный Каджи».
В молчании отправились они к стене внутреннего города. Инэвера оделась в непрозрачный белый шелк, сильно похожий на ее былое одеяние дама’тинг, но капюшон откинула, а покрывало просвечивало, как паутина. Во лбу разогрелись меченые золотые монеты, надела она и другие ювелирные изделия, и не все служили украшениями. В одежду электрумной нитью были вшиты метки невидимости. Достояние госпожи Лиши, похищенное из плаща-невидимки Ахмана, – даже зная, что Трон черепов не подпустит алагай к стене, Инэвера не могла отрицать, что в открытой ночи с ними спокойнее.
Манвах сказала: «Забери ее силу и сделай своей», – Инэвера в очередной раз поблагодарила мать за науку. Глупо отказываться от такой магии из презрения к источнику.
Но даже под защитой одежды и Трона черепов, Инэвера чувствовала себя в безопасности, в первую очередь благодаря присутствию Ашии. Энкидо сказал, что, будь она его дочерью, он бы не гордился ее боевыми навыками больше.
«Рождена для шарусака», – признали его ловкие пальцы.
За правым плечом у Ашии висело короткое копье и небольшой колчан стрел. В левой руке, к которой крепился круглый щит, она держала короткий лук. Все оружие оплетено меченым золотом и лентами хора. Броня под черной одеждой представляла собой небьющееся меченое стекло, подогнанное под женские формы, вместо того чтобы скрыть их. Асом взирал на жену с непроницаемым лицом.
Шарумы-мехндинги в сторожке у ворот забеспокоились при виде приближающейся троицы. Через секунду ей заступил дорогу кай’шарум. Он низко поклонился:
– Прошу извинить, Дамаджах, но…
Асом ринулся вперед, не успел тот выпрямиться; захватил его подбородок и одновременно выполнил бросок. Послышался звучный щелчок, и человек ударился оземь – мертвый.
– Есть еще желающие помешать Дамаджах?
Шарумы повалились на колени и уткнулись лбами в булыжную мостовую. Секундой позже наставник, закутанный в красное покрывало, с поклоном встал и проводил прибывших к стене.
Племя Мехндинг было третьим по величине из двенадцати красийских племен и играло немалую роль в сооружении военных машин и дальнобойных орудий, что держало его членов в стороне от рукопашных боев, в которых участвовали другие шарумы. Мехндинги – скорее механики и метчики, нежели воины, но охраняли стены внутреннего и внешнего городов с бдительностью и хладнокровием натасканных убийц.
Дар Эверама стоял на холме, и внутренний город располагался на вершине. Высшей точкой являлся дворец Ахмана, но даже с нижней стены внутреннего города открывался отличный вид на поля и угодья. С заходом солнца по всей местности зажглись меточные огни; взметнулись отзеркаленные костры, дабы шарумы разглядели врага.
И опасения подтвердились: врагов появились сонмы. Трон черепов защитил значительную часть пространства за стенами, однако в непомеченных проплешинах внешнего города над отрядами заграждения возвысились тяжеловесные скальные демоны – и оказались они больше всего, что доводилось видеть Инэвере. У ног их, заполняя открытые участки, замелькали чешуя и брызги пламени – это восстали полевые и огненные демоны.
Кай’шарум-мехндинг подал сигнал к атаке. Зоркие корректировщики, вооруженные линзами дальнего видения на треногах, выкрикнули координаты, после чего расчеты скорпионов и пращей отрегулировали натяжение и открыли огонь. Огромные жала взвились по дуге, их могучие метки взорвали даже броню скальных демонов. Пращевики, благоразумно воздерживались от снабжения последних боеприпасами, кучно стреляли небольшими мечеными камнями, которые расшвыривали демонов сотнями мелких магических разрывов.
Они нанесли тяжелый урон – как и отряды мехндингов-лучников, которые прикрыли пехоту. Алагай истошно визжали, и люди получили кратковременное преимущество.
Но вот скальники принялись копать, не заботясь о меньших демонах, которых небрежно отшвырнули. У нескольких из брони торчали здоровенные скорпионовы жала, но ни один не погиб. Они быстро зарылись в землю и сделались недосягаемыми для стрельбы, как ни спешили с перезарядкой пращевики и скорпионщики.
Расчеты возобновили обстрел, десятками уничтожали мелких демонов, однако вскоре вылез первый скальный с солидным булыжником. Стрелы посыпались на него дождем, но причинили вреда не больше, чем мошкара, а демон размахнулся лапищей и швырнул камень в ближайший меченый столб, тем самым вырубив часть сети. Полевые демоны незамедлительно рванулись в брешь, перемещаясь с устрашающей скоростью. Шарумы сомкнули щиты, но этого не хватило, чтобы ее прикрыть. Одни демоны пали на них и разорвали в клочья, другие кружили вокруг, некоторые атаковали фланги, однако еще больше беспрепятственно прорвалось в ночь, чтобы выслеживать неосторожных. Со щитов сыпалась огневая слюна, и всюду занимались костерки, которые в дальнейшем разгорались сами по себе.
Скальник вновь занялся раскопками, а несколько его собратьев поднялись с собственными булыжниками.
Инэвера никогда не видела битвы такого размаха. Шарумы держались молодцом, но даже ей стало ясно, что алагай действуют с необычной смекалкой, наносят удары в неожиданных местах и неуклонно ослабляют меточную сеть внешнего города, медленно подбираются по холму к стенам внутреннего. Войти не смогут, но запросто снесут стены и учинят в городе разгром. Пожары и обрушения убьют народу не меньше, чем когти алагай.
Шарумы же сражались за свою жизнь. Время от времени скальные демоны попадали булыжниками в скопления воинов, рассеивали их достаточно надолго, чтобы в прорехи устремились полевые и огненные демоны. Большинство людей было в доспехах, однако те мало помогали против камней и огненных плевков. В небе над сетью закружили воздушные демоны с камнями в задних лапах. Они оказались не такими меткими, как скальные, но созданный ими хаос причинил больше вреда, чем снаряды.
Коль скоро начался ближний бой, засевшие на стене мехндинги уже не могли рисковать и стрелять по демонам мелким, а потому сосредоточились на скальных. Стоило одному вылезти с камнем, как его угощали жалами и мечеными камнями из скорпионов и пращей. Нескольких исполинов убили на месте, а еще больше скальников промахнулось по своим целям.
Но одному гиганту с огромным валуном удалось подобраться к городским воротам и распахнуть их настежь. Это не привело бы к вторжению демонов, но погубило бы много воинов при сторожке и поселило страх в сердцах тех, кому надлежало быть храбрыми. Из толстого панциря выползня торчали стрелы, но он целеустремленно топал со своей ношей.
– Борода Эверама!.. – выдохнул Асом.
Инэвера не обратила внимания на реплику, извлекла из одежд тоненькую кость предплечья мозгового демона, которого умертвил Ахман. Одетая в электрум, та ярко светилась в меточном видении. Инэвера навела ее на камень, ловко поиграла пальцами на метках в участке захвата. Распаковала тепловые и ударные метки, после чего нанесла по камню удар.
Заклинание, что полетело в цель, было похоже на северную бабочку, но вызвало взрыв, который осветил ночь и опалил лица зрителей, а камень превратился в облако пыли.
Потрясенные взоры обратились к Инэвере, которая теперь прицелилась хора в самого скального демона. Еще одна шипящая вспышка – и взрыв швырнул тварь на землю, так что стрелы, уже застрявшие в броне, протолкнулись в беззащитную плоть. Демон грохнулся на спину, грудь его задымилась, и он больше не встал.
– Мама… – начал Асом, но взглянул на нее и умолк.
Инэвера улыбнулась. Ее честолюбивому сыну полезно напомнить, что она располагает силой, которой следует бояться. Ашия и мехндинги пребывали в таком же благоговейном ошеломлении, что тоже неплохо.
Снаружи, на поле брани, воины воодушевились увиденным и удвоили усилия, чтобы сдержать демонов в тот самый миг, когда пришло подкрепление.
Но последовала реакция и со стороны алагай. С неба спикировало звено воздушных демонов, устремилось непосредственно к Инэвере, и каждый – с увесистым камнем в когтях. Впрочем, лук Ашии был наготове. Она сбила одного, как разжиревшего гуся. Остальных сняли лучники-мехндинги, но не раньше, чем те сбросили груз камней. Инэверу швырнуло на бастион, когда один грохнулся по соседству. Обломки посыпались дождем, но Асом никуда не делся, накрыл ее собой и принял основной удар.
Когда все кончилось, половина его лица оказалась в крови, а рука, как отметила Инэвера, сломана – вывернута под невозможным углом. Она потянулась к нему, но сын плавно встал на ноги. Здоровой рукою взялся за запястье больной, выправил конечность и предоставил ей безвольно висеть. Боль, без сомнения, была дикой, однако Асом сохранил выдержку и ничем не выдал ее, протянул Инэвере здоровую руку и помог подняться.
– Ничего такого, мама, что не может подождать. – Он указал подбородком за стену. – У тебя есть заботы посерьезнее.
Инэвера приняла руку, но вскочила, не нагружая ее. Посмотрела в ту самую сторону, и у нее расширились глаза. Во внешнем городе шел отчаянный бой, а за внешней стеной и того пуще, но все это лишь отвлекающие маневры.
Со своего места Инэвера увидела то, чего не видно Ахману, хотя даже ее настолько поглотило сражение, что она рисковала все пропустить и опоздать. Вдали от города огненные демоны аккуратно выжигали буйную пшеницу, сооружали метки размером с поля. Скоро символы оживут и дадут алагай чудовищное преимущество.
Увидел это и Асом.
– Они настоящие пособники Най, крадут у нас продовольствие и используют его для усиления темной магии. У нас нет выбора, кроме как выжечь поля целиком и уничтожить сеть меток.
– Возможно, – отозвалась Инэвера и вспомнила свое пророчество. Она перевела взгляд на Ашию. – Надо сообщить твоему дяде.
Кай’шарум’тинг без колебаний спрыгнула со стены и перевела силу удара от приземления в компактный кувырок, после чего вскочила на ноги. Затем помчалась по холму во внешний город и быстро затерялась во тьме.
Асом посмотрел на мать:
– Мало того что ты подставила Избавителя и привела ее на стену – теперь еще и отправила мою дживах в открытую ночь? Если она не достанется алагай, то уж отец непременно убьет за неподчинение.
– Тебе-то что? – осведомилась Инэвера. – Умрет она в ночи или будет казнена за неподчинение – твои-то ведь проблемы разрешатся?
– Я просил развода, а не смерти, – возразил Асом.
– Ты не получишь ни того ни другого, сын мой. Никакой демон не тронет ее, и ты плохо знаешь отца. Его главный долг – Шарак Ка. Донесение Ашии может стать переломным, решающим для победы. Он поблагодарит ее за службу и забудет обо всем до завершения Ущерба, а потом назначит символическое взыскание, за которым последует публичное чествование. И впредь, на Ущерб, шарум’тинг уже не будут заточаться в Подземном городе.
– Как ты и задумала, – подхватил Асом.
В его тоне не было горечи, однако она ее уловила.
– Что тебе важнее – победить в Шарак Ка или оставить под каблуком жену? – спросила Инэвера. – Если захочешь, героизм твоей дживах укрепит и твое могущество. Я знаю, ты не питаешь к ней тех же чувств, что к Асукаджи, но она сестра твоего возлюбленного, мать твоего сына, и ты обрек себя ею перед Эверамом. Такие узы связывают честного человека не менее крепко, чем любовь.
Асом, казалось, изготовился возразить, но потом отказался и погрузился в раздумья. Инэвера дотронулась до его здоровой руки:
– Великий муж не боится, что жена украдет его славу, Асом. Он опирается на нее, чтобы вознестись еще выше.
Глава 28
Ранняя жатва
Алагай собрались за городскими стенами ордой – и испугались даже самые отважные шарумы. Тысячи демонов – полевых и огненных, скальных и лесных. Ночное небо кишело воздушными, которые истошно кричали, кружа.
Скальник, от поступи коего дрожала земля, дотопал до дерева. Выдернул тридцатифутовый ствол с корнями и без труда очистил его от лишних ветвей. С этой дубиной и в окружении оравы полевых демонов он устремился к ближайшему меченому столбу. Скорпионщики прицелились и выстрелили, но даже с такого расстояния им пришлось выпустить много огромных жал, чтобы свалить одного-единственного скальника. Они стреляли без остановки, иначе демон разломал бы столб, а на подходе – еще десятки исполинов.
Джардир поднял Копье, нарисовал в воздухе тепловую метку. Дерево вспыхнуло в лапах демона, и ошарашенная тварь его бросила.
– Сомкнуть щиты и вперед! – гаркнул Джардир, усилив голос посредством Короны. – Бить по моей команде! Мы пробьемся к скальным демонам и поразим их!
Образовалась линия сблокированных щитов, их метки ярко зажглись, потеснили алагай.
– Бейте! – призвал Джардир, когда демоны сбились в такую кучу, что промахнуться нельзя.
Шарумы дружно отступили на шаг и разомкнули щиты достаточно, чтобы погрузить меченое оружие в напирающую орду Каждый удар сопровождался вспышкой магии и тугими струями ихора, но вышколенные воины не задержались посмаковать его, снова сомкнули щиты и перли вперед, пока Джардир не дал команду атаковать вторично. Вторая шеренга добивала тех демонов, по которым потопталась первая.
Первым серьезным препятствием явилась стая лесных демонов, подоспевшая с огромными дубинами. Это, конечно, не цельные стволы, с какими ходили скальники, но размером больше людей; к тому же обычное дерево делало то, чего не могли добиться когти алагай, – разбивало щиты и расшвыривало воинов.
Джардир, покуда демоны не воспользовались брешами, сосредоточился и простер действие Короны за людской строй, резко остановил демонов. Он вскинул Копье, начертил в воздухе тепловые метки и поджег лесных, после чего рванул вперед и наступал, раскидывая мелких алагай, пока не добрался до скальника. Втянул защитное поле, взмыл на десять футов в прыжке и вонзил демону в грудь Копье Каджи. Магия наполнила Копье и запульсировала в руке, напитала Джардира энергией.
Он оттолкнулся ногами от падающего демона и приземлился на чистый участок в двадцати шагах. Демоны ринулись к нему со всех сторон, но атаки разбились о меточное поле, а сам Джардир принялся безнаказанно их разить. Несколько тварей пало под ударами Копья, но столько же издохло от начерченных в воздухе меток. Огненные демоны разлетелись вдребезги, когда он заморозил в их чревах огненную слюну, а обезумевшие лесные бегали, объятые пламенем. Полевых же ударные метки расшвыривали по полдюжины за раз.
И все-таки они наступали и не уменьшались в числе. Теперь на нем сосредоточились все демоны, что находились на поле брани. Он снова простер действие Короны дальше, теснил их, чтобы воссоединиться с войском, однако в итоге лишь стал заметнее для скального демона, который запустил в него тяжеленным камнем.
Джардир отскочил в сторону, но все равно получил удар другим, брошенным сверху. Он перекатился, Копья не выпускал – привлекал его магию для исцеления. Ему не дали передохнуть, камни с дыню величиной посыпались градом.
Но как бы они резво ни падали, Джардир оказался проворнее и уворачивался от них, как от лениво плавающих мыльных пузырей. Пока он лавировал под камнепадом, скальные и лесные демоны атаковали с земли, швыряли в него все, что могли удержать в когтях: камни, деревья, метнули даже нескольких его воинов. Воздушные демоны, отбитые защитным полем, валились на землю, где его люди стремительно умерщвляли их, пока твари не очухались. Один ветряк затормозил на границе защитного поля и заревел на него, исторгнув из зубастого клюва стреловидную молнию.
Энергия с оглушительным грохотом пронзила меточное заграждение и устремилась к Джардиру, но тот отлично знал, что такое энергия, и не убоялся. Выставил поперек Копье и поглотил ее. Оружие обожгло руку, но он метнул его обратно в тварь и сшиб ее, окутанную вспышкой, с небес.
Он чувствовал себя переполненным мощью, неудержимым и тем не менее осознал, что его медленно отрезают от войска и окружают. Скальные демоны посылали в него все большие снаряды, и рано или поздно какой-нибудь попадет в цель.
«Я превратил себя в мишень», – сообразил Джардир.
Он подтянул к себе защитное поле, набросил капюшон и завернулся в плащ-невидимку Лиши, после чего быстро отошел на несколько ярдов в сторону. Для его воинов ничто не изменилось, но в ауре алагай возникло замешательство. По их мнению, он просто исчез.
Джардир спокойно приблизился к шарумам, что восстановили строй, тогда как воины воспользовались преимуществом и ударили по растерянным, ищущим его алагай.
– Дядя! – раздался крик.
К нему бежала Ашия.
Племянница была закутана в черное одеяние шарумов, но он узнал ее по ауре в темноте отчетливее, чем мог бы в лицо. На нее бросился полевой демон, но она поймала его на щит и отшвырнула, не замедляя бега. Огненный заступил ей путь и харкнул огнем, однако она плавно взяла правее и пронзила тварь, которая уже прикрыла глаза, чтобы вновь разродиться плевком.
Затем ей преградила дорогу пара лесных демонов. Ашия, уже заряженная магией, только прибавила скорость и краем щита полоснула по суставам их длинных веретенообразных конечностей, лишив неприятеля равновесия и способности нападать. Неопытному глазу ее движения предстали бы давно заученными и обыденными, но Джардир видел, что она пробует это и то, применяет шарусак дама’тинг в поиске уязвимых точек. Наконец нашла одну на бедре и относительно слабым ударом вывела конечность демона из строя. И только после этого нанесла смертельный удар копьем.
Развернулась и встретила атаку второго лесного демона и, когда тот замахнулся когтями, отбросила его в сторону небрежным ударом щита в извитую подмышечную впадину. Демон споткнулся, и она хладнокровно двинулась на него. Ее аура подтвердила то, что Джардир уже знал: Ашия глубоко уверена в своей способности убить, когда захочет, и пользовалась возможностью получше изучить врага.
Демоны же были не совсем одинаковы. Каждый сформирован своим предпочтительным ареалом охоты, а Эверамов Ала обширен и многообразен. Во время схватки со вторым лесным демоном у нее ушло два удара на поиски аналогичной уязвимой точки, но через секунду она отключила ему ногу. Подшила информацию к делу, быстро прикончила выползня и в два огромных прыжка покрыла расстояние между собой и Джардиром.
Джардир посуровел. Гордость за дочь возлюбленной сестры Аймисандры была неимоверна. Он считал ее воином не хуже, чем завены-мужчины, но на самом деле она значительно превзошла как их, так и родного отца. Следить за ее грациозными и точными движениями – такими уверенными и собранными – все равно что читать поэму.
Но, несмотря на всю гордость Джардира, неподчинение его воли и выход в ночь – неприемлемы. Здесь, ясно, не обошлось без Инэверы, но столь открыто игнорировать его приказы он не позволит даже Дамаджах. Ему придется превратить Ашию в наглядный пример, и несчастная окажется между молотом и наковальней.
Он больно схватил ее за руку, когда она добежала, и простер защитное действие Короны ровно настолько, чтобы окутать ее, но – он на это надеялся – не насторожить князей алагай, которые и сейчас выискивали его глазами трутней.
– Девочка, ты ослушалась моего приказа – нарываешься и молишь сорвать с тебя новенькие черные одежды?
– Прости меня, дядя. – Ашия упала на колено и обнажила шею. – Дамаджах приказала мне сообщить, что алагай выжигают в посевах великие метки и создают сеть.
По спине Джардира пробежал озноб при виде сгущающейся вдали магии. Он понял, зачем алагай сеть. Демоны сооружают метки, чтобы отгонять людей. Если им удастся окружить Дар Эверама кольцом, они убьют всех в городе. От этого Трон черепов не защитит.
– Что-нибудь еще передает? – спросил он.
– Нет, – ответила Ашия. – Но когда мой достопочтенный муж сказал, что единственный способ остановить их – спалить урожай, Дамаджах предположила, что возможен и другой выход.
Джардир кивнул. Как мог он забыть слова, которые обдумывал денно и нощно после предсказания Инэверы?
«Избавитель должен выступить в ночь один и атаковать центр паутины, а если нет, мы все погибнем, когда придут Алагай Ка и его князьки».
Он посмотрел на племянницу. Она взяла и доложила, что жена и сын тоже ослушались его воли, но теперь это не важно.
– Передай Дамаджах, что я понимаю и пойду путем, приуготовленным мне Эверамом. – Ашия поклонилась и собралась отбыть, но он снова поймал ее за руку. – Я горжусь тобой, племянница.
Аура Ашии, до сей поры вымуштрованная и невозмутимая, расцвела теплом. Джардир привлек племянницу к себе, потом отстранил и заглянул в глаза:
– Помни, мне придется тебя наказать за непослушание.
Тепла в ее ауре ничуть не убавилось, когда она поклонилась в последний раз и повернулась, готовая возвратиться в ночь. И только тогда ее отрешенность восстановилась, как плащ, который Ашия набросила перед уходом в бой.
Джардир разделся до белого бидо, обнажил меченую плоть. В придачу к этому на нем остались только простые сандалии, Корона и плащ Лиши. В руках не было ничего, кроме Копья Каджи.