Защитница. Тринадцатое дело Гольман Иосиф
Москвич оказался тоже не из простых, поэтому дело все же поначалу возбудили. Но лишь для того, чтобы со временем тихо спустить на тормозах.
И вот теперь скелеты начали строем вылезать из шкафов.
Самое забавное, что в этом же избиении нынче обвиняют и Николая. В суде фокус, конечно, не прокатит, – не может один хулиган раздвоиться, даже если речь идет об однояйцевых близнецах. Однако на данном этапе следствия им надежнее «закрыть» персонажа сразу по нескольким эпизодам, чем по одному-двум. Потому Николаю дополнительно пришили и темную историю с убитым коммерсантом, найденном в сожженном автомобиле. Якобы один из «братков» (не братьев) слышал от самого подозреваемого об этой разборке.
Ольгу не отпустили от Клюевых, пока не напоили горячим какао. Это было очень уместно, она здорово замерзла в дороге. Машина бедового Феди отличалась лишь скоростными качествами, а вот с отопителем как-то не сложилось. В то время как осень через месяцок намеревалась плавно перейти в зиму.
Кстати, ей объяснили и про Федю.
Лучше б не объясняли.
Недаром говорят, многие знания – многие печали. А Шеметовой еще с этим человеком обратно в Москву ехать, по темной дороге.
Короче, выяснилось, что гонщик Федя просто неважно видит. Справку покупать не пришлось – вся родня медики, так что подарили. Носом же упирается в лобовуху – чтобы в очередной раз не воткнуться в зад впереди идущего автомобиля. Это у него стандартный фокус, дважды вышибал себе передние зубы об руль.
Да уж, иногда лучше оставаться в неведении…
После горячего какао захотелось расслабиться в домашнем тепле. Не было никакого желания переться в следствие и в СИЗО. (Кстати, многие не знают разницы между ИВС и СИЗО. Так вот, попасть в СИЗО можно только по судебному постановлению. В ИВС можно загреметь волею почти любого полицейского). «Ну да кому сейчас легко?» – вспомнила она любимую поговорку Олега Всеволодовича и оторвала расслабленное тело от мягкого кресла.
– А вы сегодня наших мальчиков увидите? – это уже знакомая Ольге Жанна. Легкая в движениях, стремительная и порывистая. Такая за любимого горло перегрызет.
Жена второго близнеца, Марина, тоже была в квартире, явно переживала, глаза заплаканные, но за все время пока не проронила ни единого слова.
– Анатолия увижу, – ответила Жанне Ольга. Допустить ее могли только к собственному подзащитному.
Впрочем, нынче адвокату уже не так важно, как раньше, потеряв «на тюрьме» полдня, а то и больше, прорваться к подследственному. Это в прежние времена было необходимо: убедиться, что парень жив-здоров, не избит, не сломлен каким-нибудь враньем про близких.
Ольга уже не застала, а Олег успел поработать во времена, когда квартиры в доме рядом с «Бутыркой» стоили в два раза дешевле, чем в других домах.
Но не все проигрывали на этом соседстве, некоторые владельцы квартир умудрялись еще и зарабатывать. Продавали право пройти на верхние этажи и на крышу дома. Десятилетиями оттуда неслись истошные крики, адресованные сидельцам.
– Я тебя люблю!
– Мне аборт делать?
– Ничего не подписывай!
– Дачку я загнала! (Последнее – не в смысле «Продала небольшой загородный дом», а в гораздо более специфическом варианте – сдала передачу с продуктами и вещами подследственному).
Теперь же все иначе.
В тюрьму пришла информационная революция. В виде мобильного телефона.
Эта тема – полузакрытая, никто ничего вслух не расскажет – официально, конечно, иметь его нельзя. Но – имеют. В каждой камере. Если нет своего – принесут за деньги.
И оба Клюева уже четко проинструктированы, как себя вести.
Да они и сами знают, по всему опыту жизни: ни в чем не сознаваться, без своего адвоката на вопросы следователя не отвечать, злого следака не бояться, доброму – не верить.
Тему своего адвоката следует раскрыть отдельно.
Свой адвокат – принципиально важно. С назначенным тебя легко могут нагрузить чем-нибудь сильно ненужным.
Потому что с гражданами, задержанными или пока свободными, проводятся как бы два вида допросов. Сначала дознаватель получает объяснения – то есть общается с фигурантом без адвоката. Эти записи не являются доказательством по делу, но в дело, тем не менее, вкладываются.
Затем вызывается адвокат, и при нем уже следователь осуществляет собственно допрос. Именно для закрепления доказательств. Потом подследственный не сможет заявить, что, дескать, меня били и пытали, потому и подписал.
Сам же, своей рукой подписал каноническое: «Я предупрежден о том, что все сказанное мною в ходе допроса, даже если я откажусь от данных показаний, будет использовано в качестве доказательства по делу».
И здесь следователи очень любят иметь дело с собственными, «ручными» адвокатами. В маленьком городке такой подход часто может стать для потенциального сидельца неразрешимой проблемой.
В подобных условиях даже ответственному защитнику гораздо сложнее ссориться со следователем или судьей. Это может стать его профессиональной смертью. Кто ж пойдет в подзащитные к адвокату, который в ссоре с единственным в районе судьей? И на что после этого, в отсутствие доверителей, кормить семью?
В Москве, конечно, все проще. Тридцать три суда, и в каждом суде по восемь-десять, а то и больше, судей.
И это только по уголовным делам!
В общем, у адвокатов в большом городе есть возможность быть свободным, если ты хочешь быть свободным.
В маленьких городках все гораздо сложнее.
Такой вынужденный союз запуганных адвокатов со следствием развращает и тех, и других, в конечном итоге ведя обоих участников противоестественного сближения к профессиональной дисквалификации.
К Анатолию Клюеву она попала на удивление быстро. Похоже, что будущие процессуальные противники пока врага в ней не видят.
Была обрадована его спокойствием, хотя парень сильно переживал за брата.
– А лекарства он получает? – дважды переспросил Анатолий. – Если нет – срочно звоните Гохману, заведующему ЛОР-отделением в нашей больничке.
– Надеюсь, да, – на всякий случай успокоила его Ольга, сделав себе пометку выяснить про лекарства. Вроде в разговоре с Олегом Всеволодовичем по телефону Николай про отсутствие препаратов ничего не говорил. Однако проверить не помешает.
– Как ему еще помочь? – сам себя спросил во всех смыслах страдающий за брата Толя.
– Сейчас больше, чем ты и остальные ребята, ему никто не поможет.
– Я понимаю, – опустил голову Толя. Потом расспросил про жену – адвокатесса ее сегодня видела у Ивана. Шеметова не стала скрывать – глаза красные, заплаканные. Впрочем, это лучше, чем, если б были веселые…
Перед завершением свидания Анатолий попросил передать письмо маме.
Ольга не отказала, но открыто предупредила, что прочитает его.
Научена горьким опытом.
Однажды Олежка тоже вот так передал письмо своего подзащитного – а в нем парень просил получательницу помочь с побегом…
Еле вытащили тогда Багрова из немеряной проблемы.
Так что теперь Ольга если и передает письма, то обязательно их читает. О чем, разумеется, предупреждает подателя сего заранее.
Толя не возражал, пусть читает.
На прощание повторила подзащитному:
– На давление не реагируй. Просто пропускай мимо ушей. Ты не один. За тебя борются. И у тебя свои интересы, не совпадающие с интересами следствия. Если сможешь, доведи эту установку до остальных ребят. С их адвокатами я постараюсь установить связь. Попробуй объяснить парням, что оговорами они свою участь не облегчат. Наоборот усложнят.
– Попробую, – сказал Толя.
Будь он на свободе, мог бы сделать больше.
Но и здесь его слова кое-что значат.
А пока все шло не очень хорошо.
Когда широкий бредень прошелся по Городку, в ИВС утянули весь подходящий для внушения контингент. И почти каждому из «закрытых» было за что прижать наиболее чувствительные части тела.
Дальнейшее являлось лишь делом техники.
Следствие по ряду причин отказалось от лежащей на поверхности идеи отработать версию вины майора Слепнева. Видимо, слишком много грязи могло выползти наружу.
И поэтому приняло решение назначить убийцей начальника РОВД смертельно больного Николая Клюева. После чего началась уже осознанная и целенаправленная обработка колеблющихся.
Ее основные результаты Шеметова надеялась узнать у следователя, к которому был запланирован следующий – и последний на сегодня – визит. Теоретически он мог ей отказать, так как по договору она защищала Анатолия, а убийцей пытались назвать Николая. Соответственно следователь прокуратуры мог и не захотеть с ней общаться.
Но не отказал, тем более, что они уже общались по телефону, когда в контору пришла жена Николая Клюева Жанна.
Капитан юстиции Владимир Александрович Маслаков встретил Ольгу дружеской улыбкой.
Кстати, стереотип о вражде адвокатуры и следствия очень часто бывает ложным. Они точно не враги, особенно если вместе пытаются найти истину. Но – так уж устроена наша жизнь – иногда преступников «назначают», исходя из разных рациональных соображений. В этом случае дружба с принципиальным адвокатом у следствия никак не получается.
Так что Ольга предложенный крепкий чай с удовольствием выпила, конфету «Мишка на Севере» съела, на улыбку ответила улыбкой, однако ухо держала востро.
Капитан пытался привести ее под свои знамена. В принципе, будь Николай и Анатолий Клюевы реально виноваты в инкриминируемом им деянии, подобный вариант поведения мог бы иметь смысл, для последующего снижения наказания подзащитному в суде. Но здесь был совсем другой случай.
– Вот веревка, – продемонстрировал Маслаков вынутый из сейфа вещдок. Ольга поежилась: именно этим куском был задушен главный полицейский Городка.
– А вот такую мы нашли в багажнике машины вашего клиента, – вытащил идентичный на взгляд моток улыбчивый следователь. – Химэкспертиза показала полное совпадение.
Шеметова, пропустив мимо ушей ненавистное «клиент», старательно записывала.
– Это все? – спросила она.
– Ну что вы, – улыбнулся тот. – Вот, например, Епишев Алексей Павлович, одноклассник Николая Клюева, пишет. «Николай Иванович Клюев ненавидит ментов, – с удовольствием зачитывал капитан юстиции. – Всегда их ненавидел. А как раком заболел, обещал перед смертью забрать с собой в могилу пару-тройку «мусоров». Не убедительно?
– Не очень, – улыбнулась Ольга. – Что там наш Епишев натворил? И что ему было обещано за это признание?
– Ну, вы прямо совсем негативно мыслите, – рассмеялся Маслаков. – Давайте дальше читать.
– Давайте, – безрадостно согласилась Шеметова.
Похоже, за неделю без адвокатского присмотра – или с назначенными местными адвокатами – тут наросла такая куча юридического дерьма, что ее теперь разгребать и разгребать.
В принципе она могла бы и поверить всем этим признаниям, и озвученным, и лежащим наготове. Но в памяти все время звучали искрометные Жаннины слова. Юная женщина нисколько не сомневалась в способности своего ассирийского мужа «склеить ласты» главному полицейскому Городка. Но – только не в момент передачи «Голос»!
Вот же великая сила искусства…
– Значит, читаем дальше, – выбирал капитан из стопки, лежащей на столе.
– Власов Владимир Андреевич. Старый знакомый Николая Клюева. И соучастник нескольких его преступлений.
– Вместе Кеннеди убивали? – улыбнулась Ольга.
Капитан юстиции на улыбку не ответил. Видать время улыбок, по его мнению, понемногу заканчивалось.
– Вместе обстреливали дом майора полиции Слепнева из гранатомета РПГ-7. Клюев стрелял, его в десантуре долго учили, а Владимир возился с оружием, и потом присыпал дорожку отхода красным перцем. Собачки служебные обчихались.
– И что в результате обстрела взорвал хорошо обученный Клюев? – Ольга была уже в курсе этих событий, имея вполне обоснованные сомнения.
Поскольку капитан юстиции промолчал, Шеметова ответила на свой вопрос самостоятельно.
– Отлично подготовленный десантник Николай Клюев. Старший сержант. Три фотографирования у знамени части. В течение службы – два краткосрочных отпуска домой за успехи в боевой подготовке. Пульнул из базуки через речку шириной в куриный скок. Попал в пустую собачью будку. В коттедж трехэтажный не попал.
– Похоже, мы с вами каши не сварим, – процедил Маслаков, окончательно стирая с лица свою широкую улыбку и убирая в ящик стола подготовленные к дальнейшей демонстрации бумаги.
– Я, вообще-то, по другой части, – согласилась она. – Омлет, харчо, котлеты и монастырское варенье.
– А еще мне непонятно, – уколол капитан, – почему вы Николаем интересуетесь, когда ваш подзащитный – Анатолий.
– Но вы же сами начали мне рассказывать, – усмехнулась Ольга. – К тому же вы наверняка в курсе, что мы с Олегом Всеволодовичем Багровым, известным московским адвокатом, работаем в тандеме. А он защищает Николая.
– Мы о многом в курсе, – видимо, приняв для себя какое-то решение, многозначительно произнес капитан юстиции. – Не хотите дружить – будем воевать.
– Да хотим мы дружить, – попыталась снизить градус противостояния Шеметова. – Просто не за счет интересов моего подзащитного.
– Лично мне важнее интересы общества, – закончил разговор Маслаков, вставая.
– Оговор никогда не был в интересах общества, – тоже поднимаясь, оставила за собой последнее слово женщина. – Хотите войну – будет вам война.
Глава 4
Москва. Адвокаты на отдыхе. Юбилей профнепригодности и Агентство Неотвратимой Справедливости
Сегодняшний день Ольга собиралась провести без работы. То есть – вообще не касаясь юриспруденции. Точнее, не касаясь ни одного из тринадцати находящихся в производстве дел, даже если подобные занятия составляют главный смысл шеметовской профессиональной жизни.
Потому что, во-первых, сегодня – воскресенье. Ведь выходные изредка случаются и у адвокатов.
А, во-вторых, их в гости ждали Волик Томский с женой Мариной, удивительной девушкой, успешно работавшей в теоретической математике, а «по совместительству» – концертировавшей, пусть нечасто и без гастролей, в качестве солистки-виолончелистки. Последнее, к великому сожалению – в прошедшем времени.
– Что подарим ребятам? – спросил Олег Всеволодович.
– А у них какое-то событие? – испугалась Шеметова. Обычно она не забывала памятные даты близких ее сердцу людей.
– Вроде нет, – задумался Багров. – По-моему, они всех просто так позвали.
И вдруг до них, обоих сразу, дошло.
Минуло ровно два года с того черного для Маринки дня, когда врачи объявили ей, что музыкальная карьера виолончелистки Томской завершена. Сложная операция, на которую все тогда так надеялись, результатов не дала. Два пальца на левой кисти оставались малоподвижными, один и вовсе не сгибался.
– Помнишь Маринкин праздник, со слезами на глазах? – спросил Олег. Юная, но крепкая духом, жена Томского удивила тогда многих, устроив странноватый, точнее, горьковатый прощальный концерт. Ее программу играл ее же струнный квартет, только на месте Марины была другая солистка.
– Точно! – поразилась Ольга. Невеселый, конечно, юбилей. Может, просто совпадение? Хотя у профессионального математика любые совпадения закономерны.
А начался весь тот ужас со страшной аварии, в которую Волик с молодой женой попали на Минском шоссе. Соответственно, на несколько месяцев раньше, еще летом.
Олег с Шеметовой тоже могли бы быть с ними, в автопутешествие-то по Европе поехали вместе. Но Ольгу тогда выдернули из древней ганзейской столицы, города-острова Любек, срочным звонком, и она на реактивных перекладных помчалась обратно. Да не в Москву, а в крошечный волжский городок, куда этапировали ее подзащитного, задержанного Интерполом в Венгрии и экстрадированного в Россию.
Да уж, тот ее подзащитный оказался совершенно не тривиальным человеком.
Борис Семенов, сложись его судьба иначе, мог бы быть гениальным актером, влюбляющим в себя миллионы. Однако всю юность звезда КВНа Борик провел в качестве не менее гениального консолидатора ваучерных и акционных активов, что позволило ему заработать долларовые миллионы, а его клиентам – долларовые миллиарды. Но если у главных бенефициаров миллиарды и были основной целью жизни, то Борис хотел совсем другого – спокойного счастья в доме на холме, с виноградником и на берегу океана, в окружении друзей и близких.
Все это он в итоге получил. И имел бы дальше в свое удовольствие, если б не неосторожная прогулка в Венгрию, которая всегда с особым тщанием исполняет предписанное циркулярами Интерпола.
В общем, полноценного европейского отдыха в компании друзей и коллег у Ольги с Олегом тогда не получилось (см. роман «Защитница. Гроздь винограда в теплой ладони» – прим. авт.). И именно поэтому в жестокое дорожное столкновение в Гагаринском районе Смоленской области – на обратном пути – попали только Волик с Мариной.
Все тогда было не просто, друзей пришлось спасать и по юридической части, и по медицинской. К счастью, обошлось без фатальных последствий. Единственное, что оказалось потеряно безвозвратно – музыкальная сторона Маринкиной жизни. Многочисленные переломы рук и пальцев не оставляли ей шанса вернуться к любимому делу.
Зная ее всепоглощающую любовь к музыке, все девушке сочувствовали.
Впрочем, никто не считал, что потеря слишком уж трагична. Марина молода, красива, супругам Томским пора было уже задумываться о детях. Да и математика тоже была ею любима, и даже приносила относительно приличную зарплату.
Однако не такая была жена у Волика, чтобы сразу согласиться с очевидным.
Два с небольшим года – восемь операций, и это только на левой руке и пальцах. И пока – без заметного результата. Правая рука пострадала меньше, хотя высоким специалистам из отделения реконструктивной хирургии пришлось поработать и здесь.
Очень помогла Маринке в это тяжелое время Муна, молодая гражданская жена (адвокаты, кстати, никогда не используют это определение) их самого старшего коллеги по конторе, Аркадия Семеновича Гескина. Ведь сразу после травмы, да и потом, после многочисленных операций, Марина была житейски несамостоятельна. Причем помогала ей Муна не только, так сказать, физически. Веселый, даже слегка бесшабашный характер молодой азиатки, много чего уже повидавшей в жизни, сильно поддерживал слабеющий Маринкин дух.
А ведь когда Муна только появилась в жизни Аркадия Семеновича, к ней отнеслись не очень хорошо. В конторе же все, как родственники. Вот и здесь исподволь подозревали Муновар – так ее звали полностью – в меркантильном интересе.
Валентина Семеновна, их бессменная секретарша-контороуправительница, признала Муну первой. Презрев некую тайную ревность, она сумела заставить себя заметить, как расцвел их старик. Хотя еще недавно, после поставленного онкологического диагноза, он без особого страха и трепета собирался на кладбище. Теперь же Гескин был, как говорится, живее всех живых.
Да, разумеется, мачо его уже было не назвать. Но общаться с ним и сейчас безумно интересно любому, так что Муна откровенно гордилась своим, мягко говоря, немолодым, мужем. Тем более, что на мачо Муновар уже нагляделась. Один такой украл ее из семьи юной девчонкой. И годы, проведенные с этим жестоким моральным уродом уж точно были несравнимы с ее нынешней жизнью. Жизнью вполне обеспеченной, спокойной – да еще и вовсе не скучной. Рядом с действительно крутым – он обучал многих нынешних знаменитостей – адвокатом умной женщине всегда было интересно.
Шеметову сначала слегка коробила финансовая организация этого брака-мезальянса. Старик, не желая обижать родных детей, ныне живущих за океаном, написал завещание в их пользу. Ольга знала детали, поскольку он ее же и попросил в этом поучаствовать.
Интересы Муны Гескин защитил самым прямым образом: к себе на Фрунзенскую прописывать не стал, равно как и официально оформлять брак. А купил ей, прямо на ее имя, приличную квартирку в спальном районе. Ну и текущими деньгами делился щедро, старик никогда не был жмотом.
Ольга почему-то часто о них думала. Размышляла даже.
Девушку она изначально, в отличие от Валентины Семеновны, никоим образом не осуждала. Надо быть очень большим романтиком, чтобы не променять положение нищей и бесправной гастарбайтерши на обеспеченную и, главное, вполне себе увлекательную жизнь. Да еще в среде, о доступе в которую не только не мечтала, но даже и не догадывалась о ее существовании. Теперь же она буквально купалась в ранее неведомых интеллектуальных удовольствиях. Муна образования не имела, однако женщина-то было умная. Упоенно слушала рассказы Гескина и его коллег, взахлеб читала книги, ходила – в основном, с Маринкой – на концерты. Какое же это было счастье!
А теперь Аркадий Семенович вообще загорелся ее высшим образованием, и Муновар очень даже была не против.
Короче, идиллия.
Единственно, что пугало Ольгу в этих отношениях – их будущее. Уже сейчас Муна относительно независима, получает деньги и за хлопоты с Мариной, и – недавно начала – за помощь конторским адвокатам в сборе многочисленных необходимых бумаг.
Еще год-два – и деньги Гескина уже будут… не то что не нужны, но – не необходимы. А ведь она молода. Она же может влюбиться. Наконец, ей захочется детей. И тогда уж точно уйдет от старика. Для всерьез влюбленного Аркадия Семеновича такой вариант может оказаться пострашнее рака.
Волнуясь за него, Шеметова даже как-то заговорила с Гескиным вскользь на эту тему. Типа вакцинацию проводя, будущей проблемы.
Он схватил с полуслова. Видать, не одну бессонную стариковскую ночь над этим проразмышлял.
– Не волнуйся, Оленька, – мягко сказал Аркадий Семенович. Потом, помолчав, объяснил.
– Я ведь с самого начала знал, что она меня переживет. И что может уйти. Как синичка, подняться на крыло и улететь.
Ольга сразу вспомнила, о чем он сейчас говорил. Лет пять назад, она еще юной юристочкой была, Гескин притащил в контору подмерзшую ночью синичку. Подобрал под домом, летать не могла, еле живая. Валентина Семеновна тогда всерьез рассердилась, говорила много, громко и откровенно, обсуждая широкий спектр вопросов – от тупости мужиков до птичьего гриппа, от птичьих же какашек до своей должностной инструкции.
Все знали, что Гескин ее побаивается. Но в этот раз старик гордо проигнорировал начальственные речь конторской управительницы и унес синичку в свой кабинет. Надо ли рассказывать, что птичке было сделано сначала гнездышко-укрытие из обувной коробки, потом появился дорогой ветеринар, потом еще более дорогая клетка, явно сильно просторнее, чем требовалось для маленькой пташки.
Столь же предсказуемым оказалось, что грозная Валентина Семеновна очень быстро сменила гнев на милость, сама сюсюкала с синичкой, кормила ее тем, чем велел ветеринар, и по собственной воле отстранила Гескина от процесса борьбы с птичьими отходами жизнедеятельности.
Синичка ожила, повеселела, а когда проветривали комнату, даже при открытой клетке не улетала на улицу. Раз десять так было, уже опасаться перестали.
В одиннадцатый раз – весна пришла, солнышко, апрель был, наверное – синичка выпорхнула из своего роскошного жилища, сделала кружок вокруг старика, нырнула в форточку и была такова. Его старались ободрить, поддержать, даже устроили незапланированную посиделку в кафешке, но все видели, что Гескину грустно.
– Вот я и боюсь, – сказала Ольга. – Улетит синичка, вы переживать будете.
– Буду, – согласился Аркадий Семенович, мотнув седо-лысой головой.
Больше они эту тему не обсуждали.
Да и бесполезно обсуждать. В самом деле, что лучше – иметь, зная, что потеряешь, или не иметь вовсе? Прямо как в известной песенке.
Каждый на этот вопрос отвечает только сам. И только для себя.
Для себя же Шеметова все решила давно. Она всегда голосует за то, чтобы иметь. Неважно, на какое время. Главное, чтобы этого очень хотелось.
В конце концов, сама жизнь человеческая – тоже временная штука. И, может, это даже неплохо, Ольга только недавно доросла до понимания столь странного факта. Такая безусловная «временность» вносит во вкусную сладость и свежесть жизни свою нотку горечи, перчика и печали. Это как специи, приправы к изысканным блюдам. Если их нет – то уже, извините, кушаете вы не блюда изысканные, а просто пищу.
Шеметова не хотела бы всю жизнь питаться как выздоравливающие после язвы желудка – диетическим столом номер один.
Размышления, конечно, были правильные, но уж слишком лично ее касающиеся. Разумеется, разница в возрасте между ею и Олегом поменьше, чем между Гескиным и Муной. Всего-то двенадцать лет.
Однако тоже напрягало. Особенно вкупе с недавно обнаруженным у любимого диабетом.
Ольга шутить не любит, сладкое Багров теперь лишь по телеку видит. Даже свое выдающееся монастырское варенье Шеметова наловчилась варить с разными заменителями.
Но все равно, как ни отгоняй мысли, а придется ей, скорее всего, коротать старость в одиночку.
«Ну и черт с ним!» – непонятно на кого разозлилась адвокатесса. «Зато я счастлива, здесь и сейчас!».
Переполненная эмоциями, крепко обняла даже слегка растерявшегося Олега Всеволодовича.
– Чего это с тобой? – заулыбался он.
– Любовь, – просто объяснила Ольга.
…Поскольку было непонятно, что дарят на юбилеи печальных диагнозов, решили взять с собой как раз знаменитое монастырское. Ольга прекрасно исполняла старый монашеский рецепт: изюм, виноград, абрикосы, орехи, чего там только не было! Даже те самые специи, которые превращают пищу в блюдо.
Специально для «экспорта» готовила несколько банок с сахаром. Так что взяла сразу две, одну большую – стандартно сладкую, другую маленькую – сладкую лечебно. Не сидеть же ее собственному любимому без любимого лакомства?
Доехав до прекрасной квартирки Томских – здесь уж постарался не только Волик, но и его слегка олигархический папа – обнаружили не слишком большую компанию. Ну, конторские в полном составе, что понятно: Гескин с Муной, Валентина Семеновна, Тошка – юный пионер. Из чужих лишь Ефим Аркадьевич Береславский, со своей женой Наташей. Тоже, кстати, не совсем чужие. В свое время, когда только познакомились, Наташа Ольгу просто очаровала. Спокойная, красивая и до сих пор сексуальная, несмотря на честные под пятьдесят. А главное – по-девичьи влюбленная в это свое толстенькое чудовище, чьи глазки посверкивали так же нагло, как и стекла его очков. Профессор Береславский был фантастически нахальным, громким, самовлюбленным и циничным человеком. По крайней мере, таково было первое впечатление Шеметовой от этого шумного и полного безумных идей персонажа.
Последующие впечатления несколько ослабили негатив.
Нет, он вовсе не стал похожим на мать Терезу. Но наглость в этом человеке легко сочеталась с деятельным сочувствием, эгоизм – с быстрой помощью страждущим, в том числе, малознакомым. Даже его всем известная искренняя любовь к быстрым деньгам и то слегка нивелировалась тем, как он потом эти деньги тратил.
Если тремя словами – быстро, легко и без сожалений.
Да, непросто было Наталье находиться рядом с этим человеком. Особенно, с учетом его ярко выраженной любвеобильности. Но, судя по тому, что находятся они рядом уже долгонько, всех все устраивает.
Шеметову даже прикалывала его манера просить у жены прощения за какой-нибудь очередной фортель. «Но ведь тебе со мной не скучно?» – спрашивал он, преданно заглядывая в глаза недовольной супруги. «Не скучно», – вынуждена была, вздыхая, отвечать она, поскольку, в отличие от супруга, женщиной являлась исключительно честной и врать просто не умела.
На этом выяснение отношений обычно заканчивалось.
А еще Береславского обожали дети и животные. В связи с чем Ольга сделала вывод об интегральной приемлемости этого нестандартного человека.
Вот почему, пока Маринка с Муной, Наташей Береславской и Валентиной Семеновной возились на огромной кухне, Шеметова вела неспешную беседу с безумным профессором.
– Как поживает ваша идея с экодеревней? – спросила она. Вот уж была реально безумная идея.
– Нормально, – ответил Береславский. Но как-то без энтузиазма. Три года назад, когда он к ней только приступал – заливался соловьем.
– Что, не получилось? – расстроилась Ольга. Даже ее тогда заразил Ефим Аркадьевич, она не раз потом вспоминала про этот проект. Если в двух словах, то профессор придумал и просчитал вовсе не очередной экопоселок для богатых (или, наоборот, бедных) любителей естественной жизни. Он раскручивал, по его же собственному определению, совершенно иной концепт – уникальную постоянно действующую выставку достижений. Правда, не всего «народного хозяйства», как раньше, а лишь того, что относилось к загородной жизни и экологическому сельскохозяйственному производству (см. роман «Счастье бывает разным» – прим. авт.).
При таком подходе деньги собирались не только (и не столько) от продажи земельных участков, домов и произведенной экопродукции. Но, прежде всего, от трафика посетителей. А уж на нем зарабатывали все: и кто кормил, и кто возил, и кто охранял, и кто продавал землю. Трафик же оказывался велик: в сферу интересов «выставки» и запланированного на ее базе учебного центра попадало слишком многое – от «безхимических» методов растениеводства до альтернативной энергетики и экостроительства. Короче, безумному профессору удалось собрать лучших спецов, а потом к этим лучшим подтянулись серьезные деньги.
Вот почему Ольга, поначалу никак не поверившая в успех странного предприятия, теперь слегка расстроилась от невеселого тона профессора. Однако в ответ на свой вопрос опять услышала неожиданное.
– Почему не получилось? – искренне удивился профессор. – У меня проколов не бывает. Только победы.
– Всегда победы? – подколола его Шеметова.
– Всегда, – спокойно ответил человек, полностью обделенный скромностью. – Капитализация проекта выросла в 14 раз. Прямо как с наркотиками.
– Тьфу на вас! – невесело рассмеялась Ольга. Она еще не отошла от недавнего дела с юным наркоманом. Его обвинили в несовершенном им убийстве. Они с Багровым неимоверными усилиями вытащили парня. Но, как оказалось, лишь для того, чтобы он тут же, на радостях, погиб от передоза. – Так чего ж вы в печали?
– Я не в печали, – объяснил Береславский. – Просто тот проект перестал меня куражить.
– А что теперь вас куражит? – уже всерьез заинтересовалась Ольга. Персонаж-таки стоил ее интереса.
Кстати, услышав слово кураж, заметно взволновалась и подвинулась поближе зашедшая на разговор супруга профессора. Уж она-то знала, как далеко, бывает, заходит кураж ее благоверного.
– Я бы хотел создать Агентство Неотвратимой Справедливости, – спокойно сказал Береславской.
– Что-что? – аж переспросила Шеметова. – Какой справедливости?
– Неотвратимой, – невозмутимо повторил профессор.
– Да, не хило, – рассмеялся Волик. С профессором всех познакомил именно он, потому что Береславский дружил с его папой. Вообще, когда Ефима Аркадьевича узнаешь поглубже, то вдруг выясняешь, что тяжело найти заметного человека, с которым он не дружит. – Это что-то типа Организации Всемирного Счастья? – спросил Томский.
– Нет, так глобально задача не ставится, – пренебрег профессор ехидной сутью вопроса. И тут же глазки его вспыхнули, толстые щечки порозовели. Остапа, как говорилось в известной книге, понесло.
– Вот смотрите, мои юные друзья, – снисходительно начал он. – Нас с вами каждый день… – он замешкался, явно подбирая приличный вариант термина вместо уже севшего на язык неприличного. – … Ну, короче, нечестно обманывают.
– Что вы имеете в виду? – уточнил Волик.
– Ни за что списали деньги с телефона. Прислали незаслуженный штраф. Обещали трафик 100 мегабит в секунду, а выдали 6. Вон мой приятель из Новосибирска прислал жировку от управляющей компании. За июль. В ней, среди прочего, 145 руб. за уборку снега. Конечно, Новосибирск не Сочи. Но в июле и там снег бывает только в холодильнике.
– И что дальше? – Волик тоже был увлекающейся натурой.
– А то, что суммы таких… – профессор опять вытолкнул с языка неприличный оборот, – невелики. Зато количество бесконечно. В карман гражданина лезут все, кому не лень. Связисты, интернетчики, коммунальщики, транспортники, госслужбы. Вон нотариусы, например. За доверенность имеет право взять не более пары сотен. А за ее печатание – девицей-помощницей – в несколько раз больше. Принесешь же готовую – вылезет масса неустранимых проблем. И так на каждом шагу. Все нас имеют, – нашел-таки почти приличное словцо профессор. – Понемногу, зато часто.
– Расслабься и получай удовольствие, – расхохотался Волик. – Ефим Аркадьевич, ты хоть раз за двести рублей скандал устраивал?
– Нет, – признался профессор. – И никто не устраивает.
– Потому что не рентабельно, – закрыл тему адвокат.
– Вот я и хочу перевести количество в качество, – профессор набычился, продолжая по-боевому сверкать глазами.
– Оль, ты возьмешься за дело стоимостью двести рублей? – спросил Томский Шеметову.
– Ну, если ты мне будешь платить за каждый час…
– Не буду, – отрезал тот. – Вопрос закрыт? – спросил он Береславского.
– Вот там, где все вопрос закрывают, я его открываю, – скромно ответил тот. И понеслось!
– Бессовестно обиженных и оскорбленных – миллионы. Если дать им тысячи защитников, вы не только деньги вернете, вы страну измените.
– Так где ж их взять-то? – встряла Ольга.
– В юридических вузах, – быстро ответил тот. – Подал третьекурсник двадцать исковых заявлений – вот тебе зачет. Выиграл дело – курсовая. Поставил работу по классу дел – диплом. Я уже переговорил с тремя ректорами.
– Третьекурсник, во-первых, сам ничего не подаст, без опыта. А во-вторых, дело по инстанциям будет тянуться три года, – это уже Шеметова вступила. Она явно не была юристомромантиком.
– Понятное дело, что ядром будут опытные спецы. И начальное серьезное финансирование, несомненно, понадобится. Зато результаты будут весомые. Смотрите, как на Западе табачников зажали.
Читать бесплатно другие книги:
