Незнакомец Кобен Харлан
– Усек.
Адам повесил трубку и выбрался из постели. В семь он разбудил сыновей и после долго стоял под горячим душем. Ему стало лучше. Он оделся и посмотрел на часы. Дети уже должны спуститься.
– Райан? Томас?
Отозвался последний:
– Да-да, мы встали.
У Адама зазвонил мобильный. Это был Гриббель.
– Алло?
– Нам повезло.
– В чем?
– Эта ссылка, которую ты прислал. Она идет со страницы с профилем женщины по имени Габриэла Данбар.
– Верно, так что с ней?
– Она больше не живет в Ревере. Она вернулась домой.
– В Феар Лаун?
– Ты правильно понял.
Феар Лаун находился всего в получасе езды от Седарфилда.
– Я тебе только что скинул эсэмэской ее адрес.
– Спасибо, Энди.
– Не за что. Поедешь к ней с утра?
– Да.
– Дай мне знать, если понадоблюсь.
– Спасибо.
Адам повесил трубку и пошел по коридору, но вдруг услышал какой-то шум в комнате Райана. Подойдя, Адам приложил ухо к закрытой двери. Сквозь дерево он услышал приглушенные всхлипы сына. Эти звуки, как подхваченный эхом треск разбитого стекла, прокатились по сердцу. Адам постучал костяшками пальцев по двери, собрался с духом и повернул ручку.
Райан сидел на постели и плакал, как маленький мальчик, каким в известном смысле и оставался. Адам застыл на пороге. Боль внутри, усиливаемая беспомощностью, росла.
– Райан?
Слезы всех делают такими маленькими, хрупкими и отчаянно юными. Грудь Райана вздрагивала, но ему все-таки удалось выговорить:
– Я скучаю по маме.
– Знаю, что скучаешь, приятель.
На секунду Адама оглушил приступ гнева, подобный грому, – гнева на Коринн за то, что сбежала, не оставив концов; за то, что подделала эту чертову беременность; за то, что украла деньги, – за все сразу. Не будем вспоминать о том, как она обошлась с Адамом. Беда не в этом. Принести столько горя детям… простить такое будет гораздо труднее.
– Почему она не отвечает на мои эсэмэски? – крикнул сквозь слезы Райан. – Почему ее нет с нами дома?
Адам уже собрался произнести очередную избитую фразу, мол, мама занята, ей нужно время и прочее. Но все это было ложью. От этих пошлых банальностей могло стать только хуже, и Адам решил сказать правду:
– Я не знаю.
Странно, но этот ответ немного успокоил Райана. Мгновенно всхлипывания не прекратились, но они начали постепенно переходить во что-то больше похожее на сопение. Адам хотел обнять сына за плечи, но почему-то решил, что это будет ошибочным жестом. Тогда он просто сел рядом, дав понять: отец рядом. Похоже, этого хватило.
Через секунду в дверях появился Томас. Теперь все трое были вместе – «мои мальчики», как называла их Коринн, подшучивая: дескать, Адам всего лишь старший из ее детей. Они оставались в комнате, неподвижные, и Адам осознал нечто очень простое, но глубокое: Коринн любила свою жизнь, семью и тот мир, за создание которого так упорно боролась. Ей нравилось жить в городе, где она начала свой путь, в этом районе, который хранила в памяти, в этом доме, который делила со своими мальчиками.
Что же пошло не так?
Все трое услышали, как хлопнула дверца машины. Райан резко повернул голову к окну. Адам инстинктивно перешел в защитный режим – быстро шагнул туда же и встал так, чтобы перекрыть детям поле зрения. Блокировка продлилась недолго. Сыновья приблизились к нему, встали по бокам и посмотрели вниз. Никто не вскрикнул. Никто не ахнул. Никто не произнес ни звука.
Внизу стояла полицейская машина.
Одним из офицеров был Лен Гилман, но это ничего не значило, потому что на борту автомобиля было написано: «Окружная полиция Эссекса». Лен работал в Седарфилде.
Из машины выбрался офицер, служивший, судя по форме, в округе.
– Папа? – произнес Райан.
Коринн мертва.
Мысль промелькнула как вспышка, не более. Но разве это не очевидный ответ? Ваша жена исчезает. Она не выходит на связь не только с вами, но даже с детьми. И вот двое полицейских, один из которых друг семьи, а второй из округа, появляются у вашего порога с мрачными лицами. Разве не логична мысль о смерти – Коринн мертва, ее тело лежит где-то в канаве, а эти хмурые мужчины явились сюда с тяжелой вестью, и теперь ему придется собраться, как-то перенести все это, скорбеть, изображать стойкость и бесстрашие перед детьми?
Адам отвернулся от окна и обратил взор к низу лестницы. Мальчики выстроились за ним в шеренгу: первый – Томас, за ним – Райан. Они втроем будто договорились без слов, между ними возникла связь, как между тремя выжившими, которые взялись за руки, чтобы совместно выдержать надвигающийся новый удар. К тому моменту, как Лен Гилман позвонил, Адам уже поворачивал ручку двери.
Лен отпрянул и заморгал:
– Адам?
Тот стоял у полуоткрытой двери. Лен заметил у него за спиной мальчишек:
– Я думал, они уже на тренировке.
– Как раз собирались выходить, – сказал Адам.
– Ладно, пусть идут, и тогда мы поговорим…
– В чем дело?
– Лучше потолкуем в участке. – Потом, явно во благо мальчиков, Лен добавил: – Все в порядке, ребята. Просто у нас есть несколько вопросов.
Лен поймал взгляд Адама, который этих маневров явно не одобрял. Если новости плохие – настолько плохие, что хуже некуда, – какая разница, услышат их дети сейчас или после тренировки.
– Это имеет отношение к Коринн? – спросил Адам.
– Нет, вряд ли.
– Вряд ли?
– Пожалуйста, Адам. – В голосе Лена слышалась мольба. – Отправь детей на тренировку и поедем с нами.
Глава 40
Ночь Кунц провел в больничной палате сына – подремывал на стуле, который раскладывался в некое подобие кровати, и только; назвать это настоящей кроватью никто бы не решился. Когда утром медсестра увидела, как Кунц пытается размять затекшую спину, она осведомилась:
– Что, не очень удобно?
– Вы что, заказали эти стулья в Гуантанамо?
Медсестра улыбнулась ему и занялась Робби – проверила все жизненно важные показатели: температуру, пульс, кровяное давление. Это делалось каждые четыре часа, спал ли больной или бодрствовал. Его крошка-сын так привык к этим процедурам, что едва шевельнулся. Маленькие мальчики не должны привыкать к такому, никогда.
Кунц сидел у постели, и его охватывал привычный ужас беспомощности. Медсестра заметила страдание на его лице. Они все это замечают, но у них хватает ума не сюсюкать и не утешать сладкой ложью. Она просто сказала:
– Я скоро вернусь.
Кунц оценил это.
Он просмотрел сообщения. Среди них было несколько очень срочных от Ларри. Кунц их ждал. Когда пришла Барб, он поцеловал ее в лоб и сказал:
– Мне надо ненадолго уйти. Дела.
Барб кивнула, не требуя объяснений и не нуждаясь в них.
Кунц поймал такси и отправился в квартиру на Парк-авеню. Дверь открыла Лаури, миловидная жена Ларри. Кунц никогда не мог понять, зачем обманывать свою жену. Жена – это женщина, которую ты любишь больше всего в мире, твой единственный верный друг, компаньон, часть тебя. Ты или любишь ее всем сердцем, или нет, и если нет, значит пришла пора двигаться дальше, кобелек.
У Лаури Пауэрс всегда наготове улыбка. На ней было жемчужное ожерелье и простое черное платье, которое выглядело очень дорогим, или, может быть, сама Лаури выглядела дорого. Она происходила из семьи, сколотившей состояние уже давным-давно, и это было бы по ней заметно, даже предстань она вдруг в широченном гавайском платье муму.
– Он вас ждет, – сообщила Лаури. – В кабинете.
– Благодарю.
– Джон?
Кунц повернулся к Лаури.
– Что-нибудь случилось?
– Вряд ли, миссис Пауэрс.
– Лаури.
– Хорошо, – сказал он. – А вы как, Лаури?
– А что я?
– У вас все в порядке?
Она заправила волосы за ухо:
– У меня-то все. Но Ларри… он сам не свой. Я знаю, ваша работа – охранять его.
– И я это сделаю. Не беспокойтесь, Лаури.
– Спасибо вам, Джон.
Вот один из маленьких жизненных уроков: если кто-то ожидает вас в кабинете, то у него водятся деньги. У обычных людей есть домашний офис, или семейная комната, или, может, мужская берлога. У богатых имеются кабинеты. Этот был роскошен, полон книг в кожаных переплетах, деревянных глобусов и восточных ковров. Он был похож на место, в котором мог бы проводить время Бэтмен перед отъездом в Бэткейв.
Ларри Пауэрс сидел в вольтеровском кресле, обтянутом бордовой кожей. В руке он держал бокал с жидкостью, по виду напоминавшей коньяк, и плакал.
– Джон?
Кунц подошел и забрал бокал у Ларри, потом посмотрел на бутылку и увидел, что она уже почти пуста.
– Зачем ты так напиваешься?
– Где ты был?
– Решал наши проблемы.
Проблема была простой и разрушительной. Поскольку их продукт имел религиозную привязку, постольку банк, обеспечивающий первичное размещение акций, настоял на моральных ограничениях, включая супружескую измену. Коротко говоря, стань известно, что Ларри шарится на сайте с цыпами и пользуется сексуальными услугами студенток, – прости-прощай, первичное размещение акций. Прощайте, семнадцать миллионов долларов. Прощай, лечение Робби. Пока-пока, поездка на Багамы с Барб.
Всему этому бай-бай.
– Я получил электронное письмо от Кимберли, – просипел Ларри и снова заплакал.
– Что в нем?
– Ее мать убита.
– Она тебе это сказала?
– Конечно, она мне сказала. Господи Иисусе, Джон. Я знаю, ты…
– Тихо.
Тон, каким это было произнесено, был подобен пощечине и заставил Ларри замолчать.
– Выслушай меня.
– Джон, такого быть не должно. Мы могли начать сначала. Могли использовать другие варианты. Выход нашелся бы.
Кунц молча смотрел на него. Да, конечно. Другие варианты. Ему легко говорить. Отец Ларри был трейдером, всю жизнь зарабатывал немалые деньги, отправил своего сынка в Университет Лиги плюща. Лаури тоже из богатой семьи. Ни одному из них, блин, не понять.
– Мы могли бы…
– Перестань болтать, Ларри.
Тот перестал.
– Что именно сказала тебе Кимберли?
– Не сказала. Это было письмо. Я же тебе говорил. Мы никогда не общаемся по телефону. И это даже не письмо, а сообщение через мой аккаунт на «Сладких крошках».
– Ладно, хорошо. Что написано в письме?
– Что ее мать убита. Она думает, что в дом проник грабитель.
– Может, так и было, – сказал Кунц.
Тишина.
Потом Ларри сел в кресле прямее:
– Кимберли нам ничем не опасна. Она даже не знает моего имени.
Кунц уже обдумал все за и против того, чтобы утихомирить дочь Хейди, но в конце концов решил, что убирать ее рискованнее, чем оставлять в живых. В настоящий момент у полиции нет причин сводить воедино убийства Хейди Данн и Ингрид Присби. Их разделяло более четырехсот миль. Он даже использовал два разных пистолета. Но если вдруг что-то случится с дочерью Хейди, это привлечет слишком много внимания.
Ларри клялся, что не называл Кимберли своего настоящего имени. Сайт проделывал тщательную работу для сохранения инкогнито мужчин. Конечно, Кимберли может узнать Ларри, если его портреты появятся в газетах, но они уже решили, что Ларри будет скромным исполнительным директором, а все общение с прессой, когда произойдет официальный выпуск первой партии акций, возьмет на себя президент. Если же Кимберли все-таки начнет создавать проблемы, Кунц придумает, как быть.
Ларри встал и пьяно зашатался по комнате.
– Как эти люди узнали обо мне? – скулил он. – На сайте все анонимно!
– Ты же платил за услуги?
– Да, конечно, кредитной картой.
– Кто-то отследил твою карту, Ларри. Вот как они узнали.
– И рассказал об этом матери Кимберли?
– Да.
– Зачем?
– А ты как думаешь, Ларри?
– Шантаж?
– Бинго!
– Так давай им заплатим.
Кунц уже обдумал это: во-первых, к ним еще никто не обращался и ничего не просил, а во-вторых, останется слишком много концов. Шантажисты – особенно те, кто не лишен фанатизма, – ненадежные ребята, им нельзя верить. Когда Кунц впервые приехал в Огайо, он еще не знал, насколько велика угроза. Ему было известно, что Хейди Данн ошеломлена новостью о деятельности своей дочери, которая сильно смахивает на проституцию. Она, конечно, знала, что клиенты проституток пользуются псевдонимами, но, к счастью, с дочерью это не обсуждала. После недолгих уговоров Хейди рассказала Кунцу о молодой паре, которая подошла к ней у «Красного лобстера». Кунц махнул удостоверением перед носом охранника ресторана, получил видеозапись беседы парня и девушки с Хейди, определил номер машины.
Дальше все было просто. Он узнал в прокатной конторе имя Лорен Барна и связал его с Ингрид Присби. Потом проследил историю кредитной карты и нашел девушку в мотеле неподалеку от Делавер Уотер Гэп.
– Это все? – спросил Ларри. – Дело кончено?
– Еще нет.
– Больше никакой крови. Прошу. Мне плевать на эти акции. Ты больше никого не тронешь.
– Ты причиняешь зло жене.
– Что?
– Обманывая ее, ты причиняешь ей боль. Разве нет?
Ларри открыл рот, закрыл его, попробовал снова:
– Но… Она ведь не мертва. Это нельзя сравнивать.
– Очень даже можно. Ты причиняешь боль любимому человеку, и при этом тебя волнуют какие-то посторонние люди, которых больше нет и которые не причинят тебе вреда.
– Ты говоришь об убийстве, Джон.
– Ни о чем я не говорю, Ларри. Это твои слова. Я слышал, что мать Кимберли погибла от рук грабителей. Это хорошо, ведь если кто-то прикончил ее намеренно – скажем, один из твоих людей, – то этот человек может легко нарушить сделку и заявить, что его просто наняли. Ты следишь за моей мыслью?
Ларри ничего не ответил.
– Ты где-нибудь еще напакостил, Ларри, чтобы мне пришлось подчищать?
– Нет, – тихо ответил тот. – Нигде.
– Хорошо. Первичное размещение акций должно состояться во что бы то ни стало. Тебе это ясно?
Тот кивнул.
– Тогда хватит бухать, Ларри. Соберись.
Глава 41
Если учесть, что у дверей стояли два копа, Томас и Райан удивили Адама. Они не препирались и не мешкали, быстро похватали вещи и приготовились к выходу, а затем демонстративно обняли и поцеловали отца на прощание. Когда Лен Гилман с улыбкой похлопал Райана по плечу и заявил, что их отец всего-навсего кое в чем помогает, у Адама чуть глаза из орбит не вылезли. Он ободрил сыновей, велев не тревожиться, и пообещал связаться с ними, как только что-нибудь прояснится.
Томас и Райан ушли, и Адам проследовал к полицейской машине. Что подумают соседи? – прикидывал он. А впрочем, ему плевать. Похлопав Лена Гилмана по плечу, он сказал:
– Если речь снова пойдет об этих дурацких деньгах лиги лакросса…
– Нет, не пойдет, – сурово отрезал Лен, будто шваркнул дверью.
По дороге они не разговаривали. Адам сидел сзади, Лен Гилман – на пассажирском сиденье, а машину вел другой полицейский, молодой парень, который не представился. Адам решил, что они едут в седарфилдский отдел полиции на Годвин-роуд, но, когда машина вырулила на хайвей, стало ясно: их путь лежит в Ньюарк. Дальше они свернули на соединяющее штаты 280-е шоссе и через некоторое время подкатили к окружному офису шерифа на улице Вест Маркет.
Машина остановилась. Лен Гилман вышел. Адам потянулся было к дверной ручке, но в полицейских автомобилях на задних сиденьях таковых нет. Он подождал, пока Лен откроет для него дверцу, и выбрался наружу. Машина уехала.
– С каких это пор ты работаешь на округ? – поинтересовался Адам.
– Они попросили помочь.
– Что происходит, Лен?
– Нужно задать несколько вопросов, Адам. Больше я тебе ничего не могу сказать.
Лен пропустил его в дверь и повел по коридору. Они вошли в комнату для допросов.
– Садись.
– Лен?
– Что?
– Раньше в таких ситуациях я был по другую сторону, так что сделай одолжение: не заставляй меня ждать слишком долго, ладно? А то я не расположусь к сотрудничеству.
– Верно подмечено, – сказал Лен, закрывая за собой дверь.
Он выслушал, но не услышал. Просидев в одиночестве целый час, Адам встал и стукнул кулаком в дверь. Открыл Лен Гилман. Адам развел руками и сказал:
– Да неужели?
– Мы с тобой не играем, – начал оправдываться Лен, – просто кое-кого ждем.
– Кого?
– Дай нам пятнадцать минут.
– Отлично, только дайте отлить.
– Не вопрос. Я провожу…
– Нет, Лен, я здесь нахожусь добровольно. Я пойду в уборную сам, как большой мальчик.
Адам покончил с делом, вернулся, сел на стул и занялся смартфоном. Проверил эсэмэски. Энди Гриббель подчистил его утреннее расписание. Адам взглянул на адрес Габриэлы Данбар: она жила в самом центре Феар Лауна.
Приведет ли она его к незнакомцу?
Наконец дверь допросной открылась. Первым вошел Лен Гилман, следом за ним – женщина лет пятидесяти с небольшим, как предположил Адам. На ней был брючный костюм характерного казенно-зеленого цвета. Воротник рубашки слишком длинный и острый. Волосы, что называется, вымыл и пошел – взлохмаченный маллет, напомнивший Адаму хоккеистов семидесятых годов.
– Простите, что заставила вас ждать, – сказала женщина с легким акцентом уроженки, может быть, Среднего Запада, но всяко не Нью-Джерси.
У нее было скуластое лицо из тех, что вызывают в памяти пастушек и сельскую кадриль.
– Меня зовут Джоанна Гриффин.
Она протянула крупную руку. Адам пожал ее.
– Прошу садиться.
Они уселись напротив друг друга. Лен Гилман пристроился в дальнем углу, стараясь, как все, кому лучше выйти, не привлекать к себе внимания.
– Спасибо, что пришли, – сказала Джоанна Гриффин.
– Кто вы? – спросил Адам.
– Простите?
– Полагаю, у вас есть звание или…
– Я шеф полиции, – пояснила она. – Потом, немного подумав, добавила: – Бичвуда.
– Я не знаю, где это – Бичвуд.
– В Огайо, близ Кливленда.
Этого Адам не ожидал. Он сидел и ждал продолжения.
Джоанна Гриффин положила на стол портфель, щелкнула замками, запустила руку внутрь и, достав фотографию, спросила:
– Вам знакома эта женщина?
Она скользящим движением послала снимок через стол. Лицо без улыбки на каком-то гладком фоне – возможно, фото для водительского удостоверения. Адаму потребовалось не больше секунды, чтобы узнать блондинку. Он видел ее всего раз и с расстояния, вдобавок было темно, а она вела машину. Но Адам ее мгновенно узнал.
И все же он колебался:
– Мистер Прайс?
– Возможно, я знаю, кто она.
– Возможно?
– Да.
– И кто она, возможно?
Адам не мог определиться с ответом:
– Почему вы спрашиваете?
– Это просто вопрос.
– Ага, а я просто адвокат. Поэтому объясните, почему вы хотите это знать.
Читать бесплатно другие книги:
